Кот в волосах

Павел Н. Лаптев   

 

                Кот в волосах
   


Когда пенсионер Мохыч словно колдун забрасывал пельмени в кастрюлю, он знал, что без него пельмени сварятся за десять минут, потому что существует такой закон, по которому варятся пельмени, не зависящий от Мохыча. Правда, пельмени слипнутся, если их периодически не помешивать. Вот как тело состоит из миллиардов молекул и атомов, постоянно обновляющихся, склеянных между собой неведомой могучей химической силой и что не будь этой силы, не было бы ничего.
И, кроме того, существует много других законов в природе этой земли, да и во Вселенной, да и в человеческой жизни, которые также естественно не зависят от Мохыча, даже если им периодически мешать. И, в связи с этим, Мохыч им доверял, но вот некоторые  законы человеческого существования он до конца распознать не мог, хоть и прожив в этой жизни добрые шесть десятков лет. Мохыч всё думал последнее время – почему так получилось, что человек из многих тысяч существ земных один такой есть разумный и способный на абстрактно-иррациональное мышление. И где в Африке та самая деревня, из которой и пошел род людской, расселившись по земному шару. Вон акулы-крокодилы-черепахи живут, почти не меняясь миллионы лет, а австралопитеки-кроманьонцы-неандертальцы так быстро, по меркам вселенским поднялись в космос.
Так думал Мохыч, смотря в глаза своей черепахе, в очередной раз пытаясь найти там хоть какие-то проблески ума и одновременно засовывая ей в рот капустный лист. Пытался разговорить своего хитрого кота, предлагая ему пельменину. Но тот, как назло, ничего не отвечал.
Февральский денёк выдался солнечный и Мохыч открыл для свежего воздуха форточку на кухне. Тут же с улицы раздалась сирена — достали эти автомобильные сигнализации! Не пройдет и часа, как у какого-нибудь «Пассата» ни заорет охранка. А тут «Ока» запела фальцетом, как будто дворовый кот насилует её в выхлопную трубу.   
— Автомобили, автомобили, буквально всё заполонили, там, где городская лежала пыль, след свой оставил автомобиль, — пел Мохыч, заглушая окин ор, услышал звонок в дверь и пошёл открывать.
— О! А я уж думал, тебя нет, — сказал, входя, сосед Валера. — Ты чего не открываешь?
— Да, задолбали машины. Ничего не услышишь из-за них, — ответил ему Мохыч. — Чего с самой рани?
Валера шапку вязаную снял, оголив лысину.
— Да уж, — сказал. — Напокупали шихты с сигнализациями.
— Это как всё равно новое вино в старые меха налить, — сказал Мохыч.
— А какая разница в чём вино находится? — не понял Валера, снимая куртку.
Мохыч задумался.
— Хотя, наверно, ты прав, Валер. Какая разница, всё одно и дорогое вино и изысканная еда превращаются в одно.
— Вот нельзя критиковать неприкасаемое! – обрадовался согласием Мохыча Валера, снял ботинки, из прихожей на кухню прошёл. — А так задумаешься грешным делом… — продолжил рассуждать. — Вот будьте, как дети. Да? А дети такие жестокие бывают! И в своей детской среде и над животными издеваются. Я помню в детстве, как ребята их нашего класса голубям головы отрывали и котов с крыши скидывали. Будьте, как дети!
Мохыч прошёл за Валерой, почесал затылок и сказал:
— Ну, это совсем про другое, типа дети нищие духом, что ли…
— Надо быть сильным духом, — отрапортовал Валера. — А с рани? Я знаю, что ты рано встаёшь, пенсионер.
Валера сел на стул и показал рукой на кухонное окно, где красовалась пентограмма глаза.
— Слышь, а чего это у тебя глаз на окно прилеплен? Я всё забываю спросить.
Мохыч усмехнулся.
— Да это от птиц! — ответил. — Не на окне самом, а на сетке. Синицы, мать их за ногу, сетку от комаров всю клювами изодрали, чего она им далась? Вот я глаз нарисовал.
— Чей?
— Кто его  знает, око божье оно и в Африке око!  И это, значит, вырезал и на сетку приклеил.  И не дерут, ведь теперь, поганцы! — усмехнулся Мохыч.
— Глаза боятся?
— Вероятно. Это я в газете прочитал. Там это, на полях птиц таким способом отпугивали. Ну, я и попробовал.
— Интересно! — загорелся Валера. — Надо мне на даче глаз навтыкать против ворон. А против баб чего рисуют?
Мужики задумались. Синичка, подлетев к окну, тут же на лету развернулась и, задев крылом стекло, улетела. Мужики посмотрели ей в след, покивали головами, и Мохыч вспомнил про пельмени:
— А! Пельмени сварились, будешь завтракать? — сказал и выключил газ на плите.
— Пельмени? Вот под пельмени, — ответил Валера и достал из кармана брюк поллитру.
— Ой, сивуха!
— Какая сивуха! Слеза, сам гнал.
— Ну-ка, дай понюхаю, — взял Мохыч бутылку.
Валера откупорил бумажную затычку, поднёс к носу Мохыча:
— На!
Мохыч потянул носом и сказал:
— Чем-то…
— На корках апельсиновых настояна, — радостно сказал Валера.
— Ну-ну, — сказал Мохыч. — С утра с самого не хотца. А тебе не на работу разве?
— Да, на работу. Успею. Это так, опохмел малёк. Да, что работа — таскай, грузи. Нюрка дома, вот я к тебе.
Мохыч вздохнул, достал из подвесного шкафа два стакана и поставил на стол. Взял с полки на стене две тарелки, наложил в них пельмени из кастрюли и тоже поставил на стол.
— Огненные ещё, — сказал Валере.
Валера разлил из бутылки в стаканы.
— Мне токмо глот попробовать, — приказал Мохыч и взял стакан.
— Смотри, как знашь, — согласился Валера и сообщил новость. — А я с Нюркой разругался.
— Да? — не удивился Мохыч.
— Вчера самогоновку гнал, ну и угорел до пьяну, – пожаловался Валера. — А она – нажрался сволота! Не можешь удержаться! Как гнать, так жрать! Нет бы на праздник какой оставил.
— Да, уж,  — поддержал то ли Нюру, то ли Валеру Мохыч.
— А я что, ну раз дегустацию сделал, всего раз пригубил, другой. Надо же пробу навести? В общем, двинул ей слегонца, — поведал Валера печально и тут же оправдался. — А чего бабьим языком своим вечно уют семейный разрушает! – сказал и залпом опрокинул стакан.
Мохыч сделал глоток, поставил стакан. Надел на вилку пельмень, подул, положил в рот.
— А! Горячие, фу-у! – выдохнул.
Валера тоже поддел пельмень вилкой и заглотнул.
— Нормал, — сказал жуя, сглотнул, другую пельмень подцепил. — Мохыч, слышь, вот объясни — почему у человека нет защиты? – спросил. — Ты крещёный?
— Ну, — согласился Мохыч.
— И я. А почему нет у нас защиты?
— Почему?
— Вот. Я уже несколько, много раз замечал, — Валера, быстро пьянея на старые дрожжи, нагнулся к Мохычу и шёпотом, как будто от кого-то невидимого на кухне, —  что меня никто не защищает.
— Да? — удивился Мохыч.
Валера отстранился, пельмень проглотил быстро.
— Вот пример, — продолжил трепотню с набитым ртом. — Даже несколько. Купил тут я брошюрку под названием… э… что-то твой ангел-хранитель… Так там так всё расписано про моего типа ангела, который прикрепляется при рождении, нет, при крещении и сидит на плече всю жизнь, охраняет и от всего плохого защищает.
— Да ну? И не лень ему? – иронизировал Мохыч.
— Не лень, знать, – ответил с обидой Валера. — Наверно, такая служба у него, солдатская. Там ведь и солдаты есть, как написано, и офицеры. Девять чинов. Три… этих… триады. Серафимы, Херувимы, Престолы. Раз. Это которые рядом с Богом. Господства, Силы, Власти. Два. И третья, те, кто ближе к людям – Начала, Архангелы, Ангелы. Я запомнил.
— И кто их очевидец? — улыбался Мохыч.
— В смысле? — не понял Валера.
— Кто книжку-то написал?
— Да, поп какой-то, не помню. Какая разница? — отрезал Валера. — Так вот я… а, и там, значит, молитва, как общаться с этим ангелом, — понесло Валеру. — Ну, ладно – молитва, я выучил, ты прочитал. А миллионы, у кого этой брошюрки или другой литературы такой нет, её не знают, эту молитву. То бишь, с ангелом своим не могут общаться. Ну, ладно, может, без молитвы и примет, пусть! А если и про ангела ничего не знают своего секьюрити? Ну, и это ладно! И даже, предложить, что только при крещении этот ангел даётся. Я, крещёный тайно советским священником и не знал, что у меня есть секьюрити за спиной. Понял, Мохыч?
— Да-а,  — протянул весело Мохыч и шуткой посмотрел на спину Валеры. — Так и представляю: стоит за спиной у тебя в чёрном костюме, в чёрных очках.
— В белом костюме! — подхватил шутку Валера.
— А, ну да в белом! С белыми крыльями, — шутил Мохыч. — И так посматривает зло на легионы кружащих бесов и отмахивается от них кадилом… И сколько числом их?
— Не знаю, — задумался Валера. — Там самый главный и умный Люцифер был, написано, возгордился пред Богом и Бог ему пинка дал. Ой! Нет, не Бог, а Архангел Гавриил. И тот в преисподнюю полетел с неба вместе с друзьями падшими ангелами, которые потом бесами стали. А Люцифер стал Сатаной.
— Беда, — грустно сказал Мохыч, посмотрел в окно и представил, как с неба летят и матерятся мужики с крыльями и, упав на землю, пробивают её лбами и проваливаются в ад.
— И с тех пор, — весело жевал пельмени Валера, — пошли все беды человеческие и все грехи. Потому что Сатана соблазнил Еву, Ева Адама, съели они яблоко с древа познания и…
— Так надо было противоядие съесть с древа незнания! — весело сказал Мохыч.
— С древа забвения тады уж, — засмеялся, что чуть не подавился Валера. — Но я не об этом хотел,  — доел последнюю пельменину. — Я о защите человека. Пусть в сказку всё обёрнуто, пусть не так, но всё равно смысл понятен.
— И какой же? – Мохыч тоже жевал пельмень.
— Что причина греха — гордость! — ответил Валера. — Вот Нюрка возгордилась против меня и получила. А не гордилась бы, был бы в семье порядок и гармония.
— Аки в раю, — подтвердил Мохыч.
— Ага, — кивнул Валера.
Синица заоконная подлетела к сетке, ткнулась клювом в неё и тут же улетела. Мужики долго молча смотрели в окно, и Валера так глядя в пасмурное зимнее небо, нарушил молчание:
— Так вот ангел-хранитель, да? Сколько раз я попадал в неприятные ситуации – в магазине обманывали, почему не помог ангел, не нашептал, мол, смотри, Валер, наёживают тебя. А в отрезвитель попадал, почему не разбудил на лавке, мол, пошли, старик, домой. А морду били в гаражах? Где был этот ангел со своим, блин, мечём? А? – посмотрел вопросительно на Мохыча.
— Чудес, Валер, не бывает, — отвернулся от окна и Мохыч. — Наука всё объяснит. А если не объяснит, то пока не развилась достаточно, чтобы…
— Ага! — прервал его Валера. — Нужно быть материалистом и ко всему подходить с научных позиций. Вот ты говоришь, написано — Бог создал Землю в шесть дней.
— Я говорю?
— Ну, ладно. А динозавры где в Библии указаны? А!
— Где?
— Нигде! А ведь они миллионы, только подумать — миллионы лет господствовали на земле, а вселенная? Почти четырнадцать миллиардов лет существует.
— Почти?
— И чего, боженька-творец сидел, значит, развлекался, миллиарды лет, стало ему скучно и решил землю создать? Создал, смотря, как динозавры друг друга пожирают, а потом придумал создать человека.
— Да?
— Чего — да! И вот — следи за мыслью – увидел он в Африке стадо вонючих обезьян и вдул в них духа святаго, — несло Валеру. — И пошла, етимать, эволюция людская, и расселились они неандертальцами и кроманьонцами по всему шару, через Берингов пролив и так далее. Но неандертальцы не выдержали ледникового периода и вымерли, а гомо еректусы выжили и — заметь логику — засрали всю землю во исполнение плана Вседержителя. Фу! — радостно выпалил Валера.
— Где это ты вычитал? – удивился Мохыч.
— Не важно! — гордо ответил Валера.
— Еретик ты, Валер какой-то, — сказал Мохыч и хитро прищурил один глаз.
— Да не еретик! — обиделся Валера. — Я понять пытаюсь. Истину хочу найти!
— Не там ищешь, — Мохыч прищурил другой глаз.
— Почему это? — удивился Валера.
— Потому что истину в себе нужно искать, а не в динозаврах и кроманьонцах.
— Спасибо за пельмени! — обидчиво поклонился Валера.
— Не за что, — шутя поклонился Мохыч. — Допьешь что ли?
— Не. Всё. У тебя оставлю, чтоб соблазна не было, — утвердил Валера.
Снова синица подлетела к сетке, вцепилась клювом в неё и оторвала кусок.
Мохыч ладонь об ладонь стукнул.
— Кыш, блин такая!
Валера радостно руки потёр.
— Наука, мать! А что наука? Ты эволюцию признаешь?
Мохыч на дырку в сетке смотрел.
— Какая-то синица-мутант попалась, блюдина, — сказал.
— Ока божьего не убоялась! — басом пропел Валера. — Гм, а можешь ты мне объяснить, как, например,  у китов лапы отсохли и появились ласты? Постой, постой. Ладно, пальцы там, кости атрофировались — понятно, а как ласты появились?
Мохыч повернулся к Валере, ответил ему:
— Наверно были особи, у которых было что-то похожее, лучше плавали, лучше выживали, их потомки наследовали признаки.
— Ага! Чушь! — Валера пальцем по лбу постучал. — Движущая сила эволюции —же-ла-ние!
— Желание? — удивился Мохыч.
— Стоп-стоп, — ладонью потряс в воздухе Валера. — Желание порождает зрительные образы. Киты смотрели на рыб и хотели ласты. И ласты выросли. Понятно?
Мохыч пожал плечами, просил:
— Сам придумал?
— Додумал. А ты знаешь, что это значит?
— Что?
— Желаниями и зрительными образам и можно всё менять у себя.
— Как это?
— А так. Путь к здоровью, — учил Валера. — Мы этим пользуемся, только об этом не догадываемся. Вот заболит у нас зуб – мы о нём думаем – и он перестаёт болеть.
Мохыч рассмеялся.
— Не знаю! — сказал весело. — У меня болел зуб, так думай — не думай, а пришлось удалять.
— А ты не так думал, —  серьёзно сказал Валера.
— Как ещё думать о нём? Изводил болью до слёз.
— Не так.
— А как?
Валера затылок почесал.
— Ну, не так! Наверно ты не верил в это, в то, что зуб выздоровеет, — тихо сказал.
— Это как, типа, ежели даже вера с горчичное зерно у вас, то сможете горы двигать? — шёпотом сказал Мохыч.
— Ну, да, — шептал Валера.
— У китов была вера? — шептал Мохыч.
— Не надо, не надо! – громко и обиженно сказал Валера. — Вера не есть движение ума, а сильное желание, так сказать уверенность, что так быть должно, так будет, не смотря ни на что.
На кухню вошёл белый кот и, повернувшись задом и подняв хвост, потерся задницей о ногу Мохыча.
— Да, мудрено, — сказал Мохыч и, взяв на руки кота, погладил спину. — Котус, уж, котус!
Кот выгнул спину, глаза закрыл, зафурчал.
— Котус Глупус — гладил Мохыч. — Вот существо, жертва эволюции, уж такие забавные, как будто по спецзаказу для человека сделаны в божественной лаборатории.
Валера тоже кота погладил. Кот открыл глаза и, посмотрев на Валеру, выразил своё недовольство, отстранившись.
— Ну, котус, — Мохыч за ухом почесал кота. — А вот если я, смотря на кота, захочу очень, чтобы у меня вырос кот ну, например…
— На лбу, — придумал Валера.
— Ага, на голове.
— В волосах завелся, как вошь! — Валера засмеялся и погладил лысину.
— Ты, Валера, прям Лысенко какой-то, из воздуха мух делаешь, из навоза опарышей.
— Это кто такой?
— Опарыш?
— Лысенко.
— Да был такой академик, — поведал Мохыч. — Пытался постигнуть божественные тайны мироздания. И придумал, — Мохыч прищурясь посмотрел на Валеру, — что если долго волосы не мыть, то в волосах сначала заводятся вошки, а потом, по мере загрязнения, коты. 
— Да? — рассмеялся Валера.
— Ага! Лысенко этот Трофим, сталинский жрец новой коммунистической религии, лауреат государственных премий, президент ВАCХНИЛ.
— Чего?
— Да, ничего. В общем, Валера, если не мыть свои волосы, то заведутся у тебя в волосах коты, — утвердил Мохыч.
— А у меня их мало, волос-то! — улыбнулся Валера.
— А если Нюрку будешь лупить, то…
— Вырастут Нюрки! — смеялся Валера.
— Вырастут у тебя клыки, когти и хвост, как у моего сердитого кота.
— А если я в это вот не верю? — сказал Валера.
Кот заметил на столе пельмени, вывернулся из рук Мохыча и, прыгнув на стол, схватил зубами пельмень. 
— Ах, ты, подлый! — Мохыч шлёпнул кота по шее. — Враг кошачий!
Кот прыгнул с пельменем на пол и удрал.
— Вот ведь! — сказал Валера. — Знаешь почему люди любят котов?
— Почему?
— Потому что они на младенцев похожи. И мордой и мяуканьем. Смотрели на человеческих детей и, превратившись в них как-бы, примазались к человеку, — и засобирался Валера. — Ну, я пошёл. Пора, так сказать, — встал из-за стола. — Спасибо, — в прихожую пошёл вслед за котом.
— Ну, давай. Не за что! — встал и Мохыч.
Валера оделся.
— Тебе хорошо, — сказал Валера и пожал Мохычу руку. — Ты на пенсии, — открыл дверь и  вышел.
— Ха! Была бы пенсия лубяная, а то ледяная, — крикнул Мохыч и закрыл за соседом дверь, — В советские времена пенсия была почти зарплата, а сейчас подачка на пропитание!
Кот, облизываясь, пришипился в прихожей, мяукнул и, подняв хвост, повернулся задом к Мохычу. Обернулся тут же и посмотрел просящими глазами на хозяина.
— Нехристь ты кошачья ненасытная! – ругнул его Мохыч. — Только бы жрать! Ну, ладно, Валера не понимает и истину какую-то вне себя ищет, а ты, дитя природы, всё должен понимать, инстинктивно и рефлексорно.  А! — рукой махнул. — Испортил вас симбиоз с человеком. Иди на фиг, гуляй. — Мохыч открыл входную дверь и легонько поддел кота под зад ногой. Кот, обидевшись и бормоча на своём кошачьем, выпрыгнул в подъезд и пошёл вниз по порогам.
Чуть позже Валера, устроившись на свободном месте в вагоне электрички метро развернул  корпоративный журнал «Стопкран», раздаваемый бесплатно на станции. Полистав страницы с фотографиями проводниц, похожих на жриц любви с Тверской, он наткнулся на статью «Помоги себе сам» с картинкой змеи, держащей себя за хвост:
«Как человек освобождается от старой изношенной одежды, так и душа покидает старое, пришедшее в упадок тело, чтобы обрести себя снова в другом — новом теле… Помимо вашего физического тела  душа обладает несколькими нематериальными тонкими телами, которые окружают тело и проникают в него. Каждое тонкое тело представляет собой энергетическое поле со своей частотой вибрации и плотности. Душа человека размещается в пяти оболочках-прибежищах, которые располагаются в трёх телах — физическом и двух тонких, называемых астральным и казуальным, то есть причинным. И эти три тела служат нам посредниками в нашем повседневном бытии — в трёх состояниях разума: бодрствовании, сне и сне без сновидений. Душа находится вне этих трёх состояний, будучи лишь их свидетелем…»
Но, как бы не пытался Валера ощутить разнообразие своих тел, пребывая в дрёме под мерный стук колес, ничего у него не выходило.
Но в журнале было ещё вот:
«Чакры, или в переводе с санскрита «колеса» представляют собой тонкие вращающиеся вихри энергии внутри астрального тела и соединяют вместе пять оболочек с функциями физического тела, прежде всего посредством эндокринных желез и нервных узлов спинного мозга. Они служат своего рода преобразователями, функцией которых является получение, усвоение и распределение жизненной энергии — праны через тонкое тело по нервным узлам, кровеносной системе и органам физического тела. И, в свою очередь, чакры соединяются с физическим телом тонкими нервными каналами нади,  расположенными в астральном теле и недоступными обычному взору…»
И Валера так, с закрытыми глазами представлял себе эти шесть чакр, елозя сознанием по волосатому потному телу под курткой, отыскивая в копчике ту самую ядовитую кундалини и представляя её всю окровавленную с раскрытой пастью ползущую по позвоночному столбу вверх.
И, уже чуть задремав так, ему приснилось, что он, Валера — поезд в виде этой змеи, у которой под пузом были светящиеся колеса-чакры, из-под которых летели во все стороны разноцветные искры.
Тем временем Мохыч включил телевизор. По всем каналам передавали новости. Он остановился на одном из них. Беспристрастный диктор говорил:
«В московском метро в восемь сорок произошёл взрыв. Он раздался во втором вагоне поезда в тоннеле между Павелецкой и Автозаводской, поезд не доехал триста метров до Павелецкой. Вагон сильно искорежен. По предварительным данным, погибли от двадцати до тридцати человек. Точное число раненых неизвестно. Уже пятьдесят человек обратились к врачам за помощью, тридцать человек госпитализировано. В НИИ скорой помощи имени Склифосовского начали поступать первые раненые в результате взрыва в московском метро. По предварительным данным, взорвались два вагона поезда. По последним данным, основная версия взрыва — теракт. По информации правоохранительных органов, взрыв совершил террорист-смертник. Мощность взрыва составила полтора килограмма в тротиловом эквиваленте. Московские службы спасения эвакуировали пассажиров, людей выводили через кабину машиниста по путям в сторону станции Автозаводская. Уже выведено более пятьсот человек. Прямо в вестибюле станции пострадавшим оказывается первая помощь. На место происшествия высланы  машины «скорой помощи» и пожарные. В больницах освобождают места для пострадавших. После взрыва в тоннеле начался пожар, оттуда валит дым. Пожару присвоена пятая, высшая категория сложности. Проезд автотранспорта в окрестностях метро Павелецкая и Автозаводская ограничен.»
Сердце Мохыча заколотилось и пот выступил. Он вытер ладонью лоб.
— Скоты! Нелюди! Как земля носит таких? — сказал зло, головой качая.
И, внезапно его осенило, что Валера на работу тоже на метро поехал. Он и говорил, вроде, что на  Павелецкой выходит.
Мохыч достал из шкафа маленькую помятую карту метро.
— Ну, да, вероятно кольцевая, — произнёс. — Поеду-ка, не знай чего?
Мохыч одел затёртую дубленку, кроличью шапку, ботинки, потом подумал, что надо-бы взять с собой — прошёл на кухню и положил в пакет бутылку.
На площадке он позвонил в дверь Нюре. Нюра с фингалом под глазом, заспанная и недовольная открыла дверь.
— Нюр, здорово, слышь, это, Валера поехал на работу?
— Не знаю, — протянула низко женщина. — Дома нет его. А тебе чего?
— Да, это, — замялся Мохыч. — Ты телек смотрела?
Нюра поморщилась.
— Не-а, а чего там?
— Взрыв в метро.
— Ну, и чего?
— А! — Мохыч рукой махнул и пошёл из подъезда.
В автобусе почти все разговоры между пассажирами были про взрыв в метро. Одна женщина  противным высоким голосом кричала:
—  Это все мусульмане! Придумал Магомед ислам и весь мир мучается с тех пор!
Прилично одетый мужчина  с бородкой ей возражал:
— Причём здесь мусульмане? Сколько бед крестоносцы в средние века причинили и мусульманам и евреям тоже. У зла нет национальности или религии. А Америка с её псевдодемократией?
— Почему псевдо? — кто-то спросил впереди.
— А? Ну хотя бы потому, что там коллегия выборщиков выбирает президента, а нам указывают на плохую, видите ли демократию. А смертная казнь там? А? Это гуманно? Это свобода? Они Бен Ладена вырастили, талибов вооружали.
Сзади, уже не видел Мохыч, началась дискуссия:
— Это после развала СССР в Чечне оставили горы оружия. Вот им нас и лупят.
— Господа! Зрите в корень. Кавказ есть лакомый кусок России с его нефтью. Посеять панику, взорвать сложный этнос Кавказа – вот подпричина терактов!
Сбоку кто-то:
— Это всё власть оружие оставила в Чечне, да распустила. Ельцин виноват.
С другого боку:
— Не надо, Ельцина не трожь! Он гражданскую войну удержал. Причины глубже надо искать еще с перестройки и развала Союза. А может и со сталинских выселок.
Опять с того боку:
— Ага, Сталин не за что просто так не выселял!
И женщина впереди сетовала:
— Вот у нас так всегда — как где рванет, начинают операцию Антитеррор для отмазки. Потом всё затихает до следующего теракта.
А старушка, стоявшая рядом с Мохычем тихо сказала:
— Если это не останавливают, значит кому-то это выгодно.
Мохыч вышел из автобуса и пошёл к станции метро Павелецкая. Мимо по шоссе вперёд и назад с сиренами проносились «Скорые».
Мохыч подошёл ко входу в метро и у одного из ларьков увидел — Валеру!
— Валерик, живой! — радостный подбежал Мохыч к Валере. Тот, весь испачканный стоял, смотрел вдаль и чего-то бормотал себе под нос.
— Я был в третьем,  — разобрал Мохыч Валерино сообщение, подойдя ближе.
— Живой! — радовался Мохыч.
— А там по туннелю, — тяжело выговаривал Валера, — когда шли… эти везде… мясо, руки, ноги, и это… темно. Шли мы… И это… Я вот шёл и вот… думал, верил, что там впереди свет должен быть, понимаешь? — первый раз посмотрел на Мохыча.
— Да, понимаю. Ты как? — радовался Мохыч.
— И это, — продолжил нервно говорить Валера, снова как в пространство какое невидимое смотрел. — Как надежда впереди, как помощь!
— Тебе в больницу надо, — предложил Мохыч.
— А? — дёрнулся Валера и на Мохыча посмотрел. — Да не! А эти, там… во втором… как долбанёт, потом ещё раз, там все, — он руками начал махать, — и вагон вспух… там… Им-то  не повезло!
Мохыч достал из пакета бутылку, показал.
— Я взял твою.
— А? – Валера жадно отобрал бутылку трясущимися руками, откупорил и сделал несколько глотков из горла.
Мохыч отобрал у Валеры бутылку и тоже сделал несколько глотков.
— Транспорт здесь плохо ходит, — морщась сказал Мохыч, отдуваясь от горечи. — Ты идти можешь? Или может в больницу?
— Не-а, — Валера головой помотал, часто моргая. — Пошли, пройдем покамест.
— До Садовнического, — предложил Мохыч. — Там сядем, — и чтобы отвлечь Валеру. — А чего это у тебя в волосах кто-то мяукает?
— А кто там? — спросил не понимая Валера и первый раз за это время улыбнулся.
Они пошли по Зацепскому Валу молча и дошли до Водоотводного канала, повернули на Озерковскую набережную и Валера впервые за это время заговорил рифмой:
— Человек — летучая мышь, ты когда меня защитишь, ты когда же спустишься с крыш, от террора меня сохранишь, человек —  летучая мышь.
Мохыч посмотрел на Валеру, улыбаясь, и выдал сам:
— Человек паук, человек паук, пара ног и пара рук, ты мне друг или не друг.
— Да, вот, — улыбнулся Валера.
Они пошли вдоль снежного канала. Мохыч разглядывал чёрное пятно проталины внизу под малым Краснохолмским мостом словно пятно террора на белоснежном теле России. Обернулся, посмотрел на Валеру и стал тут замечать, что с глазами у него что-то стало не так — Валера становился расплывчатым, будто дымкою окутанный.
Мохыч протёр глаза руками — Валера стал ещё более невидим. Мохыч посмотрел по сторонам, на дома, на канал, поморгал — вроде нормально со зрением. Обернулся на Валеру — нет Валеры! И здесь, и за машиной нет. Мохыч в магазин забежал — нет Валеры!
— Шок у парня, — сказал себе Мохыч. — Убёг, знать. Чего же теперь? Вот и у меня шок наверно, с глазами что-то.
И ещё — ощутил Мохыч, что у ног кто-то трётся — кот весь белый, на снегу почти не заметный.
— Кис, кис, — позвал кота Мохыч и подобрал на руки, — Чего тебе, чистенький какой, — погладил и пошутил. —  Нюрке отнесу вместо Валеры. Или вместо бигудей.




конец