Codex Danaari

DOCTRINA VERA - STELLA MALIFICIORUM

 
Истинно. Достоверно. Вне Лжи.

Бездна была Всегда, и Всегда пребудет. Она – Великая Всеобщая Сокровищница, Казна Времени и Пространства, Кольцо Без Граней, Неиссякаемый Источник, тот, что зовется Баратором – Высшей Сутью Единства.

И в Бездне есть Тьма и Хаос, переплетенные и взаимопроникающие; Они – Начало и Конец Всего существующего и отсутствующего.
Хаос – Океан Материи, Тонкой и Плотной, Плоть и Кости, Источник Силы и Мощи – и Сердце этого – Левиафан  Горгул – Змей Безумия.
Тьма – Океан Мудрости, хранящий все образы сущего и несуществующего в прошлом и будущем и всегда, где нет ничего неизвестного  – Источник Знания и Власти – и Сердце этого – Сатана  Регнатор – Великий Дракон.

Хаос – это буйство кипящей энергии и материи в бесконечности своих проявлений, полюс его – Храабрезу  – обитель Левиафана, где он яриться  и властвует безраздельно в своем безумии и всемогуществе.
Тьма – это властная всеведущая и могущественная формирующая Сущность, полюс его – Лотгар – обитель Сатаны, где он восседает в своем ледяном Величии.
Пространства меж Храабрезу и Лотгаром зовутся Айнема. 

Айнема наполнена Хаосом и Тьмой по Закону  Таинственной Гармонии, ибо такова суть Тьмы и Воля Сатаны.
И где-то преобладает Тьма, и где-то преобладает Хаос, и так  повсюду в Бараторе, и различны их сочетания, и немыслимы и неисчислимы бесконечности Их союзов.
И везде где полностью преобладает Тьма – Лотгар; И там где только Хаос – Храабрезу.

И все Желания и Идеи Сатаны обретают плоть и наполняются энергиями в Хаосе, и неисчислимы Они.

Хаос и Тьма – Эти Двое, Вечные и Непостижимые –  в  своем взаимодействии и взаимопроникновении развертываются бесчисленными Сущностями, Едиными от Бездны, которые есть манифестации энергий Хаоса, Сил Левиафана, и воплощенные Идеи Сатаны, Владыки Тьмы. Есть такие, что содержат в себе больше Тьмы, есть такие, что содержат в себе больше Хаоса.

В Айнеме обитает бесчисленное множество разных Сущностей, Больших и Малых.

Сущности, что сотканы лишь из Хаоса, зовутся Артаи. Безумные и слепые, с большими ушами – они прекрасно слышат и всегда приходят на зов. Собственная же их музыка отвратительна, Имена же Их -  во Всех Именах. Они обитают в Храабрезу. Есть те, что сотканы из Хаоса, но и Тьма коснулась Их с разной Силой. Граатхи обитают на окраине Храабрезу. Они любят убивать и разрушать, а так же творить нечто без цели и смысла. Вблизи от Храабрезу обитают Дайваты, Инкариты и Боросы. Дайваты любят кровь и другую пищу, а так же движение, и не могут находиться в одном месте. Инкариты беспричинно плачут и смеются, гневаются и отчаиваются и вспышки их ярки и сильны. Боросы тяжелы и огромны, появляются и исчезают, но рассказать о них трудно, ибо ничего им не надо, и можно сказать про них лишь то, что они просто есть, но причин для этого нет. Есть и  другие, но описывать бесконечное множество и их многогранные безумия – значило  бы уподобиться им и стать безумным.

Обитающие во Тьме – все имеют свое место в Иерархии Тьмы, и каждый знает себя и свое место.
Сущности, что сотканы лишь из Тьмы, называются Демоны – чистые и невоплощенные Идеи Сатаны, Князя Тьмы. Они его Апостолы и вестники Всецело Иного. Они имеют крылья и цепкие когти и одаривают избранных согласно своему рангу.
Желания Сатаны зовутся Даркгъюлы. Они его верные подданные, преображающие Хаос согласно Его Воле и Закону Тьмы. У них козлиные ноги с лошадиными копытами, туловище и руки людей, но сильно покрытые волосами, головы из клубящейся Тьмы. Они не так быстры, как Демоны, но приход их – уже акт Творения Иного Согласно Воле Сатаны. Их так же называют Созидатели Путей Сатаны.
На окраинах Лотгара обитают Дьяволы, и владения Их простираются в Айнему. Они вассалы и верные подданные Сердца Тьмы, стремящиеся преумножить Тьму и Владения Сатаны. Они занимаются тем, что познают Себя, Тьму и Хаос, Законы Их союзов и все богатство и множество Их взаимодействия. Они познают, творят и властвуют во Славу Сатаны. Есть множества других обитателей Лотгара и близлежащей Айнемы, поскольку нет числа Идеям Сатаны и неисчерпаема Его Мудрость.

Так было, есть и будет.

Но бесконечны возможности Хаоса и безумен Его Владыка,  и в Храабрезу, в бурлящем котле беспричинности и всемогущества Левиафана, среди бесчисленных возможных самовыражений Хаоса – возник  Мордук, он же Ихвих.

Сущность Ихвиха была противоположна сущности Баратора. Ихвих  сбежал из Храабрезу, ибо убоялся он, оглядевшись, и укрылся, дабы слепые боги случая не разорвали его на части.
Ихвих сбежал в близлежащую в Айнему. И соприкоснувшись с малой толикой Тьмы, Ихвих увидел Сатану, но не познал Его, и устрашился. Сатана же познал ихиха, и удивился, ибо Ихвих не был ни Желанием Сатаны, ни Его Идеей, но был глуп и значит не-безумен. Познав сущность Ихвиха, противоположную Баратору,  и ничтожество и отвратительность Ихвиха, Сатана решил уничтожить Ихвиха, ибо Ихвих не был ни Идеей, ни Желанием Сатаны, а значит Сатана Желал не-существования Ихвиха. И не оказалось Ихвиху места во Тьме и он сбежал в Храабрезу. Ихвих возненавидел Сатану за Его Величие, Власть над Тьмой и Хаосом – зависть  не давала ему покоя. И тогда Ихвих вознадеялся покорить Хаос, ибо Тьмы он устрашился. Он не знал благодарности и вернулся туда, откуда он начал свое существование, дабы предать во второй раз. Он притворился  слепым и безумным и прокрался в Храабрезу. Там он оторвал от Левиафана кусок плоти, который позже был назван Бегемот, и сбежал в близлежащую к Храабрезу Айнему, подальше от Владыки Тьмы, которого он боялся за то, что Сатана был Велик и Мудр, а Ихвих – не был ни Его Идеей, ни Его Желанием.
Ихвих проявил свою сущность и разорвал ткань Баратора, и в разрыве, на границе меж Айнемой и Храабрезу, создал Семь.

И стал Свет – Семь слуг Ихвиха, которые воплощают его принципы,  противоположные Баратору. Ихвих не-познавал, и не-познал себя, и не-познал окружающее – он был не-велик и труслив для этого. Ихвих не-знал Тьмы, и был слаб, что бы властвовать, но был преисполнен зависти и надежды. Ихвих не обладал безумием и всемогуществом и не мог меняться, творить и развиваться,  разрушать и меняться. Ихвих мог лишь использовать потенции и энергии Бегемота, ложью и предательством захваченного из Хаоса. Ихвих пестовал свои вовлеченность и жалкое эго в своих подражаниях, не имея в себе силы творить.
Семь взяли силы творить из части Хаоса, что есть Бегемот, и явили Вселенную, куда Ихвих вверг Бегемота и заточил Его печатями. Вселенная была местом, где Ихвих пестовал свое эго и властвовал по своим принципам развития.

Принципы развития Семи – Свет – есть  принципы Сущности Ихвиха, противоположной Баратору.

Ихвих не познал себя, не познал окружающее его и ничего не сотворил, ибо в своем проявлении он пытался подражать творениям Сатаны, тем, что он видел на краю Айнемы. Но у Ихвиха не было Мудрости. Ихвих упорядочивал ради прихоти, не обладая Знанием для своей Власти.
Ихвих встал против Сатаны. Сатана познавал Хаос. Ихвих не-познавал не-Хаос.

Свет развязал Войну с Хаосом, надеясь подчинить его, как уже заточил Бегемота и отвоевывает у безумных богов Хаоса по частице материи и сил.
Но все это – дело случая, ибо однажды эти слепые боги могут повести себя неожиданно для Света, ибо суть их от Хаоса, и они могут даже прозреть.
Ихвих же возжелал себе рабов, дабы они познавали для него Тьму, ибо смирился он в своих трусости и не-знании, но зависть говорила в нем, и он желал Власти и Мудрости.

Семь не могли познать Тьму, ибо были Свет.

И тогда Семь врагов создали животных согласно Законам Света, но вся материя и энергия во Вселенной – Бегемот, плоть от плоти Хаоса. Животные жили во Вселенной Ихвиха, рождались, жили и умирали. Смертью Ихвих разделял их на составные части, которых было три, и третью часть – Би – поглощал,  и так осознавал Бегемота и другие новые, запечатанные Семью врагами, части Хаоса. И с каждой новой запечатанной частью Хаоса Ихвих создавал новый вид животных и новые препятствия для них, дабы лучше познать Плерос – пойманный и запечатанный Хаос. Познанные Ихвихом полностью истреблялись. Ихвих познавал Плерос и возжелал большего, и взял немного Боросов, Дайватов и Инкаритов, а позже и немного других, и вверг их во Вселенную, и хотел изучать через них Тьму. Но Тьмы в них было мало, а Хаоса много, и истребил их Ихвих, и запечатал Тьму, что была в них, во Вселенной, но не смог эту Тьму изучить. Тьма, запечатанная во Вселеной и оторванная от Власти Сатаны, зовется Никта.

Тогда Ихвих создал из Плероса и Никты новых животных, более совершенных, названных людьми, которые рождались, жили и умирали. Смертью Ихвих разделял их на составные части, которых было 13, но Ихвих видел лишь 5, реже 6, а иногда 7, ибо Тьма не-познана Ихвихом. Поэтому Ихвих поглощал 3, 4, 5 часть людей после их смерти. Так Ихвих пожирал своих рабов и усиливался.
3 часть – Би – от Плероса, как и первые две части. В Би есть высокие энергии, ощущения, неосознанные и управляемые Бегемотом желания и чувства, их Казна от каждого отдельного животного.
4 часть – Иб – от Никты, где есть мышление образами и источник сновидений, а также осознание окружающей человека запечатанной Вселенной, их Казна от каждого человека.
5 часть – Эб – так же Никты, как и все последующие части. В Эб есть сознание себя как предыдущих частей, а так же возможность наблюдать за ними, за мышлением и чувствами, находить смыслы, причины и устремления. В Эб – Казна всего этого от каждого отдельного человека.

Так Ихвих не-познавал не-Хаос – поедая во Вселенной сознания своих рабов.

В то время Сатана начал познавать разрыв в Бараторе и Сущность Вселенной. Но крепки печати Света, далеко Вселенная от Лотгара и противоположен закон Ихвиха Закону Баратора. Сатана понял тогда возможность усиления Ихвиха и разрастания разрыва. Тогда Сатана, продолжая изучать и познавать суть разрыва и силы печатей, повелел  вассалу своему Самиазе ад-Тофет найти путь во Вселенную и помешать Ихвиху усилиться. Тогда Верный Самиаза пришел к границам Вселенной сквозь всю Айнему, и нашел слабое место в печатях Света, в существе названной Змеем. Он воплотился в Змее, и увидел пожираемых людей, и открыл некоторым Истину, первыми из которых была Эба и Самаэль.
Самиаза показал людям деяния и смыслы Ихвиха и рассказал о Бараторе и Сатане.
И произошли распри среди людей, и многие отвернулись от Ихвиха, и обрели они Знание, и усилилась в них Тьма, и стали они Нагами, и первым среди Нагов был Самаэль.
Некоторые узнали про ложь Ихвиха и про возможность лжи, и лишились покоя и возможности доверия, стали жить своим умом, и стали людьми Ахат.
Эба же первая обрела тело Ахат, и все самки людей через неё обрели Ахат, и укоренились там так крепко, что другие самки, выше или ниже самок-Ахат редки как перлы в раковинах. Самцы же людей бывают Эб, Ахат, Наг и Маг, есть и другие, но тоже редки. Самки  всегда отдаются Нагам и Магам, которые выше их. Ахат-самцы получают самок реже и с трудом, часто используя флон. Эб-самцы всегда получают самку только через флон, что от Ихвиха или насилие, что от Хаоса.

Некоторые запомнили Слово Самиазы, но не уверовали в Него, и когда они стали умирать, Ихвих  узнал про пришествие Самиазы. Самиазу запечатал Ихвих в Змеях до Становления Ада, и велика была потеря Владетельного Дома Тофет.

Ихвих убоялся других возможностей вторжения Баратора во Вселенную, и в сердца и умы своих жертв, и назвал все, что соответствует принципам Ихвиха – Добром  и благом для людей, все, что соответствует Принципам Баратора и не соответствует принципам Ихвиха – Злом  и вредным для людей. Так Ихвих снова солгал.

Однажды Ихвих разглядел у некоторых людей 6 и 7 части от Никты.

6 часть – Ахат – появлялась у людей с большим содержанием Никты, людей крепких и стойких, которые формировали себя и свою жизнь в соответствии не с законами Ихвиха, а жили по своим собственным законам, и называли это верованиями и традициями. Эти люди знали Идеи, и следовали Идеям, но не знали их Силы. Эти люди несознательно служили Тьме и Хаосу во Вселенной, и некоторые из них взывали к Сатане и были проводниками Демонов во владениях Ихвиха и отказывались служить Свету. И Ихвих убоялся, и умерщвлял их, отрывая от них Плерос. И Казна 6 части таких людей, а иногда и вся полная Казна других частей таких людей оказывались утерянными для Ихвиха. И блуждали такие люди во Вселенной, ища выхода во Тьму и в Баратор. Лишенные Плероса и осознавшие самих себя как ценность, которую нельзя терять – они  не могут ни родиться, ни умереть, и сохраняют себя вне Никты, свои 4, 5 и 6 части. Верные Ихвиху называют их Проклятыми и Обреченными-на-вечные-муки, а так же Лишенными-спасения, Мы же называем их пайры – немертвые.   

И дабы Никта не утекала из-под власти Света, Ихвих приказал семи врагам воплощаться в людей, и формировать их веру, и управлять ими согласно законам Света. Так родились
Ангелы, идеи Ихвиха и его принципы, несущие флон, излучения Света – страх, вовлеченность, смирение, ложь, невежество, предательство, надежда. Посредством ангелов и  флона Ихвих властвует над людьми, дабы они познавали для него Никту. И многие люди стали верить в Ихвиха, и его маски. И Свет пожирал таких после их смерти, и так Ихвих познал 6 часть Никты, и понял Силу Идеи и Веры. Ихвих отныне старался создавать и пожирать как можно больше верующих в него, ибо так он усиливался.
 
7 часть – Анках – появлялась у людей еще более Темных, у людей творческих, которые могли не только искать, находить и следовать смыслам, причинам и устремлениям, но и создавать их для себя и для других. В людях Анках, называемых Нагами, было столько Тьмы, что в них часто воплощались Малые и даже Великие Демоны. Многим из Нагов Тьма даровала Власть над Плеросом, в той степени насколько они были Темными, и Ихвих был не властен над Ними.

Так  от Никты отщепилась Лайалат, осознавшая Себя Тьма в пределах Вселенной.
Наги были частью Лайалат, сознательной и неподвластной Ихвиху Тьмы во Вселенной, но не могли покинуть запечатанную Светом Вселенную. Наги легко узнают друг друга и вместе они научились сохранять свои 4, 5 , 6 и 7 части, сохранять свой Опыт и даже дарить его другому. Наги создали свою Казну в Лайалат.  Многие из Нагов были столь Темны, и Власть их над Плеросом была столь велика,  что Они были неподвластны Смерти.

В то время Ихвих узрел Величие Нагов. Они рождались из Лайалат и возвращались в Лайалат, и Демоны воплощались в Них. Они познавали и преумножали Тьму во Вселенной следуя Воле Сатаны, отрывая по кусочку от плоти Никты, властвовали над собой и над Плеросом и искали способ сломать печати Света, дабы освободить Никту и Плерос. И Ихвих убоялся, но не мог истребить Нагов сам, ибо не было у него меча и копья для этого.

Из веры своих рабов Ихвих явил Григора. В Григоре не было ни Хаоса, ни Тьмы, ибо Он – слава и сила Ихвиха, полученная от его рабов. Так Ихвих обрел свою силу и ткань, источником которой были верующие в него, в его маски и его Ангелов. Эта сила могла хранить сущность Ихвиха, противоположную Баратору, Казну Ихвиха и его волю, называемые апоп. Григор воплощался в людей, верующих в Ихвиха, и 7 частью таких людей был апоп, и звали их - Маги. Маги имели власть Ихвиха над Плеросом и знания Ихвиха. Маги получили свою Казну в Григоре, и так уподобились Нагам. Маги нашли способ применить принципы Света к Нагам, и разрывали их бытие во Вселенной на части, подобно тому, как Ихвих разорвал ткань Баратора, ибо в сути своей – Наги  – Отражение Баратора в сосудах Вселенной. Так началась Великая Война за Вселенную меж Магами и Нагами, называемая так же Войной-за-души, Кровавой Войной и Войной Ангелов и Демонов.

Сатана же познал некоторые из Печатей Света, и пали Они во Тьму, и укрепили и умножили Власть Сатаны, ибо Знания и Владения Его расширились.
И Падшие Печати стали Воротами, Тропами и Орудиями Сатаны, но не только Демоны вошли сквозь них, но и слепые, безумные боги хаоса из близлежащего Храабрезу, и буйством стихий была объята Вселенная.

Были среди Падших Печатей Аваддон, что был Ангелом Смерти и Люцифер, Утренняя Звезда. И с тех пор, Все кто в Смерти взывает к Аваддону, уходят из Вселенной и обретают Свободу в Бараторе, воплощаясь в любом из бесчисленных  миров и обителей. Ихвих же поставил нового Ангела Смерти – Азраила, дабы люди умирали, и кормили Ихвиха.
Люцифер стал проводником Демонов в мир людей и глашатаем Воли Сатаны.

Наги могли уйти в Баратор, но Ненависть их к Ихвиху была сильна, и поклялись Они Ликами Сатаны, Кровью Левиафана и Именами Высших Владык 81 Дома, что уничтожат они Ихвиха и освободят Никту и Плерос, и Вселенная будет Домом детей Самаэля и Лайалат. И сказали Наги: познаем Вселенную и преумножим Тьму здесь! И преобразим Вселенную Тьмой! И будем как в Бараторе, в Гармонии и Свободе, и будет Домом Нашим!
Такова Воля Сатаны!
Наги воззвали к Сатане, и он запечатал Вселенную от Хаоса своей Властью, и сковал слепых богов Великим Холодом. Демоны, влетевшие во Врата, стали менять Вселенную в соответствии с Принципами Баратора и здесь начала Ада. Ад есть воплощение Закона Баратора во Вселенной, продолжение и развитие Хаоса и Тьмы во владения Света, Ад – Воля Сатаны.



И Война продолжалась
Демоны давали людям Истинные Знания.
Люди переставали верить Ихвиху.
Ихвих стал лгать своим рабам, создавая новые и новые учения, дабы не уменьшалось и не ухудшалось его стадо. Ихвих создавал людям новые беды и препятствия, и посылал на землю Магов и Ангелов в виде пророков, чудотворцев и избавителей.
Демоны давали людям Знания.
Люди переставали верить Ихвиху, и стали слишком долго жить и Ихвих голодал. Ихвих создавал страдания людям и посылал на землю Ангелов  Страдания и Смерти, и Проповедников Смерти, которые говорили людям что Жизнь – Страдания, а блаженство на столе у Ихвиха, и люди умирали, и кормили Ихвиха.
Демоны давали людям Знания, и возможность познания и развития, но не блаженство.
Люди переставали верить Ихвиху.
Ихвих посылал пророков и миссий, которые уверяли людей в их грехе и вине перед Ихвихом, и Ихвих посылал им страдания за их грехи и грешными стали даже новорожденные, и люди искупали грехи, и люди умирали, и кормили Ихвиха.
Демоны давали людям Знания.
Люди переставали верить Ихвиху.
А Ихвих обещал, и люди искали и осознавали данные им Светом заветы и законы, и жизнь кончалась, и люди умирали, и кормили Ихвиха.
Демоны давали людям Знания.
Люди переставали верить Ихвиху.
А Ихвих посылал Магов и Ангелов сеять войны и безумия среди людей, и люди умирали, и кормили Ихвиха.
Демоны давали людям Знания.
Люди переставали верить Ихвиху.
А Ихвих рассказывал им о кознях Сатаны и устраивал охоту на ведьм. И снова умирали люди  и кормили Ихвиха.
Демоны давали людям Знания.
Люди переставали верить Ихвиху.
А Ихвих извратил цели и назначения, и сделал мир безумно сложным и лишенным смысла, и жизнь кончалась до того, как они успевали  что-то понять, и люди умирали, и кормили Ихвиха.
Демоны давали людям Знания.
Люди переставали верить Ихвиху.
И задавались вопросом, почему мой добрый и всемогущий бог, свет  и благо моей жизни не хранит меня, свое чадо, перед ликом Зла и невзгод, и делает жизнь мою все более трудной? Почему я созданный по образу и подобию доброго бога, смертен и болен? Зачем я доброму богу, кто я для великого бога и зачем ему мое поклонение и приятие? Этим людям говорили, что добрый бог их любит, но люди сами виноваты, и еще виновен Сатана. Но чаще эти люди просто быстро умирали, и кормили Ихвиха.

Таково Прошлое, и Настоящее. Будущее – Ад. Повсюду славьте Имя Сатаны.
CONSANGUINEA TENEBRARUM – IMPERIUM

I

Однажды старец древний у дороги сел. В пустыне странствий исходив в кровь ноги он прислонился к дереву, раскинувшему ветви черные. Оно, могучее, своею тенью покрывало землю жаркую, так жизнь давая всем, кто хочет жить.
Вдруг юноша явился смелый и отважный, в достойных одеяньях, на лихом коне. И разговор меж ними завязался.

Чезарэ: О старец,  Ты сидишь так странно, ходишь. Ты не похож на тех, кого я видел. Как будто ношу тяжкую несешь. Что тяготит тебя так сильно?
Тэфон: О юноша, в гордыне воспаривший, чье тело сильно, а кровь так горяча. Меня послушай. Много лет назад я был сильней тебя. Я в беге обгонял коня, а отправляясь на охоту, ловил свирепого я северного буйвола. И на ногу был легок как птицы в небе. Лицом же я прекрасен был как дьявол. Носил великолепную одежду, и украшеньями не брезгал. Ел я изысканные яства. Скакал на быстроногих лошадях. На свете не было искусных состязаний, в каких я не одерживал победы, и удовольствий тех,  что я не знал. Но не имел я не ни единой мысли о смерти и о смысле жизни, хотя я видел дряхлых стариков, и умирающих, и больных, и мертвых. Люди близкие, и люди дальние, едва знакомые и тех что я познал, высокие и те что ниже, шумною толпою, мое вниманье постоянно занимали, и отвлекали от всего иного. Так дни веселий и забот прошли, и муки старости подкрались осторожно, и медленно на плечи навалились. Все это так настало скоро, что я не замечал их поначалу. Когда заметил, было слишком поздно. Теперь я в зеркало взглянуть боюсь, того каким я был, я знаю, не увижу боле.

Тут на дороге появился всадник на черном яростном коне. Прекрасный воин, он летел стрелою. У древа он остановился, поклонился с достоинством и честью, и присел меж ними.

Сэт: Мое почтение, странники. Коль нас свела дорога, и древо мы нашли в единый час, я по закону должен к вам присоединиться, отдать дань року.
Чезарэ:  Мы о смерти говорили.
Тэфон: Я говорил, про то, как отвратительно ужасна старость. Избороздившие лицо морщины – не складки у младенца. То меты времени рукой хранителя времен нанесены. Из носа капли, падающие вниз – лед жизни, что истаяла под солнцем. Не жемчуг ожерелья, что на шее. И зубы выпали, а новые не выросли, что говорит о том, что съел все, что небом полагалось. И слюни все текут не для того, что б плюнуть, все тело словно по себе живет, и я его никак не заставляю, слюни сами вытекают. И шепелява речь, не потому, что подражаешь наречью северных земель – ведь болтовне пустой так долго предавался, что весь язык истерся наконец. Глаза прищурены и не от дыма – зренье ослабело, чтоб видеть надобно глаза прикрыть. Когда вперед подашься и руку к уху приставляешь – не ждешь, что тайну  жизни вечной тебе прошепчут. Все звуки дальними казаться начинают, и что б услышать их, приходиться напрячься.  А безобразное лицо, что к миру обращаешь, увы не маска. Но маска юности, воистину, дана лишь на короткий срок. Когда все маски исчезают, остаются кости. 
И головой качаешь постоянно, не потому, что не согласен, а потому, что тело живет от головы отдельно.
Чезарэ:  О,  ужас! Отвращение и страх сжимает мое сердце! Так что же, не ужели смерть – венец всему?
Тэфон: Мне то неведомо, я позабыл о том. Ты видишь, я хожу, уставившись в дорогу – я не ищу иглу, что потерял. Лишь драгоценность юности моей на землю пала, и я хожу, и орошаю кровью землю, едва ль способный вспомнить собственное имя.
Сэт: Я слышал, вы о смерти говорили.  Мне сей предмет знаком. Когда ты посвященье получаешь, и тьмы учитель зрит тебе в глаза, то воды мудрости тебя с макушки омывают, и лишь затем нисходят через тело. Смерть так же наступает, макушка побелеет, а затем все смерти признаки спускаются все ниже.
Тэфон: О да! Сие известно мне, ведь волосы мои белы как раковина моря. Я не смывал их цвет. Владыка смерти плюнул на меня, его плевок застывший покрыл мою главу.
Сэт: Но все же, тот, кто умирая, не прекращает быть – тот вечность обретает. О, старец, мудрый и лукавый, ты сам себя забыл, ты превозмог сей мир, отдав себя дороге, и смерти ты избег. Ужель не так?
Тэфон: Не знаю. Тьма зовет меня в дорогу и я иду. В крови мои ступни, но все конца  пути не видно.
Чезарэ:  Я восхищен! Воистину, кто духом не сгибаем – своею смертью побежден не будет. Так что в конце пути?
Сэт: Нет конца пути. Достойный может в этом быть уверен. Главу свою даю на отсеченье.
Чезарэ: И все же смерть несправедлива, старость нечестна. Подкрадываясь тихо, незаметно, они сокровище всей жизни из рук хотят похитить – вот почему трясутся руки, а не от жадности  к вещам земным. Они запрыгивают тебе на плечи, прежде чем свести с лица земли, тяжелым бременем висят и давят – не от притворной важности, раскачиваются на ходу. Они ломают стержень счастья, рвут струны юности. Вот почему не в силах двигаться изящно, даже сидят, заваливаясь набок старики, не от дурных манер и не от хвастовства. Едят так мало не от скупости – желудок слаб, бояться помереть объевшись. Одежду носят ветхую и легкую, не потому что собрались на званую вечерю – столь скудны стали силы, что и одежа в тягость, и украшения. Прерывисто дыхание не от воззваний, не от повторяемых заклятий, во благо тьмы – нет, это лишь знак – дыханье жизни, растает скоро в небе без следа.
  Тэфон: Воистину. А поведение мое столь необычно, не потому, что щеголяю как артист. То демон смерти мною овладел, и действовать иначе я не волю. Я забываю постоянно, что собирался сделать.
Сэт: Но все же делаешь, дела твои велики. Ведь ты идешь, ты не отстал в пути. Вижу взгляд твой, старче. Да ты похоже пошутил жестоко. Заставил улыбнуться ты меня, отец, того, кто не смеялся  вечность, о радостях на войнах позабыв.
Чезарэ: Воистину над старостью не каждый посмеется и тем более над смертью. Ты, всадник или легкомыслен иль мудрец. Что здесь смешного? Ведь слабеет память, понимание ослабло. Увы, не потому, что отрешен, что все равно, а потому что мозг поизносился. И нечего смеяться надо мною, ведь все получат долю старости свою, пройдут немногие года и скоро посланцы смерти явятся к тебе.
Сэт: Блаженен верующий – каждому по вере. Незнанием блаженен ты пока. Моя же вера искренна – иная. Быть может, ты поймешь меня потом, изведав смерти вкус, напившись крови, в великих войнах испытав себя, и закалясь, как сталь, в огне до черна.
Тэфон: Мне кажется, сначала закалясь до черна в огне горячем, в достойной кузнице с умелым кузнецом, потом водой студеной охладившись, и лишь затем войны отведать можно, омыть меч кровью, дух свой напитать.
Сэт: И  так быть может, слышал я об этом, но мне сие претит. Здесь слишком много надо отыскать вначале, потом еще суметь все это выполнить. Меня здесь отвращает мысль о том, что можно не успеть, и вкус войны останется неведом. Нагрянет старость, смерть. Ведь  время непреклонно и жестоко, и мстит тому, кто его тратит попусту на бытие в миру.
Чезарэ: Ты снова улыбнулся, черный воин! Чьи слова тебя опять не впечатлили? Над юностью моей ты снова посмеялся? Или над старостью? Но скоро те же беды и тебе вкусить придется. Сегодня люди не живут так долго, как сей почтенный старец, и у тебя уж нет такой надежды, что проживешь ты столько ж, как и он.
Сэт:  О нет, я не смеюсь над вами. Тем паче, ты все верно говоришь. Нет у меня надежды,  и люди столь долго не живут, как сей почтенный и старец, и никогда не жили. Жизнь коротка всегда. Но есть ли она в том миге, что отведен человеку? Мир бренный, и старики в нем, на закате жизни, несчастные, оставлены людьми, собаками травимы, истощены и безобразны их тела. К чему хотели, так к тому пришли.
Чезарэ: Воистину, я предпочел бы умереть, чем жить так. Мир это смерть, и война смерть, и что в конце пути неведомо. Как быть? И для чего? Что б все узнать. Что б выяснить хотя бы это! Успеть, только бы успеть!
Тэфон: Решимость, юноша, твое намерение, достойны похвалы. Смотри же, не сгори как факел, прежде срока. Твой пыл умерь, дабы не вспыхнуть и погаснуть, но вечным пламенем пылать. Остынь немного, земля и так горяча и солнце еще светит. Я открою тебе тайну – ты  не успеешь. Ты не успел бы, будь даже у тебя два моих срока жизни или больше.
Я много шел, пройду еще поболей. Я знаю – все узнать нельзя.
Сэт: Но не смиряйся, верь искренне, неистово воюй, и ты пройдешь врата, преодолеешь все преграды. И путь тебя сквозь бездну поведет.
Тэфон: Ни к чему доспехи и верный конь, что летит в края, где всегда опасно, если не пылает в тебе огонь – тот кураж, без коего все напрасно. Коль о неге, сытости и тепле ты лелеешь с детства мечту простую, по крутым горбам не трясись в седле, не вздымай копье, ибо все в пустую. Выбирай, пока еще выбор есть: путь продолжить или от бурь укрыться, потому что дорого стоит честь для того, кого называют рыцарь.


II

Придя в дом матери, очистив храм и прочитав заклятья, все ритуалы и воззванья совершив, что б путь был чист и ясен хоть чуток, собрав  свои пожитки в узелок: свой меч, свой котелок, свое копье, надел на шею медальон отца, что бы удача шествовала рядом, он в тихую и ясную погоду открыл врата, и смело вышел на дорогу.
Недолго конь его бежал, он быстро выдохся. И юноша, не зная дальних странствий, лег на землю дать отдохновения телу и сил набраться  для дальнего и неизвестного пути. Под буйну голову он камень положил, что б сны не снились о пустом и низком – пусть лучше уж совсем не сняться, чем такие.
Спать юноше пришлось недолго, его вдруг голос разбудил, подобный грому. Открыв глаза, он старца древнего увидел и слепого, безумного пророка-колдуна, шла слава о котором злая, будто бы в него дьявол вселился.

Евса: Ты куда, отправился, сын змеи, на своем коне, сквозь безлюдный лес? Так стрела усилием тетивы рассекает синюю ткань небес. Лишь тому и ведомо, чья рука направление этой стреле дала. Где найдется дело для смельчака? Велика ль судьба твоя или мала? Разве может знать наперед юнец, что едва ступил за порог жилья – кто охотник, а кто беглец, и чью грудь пронзит острие копья?

Что тут ответишь, ведь старик безумен, слова его – лишь плод ума горящего, слепого и пылающего злом, ведь разумный сам с собой не говорит.
Тут топот, пыль, из леса темного выскакивает рыжий жеребец. Наездник – младший брат Чезарэ – Дуче.

Дуче: Приветствую Чезарэ! Говоришь с безумцем?
Чезаре: Я уезжал уже. Старик опять пророчит, совсем стал плох. Одной ногой в могиле, но неизменно громогласный.
Евса: Ты хочешь вечно молодым остаться. Не хочешь старым быть. Ты говоришь, что смерть бы предпочел отвратной дряхлости, но если смерть приблизиться, поймешь, что это нелегко, идти на смерть свободно, волей полнясь и с верой искренней. Кто никогда не проливал крови – как может говорить о смерти? Лишь верный, кто хранил завет закона и следовал со тщанием ученью, кто в сердце нес единство – тот, может умереть отважно, ибо знает, что смерть достоинств не заберет. Я вижу на тебе касанье тьмы, отметку дьявола, ты проклят и благословен, твой путь уже начался, а ты стоишь. Езжай же.
Чезарэ:  Ты зряч, пророк! Ты долго притворялся!
Дуче: Но он безумен, это верно люди говорят.
Чезарэ:  Но тут он прав! Я тотчас же уеду. Прощайте, брат, старик!
Евса: До встречи юноша, и помни! Мой ум меня ни на мгновение не оставлял, как и моя вера. Хоть тело и состарилось, но я обрел адар, и силу, и способность прорицания. Ни дня я не терял, все время я пребывал в познании истины и в исполнении закона, и слепота, и старость, и безумие, и смерть, как видишь ты, мне не страшны. Я все превозмогу.
Дуче: Я не понимаю, мой дух в смятении. Ты здоров, старик? Но почему же люди говорят – ты болен?
Евса: А здоровы ли они? Я пережил уж три их поколенья.
Дуче: Что за черт, как, разве сие возможно?
Евса: Возможно все. Но нет случайностей. И все ж я стар, что угнетает тело.
Дуче:  Да, старец, все, что я глазами своими видел, ушами слышал, точно подтверждает тобою сказанное. Ты взволновал меня. Страданья старости действительно  огромны. Ты стар и опытен. Скажи правдиво, есть ли метод, что тебе известен, дабы преодолеть весь этот ужас разрушения?
Евса: Да, методы такие есть, их уйма и они разнообразны, а многие и не совсем трудны. Но мне известен лишь один, и то навряд ли он от смерти избавляет. То лишь отсрочка времени, хотя большая. И старости не избежать, хотя и не такой отвратной, как у всех.  Умрут, похоже, все кто рождены. До старости и то немногие дотянут. Что б жить как я – тут надо обладать бессмертия напитком легендарным. Его ж достичь довольно трудно. Все кто мне известен – опочили: и царьки, и люд, и грешники и те, кто заживо сгнивал – все они однажды предстали перед смертью. Разве ты от них отличен? Вот я отличен, они меня от себя сами отличили, а я и рад. Ведь если путь духовный совершаешь, то в возрасте любом дух в радости пребудет, а разум крепок. И даже если смерть придет – я как ребенок буду, что радостно в отцовский дом  вернулся. И мне неведомо метода иного, который был бы лучше моего. В твоих руках судьба твоя! Вот сокровеннейший совет тебе, от сердца: ты должен следовать велениям сердца глубочайшим.
 Дуче: Действительно, ты прав. Но прежде чем предаться практике усерднейшей, хотел бы я узнать, как быть с моей семьей. Мое имущество, мои владения, дела закончить надо. Я вернусь потом, и снова мы с тобой поговорим.
Чезарэ: Расскажешь мне потом, брат, до чего договорились. Чудной старик, все же этот Евса!
Евса: Юнцы беспечные! Пустое, говоришь ты, Дуче! Я раньше думал так же, откладывал вступление и практику назавтра. Заботы же вырастали как ногти, как волосы в моей бороде множилась суета. Сколько не состригаешь их – растут все пуще! Проходит время, а заботы никогда не кончаться, я знаю. Откладывать – обманывать себя. Коли откладывать собрался, забудь путь совершенства и свободы. Тогда напрасен разговор наш был. Вернись в свой дом, состарься и умри, оставь же старика в звенящей этой тишине предаться практике и воплощению закона.
Дуче: Не будь же столь суров, о старец. Ведь было б безрассудно мне так просто от всех занятий моих прежних отказаться!
Евса: Да, мне ты можешь так сказать, но смерти властелин, что к нам приходит с юга, смотреть не станет на твои дела мирские. Поди, поговори-ка с ним! Когда придет он за тобой, не спросит, молод или стар, высок иль низок, беден иль богат, готов иль нет. Он всех идти заставит. Упрямца он разрушит и силою утащит за собой. Оставив позади незавершенный труд, нить жизни вдруг порвется, как веревка, что под тяжелым грузом.
Нет времени для составленья планов. А умереть без знания истины – в беспомощности полной умереть, угаснуть зря. Смерть не должна быть чем-то неизвестным – это верно, как то, что знание есть – сила и что свобода – это вечность и единство.
Чезарэ: Туманны твои речи, старец, но пламенем мне сердце обжигают! Так говори быстрей – мой конь уж рвется в путь! Хочу услышать, до чего договоритесь.
Евса:  Не торопись. Отбрось всю суетность, коль ты на путь вступил. Ведь в миг прихода смерти вы будете иначе думать о важности забот мирских и дел. Не будет ли полезней сейчас иначе думать, пока осталось время вам сберечься? Свой дух и свою чашу сквозь толщу воздуха пытаться в вечность бросить? Задумайтесь, юнцы, ведь редки в этом мире советы мудрые, а следующих им сочтешь по пальцам.
Дуче: Я победил, свои сомненья мудрый старец. Ни мой учитель на красивом троне, ни те советы, что мне слышать доводилось, не дали мне прекраснее ученья. Ты истинный духовный ключ, адар! И я последую совету твоему. Продолжи речь свою и дай мне наставление.
Чезарэ: Брат, ты покинешь наши земли? Оставишь мать? Пойдешь в неведомое, неизведанное ране?  Подумай хорошенько.
 Дуче:  Да, я решил. Неведомое покориться опыту и неизведанное будет мне известно, не вечность же мне прозябать у матери под боком. Рассею неизвестности туман своею волей, и если не по нраву будет мне, что я увижу – я сделать так смогу, что б все мне было любо. Я волей и мечом здесь все превозмогу. Ведь весь мой дом со мной, и мать в моей крови навечно, и образ отца в сердце сохраняю. Но путь есть смысл и все мое предназначение. Я старый мир оставлю лишь затем, чтоб новый мир для рода отворить, для наших царств.
Евса:  Тихо вещи складывать, обнимать, чтоб не видел слез – отводить глаза. Всякий сын сперва покидает мать. Ни на миг его задержать нельзя. Он горяч и юн. У него в крови эта страсть, что предками зажжена, эта жажда подвигов и любви. И всегда он там, где идет война. Рог трубит, а ты  останешься ждать, в горе воздух ловить горячим ртом. Всякий сын всегда покидает мать, а потом возлюбленных.
Чезарэ:  А потом?
Евса:  Все идет по кругу. По пути закона. Все пройдет, и снова все вернется, но иначе.
Кто искренен во тьме, достоинством исполнен – тот вечен, множатся его владенья, и полниться с ним тьма. Но  всякий низкий человек придет к бессмысленной, бесславной смерти.
Дуче:  Поведай же, открой мне ворота, я жду с терпением.
Евса:  Я много лет живу, и многое видал. Нет ничего трудней для пониманья, чем принципы духовного пути. Путь, что дает возможности достигнуть освобождения от оков тщеты, стать темным рыцарем, а может и владыкой, отцом народов, царств – путь  вечный совершенный,  путь  свободы. Нелегко идти этим путем, путем истины,  указанным апостолами бездны, а каждое упущенное время, старость, слабость – здесь только трудностей добавят. Здесь если сомневаться – то ты сгинешь,  здесь полностью пути отдаться надо.
Дуче:  Я не сомневаюсь. Мой разум чист, внимателен и чаша жаждет наполнения.
Евса:  Ну что, ж внимай. Юность – лучшее время учиться, узнать получше все учения. Все что ты в юности узнаешь, постигнешь практикой, все достиженья тела и ума,  с тобою не расстанутся уже в течении жизни, а дальше все зависит от тебя. Года пройдут, станешь старше, легче практикой заняться. Но медлить здесь не смей, воистину здесь промедление смерти подобно. Когда действительно поймешь единую крупицу тьмы учений, все действия свои направишь в исполнение, и боле нет нужды умствовать по книгам, когда ты наконец развил духовный опыт. Деянья тела, речи, разума духовную получат глубину. Духовному наставнику вверяться – вот корень практики, и как зеницу ока плоды ее хранить. К делам мирским оборотись спиною, размышлением и практикой займись, по всем ученьям тьмы тебе доступным, храни заветы дома, рода. Ищи своих союзников, своих сестер и братьев, они здесь тоже идут ищут, не многие находят, помоги им – делись всем с ними, мудростью, и опыт не забудь. Трудясь на сем пути, установи основою единство, собиранье всех своих деяний, достойных тьмы и метод очищения ума от флона – освобождение упадет в твои ладони. Тогда вы юные познаете радость, и устремления свои осуществите.
Чезарэ:  Твое учение одно из многих, ты сам сказал, старик, так истинно ль оно?
Ведь истина едина.
Евса:  Воистину ты мудр юноша, похоже, ты древней, чем я. Да Истина едина, и учитель истины един, но сокровенен он, он тайною укрыт, не явлен свету. Есть явленный его приемник в мире этом, но тоже нелегко его найти. Потом есть две твердыни – два  столпа учения. Есть трое старцев, более открытых чем они. Есть пять царей закона и восемь князей-хранителей великих. Есть восемьдесят удельных владетельных князей учения. Есть триста владык – так я один из них, и то, о чем поведал вам – лишь один из методов нам доступных, который с тщанием изучен мной. Есть еще адарэ вольные, которые не связаны с владением и домом, и путники, их верные ученики, и есть еще союзники другие – их тысячи. Кто ищет, тот воистину найдет.
Дуче:  Я хочу учиться, прими, адар, меня в ученики.
Чезарэ:  Мне в путь пора, зовет в дорогу сердце, прощайте брат, Евса!
Дуче:  Я верю. Сердце говорит мне – мы еще встретимся. Мы обязательно встретимся брат!
Евса:  Воистину, у тьмы одна обитель во вселенной – мать Лайалат.


III


Дорога снова пролегла без края, земля крутилась под копытом скакуна. Издалека трактир завидев вдоль дороги, Чезаре голод свой намерен утолить. Войдя и сев за стол, он сыра и вина себе спросил. Напротив оказался собеседник бородатый, ликом страшный, в шрамах, он рвал зубами молодую оленину и запивал искристым медовым пивом. К ним подошел потрепанный, но бравый, в дурацком с бубенцами колпаке, шут-трубадур.

Карно: Господа, налейте, право, выпить! В горле пересохло. А я спою вам, горло промочив.
Чезарэ: На, только петь не надо! Ты лучше расскажи, про то, что видел. Я вижу, путь тебя поистрепал.
Родерик: Эта бестия? Что он знает?! Я видел множество таких, как он. Он кормиться рассказами и чудом. Он путников дурачит – тем живет.
Чезарэ: Ты не справедлив! Ведь ты его не знаешь.
Карно: Зато он думает, что все уже изведал. Кто судит скоро о налитом по чаше, тот будет сам обманывать себя.
Родерик: Умолкни, шут! А что такое ваша справедливость? Это сила. Тот, кто сильней – установил завет, и объявил, что это справедливо. И всех, кто преступил завет, карают, потому, что это справедливо. Так справедливость есть опора власти и итог силы. Я силен, и потому я справедлив – вот  мой завет, и кто считает иначе, не избегнет моей кары.
Карно: Все верно храбрый воин, рыцарь мрака. Мы с тобой согласны, и значит мы тебе друзья, наследники завета. Но разве справедливость не искусство и не способ друзьям своим  лишь пользу приносить, а врагов рассеять?
Родерик: На, шут, выпей пива! Ты, друг, постиг зерно устройство мира.
Карно: Благодарю. Пью за здравие твое, неправедник великий!
Чезарэ: Ты говоришь нам, что он справедлив, но как тогда он может быть неправедным?
Карно:  Легко. Естественно. Красиво. И иначе. По отдельности и вместе.
Чезарэ: Объясни же!
Карно:  Так и быть. Праведность это смирение пред кем-то или чем-то, и тот, кто справедлив воистину – всегда неправеден, ведь он силен. Но, кто неправеден отчасти лишь, немножко, всегда, когда такого обнаружат, порицают и подвергают позору с наказаньем. И поделом всем этим низким алчным людям. А кто велик и укрепился в своей неправедности – тот, хоть имущества лишит их всех, иль жизни, иль поработит их – его лишь только слава вознесется, и назовут его героем сильным, мудрым. И те, кто порицают неправедных, они лукавят, они не совершение неправедных поступков порицают, но лишь бояться за себя, как бы им не пострадать, не стать бы жертвой силы неправедной и темной.
Родерик: И все же это не одно и то же – неправедность и справедливость!
Карно:  Верно. Полная неправедность сильнее справедливости, когда в ней больше силы и свободы. И тогда они меняются местами.   
Родерик:  Верно. Но верно и наоборот. А! Все одно. Кто сильнее, тот и прав.
Карно:  Да, те, кто могут неправедность свою до совершенства довести, те завоюют целые народы, государства. И это будет справедливо. Да и любая неправедность полезна, пока целесообразна и хорошо сокрыта, дабы обнаруженной не быть.
Чезарэ: В единстве – сила, это всем известно. Но как неправедные могут действовать слаженно, сообща? Ведь они не пощадили б и друг друга, будь они вполне неправедны? Что им мешает воевать друг с другом?
Карно:  Кто знает? Это тайна, я ответ не знаю. Пускай ответ здесь каждый ищет сам. Возможно цель, возможно общий враг, возможно узы крови иль другое.
Чезарэ: Мне нужно знать. Мы где-то здесь ошиблись иль поняли не так, не обладая знаньем.
Родерик:  Я расскажу тебе про пятую войну. Может быть история тебя научит.
Чезарэ: Я слушаю тебя, почтенный воин.
Родерик:  То было в древности, четыре тысячи триста двадцать лет назад. Я молод был, мир был моложе, тьма широка и велика. Я жил на материке Антида, в империи Азот; здесь так же было государство Майар – в  этих двух все жили по закону, тьма царствовала безраздельно на материке. Еще четыре острова великих были заселены народами людскими: Амена, Арика, Ромала и Кирида. Были в мире острова поменьше, населенные где-то тьмой, а где-то светом. Народы тьмы - Маголы, Йарги, Гуннары и Хоги и другие, считали за бесчестие касание с людьми и светом, людей за скот считали, приносили в жертву, делали из них украшенья и утехи, безделушки, хоги, йарги – готовили из них изысканные яства. Люди избегали Антиды и темных островов – для них то была неминуемая смерть, конец и так слишком короткой быстротечной жизни. В Майаре жили больше хоги и маголы. В империи Азот – Гуннары и Йарги, и другие.
Но вот однажды на Антиду, в государство Майар приплыли люди. Они искали рабства, так как среди войн людских на Кириде они порастеряли свою силу, веру, землю. Царь хогов взял к себе народ тот, что звались Шерки, за что те приносили в жертву юношей и дев на пиры к хогам. Так продолжалось долго, сотню лет. Шерки были хитры и полны флона, но уж давно забыли в своих скитаньях и страданьях, как чествовать Мордука. Они средь тьмы прожили, и стали ее силой проникаться. Был среди них юноша Махей, которого взял к себе рабом и для практик один жрец из хогов молодой – он отрезал от Махея кусочки плоти от живого и ел их, и еще использовал его для ритуалов и утех плоти. Махей не выдержал такого больше года и сбежал с Антиды на Ромалу, прихватив писания жреца. Там жил он в племени Евреев, что славились своим исконным флоном и преданностью Ихвиху и свету. Махей прожив там десять лет, проникся флоном, светом,  верою еврейской, и возжелал отмстить всем хогам, тьме, всем людям на конец за перенесенные страданья и обиды, за скитания и боль народа Шерков.   
Махей с еврейскими жрецами придумал вот что: Раз тьма непобедима, надо искать, в чем ее сила. Долго они бились, но нашли, что корень силы тьмы – ее закон.
Чезарэ: Что есть закон?
Карно:  Закон гласил что вера, царство и народ тьмы – одно, иначе быть не может, и это должно быть вечной тайной, для тех, кто вне, кто в свете, ибо это – из сил земли наиболее великая.
Родерик:  Величайшая из сил земли! Верно! Они нашли причину нашей силы. Так Шерки все сбежали из Антиды в Ромалу, к Евреям, создав один народ. Этот народ, был и верою и царством. Но вера их была от Ихвиха, и флоном они были напитаны. Так был рожден Григор, сын света на земле. И появились маги, для которых Григор был матерью, родившей непорочно всех святых людей. Маги за сотни лет перевели жреца писания, украденные Махеем с Антиды, и обрели знание о неправедности и справедливости, а также знания многие из тьмы, и по смерти передавали это свету. Они в короткий срок покорили все народы Кириды и Ромалы.
Чезарэ: Как?
Карно:  В писаниях тьмы они узнали немногие методы влияния на материю, и Григор ими магов вооружил. Неправедность и закон освоив, они расселились меж всех народов тех материков, и жили меж них некоторое время, захватывая власть, и действуя сообща. Они сталкивали лбами в войнах государства, им неугодные, а когда они были ослаблены, их заселяли. Иль жили мирно в них,  выучивая медленно язык, культуру и все особенности тех стран и народов, которые ими были избраны к порабощению. Они проповедовали флон, и с корнем вырывали везде зачатки тьмы и ростки естественного закона. Но сами кроме флона имели неправедность и закон. Они жили в государствах чужих народов, которые и не подозревали что это не просто народ, и не просто вера, но царство – не рушимое единство в законе, с четкой жестокой иерархией. И легко все государства подчиняли, ведь в этих государствах был хаос вер, народов и учений, которому противостояла литая сила единства.
Родерик:  Верно. А после, подчинив все государства Кириды и Ромалы, они собрали много люда из народов подчиненных, и внезапно сотворили жертвоприношение большое, о котором узнали из писаний тьмы, и полученную силу с помощью Ихвиха вложили в великое заклятие, которым Антида была погружена на дно пучины океана. Народы тьмы, разумеется, уцелели, многие отправились к матери и вернулись сразу же на материке Амены, и малых островах. Другие же доплыли до ближайшей к ним Арики, и создали там царство Кемет. Была война, и царство Кемет пало, противник в тысячу раз превосходил числом. Жен тьмы, дочерей народа Маголов, забрали себе в жены за их красоту и совершенство цари и князья материка Кириды. Здесь люди допустили страшную ошибку, добившись своего, все они пали жертвами этих дев и жен, и потомства, которое они принесли – воистину  исчадий бездны. Девы тьмы не давались жалким людям, убивали мужей своих людских и гибли сами. Жены тьмы, открытые и долго любимые темными мужами, родили им не сынов человеческих, но истинных сынов тьмы. Быстро здесь разрослась власть нагов, жрецов тьмы, взывавших в Баратор, взывавших Сатане. Все царства Кириды скоропостижно пали, наги воцарились по всей Кириде, и пасли людские народы. Так кончилась пятая война, и началась та война, что зовут великой иль шестой, или иначе. Она идет постоянно, ибо у народов тьмы противник появился настоящий – народы ихвиха, неправедные и изуродовавшие собой, своею человечностью и флоном, закон великий.
Чезарэ: Так как родилось нынешнее царство тьмы? На Кириде все время войны. А у нас спокойно.
Карно:  Владыка наш, великий наг Арано, воистину черпал мудрость не только лишь у матери, но у отца, у Сатаны. Он возродил закон, и многое добавил. Обезопасил нас от ихвиха и флона, и дал нам силу методов великих. А так же силу тайны подарил нам. Наша неправедность теперь побольше, чем в Антиде.
Родерик:  Зато в Антиде мы не таились.
Чезарэ:  Каков теперь закон, в чем сила тайны?

Тут к ним подходит некий странный тип, походкой наглою, с бесчестными глазами.

Наглец: Привет всем, я слышал ваши речи. Можно с вами выпить?
Карно:  Почтенный, мы бы рады, да мы не пьем.
Наглец: Как? Я же вижу, что вы пьете. Вот, и громила с кружки отхлебнул.
Карно:  Ах, это. Что ж, я думаю вы пить сие не будете, ведь это не вино.
Наглец: А что же? Пиво? Выпью с удовольствием.
Карно: Нет. Это кровь. Кровь человека, выжатая из сердца.
Наглец: Вы лжете. Я все же выпью. Продолжайте разговор.

Карно шепчет слово силы, тьма с перстов его лучиться прямо в кружку, в кровь, вскипая, превращается вино. Наглый тянется до кружки, обжигает кровью губы, ополаскивает рот. Яд во внутрь проникает, члены мукою пронзает. Стон, исходит голем болью, слезы брызгают из глаз. Очи тьмою застилает. Кровь стекает по щекам. Крики, стоны, корчи, тихо…

Родерик:  Пойду, отдам собакам тело. Нет ничего противней мяса голема. Пусть хоть они съедят.
Чезарэ:  Кто это был и как вам удалось врага прознать в нем? Я, признаться, не почувствовал движения души.
Карно:  Это был голем. Исчадие света и творенье магов, их шпион. Он лишен души. Он глиняная чаша, сотворенная из праха. Пустая, и что б туда чего не налилось – запечатанная, как и пол вселенной, печатью Ихвиха.
Чезарэ:  Вот так чудо. Тело без души, но тьма в него не входит. Чудо!
Карно:  Нет, не чудо – голем. Просто голем. Необожженный прах без содержанья. Кровь голема, кстати, яд для темных. А плоть воняет Ихвихом. Так что, учитесь различать их, будьте осторожней.

О, не значит вовсе, что тот дурак, кто надел с бубенчиками колпак. Иногда провидец или пророк, шут, что лихо делает кувырок. Так порой змееныш людей смешит, так опасны стрелы его острот, что у многих в горле от слез першит, по щекам от страха струиться пот. Увернувшись вовремя от хлыста, он перстом укажет на подлеца. Для того и держит король шута, что бы тот личину срывал с лица.

Родерик:  Так, господа, на чем же мы остановились?
Чезарэ:  Каков теперь закон, в чем сила тайны?
Карно:  Закон это единство тьмы, в отдельности от света, от  бога, от людей. Но то не значит, что мы должны бежать их. Наоборот, мы жить должны меж них, незримо, тайно, тихо. Творя свои дела, мы делаем свое – великую работу, мы возродим Антиду! Уж коли надо – дьяволы  поднимут на трезубце, разверзнув воды океана темные.
Родерик:  Нет, нам не нужна больше просто Антида, нам нужен Ад, то чего не было, но будет. У нас будет не одна Антида, но целый мир, где мы пасем народы, наши стада и жертвенную пищу. Мы покорим людей, флон покорить не сложно. Мы отомстим народам Ихвиха, подвергнем их ужасной каре, ведь они не ведают, что те, кого они плодят – быть могут вовсе не людьми, хоть рождены от них. Это тайна двенадцатых врат, которые нам великий темный предок охраняет, чье имя Нарн.
Чезарэ:  Так в чем же дело? Почему мы до сих пор не победили? Мы ведь не слабы.
Родерик:  Мы не слабы. Мы сами сила и неправедность, однако, теперь многие из тьмы неправильно живут, не чтут закон. Не соблюдают ритуалы. Они неправедны и вне закона. Живут лишь для себя.
Чезарэ:  Как это возможно? Ведь так лишаешься благоволения тьмы, а потом и силы.
Карно:  Вот в этом то и дело. Не чтишь закон, не соблюдаешь ритуалы – лишаешься благоволения тьмы, а после силы, а после памяти и опыта, ведь тот  кто отказался от закона – неймет ни угла ни комнаты в доме матери. Вся память Лайалат для них потеряна. И своя память после смерти так же. И хоть отец благоволения долго не отнимет – удача  остается с ними долго, без памяти и цели они блуждают по мирам и странам, в рожденьях и смертях сочтя себя людьми иль кем-то хуже. А нету памяти – как вспомнишь ты, что надо чтить закон? Потом уходит сила и удача, приходит флон и ихвих их спасает в своем чреве.
Чезарэ:  Ужасная судьба. Я холодом укрыт и я в огне горю! Какое горе! Так сгинуть – так низко опуститься и растаять… Ужас. Воистину невежество, нарушение закона и малейшая неверность в традиции – ужасные ошибки, что ведут на путь пищи, к отвратительному и низкому концу.
Карно:  Так и есть. Все верно. Они подобны пайрам-немертвым. Но можно им вернуться, пока они живут еще, коль вовремя к закону обратятся, взовут к единству, к тьме, к Лайалат.
Родерик:  Есть правда те, удача уж от которых отвернулась. Как по мне, так они уж безнадежны.
Карно:  Есть четыре вида неудачников таких: те, кто родился  в стране, где нет духовного знания о законе, где прервана традиция; те, кто растерял свой разум по мирам и странам, туповат иль вовсе уж безумен; те, кто родился в такое время и в такой стране, где не было б того, кто мог его узнать, напомнить суть закона; и те, кто флоном с детства пропитался иль давно уж. Такие действительно вполне безнадежны, иль нет, не так – полны надежды рая и блаженства в объятьях сладких ихвиха!
Чезарэ: Ну что же вы смеетесь?  Как же остальные?
Родерик:  Коли их встретишь – можешь попытаться. Только сильно не старайся, не трать зря времени. Нет так нет. Каждому по заслугам, по достоинству его воздастся! Ведь каждый путь находит себе по нраву, и то, что путь избранный дает, без сомнений справедливо!
Чезарэ:  Опять смеетесь?
Карно:  Отнюдь! Каждый сам выбирает путь, и степень своего участия во всех делах, а путь – величайшее из дел! И каждому воздастся!
Чезарэ:  Карно, мне вот что надо знать – как народы ихвиха так стремительно вошли в народы, царства, души? В чем здесь секрет? Неужто, они нашли секреты врат?
Карно:  Не всех.
Родерик:  Да только двух! Из тринадцати!
Карно:  И все равно, не так уж мало. Они нашли седьмые и одиннадцатые врата в тех проклятых писаниях жреца с Антиды. Седьмые врата так выглядят: левый внутренний столп арки – закон, как осознанное единство и само предназначение, как воля к жизни, действию и силе, как жесткая естественная иерархия; левый внешний столп – флон, как беззаконие, или как закон, преподносимый как насилие над уникальной человеческой личностью, как диктат нелегитимной власти, ограничивающей свободу, как  искусственная несправедливая иерархия, нарушающая равенство людей; правый внутренний столп – неправедность, мораль силы; правый внешний столп – флон, как смирение и праведность, как мораль слабости, сострадания и жалости. Эти две колонны стоят на нерушимом основании из трех ступеней равновысоких: первая внутренняя ступень – свобода, абсолютное всемогущество, ибо только тот абсолютно свободен, кто всемогущ, всесилен, а потому, свобода, как единство, ибо в единстве – сила, свобода для; первая внешняя ступень – свобода, как разобщение, как несвязанность любыми узами, с кем-то или с чем-то, как непривязанность, свобода от закона, как вседозволенность, да и вообще свобода от; вторая внутренняя ступень – смысл, как воля и предназначение вложенные нами в тот, или иной предмет или явление; вторая внешняя ступень – смысл, как вложенное кем-то предназначение или воля, в предмет или явление; третья внутренняя ступень – право, как справедливость сильного, Дьявол наше право!; третья внешняя ступень – право, как возможность, установленная в неких предписаниях угнетателем – нелегитимными  властями, выйти за рамки права недозволенно, крепостное право, пределы и границы. Вроде так.
Родерик:  Да ты, Карно, не дурной архитектор! И все же ты забыл завесу и свод арки врат. Меж всем внешним и внутренним – завеса тайны. Все внутренне – детям тьмы, их триумфальным шествиям, все внешнее – тем кто вне, мы их не пустим внутрь. И, кстати, тем кто вне – им не известен свод этой королевской арки, они и кровлю своих храмов кроют флоном. Тебе же свод известен.
Чезарэ:  Воистину известен. И одиннадцатые врата я проходил, но лишь не понял, как там со сводом дело обстоит.
Родерик:  Все очень просто. Там нет свода. Храм одиннадцатых врат весь состоит лишь из пяти колонн и основанья, он чист, таинственен и ясен, и адара полон. Основание там крепкое и несокрушимое – это верность – закону, истине, учителю, дому, Сатане. Стен нет – нам нечего скрывать от тьмы и друг от друга. И кровли нет – нет преград меж нами и темным небом звездным, пусть светят нам и солнце и луна и звезды, так легче чувствовать нам волю тьмы, дабы ей следовать со тщанием и пламенным стремленьем. Длань дьявола прикроет от ненастий.
Чезарэ:  Воистину красиво и темно!
Родерик:  Лишь красота от Ихвиха и флона способна землю нашу уберечь!
Карно:  Но красота требует жертв, причем кровавых!
Чезарэ:  Но вот что надо мне узнать еще, Карно! Как с флоном нам возможно все-таки сражаться? Ведь он не материален.
Карно:  Зря ты так, и материален тоже. Есть демоны – идеи Сатаны, а есть семь ангелов – идеи Ихвиха, лучащиеся флоном. Они, как идеи Сатаны, явлены всюду, на каждом плане бытия Вселенной, и в материи тоже.
Чезарэ:  Ладно, как же с ним тогда бороться, раз это древо света пронзает землю нашу, так же как и древо тьмы, но с другой стороны?
Карно:  Можно рубить с корней, недопускать ангельской идеи в мир посредством ритуалов и заклятий; а коли уж проникла эта гадость – рубить с плеча побеги, головы, в которых она гнездиться.
Чезарэ:  Про заклятия понятно – так держится весь мир, отчасти печатями Мордука – и отчасти волей Сатаны – Его печатями, что защищают нас от буйства хаоса энергий и материй, и друг от друга. Но как мечом сражаться Мне с идеей я не пойму, она ж не материальна, во всяком случае – ее исток.
Карно:  Ты уверен? Я – нет. Мне лишь известно, что Она  не материальна, и что исток ее не материален и лежит за пределами Вселенной от Сатаны, иль от сокрытой норки Ихвиха в миру. Но все-таки есть нерушимый принцип соответствий, а он гласит, что когда не будет идеи на любом из планов бытия вселенной – та идея умрет везде.
Родерик:  Да, я помню те мучения, как умирали боги нашей святой земли от Ихвиха ударов. Народы света ополчились на народы богов земли – и кровью их умылась вся земля. И боги жили лишь пока в пределах мира жил хоть один его носитель, пока жили хранители идеи. Как правило, идеи у людей не велики, но было жалко чистых страстных детей Бегемота – эти боги родили веры, царства и народы, и все были истреблены. Кто первый умирал – не ясно, но все они погибли вместе единовременно с идеей - и боги, и народы, и царства и их веры – Ихвих постарался. Даже звери и деревья тогда исчезли некоторых видов.
Чезарэ:  Я не верю. Не может быть того, что б сталь идею побеждала.
Карно:  Вот здесь ты прав. Не сталь идею побеждает, но идея. Если за сталью и за силой не стоит другая идея – то все напрасно – сталь не победит идею. Но если сталь вооружена идеей и идея сталью – они неуязвимы и победоносны.

Чезарэ:  Кто ты, Карно? Откуда твоя Мудрость?
Карно:  Из бездны вестимо – ведь я ее сын.
Чезарэ:  Да все мы дети бездны, все мы в бездне, даже люди, если присмотреться, но они рабы флона и бесчестия и так уж вышло – Ихвих – их отец; наш – Сатана.  И матери у нас тоже различны. Что ж, мне пора и я поеду дальше! Благодарю вас и судьбу за встречу, за этот плодотворный разговор.
Родерик:  Да пребудет с тобой сила и удача, брат!
Карно:  Бери меня с собой, я пригожусь тебе. Ведь я не только шут, таинственный мудрец и славный воин – я трубадур, я на весь мир тебя прославлю. На моих песнях будет расти твоя власть, а ты меня, я знаю, не обидишь.
Чезарэ:  Что ж, прекрасно! Решено! Будь, Карно, мне верным спутником! В путь!

IV


Они уж долго ехали. Спускалась тьма на землю трижды, но вдвоем, им путь был даже не в усталость. Они вели беседы мудрые о вечном и о мире, о принципах и целях, о пути.
Увлекшись, не заметили, как оказались в осеннем смрадном  лесе полном эманаций света. Земли эти явно были порчены людьми. Сие печалило.

Чезарэ:  Я их ненавижу! Всем сердцем, разумом! Как?! Как можно быть такими разрушительными тварями для той, кто им дает пищу и твердь под ногою, и кров над головой.
Карно:  Им флон – над головою крыша. Я слышал, Ихвих сотворил их по своему подобию – ужели им не быть такими отвратительными тварями, раз так. Зато, какое мясо! Лучше чем баранина!
Чезарэ:  Прекрати, Карно! Мне это не смешно!
Карно:  Что же, я могу исправить.
Чезарэ:  Возможно ли? А впрочем, делай, как можешь.
Карно:  Старец леса бородатый, мох – твой плащ, из – хвои шапка. Наряди леса в одежды, дай осинам сарафаны, дай шелка плакучим ивам, не жалей березам злата! Сделай, как бывало раньше! Медом прежде пахли рощи, воздух пьян был над поляной, а земля была как масло!

Все менялось по слову Карно-трубадура . Зазеленел прекрасный вечный лес, гниль исчезла, уступив место здоровью, жизни, разлился чудесный аромат, запели птицы, зашуршали змеи.
Вдруг откуда не возьмись, на дорогу, из чащи выпрыгнул олень. Проголодавшийся Чезарэ, не раздумывая долго, свое копье метнул в него.

Карно:  Неспроста олениху ты ранил, Чезарэ, в незнакомом, дремучем лесу. Капли крови остались на жесткой траве, на листве что дрожит на весу. Неспроста провалилась одна из погонь, а добыча стремглав унеслась. Неспроста захромал ослабевший твой конь. Есть тут тайная связь между тем, чему срок не настал, не открыт никому – проговорка, подсказка, неясный намек – огонек ускользнувший во тьму.

Чезарэ:  Что это? Я не промахивался никогда, клянусь, это впервые!
Карно:  Ты не промахнулся, ведь твой конь хромает. Ты и сам наверно, хром, как кузнец подземный. Ты сейчас своим копьем своей судьбы коснулся, и она тебя найдет теперь уж точно – теперь назад тебе дороги нет.
Чезарэ:  Мне с самого начала не было назад дороги. Но что это что за звуки?

Трое стояли на поляне, древо вонзалось из центра в небо. Песни летели иль заклинанья в их голосах над пламенем красным?

Трио: Листья и ветры, и травы, реки и горы и солнце, воды и звезды и Йарги, и все тьмы народы и царства на листьях великого темного древа – все мы одной чистой крови с деревом и друг с другом, все в нерушимом законе, том, что бушует потоком горной реки полноводной. Движемся в ритме едином, танцуем великую пляску, поем одну древнюю песню, где каждый знает свой голос, песню гармонии бездны, которая нерушима, песню во славу темного дерева, песню во славу Дьявола!
Трио: Так, гори же, гори огонь, свети, свети дерево! Пусть придет истина в мир, пусть придет настоящее – то, что глубже вод, то, что выше звезд, оно поселиться в моем сердце, а я в нем. Лейся,  лейся кровь, теки, теки река, гори, гори огонь, пусть поют темные листья и царства с нами!
Трио: Я – мы, и мы поем с древними, становясь днем и ночью – ночью, только ночью! Единство пребудь с нами, сила – мы одно с землей. Я вдыхаю истину, я плыву в темных пучинах верховного океана, того, что сцепляет нас друг с другом. Невидимо, незримо. Это никто не сможет разрушить, то, что пришло, всецело иное, то, что сделалось всем. Огонь ли? вода ли? Не разделить в едином целое – бездны кольцо не разорвать.


В голос читали, чеканно, чинно, как отбивает кузнец булаты – воззвания темные, чистые, ясные, искренние и проклятые. Долго во времени – боль, терпение, жертва кровавая крови собственной. Так изменяли вселенную трое под черным деревом в ночи лунные.

Карно:  Приветствую, вас братья. Дьявол в помощь!
Азар:  Приветствуем тебя, о темный странник! Куда ты держишь путь?
Карно:  Почтенные, что за вопросы? Вы верно никогда не путешествовали?
Азар:  Путешествовали. Я был в Сабайне.
Карно:  Так то не путь вовсе, а передвиженье. Путь вечный целью не кончается, как не кончается ад. Путь сам есть цель, ад сам есть цель – и эта цель едина.
Чезарэ:  Теперь я вас спрошу, кто вы и чем живете?
Азар:  Мы поклоняемся Дьяволу, дьяволам, тьме.
Чезарэ:  А как?
Азар:  Поем воззванья и заклятья, живя в чащобе леса, от тщеты далеко, и кровь приносим духам в подношенье. Мы меняем ткань вселенной.
Чезарэ:  А как, в чем сила ваших действий?
Азар:  Наша сила в слове, исходящем из наших уст, из сердец наших темных. Слова это имена предметов и явлений, а имя на разум влияет, на дух, на материю, закладывая свойства в них определенные. Для нас все эти имена – орудия, а собственные – щит, хотя бывает и наоборот.
Карно:  Воистину, сначала ты работаешь на имя, и лишь через года – оно будет работать на тебя, однако,  слова всех языков довольно старые имена.
Чезарэ:  Мне известна сила слова, господа. Я спросил лишь, что вы делаете?
Азар:  Для выражения слов наших на уровне тел, производим соответствующие движения и манипуляции с предметами, соответственными нашим словам, жестам и взглядами. И голос наш, и одежды, и запах, и окружающее пространство, и время – все соответствует нашим словам – закон соответствий соблюден и воля, выраженная словом – подкреплена действием.
Чезарэ:  Я знаю это. Но не того хочу от вас добиться. Почему, Адарэ, вы избегаете прямой войны, не живете в целом мире, тайно, по закону, не идете в путь? Ведь по закону контакта – гораздо легче менять все, чем по закону соответствий – можно и без слов, одной лишь волей. И кто приготовит вам путь и лона для рождений, если вы сгинете так и не достигнув вечности ада? А если вдруг родитесь вновь – кто вам напомнит методы влияний? А если память вами будет сохранена – как вы найдетесь вместе? А если и найдетесь – и снова не достигнете за жизнь? Тогда, считай, пропало, ведь нового вы ничего не приобрели, весь опыт даже если сохранили, но не приумножили, наверное? На демонов вы не похожи, значит, нет для вас спокойных состояний, есть лишь развитие и отмирание, вечный огонь или гниение – вот весь выбор. Ведь трудно из жизни в жизнь сидеть в лесу, да и не наши это принципы – границы и пределы. Зачем вы ограничили себя по своей воле? Как только ты стоянку исчерпал – ты тут же в путь отправиться обязан, опыт, знания получать, испытывать и закалять себя, искать, тех, кто себя не помня, бьется в сетях света, в пищу превращаясь. Нам самим предназначением  назначено пасти людей народы и покончить с Ихвихом, но вы не нападаете, вы лишь защищаетесь, вы не ищите, вы лишь пытаетесь сохранить, но так все больше теряете.
Карно:  Зачем ты это говоришь? К чему? Ты хочешь быть создателем храма двух истин, разделить наши небеса? Это все одно. Уважаемые старцы, не слушайте его, он бредит, после вчерашнего!
Чезарэ:  О нет! Я не пытаюсь умалить их значения и достижений, этих лесных отшельников и мудрецов. Возможно, и я даже уверен в этом, все идет так, как идет – именно  благодаря им, и мы стоим здесь по той же причине. Но, мне, стремящемуся к большему, хочется превзойти все меньшее, и даже себя! Возможно я просто хочу доказать себе, что тоже могу менять реальность. Но, видишь ли, Карно, это одно небо, единое наше небо – это ад. Ведь все изменения, что вызываемы нами во славу Сатаны – ведут к единой цели – вот он путь.

Азар:  Решено, я иду с вами! И, во всяком случае, в путь!
Чезарэ:  Вот видишь, это вступление на путь! Это инициация!

Карно:  Суть не в том, что б ловко сменить наряд и пройти обряд. Ты освой, чудак: без нужды помногу не говорят, те на чьем щите есть особый знак. На любом пиру не теряй лица, а иначе ты для врага открыт. Болтовня легко выдает глупца, ибо тот, кто знает – не говорит.  А не то в трескучем огне словес, словно щепка тоненькая, горя, не расслышишь весть, что тебе из бездн посылает тот, кто не молвит зря.

Карно:  Где? Это нелепое, по прихоти использование закона! Никто не сомневался в тебе Чезарэ, но ты воспользовался словом, так же как эти старики, присовокупив закон прямых контактов только, причем лишь для того, что б самолюбие свое потешить, бездумно поиграть с судьбою.
Азар:  И не отговаривайте меня, братья. Воистину путь необходим.
Карно:  И поэтому ты должен уйти от сюда? Какое невежество. Тебе действительно не хватает опыта. Единственное, что могу сказать – так это, то, что ты пришел бы в точности сюда же. То есть, как если б никуда не уходил, и делал все на месте. Путь не передвиженье, но движение, деяния и опыт. Ну, что ж. Еще одно Воззвание и в дорогу.

Тетрактида, вторя Карно: Владыки великого истинной сути, служением истовым, братья, восславим, дарителя жизни, дарителя смерти, почтим, как опору темного древа.
Он, древнейший дух, есть опора единства, высший жрец, закон рассоздания – то, что реально в единстве, как множество, то, что течет, оставаясь незыблемым. Вождь всех огней и хозяин потоков, верхних и нижних, и левых и правых. Дерево мира из черного семени к жизни воззвал нерушимою волею. Он, древний дух, кто нам первопредок, отец и исток бытия бесконечного – тот, кто в познании своем бесконечен, дал нам тропу достижения желанного. Делом почтим то, что нас превосходит, словом прославим  величие высшего, мыслью пребудем мы с ним неразлучны – вот верный путь для народа достойного.

Карно:  Во славу Сатаны в путь!
Азар:  Благодарю, Карно, я чуть не совершил ошибку! Я останусь, что б путь свой продолжать!

За спиной три пламени у черного древа на леса опушке, три темных сердца, что покинули мир в погоне за силой и целью – это их выбор. В башне они из слоновой кости поместили духи свои, идут к совершенству, к аду, окольным путем, вне закона.
Кто о них знает? Случайность.
Если о себе заботиться ты хочешь – лучше мир покинуть, удалиться, так достигнешь ты всего себя скорее, силу обретешь и мудрость предков.
Если сила есть уже в тебе и смел ты –  в мире оставайся  не вовлекаясь, так достигнешь скорее большего быстрее, и закон так соблюдешь, и ад запомнит.
Лес остался в прошлом и на юг. Все продолжалось, впрочем и не останавливаясь не на миг.

Чезарэ:  Ты, решил, Карно, что Азар не понял суть пути или что я не прав? Ты думаешь, что все-таки, он погнался за новыми впечатлениями? Или мог нарушить сакральное единство и предназначение, что у них сложилось меж собою, и закон?
Карно:  Я так решил. Но раз тебя сомнения одолели  в  правоте – ты точно уж неправ. Прав тот, кто неймет сомнений и мудр одновременно – он безупречен и неуязвим. Для остальных – знание не власть, но ноша скорби и сомнений тяжкая, и кто под этим грузом не согнулся – того любые тяготы не сломят, и смерть обходит стороною. Сомнение –  враг опасный и коварный всех истинных владык и путников – их величайшая вина, из всех, которую смогут допустить.

Карно:  Что ж, пора тебе поглядеть назад: ты покинул мать и  калекам не смог помочь. С досадой  спросишь: разве я виноват, что лечу вперед все сомненья отбросив прочь?
А слепец, в дороге взявший неверный след, виноват ли в том, что к пропасти сделал шаг? Я тебе отвечу так: невиновных нет; ты не будешь слеп, коли дьявол будет решать.  Уже поздно, ниточки не расплести, не смотать их в клубок назад. И все дальше скачешь, удила отпустив, и копыта вторят:  разве я виноват?

Чезарэ:  Мне не ведома вина, ведь я – Чезарэ. Ответственность же целиком на мне – пусть ад рассудит. Ты говоришь уверенно, но прав ли ты?
Карно:  Я прав и мне это известно, а ты в сомнении погряз. Тебе бы отдохнуть. Подыщем место, подведем итоги. Та поляна подойдет.
Чезарэ:  Все же когда, я говорил – я  не сомневался. Я  вздремну, пожалуй.
Карно:  Спи, ведь сон необходим лишь для того, что б опыт осознать, а для меня нет нового под солнцем. Бездельникам вообще не должно спать. Но вот порочный круг – чем меньше спишь, тем больше опыта, тем дольше должен спать.

Карно:  Сладко спи, видения во сне лови. Сколько места слева, как пусто справа! Нот вот-вот услышишь ты зов любви, ибо вечно рядом любовь и слава. Победить врага или пасть в борьбе у тебя никто не отнимет права, если вдруг сверкнули в твоей судьбе, две прекрасных дамы – любовь и слава. Лишь, когда навеки уснешь, устав, разбудить не смогут тебя впервые вечной славы мраморные уста и любви смертельной уста живые.


V

Река пред нами разлилась – великий знак. Но какова ее природа, что она? Может быть Лета, Ахерон иль Стикс. Или избыток знания абстрактного, оторванного от реалий жизни, засоряющего разум, вне опыта? Как преодолеть эти стремнины бурные и толщу вод?
Карно:  Ну вот. Приехали. Поищем переправу.
Чезарэ:  На это жизни может не хватить.
Карно:  Ну и что же. Оленя своего ты уже ранил.
Чезарэ: Смотри – удача с нами. Вон рыбак.
Карно:  О не думай наивный, что просто так, словно древо или цветок, попадается вдруг на пути рыбак, там, где не перейти поток. Для кого эта удочка, в тайну вод окунувшая свой крючок, знает главный ловец в синеве высот, но покуда и он молчок. Змейка, тихо скользящая в тростнике, жук, внезапно  блеснувший тут, и рыбак – все висят на его крючке, даже если они плывут.
Чезарэ: Смотри, он молча, жестом приглашает в лодку.
Карно:  Да то не лодка вовсе, а корабль, с реющим над ним черным стягом и мертвой головой на нем. Что ж, за честь почту с таким я капитаном прокатится.
Чезарэ:  Он не пират! Он рыбак почтенный!
Карно:  Пират! Пират отважный! Ведь одно другому не мешает.
Чезарэ:  Ну, как скажешь. Он капитан, и мы – одна  команда. Мы бороздим просторы океана, и страх наводим на суда врага. Пусть реет вечно черный стяг над нами и все моря нам будут по колено! Так едем?
Карно:  Разве ж можно отказаться?
Чезарэ:  Какая гладь, как зеркало чиста. Озера – вот где звезда с звездою говорит, любуются собою. Мне дева вод однажды меч дарила – так до сих пор остер.
Карно:  Я свой меч достал из камня. Он служит мне уж вечность.
Чезарэ:  Смотри, как правит лодкой искусно.
Карно:  Искушенно.
Чезарэ:  С таким извозчиком нам мировой потоп не страшен, когда всю землю воды заливают соленые и мутные и горькие.
Карно:  Я помню, был такой двенадцать с половиной тысяч лет назад. Перевернулась сфера неподвижных звезд, и солнце и луна пошли в обратно. Нас тогда прибило к черным скалам. Путь длиться в вечности.
Чезарэ:  И верно Карно – будто воды расступились перед нами, и мы посуху идем. Меня заботит только – погибнут ли те, кто пойдут за нами? Не накроют ли их волны в центре русла?
Карно:  Обязательно погибнут, о Чезарэ! А утонут или нет – так то от них зависит. Взывай, Дьявол вынесет на берег! И помни, жизнь и судьба твоя – все в твоих руках.
Чезарэ:  А кто же наш таинственный благодетель?
Карно:  Как? Ты не знаешь? Король-рыбак, разумеется! Ведь более никто не в силах по воде, как посуху ходить, толщу вод моря  раздвигать, вспять оборачивать потоки!
Чезарэ:  Я слышал, будто Григор явленный ходил по морю и спасся в наводнение?
Карно:  Он ходил по лужам. Да и то навряд ли. А в наводнение он в свиньях спрятался – они не тонут в этом море. С тех пор народы Ихвиха свиней не режут, не едят, бывает, ими гербы  украшают.
Чезарэ:  Вернемся к королю. Кто он?
Карно:  Король-рыбак – он морской дьявол, кто нас поймал из замкнутого моря, нам ноги дал, компас и карту, и  верный путь нам указал.
Чезарэ:  Похоже, мы плывем вон в тот прекрасный город.
Карно:  Какая роскошь всюду.
Чезарэ:  Смотри, какие девы у дворца, благородной крови сестры, все разные и равные, и каждая по-своему прекрасна.
Карно:  Их только две, я думал три должно быть. Это дщери короля.
Амелла:  Мы все слышим. Одну из нас отец уж замуж выдал!
Чезарэ:  Странно. Вы же благородной крови – дочки короля. Давно ли сестры выходят замуж по одной? Муж благородный три жены себе берет – не меньше.
Марго: Мне кажется он проходимец скользкий, за светло-алыми доспехами он душу свою спрятал, подлый червь!
Карно:  Так кто уж замуж вышел? Прядильщица судьбы или та кто всю жизнь готовит?

Амелла:  Мы же сказали – он не благородный точно. Возможно слабый выродок, раз взял только одну жену. Он взял Офелию, а она, как известно, хранительница пламени – устроительница домашних празднеств и увеселений, смотрящая за детьми.
Карно:  Странно. Что может хранительница пламени без сестер?
Чезарэ:  И как управиться одной? Одной растить детей, шить одежду, готовить пищу, убираться в доме, следить, чтоб муж был, холеный, ухоженный и довольный постелью.
Как можно женщин так уродовать, обрекать на рабство? Здесь на троих работы вдоволь, одной никак не справиться – не стоит и пытаться.
Карно:  Король ваш мудр и мне невериться в его согласие.
Амелла:  Увы, спросить не представляется возможным.
Марго: Король наш молчалив, и все решили, что он согласен на этот брак.
Чезарэ:  Да, он молчит, ведь он  король-рыбак, и все мы на его крючке свободы.
Карно:  Мы завтра, думаю, освободим  сестру вашу из плена. А пока обнимемся, сольемся воедино.
Чезарэ:  Что ж сестренки, пойдемте в опочивальни радоваться жизни и наслажденье изучать.
Амелла:  Посвяти нам песню поначалу, трубадур!
Марго: Сестра, негоже нам условия ставить своим братьям, честным и достойным!
Чезарэ:  Он сочинит сейчас, хоть это и не необходимо, лишь только б вам удовольствие доставить!
Карно:  Нет, любовных с себя не стряхнуть оков, ведь они в усладу, и они в терзанье. Топнет ножкой капризница-сестра, и готов любое исполнить ее желанье. Скажет, замок вражеский отбери – и пойдешь со светом воевать упрямо. И умрешь, коль прикажет она: умри, потому что так захотела дама. Дева подвигам, верит, а не словам: опасайся ей докучать досадой. Может стать единственною наградой поцелуй, что украдкой ты с губ сорвал.
Амелла:  Шутник ты, трубадур! Одним лишь поцелуем ты не отделаешься сегодня!
Марго: Сначала бани, потом пир, потом постель и развлеченья.
Амелла:  Все по древнему закону.
Чезарэ:  Превосходно, достойные девы, законные наследницы престола.
Карно:  Жаль об истинной любви не говорят, не то бы тотчас же вам в любви признался вам.

V

Чезарэ:  Ах, что за сладкие сестренки.
Карно:  Тихо, пусть поспят, пойдем! Посмотрим дивный местный сад.
Чезарэ:  Расскажи мне о женщинах наших Карно. Я еще молод, и не опытен в любви утехах.
Карно:  Каждый рыцарь, каждый воин благородный, всем сердцем служит дамам, нашим милым сестрам. Они нам отвечают тем же. Таков закон.
Чезарэ:  А что есть любовь?
Карно:  Любовь есть тайна, безо лжи, без страха и без ревности. Любовь – это отрешенная верность. Мы не лжем друг другу, не боимся ничего и ревность нам не ведома. Это закон, что дарует чистоту, свободу и силу духа.
Чезарэ:  Что такое верность?
Карно:  Все просто. Мы верны им вопреки всему, а они нам. Всегда открыты друг для друга. Мы ответственны за них, они – за нас.
Чезарэ:  Что это значит?
Карно:  То, что каждая сестра – для тебя и дочь и мать, и сладкая любовница-жена.
И каждый брат ее – ей муж, готовый услужить во всем, отец и сын. Из всех женщин земли мы уважаем  только их, и они всегда нам предпочтение отдают. И что бы в жизни не случилось – мы неразлучны, и всегда готовы в объятия друг друга поспешить.
Чезарэ:  А если род продлить я свой хочу, как по закону надо поступить, что не неволить деву понапрасну и себе не мучить?
Карно:  Надо замкнуть круг крови, только и всего. Собрать всех братьев и сестер и пред лицом отца и с благоволения матери взять ее в жены рода своего. Три года она только твоя, если ты до момента зачатия не обращаешь на нее внимание, иль года хватит если любишь каждый день. Тогда ребенок будет только твой, и духом, и телом, и только так, никак иначе, рождаются на свет исчадия тьмы. Через год после того, как выкормила грудью сына или дочь – сестра вольна искать себе все новых наслаждений, иного брата и иного семени. Тогда ей все сначала придется начинать, иль может остаться в роду мужа, что бывает чаще, и быть ему опорой в его битвах, лишь только наслаждение от братьев получая, но не семя. Муж же в любое время должен сеять семя направо и налево, сестрам, женам, женщинам людей – ведь если всходы не взойдут, что жать он будет через сотню лет?
Чезарэ:  Воистину, муж благородный должен три вещи в жизни сделать: построить дом, вырастить сына, и древо посадить.
Карно:  Мальчишка! Это все одно!
Чезарэ:  Но дети ведь рождаются все разные – от сестер и жен людских. В чем точно разница? Расскажи мне о взаимодействиях в роду.
Карно:  В ребенке что, рожден вне круга – не воплотиться в полной мере тьма, его не поведет учитель-демон после всех инициаций. Лишь если сам найдет он  путь к вратам – тогда достигнет. И хоть нежит его в объятьях мать, отец удачу не всегда ему дарует.
В ребенке, что рожден от смертной женщины и темного отца – всю жизнь будет искать такой не ведая, чего, и часто не находит. И хоть удачлив и силен по жизни, он часто смерть свою к себе зовет. Лишь изредка он только долгим и тяжким путем, найдет дорогу в дом, но род не обоснует, и Лайалат его не примет. Он будет лишь служить роду своего отца, от братьев по отцу все знания получая. Их род живет всегда, как род людской, но колдовской и темный, и он вне дома. Лишь на девятом поколении верной службы – Лайалат смилостивится над ними, и в дом они войдут как младший род. Доселе, до девятого колена, они лишь верные воины и чернокнижники удачи – если только посмеют и осилят. Не более – как ни старайся.
В ребенке, что рожден девой тьмы от смертного отца – он болен будет и уродлив, и недолго проживет, хотя в нем тьма сыграет злые шутки, и он достигнуть может врат. Мать Лайалат его приемлет, но Сатана все взоры отвратит – удача и сила будут не доступны. И вот безумный и кровожадный, помнящий все жизни, но никогда бессмертия духа и тела не достигнув – он бродит по мирам и временам и убивает. Он в лучшем случае палач, на службе у дома, как правило ж – безумные отверженные уродливые скитальцы. На третью жизнь, коль к Дому не пристанут – мать отвращается от них.
Лишь то дитя кровей чистых, благородных – чьи мать с отцом все жизнь во тьме живут, чтят темных предков и закон блюдут. Где искренность царит и истина – тот дом велик. Такой отец – владыка рода, а сестры-жены, отрешенно верные ему – во всем ему опора. Сильнейший и древнейший род правит домом.
Чезарэ:  Воистину загадочно се древо и велико. Как сеять семя правильно и в чем отрешенность?
Карно:  Знай, юноша – эта тайна великая, но я ее тебе сейчас открою. Не говори о ней никогда, и даже рта не раскрывай ни с кем о ней! Это знание врат. Ту деву, что открыл ты, коль она людских кровей – она три года следующих родит только тебе, хоть тридцать человек ее вспахают – это будет твой ребенок. Так мы заселяем мир. В том наша охота. Коль ты открытой людской жене бросил семя – она в течении одной луны от кого бы не зачала - тебе лишь принесет. Коль с ней ты долго жил, более года – то следующий весь год – твои плоды. Такие дети вечные искатели-страдальцы истины и смерти. Я говорил уже о них. Это мы и называем – наставить рога, ведь тот ребенок – темный духом, но не кровью, и не приемлет его мать.
Сестре своей ты можешь сеять семя только с ее соизволения – коль нарушишь, память потеряешь и все силы чар  –  твоему отпрыску все уйдет, коли он родиться. Потому будь искусен в любви, а коли семя свое держать не можешь и с мечом своим не ладишь – к сестрам не ходи, рискуешь жизнью, всем, что есть и всем предназначением. Это вторая вина по важности, которую муж благородный может допустить, и искупить ее можно лишь кровью и жертвой. И кто потом объятия пред таким раскроет.
Жене своей, с которой круг замкнул, всегда сей семя, куда мечом своим достанешь. От этого она лишь расцветет, если даже плодов не принесет. Плоды, которые получены так – высшего качества, истинно темные, родом согретые, в законе возросшие.
Если сестра с ничтожным человеком повелась, за телом ли, за силой иль за  удовольствием погнавшись – проститься  ей, коль искренна она и не таиться, и если круг ни с кем еще не замыкала, и если в остальном она в законе. Но если зачала она с людьми – она нечиста, а коль выносит отпрыска людского – изгоняться из дома и из рода. Она и все ее потомство до десятого колена будет проклято уродствами болезнями и мором. И жизнь ее, детей ее, детей ее детей, мужа, родственников мужа – открыта всем ветрам случайностей ужасных, и жертвенным поветриям таинственным закона.
Если сестра замкнула с братом круг – она в его роду, до той поры пока не родит и не выкормит ему ребенка. Люди не должны ее касаться. А братья только с мужа разрешения, не чаще раз в луну, коль хочет он приятное ей сделать и от жизни дома не укрывать. Но его право – если он запретит ей с братьями видаться, тогда и сам  пусть к сестрам он не ходит. И если сие кто нарушит – сестра ли с братом, муж с сестрой ли когда жене воспретил, то такие жены, сестры, братья и мужья – не чисты, и не благородны, порочат свое имя и имя всего рода своего. Кто им доверие потом окажет? Кто распахнет объятия? Здесь сами они себя накажут, но глава дома должен разобраться кто не прав, и вынесет приговор, угодный оскорбленной стороне. Вплоть до больших кровей и боли во славу Дьявола или изгнания. Ведь любовь и боль – вот что едино, но не любовь и смерть. Любовь и слава рядом, а любовь и разлука – далеко.
Чезарэ:  Вот дьявольская мудрость. Вот где сила.
Карно:  Да здесь основа истинной любви, удаляющая всякий страх, всякую ложь и ревность. Любовь в законе. Верность отрешенная. Кто так будет любить и множить род – те жены долго не увянут, и мужья не потеряют своей силы, и древо тьмы будет ветвиться, и закон восторжествует, и всегда будете счастливы и радости полны. Такой дом будет основателем царства, а род – главным в доме. Здесь - искренность основа. Но тайна полная – для тех, кто вне.
Чезарэ:  Мне всегда казалось, что женщина для нас не указ, ведь мы сильнее. Почему мы должны служить им?
Карно:  Таков закон, хоть мы и сильнее. Но они сестры наши, и уважение к ним -  у нас в крови. И, честно говоря, их значение, значение истинной девы тьмы – даже больше чем любого из мужей, пусть самого великого – если то истинная дева тьмы.
Чезарэ:  Как такое может быть? Какова ж она – истинная дева тьмы, наследница престола?
Карно:  Такое не только может быть, но и есть уже и всегда было. Ведь жены наши, девы тьмы, наши милые сестренки – они хранительницы традиции, женского лица закона, они хранят постоянство и поддерживают вечный огонь в нас и наших домах. Она – устойчивость народа, мужская сторона – устойчивость царств, а в целом только – веры.
Поэтому мы воспеваем наших сестер, за их благородство, искренность и величайшее значение – они матери наших родов, они лики матери Лайалат, священные лона, сосуды со священной кровью. Наши сестры – они осуществляют принцип работы естественного закона внутри наших народов, и они есть следствие истинного закона бездны, ведь они не допустят до своего лона семя всякого человека, не осквернят себя с изгнанным из дома, не взглянут даже на того, кто слаб телом или нищ духом – они делят ложе только с братьями своими достойными и честными, так они подвигают нас идти к совершенству самих себя и расширять наше царство во имя Дьявола. Так они и хранительницы традиции и источник нашего движения к цели.
Чезарэ:  Воистину, так Карно. Наши сестры – наше сокровище, темная драгоценность.
Карно:  Все это верно, истинные девы тьмы – наша опора,  и невозможно нам их не любить за то. Их разум тьмою так устроен, что родники в руслах их потоков меняются редко, долго и с трудом большим – отсюда все величие и могущество этого потока сознания. Истина, что впитана однажды благородной девой – вовек не иссякнет в ее потоке.
Чезарэ:  Так и есть. С камнем драгоценным связь видна. Ведь, то, что ты на камне высек – долговечнее всего в этом мире бренном. Так каменщики все величия достигли. Треть из них Ихвихом порабощены, а жаль – они служили б Дьяволу верно и упорством, как и мы.
Карно:  Они братоубийцы, эти каменщики, и отцеубийцы. Хоть разные у нас отцы и матери, и вся родня и мы не братья с ними – я ненавижу их зато, они хуже людей. Ведь кто мать свою истинную убьет или  брата по матери - лишиться навсегда тьмы, убьет свой разум, память, образ, и всякая удача и благословение избегнут его. А кто убьет отца своего духовного иль брата по отцу – убьет себя,  ибо дух его уничтожиться, и больше ничего от него не останется, а все от него будет рассыпано и поделено по смерти его. Это хуже, чем быть пожранным. Все это – высшее  отступничество и  полное уничтожение себя во тьме.
Чезарэ:  Ну что ж, благодарю тебя, Карно. Я чувствую себя увереннее в делах любви. Я понял верность отрешенную – что бы не произошло, коль ты в законе – ты верен сестрам, а они тебе. И все верны закону.
Карно:  Молодец. Ну что, пойдем, отведаем еще сестренок? Теперь, чур, Амелла - моя.
Чезарэ:  Отлично. Я с Марго потешусь.
Карно:  О, смотри, вон третья сестра – Офелия к себе зашла в покои.
Чезарэ:  Тебе, брат придется взять на себя двоих, что б не скучали. Пойду, поговорю с ней, приглашу на бал. Ведь мы от плена должны ее освободить, из заточенья вырвать.
Карно:  Ну что ж. Иди, и помни все, чему ты научился.

Чезарэ шел в покои к своей сестренке милой, обдумывая слова Карно. Из-за двери заветной, вышел рыцарь в светлых доспехах, бормоча себе под нос,  в полном смятении духа и угрюмом обиженном настроении разума, бранясь, быстрым шагом вышел рыцарь. В руках его была золотая чаша  с вином.
Не зная нравы и достоинства черного рыцаря, он посмел грубо задеть Чезарэ плечом доспеха, даже не уступив дороги. Отскочив, как мячик и выругавшись, он все-таки пролил вино на Чезарэ и в гневе бросил чашу оземь ему под ноги. Он ушел, не оглядываясь к людям в город.

Карно:  Золотую чашу держа в руках, светлый рыцарь в сторону не свернул. Вот тебе и встретился первый враг, но ты этого пока не смекнул. Скоро ты откроешь победам счет, и твои друзья за тобой пойдут, потому что слава мужей тьмы влечет, как влечет людей смертных мирный труд. Побываешь там, где горит вино, и порой вода, солоней слезы, и другую чашу увидишь, но, промолчу о ней,  закусив язык.

Чезарэ:  Что за бесчестие, какая низость! Я его убью потом.
 
Чезарэ к двери подошел, постучал трижды, и вошел

Чезарэ:  Приветствую, сестра моя, Офелия. Можешь не обнимать меня сейчас. Какой-то негодяй облил меня вином и чашу золотую бросил мне под ноги, а из нее вот выпал славный изумруд.
Офелия: Ты брат мой кровный и любимый. Ты сердце разрываешь мне, не говори так – ради меня. Ведь это был мой муж. Он видимо неблагородный и отец ошибся, что вручил меня ему, но все же я ему принадлежу.
Чезарэ:  Наш отец не ошибается. То, видно, испытание, и вся отца жестокость – лишь его благоволение. Я поговорю с ним о тебе.
Офелия: Как смел он чашу золотую под ноги бросить? Ведь то мое приданое. А изумруд – то камень моей темной силы, муж видно отнял его у меня, пока я спала. Он долго допытывался о нем, был груб в своем стремлении завладеть им. В изумруде этом моя сила и моя свобода. Неужто власти надо мной он возжелал, закон нарушив?
Чезарэ:  Мне то не ведомо, сестренка, не плачь. Ничто не стоит и одной твоей слезинки. Возьми свой изумруд, сестра, но за страстный поцелуй. То, что он силою и хитростью хотел достигнуть – я был непрочь бы получить как дар чести, как дань искренности и счастью быть твоим братом. Не соблаговолишь – отдам его без поцелуя даже, не обижусь.
Офелия: Я искренней пред ним должна быть.
Чезарэ:  Разумеется. Сестра, я не прошу все ложе разделить со мной, хоть он искренен с тобою не был, камень хитростью отняв. Но коли думаешь, что я недостоин, то вот держи свой камень и впредь  храни свободу.
Офелия: О, нет, брат, ты без сомнения, достоин. Законом, истиной твои глаза лучатся. И я закон не преступаю. Я чиста пред Дьяволом. Благодарю за камень. Но просто муж ревнив.
Чезарэ:  Ревнив? Что за души порывы, непристойные?
Офелия: Он долго жил среди людей, и там у них морали понабрался. Так он говорит.
Чезарэ:  Сестра, не порть мне аппетит.

Они слились в сладчайшем поцелуе. И искра между ними проскочила. Им в вечности застыть так захотелось. Но мгновениям этим суждено было прекратиться. В дверь постучали.

Светлый рыцарь: Что здесь происходит?
Чезарэ:  Я за сестрой своей пришел, на бал ей приглашение вручив!
Светлый рыцарь: Она моя жена, а ты, наверное, тут пахал мое поле беззаконно. Я быть ей с братьями не разрешаю.
Офелия: Да как ты смеешь? О, Дьявол, как отец ты так ошибся, что вручил меня такому недостойному ревнивцу. И мне ему рожать? Не бывать этому. Я лучше изведу себя, отправлюсь к матери. Сними свои доспехи, муж мой, покажись нам – я в тебя не верю боле.

Карно:  Даже если мысли твои чисты, и не думал деву задеть всерьез, -  рыцарь светлый, напрасно ты не боишься женских угроз и слез. Скоро птицы в кронах густых замрут, грянет гром небесный, призвав к борьбе, ибо ложью отнятый изумруд, засверкав, притянет беду к тебе. Дева чистая: она, бледней полотна, глядит на брата Чезарэ в упор, размышляя, как оправдаться ей пред ним, за то, что все это произошло. Ведь ревнивец-муж для жены – позор, честь сестры оскорбивший своим сомненьем. Поцелуй святой ставит он в укор. Там где страсть убиваема ревностью – тление. И ничего убогому не доказать. Будет он вопить угрожать, терзать подозреньями день за днем, разгромит казну, дорогой ларец разберет на части, что б наконец обнаружить истину в нем – справедливость счастья. И молчит сестренка белым-бела, кровь облизывая с губы.  О ревнивцы, пьяницам вы сродни: протрезвев, клянутся с утра они что не сделают не глотка, слезы льют, угрожают, просят помочь… А настанет вечер, и все точь-в-точь повториться наверняка.

Светлый рыцарь: Прочь пошел. А ты замолкни, потаскуха.
Чезарэ:  Я тот час же убил бы тебя, но я закон не нарушаю. Завтра, рыцарь светлый, мы увидимся на Арене Истины –  пусть Дьявол нас рассудит. Я сниму с тебя доспехи, когда ты кровью истечешь, и мы посмотрим – что за сердце у тебя шакалье. Я брошу его к ногам короля – пусть посмотрит повнимательней. А ты, сестра отправишься сейчас со мною. Он не достоин воздухом дышать с тобой одним.
Светлый рыцарь: Зайдите к королю, послушайте, что он вам скажет. Коль он смолчит – то ты не прав, и завтра тебя не меч, но кнут палача сразит, потом топор.
Чезарэ:  Разве так? Король молчит всегда. Но есть со мною шут, который, как известно – уста короля. Но мы навестим королевские покои. Не беспокойтесь.
Светлый рыцарь: Что ж, тогда пойду к советнику, пусть заступиться за попранную честь моих доспехов. Я этого вам так не оставлю.
Чезарэ:  Лучше б ты себе вскрыл вены, пустил кровь жидкую  и умер бы легко. Я постараюсь сделать так, что бы мучения твои были разносторонними. До завтра.

Рыцарь светлый к советнику помчался. А брат с сестрой, чашу с камнем прихвативши, обнявшись к королю пошли.

Офелия: Вон король-отец. Уста его сомкнуты постоянно – и редко слово из уст его исходит, но оно сильно и истинно.
Чезарэ:  А что здесь происходит?
Придворный служка: Тише. Здесь проходит ритуал.

По залу проносили черное копье, четыре служки, так оно огромно. Оно лучилось яростью чистой зла. Все молчали. Не слышно было ни полета мотыльков, ни дыханья под каменными этими сводами украшенными гербами. Лишь огнь на алтаре горел беззвучно, черный с багровыми оттенками и плясали тени. Каждый дотронулся до того копья и руки их стали в крови, которой копье истекало, омываясь. Потом подняли знамя и каждый преклонил колено. Жрец пел заклятья над огнем протяжно, глухо, силой полня своды этих древних залов.
Жрец: Воистину.
Жрец: Здесь центр, здесь престол, здесь город силы. Здесь вход под землю и на небеса. Начала всякой власти и закона.
Жрец: О верные. Пусть темные слышат песнь истины, идут дорогой корней. Все мы кольцо Баратора,  мы впитали в себя дом всего, дом всех звезд, мы опускаем в дом нашей реки кору дерева в много слоев, множество листьев живущих матерью и отцом, мы внутри отца и матери. Мы знаем дорогу к ним, но идем по дорогам мира, прославляя их, и создавая царства для них. Мы стоим на нашем камне, на нашей скале, мы горим - мерцает вечный огонь. Огонь соединиться с водами и станет дыханием и кровью всецело иного. Мы придем к началу путем предков, дорогой истины. Тогда наступит Ад, глубже которого мы ничего не знали, выше которого мы ничего не знали.
Зал: Да будет так!

Король встал с престола. Протянул руку. Копье взвилось, скрутилось в кольцо, жаля себя наконечником, и разом заняло свое место на руке короля.

Карно: Пронесли, а ты не спросил – как жаль! И в дальнейшем не спросишь вновь, - для чего  явился тебе король и копье на котором кровь. Служка, внушивший сомкнуть уста – он намеренно ввел в обман. Ты теперь стократ удлинил свой путь и развесил над ним туман. И когда на миг озаряя даль, над которой клубиться мгла, молния мелькнет, как зла король, ты не спросишь зачем она.

Чезарэ:  Пойдем сестра в опочивальню. Я угощу тебя вином  и сыром.
Офелия:  Я за тобой пошла бы на край свет, мой рыцарь черной тишины, мой брат.
Чезарэ:  Привет Карно, как твои успехи?
Карно: Прекрасно брат. Сочиняю песни, напившись меда вдохновения и страсти - так сладки и умелы истинные девы тьмы.
Чезарэ:  Это Офелия. Знакомьтесь.
Карно: Дай обниму тебя сестренка, припаду к твоим устам.
Чезарэ:  Не увлекайся, ее бесчестный муж покуда жив. Поспи Офелия, а завтра ты проснешься – все уж будет решено.
Карно: Пойдем, Чезарэ, в сад, не то сгорю я.
Офелия:  Возьми мой камень. Пусть ты победишь, пусть закон восторжествует.
Чезарэ:  Благодарю. Я и так его повергну, но все же камень я возьму, что б после променять на поцелуй твой.

Тем временем советник и светлейший рыцарь говорили.

Советник: Привет тебе, рыцарь светлый, что скажешь?
Светлый рыцарь: Король молчит, я оскорблен, закон нарушен. Я златом заплатить готов, каменьями и любой услугой. Дабы ваш мудрый голос завтра все услышали. Мне предстоит с обидчиком Арену Истины пройти. Чем черт не шутит,  я хотел бы – что б закон восторжествовал, и мне досталась и победа и жена.
Советник: Я и так уже жену вам подарил без спроса короля – вам со мной не расплатиться.
Светлый рыцарь: Я расплачусь.
Советник: Я королем хочу быть.
Светлый рыцарь: О, слава Ихвиху. Я знал что вы за нас, что флон вас обуял.
Советник: Нет, я просто быть хочу королем. Мне надоело говорить от имени другого, что толку от этого нелепого молчуна. Закон вообще непонятно откуда взялся, я все по-своему создам. Убейте его – я оставлю вам жизнь, можете прятаться под своими доспехами, и жена останется ваша – вы заберете с трупа черного рыцаря камень ее свободы. Что б облегчить вам завтра задачу – я провозглашу, что тот, кто завтра упадет с коня – проиграл, а кто выиграл – взойдет на трон. Надеюсь с коня-то вы его собьете? А после провозгласите, что победил я, что вы здаетесь мне, слагаете победу к стопам моей мудрости. Могу я надеяться на вашу честь?
Светлый рыцарь: Безусловно. Прекрасный план. Конечно, я так и сделаю.

В сердце своем возрадовался Светлый рыцарь, что завтра станет королем,  и свет восторжествует над вечным пламенем.
Глупец-советник же возложил светлые надежды на честь рыцаря света и погряз во лжи и вовлеченности!

Советник: На том и порешим. Клянусь, мы завтра все мечты свои исполним, если то угодно провидению.

Чезарэ:  Ты слышал Карно? Даже центр мира погряз во флоне, что уж говорить о всей земле. Я заметил, что не было их на ритуале черного копья, эти двое – они  не мыли в крови неведомой мне руки и сердца.
Карно: Я расскажу тебе, Чезарэ, что я слышал: два подлеца в одном тазу пустились по морю в тазу. Будь попрочнее старый таз – длиннее был мой рассказ.
Чезарэ:  Что делать будем?
Карно: Ты будешь биться завтра. Советник умрет.
Чезарэ:  Как? Ты убьешь его? Нарушишь закон?
Карно: Нет. Я верный тьмы! как можно даже допустить такое? Само древо закона убьет его – так происходит со всеми, кто мыслит против закона. Он уже почти уж мертв.
Чезарэ:  Как это бывает? Покажи.
Карно: Пойдем спать! Прочитаем перед сном воззвания к закону.
Чезарэ:  Мы спим в саду сегодня. Наша сестра почивает в покоях наших.
Карно: То лишь до завтра, завтра мы  к ней присоединимся. А то что черная земля будет нам периной - даже лучше.

Карно: Свет восстал и разозлил. Я в словах свой гнев излил. Враг нанес обиду мне – гнев зарыл я в глубине. Сон утратил и покой. Окроплял сестры слезой. Над ростками колдовал. Ковы тайные ковал. Древо выросло, и вот золотистый вызрел плод, глянцем радуя меня и врага к себе маня. Он тайком во тьме ночной плод отведал наливной. Мертвым я врага нашел и с улыбкою ушел!

Карно: Вот и дел то! Завтра его найдут и похоронят за оградой.

Карно: Хоть хитер советчик, но все ж знать ему не дано, для кого судьба приготовит нож, а кому хмельное нальет вино. Присягаю в том, что не видит он дальше носа собственного, твердя, что один с коня упадет, сражен, а другой воспрянет, на трон взойдя. Возомнил пророком себя? Так пусть, верит тот, в ком дух поборола ревность. Но когда советчик вопит: Клянусь! - на него с улыбкой глядела верность.

Карно: Скоро, скоро ты прославишься, рыцарь! И мы будем взывать, чтоб, отбросив сомненья, проявил ты уменье в этом дерзком бою, что б врага поражая, ты сразил негодяя. Ибо так пожелала, та, что слезы роняет на подушку твою. Девы голосу внемля, ты спасешь ее землю, не отдав подлецу ту, что, плача дрожала и лицо приближала к твоему лицу.


VI

Жрец: Вот мы сказали истину: падите ниц перед королем. Все пали ниц, и только светлый рыцарь стоял, забыв закон, и стал одним из неверных. Суд Арены свершен. Слава Дьяволу!  Слава темному рыцарю.
Карно: Он никогда и не был верным. Снимите доспех, взгляните – у него человеческое сердце.
Жрец: О, это лучшее угощение для короля! Мы сделали все для искушения беззаконников! Древо пьет их кровь, а они сохнут – так закон питается беззаконниками! Это дерево которое растет из основания ада! Плоды его – словно головы дьяволов!
Чезарэ:  Сердца сына человеческого – королю. Из головы я буду пить мед и вино, пусть служит мне и после смерти. Так закончили светлый рыцарь и его советник!
Жрец: Вот ангелы лежат пред нами растерзанные! Ихвих подвиг их на мерзкие деяния и приукрасил голос свой: сегодня никто из темных не одолеет вас, воистину, я буду по соседству. Но когда два отряда увидели друг друга, бог повернул вспять и сказал: я не причастен к вам, воистину, вижу то, чего вы не видите - я боюсь Дьявола, ведь он суров в наказании!
Чезарэ:  Посему сражайтесь с помощниками бога. Воистину, козни Ихвиха слабы!
Жрец: Воистину, не властен бог над верными Дьяволу. Довольно того, что король наш является людей пастырем и мясником! Воистину бог не властен даже над рабами моими, за исключением заблудших, которых съедят первыми.
Жрец: Богу подвластны лишь те, кто флон принял в духе своем,  которые считают его своим помощником и покровителем, и которые приобщают к нему сотоварищей. Разве не видите – это  мы допустили ангелов к слабым, дабы те подстрекали их! Среди ангелов есть такие, что работают с дозволения Дьявола, а тех из них, кто уклонился от нашего повеления, мы заставили вкусить мучения пламени.
Карно: Мертвыми войдут в ад те, чьи сердца не разумеют истины!
Жрец: И когда придет к вам посланник Дьявола, подтверждающий правдивость того, что было у вас, некоторые из тех, кому был дарован ясный довод закона, отбросили закон за спины, словно они не знают истины!
Карно: Тогда выйдут палачи и судьи, которые читали вам закон Дьявола и предупреждали о встрече с этим днем вашим. И скажете: свидетельствуем против самих себя. И сгинете!
Жрец: Но кто услышал закон, что направляет к истине и великому пути и проследует по земле, наставляя сотоварищей своих – тот не будет в заблуждении. Все откроется ему, вся милость Дьявола будет с ним!
Чезарэ:  Потому не позволяй богу совратить тебя, ибо, воистину, свет является вашим врагом, так относитесь же к нему как к врагу! Но тех, кто во флоне и кому предоставлена отсрочка – не слушайте их, и не оглядывайтесь на них – они разложение духа и плоти! Кто сделал свет своим покровителем вместо Сатаны, тот уже потерпел очевидный убыток!

Король встал, и взглядом подозвал к себе рыцаря тьмы и трубадура Карно. Он снял два перстня с рук своих и им вручил без слов. Они припали на колена перед ним преклонив главу. Он сел на престол.  Золотая чаша Чезарэ наполнилась вином, а череп новый, серебром отточенный, наполнил кровью Карно. Им кланялись все рыцари двора с почтением, и они им тем же отвечали.

Чезарэ:  Пойду к Офелии, отдам ей камень. Бери сестер еще и приходи!
Карно: Мне надо короля спросить, постой.

Карно: Король – кто ты?

Молчание.

Карно: Я посвящу тебе песню – пусть она будет знаменем для всех нас.
Карно: Триумф в короне ореола над бриллиантами престола награда ада! Боль и прах…Не ад в людей вселяет страх – боль в сердце из-за первоцвета и солнечных мгновений лета! Минут минувших вечный глас, как вечный колокол сейчас звучит проклятьем похорон отходную пророчит звон. Когда-то я не ведал трона, и раскаленная корона в крови ковалась и мученьях. Но разве Дьявол мне сухим дал то, что вырвал я в сраженьях, и разум царственный и годы, и гордый дух и мы царим – над кротостью людского рода.   

Топот, шум, вбегает посланник в крови с перебитым плечом.

Посланник: Дорогой темной, нелюдимой, лишь злыми духами хранимый, где некий черный трон стоит, где Дьявол в вечности царит, до этих мест, в недавний миг, из крайней сферы я возник, из той страны, где вечно сны, где чар высоких постоянство, вне времени и вне пространства - я свод нес вам,  но ангел Ихвиха, отнял мой меч и мою книгу.

Звон кубка Карно о стены и своды.

Карно: Все уже свершилось, замкнулся круг. Ни к чему по тропам скакать, пыля. Нынче есть у рыцаря верный друг, а еще признательность короля. Ты сберег достоинство, силу честь – значит можешь вволю попировать. Но всегда приходит дурная весть в час, когда не хочется горевать. И как только мыслями в облака воспаряешь, чаянья утолив, - выпускает кубок твоя рука, не вино, а кровь из него пролив.


Карно: Мы все вернем владыка.

Чезарэ: Ты пришел? Почему один.
Карно: Потерян свод. Посланник не добрался.
Офелия: Я еду с вами.
Карно: Ах, сестренке этой не много лет, но зато опасность ей нипочем. Будешь ты улыбкой ее согрет, как ручей весенним согрет лучом. Ближе сердца собственного, как власть отца – деве рыцарь ставший, теперь судьбой. Не сходила тревога с ее лица до тех пор, пока не свершился бой. Вот тогда, не пряча счастливых глаз, дева розу бросила тебе. Лови! Может быть, и вправду смерть отвел этот камень чистый -  завет любви.
Чезарэ: Я замкну с тобой круг, и с твоими сестрами. Будьте моими женами.
Сестры: Мы согласны.

Карно: Этой ночью опять мне никак не уснуть - сердце тянет в края, где ни разу я не был, в даль тропинка бежит, измеряя мой путь, и сияет Звезда в чёрном бархатном небе.

После ритуалов, угощений и пира плоти, замок отшумевший застыл в ночной тиши. Лишь двое всадников неслись во весь опор за тем,  чтоб справедливость обратить в возмездие, найти свод, что был потерян городом. Три дня неслись они, обгоняя ветер.

Чезарэ: Смотри, куда нас занесло – повсюду люди.
Карно: Скоро и до ангелов доберемся.
Чезарэ: Мне нравиться эта осенняя улица. Ветер, очищающий черные деревья, танцующие рябины, и это убогое людское отродье радует меня тем, что я на него не похож.
Карно: Вот состояние "волк", пригодиться, когда до ангелов доберемся.
Карно: Сердце у волка справа, полное и пустое, не болит не щемит, вечный источник силы. Шея у волка синяя молчанием и мудростью, ведь слово его гром, язык у волка - на небе молния, да за верхними резцами. Темное и немое клубящееся существо по-над печенью красивой в правых ребрах. Глаза властные и страшные, и взглядами редко одарит. Страстен и неистов дух его, страстен и неистов и беспокоен, силою клубиться, страстен и беспокоен, беспокоен и неистов. Там где сила без вины и любовь без сомнений корни его воли, волка воли. Клыки его сочатся росою силы и соками вечности, слюна его священна, укус убивает и дарит вечность. Если есть в тебе волчья воля, несгибаемость духа и непобедимость властной воли, волка воли - слух его проникновен, и взор его ясен, смел и вдаль видит далече. Вкус его кровь любит теплую  и терзать плоть живую. Задор, раж охоты, фарт охотника в его крови, древней как кость земли. Легкие его под ребрами по краю в выемке, а нутро его пламенно и чресла горячи. Сон крепок когда ко сну клонит когда день стоит, в ночь дерзость Дьявола и лунное безумие водит лесом. Дерзость Дьявола, самого владыки Тьмы в крови кипит, смелость безумия. Шерсть его густая покрывает, волосы берут начало в крови, даже если с виду их не много - все тело покрыто густой шерстью как доспехом мехом внутрь, ярящимся алым, испаряя избытки страсти крови. Кровь кипит от страсти.
Чезарэ: Благодарю.

Карно: И все же ты теперь счастливец.

Карно: На одной кровати ты будешь спать после битв, пока не блеснет восход. Есть еще иная, мой друг, кровать, где твоя подруга к тебе прильнет. Ложе есть, что раны твои залечить должно, чтоб сил не иссяк запас. И другое ложе тебе дано, где от скорбных дум не смыкают глаз.  На одной твой первенец закричит, наполняя гордостью грудь отца, а другое ложе тебя умчит в вечный путь, которому нет конца. Капли крови зажглись на белом снегу, и о нежных возлюбленных вспомнил ты. Знай: разлука всегда у любви в долгу, потому что ладони ее пусты. Зверь таиться за каждым горбом, кустом, то ль мираж впереди, то ли гор гряда. Обещает разлука: потом, потом. А любовь вопрошает скажи когда? У разлуки всегда на уме побег, испытание битвой, волной, огнем. Но в ответ ей любовь пробивает снег, земляникой пурпурной горя на нем. Проясняются звезды, настала тьма, и тогда понимаешь в минуты эти, что победа герою дает крыла, для того, что б к разлуке попался в сети. О Чезаре, ты ликуешь, не зная, как будешь завтра терзаться, ведь победа для рыцаря – верный знак, что за женскую юбку нельзя держаться. В одиночку, придется познать двоим, что на смену блаженству приходит мука, все, что сложит победа к ногам твоим, тут же твердой рукой заберет разлука. Так бывает, кто целью святой гоним, что тебе не дается уснуть – ты спешишь в сраженье в ступить с одним, но другой преграждает путь. Вот настал возмездия верный час, и его нельзя избежать никак. Лучше быть в плену у прекрасных глаз, чем в плену у тех, для кого ты враг. Прибегут с дубинками и огнем, всей толпой в сети света тебя ловя. Ты умеешь рыцарь, ходить конем, да мало пространство и нет коня. Твой – король  немой. Но и тот, на твои маневры глядит с тоской. Что ж, Чезарэ, коль нет щита, защищайся шахматною доской. Коли честь тебе дорога, а иначе и жизнь к чему, Ты не станешь сразу казнить врага, пусть подходят по одному – им изменит разум, ослабнет их плоть и навстречу им тьма разверзнет пасть,  и отправлен за ними их бог-господь, и Дьявол вам Бездну открыл упасть. Так спадает,  рыцарь, за слоем слой, если двигаешься вперед: ты врага за первой сразил скалой, но вторая, спеша, встает. А за ней другой затаился враг и тебя поджидает он. То ли сила сверкнет тебе, то ли тьма оплетет с четырех сторон. Но какая сила! Какая стать! Упоенье кураж, азарт! Лучше жизнь за третьей скалой отдать, чем коня повернуть назад.
Дьявол легко срывает оков цветы, очищая землю за пядью за пядь, и тогда приходят его послы, что б тропу к величию указать. Коль спадет с очей твоих пелена – ты  увидишь, дух закалив в борьбе, как свежа душиста и зелена ветвь, что Дьявол протягивает тебе.
Чезарэ: Не скупиться Зло: от его щедрот не избавят не явь не сон. Жизнь летит, путь идет, человек давно осужден. Под пятой его проломился тонкий наст, вея холодом пустоты, в час когда бога  за грош предадут его ангелы высоты. Нет, не вод глубоких пугает гладь, не скалистые берега. Но порой довольно человека узнать, чтобы приобрести врага. Не страшит  ни этот опасный путь, ни обнятая мраком даль. Но порой довольно увидеть суть, что бы в разум вошла печаль.
Карно: Хорошо юнцу, он в решеньях скор, мир пьянит его, как вино! А что знанья лишь умножают скорбь, нам известно уже давно. Все стареет: жемчужина, женщина, власть, только ветер как прежде упруг. То любви выпадает червовая масть, то пиковая смута разлук. Не захочешь, как перстень пылиться в ларце, вечным пленником быть не готов. Тошно рыцарь и в самом роскошном дворце, если дверь заперта на засов. Ибо ты не из тех, кто войдя в холода, о домашнем тоскует тепле. А пространства для подвига хватит всегда – лишь бы жизни хватило тебе.
Сестры: Ты вернешься, рыцарь. Горит закат, превращая лазурь в кармин. И сестра  узнает, что ты ей брат, мать узнает, что ты ей сын. Вас троих друг с другом сведет судьба неслучайно и неспроста, и всегда  не поздно назвать себя, распечатать свои уста. Выкупай –оставленное в залог – счастье матери и сестер. Рыцарь, давший себе зарок, не нарушит своей игры…


Многоточие ставим, поскольку врасплох смерть застала Амара, строку обрывая. Кто теперь нам расскажет, хорош  или плох путь Чезарэ отважного и трубадура. А копье в каплях крови, а город богов? А дворец, озаренный мерцанием рассвета? Ты отныне читатель и сам готов, кто не спросит – остался навек без ответа.  Но как прежде, на волю, где вьюга сечет, где движенье заметив снижается кречет – ветер  странствий из отчего дома влечет. Слава или забвение? Чет или нечет? И сразив в поединке противника вновь рыцарь скачет к таинственной башне откуда темно красную розу бросает любовь,  что одна лишь возможно и верила в чудо. Тот счастливец кто битвами жизнь сократил, не сменяв на покой вожделенные дали, где с востока на запад простирается ад, проплывает горя то, что мы рассказали.

В них древняя кровь. Красивыми ртами они молчат там, где сверкают мечи, - здесь идут страстные ночные королевские пиршества, и солнце еще мечет поздние стрелы. Мы входим и идем. Лестницы, переходы, завесы: то вскроется, то упадет. По бледному полу тянуться тени, подползая к ногам, как мирные псы. Над домами, темными и гордыми, флюгера заводят вечерний скрип. На черных скалах, горит костер. Трое всадников выбивают искры из древнего камня копытами своих коней, Сэт впереди. У них под ногами, на страшной глубине, слабо блещет тонкая полоска реки. Они очутились на краю пропасти, которую называют Кручей Путников. Они бросились вниз не задумываясь, не останавливаясь не на миг. Они настигли ангелов в полете, как коршун голубку. С глухим треском разбились обескровленные ангелы о зеленые склоны у подножия скал. Сэт смотрел на плоть мертвого ангела, в руках сжимающего кодекс. Вниз, как снег летели перья, но этот снег – был лишь знак людям. Вся сила же была в пустом пространстве между строк и между буков, в пространстве, что отделяло слова друг от друга. Это же пространство – соединяло буквы в слова, слова в строки, строки в свод. Вот пустота неясных притяжений. Рыцарь наклонился и поднял свод.






В пустыне старец древний шел, за ним тянулась вечная дорога, кровавый след длинною в мириады жизней. Лишь только  захотел присесть на отдых, и тотчас древо черное возникло за спиною, могучее, пронзающее космос, и черное бездонное небо в звездах и желтый прах песков. Для чего оно возникло? Дабы он посох сделал из него? Иль крест, что б распинать подлых слуг бога? Иль землю черную и плодородную от зноя сохранить? Иль спину натруженную, но не согбенную, к древу преклонить, и спрятаться в его тени в ненастный день? Неведомо, но лишь они соприкоснулись, тотчас на черных его ветвях распустились тысячи цветов благоуханных, и все дороги мира пролегли на этот новый перекресток силы. Кольцо сияло. Старик смотрел на звезды и ждал.