Пёс, бегущий по кромке прибоя

Все его мускулы играли в ту знакомую каждому бегуну игру, которой даёт название только сторонний наблюдатель, зритель, случайный прохожий, захваченный на мгновение взгляда новым движением, рождающимся в ладном, крепком теле, устремлённом к невидимой цели, и тогда... возгласом, обращённым к тем глубинным тайнам жизни, о которых догадывается каждый живущий, останавливает это  мгновение в слове :
- Боже, какая красота !
Эти слова слышат развевающиеся уши бегущего пса- он, не поворачивая головы, приподнимает их , напрягая мускулы умного, выпуклого лба и бежит – дальше, дальше – туда, где в нежных складках прибрежных скал только ему видна крыша родного дома.

За ним не остаётся следов – волны , охваченные своей вечной заботой о точности береговой линии, стирают все чёрточки и линии, рисунки и знаки, оставляя только те линии прибоя, которые проводят сами.
 В этой усердной озабоченности они не могут заметить ценность рисунков на песке, а ветер не успевает им это рассказать. Ему так трудно выговорить  длинные объяснения, где надо упоминать и «память», и «уход», и « любимый», и « далеко»...
Он пытается, но у него вырываются только отдельные несвязные звуки, которые собачьи уши слышат как звуки прибоя, удары воды о камни и скалы, как рокот и шелестение озабоченных волн.
Пёс не оглядывается на новые звуки, которые возникают за его спиной, он бежит вперёд, а то оставшееся сзади  стало прошлым и его – Пса – там нет.
 Ветер пытается догнать Пса и рассказать ему о его же следах, которые смыли нетерпеливые и упрямые волны.
Пёс слышит обрывки его рассказа, но с каждым мгновением  движения на песке у самой кромки прибоя остаются его новые и новые следы. Они не успевают стать старыми, исчезая под ревнивым рокотом волн...
Пёс мог бы сам рассказать это ветру, который развевает его лохматую шерсть так, что даже кудрявые шерстинки на передних лапах распрямились и могут померяться длиной с упрямо гладкими шерстинками на загривке...
Не расскажет – язык его , как и всё тело, занят бегом.
...Слабый собачий стон раздался за моей спиной так неожиданно, так жалобно, что я оглянулась с единственным намерением – броситься на помощь.
Моя помощь была не нужна: из автомобиля, который подъехал совершенно бесшумно и  всё ещё воспринимался мной с отенком недоумения,  на автоматическом подъёмнике в специальной коляске спускался на землю огромный Пёс.
- Мастиф, - слово как будто щёлкнуло меня в лоб, хотя я его даже не прошептала, только вспомнила ,  узнав породу.
Кнопку подъёмника нажимала  очень полная женщина, в той унисекс одежде, которая  типична для жителей этой северной страны, продуваемой ветрами так, что красота и элегантность давно уступили место практичности и удобству.
 Я не вижу лица женщины, да так и не увижу его за всё время нашей короткой встречи. Женщина уже гладит Пса, который явно не может уже передвигаться самостоятелно. Она что-то говорит ему - до меня долетают неясные  звуки чужого языка.
Пастью  зверя вдруг злобно щерятся на меня открытые двери автомобиля - даже сердце заколотилось  учащёнее . Да и милая поляна уже совсем не милая, хотя ещё минуты назад... Нет уже  тех минут..
Сюда я забрела случйно в поисках подхода к океану, плутая в незнакомой местности по дорогам,  то  тупиковым, то оберегаемым табличкой  «Частное владение», и только эта по которой мне сейчас надо уходить, открыла океан , где прибой и  Пёс бежал по кромке прибоя, где сейчас я чувствую себя такой неуместной, словно случайно прикоснулась к чужой тайне, словно занимаю слишком много места в стремительно уменьшающемся пространстве  между небольшими возвышенностями лесистого берега.
Я должна пройти мимо них – Пса и женщины.
Другого пути у меня нет.
 Не надо мешкать – иду, здороваюсь с женщиной , которая так и не повернулась ко мне , и вижу, что Пёс спит и во сне его беспомощные, старые ноги подрагивают , он бежит...
Пёс, бегущий по кромке прибоя.