3. Закорюка

ЗАКОРЮКА.  Из серии «Невидимые лесные обитатели»
   (сказка)

            Леший Закорюка сидел возле  печурки в своём зимовье. Огонь весело трещал, ухватывая очередную порцию мелко колотых дровишек. Закорюка набирался тепла перед тем, как лечь спать. «Славно сегодня поработали!  - протягивая ладони к пламени, размышлял он. Леший представил на миг, сооружённый им для Тритона Горыныча шалаш, - завтра нарублю лапника побольше, и не замёрзнет наш теплолюбивый дружок. Скорее бы уж наступило завтра, соскучились все по Тритоше!»
            Поляну перед избушкой Аксютки ещё заранее расчистил от снега кот Василий. Поэтому друзья после обеда сразу приступили к осуществлению своих планов. Закорюка рубил и таскал ветки для строительства, а Баюн помогал ему изо всех своих кошачьих сил. Баловаться они тоже не забывали: толкали друг друга в сугробы, кидались снегом, но к вечеру шалаш был всё равно готов.
            Дормидонт Кащеич занимался украшением ёлки. Из еловых и сосновых шишек он заранее  наделал гирлянд. Орешки обернул золотистой фольгой и привязал к ним ниточки. Ему помогали сноровистые белки, которые тоже ждали новогодний праздник и хотели повеселиться возле ёлочки. Им ничего не стоило перескочить с ветки на ветку, поэтому Дормидонт управился намного скорее кота и Закорюки и пришёл к ним на помощь. Они втроём натаскали огромную кучу хвороста и сложили его пирамидой, для завтрашнего  новогоднего костра
            Аксютка опять накормила их и напоила чаем. Кот залез на печку, а два друга пошли в свои жилища. Тропинка между сугробами, утоптанная и широкая, позволяла им идти рядом. Низкое зимовье Закорюки находилось в полукилометре от жилища бабы-яги, в сухом обширном овраге. Дормидонт жил чуть дальше, на более возвышенном месте, так как любил осматривать окрестности сверху.
Они ещё немного потоптались на развилке, поговорили о том, о сём и пошли по домам.
            Зимовье Закорюки ничем не напоминало уютное жилище Аксютки. Порядка здесь не было никогда. Да и какой может быть порядок в жилье, где постоянно что-то мастерилось.  Посреди зимовья стоял верстак, в углах всевозможные приспособления для плетения, типа старинных кросен, заготовки из дерева, инструменты. Закорюка был мастером на все руки: плёл лапти, корзинки и короба из лыка и берёзовой коры, мастерил кадушки и вёдра, плёл сети и силки. Про его поделки острая на язык Никушка говаривала: «Бывает тара лучше товара». Занимался он рукоделием, в основном, зимой. Летом у него была другая работа: он присматривал за лесом. И в зимовье почти не появлялся. «Летом каждый кустик ночевать пустит», - повторял он за Никушкой.
              Мы люди думаем, что смотрит за лесом лесничий, а на самом деле это работа лешего. Лучше него никто не знает, где что растёт и в какое время, поэтому он показывает людям и грибные и ягодные места. Но так он старается только для хороших людей, а злых да жадных может и наказать. Бывает, конечно, иногда и побалуется для собственной потехи, но это редко. Потом всё равно выведет на дорогу или подскажет с помощью различных ухищрений, в какую сторону идти.
              Леший Закорюка очень не любил жадных и глупых людей. Если слышал, что люди плохо отзываются о лесных обитателях, то пугал таких "любителей" леса с помощью змей или кружил их по одному месту по сто раз, подсовывал коряги под ноги, ронял шишки на головы, ухал филином, рычал медведем.
Но особенно не любил тех, кто готов был лопнуть от жадности, не показывая ни кому  потаённых и обильных ягодных, грибных, ореховых мест. Презирал таких, кто ходил в одиночку и набирал столько, что не мог унести. Злился на людей, которые рвали грибы с корнями, нарушая грибницу, кто собирал комбайнами ещё недозревшие ягоды, кто без надобности ломал ветки или разводил костры в торфяниках и оставлял их, не загасив. Ненавидел Закорюка браконьеров всякой масти и горе-охотников, которые стреляли в птиц и зверушек из озорства или злости.
                Доставалось таким людишкам от лешего. И в непроходимые болота заводил их и мурыжил по нескольку дней, что тем ничего не оставалось делать, как бросить свою добычу и ни с чем возвратиться назад. И пугал так, что те люди потом боялись в лес ходить. Ружья портил. В котелки с варевом соли насыпал несколько горстей, а потом смеялся до колик в животе над тем, как они плевались. Иногда и друзьям своим лесным показывал леший бесплатные спектакли, и те веселились от души. Ведь лесные обитатели не видимы людям, а видимы только зверям и птицам, да и разговаривают они на птичьем и зверином языках, поэтому люди  не слышат их.
                Печурка протопилась. Закорюка закрыл трубу и улёгся на тёплую лежанку.
- Охо-хо, и где же кикиморка-то наша бродит, в какой стороне? Сама ведь говорила: горе тому, кто живёт в чужом дому. И мы-то все хороши – бросили её одну-одинёшеньку. Теперь у неё только два друга: мороз, да вьюга.
Леший и не заметил, что он рассуждает Никушкиными поговорками. Всех заразила своими присказками. Когда он бороду отрастил, сказала: «Борода – уму не замена». Он тогда на неё обиделся немного, а теперь улыбнулся невесело, вспомнив ту размолвку: беда даёт ума. «От одного слова – навек ссора», - опять пришло ему на ум.
                Теперь и не вспомнит никто, с чего всё началось. Никушка что-то больно сердитая сделалась прошлой осенью.  Никому не прощала самой маленькой оплошности. Аксютка тогда намекала на какую-то «прошлую жизнь» Никушки, мол, двести лет назад в эту пору с ней что-то произошло. То ли что-то приснилось кикиморе, что выбило её из нормального русла…
             - Ладно. Утро вечера мудренее. Завтра все вместе ещё раз продумаем план поиска. Тритон Горыныч мудрый, авось ещё что-нибудь предложит дельное. И снова у нас в лесу станет «каждой твари по паре», как говаривала Никушка, - бормотал, уже засыпая, Закорюка.