Старая соль 4

                Ч А С Т Ь   II

                Л Ю С Ь К А
                ( все тот же дневник)

     08.11 Чт. Тс. 07.30   Бухта Тихая.
    Да, вчера было то, что я и предполагал, что должно было быть. Изобилие водки, которым обеспечил себя предприимчивый экипаж, обернулось тем, что до утра по пароходу слышны были крики, безобразная ругань, барабанные стуки в запертые двери, женский плач и, как следствие – теперешнее мое состояние. Ночь почти без сна. К тому же я изрядно переволновался накануне, а выхода волнению так и не случилось. Правда, волнение это, как и весь наш долгий, откровенный разговор, было приятным. Мы даже сходили в столовую команды, где в полумраке и тесноте танцевала уже пьяная публика, и тоже танцевали. Что-то медленное и красивое, и я тщетно пытался унять свою дрожь от ее близости, от трепетного и податливого ее тела, ее запаха. Нет, не духов, а ее запаха, который я теперь найду, наверное, среди сотен других, выберу как сторожевой пес. Она была ослепительно красива в бежевом платье и… хорошо, что там было темно.
   Мы станцевали только один танец и тут же вернулись в каюту. Мы вернулись и говорили, говорили – я уже и не припомню, о чем. Да обо всем на свете, но очень немного и осторожно и даже, наверное, бережно, - о себе самих. Только теперь я уверен, что это именно та женщина, которая мне нужна, нужна была еще давно-давно. Уверен, что с нею я был бы не тем, что есть теперь, хотя это лишь предположение, которому никогда не найти ни подтверждения, ни опровержения. И не надо. Одно только знаю наверняка: я буду очень жалеть, если она не станет моею. А станет или нет, будет, видимо, известно уже сегодня. Правда, несколько настораживает то, что она не ответила сразу, попросила время подумать. Даже и не просила. Просто сказала, что ответит завтра. Уж не готовит ли она какой сюрприз? Однако нужно отвлечься от ожидания – оно захватило меня всего – от воспаленного мозга до горящих пяток. Как отвлечься? Да работой – как же еще?
    Николка мой никак не хочет подниматься – нету сил у Николки. А вон хлопцы из 167-й – молодцы. Вижу: топают дружно в харчевню, на завтрак. Правда, только трое. Олега Батьковича нет. Тот-то был вчера хор-рош. Как, впрочем, и многие прочие. О, снаружи голос слышу, противный такой голос, скрипучий: «У рыбака своя звезда, сестра рыбацких сейнеров и шхун…». Такую песню терзает! Это наверняка баба Зина из своей сушилки. Всю ночь, что ли, там просидела?
    Ну что, мужики, пора и нам вперед и с песней?!
    Тс. 11.45  Все бы неплохо, да что-то самочувствие у меня неважнецкое. Наглотался на всякий случай таблеток, только эффекта пока от них не ощущаю. Утешаюсь тем, что у многих ребят и барышень состояние сегодня гораздо плоше моего. Потому и жизнь с утра на пароходе какая-то вялая. Ни шатко, ни валко идет перегруз, до сих пор не запущен завод, хотя намеревались сделать это еще к полуночи. И начальственный состав пока не реагирует: видимо, чувствует начальство, что народ еще не готов, что ему надо очухаться, прийти в себя. А может, само в себя приходит?  Или мучается от утраты морального права на жесткие меры: протабанили, дескать, вчера, прозевали эту беспрецедентную акцию по затариванию судна водкой. Говорят, поздно вечером примчался на корму замполит – сигнал будто поступил: на корме водкой бойко торгуют. Сомневаюсь однако, что он не ведал об этом раньше: торговля-то шла целый день.
    БМРТ  «Амурск» через несколько минут отвалит от борта. Только что объявили о пересадке их людей с нашего парохода. А я зверски хочу спать. Коля Акимов очень некстати подбросил мне небольшую, но весьма кропотливую работенку. Боюсь, замотает она меня.
    Тс. 18.30  Странные серебристо-белые сумерки уже во второй раз наблюдал я сегодня. На все вокруг не то изморозь легла, не то налет какой-то. И самое солнце было белым, опускаясь в белесую дымку между Скрыплевским и Басаргинским маяками. Должно, к непогоде это. Впрочем, завтра увидим. На судне по-прежнему царит безделица, и вот только сейчас объявили о готовности второй смене разделки к работе на минтае. Когда-то должны же мы заработать.
    Обнаружил сегодня маленький недочет в рассчетке: мне не оплатили 10%  за ремонт – хоть и невеликие, но весьма нужные деньги. Ходил в бухгалтерию - обещали вернуть.
    Нынче, как и вчера, бойко заработало «снабжение» - видимо, ночью пароход опять забалдеет. А Ф.М. Достоевский начинает помалу вгонять меня в тоску, и хочется вернуть его в библиотеку недочитанным. Но это так невежливо по отношению к классику – придется вымучить до конца. Хоть и сомнение червоточит: а чем же он так велик, Федор-то Михалыч?
    Новоявленная моя подруга, похоже, не очень скучает без меня. Или это ее игра? Черт их ведает, этих подруг.
    Думаю сегодня на ночь наглотаться снотворных пилюль, чтобы хоть одну ночь отоспаться как следует. Пытался было вздремнуть после работы – не получилось. Думы треклятые одолевают.
    Артель наша ремонтная без пастыря бесхозной оказалась: второй день никто почти не работает. Коля Акимов вообще где-то сгинул, так что супружница его Таня Пьянкова по всему пароходу рыщет.
    Сейчас пойду на ужин, а что потом? Подожду до начала киносеанса да и спать завалюсь. Бог с ней, с любовью этой. Что-то уж очень ненадежной она мне сейчас кажется, партнерша моя.
    Тс. 19.25  Мое состояние начинает меня пугать. Будто на канате балансирую, на грани обморока. Давление, что ли, поднялось или, может, простудился? Только бы не серьезное что. Почему-то совсем не хочется мне сейчас уходить с этого парохода. Но очень хочется опять видеть ее, черт бы ее побрал! Как свободно говорит она, касается всего, о чем с другими было бы просто немыслимо. Она на восемь лет меня моложе, но я пред нею себя порой пацаном чувствую. Эти зеленые, с карими искрами, всегда чуть насмешливые глаза… Придет или нет? Может, у нее другие варианты имеются, а я – лишь один из них? Вряд ли. На ветреницу она никак не походит. Если не придет, завтра я пойду… к Федорычу…
     Давно я Татьяне писем не писал.

      09.11  Пт.  Тс.07.25   На полном ходу куда-то курсом к Ostу. На полный ход (наконец-то) коптит завод. А бегал я сегодня при полной наглой Луне, крепком ветре и температуре в плюс один градус. Бегалось трудно – следствие употребленной вечером таблетки радедорма. Зато прилично выспался.
    Но какой день был вчера, какой вечер, черт меня задери! И ее – тоже. За целый день безделья у нее не нашлось нескольких минут, чтобы зайти и сказать…
    Встретились мы в кинозале и потом, когда кино не состоялось – кинщик «заболел», - здесь, на кормовом ботдеке. Они были втроем и вроде пытались изобразить какие-то упражнения. Гетеры!
    Почему-то мне не хотелось их присутствия. В сторонке от них я проделал разминку и ушел. Ушел и лег спать уже в десять часов. Однако еще надеялся, ждал, что она придет. Не пришла. Ну и слава богу! Довольно волнений. Они мне ни к чему, только вредят здоровью. Теперь мне ясно, что, если бы у нас с нею что-то началось, я напрочь лишился бы покоя.
    Николка мой вчера опять надрался и опять всю ночь проспал на диване. Сейчас, как и вчера, не хочет подниматься.
    Почему-то вспомнилась коротенькая вчерашняя встреча с еще одним Колей – Кочетовым, который здесь второй механик ССУ с кличкой Бычий Глаз (которая, между прочим, здорово подходит к его внешности). Среди ребят, особенно судовых мотористов, он не в чести. Некоторые его даже тихо ненавидят. За что? Ведь он был когда-то корешком однокашника моего Бори Марчука, еще в мореходке. По каким таким интересам?
    «Пора бы идти туда, на «двойку», - только и сказал мне Бычий Глаз – и в этом, видимо, вся его сущность, все его цели и заботы. Он «делает деньги», ему нужен большой коэффициент, а «двойка» будет лишь на Курилах и выше. Впрочем, я тоже не стал бы возражать против больших заработков.
    Тс. 11.50   В столовой команды нет посуды. Всю порастащили по каютам на праздники. Кое-кто и по сию пору в празднике пребывает. Серега Котов опять ищет «коньяк для мужчин». А наш шеф Валера остался на берегу и как теперь будет нас догонять… я ему не завидую. Впрочем, не один он отстал от парохода. А толпой-то и догонять веселее.
    Утренний развод, как и вчера, проводил дед, явно тоже угоревший после проводов жены. И развод этот ему как зубная боль.               
    За окном яркий полдень, ультрамариновое море, которое нельзя загрязнять отходами и всяким прочим хламом. Капитан зачитал предупреждение на этот счет в связи с тем, что скоро мы должны войти в экономическую зону Японии. Видимо, пойдем Сангарским проливом. А топаем мы сейчас в направлении Курил, в южно-Курильскую экспедицию.
    Девки без единого до самого обеда перекура потрошат минтай. Застоялись, жеребые.
    А у нас в бригаде бестолочь образовалась: дед явно не знает, кого и чем занять. Хотя мне это не грозит. Меня не оставляют своими заботами заводские механики. Сегодня очухался и появился в токарке Игорь Мурашко и тут же получил добрый втык от Бабушкина: что за разгулы, язви тебя в корень! В общем, погуляли, пора и за работу браться.
    Кажется, сегодня я чувствую себя лучше вчерашнего. Однако нужно еще покушать таблетки.
     Тс. 18.30  Недавно хотел было восхититься и записать восторженное: ах какой, дескать, невиданной красоты закат наблюдается. Постоял, присмотрелся: закат как закат. Красный блин солнца заметно для глаза тонет в море. В какое-то мгновенье вдруг совсем исчезает – нет его. И только красноватые отблески еще долго играют на воде.
    Закончили работу, помылись, и я вновь в надежде на встречу. Пойти, что ли, самому? Она, скорее всего не придет после такого тяжкого дня. Им сегодня крепко досталось.
    Тс. 22.45  В 24.00 судовые часы переводятся на час вперед. То есть сегодня придется на час меньше спать, а второй смене – работать.
    А я потерпел фиаско. Вроде как затрещину получил в самый неожиданный момент. Я-то был почти на сто процентов уверен, что отказа не будет, что поломается она малость, чтобы приличие соблюсти, и в конце концов придет ко мне на вешала.
    Ни хрена я не знаю женщин и людей вообще, черт бы меня побрал!
    Взамен себя, чтобы вроде сгладить вину за отказ, она предложила мне знакомство с кем-то другим, вернее, другой, которая тоже вполне замечательная, достойная женщина, ничуть не хуже ее. «А я другому отдана и буду век ему верна», - примерно так следовало мне понимать причину отказа. У нее на берегу, в Алма-Ате, остался человек, который ее любит и ждет, а она… Это у них вроде проверки чувств – она для того и в море пошла, на год.
    Но какое мне до этого дело?! Меня, может, тоже на берегу любят и ждут, но это там, за десять тысяч верст, а здесь-то!.. И на кой ляд мне какая-то замечательная Люда Гуськова, если мне нужна только она, Люська!
    Мы опять сидели на бухте капронового каната на корме, и у меня, по мере того, как она говорила, росло ощущение, будто меня сдавливает тисками и не было сил вырваться из них. Мне хотелось возмутиться, заорать, но вместо этого я смиренно согласился с нею, отказавшись только от «замены». Орион с Близнецами над рубкой покатывались со смеху над тем, как Дульсинея поднесла здоровенную фигу раскатавшему было губы идальго. И теперь я – словно пес, которого поманили колбасой, но, вместо нее, дали здорового пендаля, а потом, чтобы малость смягчить, швырнули обглоданную кость. А он, гордый, на кость и не смотрит. Впрочем, я пока и кости не видел. Зато у меня появилась жгучая зависть и ревность к некоему Володе, которого она безумно любит. Кто он, каков, что за тип?
    Сейчас я сижу в обществе Коли Левакова и товарища Питкина и пытаюсь утешиться. А может, действительно, еще будет мне утешение? Может, еще подождать нужно – неужто я хуже того Володи из Алма-Аты?

     10.11 Сб. Тс. 07.20   На подходе к Сангарскому (Цугару) проливу.
    Маловетрие, ясно,  tв +7, tводы +14 град. Видимо, сегодня будет полнолуние. Забыл эмпирическую постоянную на нынешний год, чтобы точно вычислить. Да это сейчас и не важно. Сейчас я, противный себе самому, «закинул удочку» в другой омут – авось, клюнет. Боюсь только, что выудив «рыбку», я выпущу ее обратно: она вряд ли окажется золотой.
    И о чем это я все пишу, страдалец несчастный? Женить бы тебя - соломиной в задний проход, а лучше – дрыном здоровым… 
    Полтора суток мы топаем, все это время непрерывно работал завод, а по информации наработали лишь 45 туб консервов да муки 4 тонны. Заступающая сейчас первая смена опять станет бездельем маяться – скоблить и чистить те же носители, что и два дня назад скоблили.
    В который раз возвращаюсь к вчерашнему разговору и не могу понять, что же это было – глубокая порядочность и верность или польский гонор (она говорила, что кто-то из ее пращуров родом из польской шляхты, а папа был чекист). Когда я вчера вошел к ним в каюту, у них про какой-то стимул шла дискуссия. На высоких тонах причем. И Людмила не захотела мое любопытство потешить: тебе-то, мол, какое дело до нас. Это мы про свое, про бабье. Хотя я успел уловить, что речь шла о рыбе, о работе. Да чего теперь на этом голову ломать? Мне будет просто больно видеть ее, если даже никто другой здесь рядом с ней не поведется и вряд ли меня утешит какая другая. Пожалуй, из-за нее я сбегу с этого красивого парохода. Вот ведь как зацепило!
    Когда же, однако, будет почта?
     Тс. 12.25 Сейчас, когда мы входим в самую узкую часть Сангарского пролива,  хочу изумиться окружающими нас красотами. Справа по корме – ослепительное солнце, пронзающее изумрудно-белесые буруны от винта. Облака – по-летнему легкие, светлые. Если бы не ветер (с утра-то его и не было), вполне можно было бы загорать: солнце натурально печет в затишках. Вспомнилось невольно, как когда-то я, в бытность практикантом на «Боре», часами сидел на кормовом шпиле после ночных вахт, заколдованный такими же, прозрачно-зелеными бурунами от винта, уносящего меня от дома к неведомым странам.
    Народ толпится по бортам. Еще бы – заграница! Япония! Для большинства из них, крутозадых в клеенчатых фартуках, залетевших сюда из Ферганы или Брянска, одно наименование это - диво до головокружения. И так некстати, нелепо даже прозвучала сейчас пространная информация из уст заботливого капитана Ловейко об экономической зоне Японии, «одной из самых развитых стран Дальнего Востока». Его бы устами…
    Тс. 19.20  А полнолуние-то я профукал. Огромный оранжевый блин, изрядно смятый с правого края, висящий сейчас над горизонтом, напоминает, что наш естественный спутник уж дня два, если не три, как в третьей четверти. Наверное, Луна и виновата в моей очередной неудаче. Не знаю, перемелется ли, перетрется ли когда этот камень, что я намедни проглотил, только никакую другую я не могу и не хочу представить на ее месте. Или обманываю себя? Не знаю. Знаю лишь, что немало времени пройдет, прежде чем я успокоюсь.
    Через два часа должны подойти к промысловикам, объявлена готовность мотоботам, а нас с Колей Акимовым срочно вызвали в токарное – на аварийной срочности работы. В 16.00 механик Мурашко слинял из цеха, чтобы выстирать персональную робу…  в нашей душевой. Знать, подружка Наташка бойкот объявила, не обстирывает его. По этому поводу я с ним крепко схлестнулся, и теперь у Мурашки, явно в отместку замозжила срочная работа. Сходить поругаться, что ли? Пожалуй, схожу.
     Тс. 22.40  Сходил я и поругаться и взносы заплатить сходил и в робу обрядился, когда Мурашко деда ко мне привел, а тот посулил мне отдых на весь завтрашний день за сегодняшнюю избыточную эксплуатацию. Однако работы вышло всего на семь минут да и та пустяковая: проверил на биение один валик да поправил щечку шкива от транспортера – у заводских механиков на это разума не достало. Заодно выдал им «консультацию» и пошел переодеваться. Сыграв с Николкой одну партию в шахматы, отправился в кинозал, но через десять минут ушел: там «Асю» показывали – хороший фильм, но не к моему настроению. И забрел я невзначай в спортзал – впервые за несколько месяцев – и так здорово там пропотел, как давно не случалось. Хотя проделывал все то же, чем занимаюсь наверху, на палубе. И теперь в раздумье: где же полезней заниматься? Пожалуй, все-таки на свежем воздухе.
    А пароход наш уже стоит в районе промысла – он, будто забором, огорожен огнями добытчиков по «периметру». Наши мотоботы уже подгребают к борту с полными каплерами ивася, по трансляции кричат: «Вторая смена – к работе!», - и, право же, настроение у публики изрядно повышается – по себе сужу. Еще бы! Целая декада миновала, а «на табло одни нули» – надо наверстывать во все лопатки. Впрочем, я завтра наверстывать буду, а теперь – спать.

      11. 11  Вск. Тс. 19.32 
    Такая благостная погода стояла в последние дни, что, видимо, устала быть таковой. Обрыдло ей быть благостной. И уже час с небольшим назад засвистел, перевалившись через горизонт, ветер, загудел с подвывом и все набирает силу, упираясь в борт, и мощным гулом отвечает на этот напор стальное сооружение по «фамилии» «Андрей Захаров». На шкафутах темень, в столовую идешь, рискуя споткнуться о конец или шланг или просто поскользнуться на осклизлой от рыбы, залитой водой палубе. Дядюшку СЭМа срочно требуют на мостик. В цехе идет пересмена. Девки, одни торопливо впрыгивают в надстройку, прячась от ветра, другие неохотно покидают ее, чтобы спуститься вниз, к своим любимым разделочным столам.
    Да, здесь уже океан, и голос его совсем иной, чем голос моря.
    Сегодня мы едва не проспали. Забыв вчера запустить будильник, я проснулся лишь в половине восьмого. А спал всю ночь так спокойно, так безмятежно, будто избавленный от непомерной обузы волнений и суеты последних дней. И чего суетился, о чем хлопотал?..
    Работой сегодня не был загружен, поэтому всю смену делал ключи – сперва для токарной, а потом – к спортзалу. Так что теперь во всякое свободное время, никого не тревожа, смогу спуститься в зал и позаниматься вволю. Конечно, душновато там, зато дух, запахи, которые я успел позабыть и которые волнуют теперь, напоминая младые годы.
    Сейчас мы болтаемся где-то недалеко от северо-восточных берегов Японии, точнее – Хоккайдо, в японской экономической зоне. Днем инспекционное судно, переоборудованное из китобойца, подходило к борту, обежало вокруг, будто вынюхивая, а не гадим ли мы тут, и убралось восвояси. Других обнюхивать. По трансляции ежечасно сыплют предупреждения: не валите, сукины дети, мусор за борт, а не то…
    Где-то около полудня встретили мы одессита, плавзавод «Восток» - судно совершенно от нас отличное, этакий хозяин, гроза океанов.  «Черный, хоть и белый весь, мститель британских морей». Ему тесно, видите ли, в Атлантике, и он сюда притопал, на другой конец света. Я не мог налюбоваться его статью и с легкой завистью думал о тех, кто на нем работает. Он совсем не похож на наши плавучие «сараи» - базы и плавзаводы, и на транспортные суда не похож. Это скорее круизный лайнер – внешне во всяком случае.
    Все жилые помещения на нем расположены выше главной палубы, в колоссальной, изящных обводов носовой и почти такой же, с двумя высоченными трубами кормовой надстройках. Говорят, у них идут по два отгула в неделю – почему бы и не жить как-нибудь. А что от Одессы далеко, так в море, где бы ты ни находился, все далеко, все относительно.
    Уже дважды, уже после смены меня дергали на работу. Заводские механики, будто чувствуя вину за собой, обращаются ко мне до тошноты предупредительно. И я «набухаю» от гордости за свою значимость, за свое место на судне. Какая одначе хреновина!
    Отправил сегодня домой перевод на сто рублей и радиограмму дал. По-прежнему жду-не дождусь почты. Впрочем, не я один. А у нас уже 12 отгулов нащелкало – можно в отпуск отправляться. Шутка. А если всерьез, то я таки надеюсь, что она придет. И я буду готов к этому. А может, и не придет. Но во всяком случае сам я туда больше ни ногой.

     12. 11  Пн. Тс. 07.27    Экономическая зона Японии. Правда, берегов чтой-то не видать. Из моего окна по крайней мере. Может, они с другого борта красуются?
    Довольно крепкий ветерок задувает, баллов до семи, и волна приличная, но все еще тепло. Уже который день без перекуров пашет завод, а выработка почему-то низкая. Сегодня, например, лишь 113 тубиков выдали. Спрашивал у знатоков, почему так. Говорят, что все дело в мелком, как килька, ивасе.
    Какую-то странную качку испытывает пароход: будто едешь в старом трамвае по разбитой вдрызг колее. Поэтому бегать сегодня было очень трудно, особенно по левому борту, где шальной ветер так и норовит швырнуть на переборку.
    Выскочив на корму, я немало удивился, увидев здесь Ритулю. Одну. Других ее наперсниц не было. Впрочем, и она, помахав малость крылышками в затишке, под правыми шлюпками, незаметно исчезла.
    Вчера вечером опять занимались в зале. Когда спустились в зал – я Николку с собой прихватил,  - там уже занимались трое парней. Я впервые вблизи увидел каратэ. Тот, что вел занятия, смотрелся вполне внушительно. Николка так и загорелся от зависти, ему тоже захотелось стать таким. Только ведь это для него – как печатка на палец, чтобы по своей улице в проходку ходить. Тут нужны долгие месяцы тяжкого труда – не по нему это.
    Гостей, что ли, сегодня пригласить?..
     Тс. 19.32  Серенький денек сегодня выдался, без каких-либо значительных или просто заметных событий. В продолжение почти всей рабочей смены точил один червячный вал. Вообще-то ничего особенного, трехзаходный вал с шагом 12 миллиметров – работа пятого разряда, но при нашей оснастке, на нашем оборудовании… Когда я вчера выверил старую железяку и определил ее полную непригодность, заводские механики слегка запаниковали: а как же работать-то? У Бабушкина вообще истерика приключилась: убили! зарезали! Словно из-за этого вала весь завод остановится. Я сказал, что, если они найдут в своих сусеках подходящую болванку сорок пятой стали или лучше 40Х, то я сделаю им новый вал. Они дружно отвесили челюсти: да разве возможно такое? – но буквально через пять минут мне приволокли аж две штанги стали 40Х – и чего только у них там нет. Правда, толстоваты «прутики» - лишнего съема почти 30 миллиметров, да желательно было бы «улучшить» заготовку, подкалить предварительно, единиц до 30, но, увы, термоцеха здесь нет. Впрочем, сталь 40Х и в «сыром» виде переживет весь их завод.
    Сегодня Бабушкин целый день торчал возле меня, наблюдая за сотворением чуда. А когда в половине пятого я снял готовый «червяк» со станка и перенес его к Акимову, на фрезерный – шпоночный паз прорезать осталось, - он едва не прослезился. «Не знаю, как тебя благодарить, Василич. Вино ты не пьешь… А хочешь, деваху тебе сосватаю? Кстати, тобой многие интересуются…»
    - Из своего гарема, что ли? – посмеялся я и пошел в душевую, но последние «бабушкины» слова приятно волнуют, однако.
    Почти одновременно со мной высыпала на воздух разделка: у них рыба кончилась. И негде рыбу взять. В такую погоду ее не только перевозить мотоботами, ее и выловить-то невозможно. «А пого-погода-то разгулялась, посмотри, какая благодать…»  А тут еще пересуды слышал, будто бы баночка, которую недавно приняли, заграничного производства, для консервирования нашими способами не годится, чернеет. Вот и выполняй тут программы-задания.
    «Пароход качает, пароход гудит, ветерок крепчает, океан сердит» - этот детский стишок вполне подходит к теперешней ситуации. И – совсем из другой оперы, байки из харчевни.
    - Сижу в кабаке, - рассказывал Паша Палий, - заходит чудак, заказывает выпивку и закуску. Потом берет свой дипломат, достает оттуда шмат сала, аккуратно режет и, извинившись – дескать, без этого не могу, - приступает к трапезе.
    - Сижу в кабаке, - подхватывает Серега Котов, - заходят два чудака, заказывают выпивку и закусон, достают из дипломата пару пузырей и без извинений приступают к трапезе.
    Я тоже вспомнил, вспомнил, но не рассказал, как сидел я в кабаке, на вокзале в Мурманске, обедал; заходят две барышни, устраиваются по соседству, заказывают бутылку водки и селедку с луком – селедка с луком в мурманских ресторанах за деликатес подавалась, - разливают по стаканам, выпивают и, не закусив, требуют вторую, с которой поступают аналогично. После этого съедают по кусочку селедки с хлебушком и, покачивая бедрами, покидают зал. И – ни в одном глазу… А в одной из них я, к изумлению своему, узнал Таньку, первую жену Шуры Шиндавина, но не окликнул, не позвал. И Шурке потом ничего не говорил.
     У меня сейчас тоже «ни в одном глазу», хотя уже 23.00 на хронометре и пора бы спать. До сих пор дрожат руки после тренировки в зале и сорока «подков» на ботдеке. После работы пошел было в кино. Там затеяли сначала «Исполнение желаний» - по Каверину, очень даже приличный фильм, но кому-то запала блажь сменить «меню»: поставили «Маму», румынскую дребедень с Козою-Гурченко. Вот я и ушел в спортзал. И не жалею.
    Но… Спокойной ночи – с Федором Михалычем. Какой же он все-таки тяжелый мужик!..

     13.11  Вт.  Тс. 07.25    Район прежний. Штормуем помалу.
     Ветер West – 7-8 баллов, море – 6, t воздуха -1, воды +10 градусов.
     Сырец отсутствует; естественно, не работает завод. При такой погоде, похоже, так и будем танцевать. А кто ее сменит?
    Сегодня «несчастливое» число, хотя, скажем, месяц назад оно вовсе не было несчастным. Правда, тогда была суббота, а нынче… Поживем – увидим.
    Тс. 17.34  Горизонта нет, водяная пыль скрывает его, сокращая видимость вполовину. Часть неба покрыта серой ватой, остальное – удивительно чистого голубого цвета, но и туда со всех сторон ползут ватные, разных оттенков – от изжелта-белого до фиолетового – облака. Ветер рвет гребни волн, тут же превращая их в крахмальную пыль.
    А Николка приглашает играть в шахматы. Паша Палий зашел. Гость да не тот.
    Тс. 19.25 И все-таки не будет мне покоя до тех пор, пока она не будет со мной. Или вовсе не покинет этот пароход. Или я не смотаюсь.
    Что перечувствовал я сейчас, встретив ее в столовой, когда она поздоровалась со мной, как-то сердито поздоровалась, словно обижена на меня. И чем я ее обидел?
Вот влип!
    Тс.23.25 Что-то все короче становятся мои записи. Зато сегодня я, кажется, начал… Тьфу-тьфу! Не сглазить бы. Но, надеюсь, теперь пойдет дело.
    Только что нас покинули гости из каюты 117 и откуда-то еще – все Николкины подружки. Посидели, похохмили, напились чаю и пошли дальше – «в обход». Если честно, то радости от этого визита я не почувствовал. К тому же все они очень много курят, особенно Галина.
    А до того я был в спортзале. Но там сегодня так тесно и душно, что я, проделав лишь половину комплекса йоги, ушел наверх, бегать. Там и встретил девчонок.
    Ветер, похоже, стихает, а мы все топаем и топаем – куда? – бог весть. Днем, например, долго шли курсом зюйд-ост. На сей счет я даже с Бабушкиным поспорил. Он уверял, что идем мы только на север, основываясь на том лишь, что по левому борту у нас острова – японские, само собой. Мне понятна его логика, только я-то знаю еще, что в полдень солнце находится на меридиане, т.е. точно или почти точно на юге, а в момент нашего спора, именно в полдень, оно было чуть правее курса.
    Однако мы только что заметно сбавили ход, и капитана попросили позвонить на мостик. Видимо, куда-то пришли.
    Пошел было сегодня в кино, только его вовсе не было – «кинщик заболел». Но народ долго и упорно сидел и ждал, что кто-нибудь найдется и осчастливит их фильмом. Была там и каюта 38, в полном составе…
    Однако спать пора. Оказывается, сейчас мы будем принимать рыбу…

14.11 Ср. Тс.07.35
 День начинается совсем не так, как следовало бы ему начаться. Во-первых, я едва не проспал. Во всяком случае от бега пришлось отказаться. Ночью, в четвертом часу была объявлена общесудовая учебная тревога. Наверное, Ловейко до сблеву наикался – так часто и «ласково» поминала кэпа его веселая команда, выбравшись на палубы и бестолково тычась друг в дружку. Поматерились от души и пошли сны досматривать. Я, вернувшись к себе, никак не мог заснуть, а уснув наконец, совсем не хотел просыпаться. Сквозь дрему слышал, как тарахтел за бортом мотобот – чего он там привез, никто толком не знает. Сейчас в разделке, возле конвейера толпятся слесаря, точильщики и прочая технобратия, а женщин что-то не видать. Сквозь «форточку» слышу: «Девки, как одеваться-то? Рыба-то есть или нет?» «А ты не одевайся – тебя и так пропустят» - это первая смена веселится с утра.
 Небо сейчас чистое, умытое такое; только по горизонту расстелены узкие лиловые облака. Ветер ослаб, море поуспокоилось, и воздух довольно свежий. А ночью, во время тревоги такие яркие звезды светили, красивые звезды красивых созвездий: Ориона, Близнецов, Малого Пса. А у меня внизу много-много работы, и я пойду сейчас туда и стану самоотверженно ее выполнять, думая все о том же, о «наболевшем». Хотя сегодня имею желание после смены поработать. Если не на машинке, так хоть в тетради попишу.
 «Вперед и с песней», говорят, прислал радиограмму – видимо, идет сюда пассажиром. Тем же пассажиром в город уйдут делегаты профконференции. Но главное – там должна быть почта. Когда-то он подгребет?..    
   Тс 13.10  Обеденный перекур.
    Сегодня, обнаружив себя средь множества обрабатывающих судов, причем добытчиков не видно до самого горизонта, я думал и горел негодованием: нет правды на земле, но и на воде ее не наблюдается. Равно как и справедливости. Хотя и то и это нам кругом постоянно обещают.
  Вот работают бок о бок два парохода – «Рыбак Владивостока», как белый лебедь, красивый и сильный,  и «Андрей Захаров», гадкий утенок в сравнении с первым. Собственно, не они работают, а люди на них работают. Люди как люди, с одинаковыми примерно возможностями, желаниями, качествами наконец. Где-то я слышал или читал высказывание одного большого академика, что если оценивать двух субъектов – гениального ученого и безграмотного дворника по тому, что заложено в них природой, то разница меж ними меньше, чем между таксой и доберманом. Но если сравнивать то, что имеют наши люди за равный примерно труд, то сравнение это ни в одни ворота не полезет – естественно, не в пользу нас, «гадких утят». Тяжесть труда и быта на «Захаровых» несравненно выше, чем на «Рыбаках», а заработок на порядок ниже. И это потому лишь, что кому-то посчастливилось попасть на супер-пароход, с его новейшей оснасткой, а кто-то довольствуется плав-сараями типа «Захаров».
 Да, когда-то и «Захаров» был флагманом, был лучшим среди судов подобного назначения. Но ему уже четверть века, устарел бывший флагман, и все железо на нем прогнило – латать его вспотеешь. Помню, на новеньком, с иголочки «Владивостоке» у рембригады только и было работы – гарпуны править, а токарь всю путину поделки для команды точил - из зубов кашалота. Наверное, сейчас и там «веселее» стало. Технически. Теперь он тоже ветеран. И план не тянет не потому, что люди ленивые или бестолочь сплошная. Это как у шахтеров получается: одни открытым способом деньгу гребут ковшами, а иные на километровой глубине на карачках ползают. За такое же, в лучшем случае, вознаграждение. И где у нас справедливость? Жаль, что меня на конференцию не послали, а то бы я задал такой вопрос.
 Тс 17.15   В кинозале сейчас идет «Ваш сын и брат», и мне хочется пойти туда. Но я не пойду. И не потому вовсе, что у меня дел невпроворот. Хотя что тут объяснять? Пожалуй, я просто хочу спать. Вот сейчас напьюсь чаю и – в ящик. А пока…
 Погода сегодня трудно описуема. Весь день стояли в виду каких-то невиданной красоты, хотя и далеких, берегов. Что это – Япония? Курилы? – какая разница? Просто это по-настоящему красиво, сурово красиво.
 Видимость сейчас исключительная – миль пятьдесят. Весь день на корме торчали девчонки – тоже впитывали окружающую красоту, отдыхая от вчерашнего шторма. Рыбы нет, и они бездельничают, отсыпаясь про запас перед завтрашней пересменой. Даже их начинает раздражать отсутствие рыбы и вынужденное безделье. Впрочем, Валя Песнина сказала мне так: «Хорошо бы ее до весны не было, а весной домой уехать». Не поймешь этих девок.

  15.11  Чт. Тс 07.30    На переходе.
  Погода непонятная, но сравнительно тепло: +7 градусов, вода - +10. Ветер и море около четырех баллов. За минувшие сутки произвели 6 и одну десятую туб консервов – вот до чего допрыгались. Десятые доли стали в отчетах поминать.
 А вчерашний день, как чаша, наполнен был событиями, хотя и мелкими, ничего почти не значащими. Самое заметное, пожалуй, то, что я радиограмму получил и потому успокоился малость. И еще я написал большое и, по-моему, доброе письмо Татьяне. Почти написал. Сегодня закончу и сдам на почту.
 В девять вечера, после партийного собрания, на котором трех б…й из разделки приняли кандидатами в партию, пошел в кино, но тут же слинял. Показывали «Судьбу», которую я недавно видел и повторно смотреть не желаю. Ушел и засел за письмо, потом бегал, разминался, потом совсем было собрался отойти ко сну, как в каюту постучали. Барышни пришедши, обе-две: Люся с Валей. Мне бы их развернуть, так нет, до половины второго потчевал их чаем и вел светские беседы. Вообще-то сидит во мне надежда… да и она – какого бы рожна она опять явилась, если бы сама видеть меня не хотела?
А за переборкой у соседей тоже не спали, и магнитофон издевался: «…Шла бы ты домой, Пенелопа!..».
 Сегодня на завтраке в харчевне вавилонское столпотворение: враз сошлись две смены, а кружек-ложек и на одну всем не хватает. К тому же вчера на борт к нам перебрались десятка полтора организмов с «Блюхера» - непонятно, зачем, если у нас и без того народу избыток. Однако как бы там ни было, но я почему-то чувствовал стыд перед ними за этот кавардак, сидя за одним большим, но негостеприимным столом. А тут еще курва-боцман – вот этому никогда и ни за что не стыдно.
Тс 23.00   Несколько раз в продолжение дня порывался записать что-то важное, да что-то все мешало, и я упустил и не могу вспомнить, что же сказать хотел.
Вновь мы в японской зоне и, кажется, начали работать. Надолго ли? Ловлю себя на том, что точно этой фразой я заканчивал письмо домой. А еще… Вот, вспомнил! Я хотел записать некий спич, а именно:
- Уважаемый товарищ капитан! – хотелось обратиться мне. – Виктор Петрович! Неужели вас не беспокоит всеобщая со стороны экипажа неприязнь к себе, если не сказать большее? Или вы сами такую же неприязнь питаете к недостойному вас экипажу и вам плевать на него и все его неудобицы и потому не задаете себе труда трезво поразмыслить над методами руководства, управления не просто судном, а механизмом, вернее, организмом, каковым является плавзавод? Неужели вы не понимаете, что жизнь, отношения человеческие нельзя уложить в рамки одних лишь инструкций и приказов, коими вы тужитесь направить течение этих жизней? А не больны ли вы, не страдаете ли манией величия, что не замечаете и ненависти к себе? Вас не любят, с вами не согласны зачастую даже ближайшие к вам по должности люди и одобряют ваши действия лишь из слабости своей, из боязни испортить отношения с капитаном. Сколько ляпсусов вы натворили и творите! Создается впечатление, что судно болтается, руководимое какими-то капризами, но отнюдь не  трезвым умом и расчетом, коими должен обладать капитан. Все эти шараханья из стороны в сторону, это нежелание работать с промысловиками на человеческих, а не протокольных условиях, все это привело к тому, что имеем мы, ничего, можно сказать не имеем: ни плана, ни заработков, ни даже просто нормальной обстановки. Похоже, что вы умышленно делаете все это, чтобы как можно меньше были заработки, чтобы как можно меньшие алименты получала ненавистная вам первая (или какая там?) жена. Но для этого вам вовсе не нужно было идти в море и подвергать незаслуженному наказанию ни в чем перед вами не провинившуюся толпу в шесть сотен голов, которые в основном только ради заработков здесь и оказались. Чего стоит одна лишь последняя учебная тревога. Вас не терзает после нее изжога?
Эх, Виктор Петрович! Шел бы ты домой… Пенелопа!
Впрочем, схоластика все это. Никому и ничего я не скажу.