На смерть Ульянова-Ленина

Вот и снова нам в очередной раз напомнили о смерти «вождя мирового пролетариата». Каждый год в конце января напоминают. Слава Богу, теперь уже без подвывания. Проходят годы, и мы все отчетливее понимаем, что двадцатый век мы профукали. Как писал Галич,

Ты прокашляйся, февраль, прометелься,
Грянь морозом на ходу, с поворотца!
Промотали мы свое прометейство,
Проворонили свое первородство!
Что ж, утешимся больничной палатой,
Тем, что можно ни на что не решаться...
Как объелись чечевичной баландой -
Так не в силах до сих пор отдышаться!

От всей некогда великой российской истории остался мавзолей, в котором лежит сифилисный труп бывшего студента-первокурсника Казанского университета, некогда возомнившего себя богом, да статуи таких же как он оголтелых авантюристов. Говорят, «это наша история». Нужно-де сохранять, это-де части русского национального самосознания...

Статуи Дзержинского, Ленина, других коммунистических вождей, однако – это памятники людям, которые на самом деле разрушили русское национальное самосознание. Когда они пришли к власти, все символы царизма были немедленно удалены и уничтожены. Но суть дела гораздо глубже. Революция основывалась на совершенно другой системе моральных норм, которые не могут составлять единое целое с нормальной национальной традицией. Они не могут быть ее частью точно так же, как нацизм нельзя считать составной частью немецкой национальной традиции. Подобно нацистам, коммунисты построили свою философию на отрицании общепринятой морали. Это несовместимо ни с какой национальной традицией. Оставить эти статуи на своих местах означает не продолжать традицию, а наоборот, отрицать ее.

Вот в свое время партия Егора Гайдара «Демократический выбор России» сделала своей эмблемой Медный всадник. Петр I не имел ничего общего с рыночной экономикой, а философ Николай Бердяев называл Петра «большевиком на троне». Увы, и сами «молодые реформаторы» - это люди со сталинистским сознанием.  Въелась в нас эта «история» как угольная крошка в физиономию шахтера. Они, «реформаторы» эти, большевики по натуре и по происхождению, не взяли в расчет гуманитарные последствия, не учли цену человеческих страданий. Они поставили перед собой определенные цели, но не приняли во внимание, что достижение этих целей тем путем, какой они избрали, станет тяжелым испытанием для народа России. Их это совершенно не волновало.

По оценке демографов, в 90-е годы прошлого века смертность в России увеличилась на 5-6 миллионов человек. Я говорю о количестве смертей, выходящих за пределы прогнозируемого уровня. Этот невероятный рост смертности в России произвел тогда настолько шокирующее впечатление на демографов, что они с трудом верили этим данным. И это в значительной мере был результат тех способов, которые применялись для того, чтобы «преобразовать» Россию, превратить ее строй из коммунизма в то, что мы имеем сегодня, то есть, в криминальный фашизм.

Безразличие гайдарочубайсов к человеку – следствие того, что российское общество не прошло через горнило десталинизации подобно тому, как Германия прошла через денацификацию.

В Соединенных Штатах вышла в свет новая книга Дэвида Саттера , книга носит несколько странное название: «Это было давно, и все-таки этого никогда не было» (It Was A Long Time Ago, And It Never Happened Anyway). Подзаголовок: «Россия и ее коммунистическое прошлое».  Там как раз про это. Погуляем по ее страницам.

Чего же не хватило России для того, чтобы труп большевизма, наконец, перестал тащить ее за собой в могилу? Увы, не было у нас своего Карла Ясперса – немецкого философа, сыгравшего ключевую роль в этом  болезненном процессе, отречении от нацизма. Все 12 лет нацизма Ясперс оставался в Германии, но ни минуты не сотрудничал с режимом, и это дало ему моральное право говорить о вине немцев. Ему было трудно, его травили, студенты бойкотировали его лекции, но он стоял на своем, и нация покорилась нравственному императиву мыслителя.

Ясперс различал четыре вида вины – уголовную, политическую, моральную и метафизическую. Два последних, высших вида вины в России мало кем осознаются. Моральная и метафизическая вина – наиболее важны для российского общества сегодня и, всего вероятнее, в будущем.

Моральную ответственность несет каждый человек в отдельности. Он может быть невиновен в юридическом смысле, даже если он исполнял приказы. Закон, возможно, защищает его от уголовной ответственности в определенных обстоятельствах. Но это не освобождает его от нравственной ответственности, даже если в глазах общества он невиновен.

Потому что существуют нормы нравственности, которые независимы от требований государства и выше этих требований. Тот факт, что государство приказывает тебе совершать те или иные действия, не означает, что ты полностью освобождаешься от личной ответственности и, что бы ты ни сделал, твои действия автоматически становятся моральными.

Что касается понятия метафизической вины, то Ясперс говорит, что хотя большинство юридически невиновно, и даже те, кто невиновен нравственно, они, тем не менее, виновны в метафизическом смысле, как члены общества, совершившего чудовищные преступления.

Сам факт, что они принадлежат к культуре, которая стала очагом этих преступлений, означает, что они тоже ответственны, даже если они не имеют никакого отношения к этим преступлениям. Нация в целом отвечает за совершенные преступления, независимо от того, какой при этом был режим, потому что режимы меняются, а нация остается той же самой.

И готовность общества – именно общества в целом, а не конкретных лиц или групп - признать свою метафизическую вину выражается в его стремлении очиститься от этого греха. Хотя современная демократическая Германия имеет немного общего с Третьим рейхом, и уже выросло целое поколение, никоим образом не причастное к преступлениям рейха, мы видим, что Германия признала свою метафизическую вину.

С российским обществом этого не произошло. Российское общество не осознало того, что Россия как таковая несет ответственность за преступлния большевистского режима и должна ответить за них. С падением Советского Союза русские заблудились в обломках собственного прошлого. Казалось, виновен каждый, ну а когда виновны все, легко сделать вид, что вины не существует. Но это иллюзия, и преступное нераскаянное прошлое разлагает, гноит настоящее.

Вот Степан Микоян, старший сын члена сталинского Политбюро Анастаса Микояна, пишет, что у отца не было выбора: он должен был или подписывать смертные приговоры, или сам стать врагом народа и пожертвовать не только собой, но и своей семьей. Однако отец, утверждает сын, делал только то, что он вынужден был делать. «Мы должны воспринимать этих людей как тех, у кого не было выбора, - объясняет свою позицию Степан Микоян. – Тех, кто делал больше, чем было необходимо, мы должны осудить. Если человек делал только то, что был вынужден делать, его необходимо простить».
 
В качестве примера человека, признавшего свою моральную вину, можно привести писателя Константина Симонова, который в 1979 году, уже на смертном одре, надиктовал такие строки:

«Это время, которое, наверное, если быть честным, нельзя простить не только Сталину, но и никому, в том числе и самому себе. Не то что ты сделал что-то плохое сам, пусть ты ничего плохого не сделал, во всяком случае, на первый взгляд, но плохо было уже то, что ты к этому привык. Для тебя, двадцатидвухлетнего-двадцатитрехлетнего человека, в тридцать седьмом — тридцать восьмом годах то, что происходило, и то, что кажется сейчас неимоверным и чудовищным, постепенно как бы входило в некую норму, становилось почти привычным. Ты жил среди всего этого, как глухой, словно ты не слышал, что вокруг все время стреляют, убивают, вокруг исчезают люди».

Книга Дэвида Саттера очень важна для нас. Если мы не осознаем всей пагубности и дикости коммунистического безумия, не отбросим его метастазы, у нас не будет будущего.

То, что происходит в стране  сейчас, я имею в виду похабные «выборы», торжество бывших коммунистических функционеров, сросшихся с криминалом и опирающихся на общественный отстой, - это есть некротическое гниение общества, сросшегося как сиамский близнец с давно разложившимся трупом большевизма.

Валентин Спицин.