Смещение

        Будильник. Проклятье человечества номер один для кого угодно, кроме меня. Моя звенелка относится к пробуждению весьма трепетно – её бодрая и вместе с тем ненавязчивая мелодия подменяет сон на приподнятое настроение нового утра, а так везёт далеко не всем. Но в этот раз её волшебство не подействовало и на меня: давящее ощущение беспокойства, последствие сегодняшнего сновидения, всё ещё не покидало. Я не запомнила, что мне приснилось, но была очень рада, что ночь, наконец, закончилась, даруя избавление от неприятных плодов моей работающей в автономном режиме фантазии. Я вскочила с кровати, будто бы она была виновницей кошмара.
        Так, подожди минуточку. Это ведь всего лишь сон, господи. Не стоит объявлять день неудавшимся только из-за того, что тебе приснилась какая-то гадость, которую ты и не помнишь уже. Всё равно, что отказаться от обеда, просмотрев телепередачу про голодающие племена Африки. Это глупо.
        Моё настроение от внепланового падения было спасено удивительным явлением человеческой психики – неоспоримыми доводами внутреннего голоса.
        Я вышла в кухню, где на столе, как обычно, меня ждала чашка горячего кофе. Из динамиков настенного радио доносилась весёлая болтовня ведущих утреннего шоу; соседка в доме напротив порхала по комнате, накрывая на стол к завтраку. Она приветливо махнула рукой, заметив меня у окна. Я улыбнулась в ответ.
        «Сегодня будет безумно жарко, друзья мои, температура в тени около сорока градусов, вау.  Даже для нашей пустыни это редкость. Вам захочется снять с себя не только одежду, но и собственную кожу, поверьте мне на слово. Если не я, то Чичерина точно вас убедит. «Жара», уважаемые радиослушатели. Приятного вам дня, поехали».
        Я допила кофе и пошла в душ. Прохлада перед обещанным пеклом.
        В скором времени я уже стучала каблучками в сторону офиса по мокрой тротуарной плитке, блестевшей после недавнего визита поливальной машины. Этот путь доставлял мне удовольствие: я воспринимала его как прогулку, а не как пролог очередного рабочего дня.

        К шести часам вечера я была вымотана и раздражена донельзя. Все сегодняшние клиенты, как по сговору, решительно отвергали мои предложения и нещадно критиковали все наши товары. Ни одна фотография в огромной стопке каталогов не вызвала интереса у потенциальных покупателей. Кондиционер сломался во время обеденного перерыва, а мальчик-ремонтник пропал без вести. Открытое окно не спасало от духоты, однако неощутимый сквозняк бодро гонял пыль по кабинету. Холодные тона одежды легче переносить жару не помогали.
        Шесть ноль-ноль. Наконец-то пора домой.
        Я вышла на улицу, и тут же дверца припаркованного напротив входа в здание кабриолета приветливо открылась, приглашая меня сесть рядом с водителем. Артур – мой молодой человек. А может, старший брат. Крупный и крепкий, обычно он одним своим присутствием поднимал мне настроение, но сегодня я всё равно оставалась не в духе.
        – Сходим куда-нибудь? Клуб, кино, ресторан. Что скажешь?
        Сегодня он, как и всегда, в белом, и этот день он прожил спокойно и без эксцессов, судя по его расслабленному виду. Не помню, отказывалась ли я когда-нибудь от его предложений, но сейчас кроме как отказом ответить ему не могла.
        – Просто отвези меня домой. Я так устала, лучше пораньше лягу спать.

        Уличные фонари только зажглись, но я решила не ждать, пока начнёт клонить в сон. Проглотив две таблетки снотворного, я распахнула кухонное окно. Женщина из дома напротив, та самая, что ещё утром казалась идеальным образцом хранительницы домашнего очага, сейчас сидела в клубах сигаретного дыма при свете единственной лампочки, размазывая по щекам потёкшую тушь и глотая вино прямо из бутылки. Поймав мой взгляд, она резко встала, нетвёрдой, но решительной походкой подошла к окну и плотно задёрнула шторы.
        Вот у кого день действительно не задался. От этой мысли мне даже стало легче, да и старина Морфей уже звал к себе. Я направилась в спальню, а там, падая в постель, осознала, насколько долго тянулся сегодняшний день.

        Изображение было мутным и нечётким, будто бы глаза залили грязной водой – кроме размытых пятен всех оттенков серого я не могла разглядеть ничего. Несколько минут я стояла на месте, силясь сфокусировать взгляд хоть на чём-нибудь. Зрение постепенно возвращалось, словно кто-то стирал мягкой кистью многолетний слой пыли со стекла.
        Узкая улица, застроенная однотипными коттеджами из камня, густой молочно-белый туман и давящая, абсолютно непроницаемая тишина. Я подумала было, что слух у меня пропал так же, как и зрение, но звук собственного дыхания разуверил меня в этом.
        Улочка заканчивалась тупиком у дома, который был выше остальных на этаж. И хотя он не казался заброшенным, напротив, был весьма ухожен, но всё же вселял необъяснимое чувство тревоги. Мне совсем не хотелось подходить ближе и тем более заходить внутрь. «Сделай шаг назад, – сказал внутренний голос. – Просто уйди».
        Но я словно приросла к месту. Попытавшись развернуться, я упала на колени. Тревога сменилась страхом, когда земля притянула меня к себе, полностью лишая возможности двигаться, а небо рухнуло сверху, выдавливая воздух из лёгких, из-за чего я не могла даже закричать. И в этот момент, когда я лежала, парализованная, на асфальте, а в голове металась лишь мысль о неминуемой гибели, именно тогда дверь злополучного дома открылась, и неведомая сила швырнула меня внутрь.

        Я проснулась в холодном поту. Привычным движением включив светильник, я ещё с минуту приходила в себя, не осознавая, что это был всего-навсего дурной сон. Потом, сделав несколько глубоких вдохов и уняв дрожь, поднялась с кровати и прошла в кухню – меня безумно мучила жажда. Кувшин с водой стоял на подоконнике, я взяла его в руки, поднесла к лицу… и замерла.
        С квартирой моей соседки из дома напротив произошло нечто необъяснимое: рама была вырвана из оконного проёма, а само помещение блестело и переливалось изнутри, будто стены и мебель усеяны миллиардами крошечных алмазов. Горизонтальные поверхности стали толще, не осталось углов – они были закруглены все до одного. До рези в глазах я вглядывалась в эту картину, но чем больше времени проходило, тем крепче убеждалась в мысли, которая с точки зрения банальной логики казалась сущим бредом.
        Квартиру полностью замело снегом.

        Зрение опять подвело меня – я не различала цвета, видела всё в чёрно-белых тонах, и это вызывало гораздо больший дискомфорт, чем можно было бы представить. Но уж лучше дальтонизм, чем слепота, успокоила я себя.
        Судя по обстановке, комната, где я находилась, была гостиной, но нельзя сказать, что очень уж уютной. Хозяева дома либо ещё не купили достаточное количество мебели, либо по каким-то причинам были вынуждены продать часть её. Массивный дубовый комод у одной стены, высокий, почти до самого потолка, шкаф у другой и обыкновенный деревянный стул в дальнем углу комнаты. Кроме них не было даже занавесок на окнах.
        Единственная дверь была заперта, на стук никто не отозвался. Я проверила ящики комода в надежде отыскать ключ, но не нашла там ничего. В шкафу тоже оказалось пусто. Окно было закрыто намертво, да и густой туман не позволял понять, на каком я находилась этаже, поэтому прыгать я бы всё равно не стала. Мне отсюда не выбраться. Единственной надеждой оставалось сидеть и ждать, пока кто-то придёт и отопрёт дверь.
        Едва различимый шорох заставил меня обернуться. Я была одна несколько секунд назад, но, увидев их, нисколько не удивилась. На стуле, до этого одиноко стоявшем в углу, теперь сидела девочка лет двенадцати, в светлом платьице и с заплетёнными в забавные косички волосами. Сидела, положив руки на колени и глядя мне в глаза, без улыбки или злости во взгляде, совсем без эмоций. Позади неё в нескольких сантиметрах от пола парила женщина в тёмных одеждах, чьё лицо скрывала черная непрозрачная вуаль. Она мягко положила ладонь на плечо девочки.
        Мать и Дочь.
        Картинка сменилась, теперь я стояла возле большой кровати с пологом на четырёх столбиках. На ней лежала та же самая девочка, только одета она была чуть иначе, а волосы её распущены. Рядом с ней взрослый мужчина. Он положил ладонь девочке на колено, потом запустил под юбку…

        Звенящий будильник выслушивал произносимые мной сквозь слёзы слова благодарности в течение нескольких минут. Взрывная смесь эмоций ещё не разгорелась в полную силу, и я боялась представить, насколько хуже мне станет. Пережитые во сне ощущения, дополняя и приумножая друг друга, вызывали у меня эмоцию совершенно неуместную: по какой-то причине поганый коктейль из отвращения, бессилия, сочувствия и безысходности породил во мне лишь безграничную жалость к самой себе. Я не должна была видеть столь гадкий сон, я ничем не заслужила такого кошмара! Из-за чего в моей голове возникли эти ужасы, что породило их? Почему мне кажется, что всё это происходило со мной в действительности? Со мной, а не с незнакомой маленькой девочкой, почему?!
        Я не знала ни одной молитвы, но сейчас крайне нуждалась в помощи кого-то великого и незримого, отчего, сцепив руки в замок, шёпотом стала просить у Него сил справиться с взбунтовавшимся воображением. Как и все, кто не отличался особой верой, начала торговаться, давала какие-то обещания, клялась жить по закону Его. Похоже, выдумывание причин для получения поддержки свыше отвлекло меня, и я постепенно пришла в себя. Хотя, быть может, это и была божья помощь?
        Кофе должен был привести меня в чувство. Я вяло дошла до кухонного стола, горячий напиток уже ждал меня. Единственный глоток был отвратителен.
        В чём дело? Ни один человек на свете не пьёт кофе с солью вместо сахара!

        Первыми моими клиентами сегодня были пожилые супруги, которые жутко утомили меня за время нашей чересчур затянувшейся беседы. Казалось, что они пришли в офис не по делу, а чтобы просто поговорить друг с другом о сериалах, огородах, дальних родственниках и прочей стариковской ерунде. Первые полчаса я ещё пыталась обратить их внимание на предмет нашей встречи, а потом поняла, что это бесполезно. Выслушивая их бредни, при этом придавая своему лицу добродушное выражение, я представляла, как спускаю их с лестницы и взашей выпроваживаю из здания офисного центра. Улетучилось всё моё уважение к старшему поколению. Я слышала, что маразм начинается у людей после сорока, этим же ребятам было лет, эдак, по сто шестнадцать.
        Я покончу с собой в день моего сорокалетия, чтобы не стать такой же.
        Я испытала ни с чем не сравнимое облегчение, когда старики, наконец, покинули мой кабинет. Меня передёргивало от одного воспоминания их скрипучих голосов, водянистых глаз и крупных волосатых родинок. О господи, хватит думать об этом.
        После небольшого перерыва я занялась просмотром отчётов, но почему-то плохо понимала суть написанного.
        Ощущение чьего-то присутствия заставило оторваться от бумаг. Я посмотрела в сторону дверного проёма и тут же отвела взгляд в сторону, прижимая ладонь ко рту из-за накатившего приступа дурноты. Я сделала это непроизвольно, как если бы мне на глаза попалось тело мёртвой собаки.
        На пороге моего кабинета сидела юная девушка, возможно, симпатичная лицом, но в целом выглядевшая ужасно: мокрая ночнушка, единственный её предмет одежды, была порвана в нескольких местах; волосы смёрзлись в маленькие сосульки, а все видимые участки её бледной, неестественно бледной кожи были покрыты синяками и царапинами. Но хуже всего было то, что ниже колен ноги у девушки были ампутированы.
        Я боролась с отвращением всего несколько мгновений, но, поворачиваясь обратно в сторону девушки, чтобы предложить ей наверняка необходимую помощь, обнаружила, что в кабинете её уже не было.

        До конца рабочего дня безногая не выходила у меня из головы. Мне ни в коей мере не был приятен этот образ, но избавиться от него у меня никак не получалось. Кто она и что с ней случилось? Почему она была мокрая и почему пришла в таком виде ко мне? И почему ко мне, кстати говоря? За ту долю секунды, что я смотрела на неё, я успела поймать её взгляд – она смотрела на меня с лёгкой полуулыбкой, но выражающей не радость и не печаль: эта улыбка создавала впечатление, будто несчастная девушка при нашей случайной встрече узнала во мне давнишнюю знакомую. Это и напрягало меня ещё больше – я-то точно не была знакома ни с одним из калек, тем более женщиной. Я даже не видела таких ни разу.
        Незадолго до моего возвращения домой мысли на эту тему сменились воспоминаниями о событиях прошлой ночи. Сновидения меня волновали уже не так сильно, хотя отдельные сцены всё-таки заставляли вздрагивать. Меня больше интересовал эпизод на кухне. Я помнила, что видела в соседской квартире снег – я уже не сомневалась в этом. Но у меня полностью выпал из памяти момент, как я вернулась в спальню и снова легла спать. Быть может, и локальный ледниковый период – продукт моей распоясавшейся фантазии?
        Подогреваемая любопытством, я взбежала по лестнице на свой этаж, отворила дверь и, не разуваясь, прошла к кухонному окну.
        Зачем они сделали это, я не имела представления, но оконного проёма в соседском доме больше не было – его заложили кирпичами сверху донизу. И выполнена работа была грубо и неаккуратно, обычно к капитальному ремонту (а что ещё это могло быть?) люди с таким пренебрежением не подходят. Ну, дело хозяйское.
        Я уже отвернулась было, но одна странная деталь привлекла моё внимание: только сейчас я заметила, что других окон на здании нет. И не потому, что их тоже заложили – их никогда и не было. Лишь сплошная гладкая стена с единственной кирпичной заплаткой по центру.

        Остаток вечера я захотела провести, полностью расслабившись и опустошив голову от гнетущих воспоминаний и фантазий, прервав любую мыслительную деятельность. Я заказала пиццу на дом и по-обломовски развалилась на диване. Пару часов я щёлкала кнопками пульта, то наблюдая за животными по дискавери, то пытаясь вникнуть в сюжет очередного голливудского боевика. Иногда я комментировала рекламу, акцентируя внимание на её тупости: как можно узнать, насколько качественно новое средство для чистки унитаза борется с бактериями, если этот самый унитаз выставлен на постаменте прямо посреди торгового центра? Мысль о подготовке ко сну пришла ко мне, лишь когда сигнал телевизора внезапно исчез. Я на всякий случай пролистнула десятка полтора каналов, но везде был только шум. Я встала с дивана и тут же с замиранием сердца представила, что этой ночью меня ждёт очередной кошмар. А если он будет ещё хуже предыдущих? Что если я умру во сне от страха? И ведь я не знаю никаких лекарств, которые позволяют спать без сновидений. Я так себя накрутила, что решила не ложиться этой ночью вовсе.
        Из всех книг, занимавших четыре немаленьких полки, только одна привлекла моё внимание – как-то по-особенному она выглядела. На тёмно-синей обложке не было ничего, кроме имени – Роберт Льюис Стивенсон. Я пролистнула вступительную статью «от издателя» и углубилась в чтение первой повести сборника – «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Я прочла шесть глав до того, как перестала воспринимать написанное вообще. Я боролась с сонливостью, по несколько раз перечитывала одну и ту же строчку, каждая буква в которой с поразительной ловкостью ускользала от моего взгляда. Ничего удивительного, что, в конце концов, я проиграла.
        Я видела во сне только давешнюю безногую девушку, она сидела в чистом поле прямо на снегу. Казалось, не прошло и минуты, а я уже открыла глаза. Неприятно было видеть её, но зато кошмара не было. За окном уже рассвело. Сколько сейчас времени?
        Никогда, никогда больше я не буду засыпать в кресле! Вечером я села в него, подобрав ноги под себя, да так и заснула, а сейчас, решив, что проспала, вскочила и тут же свалилась на пол: ноги затекли и совсем меня не слушались. Некоторое время я их не чувствовала, а потом началась боль. О господи! Я провалялась на полу никак не меньше получаса, пока не смогла, наконец, кое-как встать и начать поспешно собираться на работу. Сперва я должна была выпить свой кофе, без этого никак. Он, как всегда, уже ждал на кухонном столе, но стоило мне взять чашку в руки, как она взорвалась, обжигая кипятком и до крови рассекая осколками мои ладони.
        Я опоздала на работу почти на четыре часа. Только я вошла в кабинет, как раздался телефонный звонок. На дисплее был указан номер главного.
        – Да, алло, я… – не успев даже начать оправдываться, я была перебита:
        – Мы не позволяем своим сотрудникам без уважительной причины опаздывать на работу на полдня. Для увольнения этого достаточно. До свидания.
        Больше не было сказано ни слова, трубку просто повесили.

        Это точно был не сон. У меня случился провал в памяти, я не помнила, что происходило после звонка босса до этого самого момента, когда я сижу у себя на кухне, глядя то на переполненную пепельницу, то на пустую бутылку из-под вина. Но я уверена, что действительно была уволена сегодня за опоздание. А сегодня ли?
        На улице темно, уже поздний вечер. Я поймала себя на мысли, что выгляжу так же, как позавчера моя соседка – пьяная и зарёванная. Но её неудачный день хотя бы начинался нормально, у меня же – из рук вон плохо.
        Я безумно хочу спать. Наплевать, если опять будут мучить кошмары, главное сейчас – лечь в постель. Я встала с табуретки и направилась в спальню.
        На пороге комнаты я протрезвела вмиг. Как только я включила свет, сразу увидела её, калеку. Та самая девушка, которая вчера появилась в офисе, сейчас оказалась в моей квартире, лежала на моей кровати. Мгновение мы молча смотрели друг другу в глаза, как вдруг она с небывалой ловкостью вскочила на свои обрубки и прыгнула в мою сторону.
        Я захлопнула дверь прямо перед её лицом, вопя, как ненормальная. Попробуй тут не кричать. Она выглядит омерзительно, появляется из ниоткуда и прыгает. Безногий инвалид прыгает! Миллион вопросов и мыслей, логичных и бредовых, носились в моей голове, как сумасшедшие мухи. А я продолжала орать.
        Крепкие руки схватили меня за плечи.
        – Что случилось? – обеспокоенно спросил Артур, прижимая меня к себе.
        – Там он-на, – всхлипывая, выдавила я. – Ин-инвалидная девка, я не знаю, откуда она там. Я её на работе видела, а потом иду в комнату, она прыгает. Убери её, Артурчик, пожалуйста, мне страшно.
        – Хорошо, тихо, успокойся. Успокойся. Сейчас я её прогоню, не плачь.
        Артур взялся за ручку и распахнул дверь настежь.
        Никого.
        Этого не может быть, она не могла просто так исчезнуть.
        – Найди её, – прошептала я Артуру.
        Но комната действительно была пуста. Артур проверил везде: под диваном, в шкафу, даже из окна выглянул.
        – Тут никого нет, – спокойно сказал он.
        – Но она была здесь, я видела! – возразила я.
        – Ну, тише, тише. Спокойно, – говорил он, обнимая меня. – Всё-всё-всё. Ты просто переутомилась. У тебя стресс, с работы уволили, да и выпила ты немножко. Тебе просто показалось.
        Он ещё что-то говорил, но слушать было необязательно – его мягкий голос понемногу успокаивал сам по себе. В итоге я действительно поверила, что всё это мне просто почудилось.
        – А теперь будь умницей и ложись спать, – с улыбкой проговорил Артур. – Утро вечера мудренее.
        Он ласково потрепал меня по щеке и вышел из квартиры, а я, облегчённо вздохнув, шагнула в комнату.
        Женщина в чёрном, женщина из моего сна, Мать. На самом деле она не парила над землёй – она не касалась пола из-за верёвки, затянутой вокруг её шеи. Она мертва и она здесь.
        Это стало последней каплей. Не помня себя, я ринулась из квартиры, куда глаза глядят. Я бежала прочь, подгоняемая страхом, крича и плача. Такой ужас я не испытывала ни разу в жизни –  всё, чего я сейчас хотела, так это мчаться как можно быстрее и как можно дальше.
        Только деревья кругом. Я не заметила, как покинула город. Не заметила, что начался снег. Его навалило уже много, по щиколотку, но меня не интересовало, по какой причине снег выпал в июле.
        Я брела по заснеженному лесу, пока не вышла на полянку с маленьким прудом. На берегу стоял человек – мне не понадобилось много времени, чтобы узнать в нём Артура. Слава Богу, подумала я, рядом с ним всё будет хорошо, мне с ним ничего не страшно. Я хотела было обнять его, но испугалась его взгляда и замерла.
        – У меня там… – неуверенно начала я, но Артур не дал мне договорить.
        – Тебе не надоело? Сколько ещё ты будешь бредить, я понять не могу. Тебе не кажется, будто что-то не совсем нормальное происходит, нет?
        Он был груб и зол. Я никогда не видела его таким и несколько опешила от его тона.
        – Да, кажется, – я сорвалась на крик. – У меня в квартире из ниоткуда появляются люди! Это ненормально!
        Артур толкнул меня в плечо.
        – Нет, я не об этом. Не думай о последних событиях, ты на свою жизнь посмотри! Ничто тебя не смущает в ней? – он усмехнулся в ответ на моё молчание и неожиданно спросил: – Как тебя зовут?
        Этот вопрос поставил меня в тупик.
        – Что?
        – Я спрашиваю, как тебя зовут? – внятно повторил Артур. – У каждого человека есть имя, назови мне своё.
        Я молчала, не зная, что ответить. Я никогда не думала об этом. А он продолжил:
        – Имя своё ты не знаешь, ладно. Ну а сколько тебе лет, можешь ответить? Нет? Хм. Хорошо, опиши тогда свою внешность.
        – Да что ты несешь?! – наконец не выдержала я. – Что за чушь?!
        – Чушь? – повысил голос Артур в ответ. – Чушь?! А почему тогда ты не можешь ответить? А ведь есть ещё целая куча загадок! Кто готовит тебе кофе каждое утро, например? А почему у тебя в доме нет ни одного зеркала, м? А кем ты работаешь, скажи?
        Я была ошеломлена своей неспособностью ответить на эти вопросы.
        – Я офисный сотрудник, – пролепетала я единственный известный мне ответ.
        – Офисный сотрудник, замечательно, – сыронизировал Артур, – великолепно.
        Кажется, я схожу с ума. Если судить по словам Артура, то у меня галлюцинации и амнезия. Проблемы с головой. Я разрыдалась.
        Артур наклонился к моему уху и прошептал:
        – Это ещё не самое страшное.
        Он схватил меня сзади и понёс к пруду. Я билась в истерике: мысль о том, что он хочет утопить меня, придавала сил, но их всё равно не хватало, чтобы вырваться из его хватки.
        Но Артур не собирался меня топить. Он поставил меня на колени у кромки воды и с жалостью в голосе, но всё так же жестоко проговорил:
        – Тебя пугала безногая девка? Наслаждайся зрелищем.
        И наклонил меня над водой, чтобы я смогла увидеть в ней своё отражение.
        Я уже сорвала голос, поэтому кричать не смогла, но слёз во мне оставалось ещё много. Это невозможно, убеждала я себя. Это всего лишь очередной кошмар, самый ужасный из увиденных мной. Я проснусь, и он закончится. Господи, сделай так, чтобы я проснулась.
        – Никакой это не сон, – словно прочитав мои мысли, сказал Артур. – Ты и есть та девочка, – он оттащил меня от воды и бросил на землю. – Вспомни, приди в себя!
        Он встал возле меня на колени. Теперь его лицо приняло обеспокоенное выражение, да и тон стал мягче.
        – Давай, я знаю, ты сможешь. Пожалуйста, очнись…

        Виктор Геннадьевич легонько постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь.
        – Привет, Артур.
        – О, дядь Вить, здравствуйте, – молодой человек поднялся из-за стола и направился к гостю с протянутой рукой. – Вы какими судьбами к нам?
        – Работа привела. Я ещё несколько недель назад заходил сюда, нужно было с персоналом поговорить. Мы, похоже, разминулись с тобой тогда.
        – Работа? – не понял Артур.
        – Да, Тура. Я следователь по делу той самой девочки. На этот раз я пришел озвучить ей решение суда.
        – Она спит сейчас, дядь Вить. Мы стараемся, чтобы она как можно меньше времени бодрствовала, понимаете. Боли ещё не прошли ведь.
        – Мне уже сказали. Я поэтому и зашёл к тебе, подождать, чайку попить.
        – А что за суд-то? У нас в отделении никто не знает ничего толком, что произошло всё-таки? – спросил Артур, щёлкнув кнопкой электрочайника.
        – Ну, ты догадываешься, я думаю, что она не сама такое с собой сделала. А вот того, чьих это рук дело, и судили. Суд прошёл так быстро, будто судья на собственную свадьбу опаздывал.
        – Так кто это с ней сделал? Расскажите подробней!
        Виктор Геннадьевич долго смотрел на Артура, после чего произнёс:
        – Ты понимаешь, что эти подробности – тайна следствия?
        – Тайна следствия станет врачебной тайной, – улыбнулся Артур.
        – Убедил, – рассмеялся следователь, – только извини, я отчёт дома забыл, придётся по памяти. Итак. Малина Кристина Марковна, год рождения… да шучу я, шучу! Не смотри на меня так, племяш. Налей-ка лучше чаю, вода вскипела.
        Принимая у Артура стакан с чаем, Виктор Геннадьевич начал рассказ:
        – Кристина поступила к вам в ночь на девятнадцатое января, с тяжёлой степенью общего охлаждения и обморожением ног четвёртой степени, а также со следами побоев по всему телу. Это ты знаешь. Тут провели все, какие только можно, анализы, и, судя по результатам, девочка была изнасилована. Это ты тоже знаешь. Здесь вы, насколько я понял, – следователь замялся на секунду, – вы отрезали ей ноги и держали после этого на наркотиках.
        – Ампутировали ноги, дядя Витя, – поправил Артур. – Другого выхода не было, слишком глубокое поражение. И не на наркотиках. Объяснять долго, но если вкратце…
        – Не объясняй, я в медицине всё равно не смыслю ничего, – отмахнулся Виктор Геннадьевич. – В первую очередь мы отправились к Кристине домой. Она жила с отцом, его допросили. Он сказал, что не видел дочь с утра восемнадцатого числа. Мы заставили его сдать образец спермы для сравнения и оставили в покое.
        – А её мать где? – перебил Артур.
        – Матери нет, Тура. Оказалось, она еще четыре года назад умерла. Повесилась.
        Не обращая внимания на ошарашенный вид главврача, следователь продолжил:
        – Анализы и все эти ваши врачебные фокусы со сравнением генов показали, что надругался над Кристиной именно её папа, Малин Марк Вячеславович,  которого мы тут же задержали и допросили, что называется, с особым пристрастием. Он, видать, сообразил, скотина, что его дело – труба, да всё и выложил. Представляешь, этот урод и до этого нередко Кристину бил и насиловал, а в этот раз особо разошёлся, вывез её за город и бросил в лесу. Практически без одежды и совсем без обуви. Сукин сын. В январе месяце, когда на улице под минус тридцать! – он тяжело вздохнул и заговорил вновь: – Девочка каким-то чудом добралась до шоссе. Уже там её подобрали и отвезли в больницу.
        Лишь спустя несколько минут Артур нарушил тишину, возникшую после рассказа Виктора Геннадьевича.
        – И что суд решил? – спросил он хрипло.
        – Малина судили за изнасилование и умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, хотя стоило бы ещё за побои и покушение на убийство. А ещё по сто десятой статье: голову даю на отсечение, что это он свою жену до самоубийства довёл.
        – Сколько ему дали? – нетерпеливо оборвал Артур следователя.
        – Семнадцать лет, – тихо ответил тот.
        Артур орал матом, орал долго и громко. Виктор Геннадьевич прекрасно понимал, почему: он сам отреагировал точно так же. Ясно как день, что Марк Малин умрёт в тюрьме, но следователь хотел только, чтобы наказание было гораздо жёстче. Наказание за сломанную жизнь пятнадцатилетней девочки.