Старая соль 5

 16.11   Пт.  Тс 07.30    Японская зона – звучит однако.
Ясно и прохладно, ветер  N-3б, море – 4. Давеча выработали 115 тубиков. Завод работал без перекуров, а выработка неважнецкая – видимо, из-за мелочи. На этом пока заканчиваю, имея намерение написать письмо.
Тс 19.15   Премерзкий ужин сегодня был – баранина от Азата, под стать ужину и настроение мое и совершенно пустая голова. Дед нынче одержим какою-то срочной работой – пришлось до полшестого проторчать в токарной. После душа и чая я неожиданно уснул да так крепко, что разбуженный час спустя, долго не мог понять, где я, что я и что вообще творится на свете.
Днем принимали баночку с «В.Блюхера», и надо же было именно в это время бедному полководцу приспичить – пустил здоровенную струю не то мазута, не то другой какой гадости за борт. И именно во время пролета над нами японского «камикадзе», наблюдателя. Сказывают, японцы нашего незадачливого коллегу арестовали, и, похоже, начальников на том коллеге ждут серьезные неприятности. Я им сострадаю и на сем закругляю последние новости.
Вот только что Николка вернулся с тех же «аварийных» дедовых работ. А гнусность моего состояния, наверное, от предчувствия недобрых вестей. Пятница сегодня, черт ее задери!

17.11 Сб.  Тс 07.20    Где-то на прежнем месте. Погода изумительная: тишь да гладь, да теплынь – градусов десять. Информации не слышал, но…
Не было и шести утра, когда в каюту ворвался стармех Степанов, весь не в себе, перепуганный и взъерошенный. Я проснулся сразу, полагая, что это по мою душу, однако Петровичу нужен был Коля. Тот оделся быстро, хоть и ворчал по обыкновению, и побрел за механиком в котельное отделение. А минут через десять сам дед прибежал ко мне: «Василич, спустись в котельное, замерь дырку там - заглушку надо выточить».
 Я срядился в семь секунд, смайнался в токарное за инструментом, а там, возле токарки уже митинг идет, разделка паникует: авария, дескать, крупная, и не миновать нам Дальзавода. В первых рядах митингующих – всезнающая Таня Пьянкова, экстрараздельщица, коммунист, а по совместительству жена или сожительница Коли Акимова. Кричала громко, но невразумительно. Я подхватил с передней бабки штангель и помчался вниз.
В котельном была обстановочка небольшого погрома – будто Мамай прошел. Однако устранение аварии заняло совсем мало времени. Я забил в отверстие в паропроводе подобранную тут же, среди хлама, заглушку, Николка обварил ее и – все дела. Впрочем, я представил себе, что тут творилось, когда эту гайку сорвало и пар в 400 градусов под давлением 28 атмосфер свистал наружу. Даже теперь, когда мы туда пришли, можно было бы с веничком париться. Тут уже и заводские слесаря толкались – разведчики, что ли? Ну да через двадцать минут, когда я уже «мерил подковы» на ботдеке, все было на местах и из трубы вместе с белой струйкой пара от «Пензы» повалил черный дым от главного котла и замолотил главный двигатель. Маленькое, хоть и шумное приключение завершилось, а мы с Колей вновь готовимся к работе.
Тс 19.40  Весь день сегодня наполнен ожиданиями. Ждали встречи с пассажиром, ждали почту и дождались, наконец. Сначала Бабушкин принес мне в токарное два письма – от Татьяны и Танюшки. Но этого было мало, я ждал большего. И вот уже после ужина получил еще два письма – еще одно от Татьяны и от сына. Читал и перечитывал, и хотелось домой, и радовался: хорошо, что мне есть чего ожидать. Ведь тут есть граждане, которым вообще не пишут. Толя Стеценко, например, мотоботчик с «двойки», или Ефимовна, сушильщица из первой смены. А может, им наоборот легче, потому как ждать нечего и никуда не тянет? Черт его ведает, кому тут легче.
 А ремонтный с этим пассажиром не вернулся. Говорят, 20-го еще один из Владивостока выходит – может, на том…
Сегодня, сказывают, была возможность основательно затариться рыбой, но наш «лахтак» (это один из «псевдонимов» Ловейко), взяв у подвернувшегося рыбачка 20 тонн ивася, отказался от оставшихся тридцати и полным ходом помчался куда-то. Куда? Нам то неведомо. А может, и ему самому?
Погода неожиданно подпортилась. То и дело поливает дождь, и даже штормовое по судну сообщили. Но это, пожалуй, и к лучшему. Не так скучно будет.

18.11 Вск.  Тс 07.25 
 Местонахождение неизвестно, погода на три балла по всем параметрам, завод парит, но много ли сырца, неведомо. Сегодня – тринадцатый отгул, отмеченный, как обычно, кофием с булочкой. Тринадцать недель мы в море. Это лишь восьмая часть от всех запланированных, но уже столько тут всякого было! А сколько будет?..  И пойду-ка я работать.
Тс 19.25   Весь день бежали куда-то в северном направлении, тогда как весь обрабатывающий флот, по слухам, ушел на юг, в район Исиномаки (или Есина… - бог ведает этих японцев). Завод хоть и работал без перерывов, но рыба на исходе, и скоро, видимо, опять будут танцы.
Потихоньку развязываюсь с той прорвой работы, что нагромоздили мне механики завода и утильки. К правому борту подходит на швартовку какой-то перегрузчик – явный признак предстоящего безделья. Вышел на палубу, глянул: привязался теплоход «Горноалтайск». А что дальше? Пойду, потолкую с Достоевским.
     А Толя Пухов сообщил, что мне будто бы есть посылка.

           19.11    Пн.   Тс 07.25
      Стоим, покачиваясь, с перегрузчиком под бортом и, кажется, еще принимаем рыбку, Прохладно нынче, и что-то наподобие снега временами кружит. Как славно сегодня бегалось, хотя спал… впрочем, спал, как обычно, бывало и хуже. Только что и впрямь обнаружил себя в списке «посылочников», но радости от этого не почувствовал. Когда кончится эта ипохондрия, черт бы ее побрал? Ломать себя надо. Но если в голове пустота?..
      Тс 19.17    - Здорово, Михаил!  - Приветствую вас! – встречаются на шкафуте двое – один с автоклава, другой – из утильки. – Видал, какое зарево над горизонтом? – Видал. Это город там светится. – Какой город, чудило! Это к нам ивасей гонят…
    Люди ждут большой рыбы. Люди хотят больших заработков. Чтобы были большие заработки, капитан решил с 21-го числа всю команду гонять на подвахты, на потрошение ивася. Так он намерен – очевидно, вместе с замполитом – вытянуть план. А я намерен 21-го пойти с заявлением на расчет – если и впрямь всех погонят на разделку. Я сюда нанимался токарем и подвахту, если в ней есть разумная необходимость, готов стоять. Но только там, где от меня польза будет. Прихоть же дураков я выполнять не намерен. Какой прок от меня на разделке? Вот если на мостике кого подменить… Вспоминаются подвахты на китобойцах. Вахту отмотал и еще четыре часа с биноклем по горизонту шаришь – сколько раз прежде марсового матроса китов обнаруживал. Или на той же «Боре». Впрочем, там это не было подвахтой. Просто пахали восемь через восемь.
    От этого известия, что утром в токарку принес стармех, у меня окончательно сникло настроение, которое не исправили ни посылка, ни приход девчонок перед ужином – и чего приперлись, когда мне так муторно? И писать совсем не хочется. Исписался, что ли, еще ничего и не накропав? Не рановато ли? Или это временно? А ведь сегодня «мой» день – понедельник.
    Тс 22.30   День таки оказался моим. Только что, отправившись в кино, встретил почтальона нашего, Люду, которая, увидев меня, вернулась в свое заведывание, чтобы вручить мне целых три письма. Одно из них я считаю, пожалуй, самым важным из всех полученных, в том числе и прежде.  Завтра и далее нужно будет написать достойный ответ Татьяне. Я, наверное, завидую ей с ее истовой любовью. Жаль, что сам я испытываю острую тягу к ней, наверное, похожую на любовь, лишь вдали от нее, как теперь. Да и то, должно, от затянувшегося («полезного») воздержания. А вообще-то она для меня – как добротная, привычная вещь, моя вещь, которую я просто не могу представить в чужих руках. И стоило ей сейчас вроде намекнуть на свободу действий своих, на способность свою кому-то «красиво» отдаться, как во мне вознегодовал собственник. А ведь я сам спровоцировал ее на эту «свободу», выговаривая свободу для себя: как мне тут тяжко, бедному. Даже совета спрашивал, идиот! Вообще-то, не очень верится в то, что она способна на такое. Это скорее всего от отчаяния, хотя чем черт не шутит. Сам-то я готов изменить ей в любое время – мне можно и вроде даже нужно. Но почему бы и ей не развязать себе руки (и ноги), будучи в таком отдалении, почему не почувствовать себя на равных со мной? Но… Если насчет «отправления нужды» я не сказал бы ей ни слова, но вот «отдаться красиво» - этого не прощу. Это будет предательство. Я-то никогда и никому не клялся в любви до гроба. Я, кажется, вообще никому не говорил этого слова – люблю. Или еще не созрел? Что было когда-то там, в далеком Галифаксе – это, пожалуй не в счет. Тем более, что там я говорил это по-английски.
    А не почитать ли нам теперь интервью В.Конецкого, что прислала Татьяна с письмом?..

    20.11  Вт.  Тс  07.30   Ветер NW-3-4б, море – 3 балла, t – 0, t воды +9 . Информации по работе опять не слышал да и знать не хочу. Хочу вернуться к статье Конецкого, из которой понял, что Вик. Вик. озабочен нынче личностью писателя и всякого творца, коим несомненно следует быть образчиками для подражания прочим смертным. Сам-то он уже несомненно являет собой эталон, с которого хоть иконы пиши – это между строк так и прет. Заниматься же сочинительством прочим разным гражданам, которые не писатели, по его мнению, противопоказано, если даже не грешно. Ладно хоть не единственным в свете маринистом себя считает и к пьедесталу своему допускает некоторых иных, в т.ч. и Ростислава Титова, чему я, вообще-то, весьма порадовался. Знать, хорошо идет Ростислав Юрьевич - позавидовать можно. Но мы не станем завидовать. И спорить с мэтром Конецким – тоже. Мы еще возьмем свое. Вот с ивасем разделаемся и…
    Выйдя нынче на палубу на разминку, я малость прибалдел: по правому борту висел, да не просто висел, а колобродил с ором и писком огромный рой чаек – столько враз я никогда не видел. Рыбы, что ли, тут много?
    Еще видны были звезды, но какие-то скукожившиеся – от холода, наверное. И Луна тонким серпиком упиралась в горизонт, и не было от нее обычной дорожки на воде, а только скудная россыпь мелкого бисера. Мне тоже было холодно бегать под этими съежившимися звездами и ущербной Луной, но я честно отмерил 20 «концов» по ботдеку, топоча над головами машинной элиты. При этом опять все пытался вспомнить: а что же такое нестерпимо важное я хотел сказать, записать, да опять забыл.
    А на берегу, сообщают, уже стоят изрядные морозы. И я что-то совсем не хочу на берег. Вот если бы там лето стояло… В Африке сейчас хорошо. Где-нибудь в Гвинее или Дагомее, которая теперь Бенин. Полежать бы сейчас на песочке, на пляжике в Котону. Или Пуэнт-Нуаре. Неужто я и впрямь был там когда-то? Как-то слабо верится. Особенно в преддверии грядущей подвахты.
    Тс 17.25   Оказывается, на радость нам, на подвахту выходить не завтра, а уже сегодня, и в 20.00 мы с группой товарищей, вооружившись шкерочными ножичками, ринемся в неравный бой с ивасями. Перед обедом бравый наш капитан произнес по трансляции пламенный, воодушевляющий на подвиги спич, и нам сам бог велел положить животы своя на выполнение всех планов и предначертаний ХХVI съезда КПСС. А еще он не преминул известить, что-де все, которые ушлые и которые остались в Исиномаки, пребывают нынче в унынии, положив зубы на полку, тогда как мы, хоть и на мелочи, да вкалываем во все лопатки. Забыл, видать, лахтак, как мы три недели шарахались из конца в конец, не наработав ни рубля к паям. Зато как танцевали!
    Почему-то не выходит из головы Конецкий с его интервью, появилась охота написать ему – нечто полемическое. Вот только куда писать-то? Чтой-то адреса своего мэтр не указал.
    А погода здесь стоит прелестная, однако.

         21.11  Ср.  Тс 07.28     Экон. зона Японии.  Ясно, маловетрие и мертвый штиль.
    Намедни выдали 123туб – невысокий такой скачок в сравнении с предыдущими днями. Разгон, что ли, берем?
    С японского берега хитро подмигивает проблесковый маячок – прямо напротив моего бунгало. Судов вокруг немного, зато все добытчики. Рыба на борту у нас, кажется, есть, и это наличие рыбы чтой-то стало меня занимать. Хотя почему бы и мне во главу, так сказать, угла, целью своего здесь нахождения поставить не эфемерное, вообще-то, написание бессмертного романа, а банальный хороший заработок? Что я, рыжий, что ли? Ну не пишется толком, хоть ты тресни! Хреноватый писатель из меня. Так почему бы не успокоиться и не жить, как все нормальные люди? С женой, можно считать, договорились, индульгенцию на будущие грехи от нее получил (вот ведь сволочь!), так и не о чем волноваться и терзаться бесплодными потугами.
    А потрошить рыбу, оказывается, не так уж страшно и противно. После первого наполненного бункера у меня возникло что-то вроде спортивного азарта. Все дело в том, как наловчишься ее разделывать.
    Берешь этак рыбку хватко поперек тулова спинкой вверх, с чувством перехватываешь ножичком хребет и тут же, уловив момент, тянешь ее в сторону, чтобы головка вместе с потрохами под ножом осталась. Затем перевернул, по хвостику – чирк! – и в бункер ее, любезную. Есть еще некоторые нюансы в потрошильном деле: не резать «лопанец» или нестандарт, то есть мелочь, - но это несложно вовсе: хорошая рыба сама в руки просится. У девчонок это особенно здорово получается, хотя, говорят, и из мужиков хорошие раздельщики случаются. Если у нас, на «Захарове» первым номером Татьяна Пьянкова считается, то на «Владивостоке», Серега говорил кто-то из парней лучший потрошитель. Кстати, наш слесарь Витя Булин немного от девок отстает, а иных и обходит.
    Мне поначалу Ленка, хотя нет, тут она не Ленка вовсе, а Елена, Прокаева помогала. Я с удовольствием наблюдал, как ловко она в считанные секунды обрабатывала сразу по паре рыбин. Ну да и мы еще насобачимся. Вот только когда читать-писать будем – времени-то совсем не остается. А книжки я намедни знатные взял: «Маршал Жуков. Воспоминания» и Рабиндраната Тагора.

      22.11   Чт.  Тс 07.30   По-прежнему в японской зоне.
    Погода вполне приличная, и бегалось в удовольствие. Выдали намедни 135туб консервов, не дотянув до «капитанских» 140, несмотря на мое активное участие в процессе. Вчера я шел на подвахту в самом шапкозакидательском настроении, полагая к 23.00 настрогать свои два бункера кильки. Не тут-то было. То ли рыбка мне доставалась самая мелкая – килька в натуре, то ли место мне досталось неудачное – в самом конце ленты, а потому и доставалась мне одна мелочь, только урок я свой выполнил, когда на часах было уже 23.37. И не было вчера прежнего подъема и эйфории от пребывания в изысканном обществе.
    Дважды сталкивался вчера с Люськой, но от этих встреч настроение мое только опускалось. Почему она так резко переменилась в отношении ко мне? Смотрит, вроде, с ненавистью. А может, это показное? Помнится: если вас усиленно игнорируют, значит вами очень интересуются. Надо все-таки попытаться выяснить, что за дела.
    Вчера, после некоторых сомнений и раздумий, побывал на заседании клуба «ОЛИМП», и что-то тягостное отложилось в нутре моем от сего посещения. Отчеты, доклады, выступления с лекциями – не такими мнились мне заседания Общества любителей искусства, музыки, поэзии (так раскладывается их помпезная «шапка»). Да и какой из меня к лешему лектор? Пожалуй, зря я ввязался в эту компанию. Не было печали…
    Написал письма детям, а вот Татьяне – не успел. Постараюсь сегодня, поскольку завтра, по слухам, должен быть пассажир. Ну и – вперед и с песней!
    Тс 20.00  Умудрился за один день продуть вторую партию Коле. Эт-то что-то значит. Хотя тут может быть два варианта: либо Николка неимоверно вырос, либо я стал играть ни в какие ворота. Скорее всего второе, поскольку башка моя вовсе не шахматами занята.
    А на подвахту нас сегодня не приглашают. И не мудрено. Проку от нас – как от пресловутого козла, а кроме того, ночью взяли 80 тонн такого крупного ивася, какого, говорят, отродясь не видали, и раздельщицы его сами как сахарок «употребят», без нашей доброй помощи. Зато я в течение дня исхитрился письмо накропать, но такая там изобразилась муть, что и самого тошнит. Да после такого жена не то что отвечать, она на хрен должна меня отправить, а уж наставить рога - святое дело. Но ведь и предыдущее мое письмо не лучше было. Или она гордости напрочь лишилась? А я? Может, это ревность во мне ворочается? Ревность собственника. Тупая, безосновательная и бессмысленная ревность. Хоть я к тебе и равнодушен (ой ли?), но ты там ни-ни!
    А Люська сегодня поздоровалась со мной довольно приветливо. Вот и разберись в их настроениях. Но разобраться надо. Пора разобраться, пора обустраиваться. Или уж пересмены дождаться, а тогда и пойди на штурм? Экой ты смешной какой. А вернее, трусливый.
    По слухам, есть вероятность оказаться в зоне расходившегося не на шутку тайфуна «Клара». Резкое ухудшение погоды в течение дня эту возможность вроде подтверждает. Но штормовать нам сейчас как-то не ко времени. Только было дело пошло и пай подрос изрядно (уже 95р на доске обозначено) и нате вам по мордасам. Тайфун этот все карты может спутать.

     23.11  Пт.  Тс 07.30    На прежнем месте, и страхи наши относительно погоды, кажется, не оправдались: ясно и тепло.
    Не дает мне покоя написанное вчера письмо: отправлять – не отправлять? Несколько раз уже перечитывал Это же просто демонстративное неуважение к Татьяне – она того не заслуживает. Может, другое написать, а это – в мусор? Какая-то опустошенность внутри.
    Тс 18.40   Бестолковый день сегодня. Работать не было ни малейшего желания. Наверное, потому, что в полдень был пассажир, на который мы отправили своих профсоюзных делегатов и я отправил-таки злополучное письмо. А теперь жалею. А еще сразу после обеда кончилась рыба, и завод «закурил».
    С пассажиром я получил сразу четыре письма, из которых три – от Татьяны. И они, пожалуй, объясняют или извиняют ее за то, что она написала тогда, что повергло меня… По сей день не могу объяснить, понять своего тогда состояния.
    Танюшка маленькая тоже меня не забывает, пишет регулярно – надо вот ответы сочинять. Может, еще порисовать что-то – уж больно красиво тут, да, боюсь, не сумею я доступными мне средствами – шариковой ручкой и простым карандашом – красоту эту изобразить. Да и художник-то я… не Поленов, не Куинджи. Хотя, по-моему, рисунок, если он от души, больше сообщает, чем любая фотография.
    Ремонтный механик Валера Колесников так и не вернулся, а его ждали с этим пассажиром. Ну да и без него мы вполне справляемся с ремонтом.
    Тс 22.40  После нескольких часов «бега трусцой» остановились где-то, принимаем сырец, запустили завод. К Николке приходили гостьи. Я тоже посидел с ними малость, подышал табачком, а потом слинял в 167-ю, где ребятишки поминали  неведомого мне деда Петра. Деда медного, как твердил отчаянно веселый, в сосиску пьяный Витя Булин, поднимая очередную чарку с одеколоном. Оказалось, дед Петро – это дед Олега Щербины, взрастивший и воспитавший детдомовского питомца до Олега Николаевича или Батьковича, как его тут чаще именуют. Он тоже был пьяный до соплей и икоты. Самый трезвый из них был Толик Каракой, а вот Толя Пухов… Это надо видеть. Он затухал, не двигаясь с места, от чарки к чарке, до полного бессмыслия в очах и только все петь пытался: «…Только пуля казака во степи дого-онит…»
    Я тоже пытался подпевать, но, устав от зловония, ушел от них. Оказывается, и одеколон, в зависимости от назначения, может быть зловонным.
    А день вообще-то бестолковым оказался. Был настрой на работу, хотелось после смены пописать – по-моему, вызрел  у меня рассказ, я уже за станком проговаривал первые строчки. Начало – самое главное. И заголовок. Он будет называться «Кашалот». Нет, название его будет «Богодул». Ох уж эти гости!..

      24.11  Сб.  Тс  07.27    Следуем в район Исиномаки. Или все-таки Есинамаки?
     Подняться бы на мостик да на карту взглянуть, но я боюсь туда подниматься. Даже когда по делу туда вызывают, мне не по себе. У меня там сердце болит. И какая, к черту разница – И или Е?
    Погода благоприятная – только вкалывай, однако выработкой за прошлый день мы похвастать не можем – 40 туб всего. Правда, в каплерах, говорят, еще есть полсотни тонн ивася, но этого и на сутки не хватит.
    За ночь пересмотрел ворох снов – будто фильм многосерийный. Только серии не связаны сюжетом. Сначала Ольга Свистунова явилась, впервые за все время – к чему бы это? Причем явилась мне в интимной обстановке, хотя никогда для меня она не была привлекательной. И не потому, что она – жена товарища моего. Я вообще всегда дивился, чем это она Женьку очаровала. Потом, без всякого перехода, Шиндавины наснились, тетя Тоня, будто бы умершая, и Сашка над ней и еще полно всякой всячины. Однако проснулся я в добром и бодром настроении и бегал с превеликим удовольствием. А теперь с новыми надеждами  начинаю новый день. Что-то он принесет? Может, опять ничего, как и большинство предыдущих. Но без надежды вообще и жить не имеет смысла. Татьяна в письмах наставляет, как следует вести себя. Наивная, разве же можно этому следовать?..
      Тс 19.00  Сходил пораньше на ужин, чтобы к 20 часам опять хоть немного проголодаться. А на 20.00 назначен сбор на день рождения Паши Палия. По этой же причине я собрался с 16 часов свою подвахту отработать. Однако после хождений за мастером разделки обнаружилось вдруг, что фартуков не достает. Сапоги с грехом пополам отыскали, а фартуков нет – хоть ты тресни. Ну, мы с Толей Каракоем трескать не стали, а смиренно отправились по домам. Легкая перебранка с заводскими ребятами: они в душевой постирушку самосильную устроили, - потом чай, шахматы и чтение – уже в который раз – писем и «Маршала Жукова».
    Просмотрев еще раз письма, особенно последнее, я пришел-таки к выводу, что напрасно отправил в пятницу свое письмо. Надо было другое написать. Или, может, ничего? Может, оно придаст малость остроты в пресноватый суп наших отношений? Но что же она за человек?
    Я-то в похотливом дурмане идиотские свои вопросы задавал, за советами обращался. И она советует – мать честная! – жена мужу советует, как ему половчее другую бабу уговорить! Такое разве что у Э.Золя можно было встретить. В этом что-то химерическое скалится. Прежде всего, во мне самом. И она без ума от этой химеры. И чем же я могу вознаградить ее за это? Разве только триппером? Идиот! Извращенец! Или эта извращенность и притягивает ее ко мне? Может, ее следует использовать и в отношениях с другими? Коли недостаточно благодетелей.
    Но если без дураков, любил ли я кого до сих пор по-настоящему, до самозабвения, до самоотречения, как это по писанному должно быть? Может, проститутку из Галифакса? Это какая-то юношеская истерика была, хоть я себя тогда, в двадцать лет, матерым мужиком считал. Но ведь дурак дураком же был. И из ушей солома. Разве зрелый мужик женился бы на спор?
    А половой инстинкт вполне до дурдома довести может. Он, пожалуй, посильнее всех прочих будет. Даже самосохранения. Вспомнился анекдотичный случай из личной практики. В бытность курсантом. В Клайпеде дело было. По приходе из Африки. Тогда мы с Толиком (тоже Толик!) Гришковым в кабачок зашли и там «невест» сняли, двух сестриц, поехали к ним на хату. А ночью, в самый разгар «полетов» менты нагрянули – хата, видимо, неблагонадежной была и кто-то стуканул про клиентов. Я уже «размагнитился», сижу за столом, пиво прихлебываю, а Гришков… Его менты за ноги тянут, а он, голый, в подругу мертвой хваткой вцепился и кричит: «Мужики, дайте кончить!». Пришлось тогда на четвертной раскошелиться, чтобы с парохода не загреметь…

     25.11  Вск.  Тс 07.30    Ясно, штиль, тепло и тихо.
    Коля опять не ночевал дома, а я, как те девицы под окном, промаялся весь вечер в тщетном ожидании. До половины десятого просидели у Паши на именинах - постно и скучно. Кончилось пойло, и все побежали из-за стола по своим норам. А навстречу Анка Аленкина, «Пулеметчица», со подругой Субботиной да еще с  двумя, емкостью по пол-литра. Кто еще не убежал, конечно, вернулись, а я не вернулся, хоть с Анной наверняка не заскучали бы. Она в разделке – ходячий анекдот и редкая, виртуозная матершинница. Я ее по утрам через иллюминатор ежедень слышу. Ее да сушильщицу первой смены Ефимовну, бабу Зину.
    Завод нынче не работает – нет сырца; объявлен санитарный день. Пошел, как водится, в харчевню, очередной отгул булочкой отпраздновать и в дверях с Люсей столкнулся. Да как-то неловко, неудобно. Чтобы сгладить неловкость эту, при всем честном народе пригласил ее в гости. Придет ли?
     Ей уже известно, что я о художниках доклад готовлю. Судовой телеграф…
    А мы опять словно в лето возвращаемся. И дай-то бог, чтобы не видеть нам ни штормов, ни морозов. Быстрее время пролетит. Хотя не только в них дело.
    Тс 17.15   Стоим в тесном окружении «близнецов» и собратьев. У кого-то что-то принимаем, кому-то что-то отдаем. Только насчет рыбы пока и речи нет. Завод «санитарит», но меня это не шибко волнует. На пай наработали 110 рублей, значит, за месяц выйдет карбованцев триста – с нас и довольно.
    Мы в своем токарном отсеке тоже генеральную приборку проделали, даже дед тут суетился, толкался под ногами. Ну а теперь, помывшись в душе, сижу и жду…
     Тс 20.23  Черт побери, кажется, у меня появилась надежда. Поначалу я сидел перед ней, как школяр на экзамене. Волнуясь до дрожи и пота. А потом… Она впервые попросила меня рассказать о себе, и я понес такую ахинею… Собственно, это я записал однажды как рассказ от первого лица под названием «Уникум». Вполне, впрочем, автобиографичный. Я говорил, как с листа читал, а она слушала и смеялась, и неважно было, верит она тому, что я наколбасил, или нет. И, похоже, я сдал «зачет» и допущен к дальнейшим экзаменам. И не нужно торопиться. Вредно торопиться.
Когда она ушла, чтобы успокоиться, зашел в библиотеку. Таня Королева посоветовала полистать Большую Энциклопедию – там наверняка что-то о Федоре Васильеве найдешь. Нашел. Статья, хоть и небольшая, но уж очень мудреная – все больше о трагическом психологизме живописи Васильева. Кому это надо здесь? Нам бы чего попроще. Была бы репинская «Далекое – близкое» - почитать из нее о путешествии художников по Волге. И вообще, чтобы о Васильеве говорить, нужно говорить о его работах, и чтобы они перед глазами были. Пожалуй, я не по мерке шапку шью. Наверное, откажусь. Но в энциклопедию надо почаще заглядывать – тут столько всего!
 Витя Алексашин умудрился где-то себе палец отдавить. Или даже два. Дверью. Таким образом утильцех понес тяжелую потерю – особенно если учитывать собственный Витин вес. Как они теперь без него?
А я томлюсь в ожидании новой встречи. Как придурок. Все суета сует и томление духа.

26.11 Пн. Тс. 07.30  Район Исиномаки. Погода без изменений: тепло, светло и мухи не кусают. И завод по-прежнему не работает – нет сырца.
 А встреча таки состоялась, начавшись в половине десятого вечера вчера и закончившись в полвторого сегодня.
Девчонки (они опять были вдвоем) остались весьма довольны и душевно благодарили за интересно проведенное время. Еще бы: я старался, как заправский скоморох – откуда чего берется. Этакий жизнерадостный и счастливый карапуз. Сорока без малого годков.  Но почему она не приходит одна? Зачем опять притащила с собой Песнину? Чтобы дуэтом петь? Правда, у них это очень здорово выходит. По-настоящему красиво. Без дураков. И мне было чертовски приятно их слушать: «Я несла свою беду…» или «Сронила колечко со правой руки…». Я даже забыл про свою озабоченность.  Только вот устал и не выспался. Однако надеюсь на новую встречу. Пусть и опять втроем. Может, потом как-нибудь…
Попытался вернуться к «Кашалоту». Однако концовки для него так и не вижу, не вижу финала. Зато придумал новое название – «Богодул». Так, пожалуй, будет лучше. А в конце его женить, и получится хеппи энд. И вся недолга.
Вчера Петрович рассказывал, как мальчишки нашли где-то японскую каску и взялись испытывать ее на прочность. Надели на голову младшего, а два других обалдуя сбросили на нее со стенки камень, который едва вдвоем подняли. Пацан, слава богу, жив остался, и каска ничего, выдержала.
Я под сурдинку брехал про деда, который с кремневым ружьем на охоту ходил. Это я когда-то от Соловьюка услышал, а тут преподнес от собственного лица и публике весьма понравилось…
А мы, кажется, куда-то потопали.
Тс 19.25  Что мы имеем на сегодня? Вместе с Николкой дружно постановили: ни…я. Два часа проиграли в подкидного дурака – этого мне явно не хватало – и разошлись восвояси: девки – готовиться к работе, хотя рыбы и нет, а мы – ужинать. А что теперь? Будем ждать кино. А если и «кина не будет», сяду писать что-нибудь. Наверное, продолжу «Кашалота». Вернее, «Богодула».
Однако мысли так вокруг нее и вьются. Странное она создание – Люся, Людмила Петровна Толочная. Никак ее не пойму. Варианты, что ли, она проигрывает? Пожалуй, если что-то у нас и срастется, боюсь, мне придется туго. Делить ее с кем-то еще – это не для меня. Она же, если и будет отдаваться, если все-таки снизойдет, будет делать это с оглядкой по сторонам.
А не написать ли мне письмо Мишане? Конечно, вряд ли он ответит мне, но, может, ему будет приятно. Почему не сделать человеку приятное?

27.11  Вт. Тс 07.35
 Никакой информации сегодня нет, потому, во-первых, что я сегодня попросту проспал. Добросовестно пробудился по сигналу будильника, вырубил его и … уснул по новой. А спать сегодня я лег ровно в 4 часа утра, до того же «слушал соловьев» на диване своей каюты.
Сперва была дружеская посиделка в обществе сам-пять, с кофием и попытками петь песни. Ансамбль, однако, неспетым оказался, потому скоро и разошлись, так ни единой и не исполнив. А потом, уже после полуночи, сошлись опять. Коля, к нашей радости, завалился в ящик, а мы с Люсей… Не смогу сейчас воспроизвести все, о чем мы говорили. Да и надо ли? Причем никакой пошлости и – без рук. Но так не хотелось расставаться.
А сейчас у нас отличная погода, полное отсутствие рыбы и вместе с этим – совершенно нерабочее настроение. У всей команды. За исключением разве нас – рембригады и заводской механической службы. А потому, хоть и очи слипаются, вперед и с песней.
Тс 19.20  Чертовски деловой день случился сегодня – столько работ наработано. Но завод по-прежнему «курит», поэтому жду прихода Люси. Она уже забегала полчаса назад, пересказала содержание фильма «Спасатель», который смотрела до прихода сюда, и пообещала прийти вновь, после ужина - если так и не будет работы. Однако сейчас вдруг забеспокоился наш судовой эфир: вызывают диспетчера Панченко, мастеров разделки кличут. В харчевне я слышал разговор о возможной приемке рыбы, но мне ее сейчас почему-то совсем не хочется. Хотя вовсе не «почему-то» - козе понятно. С нетерпением жду пересмены.
Вчера девчонки рассказывали про «мать» свою – Анну Аленкину. Оригинальная, между прочим, дама. Внешне она… у множества мужиков при ее виде, как у кобелей, с языков слюна капает. Красивая женщина со статью королевы. Но при этом – оторви и брось. И первая после бабы Зины матершинница.
Намедни, говорят, подъехала она к мастеру Егорову. Вы посмотрите, говорит, Николай Петрович, какой все-таки замечательный человек, какой душевный человек Паша Палий. Конечно, подхватил Егоров, душевный, образованный и без дурных привычек – в самую бы пору вас повязать: честным пирком да за свадебку.
- Вот и я, - продолжила Аленкина, - тоже так думаю. Только ведь мне не человек, мне мужик нужен.
Не знаю, дошел ли сей пассаж до Паши нашего, только коснись такое меня, я бы насмерть оскорбился.
Сегодня в крайне хреновом состоянии Витя Печуркин (который Питкин) наблюдается. В конце рабочего дня подошел ко мне, такой жалкий: «Не дай помереть, Василич», - просит униженно. Отдал я ему живительное средство – тот самый «Шипр», который он мне неделю назад вернул. При этом спрашиваю, с какого рожна ты в разнос пошел. Он что-то невнятное залепетал – про полное благополучие и довольство в семье, что, мол, этот рейс ему вовсе и не нужен, а у него и дача и квартира есть и все, что нужно.
- Ну вот, - говорю я, - все есть, а ты тут гадость всякую хлебаешь. Напьешься да загнешься с перепою.
- Что ты! Что ты! – испуганно замахал он руками. Суеверный, боится, как бы я ему не на каркал беды. Одеколон однако забрал.
Парень-то хороший, на редкость честный и добросовестный. Он в восторге от своей судовой подружки Светы, которую почему-то не одобряет «женсовет», подруги его, Питкина, законной жены, которая происхождения тоже из этой компании, а теперь мается на берегу. Может, он потому и здесь, чтобы от законной быть подальше?   
Однако надо маршала Жукова почитать…

28.11 Ср.  Тс 07.25 
 Все там же, все в том же полувопросительном состоянии. Опять хочется мне сейчас сказать: «Дорогой и любимый товарищ капитан! Неужели ваша совесть не ерзает от неудобства за то, самое хреновое во всех отношениях положение, в каком оказались граждане на вверенном вам пароходе? Кого теперь вы обвините в том, что судно, завод опять не работает который уже день? На кого, на чью совесть свалите вы теперь груз топлива, вылетевшего в трубу за время наших бесцельных (или многоцелевых?) пробежек? Ведь другие-то суда находятся в абсолютно равных с нами условиях. Почему же тогда, скажем, на «Рыбаке Приморья» еще неделю назад на пай было 280 рублей, а у нас..?» Такие вот шкурные вопросы занимают меня теперь.
Вчера я дождался-таки гостей. Они пришли (опять с Валей) уже около полуночи. Снова чаи, снова песни и беспричинное волнение. На этот раз распрощались в два часа, и ничего, кроме раздражения, от этого визита у меня не осталось. Видимо, она все хочет замаскировать от подруг свои со мной отношения, а для этого, полагает, ничего лучше таких вот коллективных посиделок нет. Мне, однако, это начинает надоедать, и сегодня я ей скажу: довольно! Либо – либо. Мне этот камуфляж ни к чему. Я устал, и мне еще надо работать. И не только на станке. Так-то.
Сейчас у нас довольно свежая погода, крепкий ветерок, а посему работы для завода на ближайшее время не предвидится. Ну и черт с ним!
Тс 10.20 Не дают мне покоя все те же мысли. И, кажется, я разобрался, в чем дело. Да тут и не нужно быть тонким психологом. Очевидно, она много хорошего говорила подругам своим о том Володе, про свою любовь к нему и чувствовала (да оно так и было) себя не такой, как они все. «Вы – это что-то одно, а мы – это что-то другое». Теперь же, связью со мной, недостойным (разве может быть на каком-то «Захарове» кто-нибудь, могущий – нет, не соперничать, но хотя бы приблизиться к уровню предмета ее обожания?), она вроде боится дискредитировать себя, девальвироваться в глазах этих самых подруг. Отсюда и нежелание открытой связи. Если, скажем, тайные сношения, когда они станут известны, она может объяснить тем же удовлетворением пресловутых физиологических потребностей, то какое объяснение дашь связи открытой? Открытая связь порушит ее неординарность, сделает такой, как все. А она не такая, не хочет она быть «как все». Вот и вся недолга. И мне просто надо быть терпеливым и доказать… Хотя ни черта я не буду доказывать.  И то, что я тоже не такой, как все. Я свою цену знаю.
А наш чудо-капитан опять отказался от рыбы. Но он, будто бы, не пожелал пойти на нечестную сделку. Промысловики давали парной сырец, предлагая оформить его как мороженый. У них, помимо плана вылова, план на заморозку имеется, который надо выполнять. Но наш-то молодец честный и принципиальный. Только нашей толпе от этой его принципиальности никакого навару. Завод стоит, пай не растет.
Тс 23.53 Только что пришли из кино. Смотрели «Избранного» с Леонидом Филатовым в главной роли. Все увиденное очень созвучно моему теперешнему состоянию. Жаль, Люся не видела его. Очень хотелось бы услышать ее мнение о нем. Она заходила ко мне перед ужином. Поговорили. Ни о чем. И пошли по сторонам.
А я, кажется, начинаю втягиваться в карты и потому ни черта и не делаю, не пишу. Да и до писаний ли тут, если сплю ночами по 2-4 часа, а днем обдумываю ночные бдения? Нужно этому положить конец. Может, с пересменкой что-то изменится – осталось два дня.
Сейчас в кинозале механик Лунев, видимо, специально севший рядом, сказал мне, что некая особа сильно мной заинтересована. Любопытно, конечно, кто это, только мне надо прежде с другой особой разобраться. А она сейчас работает, считает, кто сколько скумбрии напотрошит.
- Так что мне сказать-то? – напомнил Лунев.
- Кому? – очнулся я.
- Ну, я же говорю, она насчет встречи спрашивала.
- Да в любое время дня и ночи – у нас двери не заперты: хоть в каюте, хоть в точильне.
- А если серьезно?
- Да я вроде занят. У меня есть женщина, - соврал я и не покраснел. Ведь выдаю желаемое за действительность. Хоть бы узнать, кто это.
- Все, вопросов больше нет, - с удовольствием, как мне показалось, заключил Лунев, и мы стали смотреть на экран…
Впервые в этом рейсе обрабатываем скумбрию, которой приняли более 60 тонн. И вновь не обошлось без казусов. На наших глазах РТМ «Гея» взял довольно много рыбы, на которую и нацелился наш Ловейко. Но рыбаки опять предложили брать свежую скумбрию как мороженую, иначе грозились развязать кошельки. Не знаю, что уж там за переговоры были, но, похоже, наш «Лахтак» принес в жертву свои принципы: сырец приняли, завод парит. В кои-то веки.
Работаем мы сейчас совсем близко от японских берегов. Днем без бинокля видны строения по всему побережью. Ну прямо как в бухте Тихой. Завтра, пожалуй, надо дать радиограмму да письма написать.

29.11  Чт. Тс 07.30    Экономоческая зона Японии. С левого борта – т/х «Свирск» с банкотарой, вокруг, по всему горизонту – японские рыбаки, в столовой у нас – манная каша, а на моих ногах – новые ботиночки. Вчера купил по случаю. Только жмут маленько. Погода стоит отменная и бегать было одно удовольствие. Завод вертится, вываривает тубики натуральных консервов, и я готовлюсь влиться, попасть в его ритм и темп.
Спал сегодня прескверно, все ждал чего-то, дурак. Сейчас вот услышал за окном ее голос, и что-то будто зашевелилось внутри, такое шершавое и теплое. Почему-то все приходит на ум «Страдания молодого Вертера» в переложении на собственную персону. Страдалец хренов!
Тс 20.40  Славный день сегодня. Добрый, деловой и притом какой-то безмысленный. Голова пустая и чистая, словно вымытая кастрюля. И неведомо отчего такое светлое настроение. Наверное, в предчувствии новой встречи. Первая состоялась перед ужином, совсем короткая, в три фразы. Она обещала прийти снова. «Хочу сегодня быть с тобой, - сказала она запросто. – Только в душ схожу».
Завод опять не работает, опять кончилась рыба. Недавно мы расстались со «Свирском» и теперь бежим куда-то, задрав хвост из черного дыма.
Неужто она будет моей?..

…Finita la komedia…