Глава 27 романа Преуспеть на Тверской Вл. Лазаря
Накануне состоялся неприятный разговор с супругом. Браком она была довольна. Но… Как сохранять невозмутимость, если благоверный стал ходить налево? О наличии соперницы говорило многое: частые отлучки в выходные, вошедшие в систему, большие суммы денег при себе, хотя раньше обходился малыми, новый стойкий запах его белья, волосы на пиджачной паре, иссиня-черные и гладкие на ощупь, — видно, этой штучке не больше двадцати, иначе бы они секлись. Она раз потянула волосок между ногтей. Он завился узенькой спиралью… Ну и понятно, откуда черный цвет, — в седьмом колене у нее монголы. Кровь играет в ней, кипит, смешавшись. Такая штучка жарче плазмы… все выпирает у нее, как у гнедой кобылы, когда она взмахнет хвостом… Кто ж устоит перед таким соблазном?
«Леди, вас водят за нос!», — кричало по ночам ее начало. Разумеется, она не опустилась до битья тарелок, но разговор был вовсе не минорный — она умела расставлять акценты. Беседа tet-a-tet состоялась после ужина.
— Многие приметы дают мне основание считать, что над семейным очагом кружится черная ворона. Это так?
— Ты обращалась к частным детективам? — спросил он, стараясь не смотреть в глаза.
— «Музыку любви», а также форму, цвет и запах я различаю как никто другой. Я уже не говорю о нестыковках времени и места.
— И что тут не стыкуется?
— Приход с работы в полночь и общий график, который полетел вдруг кувырком. Не сходится и многое другое. Раньше ты не оставлял цветы и выпивку в машине. А все это тащил домой. Ты забыл о годовщине нашей свадьбы. Когда я обронила, что еду на Кузнецкий мост, чтобы почистить перышки, ты даже ухом не повел. Хотя я это сказала специально, чтобы ты вспомнил. В другие дни я навожу фасон в алькове…
— Замотался. Дел по горло…
— Их не больше, чем было вначале. Однако ты не забывал два раза позвонить мне в мастерскую и сказать, где и как передвигаешься. И с кем — факт, имеющий немаловажное значение.
— Тогда я был моложе. Энергия била из меня ключом.
— В сорок лет ее достаточно, чтобы хоть изредка исполнить то, к чему толкает нас природа. У нас же — полный ступор. Еще пару месяцев назад ты не выглядел, как загнанная лошадь.
— Сравнила… — усмехнулся он.
— Да, сравнила. Лошадка чахнет на глазах, когда ее пришпорит Амазонка. — Виктория улыбнулась уголками рта. — Всему причиной — неуемная подружка… До встречи с ней ты был на высоте. На годовщину я потрогала тебя во сне, надеясь, что ты в полном порядке… Но, увы! В ответ — лишь храп… Вчера ты даже не помылся после этой сучки… Отсюда и упадок сил, о котором ты мне возвещаешь. Чтобы дела поправились — необходим катарсис.
Пинегин пожал плечами:
— С чем его едят этот катарсис?
— Это очищение от скверны. Меня не радует, когда на твоем пиджаке я нахожу чужие волосы. Я не ищу их специально — они трещат под утюгом. И завиваются не змейкой, как мои, а в узкую спираль, как у азиатов. Поэтому я сразу поняла: пассия, с которой ты проводишь вечера, — с изрядной примесью восточной крови. Ты не назовешь ее фамилию, родной?
Муж заерзал в кресле. «Головомойкой тут не обойдется…»
— Конечно, ты не вспомнишь… — фыркнула Виктория. — Не скажешь и того, куда можно потратить деньги, которых бы хватило на уютную квартиру в центре. Итак, — сверкая взглядом, подытожила она, — все факты и причины на поверхности. Поэтому мне нет нужды искать проворных детективов. Найми их хоть две дюжины — они не прояснят картину лучше. Разве что запечатлеют вас во время блуда. Разглядывать порно-картинки я не горю желанием. Конечно, если я задамся целью, у этой птички пух и перья полетят! Но мне это не нужно. Я хочу, чтобы катарсис наступил естественным путем, поскольку это возрастное — как говорят «…бес в ребро». Полагаю, поседевший ворон молодой вороне не составит пару. Она танцует перед ним, пока он носит просо в клюве, — с сарказмом закончила монолог Виктория.
«Она права. Клара льнет к нему, пока он в силе. Спихнут его — и эта ангелоподобная модель тут же пристроится к другому. На Лазурном берегу, особенно на дискотеке в «Джимми» Клара не столько танцевала, сколько пялилась на именитых коммерсантов».
— Что нахохлился, дорогой? Витаешь в Давосе?
«Она и это знает! Все, конец, приперла к стенке!»
— Платон тебе в подметки не годится, — виновато отвечал Пинегин.
— Не паясничай. Она тебе попутчица, а я жена, — строго заметила Виктория. — Она воспользовалась разницей в годах. Но любишь ты меня. Я знаю это.
— Конечно, Вика. Тебе нет равных. Ты одна на миллион.
«Тут он не ошибся. Эта вертихвостка слишком много о себе вообразила. Когда в крови чуть поостынет жар, она будет стоять на паперти, моля о подаянии. Я сделала себя сама. И то, что получилось, волнует самых взыскательных мужчин. Эти глупые модельки могут только хохотать да строить глазки… Их можно лапать под столом, щипать… Но кто их станет слушать? Там где я — всегда дискуссии, бурлеск. Конечно, я больше популярна в артистической среде, но льнут и бизнесмены, из тех, кто побойчее. Рогожин, например. Этот малый сам не свой в моем присутствии. На новоселье держался в отдалении, не желая быть раскрытым, — что очень мудро, когда ты на вторых ролях, — но, судя по его пылающим глазам, нетрудно сделать вывод, что влюблен без памяти. Значит, рано Викторию списывать в архив — она еще способна нравиться. Как долго он будет таиться, уподобляясь школяру, зависит от меня …»
Отогнав навязчивые мысли, Виктория яростно набросилась на холст. Когда приходило вдохновение, а это наступало в тот момент, когда она давала волю чувствам, — она могла управиться с картиной в два часа.
Совершая таинство, она как бы сливалась с мольбертом воедино, не гнушаясь наносить мазки ладонями и смешивать слои подушечками пальцев. Работа у нее кипела. Все явственней, все четче проступали лики старцев, остовы порушенных базилик и падавшие статуи. Она немного отошла назад. Очень даже все правдоподобно!
Разделавшись с картиной, Виктория собралась в город. Утром она условилась о встрече с Анжелой Килмит — предприимчивой особой подвизавшейся снимать «клубничку». Та обещала, что покажет ей нечто такое, чего она и во сне не видела. И это напрямую касается ее. Виктория слушала без интереса, но любопытство пересилило. Возможно, Анжела что-нибудь пронюхала о любовной связи мужа. Она всегда крутилась на приемах и могла сфотографировать их вместе.
— Говоришь, касается меня? В каком же смысле?
— Не телефонный разговор, дорогая. Это надо видеть. Ты на пороге перемен, — вещала режиссерша. — Только учти, что это не бесплатно. О цене мы сговоримся. Подкатывай ко мне после полудня.
— Можно подумать, ты пересняла секретные бумаги ФСБ, — бросила Виктория, садясь.
— Что бы то ни было, но тебя это взбодрит, — хихикнула Анжела. — Ты пока взгляни, — она вставила кассету в видеомагнитофон, — а я приготовлю нам коктейли. — Прибавив громкость, хозяйка ушла на кухню.
С первых кадров Виктория вся напряглась и, пока крутился фильм, сидела, будто изваяние — она надеялась увидеть, как изменяет ей супруг, но по сюжету выходило, что неверна она.
Анжела звенела бокалами на кухне, хлопала дверцей холодильника, но в комнату не заходила: банкирше нужно все переварить.
Виктория была обескуражена. Все это вымысел, играли актеры, но чувства здесь раскрыты. Еще не завязавшись, их отношения могут стать достоянием широкой публики. Доказывай потом, что в кадре «человек похожий на Рогожина» и «дама идентичная Пинегиной» — фантазии газетчиков.
— Что скажешь? — Анжела встала на пороге.
— Дешевая инсценировочка, — уклончиво ответила Виктория.
— Если не считать, что заказал ее Рогожин.
— Так и отдай ему — пускай покрутит перед сном. Фантазерам это нравится, — с показным безразличием ответила Виктория.
Анжела покачала головой:
— Мне пришлось немало попотеть, чтобы изготовить лишний экземпляр. Но если ты в нем не нуждаешься, я отнесу кому-нибудь еще.
— Например?
— Твоему мужу. Хотя он весь в делах, но думаю, не откажется взглянуть на это. — По губам Анжелы пробежала ядовитая усмешка. — Девчонка, которая играет здесь, взяла в привычку ходить с ним в «Царскую охоту».
— Откуда тебе известно это? — напряглась Виктория.
— Все об этом говорят. Они встречаются в открытую. И я решила, что тебе не помешает знать, как выглядит она. Вдруг у тебя достанет храбрости однажды нанести визит и проредить ей гриву.
— Сколько? — прервала ее Виктория.
— За оригинал Рогожин выложил Луневу шестьдесят. — Анжела помолчала. — За копию, обычно, просят половину. Но поскольку мы обе из творческих — меня устроит четверть.
Виктория выписала чек.
— Если тебе нужны улики — я могу их щелкнуть в ресторане, — продолжала торговлю Анжела.
Виктория взяла кассету и, не прощаясь, вышла.
«Если ничего не предпринять, он так и будет обходиться суррогатом», — садясь в машину, думала Виктория. Рогожин поступил неосмотрительно, но она не злилась на него. «Должно быть, в своих чувствах он дошел до высшей точки, раз выложил такую сумму. Она толкует о супрематизме, вещает о «косом кресте», триграммах и прочих завиральных областях, а правильней было б пощупать у него ширинку. Конечно, не в буквальном смысле. Она не девка из пивной. Но чтобы он воспламенился, ей надо что-то перенять у Мессалины».
Виктория подъехала к картинной галерее Риты Визбор.
Она вошла и огляделась. У витрин толпилось несколько зевак, из тех что ничего не покупают, а у задней стенки двое работяг забивали короб со скульптурой. Кассирша, не поднимая глаз, лениво перелистывала «Хapпep». Там, где висели ее полотна, зияла пустота. Виктория прошла в конторку.
Рита поднялась навстречу:
— Большой успех, Викуша. «Вирсавию» продали иностранцам, «Небесную корову» приглядел один банкир, а «птичьи головы» все до единой устроились в «Газпроме» — там обновляют офис. «Небесную корову» купили бы японцы, но этот парень попросил оставить.
— Кто он?
— Такой заметный из себя, черноволосый… — Рита помолчала. — Сказал, что рассчитается наличными. И я уважила.
— А «Лестригоны»?
— Пока висят. Но тоже собирают публику. Уйдут к концу недели. Как пить дать.
— А чьи там чучела у стенки?
— Сабины Горской. Фигурки так себе, но я взяла. Говорит, что выставлялась в Лондоне.
— Чистейший бред — ни уму, ни сердцу, — поморщилась Виктория.
— Девчонка прогрессирует. В первый раз она нагородила что-то из хрома и стекла. Я подержала месяц, а потом упрятала в подсобку.
— Завтра я пришлю тебе свой «Апокалипсис».
— Я вывешу его на самом видном месте, — пообещала Рита.
Выходя, Виктория неожиданно столкнулась с Рогожиным. Увидев ее, он сделал вид, что изучает вывеску.
— Ты к Рите Визбор?
— Я хотел купить картину… — замялся он. — Ты мне не поможешь выбрать?
— Рита сказала, что ты уже определился.
— Верно, — Рогожин улыбнулся. — Я выбрал «Небесную корову».
— Почему?
— Она мне нравится.
— Я тебе подарю ее, — неожиданно сказала Виктория.
— Лучше будет приобрести у Риты. Платежка оградит от пересудов.
— Ты их боишься?
— Нет. Но это может повредить тебе.
— Не волнуйся. Моя репутация не пострадает… — Виктория сделала неопределенный жест рукой.
— Я все же рассчитаюсь с Ритой, — с нажимом сказал Рогожин. — А после мы отметим покупку в «Амазонии». Ты согласна?
Она кивнула. «Как просто все, если не ходить вокруг да около».
В «Амазонии» было малолюдно. Две-три парочки, уставшие бродить по Пушкинской, да несколько старушек, смакующих глинтвейн. Они заняли столик у окна.
— Я ни разу не встречала тебя с девушкой. Они тебе не нравятся?
— Не то что бы… но сильных чувств не вызывают, если отсутствует талант, — со значением добавил он.
— Почему ты заказал этот дурацкий фильм?
Рогожин густо покраснел:
— Я люблю тебя… Полагаю, ты об этом догадываешься.
— Мне показалось, что эта суррогатная картина — часть продуманного плана. Ты что-то скрываешь от меня, — нахмурилась Виктория.
Он взял ее руки в свои и посмотрел прямо в глаза:
— Ты права. Я не сказал тебе всей правды… Наш банк на грани разорения — его подмяли «южные». Пинегин этого не видит или не хочет замечать. Он слишком увлечен моделью. И я подумал, что следует готовить «запасной аэродром». Но места там не хватит для троих. Мы туда отправимся вдвоем. Ты и я.
— С чего ты взял, что я оставлю мужа?
— Ты не сможешь простить ему измену. Не тот характер, — добавил он. — И хуже всего то, что перспективу он видит не с тобой.
Виктория искоса взглянула на него:
— Сергей тоже собрался уезжать?
— Судя по тому, как обстоят дела, такой вариант не исключается. Банк под колпаком. Нам всем угрожает серьезная опасность.
— Ты видел эту девушку?
— Какую? — не сразу понял Рогожин.
— У которой «перспектива», — напомнила Виктория.
— Видел, и не раз… Она эффектна и напориста. Но ей не написать «Небесную корову». Все ее таланты помещаются в корсаже.
— Где он нашел ее? Как это случилось?
Рогожин потрогал подбородок:
— Ты помнишь, как Елена соблазнила Париса?
— Как? — Виктория сощурила глаза.
— Положила под его подушку прядь волос, когда они плыли в Сидон. У этой шалуньи такие же приемчики — она модель. Покрутилась перед ним в прозрачном платье… и Сережа мигом задымился.
— Я думала, что это секретарша — Марина Лейкина.
— Лейкина… у нее ума побольше, — помолчав, сказал Рогожин. — Тут как раз сугубо деловые отношения. Если и есть что, так это привязанность к толковому, расторопному работнику — не больше. Близости, в прямом смысле, между ним и секретаршей не было. От персонала это не укрылось бы. Своим местом Марина дорожит. Она окрутит кого-нибудь из «газовых тигрят». С девицей-Кларой все по-другому. Она ему звонит по прямому телефону, открыто приезжает в офис. Это не обычная интрижка. Она вцепилась в него мертвой хваткой. Ты уже не вернешь его. Дай ему развод, и мы уедем с тобой на острова. Я уже предпринял кое-что. Перевел счета в Род-Таун, на Кайкосе присмотрел особнячок. «Южные» не дотянутся туда. Куда намылился Сережа, я не знаю. Думаю, они скроются вдвоем. Он уже брал ее с собой в Давос. Судя по всему, они неплохо провели там время… — Рогожин хотел сказать что-то еще, но счел за благо промолчать и вместо этого спросил: — Ты давно была в Сен-Тропезе?
— Прошлым летом, — ответила она.
— Теперь ты не узнаешь своей виллы на Лазурном берегу. Клара все там поменяла: мебель, драпировки… Готовит гнездышко для себя. Ходят слухи, что она беременна. Поездка в Давос вместе была не единственной. Лейкина три раза покупала для нее билеты за рубеж.
Виктория молчала. «Он прав. Я теряю мужа».
— Как ты поступишь? — спросил он.
— Не знаю. Есть предел, дальше которого никому из нас не следует заходить. Возможно, я отпущу его…
— А что насчет Кайкоса?
— Я подумаю об этом завтра, как говорила легендарная Скарлетт.
/ продолжение/
;
Свидетельство о публикации №212012600638