Денежка с Гагариным

Господи, Господи, убей того до смерти, кто лучше нашего живет.
Поговорка.

Коровкин неуверенно шагнул в троллейбус, четвертый день его температурило, шаг его был нетверд, а движения дёрганы. Встал на задней площадке, прислонившись лбом к холодному поручню зажав в руке мятую пятидесятирублёвку. Кондуктор  с презрительным видом вытащила деньги из слабеющих пальцев, уложила в свой мудацкий ридикюль, поковырялась в нем и, оторвав билет, протянула всю беду Коровкину, тот кивнул и сложил финансы в карман потертого пуховика. Четыре остановки, как четыре вечности, в снежной зыби, в утробе рогатого левиафана, прожорливого людоеда срущего людьми.
Вышел Петруша, Петр Моисеевич, выполз Коровкин из чрева троллейбусьего, маненько поблёвывая, истекая соплями. Зашел за остеклённый рифлёным пластиком многогранник с радиальной крышей, славно дребезжащей на ветру, сунул руки в сугроб и пригоршню свежего снега размазал по лицу; затем, вытащив вышитый вшами носовой платок, отерся, и, слегка приободрившись, пшёл в сторону дома.
Стоя в очереди порылся в кармане, достал сдачу и зачал ея пересчитывать. Солнцем, ядерным сполохом, Б-жьей искрой ослепило Петра Моисеевича из ладошки ковшиком, с мелочишкой паскудной. Денежка с Гагариным, Юрием Алексеевичем, о десяти рублях достоинством. ****ский рог, до чего же красивая деножка! Залюбовался Коровкин Гагариным, никелированным Юрием, в медном кружке Алексеевичем, улыбкой его достославной, незабываемой, всему прогрессивному человечеству знакомой. Вспомнил, что сегодня 11-ое апреля и холонуло сердце - мог ведь и проебать своё щасьте, мог не заметить и отдать продавцу, улыбчивой усатой армянке, Зии Ашотовне, эту, полную сладкой истомы, денежку. Нет! Не мог, не мог. Лихорадочно и суетливо спрятал монетку в карман. А тут и очередь подошла. Моментально скалькулировав чё/как, Коровкин купил половинку чёрного за 8 руб. В овощном же отделе, взял на 17 руб. картофеля "вот того по 25", сунул пакет с картоплей за пазуху, где уЮтился всему голова и вышел в вечерний мороз, чрез слепяще-белую пластиковую дверь, обрамлённую направляйками роллставен.
Коровкин шёл и улыбался. Снегопад, обычная дрянь в этих широтах весной, прекратился и в свете модернизированных, а потому редких, фонарей пятиэтажный двор наполнился волшебными ***нями. Лучезарная улыбка Лексеича грела карман трехкомфорочной "Лысьвой". Чудное предпраздничное настроение завладело всем существом Петруши.
Вот и подъезд, писк домофона, скрежет лифта, звяканье ключей и хрущёбищный уют, с топотом детских ног по линолеуму.
- Папка, папка пришёл! - осветилось лицо восьмилетней Леночки.
- Зравствуй, родная, - укладывая покупки на тумбочку и одновременно, ногой за ногу, снимая ботинки, улыбнулся ответно Коровкин.
- Папка, ты купил чтонить вкусненькое? - Леночка смотрела на отца застенчиво и слегка виновато, - батон...
- Нет, солнышко, сегодня нет, денег нет.

Стоит пояснить коллизию семьи Коровкиных, дабы любезный читатель отдуплил, что к чему. Коровкин воспитывал дочь один, ибо жена его, кроткая, но плутоватая, Степанида Андреевна, отдала Б-гу душу при родах, оставив на мужа-недотёпу младенца, aka дочь и однокомнатную хрущёбу с 14-ти летней ипотекой. Хоть и въебывал Петр Моисеич на 2-ух работах, а жить было туго, не в крайней бедности, но близко к тому. С хлеба на воду переходили по школьному рассписанию, после первого сентября весь месяц на горячее бодяжили концентраты(кубики), а хлеб нормировали, как в блокаду. Обратно, каждое начало четверти ознаменовывалось, какой-никакой, а обновкой, безжалостно дырявящей скромнейший семейный бюджет. Коровкин тихо вздыхал при мыслях о скором наступлении активного роста дочериного организма, и втайне от себя надеялся на отсутствие витаминов, при котором, как известно, дети почти не растут, ни в ширь, ни в высь. Свой гардероб Коровкин не обновлял с ДР Елены Петровны. Несколько раз, поступившись добрым своим именем, поздним вечером Моисеич выходил во двор и копался в мусорных контейнерах, проводя всю последующую ночь в застирывании ветхого шмотья. Всё прошедшее лето в доме не зажигали свет, а на съэкономленные деньги были куплены 3 энергосберегающие лампочки, семейная гордость, чтоб не сказать реликвия. Подходивший к концу срок эксплуатации водосчетчиков, и связанные с этим расходы, наводил на мысли о суициде. Поэтому, мой добрый читатель, пусть тебя не удивляет странное понятие о "вкусненьком" у 8-ми летнего ребёнка, в наш, просвящённый век, блеать.

Ничего не сказала Леночка, только взяла с тумбочки пакет с картофелем и хлеб, да пошла на кухню подволакивая худенькие ножки, в штопанных-перештопанных, "домашних" колготках. Коровкин же, разоблачившись, зашёл в комнату, открыл бабушкинский сервант и поковырявшись в домашней аптечке добыл-таки последнюю таблетку парацетамола, горько вздохнув решил употребить оную на ночь, еще подумал о столовой ложке брусничного концентрата(осталось *** в говне, со стакан, но это витамины для дочери) и четвертинке лука, надежда на выздоровление была слаба, надежды на приобретение лекарств небыло.
Наварили картошки, поджарили лука и стали ужинать. За ужином Коровкин рассказал Леночке про День Космонавтики, про Юрия Гагарина, про Королёва, про Циолковского, Белку, Стрелку и прочее освоение Космоса. Он твёрдо решил с утра просверлить дырочку в гагаринском червонце, повесить его на шнурок, навроде медальона и презентовать его Леночке. На счастье.
Легли спать. Коровкину снились галактические трассы, КосмоЗОО, бластеры, антиматерия и прыжки в подпространство, а потом его посадили в пластиковый тетраэдр и вышвырнули в открытый космос, от испуга Коровкин проснулся. Посмотрел время на мобильнике, сам бы никогда не купил, да на 10-ти летие компании директор, муравьёв ему в штаны, разорился и всем "гоблинам" подарили по восьмисотрублёвому телефону. Вышел на кухню. Леночка сидела за столом и пыталась заварить пакетик чая по третьему разу. Петр Моисеич решил в честь праздника шикануть и полез в шкафчик, чтобы достать 2 пакетика, ему и дочери(обычно с утра они заваривали один на двоих, вечерний), и тут заметил, что она что-то вертит в маленькой ручке, что-то круглое, металлическое.
- Лена, что у тебя в руке, - сурово вопросил Коровкин.
- Вот, - Леночка повернулась к нему и протянула денежку с Гагариным, глаза у неё были на мокром месте, - она выпала из кармана, когда я поднимала брюки с пола...
Слепящая ярость овладела Петром Моисеивичем и он со всей дури нанес оплеуху ребенку. Маленькая головка дёрнулась, что-то хрустнуло и дитё повалилось под стол. Умерла она как-то легко, безо всяких,там, дёрганий ногами, ротовой пены и струек крови. Монетка покатилась по полу, а со стола на ноги мёртвой девочки закапало жиденьким чаем.
Коровкин поднял монетку. Отёр о футболку. Вытащил за ногу дочь из под стола. Перевернул на спину. Провел рукой по лицу, закрывая глаза. Вложил монету в рот. Пропихнул глубоко в глотку.
Вернулся в комнату и вызвал полицию.