Метзавод

НА СНИМКЕ (из Интернета http://chelyabinsk.rfn.ru/rnews.html?id=620681&cid=8 ): в реке Ай, куда сбрасывает свои отходы производства Златоустовский металлургический завод, гибнет рыба... 

                *    *    *
Наш двухэтажный дом стоял в ряду таких же  на Генераторной улице, застроенной, как и другие улицы посёлка, лишь с одной стороны: другая заканчивалась уступом – склоном к следующей улице. Дома, таким  образом, были выстроены террасами, а в самом низу, в котловане, со всех сторон окружённом горами, располагался металлургический завод, издавна выплавлявший известную во всём мире златоустовскую высококачественную сталь.
Единственная доменная печь давно стояла мёртвая, холодная, а сырьём для завода служил   только метал-лический лом.  Груды его ежедневно прибывали с фрон-та: разбитые, искалеченные, обгорелые танки, орудия и ещё Бог знает что – вовсе неузнаваемое: вражеское и наше… А ещё, конечно. металл в чушках с других заводов.

Вся жизнь завода шла буквально у нас  на  глазах: перед нашим окном разворачивалась гигантская панорама  производства, сновали по путям и гудели день и ночь маневровые паровозы, негромко переговариваясь, иногда издавая одну и ту же «мелодию», в которой я значительно позже, став в армии радиотелеграфистом,  расшифровал четырёхзначную цифровую группу «7220»; по вечерам небо озарялось отблесками плавок.

Сюда, в посёлок метзавода,  была .эвакуирована основная часть харьковской Гипростали, металлурги Донбасса;  «вторым эшелоном»  уже в 1942 году  прибыли беженцы из Сталинграда, пережившие апокалипсические бомбёжки, когда немецкие самолёты не покидали неба над городом в течение целого дня, и бомбы беспрерывно сыпались на пылающие кварталы…

Кроме того, из среднеазиатских республик прислали трудармейцев – узбеков и таджиков. Они прибыли зимой на Урал в чём были: в тюбетейках, халатах и белых холщовых штанах (едва ли не в кальсонах). Чьё-то страшное головотяпство, преступное равнодушие или равнодушное преступление были причиной невероятных и бессмысленных лишений этих людей, очутившихся здесь без языка, без средств, без тёплой одежды - в суровом, гибельном для них краю, в чуждой, иногда враждебной им среде. Те, кто всё-таки пережил эти бедствия, возможно, и сейчас связывают их со злой волей  «старшего  брата» - русского народа, и не удивляйтесь потом, товарищи русские, если они и их дети в один прекрасный день отнесутся к вам и ко всему «Союзу нерушимому»  без малейшего почтения .

…Строем шли они по утрам на работу, негромко переговариваясь, надсадно кашляя; кто-то мочился на ходу прямо из строя, не стесняясь прохожих. Вообще, они больше напоминали толпу заключённых, нежели «армию». Поначалу были у них с собой какие-то запасы нехитрой среднеазиатской снеди:  сушёный урюк, например, которым они приторговывали. Местные мальчишки, имея опыт  общения с татарами и башкирами, быстро смекнули, что могут применить свои познания  для контактов  с узбеками, таджиками, туркменами. Бывало, идём из школы, а навстречу – азиат-трудармеец. Какой-нибудь златоустовский   оголец  кричит ему нахально:

- Бабай!  Урюк бар? (То есть: «Эй, дед! Есть у тебя сушёный абрикос?»)

И «бабай», которому, несмотря на бородёнку, лет, может, не более тридцати, отвечает, «бар» у него урюк или «йок». На этом запас тюркских слов у огольца обычно бывал исчерпан – разве что он пускал в ход какую-нибудь непристойность, - например, спрашивал у «бабая», «бар» ли у него «кутак»  Чтобы  читателю были понятны эти слова, поясню, что «кутак»  есть у любого «бабая»…

В свободное время бабаи слонялись по посёлку, как неприкаянные. Местные жители относились к ним неприветливо.  Сказалось ли тут не лучшее свойство души человеческой – ксенофобия, или сработали специально-златоустовские «гены», а может, традиции?  Ведь многие здесь были потомками так называемых «кузюков» - каторжников, которых клеймили в давние времена тремя буквами на лбу:  «КУЗ», то есть Казённые  Уральские Заводы.  То была, наверное, одна из первых русских аббревиатур, предвосхитившая целую россыпь диких сокращений советского времени. Каторжные нравы могли наложить свой отпечаток на целые поколения и тех, кто был клеймён, и тех, кто  их клеймил и охранял, и уж, конечно, на потомков и тех, и других. Только в этом я вижу если не оправдание, то объяснение, той бессмысленной жестокости, которая проявлялась к бабаям (и, как после увидим, не только к ним…) Одним словом, «жестокость – бар, милосердие – йок», - такова была нравственная, а точнее – безнравственная, формула общественного отношения к среднеазиатским трудармейцам.

Борька Медный был, как уже сказано, беззлобный паренёк, но и он совершил однажды непостижимо жестокий поступок.  У Поносовых была в доме «воздушка» - пневматическое ружьё. Мы с Борькой сами штамповали для него крошечные  свинцовые пульки при  помощи  специального приспособления. Одно время оба увлеклись стрельбой из воздушки. Как-то раз  он случайно выпустил из клетки синицу. Она полетела по квартире и в нашей комнате села на хозяйские настенные часы. Борька протянул мне  воздушку,  я, прицелившись вовсе не всерьёз, выстрелил  и… убил птичку, о чём жалею до сих пор.

Однажды. спустившись в уборную, которая находилась во дворе, Борька заметил, что позади этого нужного сооружения, в огороде, который был выше по склону горы, какой-то бабай присел по своей надобности, выставив зад навстречу Борису. Соблазн  слишком был велик – наш   юный   шкода пулей взлетел наверх, схватил воздушку – и опять засел в туалете,  тщательно целясь сквозь отверстие в досках. Оснований для мести  не было: с огорода всё убрано ещё осенью. От жилья довольно далеко – пусть бы себе человек облегчился…  Но можно ли стерпеть, когда чужак расселся в твоём огороде, как в собственном?!  И Борька выстрелил по этой донельзя исхудавшей мишени. Бедный бабай поднял крик, в котором различалось одно русское слово:  «Началник!  Началник!»

Признаюсь откровенно: хоть я и не  «кузюк», но  слушать Борькин рассказ мне было весело, и я куда меньше жалел подстреленного Борькой бабая, чем убитую мною птичку… Это стыдно, но это так.

Уже когда весной 1944 года мы погрузились в эшелон, чтобы возвратиться на Украину,  ко мне на  Златоустовской товарной  станции, от которой эшелон  ещё не успел отойти, подошёл  молодой бабай  (то есть, скорее – малай, - парень)  и на ломаном русском стал с завистью расспрашивать, куда мы едем. Рассказал, что его родина – «Эсталинабод»  (то есть, столица Таджикистана – теперь Душанбе). Мечтательно прикрыв глаза и для убедительности прищёлкивая языком, пытался описать красоты своего края. Позади была страшная зима, может, он перенёс их  даже  две вдали от дома – и теперь, кажется, надеялся, что тоже вернётся.  Но – когда?! Вот что не давало ему покоя.

Бабаев использовали на самой чёрной, самой тяжёлой и неквалифицированной работе. Трудармию некогда изобрёл Троцкий. Сталин разгромил троцкизм, изгнал, а потом и (руками  наймита) убил своего знаменитого соперника, а вот дьявольское изобретение Льва Давидовича  использовал на полную катушку. Но сколько ни приходилось мне читать о войне, - о трудармии не встречал ни слова!  А ведь без неё не было бы и победы.  Бабаи выстелили к ней путь своими телами. – безответные, безъязыкие, комичные в глазах местного русского населения  узбеки, таджики, туркмены…Трудармия была предтечей современных стройбатов, где, кстати, контингент зачастую такой же…

Я рассказал сейчас об одном полюсе советского общества военных лет – самом разнесчастном (если, конечно, не считать узников ГУЛага). На противоположном  полюсе  ( в масштабах  златоустовских) находился директор   метзавода Крамер. Для меня это лицо полумифическое – я его и не видел никогда. Зато отчётливо помню, как к нему домой возили ежедневно на подводе большой бидон молока  и другие продукты.

Помню толстенького, маленького начальника заводского ОРСа (отдела рабочего снабжения)  Павла Семёновича Либина. То был человек могущественный. А сын его – кажется, Ленька – известен был всему посёлку как повеса и бездельник.
ОРС  в народе расшифровывали так:

Обеспечь Раньше – Себя.
Обеспечь Родных своих.
Остатки Раздай Сотрудникам.

А ещё в те годы была в ходу   шуточная классифи-кация  всех граждан  по пяти категориям:  торгсиньоры, блатмайоры, литер-Аторы (то есть получающие паёк по карточкам литера «А»), литер-Беторы  (обладатели литера «Б») и – кое-какеры (то есть живущие кое-как, перебивающиеся с хлеба на квас, чудом не погибшие). Мы, конечно же, принадлежали к этому последнему классу: папа и мама получали паёк служащих (карточки категории СП-1 или СП-2 – кажется, 400 граммов хлеба),  я был обладателем карточки иждивенца (тоже шутили: «изможденец»!)  - 300 граммов хлеба, и лишь Марлена, пока работала лаборантом,  получала рабочую норму: 500 граммов хлеба в день. Литр молока стоил 100 рублей. Ведро картофельных очисток оценивалось в 25 рублей, и мы такое их количество обменивали  у державшей корову соседки  на   «чекушку»  (0,25 литра) молока; хлеб на рынке стоил 200 рублей за буханку. К сожалению, не помню размеров зарплат, но они мало возросли по сравнению с довоенными, а перед войной оклад у моего отца был – 700 рублей. Это значит, в переводе на военные рыночные цены, три с половиной буханки хлеба.  На зарплату прожить было невозможно. Администрация предприятий выдавала, кроме зарплаты, талоны на различные промтовары, всё это – с расчётом на то, что люди реализуют выданные вещи на чёрном рынке по спекулятивной цене. Это считалось практически законным и не преследовалось.  Часть своих продуктовых карточек работающие люди сдавали в столовую и там питались во время обеденных перерывов. В столовой давали жиденький суп, а на второе – «гуляш». То есть несколько кусочков жёсткого, жилистого мяса  с горсточкой грубой каши. В столовой постоянно паслась категория существ, стоявших ещё ниже «кое-какеров» и «изможденцев», - так называемые «доходяги», то есть люди, дошедшие «до ручки», до потери человеческого достоинства.  Пока нормальный кое-какер поглощал свой гуляш, такой оборванец-доходяга стоял у него за спиной, держа наготове самодельное ведёрко из консервной банки на проволочной ручке. Стоило обедавшему встать из-за стола, как к его объедкам немедленно устремлялся доходяга, аккуратно собирая их в баночку, и порой тут же, отойдя в сторонку, ел…

Подспорьем в борьбе за выживание был огород.  Папа ещё до нашего приезда  посадил овощи на выделенном ему участке земли, но у него с грядок всё покрали. Весной 1943 года мы получили новый участок -  в пойме реки Ай, на заливных лугах. Я ходил с родителями вскапывать там целину, сажать, полоть, окучивать, копать картошку. Земля была жирная, влажная.  Вскрывая её лопатой, наш сосед по участку выкопал тяжёлый стальной меч в полуистлевших ножнах, тыльная сторона этого оружия вся состояла из зазубрин, остриями направленных к рукоятке: явно для вспарывания вражьего   брюха. Может быть, то было одно из знаменитых изделий златоустовских оружейников.. А возможно, на дно реки попало в незапамятные времена оружие русского землепроходца или татарского хана? 

Но урожай с этого огорода мы могли собирать лишь в конце или хотя бы в середине  лета. А весной 1943-го нас очень мучил голод.

Читать дальше "Голод" http://proza.ru/2012/01/27/1397


УВАЖАЕМЫЙ ЧИТАТЕЛЬ! В ГРАФЕ "РЕЦЕНЗИИ" НАПИШИ НЕСКОЛЬКО СТРОК О ПРОЧИТАННОМ: МНЕ ВАЖНО ЗНАТЬ ТВОЁ МНЕНИЕ И ЗАМЕЧАНИЯ! Спасибо.