Батюшка Дон кн. 1 гл. 22

Утром Борис Рохлин выбрался наружу пораньше, решил найти Мишаню и отблагодарить за помощь. Он сунул за пазуху кусок чудом сохранившейся колбасы и закрыл на ключ каптёрку, где постоянно жил. Комнатка была маленькая, фактически чулан, но всё лучше, чем в общем бараке.
- Наверное, он в столярке? - решил Рохлин. - Зайду туда первым делом.
Однако, отзывчивого бригадира там, к сожалению, не оказалось. Два мужика лениво настраивали допотопную пилораму и на вопрос о местоположении начальства одновременно пожали плечами:
- Хрен его знает! - угрюмо сказал один.
- Может, пошёл к «Акиму»? - высказал предположение второй. - Нам бы лучше, чтобы «Маленький» дольше не являлся. Так работы меньше…
Борис рысцой побежал в многоместный барак, где обитал негласный хозяин прииска московский вор «Аким». С хозяином официальным майором Лавровым авторитетный «зэк» давно договорился о разделе сфер влияния. Прииск исправно давал план, выражавшийся в энном количестве перелопаченного золотоносного грунта.
- Только жмуриков у вас много… - иногда укорял начальник лагеря.
За это отвечал безжалостный «уркаган», а майор не вмешивался в производственные процессы и наслаждался миром и покоем во вверенной ему колонии. «Аким» в ответ на упрёки майора по поводу ежемесячного активирования безвременно умерших, лениво цедил сквозь зубы:
- Надо же их как-то работать заставлять!
- Ну, ты всё-таки меру знай! - шипел Лавров, с опаской косясь на мордоворотов. - Десяток ещё ладно, но за последний месяц вы двадцать три «зэка» отправили в канаву за ограждение. Многовато…
«Аким» обещал исправиться. Рохлин вспомнил эту информацию на бегу. Он предпочитал передвигаться по территории лагеря быстро, чувствуя себя в относительной безопасности только в офицерском клубе.
- Скорее всего, он там! - внезапно он увидел небольшую группу заключённых, стоящих у лагерных ворот плотной кучкой.
Среди них выделялся маленьким ростом разыскиваемый Мишаня. Под чистой телогрейкой у него был штатский пиджак тёмно-серого цвета. На голове вольная кепка, тоже серая, не потерявшая форму. Это вместе с кожаными сапогами придавало ему вполне приличный, вольный вид.
- Вот он, - обрадовался Борис, - отдам мясную благодарность и назад…
Когда до ворот оставалось метров десять, подслеповатый Рохлин, наконец, разглядел сухую фигуру «Акима».
- Чёрт! - ругнулся он. - Лишний раз встречаться с отморозком не хочу…
Две «шестёрки» вора в законе, крепкие молодые «уркаганы» с погонялами «Митя» и «Калуга», угрюмо уставились на него.
- Шляется тут всякая шушара… - подумали они одновременно.
Ворота приветливо распахнулись, и вовнутрь начала заходить партия пригнанных «зэков». «Аким» с подручными дружно повернули головы в сторону редкой колонны, они хотели оценивающие рассмотреть новичков.
- Слава Богу! - взмолился Рохлин и начал посылать отчаянные сигналы задумчивому Мишане. - Отойди ты в сторону, не понимаешь, что ли?
«Маленький» намёка не понимал, рассеянно скользя взглядом по нестройным рядам прибывшего конвоя. Обречённые люди входили в заиндевелые ворота, над которыми красовалась издевательская надпись:
- «На свободу с чистой совестью!»
Несмотря на октябрь  выпал первый снег, и примерно с неделю держалась минусовая температура. Почти все из этапируемых были одеты по-летнему, многие еле передвигали ноги от накопившейся усталости.
- Мелехов!.. Григорий! - раздался крик слева. - Ты ли энто, земляк?
Борис резко присел и начал испуганно озираться. Оказалось, что кричал стоящий рядом «блатной» по кличке «Коршун». Его Рохлин панически боялся, тот отвечал в лагерном кодле за «мокруху».
- Да, стой ты, чертяка, - неизвестно чему радовался приближённый авторитета. - Не узнаёшь меня?
Среднего роста плотный человек, к которому обращался «Коршун», наконец, остановился, и устало поднял темноволосую, с обильной сединой голову.
- Извиняйте, гражданин, не признаю, - ответил он и отвернулся. - Моя фамилия Шелехов…
- Разговорчики в строю! - строго прикрикнул начальник конвоя, худой и злой сержант Демченко. - Двигай дальше, а то получишь…
Затормозившая было колонна, дёрнулась вперёд. Шедший рядом со знакомым «Коршуна» пожилой «зэк» со светлыми волосами внимательно и с тревогой вглядывался в мужчину, позвавшего его соседа. Он удивлённо остановился и выдохнул:
- Никак, Митька Коршунов! 
- Не может быть…
- Точно он.
- Што ты мелешь! - одёрнул его хмурый темноволосый. - Откудова ему тут взяться, он давно за кордоном?
- Михаил? - тихо выдавил из себя «Коршун», также вглядывавшийся в колышущую толпу.
- Знакомых встретил? - ехидно спросил «Аким».
- Наши хуторные, - не веря своим глазам, прошептал упитанный «зэк». - Привёл же Бог встретиться…
«Аким» посмотрел на своего помощника и по его побледневшему лицу, на котором резче выделилась рыжая борода, понял всё о важности этой встречи для «Коршуна». Нетерпеливый сержант завёлся:
- Шевелись! 
- Да, подожди ты.
- Счас точно стрельну…
- Не шуми, начальник! - веско сказал «Аким». - Не видишь, земляки встретились.
- А мне насрать! - закричал Демченко и грязно выругался по матушке. - Задолбали… Мне этих доходяг ещё по бригадам рассовывать!.. До ночи не справишься.
- Считай, этих двоих ты в столярный цех пристроил, - вальяжно произнёс «Аким» и махнул рукой в сторону знакомых «Коршуна». - Так ведь?
- Мишаня подтверждает заинтересованность?
Демченко вопросительно взглянул на начальника столярного цеха, и когда тот кивнул, спешно погнал конвой дальше. Два человека нерешительно переминаясь, подошли к авторитетным ворам:
- Подходите смелее! - подбодрил замёрзших путников «Аким». - Поручкайтесь, что ли…
- Нельзя нам здороваться, - зло ответил «Коршун», - у нас кое с кем старые счёты.
- Вон оно, как, - удивился лагерный авторитет. - Тогда пускай они с Мишаней сразу чешут на работу.
Мастер столярного цеха забрал новых работников, и повёл их селиться в закреплённый барак. Рохлин понял, что сегодня «Маленькому» не до него, развернулся и бочком заскользил в клуб. Напоследок он краем уха услышал окончание разговора «блатных». Недоумевающий «Аким» сипло спросил:
- Зачем тогда ты их тормознул? 
- Хотел убедиться, што энто мои земляки.
- Особой радости от встречи я у тебя не заметил.
- Я отомстить хочу… Ежели бы ты знал, сколько я мечтал об энтом.
Люди без видимых последствий могут, если захотят, переносить холод, голод и постоянные унижения. Так устроена человеческая психика, что даже в самых немыслимых условиях мы находим что-то хорошее, позволяющее корнями зацепиться за ускользающую жизнь. Для Коршунова такими корнями стала жажда мести.
- А в чём дело? - спросил вор.
- Михаил, тот, который светлый, моего деда убил, а дом спалил… - признался он.
- Тогда, конечно, понимаю!
- Я сразу хотел его кончить, - признался Коршунов. - Руки чесались свернуть ему голову…
- Не горячись! - остановил подручного «Аким». - Зачем делать на глазах всего лагеря?.. Завтра с утра возьми «Митю» и «Калугу» и поговори с ним по-тихому в столярке.
- Я с ним так разберусь, - угрожающе пообещал «Коршун». - Пожалеет, што на белый свет народился…
«Аким» одобряюще кивнул головой и что-то сказал, очевидно, похабное. Окружающие цинично засмеялись, однако, Рохлин уже этого не слышал, он ловко скользнул за угол жилого барака.


***
Неразговорчивый мастер столярного цеха завёл своих новых подчинённых в пустой гулкий барак и махнул рукой в сторону голых нар. Бывший вор «Маленький» мягко приказал:   
- Располагайтесь… Сегодня можете отдохнуть! 
- Благодарствуйте.
- Завтра после развода обоим быть в столярке.
- Не переживай, бригадир, мы не подведём… - успокоил его Григорий Шелехов. - Работать умеем.
- Как с деревом обращаться знаете?
- Оба три года отпахали на лесозаготовке, - усмехнувшись, ответил Михаил Кошевой. - Столько леса навалили, вовек не переработать!
- Вот-вот…
- Тогда сработаемся, - подытожил он и вышел.   
В прошествии нескольких минут давно не видевшиеся земляки лежали в полудрёме и лениво переговаривались, им было, что рассказать друг другу. Хотя после последнего пешего перехода в сорок километров, не хватало сил, как следует устроиться на новом месте. Шокированный Михаил признался свояку:
- Кого угодно ожидал увидеть здесь, только не Митьку Коршунова! 
- Да уж!
- Принесла нелёгкая…
- Не говори! - согласился Григорий и достал тощий кисет. - Воистину говорят - степь широкая, да стёжка узкая.
- Тоньше некуда…
После ухода бригад на работу в тёмном, приземистом помещении никого не осталось, только работал одинокий уборщик, на вид обычный лагерный доходяга. Бывшие кровные враги мирно разговаривали:
- После того, как тебя на пересылке увидал, думал все сюрпризы, кончились! - удивлялся постаревший Кошевой. - Энто надо ж такому случиться: три казака из одного хутора, а пересеклись в лагере на Колыме.
- В нонешнее время как раз неудивительно, - не согласился собеседник, - где ишо казакам встретиться?
Друзья далёкого детства помолчали, вспоминая боевых товарищей, раскиданных судьбой по всему миру.
- Сын то как? - спросил Григорий и вскинул глаза на шурина. - Пишет?
- В следующем году выпускается из военного училища! - с гордостью за приёмного сына ответил Михаил.
- Наконец-то, у нас в роду будет кадровый офицер.
- Парень получился што надо, весь в тебя!
- Хотел бы я его увидеть, - признался Григорий и нахмурился. - Мальцом только и помню…
- Увидишь ишо… 
- Навряд ли!
- Невестка на сносях! - Кошевой завозился, доставая из кармана телогрейки махорку и бумагу. - Дуня пишет, будто на Троицу срок.
 Будущий дед отвернулся к бревенчатой стене, проклиная про себя свою горькую судьбину, потом спросил:
- Ты я вижу, на прежнюю фамилию совсем не отзываешься?
- Привык к фамилии Шелехов, - признался, как на духу, Григорий. - Почти двадцать лет с ней живу… Благодаря тебе, кстати!
- Я за ту помощь видишь, как расплачиваюсь, - зло выдавил Кошевой. - Правду люди говорят: не делай другим добра - не будешь плакать…
- Што уж зараз об том гутарить? - недовольно отрезал Шелехов. - Мы с тобою в одинаковом положении бесправные «зэки» …
Вдруг «доходяга», по-видимому, что-то задев, выругался на хорошем французском языке. 
- Откель он знает французский? - удивился Григорий, он во время германской войны пару раз пересекался с французскими офицерами. - По виду обычный крестьянин…
- Слышь, друг, - позвал доходягу Михаил, - как закончишь уборку вали к нам… Угостим табачком.
На первый взгляд он был их ровесник, но еле передвигал ноги от истощения. После того, как он докурил оставленный окурок, начал охотно отвечать на вопрос незнакомца, откуда знает иностранный язык.
- Меня зовут Константин Сафонов. Я родился там, где сходятся в одном месте границы России, Украины и Белоруссии. При эвакуации я попал на пароход в Стамбул. Там попал в компанию двух оборотливых хлопцев, занимавшихся грабежами на ночных улицах. Через полгода пришлось бежать в бюро вербовки Иностранного легиона… Переступив его порог, назвав себя любым именем и подписав обязательство, вы не существовали более для полиции, хотя бы она гналась за вами по пятам.
Сафонов натужно закашлялся. Каждый «зэк» на прииске знал, оставили уборщиком, значит у него медицинское заключение о непригодности.
- За пять лет в легионе я побывал по всей французской Африке, в Алжире, в Тунисе, в Марокко, в горах Атласа... По истечении контрактаотвезли меня в Марсель, высадили на берег, выдали французский паспорт и пять тысяч франков! - доходяга блаженно посасывал высушенный хлеб. - Из Марселя поехал в Париж. Скитаясь по оживлённому городу, встретил товарища по легиону, устроился к нему переводчиком на мануфактуру под Парижем. В 1929 году пришёл в Советское посольство с просьбой о разрешении вернуться на родину. Милостиво разрешили... 
Константин тяжело вздохнул, обречённо махнув рукой, и закончил:
- С начала тридцатых годов я не выходил из исправительно-трудовых лагерей... Да, видимо, и не выйду! 
- Ты с Митрием всё же поосторожнее, - через пару минут предостерёг задремавшего свояка Григорий. - Злопамятный он…
- Да, ладно! - отмахнулся Кошевой и зевнул. - Столько лет прошло… Неужто будем здеся старые счёты сводить?!
***
Намеченную на раннее утро следующего дня встречу с Мишаней «Маленьким» нарушил дотошный лейтенант Козырев. Секретарь комсомольской организации прииска вечером вызвал Бориса к себе и, строго глядя на испуганного «зэка» спросил:
- Тунеядствуешь?
- Никак нет, гражданин начальник, - подпрыгнул от усердия артист. - Занимаюсь наглядной агитацией.
Комсорг задумчиво поднял глаза к серому потолку и с усмешкой сказал:
- Почему тогда у нас ничего нет по «финской» войне?
- Материалов мало, - попробовал отвертеться Рохлин. - На чём рисовать?
- Ты не юли! - предупредил лагерного художника требовательный Козырев. - Лучше подумай, как выполнить решения партии.
- Думаю…
- Просто необходимо отразить борьбу Советского народа с подлыми «белофиннами», - ставил непосильные задачи энергичный вожак комсомольцев. - Не захотели они, понимаешь, отдать кусок столь необходимой для Ленинградской области земли.
Борис поднял мохнатые брови, что означало усиленную работу мысли:
- А что, если на плакатах клеймящих немецких фашистов переписать названия? - предложил он неуверенно. - В связи с заключением пакта о ненападении с Германией все старые картинки оказались ненужными. Будут финскими фашистами… Кто там знает отличия в форме одежды?
- Молодец! - оценил лейтенант. - Вот за ночь и перепиши все плакаты.
- За ночь не успею…
- Я сказал оформить, - отрезал комсорг. - К обеду завтрашнего дня обновлённая наглядная агитация должна висеть по всему лагерю!.. Ясно?
- Яснее не бывает, - смирился Рохлин и тихо пробурчал: - Опять ночь не спать и Мишаню завтра снова не отблагодарю.
На счёт убитой на политическую мазню ночи Борис погорячился, он справился с заданием за пару часов. Быстро закрасил старые надписи и по мере высыхания красиво написал проклятия неоправданно агрессивным финнам. Борис даже успел немного поспать и утром, поручив приставленным к клубу двум доходягам развесить плакаты, побежал в столярку.
… В длинном, рублёном из лиственницы здании, где располагалась старая пилорама, суетились работники. Двое знакомых «зэков» натужно грузили на тележки, стоящие на горбатых рельсах неподъёмные брёвна.
- Мишаня где? - спросил запыхавшийся Борис.
- В своей загородке, - oтветил ближайший работяга и махнул в сторону отгороженного угла. - Инструктирует новичков.
Рохлин двинулся в бригадирскую коморку, сколоченную из разного хлама с единственной целью, защититься от холодного помещения столярки. «Маленький» закончил наставления.
- Всё идите, работайте! - велел бывший вор. - Сегодня нужно срочно распилить целый вагон леса.
Борис в дверях посторонился, мимо протиснулись хмурые заключённые, с которыми вчера разговаривал «Коршун». Они присоединились к «зэкам», включившим визжащую пилораму и начали подавать брёвна к мелькавшим вертикальным пилам, кроившим стволы деревьев на дюймовые доски.
- Спасибо, за помощь! - Борис поблагодарил Мишаню и протянул сморщенное кольцо краковской колбасы. - Всё украденное вернули, только продуктовую посылку естественно съели… Вот всё, что заначил!
- Пустое! - смутился благодетель, но колбасу взял.
Они поболтали о лагерных сплетнях, и Рохлин засобирался обратно в свою тихую каморку в лагерном клубе. Борис всегда чувствовал себя неуютно, когда находился на виду. Друзья по несчастью вышли в холодную столярку, и в этот момент с другого конца здания вошли несколько человек.
- А это кто припёрся? - удивился бригадир, вглядываясь в приближающуюся группу.
- «Коршун», «Митя» и «Калуга», - обомлел Борис. - Принесла нелёгкая
Пришельцы не обращали внимания на оставшихся у каморки наблюдателей, а уверенно подошли к потным пильщикам.
- Здорово, земляки, - «Коршун» им руки не подал. - Бог, в помощь!
- Здорово, Митяй! - ответил Григорий. - Бог передал, штобы ты помог…
Коршунов невесело усмехнулся и сказал:
- Не положено мне работать… - он обошёл рычащую пилораму по кругу, внимательно всматриваясь в молчащего Кошевого. - Я вишь зараз «блатной», а нам работать - западло.
- Ты же казак!
- Был казак, да весь вышел! - отрезал «Коршун». - На нас воров мужики пашут, вроде вас.
На последних словах друга детства Михаил поднял светлые глаза.
- Скурвился ты, Митяй, совсем, - сказал он и сплюнул на кучу опилок, - а, впрочем, ты завсегда таким был…
- А ты на меня не лайся, - огрызнулся Коршунов. - С тебя должок причитается за спаленный курень и убитого деда.
- Я свои долги с лихвой отдал!.. Не ты ли мою мать зарубил?
- Отдал, да видать не все…
Коршун кивнул спокойно стоящим рядом «Мите» и «Калуге». Дебелые подручные вдруг резко схватили под руки опешившего Кошевого и бросили на распиливаемое бревно.
- Пусти, гад! - угрожающе выдохнул он.
Они крепко прижали его тело, и седая голова Михаила оказалась в десятке сантиметрах от вгрызающихся в древесину зубьев. Григорий крикнул и рванулся выручать свояка:
- Што вы творите?   
- Уйди, Гришка, - предостерёг его Коршунов и встал на пути. - Не мешай… Нехай Михаил расплатится за свои грехи!
- Не тебе судить его, - зло сказал Григорий и, оттолкнув Дмитрия, шагнул к корчившемуся в тщетных попытках вырваться Михаилу.
«Коршун» схватил торчащий в массивной колоде плотницкий топор, служивший для обрубания сучьев, и прицельно ударил обухом в его спину.
- Твою мать! - Григорий споткнулся, мешком упал на заплёванный пол.
Налётчик ловко перепрыгнул через него и, оказавшись прямо перед распятым Михаилом, высоко поднял двумя руками острый топор.
- Сдохни, предатель! - выкрикнул он и резко опустил его на шею Кошевого. - Энто тебе за всех убитых казаков.
Блеснувшее лезвие перерубило позвоночник Кошевого, и его голова беспомощно повисла на остатках пары целых жил и вен. Затуманенные глаза Михаила от боли вылезли из глазниц и укоризненно уставились на убийцу.
- Курва! - успел сказать он.
Тугая струя крови из разорванной яремной вены ударила в стоящего справа «Калугу», и тот брезгливо отступил. Выгнутое дугой тело Кошевого в последнем смертном движении свалилось со скользкого бревна.
- Чего бросил его? - пробурчал «Митя». - Предупреждать надо!
- Да он «жмурик», - поставил диагноз «Калуга», - пошли к «Акиму».   
Не обращая внимания на всё ещё держащего перед собой окровавленный топор «Коршуна», «уркаганы» двинулись к выходу.
- Что же ты натворил? - услышал Борис крик, раздавшийся совсем рядом. - Зачем у меня «мокруху» разводишь?
Застывший Рохлин удивлённо смотрел, как «Маленький» побежал к мёртвому подчинённому. Он подскочил к «Коршуну» и, смотря ему прямо в глаза, запальчиво выкрикнул:
- Ты нелюдь… - Мишаня сжал небольшие кулаки. - Просто зверь, гад!
- И ты туда же! - выдохнул перекошенным ртом Коршунов и наотмашь ударил обвинителя послушным топором, как будто рубил дрова. - Получай!
Лезвие метко вошло между левой ключицей и шеей Мишани. Он вскрикнул, дёрнулся сухим телом. Этим движением вырвал топорище из рук убийцы, затем сделал пару шагов с торчащим топором и рухнул замертво.
- ****ь! - выругался «Коршун».
Он сплюнул на тело Кошевого и быстро вышел из столярки впереди удивлённых подручных «Акима».
- Ничего себе разворот! - растерялся «Калуга». - Мишаню то за что?
Григорий стонал, валяясь на полу. Двое испуганных работяг жались к стенам. Рохлин талантливо делал вид, что его никогда не существовало на свете. Разбирательства руководства лагеря были недолгими. Шелехову повезло, его не наказали, а назначили начальником столярного цеха.
- Кто-то же должен план давать! - заметил хозяин лагеря.
Благодаря этому скоропалительному решению он, благополучно пережил суровую колымскую зиму. Коршуна через неделю нашли мёртвым, он не проснулся после долгой ночи.
- Ему кто-то во сне тихо, одним ударом, вогнал в ухо десятисантиметровый гвоздь! - узнал Григорий. - Мишаню в лагере любили и уважали…

 

Продолжение http://proza.ru/2012/02/04/27
 


Рецензии
Крутой поворот.

Владимир Прозоров   04.12.2017 21:29     Заявить о нарушении
Спасибо!

Владимир Шатов   04.12.2017 21:32   Заявить о нарушении
На это произведение написано 8 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.