АМИП. Зимняя одинокая зарисовка

С Ариной мы развелись ранней весной, когда, казалось бы, зимние холода отступали, а в душе теплела доброта и снисходительность. Я до последнего момента, до 28 февраля надеялся, что мы помиримся, что перестанем ругаться по любому поводу. Я думал, что вот придут солнечные деньки, тоску как рукой снимет, и станем мы с Ринкой жить как прежде: я буду приходить с работы поздно, она – смешно плясать, встречая меня; я, угрюмый, свалюсь на диван лицом вниз и буду беспрерывно бурчать, что ненавижу начальников, она устроится рядом в той же позе и начнёт, передразнивая, наигранно мямлить, что ненавидит подчинённых. И ещё как-нибудь будем чудить и придуриваться, потому что без этого жизнь немыслима, без улыбок она какой-то постной становится, как булка без масла и чая с утра пораньше, сунутая с пересохший за ночь рот.
Но этого не произошло, перелома в нашей чёрной полосе не случилось, и вот в марте, накануне дня её рождения, мы получили обновлённые паспорта. Она, вдобавок к этому, старую фамилию и значительную часть квартиры.
С квартиры всё и началось. Мы разумные люди, так что решили не менять наше жилище и не продавать. Арина как успешная бизнеследи выкупила у меня оставшуюся часть нашего гнёздышка, а я, обратившись к давним сбережениям, купил однокомнатную квартиру на окраине города. Расставание очень сильно повлияло на меня, ведь я так давно искал свою принцессу, свою настоящую любовь, и вот она, моя избранница, с сожалением произносит, что когда-то поспешила. Депрессия, обида и даже злоба выбивали меня из колеи: приходить на работу и садиться за новую статью в таком состоянии было бы преступлением в первую очередь по отношению к читателю, ну что может написать разведённый неудачник, погрязший в комплексах и разочарованиях?! Ничего дельного. Ничего того, что доставило бы читателю удовольствие. Поэтому я взял отпуск, объяснив это покупкой квартиры и хлопотами переезда, меня на удивление легко отпустили и даже выдали отпускные. И я занялся делом.
Ненавижу суматоху. Излишнее мельтешение, метания… Я люблю тишину, покой… даже некоторую сонливость. Мне нравится сидеть в каком-нибудь тёплом кресле, а лучше – лежать на диване, и читать книгу, либо писать что-нибудь, а может, смотреть телевизор. В любом случае, от хлопот, касающихся работы по дому, переездов и отпусков с выездом я стараюсь огородиться. В этом и состоял один из Арининых упрёков. Она обвиняла меня в любви к обездвиженности.
Конечно, сама-то она была активной, спортивной, яркой… Совсем как моя Катерина, о которой я когда-то рассказывал. Но Рин досталась мне легче. Всё случилось спонтанно: ей нужно было заключить фиктивный брак, чтобы получить наследство от деда, полного предрассудков. За помощью она обратилась ко мне, потому что я был её хорошим другом. Когда-то. В школе. Мы быстро поженились, а потом выжидали некоторое время, чтобы подать на развод без лишних подозрений, которые Арине, новоявленной владелице крупной компании, были ни к чему. Кто бы мог подумать, что за это время мы сблизимся настолько, что в конечном итоге забросим идею с расставанием…
– Я люблю тебя, – однажды признался я ей за завтраком.
– Я тебя тоже, – сказала она с набитым ртом, слегка кивнув, но не оторвав взгляда от тарелки.
Всё это выглядело как обыденность. Она кинула тарелку в раковину, ушла из кухни, и я услышал щелчок замка входной двери. На работу пошла.
На следующий день я повторил попытку:
– Я очень люблю тебя, – сказал я с некоторым нажимом, когда она сидела за ноутбуком.
– Угу, я тебя тоже очень, – ответила она, не переставая читать какой-то документ.
Мне бы стоило позвать её замуж, но я вдруг вспомнил, что мы уже в браке. И это было так некстати! И опять всё случилось как-то само собой: мы просто перестали ждать дня, когда можно будет подать документы на развод…
А потом мы стали уставать друг от друга, меньше времени проводить вместе, старались задержаться на работе подольше. Бывало, я звонил ей, чтобы сказать, что получил очень важное поручение и нужно задержаться, а в ответ слышал, что она сама набирала мой номер, чтобы сообщить, что едет на вечернюю встречу с инвесторами…
Так и выходило, что мы мало виделись, а когда виделись, ругались. Она на меня – за пассивность, я на неё – за шумливость и неусидчивость…
Вообще, если речь идёт о каких-то раздражающих слух звуках вроде шуршанья, шелеста, бренчанья, стука, хруста, скрежета, звона, то с их источниками непременно связана Рина, если же она сама не является этим самым источником… У неё будто особое отношение к пакетам, ложкам, коробочкам, дверцам шкафа… А я очень нервный, что поделать, такого полюбила! Мне нравится слушать тишину, сидя в одиночестве, или же играть на фортепиано, не привлекая лишних или хоть каких-нибудь слушателей. Я могу вынести белый шум, что-то вроде бурления голоса диктора в телевизоре или по радио, кряхтенья компьютера или визжанья воздуха, разрезаемого лопастями вентилятора. Но Арина далеко не белый шум! И вот когда я в который раз на неё зашипел, она всплеснула руками, задрала нос и сказала, что больше со мной не разговаривает. И вроде бы глупость такая, можно было б забыть и простить… Но мы вот так странно развелись. А может, обиды просто накапливались, и однажды чан был переполнен, с краёв потекла лишняя жидкость… Интересно, это была вода? Или что-то покрепче и вреднее? Наверное, это был коньяк, налитый в снифтер, предназначенный больше для вдыхания аромата напитка, чем для его употребления внутрь… Так и Рин – лишь зрительное наслаждение, но не тесный контакт… и на смену снифтерам давно пришли стаканы «тюльпаны»… Французы выдумали странную моду пить коньяк исключительно с тремя изысками: шоколадом, кофе или сигаретами. Этот романтичный народ вообще имеет причуду выдумывать всякие модные тенденции… Но ничего из того, что советовали любители лягушек и Эйфелевой башни, я не употреблял. Так что, наверное, ни стакан, ни сама жидкость не пришлись мне по вкусу…
Можно сказать, что я мягкотелый. Инициатором расставания была Арина. Меня в ней многое не устраивало, но я боялся перерезать нить наших отношений, боялся расставаться, боялся сказать «нет», сделать что-то такое, что резко изменит мою жизнь. Боялся до тех пор, пока Рина не сделала всё за меня.
Теперь я, кажется, чувствую в себе большую уверенность. Или меня просто больше ничего не связывает, не появилось что-то новое, что бы тяготило меня…
С переездом мне помогала сестра. Она всегда рада что-нибудь для меня сделать. Лиза сложила мои вещи в многочисленные коробки, договорилась насчёт машины, перевезла лёгкие вещи на своей легковушке… Всё это время я с угрюмым лицом лежал на диване. Лиза понимает, что у меня тоска и подавленность после развода, поэтому не пристаёт и не обвиняет в бездействии. Она как-то пыталась на меня повлиять, мол, нужно и за работу браться, мужик я или кто. Но сразу поняла, что это бесполезно.
Лиза у меня боевая. Сама нашла себе мужа, женила его на себе, тащит на себе детей, работу, дом, меня подбадривает. Она с детства такая. Шла в школу, а меня, сонного, в сад тащила; помогала с музыкой, читала мои рассказы, что-то исправляла, но всегда хвалила за работу. Как-то даже свела меня с одной девчушкой, но мне тогда было лет 16, я краснел на свидании и не мог ничего сказать, только слушал свою новую знакомую, которая, напротив, тараторила без остановки. После этого свидания я довёл её до дома, а потом шёл к себе, сталкиваясь плечами с незамеченными прохожими… Больше я эту девочку не видел.  Состояние аффекта.
Лиза и Марат, её муж, приехали в новую квартиру раньше. Они сопровождали грузовую машину с мебелью и показывали, куда что ставить. Я в это время был в центре города, прошёлся по магазинам в поисках «мебельного гарнитура» для своего кота. Прошлый было стыдно везти на новое место, кот меня просто возненавидел бы. Девушка в зоомагазине приветливо мне улыбнулась, когда я зашёл в зал, а потом, показывая мне кормушки, миски и туалетные горшки, пыталась заигрывать со мной. Если бы не крик птиц и не специфический запах корма и последствий его употребления, может, она мне и понравилась бы. Но так я просто старался быстрее выбрать товар, расплатиться и вырваться на свежий воздух.
Когда я приехал в квартиру, грузовой машины уже не было. Марат тоже куда-то уехал - дела, а Лиза разбирала мои коробки.
- Ну, пришел, наконец! ¬– сказала она несколько уставшим и уже разозлённым голосом.
- Я Марксу принёс  подарки на новоселье. Как он?
- Озирался вокруг, всё вынюхивал… А когда секцию родную поставили, забрался на полку и успокоился вроде бы… Всё равно несколько дней притихший будет…
- Ну и хорошо, злыдень-то он ещё тот!
- А нечего было Марксом называть, что за издевательство над котом и великим…
- У него просто глаза такие же… - улыбнулся я.
Лиза тоже хихикнула, но потом быстро опомнилась и сказала:
- Помогай мне, чего балагуришь!
- А что мне делать?.. – я начал озираться вокруг, делая вид, что потерялся в пространстве.
- Не знаю, найди что-нибудь. Вон, сколько коробок запечатано…
Рядом со мной стояла коробка с книгами.
- Я библиотеку расставлю! – сказал я.
Конечно, книги на полки водрузить для меня удовольствие… Подумать, как расставить: по алфавиту, размеру, векам, авторам, эпохам, странам, степени читаемости… В конечном итоге я выделил одну полку русской классике, другую – для западной, ещё одна держала современную литературу, а самое лучшее место заняли мои любимые книги, которые я собирал сам и искал в магазинах очень долго. Лиза укоризненно кидала на меня взгляд: самой-то ей пришлось выполнять скучную работу, вынимая мою одежду и бытовые предметы. С другой стороны, она не смогла бы так расставить книги, как я. Это уж я точно знаю! У неё дома все томики друг с другом перемешаны так, что я поражаюсь, как они вообще что-либо там находят! Но, зная эту занятую семейку, сомневаюсь, что у них вообще доходят руки до чтения, если это не касается журнала, в котором я печатаюсь.
Заметив, что я справился с библиотекой и собрался усесться за книгу, найденную среди прочих и давно нечитанную, Лиза поспешила меня отвлечь:
- Итак, смотри, где я что расположила, чтобы потом мне не названивал!
Я внимательно посмотрел на неё поверх книги. Переезд мне даже приглянулся, я уже смирился с ним, привык к суматохе, и всё бы ничего, если бы Лиза не начала свой монотонный рассказ, ни слова из которого я не в состоянии был уловить. Она махала руками и кивала головой, пихая меня то в ванную, то в зал, то на кухню.
- Смотри! Здесь чистые полотенца: вот это, в полоску, для рук, а это, синее, для ног. Банное потом выберешь, я остальные сложила в шкаф, пойдём, покажу!.. А здесь твоя одежда, от тёплых вещей к лёгким вверх по полкам. Понимаешь? – не дожидаясь ответа, она шла дальше. – На кухне почти всё готово. В этом ящике столовые приборы, здесь тарелки, а чашки я не нашла…
- Они ещё на той квартире, - утомлённо прошамкал я.
- Ну, так скорее перевози, а то Ринка долго тебя терпеть не будет! Будешь туда-сюда шататься. Так, давай дальше.
  - Лиз… - взмолился я, - может, я потом сам найду, не в замок всё-таки переехал, места не так много?
Она оскорбилась, но постаралась виду не подавать.
- Хорошо, я поехала домой, время позднее!
- Я довезу! – вызвался я.
- На автобусе? – усмехнулась Лиза (я не сказал, что уже забрал машину из сервиса, куда она угодила после подчинения Арине).
- На машине! – гордо сказал я.
- Хм, ну пойдём…
Мы сели в салон, Лиза устроилась рядом со мной, что меня удивило, ведь обычно она занимает «почётное место пассажира».
- Дорогу нужно посмотреть, - пояснила она, - а с заднего сиденья я в темноте ничего не увижу, да и стёкла запотели, морозец средь весны!
- Конечно, - пожал я плечами.
Немного помолчав, Лиза вдруг встрепенулась и добавила:
- Не гони только! Я боюсь с тобой ездить! Шумахер!
- Хорошо, - засмеялся я, загордившись званием великого гонщика. Хотя, в России его имя используется больше как нарицательное.

Было уже темно, когда я вернулся обратно. Заметно похолодало, и, оставив машину в гараже, я старался быстрее перебирать ногами, чтобы поскорей добраться до дома. Пока я так шёл, оглядываясь вокруг, осматривал дома и решил, что завтра точно пройдусь по окрестностям. Нужно забыть этот развод, эту Арину, всё, что было, и начать новую жизнь…
Но на утро, лежа в постели и не желая открывать глаза, я потерял всякое желание хоть куда-то выходить. Жалюзи были опущены и закрыты, на улице, кажется, ещё тихо, кот, развалившись в моих ногах, мирно посапывал и лишь изредка подёргивал лапами и усами, очевидно, гоняясь за кем-то во сне. Коту переезд уж точно пошёл на пользу. Он с рождения злющий и кусачий, даже погладить нельзя – тут же за палец схватит! А тут на полусогнутых лапах ходит, дичится… На руки возьмёшь – сидит, опустишь на пол – уползает куда-нибудь. Сам весь крошечный стал, прилизанный, будто сдулся. А в той квартире, с Ариной, царём ходил, что вы!
Всё-таки я пересилил себя, встал с постели и, сунув себе в рот что-то из пищи, пошёл на улицу. Профессия журналиста приучила обходиться мелкими перекусами, да и не хозяин я. Не домовитый. Поэтому утренний поход в магазин для меня – уже подвиг!
Мне нужно было найти магазинчик, где можно купить бытовые мелочи и еду, ничего особенного. Продавцы, прошлые владельцы квартиры, сказали, что в посёлке живут одни старики, а молодёжь жильё в этом «уж слишком спальном районе» не приобретает. Возможно, мертвечиной здесь и правда веет: как и вчера вечером, сегодня утром на улице я никого не обнаружил. Толком. На выходе из подъезда, правда, меня встретил дед. Он был в большущих очках с такими толстыми линзами, что глаза в них были расплывчатыми и представляли собой чёрные пятна. Рукой он опирался на палку. Я заметил жёлтый ноготь на его большом пальце, такой широкий и очень сухой. От смятения и испуга я не смог вымолвить человеческое «здравствуйте» и лишь промямлил что-то невнятное сквозь зубы. Во рту моём от страха набралось много слюны, и я почувствовал себя ребёнком, которого журят за проказу. На этом лимит моей смелости иссяк, и я, не дожидаясь ответа, пошёл дальше. Двухэтажные и трёхэтажные домики сменяли друг друга. То серые, то оранжевые, они выглядели несуразно, но умиляющее. Маленькие, одинокие, косились они на меня своими окошками и, кажется, даже чуть слышно вздыхали. Я нашёл здание, покрытое синей панелью, обошёл его, увидел вход и вывеску над ним, по яркости явно не претендовавшую на баннер в гипермаркете. «Лесной». Как название самого района. Авторы точно не отличались креативностью мышления, зато лейбл… Я зашёл внутрь, за прилавком стояли две дамы лет пятидесяти, в фартучках и чепчиках образца 90-х годов, как и весь район, застрявший в той эпохе. Я осмотрелся и начал рассчитывать, зачем буду сюда заходить. Покупать крупу, макароны, сыр, колбасу, а тем более мясо представлялось мне тяжким бременем, доставшимся за грехи в прошлой жизни. Не знаю, был ли я киллером, маньяком или египетским фараоном-карателем, но наказания получаю согласно табели. Я слишком быстро привык к заботе Рин, её стряпне, занятью домом… Женщины в фартуках обступили меня с  двух сторон, будто мой приход был чем-то вроде явления Христа народу, и стали ворковать, мол, проходите да берите, только в кассу заплатите… Я объяснил, что переехал совсем недавно и теперь просто знакомлюсь с новым местом. Те принялись мне рассказывать, где да что находится. Странно, будучи журналистом, я обычно выуживал ответы на вопросы у спортсменов, их тренеров и близких уловками, хитростями. Обычный же люд всегда сам чуть ли не вырывает диктофон или принимается делать заметки в моём блокноте, лишь бы поделиться своими соображениями по поводу того или иного происшествия.
Так, получив необходимую и не очень информацию о том, что чуть дальше есть ещё один магазин, в котором продают мясо, но «всё дорого и плохое», что жители тихие, а полицейских на улице всегда больше, чем самих жителей, что район и вправду населён в основном стариками и что я худенький и завидный жених (странная характеристика), я вышел из магазинчика и направился дальше, во многом для того, чтобы просто идти. Мне нужно было забрать оставшиеся у Арины вещи, я помнил об этом и всячески оттягивал это задание, потому что не хотел к ней ехать.
Уверенность в своей независимости, радость от неожиданно появившейся свободы быстро исчезли. Теперь я чувствовал лишь тоску. По дому, по прошлой жизни, по Рин… Я не стал самостоятельным, я не забыл её, я не начал новую жизнь… Или это и есть она, только с фантомами из прошлого. Так ведь и должно быть? При этом вопросе обычно добавляют «доктор»… Смешно, но я анализирую каждое своё чувство, каждый шаг, продумываю эмоции, отсеиваю многие мысли, но всё равно они настигают меня, лезут в голову и ноют, зудят, кровоточат своими голосами и упрёками.
Действительно ли я виноват? И вспоминает ли она меня так, как вспоминаю её я, везде и всюду, каждую минуту, узнаю в лицах людей и образах актёров?..
Странным получается мой рассказ. На бытовые действия наслаиваются мысли. Мои тело и душа живут отдельно. Одно питается и двигается, что-то совершает и к чему-то стремится, другая же бросает, топит в воспоминаниях и тоске. Я говорю о новом доме и окружении, описываю что-то, а думаю о том, что уже давно позади. Но ведь это всего лишь мой дневник, который я доверил читать вам. Это всего лишь записки моим некогда любимым, только и всего?
Я начал следить за Ариной. Мы бываем на одних и тех же улицах, в одном и том же кафе, ведём блог в интернете, выкладываем фотографии… Мой день содержал обязательную процедуру – навестить страницу моей бывшей жены и убедиться, что у неё-то жизнь уж точно лучше, чем у меня… Однажды я решил написать ей письмо. Я наделся, что оно, наконец, расставит все точки над «i», позволит мне «оторваться» от неё, заложит первую ступеньку в новой жизни. Этим письмом я и хочу завершить эту несуразную, странную зарисовку.



  Рина, Риночка… Вот уже почти год прошёл… Безрезультатные попытки возобновить общение, короткие вспышки нового участия, но снова охлаждение и ненависть. Что же с нами? Кто мы друг для друга, кем были и кем могли бы быть?.. Почему всё вышло именно так, несуразно, смято, но так быстро и необратимо?! И почему я до сих пор думаю о тебе, почему мне до сих пор небезразличны твои серые будни? Почему мне хочется постоянно быть где-то неподалёку, наблюдать за тобой или даже невзначай завести с тобой диалог… И почему ты такая обманчивая? То приветливая и ласковая, то резкая и чужая?
Однажды утром я листал в интернете страницы онлайн газеты, пробегал глазами пёстрые и совсем не удавшиеся заголовки, но думал совсем о другом. И вдруг, неожиданно даже для самого себя, пришёл к элементарному, но долгожданному выводу! Наверное, разрешения сложных вопросов всегда такие – очень долго не приходят, но, в конце концов, оказываются простыми и житейскими.
Я относился к Арине, как к истории. Говорят, что люди – это книги, что общаясь с ними, мы будто их читаем. Я раньше не понимал этого выражения. А тут стало ясно – мне было интересно, что там дальше, на следующей странице, в следующем предложении, в последней главе. Мы ведь часто пытаемся подражать героям из романов или рассказов, вот и я подражал ей, спешил за ритмом её жизни, старался быть таким же счастливым. Мне почему-то казалось, что Арина очень счастливый человек. Я придумал себе это, как мы всегда убеждаем себя в том, что у героев жизнь насыщеннее, интереснее… На самом же деле Рина такой же обычный человек, как и я. Она тоже умеет страдать, радоваться… Ходит на работу и иногда в кино, принимает душ абсолютно голой, а на улицу сейчас выходит в тёплом свитере под пальто, как и все. У неё несколько новых фотографий, потому что она любит сниматься, и не важно, улыбается она на них или нет, в душе у неё может быть всё что угодно. Каждый день её расписан поминутно: у неё встречи и деловые ужины, вечером она читает книгу, лёжа в постели, а утром завтракает вкусными тостами. Но это ведь совершенно не даёт мне права считать, что она пережила наше расставанье легче, чем я, что ей всё равно, да, банально, что она чаще меня радуется.
Всё совсем не так.
И мне, наверное, даже как-то полегчало после этой мысли. Не потому, что ей тоже несладко, а просто потому, что я не один… И что не всё ещё потеряно. Или всё… Наберусь ли я смелости ещё раз с ней поговорить? Наверное, нет.
На днях я встретил старую знакомую, подругу Рины. Невзначай я спросил её, как поживает моя бывшая. Та опустила глаза и ничего не ответила.
На фотографиях ты весёлая.
Что ж, и я греюсь в лучах твоей улыбки.
Спасибо, Арина.