Судьба, достойная романа

Семья, достойная романа


Когда-то приходилось слышать утверждение, что одну книгу, книгу своей жизни, может (и даже должен!) написать каждый… Ведь у каждого она неповторимо интересна. А кто не может, должны помочь мы, пишущие...
 
Родители моей жены живут в доме, отстроенном ими шестьдесят лет назад. В этом доме родились трое детей Хакимовых. Из этого родового гнезда разлетелись они в разные концы страны. Ожидая, как только становится известно о приезде детей в гости, родители с утра начинают выглядывать в окно. Из окна их дома на горе видно всю округу. И как замелькает свет фар за горами, как этот свет заворачивает в их  село…

Особенно драматична была жизнь Барыя Ибрагимовича. Ведь этому поколению, как никому другому после, пришлось хлебнуть такого лиха, что не приведи господь. Перипетий, какие он перенес по жизни, хватило бы на пятерых. Поэтому, когда мне хочется прилюдно сказать что-то хорошее о нем, перед глазами встают те картины, что он как-то поведал, и ком горечи застревает в горле…

Отец моего тестя Ибрагим Галимов был предприимчивым человеком, известным на всю округу, поэтому и хозяином был крепким, зажиточным. Обозы его с товарами местного производства ходили вплоть до Оренбурга, откуда он привозил другую продукцию, пользовавшуюся спросом здесь, в Урдале и окрестных деревнях Шугуровского района Татарии, где он и торговал. В период  коллективизации, в начале тридцатых, пришла очередь раскулачивания с последующей репрессией местного богатея. Но мир и в ту пору оказался не без добрых людей – кто-то успел предупредить, что назавтра явятся за ним из района. Собрался в одночасье. Так Ибрагим Галимов оказался среди добровольцев-строителей Московского метрополитена… Именно по этой причине у моей жены нынче много родственников в Подмосковье, где осели после северов и мы...

В деревне осталась еще молодая красавица-жена Шамсениса с четырьмя малыми детьми на руках. Осталась без какой бы то ни было крыши над головой – в прямом смысле слова - на улице. Из их богатого подворья, с первыми каменными строениями в центре села, экспроприировав, по указке прибывших из района, местные власти сделали первые советские заведения: школу, правление сельсовета, колхозные склады. А хозяйка с детьми мал мала меньше вынуждена была ютиться по баням родственников, иногда переселяясь в пустеющие чужие дома. И самое печальное в этой истории то, что жене кулака не давалось никакой возможности зарабатывать на жизнь. Выживут ли в такой ситуации безвинные головушки, нуворишей, вкусивших неподконтрольную власть, не интересовало. Выручала швейная машинка, что сумела Шамсениса вынести тайком в тот черный день…

Через несколько лет Ибрагим Галимов наведался в родное село, забрал с собой дочь Кавсар, старшую из детей. После его отъезда, в 1939 году родился пятый в семье ребенок, сын Мазит, который отца не застал, ведь вскоре начинается война, и где, на каких полях сражений сгинул глава семьи, неизвестно до сих пор. 

Все это хорошо помнит мой тесть Барый Ибрагимович, старший среди братьев, оставшихся с матерью. С братиком Хазипом и старшей сестрой Даимой им частенько приходилось бегать в соседние мордовские селенья, предлагая свои услуги за пропитание. То есть детство они потеряли в день отлучения от отца-кормильца. Сперва лишили крова, а потом, будто мало сиротам этих бед, в школе их лишили родительской фамилии, дескать, в классе и так уже много Галимовых, не отличить, кто есть кто. Так они стали Хакимовыми, по имени далекого предка, хотя никто из детей не отрекался от отца. Вот такая печальная история.

И это еще не все, что выпадет Барыю Хакимову по судьбе. Немало достанется и другим братьям и сестрам, как кулацким отпрыскам.

К началу войны Барыю было всего тринадцать лет. Их семью принимают в колхоз, ведь к этому времени вождь народов Сталин запустил по стране лозунг, что дети за отца отвечать не должны. На самой горе, продуваемой всеми ветрами, на краю села им выделяют неосвоенный участок. И вот этому юнцу пришлось впрягаться в непосильное ярмо, лишь бы был у него свой дом. Теперь Барыю пришла доля закладывать новое родовое гнездо в Урдале.  Начиналось это гнездо с крохотной - меньше бани - избушечки, что сперва отстроили с матерью. Однажды, по дороге из лесу, выезжая через горную речушку, выпало колесо в телеге, нагруженной бревнами. Мал да удал джигит-подросток – нет, чтобы выгрузить хотя бы часть тяжести, не долго думая, он подныривает под телегу и, подпирая плечом, насаживает злополучное колесо. И едет дальше, как ни в чем не бывало. Но со временем скажется на неокрепшем организме та неподъемная тяжесть... Теперь мой читатель может себе представить, какую телесную травму и душевную трагедию еще подкинула ему жизнь после всех, без того тяжелых, потерь - он навсегда становится горбатым...

Вопреки всему, Барый дает себе твердую установку на жизнь: никогда не впадать в уныние - все в руках человека, и чтобы с тобой считались, умей постоять за себя. К тому же достались добрые гены, поэтому он выше обстоятельств, подкинутых злодейкой-судьбой: он шутник и балагур, запевала в компаниях, остроумный собеседник, душа общества.

В четырнадцать лет его направляют в Казань, где работает учеником столяра-плотника при каком-то ФЗО. Зарплаты ремесленникам не дают, зато здесь одевают, кормят бесплатно. Можно сказать, перед юношей наконец-то открываются далеко идущие светлые перспективы. Но снедает тоска по родным, грызет парня совесть: ему тут хорошо, а ведь дома он был за опору семьи? И, улучив момент, садится в обоз, отправлявшийся на родину. Это будет единственный в жизни поступок, о чем иногда нет-нет, да жалеет Барый впоследствии.

А тут застает время предармейского учета подрастающего поколения. Само собой, Барыю достается «белый билет», и призывают его в трудармию на всесоюзную ударную стройку - в Магнитку.  Еды, что дала  мать в дорогу, хватило на несколько дней. Никто не знал, что дорога будет длиной в две недели. Половину пути ехали в холодном товарняке на полуголодном пайке, а на дворе декабрь морозного 1944 года…

Может быть, он и отработал бы свой положенный срок. Ведь  профессия досталась ему – не бей лежачего. После краткосрочных курсов стал работать машинистом компрессора, обеспечивая воздухом молотобойки пленных немцев-строителей, жил в общежитии, и ничто не предвещало скорой перемены в жизни. Но случай с дракой, где он чуть не вусмерть долбанул одного нахрапистого болвана, сподвигнул удрать из колонии, боясь ареста. По лесам, по горам пробирался домой более месяца, укрываясь от встреч с людьми…  На счастье, попались сердобольные люди в родном Урдалинском сельсовете, уберегли парня, поверив, что потерял документы, иначе б загремел куда следует по меркам того времени…   

Наступает пора, когда в дом нужно ввести хозяйку, хранительницу очага. На примете были несколько сверстниц. Первая, на кого глаз положил Барый, высокомерно отказала. У другой - отец запросил непомерную высокую мзду, заведомо зная, что только так сможет отвергнуть нежелательного ему зятя.  Одной из черт, что самовоспитал в себе Барый, было чувство собственного достоинства, его внутреннее здоровое самолюбие: никогда не унижаться, не склонять головы, не опускать рук, он не хуже других.

Рядом, под горой, в семье Минахмета Сафиуллина, очень уважаемого в селе труженика, ветерана войны, росла неприметная на первый взгляд дочь Масхуда, необыкновенно трудолюбивая девушка на выданье. Барый хорошо знал ее по совместной работе на колхозном стане, пристальней взглянул после того, как посоветовал присмотреться к ней один из старших односельчан. Но и с этим выбором жениха вышла почти такая же незадача попервости. Мать девушки вдруг заявила, что не для забияки взрастили они дочь свою… В отличие от предыдущих отказов, такая претензия к Барыю была понятна…

Конечно, как и всякий, Барый нередко попадал в юношеские передряги, особенно острые в чужих селеньях. Но, наученный горьким опытом, он не допускал случая быть битым первому. А кому перепадало от него - на всю жизнь запоминали его тяжелую руку. Так, по деревням пошла гулять молва об урдалинском задире и драчуне, даже приклеили кличку бандит-Барый.

Поэтому категоричный отказ матери его избранницы деревенскому люду показался вполне уместным… А Барый ведь еще и смекалистый до хитрости был джигит. Заранее договорился с невестой, пригласил домой муллу, чтобы удостоверил в никахе, обговорил со старшими, не будет ли то, что он надумал, против обычаев?.. В назначенный час она выскользнула из дому, а тут дружки поджидали на быстрых санях - завернули ее в тулуп, и в мгновенье ока доставили в дом жениха. В этот же вечер, как научили мудрые советчики, Барый пришел к Сафиуллиным просить руки их дочери. Будущий тесть оценил благородный поступок жениха - джигит не опозорил девушку, и благословил их помолвку…

И вот нынче, 16 февраля исполнилось 60 лет супружеству Масхуды и Барыя Хакимовых. Все радости и горести одолели по жизни вместе. Видно, с таких семей списана поговорка: муж да жена – одна сатана. Жена оказалась, о какой говорят, пчелка-трудоголик. Барый Ибрагимович был хорошим добытчиком, а Масхуда Минахметовна умелой хозяйкой, хранительницей. Постепенно отстроили вдвоем новый большой дом, из первой избы получился амбар, затем дом расширили пристроем-кухней, подняли сараи с сеновалом, баню, клети, соорудили погреб. Всю последующую жизнь держали корову, для мяса откармливали телку, бычка, чаще - двух, и свыше десятка овец, завели множество кур, гусей, кроликов, на огороде чего только не выращивали…

Этот их дом стал пристанищем для всей родни - будучи в отпусках, родственники москвичи и северяне отдыхали здесь, сколько душе угодно, оставляли на лето детей своих. Рук и тепла хозяйки Масхуды хватало на всех. В новом родовом гнезде Хакимовы пустили крепкие корни, здесь выросли, окрылились собственные дети, а позже - и внуки.

Барый Ибрагимович долгие годы проработал колхозным учетчиком, прослыл человеком честным и справедливым. Как говорят сами механизаторы, закрывая наряды, в правлении колхоза он умел твердо отстаивать каждый сжатый комбайнером колосок, каждую вспаханную трактористом пядь земли, чем снискал уважения земляков, как у рядовых механизаторов, так и руководства. Затем правление поверяет ему ответственную, и в то же время самую что ни есть хлопотливую в колхозе работу – заведующим фермой.

Машинная дойка внедрилась давно, но техника есть техника -  к той поре, когда пришел новый заведующий, успела состариться, не в полной мере оснащалась запасными частями и механизмами. А на ферме помощники-работники кто? - одни женщины... А коровы отпусков не знают. Целыми днями, забывая о выходных,  приходилось возиться по локоть в мазуте и машинном масле, налаживая молочный конвейер, и часто бывало так, что приволакивал сломанный агрегат к себе домой, чтобы наладить к утренней дойке. 

Все это я видел своими глазами, гостя у них во время отпусков. Ни разу не слышали мы от него стенаний, что зря согласился на эту неблагодарную работу в зрелом возрасте. Наверное, хорошо справился, и сполна оправдал то доверие руководства Барый Ибрагимович, не зря же потом колхозники избрали его председателем профкома, где он проработал до ухода на пенсию… Небольшой эпизод из жизни тестя я ввел в свою повесть «До дьвольских глубин», где по сюжету на буровую приезжает председатель профкома с ящиком плиски, дабы похлопотали буровики перед руководством своим о том, чтобы не портили они родники у селян… 

Барый Ибрагимович большой жизнелюб, оптимист, каких поискать. Есть люди, кто в таком как он возрасте становятся брюзгой, бурчат по поводу и без, недовольные всем и вся. Мой тесть никогда не выказывал нам своего плохого настроения, вполне доволен и своей сегодняшней жизнью - хорошую пенсию дает государство, говорит, такую, что многие односельчане приходят занимать, чем еще быть недовольным? Хакимовы, к тому же, очень щедрые, хлебосольные люди - крепко поддерживали нас во все годы тотального дефицита в стране. А ведь и нынче, когда обоим за восемьдесят, все так же продолжают помогать нам. Если приезжаем в гости на своих машинах, продуктов увозим полные багажники!..

Несмотря на такую биографию, особенно сложную в начале жизни, Барый Ибрагимович никогда не ругал советскую власть. Да и на новые времена, когда в одночасье семья потеряла все накопившиеся сбережения, не кивает, кляня. Больше того, в день своего восьмидесятилетия, два года назад, в своей вступительной застольной речи тесть мой сказал, что считает себя очень счастливым человеком.

Потому что может гордиться своей семьей: у него нет беспутных наследников - все трое детей  выросли достойными людьми, уверенно стоят на своих ногах, теперь и внуки обзавелись семьями крепкими, растут правнуки, а сами они ни в чем не нуждаются, остается одно - жить и радоваться жизни! Вот, наверное, такая она, формула счастья для человека: как бы тебя ни гнуло, стой твердо на родной земле, тогда и прибудет тебе.

Возраст, естественно, сказывается на здоровье старших Хакимовых. В последнее время тесть мой стал страдать одышкой, давит астма. У тещи вот уже лет пятнадцать как дает о себе знать долгая работа на колхозной заправке со всеми ее вредными парами - ломит голову так, что по полгода не снимается боль...
 
Как-то я забросил было тестю мысль, дескать, может, пора переехать жить к нам? На что Барый Ибрагимович как всегда шутливо ответил вопросом на вопрос: а горы мои урдалинские увезете со мной?..

Вот такие они патриоты своей земли. Как итог к рассказу, замечу: он единственный из пятерых детей Ибрагима Галимова, кто остался верен своей родине малой.  Может это оттого, что больше всех знает эту землю - до каждого кустика в лесу, до любого камня в поле исходил ее вдоль и поперек, еще в бытность землемером. Поэтому и любит так, что о расставании не может и помыслить...