Мальчик

Странно: я помню его еще мальчишкой. Заносчивым, самоуверенным, мнительным, приставучим и эгоистичным. Помню все его колкости, начиная от «глупая» до «дура». Помню его обвинения в мою сторону и какие-то наивные обзывательства. И эту, осколком засевшую когда-то в сердце фразу: «Ты никогда ничего не умеешь делать сама!»
Я помню его в пятом классе, в восьмом, одиннадцатом и на первом курсе. Но, увы, совсем не знаю его сейчас.

Наверное, именно поэтому я была так удивлена видеть, как он спускался на эскалаторе с белой розой в руках, а по краям каждого ее листочка была красная окантовка. Уже совсем не мальчик. Уже мужчина. Улыбающийся, набирающий, наверное, очередное сообщение Ей. В наушниках. Эти тонкие проводочки, торчащие поверх его чуть расстегнутой куртки. Кусочек черного свитера или бадлона с воротником. Может быть вырос. Может даже поумнел и стал серьезнее относиться к людям/событиям/женщинам. Не знаю.

Именно в тот момент хотелось верить, что он перестал быть тем мальчиком, что в седьмом классе на каком-то дне рождения какой-то девочки вытряхнул из выдвигающегося шкафчика ее нижнее белье. Любопытство? Нет, скорее детская бессознательность. Хотелось представить, что он больше не выпячивает грудь вперед, как петух на арене, завидев противника в другом углу, и не кричит «я». В груди оживала хоть какая-то легкая надежда на свет в его душе. Но, увы, как только он проехал мимо меня, и все эти мысли разом, за секунды, пронеслись в моей голове, я вспомнила оживленный возглас преподавателя в его сторону, что таких как он нужно кастрировать. Смешно. Примерно представляя их дискуссию со слов знакомого, я вдруг поняла: люди не меняются. Они остаются такими же, как в детстве. Разве что больше не смеются со злобой над глупыми фразами. Скорее с презрением и надменностью. Люди больше не хохлятся, как петухи, они лишь поднимают чуть выше подбородок. Их самоуверенность не вылезает в каждой фразе или обидном обзывательстве – только во взгляде. Их, когда-то маленькое сердце, становится еще меньше, потому что душа гниет сильнее.

Как только эскалатор наверху поспешил закончится, а я сделала шаг вперед, что бы сойти с него, в мой мозг резко вбилась фраза. Такая жизненная, такая всем известная: «Люди не меняются.» И легкий, но холодно-прозрачный зимний ветерок ворвался сквозняком через открывающуюся дверь с надписью «Выход» и синим человечком. И эти хлопья снега вдруг стали покрывать мою голову.

Люди не меняются. А жаль.

К.

25.о1.12