Ножка для хрустальной туфельки

(по мотивам двух вариантов сказки, Шарля Перро и братьев Гримм)

- Золушка! - Старшая сестра оторвала глаза от древнего медицинского трактата о с неудовольствием: такие красочные и подробные схемы встретишь не в каждой книге. Начало раздела о кишечных заболеваниях, к тому же, было многообещающим - в нем могла оказаться подсказка к тому, как лечить недавно распространившуюся в деревне инфекцию. И так общее состояние здоровья невысокое, а дисциплинировать крестьян и научить их основам гигиены непросто. В любом случае, хорошо бы знать источник заразы и средство ее... Но где эта девчонка?
- Золушка! - она крикнула погромче на всякий случай.
- Она занята, моя дорогая сестра, - фыркнув, в библиотеку вошла средняя сестра, таща за собой под локоть раскрасневшуюся девушку.
- Опять? - старшая тоже покраснела, но от злости, а не от того постыдного занятия, за которым, как она поняла, застали Золушку. В который раз!
- Опять. Причем сегодня она это делала куда, как ты говоришь, интенсивнее, чем обычно.
- Интенсивнее? Она хотя бы еще осталась... нетронутой?
- Осталась, осталась. Видимо, некоторая порядочность, или еще какие-то соображения...
- Я храню себя для прекрасного принца! Которого у вас, уродок, никогда не будет! - крикнула в ярости Золушка, и вырвалась из хватки средней сестры.
- Хранит, как же. И поэтому с удвоенной силой ублажает плоть, чтобы подавить желание нарушения печати неприкосновенности!
- Помимо греховности этого поведения, я начинаю усматривать зерно истины в утверждениях почтенных докторов науки, что это - заболевание души.
Старшая сестра отложила трактат и посмотрела в окно, чтобы успокоиться. Внешность ее можно было бы назвать деревенской благодаря некоторой грубости и суровости черт лица, плотной кожи, приспособившейся к долгим зимам, крепкого телосложения, не полная, но и не худощавая, она напоминала бы мужчину, если бы не строгое закрытое черное платье пуританки, скромно украшенное сборками у горла и на рукавах. Чепец скрывал тронутые сединой волосы. Ее не заботили оскорбления Золушки в уродстве, так как из общей картины внешнего вида местных селянок старшая сестра почти не выделялась. Средняя - та в своей округлости и дородности вообще походила на одну из своих доярок, когда осматривала поместье и пребывала в их обществе. Ее можно было отличить, правда, по отороченной мехом безрукавке, единственному потаканию греху тщеславия (и средняя сестра утверждала, что так она пользуется большим авторитетом у прислуги, упорно измеряющей весомость человека в том, во что он одет и носит ли драгоценности).
- Эротическая мания, - торжественно-траурным тоном проговорила старшая. - Так это называется в недавно сформированных кругах врачевателей душ. Конечно, я склонна верить священникам в этом вопросе, но снисхождение к сводной сестре требует от меня не считать ее грешницей, не заслуживающей спасения.
Все это время Золушка стояла, потупив глаза и краснея, уже не от возбуждения плоти, но от гнева, смешанного со стыдом. Но, поставив диагноз, старшая сестра отправила Золушку на кухню.
Девушка и впрямь не вписывалась в образ жизни поместья. Ее нездешний вид можно было назвать болезненным: белая кожа, через которую проступали синеватые кровеносные сосуды, тонкие черты лица, небольшой подбородок, золотистые кудри - отец ее, будучи местным, додумался привезти жену-иностранку в безжалостный климат этих мест. Конечно, она умерла при родах. Он долго тосковал и винил себя, и в качестве искупления греха женился на почтенной и целомудренной женщине с двумя дочерьми (которых она родила в первом браке, до того, как дала обет воздержания) и прожил с ней несколько счастливых лет в телесной чистоте, впрочем, непомерно балуя вечно болезненную и мечтательную дочь. Она никогда не делала ничего по хозяйству, ссылаясь то на слабость тонких рук, то на нежность кожи, то просто капризничая и швыряясь предметами. Когда иной мир забрал к себе ее отца, младшая по возрасту из трех сестер, она все еще требовала к себе повышенного внимания, но мачеха, которую больше не сдерживал кающийся супруг, приняла решение перевоспитать падчерицу. В качестве приучения девочки к смирению она вымазывала ее золой, одевала в обноски и давала задания для укрощения духа: перебрать смешанные вместе чечевичные и гороховые зерна (это должно было приучить ветрогонку к сосредоточению на чем-то еще, кроме своих капризов и проказ). Через год ее уже удалось приставить хоть к какой-то домашней работе, но только самой простой, как, например, чистка печей и подметание полов, потому что ухаживать за скотом или жать хлеб девочка не умела, не училась и портила работу, возможно, нарочно. Годы наказаний нисколько не умерили строптивый нрав, и мачеха и сестры смирились с тем, что она делает хоть что-то. Кроме того, никто так не умел пролезть в печную трубу, как она. Так и прозвали сестру "Золушкой", за вечное пребывание в золе - которую ей не разрешали смывать в наказание чаща раза в неделю, когда вся семья шла в церковь.
Новые беды начались, когда Золушка была еще подростком. Считая ее, по обыкновению местности, ребенком до восемнадцати лет, сестры проглядели первые случаи "игр с собственной плотью", которым Золушка обучилась сама, обладая южным темпераментом. Вступив в переписку с докторами медицины из тех стран, старшая сестра выяснила, что созревание там происходит гораздо раньше - значит, случаев греха было могло быть великое множество. Сама Золушка не признавалась и только огрызалась в ответ на допросы. Сестер не хватало на то, чтобы допытываться долгими вечерами кряду, и они сошлись на том, что стоит пресекать впредь, а былое оставить в прошлом.
Но Золушка и не думала быть смиренной. К шестнадцати годам она стала более привлекательной, обладая какими-то странными женскими чарами, несмотря на свою хрупкую чужеземную внешность (которая должна была бы отвращать каждого порядочного мужчину, думающего о семье с плодородной и хозяйственной женщиной). Ходить с ней в церковь оказалось возможным только потому, что ее стали закутывать в платок полностью. Но она все равно находила способы для бесовского обольщения мужчин в церкви.
- Я нашла у нее вот это, - средняя сестра показала листки бумаги. - Подобие дневника. Надо заметить, красивый почерк, но эти вычурные завитки.. и сердечки.. почитай, что пишет: "Важнее природной красоты нет ничего", "Род - это красота, она должна передаваться, чтобы мир не погиб!", "Я красивая и рожу красивого ребенка от красивого мужчины - вот в чем счастье!", "У меня очень маленькие ножки, и я вся как перышко!", и хуже всего, просто возмутительное "Суть женщины в том, чтобы быть прекрасной и обожаемой! Те, кто не получает этого, достойны быть только прислугой для красавиц!"
Губы старшей сестры побелели от гнева, она качнула головой, словно отгоняя наваждение.
- Грех или болезнь? Как бы то ни было, я не знаю, как ей помочь. Что это за бред? Отведем ее к священнику, пусть изгонит бесов - или же добавим еще наказаний?
- Я не знаю. Может быть, просто отправить ее на родину? То, что мы решаем все за нее, это гордыня. У них там другие нравы, не будешь же ты противодействовать укладу жизни целой страны из-за одной девчонки?
 - А почему нет?! Почему они позволяют себе не пресекать подобное? Что, над ними другой бог?
- Тише, тише... Этого не изменить, а мудрость для того и дана, чтобы...
- ...смиренно принимать неизменное, знаю, знаю...

Тут в дверь постучали.
- Королевский гонец!
- Входите!
Пестро одетый юноша, церемонно кланяясь, вошел в библиотеку и протянул свиток.
- Приглашение на бал от Его Высочества! Всем незамужним девушкам знатных родов прибыть на бал, который состоится через неделю! Принц выберет среди них себе невесту, которая станет принцессой - и со временем, королевой!
- Благодарим, - сухо ответила старшая сестра, средняя сделала книксен.

- Час от часу не легче! - воскликнула старшая, когда гонец удалился.
- Что ты там говорила о чужеземных нравах? - иронично улыбнулась средняя. - Может, начать со своей страны? Принц, сгоняющий девушек, как телок в стадо, чтобы выбрать себе племенную корову!
- Ты и твои сельскохозяйственные ассоциации, - поморщилась старшая. - Я надеюсь на то, что он выберет достойную даму, а не, как ты выразилась, "телку".
- А что если... - средняя даже села, настолько весомой показалась ей мысль, что она не могла нести ее ношу на ногах. - А что если этой достойной женщиной будет одна из нас? Тогда мы сможем ввести страну в экономическое и нравственное благоденствие...
- Гордыня, дорогая сестра, гордыня! - возмутилась старшая.
- Почему сразу гордыня? Достоинство! Если принц благоразумен и хочет в жены мудрую советницу в государственных вопросах, то он выберет ее среди сонма пустоголовых красавиц...
- Сестра...
- ...а если мы не придем, то как он сможет выбирать, если...
- Сестра.
- .. если мы сами откажемся от выбора?!
- Сестра!
- Что?
- Успокойся. Чтобы попасть на бал, нужны пышные наряды, блеск драгоценностей и особые манеры подачи себя и общения.. ни о чем! - последние слова во фразе она выплюнула с горечью, как гадкую жабу. Ты представляешь меня в этом всем? Да я даже не знаю, как в этом ходят, не говоря уже о том, что противно будет так украшать бренную оболочку - а вдруг... а вдруг принцу понравится, как я буду одета, он выберет меня, и я буду вынуждена так одеваться постоянно!
- Придется потерпеть. Не самая большая кара, носить богатые наряды.
- Это испытание духа, а не тела! Искушение! - старшая сестра закрыла глаза. - Да и принц ищет себе наверняка кого-то значительно моложе, вроде нашей Золушки... а мне ведь уже четверть века...
- Золушка! Она же тоже из знатного рода! Мы не можем допустить ее появления на балу, это будет позор для всей семьи, ее одержимое поведение!
- Ты права! Мы будем прокляты и отлучены! Но не бойся. Я попросту дам ей очередное задание для смирения духа, посадить сорок розовых кустов, например, или перебрать не миску чечевицы и гороха, как обычно, а целый мешок, а лучше два.
* * *
- Представляешь, милая птичка, эти злые сестры дали мне разбирать два мешка зерен... и кто их только смешивает, и зачем? Сами-то они поедут на бал, и увидят принца... как он, должно быть, прекрасен! Я еще не видела его, но чувствую, что... что люблю его...
И на несколько минут Золушка провалилась в приятное забвение, помогая себе в этом привычным способом - прямо среди грязных мешков в кладовке, вся в золе и пыли.
- Я вся грязная.. и так постоянно. Злые сестры выбирают себе пышные наряды на бал, они столько времени проводят с портнихами, и все им не так, и ткань не та, и шитье не то, и все-то им не нравится... А я точно знаю, в каком платье хотела бы быть, и какая на нем должна быть отделка, и какие банты.. и ленты... и жемчуга в золотой оправе... ах!.. и тончайшее батистовое исподнее, через которое в спальне будет видно мое нежное тело... он был бы без ума от счастья, снимая с меня рубашку! Я все это так хорошо могу представить... но где мне это взять? Всей душой мне хочется попасть на этот бал!
Стоило ей только выкрикнуть эти слова, как за спиной раздался какой-то шорох, и ласковый женский голос спросил:
- Всей душой, говоришь?
Золушка подпрыгнула. Она решила, что это кто-то из слуг подслушивает ее. Но в тени в углу кладовки стояла невысокая изящная женщина в пышном платье - именно таком, какое представляла себе Золушка!
- Так все же? Всей душой ты хочешь попасть на бал?
- Да, да, милая незнакомка, всей душой? Но кто ты?
- Я... - женщина улыбнулась. - Я твоя крестная, добрая фея. Долго я ждала, пока ты будешь готова к моему появлению. Мне всегда была приятна твоя любовь к красоте. И уж конечно мне хочется, чтобы именно ты вышла замуж за принца. Ну-ка, давай сделаем тебя неповторимой. Это платье - как раз по тебе сшито. Снимай его с меня и начнем творить чудеса...

***
Золушка летела сквозь ночь в волшебной карете, созданной из тыквы, любуясь на туфельки из прозрачного горного хрусталя. Если бы она не была такой худенькой и невесомой, они бы просто лопнули у нее на ножках - и ощущение такой воздушности придавало ей чувства гордости за свою изысканную красоту.
"Мне удастся сделать эту серую и мрачную страну красивее, когда я стану королевой. В ней не будет таких злых женщин, как мои сестры - они будут служить хорошеньким, добрым и светящимся, таким, как я!"
Она помнила только то, что надо вернуться домой до полуночи, когда иллюзия разрушится.

Когда новая гостья прибыла на бал, до полуночи было еще много времени, но гости уже успели вдоволь потанцевать, и сейчас, в основном, болтали о погоде и моде. Поэтому ее появление не осталось незамеченным ни для кого. Она грациозно плыла в своем легком платье, звук ее шагов отдавался легким звоном хрусталя - это удивляло всех.
- Она просто источает свет жизни! - воскликнул принц, восторженно наблюдавший за безымянной гостьей. - Сударыня, позвольте пригласить вас на вальс! - протянул он ей руку. А надо сказать, что принц был строен и красив, отличаясь по виду даже от знати этой северной страны, не то, что от простонародья. И он немедленно влюбился в Золушку, бывшую ему под стать.
- Какая-то заморская принцесса, - шептали друг другу гости. А сестры Золушки в этот самый миг поправляли свои непривычные наряды, и не видели новоприбывшей гостьи. Когда они вернулись в зал, уже играла музыка вальса, и принц вращался со своей избранницей, как будто паря в воздухе. Никто не смел к ним присоединиться - не хотели разрушать очаровательное впечатление, смотрели, затаив дыхание.
- Постой-ка, - произнесла старшая сестра слабеющим голосом, - это же...
- ...наша Золушка. Откуда у нее это платье?
- Чародейство! - старшая сестра осенила себя знамением. - Мы должны ее остановить! От похоти она перешла к ведовству и сейчас очарует принца и погубит страну в разврате и богохульстве!
- Остановить? Но как!
В этот момент часы пробили одиннадцать раз, но Золушка почувствовала что-то странное... платье ее медленно таяло...
- Что случилось? Который час сейчас? - Повернулась она к принцу.
- На самом деле, полночь. Мы перевели стрелку часов назад, чтобы гости остались подольше.
- Я... о нет... мне надо было...
Но она уже стояла посреди зала совершенно обнаженная - кроме хрустальных туфелек.
- Посмотрите, это же чудо! Какая она легенькая, что ее может выдержать даже хрусталь! - прошла волна ропота по собравшимся людям.
Сестры Золушки сгорали со стыда и радовались тому, что никто не знал в точности, как она выглядела - и не мог догадаться, что это она.
- Сударыня... - прошептал очарованный принц. - Будьте моей...
Но Золушка уже его не слышала. В ужасе, прикрывая наготу руками, она выбежала из дворца, спотыкаясь, потеряла одну туфельку, а вторую сняла, чтобы было легче бежать через лес.
Дома она была только к утру, где ее уже ждали сестры.

- Вот теперь чем ты занимаешься, Золушка? Чернокнижие? Наваждения? - черной тенью в отблесках пламени из камина возвышалась старшая сестра над простертой на полу девушкой. - Наука и Вера объединились против тебя, когда болезнь разума впустила в душу порок! Если раньше я бы ограничилась только тем, чтобы выслать тебя на родину твоей матери, то теперь я вижу, что тебя не изменит уже ничто! Вскоре ты будешь соответствовать своему прозвищу в полной мере, Золушка, ибо тебя ждет костер! Костер!
 - Нет! - протяжно и надрывно закричала Золушка, и голос ее сорвался на хриплый вой от ужаса.
В это время в зал вошла средняя сестра.
- Все готово, и столб, и хворост.
- Смилуйся бог над твоей душою, - тихо изрекла старшая сестра. В дверях стоял угрюмого вида человек, облаченный в черно-белое одеяние.
- Отец инквизитор. Позаботьтесь о ней.

Она отбивалась, как раненая дикая кошка - что только доказывало ее одержимость бесами в глазах окружающих. Селяне осеняли себя знамениями и прятали глаза, чтобы ведьма их не прокляла.
- Остановитесь! - во двор влетели роскошные кони, неся на себе пышно одетых всадников. - Именем принца, остановитесь!
- Это дело инквизиции...
- Королевской властью я отменяю это дело, - вперед выехал сам принц.
- Но, ваше высочество!...
- Довольно этих черных суеверий! Вы хотите сжечь эту девушку только за то, что она невероятно красива? Сударыня, ведь это же вы танцевали со мной вчера на балу? - с надеждой спросил принц.
- Да, мой принц, да! Это я, я люблю вас!
- Ваше высочество! Чары! Она пытается Вас околдовать!
- И у нее это удается! - рассмеялся принц. - Сколько можно запугивать народ своими наказаниями за выдуманные грехи? Мы доложим обо всем нашему отцу, и они указом запретят деятельность инквизиции в нашем государстве!
- Побойтесь бога...
- Убирайтесь. Сударыня, это ваша туфелька? - по знаку принца слуга вытащил хрустальный шедевр из седельной сумки.
- Да, да, моя... - Золушка отвела взгляд, тяжело дыша в волнении. Принц спрыгнул с коня, взял туфельку и склонил колено в мерзлый навоз. Золушка, покусывая пальцы и краснея от переживаний, приподняла подол грубой рубахи, обмазанной смолой. Принц трепетно обул ее - туфелька скользнула по ступне, садясь, как влитая.
- Только у одной девушки может быть такая ножка на этой земле... сущий ангел, ступающий по облакам, а не женщина из плоти... А вы ангела хотели сжечь. Но мы милостивы, и прощаем ваше невежество. Будьте моей женой, сударыня!
- О да, да, я согласна! Вы представляете, принц, мои злые сестры заставляли меня делать по дому всю грязную работу, приказывали отделять чечевицу от гороха...

И была красивая пышная свадьба с сотнями знатных гостей, и принц клялся в вечной любви и во всеуслышанье объявил, что красота отныне становится главным законом королевства. "Злых" сестер Золушка выдала замуж за двух маркграфов и отправила жить в пограничные владения, подальше от дворца. Говорят, волшебница, назвавшаяся доброй феей и крестной матерью Золушки, обратила их однажды в камень в наказание за то, как они мучили бедняжку сестру.
Принц тем временем стал королем, а Золушка - королевой. И жили они счастливо...

...а в стране воцарился ажиотаж вокруг красоты. Безумные веяния моды сменялись и боролись между собой, вычурность платьев сменялась высотой париков, кожу отбеливали цинком, нежная худоба под стать королеве вытеснила полнотелый румянец из высших слоев общества. Бывшая Золушка радовалась тому, что в столице все больше красивых людей, она представляла, что весь мир превратился в сказку, и все завистливые сводные сестры побеждены, и прислуга учтива и опрятна. Советники сообщали молодому королю, что на самом деле все далеко не так, и дальние провинции живут в нищете, бедности и болезни, пока столица процветает, и что "красивых людей" ничуть не больше, просто все они съехались в столицу жить на деньги от своих имений, где люди умирают, тяжело трудясь - и возмущение растет в народе.
Король отвергал все эти наущения, и, чтобы доказать, что советники неправы, приказал заложить карету, и отправился безо всякой охраны со своей женой в путешествие по стране.

И верно, не только в столице, но и окрестных городках и деревнях их встречали фейерверками и празднествами, радость жизни кипела безудержно, фонтанируя счастьем. Много месяцев длилось их путешествие, и королева уже соскучилась по своему замку, и свернули они домой - но дорогу искали поздним вечером, и ехали всю ночь... и где-то, видно, свернули не там, потому что утром они въехали в какой-то маленький и грязный городишко, непохожий на их владения.
- Должно быть, мы пересекли границу, - нахмурился принц. - Это не может быть моя страна.
- Может, может, Ваше величество, - сказал кучер, показывая на гербы на ратуше.
Люди были неприветливы, ходили по улицам, еле волоча ноги, горбясь и глядя на карету исподлобья. Маршировали угрюмые солдаты, не салютуя королевской карете - и венценосная чета поспешила покинуть город. Днем высокие башни замка в столице были видны издалека, и они легко нашли нужную дорогу. Пролегала она, правда, через множество деревушек, еще более грязных и бедных, чем городок, из которого они бежали.
- Надо вернуться во дворец и что-то с этим сделать... - бормотал король
- Ай, не все ли тебе равно? Значит, эти люди не могут понять, что жить красиво - лучше.
Карета завязла в грязи посреди одной из таких деревень. Король открыл двери, чтобы позвать кого-то на помощь. Крестьяне обступили карету серо-коричневой толпой, чумазые, хмурые. К королеве подбежала маленькая грустная девочка.
- У нас совсем нет хлеба, - сказала она.
- Вот, возьми пирожное, - улыбнулась королева.
- Кто-нибудь может нам помочь вытащить карету из грязи, - окликнул толпу король.
Из бурой массы людей вышел рослый детина. На груди его был странный цветок из лент красного, белого и синего цвета.
- Вылезайте, Вашество. Вы уже приехали.