Мятежный дух

                МЯТЕЖНЫЙ «ДУХ»*
*( На жаргоне в Советской армии духом, старослужащие называли солдата, отслужившего менее полугода.)

      - Эй, Цыпленок! Пулей ко мне! – высунувшись из двери бытовки, крикнул розовощекий ефрейтор Бурлакин. В один момент, как по волшебству тщедушный Цыпленок, он же рядовой Цыпленочкин предстал перед ясными очами старослужащего.
       - Слышь, салага, иголка с ниткой есть?
       - Никак нет, - замерев по стойке смирно, будто на приеме у генерала, с дрожью в голосе ответил Цыпленок. По своему горькому опыту он хорошо знал - растянутое в добродушной улыбке, лоснящееся лицо гориллаподобного Бурлакина не предвещало ничего хорошего.
        - Что!? Нет? Тогда какого хрена, ты еще здесь? Мигом принес! – ефрейтор продолжал дружелюбно улыбаться, но в глазах его загорелся недобрый огонек.
Цыпленочкин ринулся в расположение, взять у кого-нибудь необходимые предметы. На счастье, там сидел Антон Пастухов, его дружок и однопризывник, только что закончивший подшиваться.
        - Антоха! Дай иголку и нитку!
        - А твои, где?
        - У меня ее сержант Шагдаров еще утром забрал, у него же назад не попросишь.… Дай, быстрее, а то меня Бурлак убьет!
Имя ефрейтора подействовало, словно магическое заклинание, Антон сразу протянул ему иголку.
      
         Войдя в бытовку, Цыпленочкин увидел ненавистного ефрейтора, степенно прохаживающегося в белой майке, шароварах защитного цвета и тапочках на босу ногу. Бурлакин поигрывал крепкими, натренированными бицепсами. У гладильной доски  сержант Шагдаров готовил к  дембелю парадную форму. Если большую часть черновой работы за него выполняли «духи», то украшение любимой парадки, сержант не доверял никому.
- Вот, иголка! – не успел, Цыпленочкин произнести этих слов, как Бурлакин тяжелым ударом в живот, сбил его с ног. Отбросил в угол бытовой комнаты.
- Ты, что «дух» плохо всасываешь? На кой черт мне они без подворотничка! Найди и пришей свежий подворотничок к моей форме! – Ефрейтор бросил, лежащему Цыленочкину, гимнастерку. Не дожидаясь продолжения экзекуции, молодой солдат, еще не совсем пришедший в себя после сильного удара, тенью выскользнул из бытовки.
      
      - Бурлак, ну ты совсем озверел! Зачем ты его так? -  спросил Шагдаров, которого произошедший инцидент отвлек от любимого занятия.
       - Ничего, пусть знает кто здесь главный! А то эти «духи» совсем страх потеряли! И вообще, тебе, что его жалко? Нас с тобой, помнится, никто не жалел!
       - Мне кажется ты уже «перегнул палку»! Цыпленок и без удара сделал бы все что надо!
       - Он бы все сделал за десять минут, а мне надо за девять и пятьдесят секунд, - Бурлакин, открыв широко рот и запрокинув голову, рассмеялся своей шутке, - а тебе, после дембеля надо  нянькой в ясли идти работать!

         Видя бессмысленность спора с туповатым ефрейтором, Шагдаров махнул рукой, отвернулся и продолжил прилаживать новенький шеврон к парадному кителю.
         В это время Цыпленочкин, спрятавшись от посторонних глаз в дальний угол казармы за рядами двухъярусных кроватей, вытирая слезы и шмыгая носом, пришивал белоснежный подворотничок к форме  Бурлакина. Он плакал не от боли, а от обиды и несправедливости.
        - Сволочь! Скотина! Гад! Пусть тебе этот подворотничок натрет шею до кровавых мозолей!
 
        В 21.00 вся рота расположилась на табуретах перед телевизором для просмотра программы «Время» - самое ненавистное занятие молодых солдат. Вовсе не потому, что новобранцы плохо относились к теленовостям, просто в течении просмотра они подвергались различным издевательствам со стороны старослужащих. Любимым развлечением «дедов» являлся, так называемый «электрический стул» - когда из-под пятой точки кого-нибудь из «духов», забирали табурет и молодой солдат, обливаясь от напряжения потом, должен был удерживаться в сидячем положении без какой-либо опоры. Испытание продолжалось до тех пор, пока над ним не сжаливались и не позволяли сесть или когда трясущиеся ноги «духа» не выдерживали. Он падал на пол, но в таком случае  приходилось получать тычки и удары недовольных старослужащих.

       На экране, Михаил Горбачев, недавно избранный Генсеком КПСС, рассказывал о перестройке, а в это время пятеро «салаг», среди которых был и  Цыпленочкин, изображали «электрический стул». Дежурный лейтенант безвылазно сидел в своей комнате, занимался личными делами, и происходящее в роте его мало беспокоило.

        Цыпленочкин служил чуть более четырех месяцев. Об офицерах у него сформировалась вполне определенная точка зрения.  Он делил их на три категории, исходя из отношения к «дедовщине». К первой категории принадлежали непримиримые борцы с «неуставняком», такие например, как замполит. Зная  крутой нрав, которого, старослужащие побаивались гонять молодых во время его дежурства. Вторую категорию составляли так называемые «страусы», подобно  птице, прячущей голову в песок, старавшиеся не замечать, того, что происходит в казарме. Их, к сожалению, было больше половины. И наконец, третью категорию составляли офицеры, поддерживающие «дедовщину» или, по крайней мере, использующие ее в своих интересах, без зазрения совести перекладывающие часть своих обязанностей по поддержанию дисциплины в роте на старослужащих. Этих Цыпленочкин ненавидел больше всего, по счастью таких «отцов-командиров» было совсем немного. К последним  относился новый старшина роты Сухопаров, недавно закончивший обучение в школе прапорщиков, еще  полгода назад  бывший «дедом» в другой воинской части. Он очень быстро нашел общий язык со «стариками» их подразделения,  оказывая им покровительство.