Переход

 Павел Н. Лаптев               


                ПЕРЕХОД




- Не проходи мимо, доктор! – хриплое эхо понеслось по стенам подземного перехода и вылетело вверх на свет.
- А? – обернулся, вздрогнув, врач, проходя мимо сидящего возле стены человека в фуфайке, с чёрным баяном ТУЛА.
- Повысь уровень своей кармы, - непонятно сказал бомж.
- Что кармана? Не понял. А… - понял врач, достал из кармана мелочь и положил в лежащую кепку бомжа.
Тот посмотрел в кепку, нахмурился и сказал:
- Да… Не на много повысил.
- Извините. Больше нет мелочи, - сказал врач, разведя руки с чемоданчиком.
- Интеллигент… Извините… А ты бумажку кинь и увидишь…
- Чего? – не расслышал врач.
- Как закаляется сталь, - ответил бомж и запел, подыгрывая на баяне. -
                Я не видел, как закаляется сталь,
                Но я знаю, что это не сон, это явно не сон,
                И я видел, как дым от костра её розовым стал,
                И я слышал, что это был звон ослепительный звон…
- Извините, мне некогда, - попытался прервать его врач.
Но бомж не останавливался:
                - Моя карта мира висит на стене,
                Я могу на ней ставить кресты.
Врач о своём, волнуясь уже:
- В пробку попали, поэтому Скорую пришлось оставить…
Но бомж как не слышал, продолжал петь:
                - Но не буду я знать, кто же был в той войне,
                И куда улетали мосты.
- А больной на той стороне, поэтому…
                - И куда улетала от зарева ночь,
                И зачем всё кружил орёл.
- Через переход приходится к больному идти…
                - И как чьи-то руки воздвигнулись к небу,
                И над кем-то сиял ореол!               
- Хорошая песня, но… - кивнул врач и попятился задом.
- А может, мне тоже врач нужен! Может я больной! – крикнул зло бомж и снял руки с баянных кнопок.
- Больной… - спросил врач, остановившись. -  А что у Вас?
- Всё! – выпалил бомж. - И тут болит. И тут, и тут…
- Печень, сердце?
- А обособливо – душа, - тупо улыбнулся бомж.
- По этому органу – к попу, - натянуто улыбнулся ему врач.
- К попу! – обидно произнёс бомж. - Вы интеллигенты с девятнадцатого века пытались лечить души, а теперь, когда натворили дел, отнекиваетесь. Попов ругали, а теперь свечки в руки и морду в кинокамеру…
- Кто пытался? – как обиделся врач.
- Масоны, декабристы, разночинцы, социал-демократы – так сказать передовая часть общества. Вы выписывали лекарства идеального общества на Земле, так сказать -  рая. А в итоге – ваши таблетки оказались ядом, который и вас отравил. Да и народ тоже…
- Ну, если про интеллигенцию – Вы не правы, - начал дискутировать врач, уже позабыв о долге.
- А в советское время приспособились и равнодушно и трусливо смотрели, как народ гноили в лагерях. А… - рукой махнул бомж на врача, что чуть не упал.
- А Солженицын, а многие диссиденты – это разве приспособились? – спросил гневно врач.
- Это единичные врачи от Бога, золотые руки. А в массе своей…
- Масса и привела к краху коммунизма! – перебил бомжа врач.
- Где привела? На кухонных пьянках? – усмехнулся бомж, достал бутылку из-за пазухи и предложил. - Выпьешь?
- Нет, извините, - отказался врач.
- Как хочешь, - бомж выпил из горла, потом посмотрел прищурясь на врача и сказал. - Интеллигент, вот ты меня презираешь.
- Да нет, что Вы… - не согласился врач.
- Презираешь. Где-то в глубине души ты ставишь себя выше меня. А, собственно, чем ты от меня отличаешься? А? Такой же бомж, - настаивал пьяно бомж. - Не так? Земля в России государственная, тебе не принадлежит. Дом твой или квартиру могут отобрать за неуплату, недра принадлежат олигархам. У тебя ничего нет! Даже душа твоя принадлежит массовой культуре, которую ты принимаешь дозами из магнитолы, сидя в Скорой, дома после работы, глядя в телевизор, потребляя суррогаты культуры, закусывая шоубизнесом и запивая пепсиколой.
Врач походил взад-вперёд возле бомжа, потом выпалил:
- А Вы, значит, свободны, аки птица!
- Я – свободен! – ответил бомж, - Потому что беден и ни к кому и ни к чему не привязан. А поэтому по-своему счастлив. Я не забочусь о пище, потому что Господь сам обо мне заботится, а забочусь токмо о душе, - сказал, испил содержимое  бутылки и убрал её за пазуху.
- Да, ладно – не заботитесь, - сказал врач. - А сейчас чем занимаетесь? Не зарабатыванием на пищу?.. О душе… Душа, если уж говорить на Вашем языке, должна быть в чистом и здоровом теле, как в храме, а у Вас…
- А у меня вот здесь болит, и здесь, - показал на живот бомж. - Поэтому ты, как врач, давший клятву Гиппократу, обязан мой храм вылечить, а не проходить мимо.
Врач помолчал немного, собираясь ответить:
- Я могу сказать одно…
- Вот – истина! – перебил его пьянеющий бомж. - Тебе, доктор, за меня не заплатят.
- Я могу сказать одно – никакие лекарства Вам не помогут прежде, чем Вы не займетесь правильным питанием, гигиеной и отказом от алкоголя.
- Ладно, ладно, я понял, - кривлялся бомж. - Тебе за меня не начислят зарплату и премию, ведь у меня нет медицинского полиса, да и паспорта нет…
Врач достал из чемоданчика таблетки и предложил:
- Вот Вам но-шпа от спазм, вот анальгетик против болей, а это… - показал тёмный флакончик.
- Спирт? – обрадовался бомж.
- Нет. Йод.
- Надо же! – мотал головой бомж. - Заходи почастче, доктор.  Теперь путь знаешь.
Врач захлопнул чемоданчик, собираясь идти, посмотрел вперёд на свет и усмехнулся:
- Ох, цивилизация!
- А что такое цивилизация? Америка? Европа? Где она? Китай может? Япония? Где критерий? – картавил язык бомж.
- Критерий – общечеловеческие ценности, - ответил врач.
- Ага. А-ля Джорж Буж. Типа мы выбираем президента коллегией выборщиков, а вам несём на крыльях ракет демократию.
- Общечеловеческие ценности – это как… жизнь, работа, права…
- Тогда ценности христианской цивилизации.
- Те ценности, которые несли на мечах крестоносцы, вырезая мусульман и евреев? Или ценности православной церкви с крепостным правом? – сказал врач и задумался.
Задумался и бомж. И так и с минуту молчали. Мимо проходили люди со своими мыслями, желаниями, заботами.
Потом бомж прервал тишину, тихо сказав:
- Видишь, доктор, ты сам не знаешь где головушку преклонить и во что верить, а пытаешься учить других, - и вытянул ладонь вперёд. - Вот он путь для России – подземный переход через дорогу этой так называемой цивилизации. Мы ещё не вышли из рабства крепостного, из рабства советского, но ещё никак не можем перейти к ней… И интеллигент не ты сейчас, а – я… Вот так сидим мы в России матушке, смотрим  назад, на нашу историю, чешем  затылок, играем в великое искусство страны нашей и ждем, как двуглавый орел с раскрытыми клювами, когда кто-нибудь от туда, - кивнул в одну сторону, - или оттуда, - кивнул в другую сторону, - кинет нам в кепку монетку. А там, наверху – развитые страны несутся, гудят…
- Но и у них пробки бывают, - улыбнулся врач.
- Бывают, - улыбался бомж. - А, может, это и есть наше предназначение – тихо так сидеть в туннеле и лелеять свой особенный путь России, типа богоизбранного народа…
- Что нет у России светлого будущего и так мрачно? – поинтересовался ехидно врач.
- Знаешь, как ты видишь светлое будущее, - медленно проговаривал слова бомж. - Повышение зарплаты вам, врачам. Каждый мерит по себе, но все мерят одинаковой мерой – деньгами.
- А чем мерить, извините?  - выпалил врач. - Чем еще мерить достойную жизнь, как не деньгами? Я семь лет учился в медицинском институте, чтобы работать за сто долларов, когда в Америке санитарка в больнице получает в  десять раз больше? Вот Вы не тем же мерите?
- Я и сказал – все мерят одинаково, - тихо сказал бомж.
- И в этом, значит, беда.
- Беда закончилась, когда Иуда за тридцать серебряников…
- Беда в России обратно пропорционально цене на нефть, - сказал врач.
- Беда прямо пропорциональна количеству желаний.
- Ну, это вечно и заложено в генах, - ответил врач.
В кармане у врача зазвонил мобильный телефон.
- Да, – ответил он на звонок. - Что? Умер больной? Как умер? Где я застрял… в пробке… в переходе… Я сейчас буду, - сказал последнее врач и убрал телефон, пожаловался бомжу. - Вот, я  опоздал к своему больному. И он умер. А мог бы спасти.
- Не расстраивайся! – успокоил весело бомж. – Всех не спасёшь!.. Всё, что ни делается, всё к лучшему… Пути Господни не отмечены на мировой карте. Эх!
Врач постоял немного молча, думая о чём-то, потом вынул из чемоданчика флакончик спирта. Бомж на это вытащил из-за пазухи бутылку. Врач протянул чокнуться.
- Не чокаются, - сказал бомж.
- А… - вспомнил врач и выпил из флакончика, поморщившись.
Выпил своё и бомж.
- Спой, что ли, - попросил врач, дыша глубоко и быстро.
Бомж кивнул, поставил на землю бутылку, поправил баянные ремни и захрипел:
                - Я не видел, как забирается власть,
                Но узнал я об этом из старых и жёлтых газет,
                И я помню, как старый строитель мне тихо сказал:
                Кто там был, того уже нет, того уже нет.

                Моя карта мира висит на стене,
                Я могу на ней ставить кресты,
                Но не буду я знать, кто же был в той войне,
                И куда улетали мосты.
                И куда улетала от зарева ночь,
                И зачем все летал орёл,
                И как чьи-то руки воздвигнулись к небу,
                И над кем-то сиял ореол!

Врач не слушал уже песню, отвернувшись от бомжа и разглядывая редких прохожих.
Пение закончилось и врач, повернувшись к собеседнику, не обнаружил его.
- Эй! – искал взглядом бомжа. - Товарищ, господин… как тебя… Уважаемый! Ты где? – смотрел по сторонам. – Чудеса!
Зазвонил снова мобильник.
- Да, - ответил врач. - Что? Правильно, что не успел? Почему? Дом взорвался? А чего – газ… теракт? Не знаешь? Ладно, иду.    
И пошёл медленно и чинно, хмельно размахивая чемоданчиком, представляя себя Россией, которая в тишине и безопасности выбирается потихоньку – к свету.





 
                конец