Сдвиг во времени. Шестидесятые -2

Вместо вступления

"…то, что происходило в Советском Союзе в тридцатые и со-роковые годы, когда сталинская диктатура поработила всю страну" (Каверин, с.216).
Если автор пишет так, видимо, страна уже освобождена. Именно страна.
Значит, ранее страна была порабощена, каким-то образом. Очень странное признание, как будто: на-род проснулся, поутру, и обнаружил, оказывается, в нашей стране спать нельзя. Можно проспать исход, по-пасть (= провалиться) в рабство. Между тем не скажешь, что народ спал, напротив, деятельно участвовал, торопился, готовил свою участь. Получается, самое главное (+ непонятное), как страна была освобождена, как состоялось ее освобождение.
Примерно так же, проснулись однажды, поутру.

Конечно, можно напиться по случаю (= праздник), можно просто так.
Но кому-то гораздо интереснее пить ради пьяного рассуждения. Именно так, пить, напиться не ради самого пьянства, но ради пьяного рассуждения (= пьянство есть способ достигнуть такого состояния). Здесь опорная точка = здесь освобождается мысль, Слово, начинается пьяное рассуждение (= свобода-участие?).
В самом деле, если Нос может убежать от своего Хозяина.
Почему не может убежать Мысль.

Если можно служить КАБАКУ.
Почему нельзя ПАДЕНИЮ, что здесь неожиданного? Войны нет, если не считать войны за мир. Хра-мы снесены или отданы под склады. Конечно, мы должны были служить Родине (+ Партия). Потом стали служить Партии (+ Карьера). Взамен нам предоставляли возможность стремиться к совершенству (= всесто-роннее развитие), главным образом, в рамках плана, плановых ограничений. Мы старались, стали читать на собраниях, в метро, в других транспортных средствах. И вдруг мы увидели Кабак (но не заметили Кроко-дильчика = Сопротивление), оказалось можно не стремиться к совершенству, ; не исправлять самих себя. Не переделывать, тем более не перековывать. Можно следовать минимально необходимому и тащить с со-бой ненужное. Вплоть до несуразного, нелепого, или глупого. Можно даже стать посторонним, в собствен-ном колхозе, или в собственной стране.
Последний шаг – апология, да здравствует лишний!
Вот оно и настало, Отпадение. Если есть шаг последний, завершающий, значит, был первый, увле-кающий. Конечно, требуется Слово, без поэта не обойтись: "Принципы коммунистической экономики как нельзя лучше соответствовали моему отвращению к зарплате и купле-продаже" (Волошин. Цитирую по: Вайль/Генис, с.334).

Раздел 1
1.
"Имею дело здесь с верующими – это прежде всего. Было бы смешно мне ставить своей задачей переубедить верующих" (Цитирую по: Алпатов, с.182 – 183).
Если жизнь озарена? Человек торопится, сердце в руке, впереди новая жизнь.
Почему-то считается, что мы идем (= стремимся) к свету (скажем, к добру). И даже так: к беспощад-ному свету правды (Сучков, с.222). Но разве не может кто-нибудь идти к темноте (= в темноту)? Просто по-тому, что кто-то идет к свету, найдется некто, который пойдет к темноте. Известно же, есть последователи Христа, нашлись поклонники Люцифера. Можно сказать, что такие группы людей, преследуя противопо-ложные цели, движутся в противоположных направлениях. К разным полюсам, мы убеждены, такие группы могут лишь удаляться друг от друга.
На самом деле, они могут двигаться и навстречу друг другу.
Своего рода встречное движение.
Реакционное движение, остановить всякое движение (= остановить развитие), это мы проходили в школе. Ускорение (= Догоняющее развитие), с этим мы смирились после 91-го. Но вот встречное движение (был ли встречный план встречным движением?), обязательно ли оно для исторического процесса? Или, в привычной для нас манере, заложен ли в историческом процессе подобный элемент?

"…вторая – тоже всеобщая, но достигшая апогея в нашей стране идея о необходимости полного преобразования жизни" (Алпатов, с.181).
Итальянский автор рассказал не совсем обычную историю (= роман).
Советский автор (= критик + публицист = Цецилия Кин) пересказала, в немногих словах, эту много-словную историю (= 536 страниц) нам, советским читателям. Несколько слов об авторе (= женщина). Затем об актуальности, для Италии, неофашизма (= опасность). Следовательно, сохранение памяти о фашизме ста-ром, еще времен Муссолини и Гитлера. Но память не только книги, память – это и еще живые носители этой памяти о старом фашизме. В 60-е их было немало.
В центре – кто же в центре?
Как всегда, два персонажа, двое мужчин. Постарше, помоложе.
"Повествование идет в двух планах" (Кин, 69, с.202), зачем? "…как будто две различные линии, потом они перекрещиваются и объединяются сюжетно" (Там же). Привычный прием, ставший модным. Привычно следовать привычному. Хотя бы из экономии усилий на пути к читателю.

"В нас действуют «машины желания», которые заставляют нас каждый раз делать все снова и снова…" (Майков, с.72).
Снова и снова = Повторять = Некоторые мысли = Цикл.
Вот одна линия (на деле, = один шаг очень старого-старого цикла).
Подлинная история молодого немецкого парня, ставшего фашистом, после поражения Германии, во-енным преступником. И вот этот «молодой эсэсовец» после войны превратился, с помощью новых и фаль-шивых документов, в швейцарца. "Приехал в Турин и устроился в качестве швейцарского инженера в одной крупной строительной фирме…" (Кин, 69, с.202).
У него есть цель.
Вне всякого сомнения, это большая цель.
"…во что бы то ни стало войти в туринское общество, войти органически, научиться не только отлич-но говорить, но и думать (курсив Кин – В.Л.) по-итальянски, создать себе прочное положение, жениться на итальянской девушке" (Там же).
На девушке или на денежке? – Не столь важно.
Важнее прошлое, как обойтись (или обойти?) с этим прошлым?
"Прошлое для него похоронено … похоронено не потому, что оно было дурным, несправедливым, жестоким и безнравственным, но лишь потому, что игра проиграна" (курсив Кин – В.Л.) (Там же).
Покончить с прошлым, такое похвальное намерение, видимо, выделяет весь 20-й век.

"Другой цикл – это цикл героических мифов, в нем говорится о пу-тешествии героя, о его рождении, юности, зове" (Майков, с.73).
Новое прошлое?
Есть прошлое страны, и есть личное прошлое.
Оказывается, ему, швейцарскому инженеру, незачем отделять от себя свое действительное личное прошлое. По двум причинам. Он очень высоко оценивает свое поколение (+ самого себя, белокурый, высо-кий, саркастически усмехающийся): "…мы были изумительной молодежью, господа, мы, обрушившиеся на Европу с неистовством и жаждой славы, столь понятными в тех, кто еще вчера был добродетелен и беден" (Там же). Теперь он снова добродетелен, но уже не бедствует.
Он успешно интегрируется в «туринское общество» 60-х.
Здесь вторая причина. Главари, сразу после войны, казнены. «Мелкая сошка» осталась жить, ей дали «возможность смыться». И как результат, вся эта «мелкая сошка» вполне успешно интегрировалась в после-военном европейском обществе.
Что еще в личном прошлом? Начало.
Он "мог бы избрать для себя другое поле деятельности – строго говоря, его никто не принуждал. Но он был честолюбив, да, честолюбив и… бескорыстен" (Кин, 69, с.205). В самом деле, чтобы устремиться в объятия Люцифера, не обязательно быть корыстолюбивым. Бескорыстие = Чистота, внутренняя чистота и цельность. А такие достойны славы. И даже так, достойны избрания. Нечто подобное = Честолюбие + Бес-корыстие, имело место совсем в другой стране, чуть раньше. Но как похожи эти смежные поколения этих столь разных стран.
Отсюда?

"…преодолена роковая двойственность … между мной и оторван-ными, отчужденными частями меня самого" (Майков В., с.30).
движение к цели всегда сопряжено с риском.
И вот славное личное прошлое – трансформировалось в достойное настоящее.
"…бывший фашист предстает перед нами в роли самого что ни на есть благонамеренного и законо-послушного гражданина, он отличный служака и добрый семьянин … прошлое словно перечеркнуто в его памяти, не было этого прошлого, ничего не было…" (Кин, 69, с.205). Но ведь остались жить не только пала-чи, некоторые жертвы выжили.
И вот неожиданно (так полагается в романах),
вместе с молодыми итальянскими друзьями (это тоже обязательно),
вместе с невестой, герой заходит к некоему антиквару, именно у этого антиквара надо купить какое-то зеркало. У того есть жена. Дальше неизбежная цепочка. Зажигают свет, герой что-то говорит, чуть ли не два слова. И в действие вступает жена антиквара: Не итальянец. – Конечно, нет. Я – швейцарец. Давным-давно живу в Турине. Ручаюсь, в вашей квартире не был. – Ты немец.
Полупомешанная, а то и вовсе сумасшедшая.
Все дружно соглашаются.
Уходят, забывают. Но, оказывается, один из итальянских друзей, неврастеник, поверил старухе. Пове-рил и попытался пойти по следу. Все закончилось довольно быстро, его смертью: несчастный случай. Дей-ствительно несчастный случай. Просто заснул вместе с девушкой в машине, просто отравились выхлопными газами. Собственная беспечность, никакого умысла, никакой судьбы.
Чужое прошлое, уже перечеркнутое, как будто перечеркнуло жизнь посторонних людей.
Людей, не знавших этого прошлого, странная способность прошлого.

Если перейти в метафизический план.
Некоторое время, вслед за Цецилией Кин, мы шли по линии героя: прошлое не возвращается. Хотя делает попытку, не слишком настойчивую, вернуться. Может, действительно, возвращать прошлое = безу-мие? Но эта попытка обнаруживает нечто другое. Прошлое можно похоронить, можно свести с ним счеты. Или хотя бы перечеркнуть. Есть средства: имя, среда, интересы, жизнь. Все новое. И новый человек.
Но невозможно уйти от преемственности.
Где ее жало?

Время фашизма. Герой – добросовестный и законопослушный гражданин. Он честно исполняет свой долг, куда бы его ни послала Родина (= нацистская власть). Он исполняет все приказы. И удовлетворяет свое честолюбие, чему весьма способствует армейский автомат.
Он был добродетелен, когда был беден.
Он был добродетелен, когда удовлетворял свое честолюбие. Он добродетелен и ныне, в новом обще-стве, в новой жизни, в новом качестве. Разве общество, любое, не предполагает, не ждет именно доброде-тельного поведения? И общество, любое, защищает (+ возвышает) своего добродетельного гражданина.

Но тогда нам нет необходимости обращаться к итальянским романам.
Мы можем вспомнить реального советского человека – Николая Ежова. Однажды он стал (= назна-чен) во главе НКВД. Обычный человечек, обычный аппаратчик. Разве что, преданный, законопослушный, исключительно добросовестный. Он неукоснительно соблюдал правила, педантично выполнял все поручен-ное, отличался послушанием. И столь ж добросовестно стал налаживать (= настоящим образом) машину репрессий, когда оказался во главе НКВД.
Ежов (= главарь?) был казнен.
А герой романа итальянского автора ушел от возмездия.
Послевоенная Европа, послевоенная жизнь. И что от него требуется? Снова законопослушность. Сно-ва добросовестность. Снова добродетельность. Но он таким и был всегда. Он такой и есть. Какими и были бесчисленные костоломы НКВД, их начальники в аппарате НКВД. Те самые, которые получили спокойную старость и хорошую пенсию. С них снята ответственность, они оправданы, воспитывают внуков.

Почему мы так возносим революционеров?
И так пинаем бюрократов?
Исполнитель на службе бюрократической. Исполнитель на службе революционной. Первый – должен работать на пользу граждан, государства, поддерживать порядок. И не подменять интересы общественные интересами личными. Второй – на пользу будущего, ради нового порядка, ради нового государства. И ради тех же самых рядовых граждан. И, разумеется, должен забыть о личных интересах.
Энтузиастов хватает, по обе стороны.
Но Иван Денисович – исключение. Основная работа (= объем) выполняется большими (= послуш-ные/сознательные + преданные/героические + бескорыстные/неподкупные) исполнителями, великими в сво-ем исполнительском рвении. А у кого на службе – Света или Тьмы – они окажутся, дело случая. Точка от-счета = Все что требуется для начала = Добродетель + Бедность. А уж, какая добродетель – классовая или расовая – не столь важно.
Если и там, и там – надо быть активным исполнителем.
А цели (смысл, программа)? Твердо иди за Большим человеком.
Так почему не интегрироваться сначала в одном обществе. Потом в другом обществе. А в конце не вернуться к дореволюционным истокам.

Феномен, описанный итальянский автором, детально интерпретированный советским критиком.
Обнаруживает странное свойство человека: способность раздваиваться.
Я бы уточнил: сначала человек удваивается, без этого раздвоение невозможно.
Заманчиво, взять и удвоить себя, Я = Добродетелен + Беден. Или Я = Бескорыстен + Честолюбив. Увы, удвоить, значит, запустить второй процесс – раздвоение, помимо нашей воли. Но ведь это слишком мучительно, для многих совершенно невыносимо – быть раздвоенным, как можно существовать разделен-ным, разорванным? Есть простой выход – перенести раздвоение вне себя, в мир: "Значительной части рос-сиян хочется верить, что причина их бед – вовне" (Резник, с.638). Но там, во внешнем мире, два полюса, куда мы спешим? Куда бы мы ни спешили, в результате рождаются совершенные последователи (= «тех уже забывает бог»). Добродетель + Бескорыстие сливаются, и вот уже перед нами беспощадное лицо Целостно-сти (= «те уже забывают бога»). Это же так просто (а как же Раскольников?),
Смотрите, Я = Сильный + Честолюбивый.

2.
Время от времени Человеку приходится (= вынуждается) расставаться с прошлым. Должен ли Чело-век расставаться с прошлым? С тем, что тянется оттуда.
Каким способом он это делает?
Происходит ли при этом освобождение от прошлого?

"…потратьте время, прочтите внимательно полное собрание его сочи-нений, и вы увидите, что у него написано все про все" (Войнович, с.7).
У него = Ленин.
60-е – это возвращение к Ленину: "После 56-го года (XX съезд) у большинства моих сверстников от-крылись глаза на Сталина, но, как ни странно, еще больше ослепли на Ленина" (Карякин, с.619).
Как же не бросится к Ленину, если у него есть ответы на все.
На деле, "Ленин" образовал другой (= противоположный) полюс, и мы бросились туда. Не все, но большинство. Возникло новое пространство, по крайней мере, для шестидесятников (разумеется, были и другие кумиры; например, Хемингуэй, Кастро). В этом пространстве можно (и нужно!) определяться.
Зачем? Чтобы выстроить поведение. Определять своих, обходить чужих.
В пору свершений вступили люди, родившиеся в 1929 – 1931 годах, им исполнилось тридцать (в три-дцать три Ленин устроил раскол, и инициировал возникновение большевизма; продемонстрировал, букваль-но, печально знаменитый «кулак»). В сорок – сорок пять станет ясно, до каких свершений они доросли. Кто-то пройдет сквозь фильтры, кто-то будет отброшен на обочину.
Пусть так, но есть Партия, она дает ориентиры! Только самые  общие ориентиры.

Но кроме ориентиров есть еще и нормы.
Есть "ленинские принципы руководства и нормы партийной и государственной жизни" (Хрущев). Это идеал, попранный Сталиным и восстановленный Хрущевым, наше великое настоящее. Есть нормы "комму-нистического содружества людей" (Грушин/Чикин, с.22), наше светлое будущее. Еще есть нормы, которые составляют повседневную жизненную ткань государства (= Партия–Государство). Скажем, хочешь стать начальником отдела (= руководитель), вступи в партию. Хочешь вступить в партию, приведи с собой двух рабочих. Это реальная жизнь,
Партия = Фильтр, вернее, система фильтров.
А еще есть нормы (жизненные стандарты; иная формулировка = частные установки), которые заложе-ны в одном, отдельно взятом человеке. Это то, что мешает советскому человеку стать новым человеком (но-вый человек = "человек, свободный от пережитков прошлого" (Там же, с.17)). Освобождение от пережитков (= внутреннее освобождение) позволит освободиться от внешних норм, от внешнего контроля. В самом де-ле, разве совершенный человек нуждается в какой-либо форме социального контроля. Ему достаточно само-контроля.
Человек, прошедший все фильтры, это и есть новый человек.
А может ли человек просто переродиться?
Проблема нормативного основания.

Сначала, в конце 18-го века, были две революции. Обе на Западе. Но и в России случилось нечто, поя-вились первый свободные люди – дворяне (= освобождены от обязательной службы).
Затем, в 60-х годах 19-го века, состоялись два великих освобождения.
Одно на Западе, другое – в России.
Через 56 лет (= практически два поколения) Россия попыталась освободить себя и остальной мир. Речь шла об экономическом и социальном освобождении. А еще через 40 лет Россия (= Партия) попыталась освободить своих граждан от последнего препятствия – от пережитков прошлого, застрявших в сознании этих самых граждан. Разумеется, при активном участии самих освобождаемых. Разведчиками будущего (= великомученики + апостолы) опять выступили труженики станции Москва-Сортировочная.
Попытка впечатляла: "К концу 1961 г. движение приняло поистине всенародный характер – в борьбе за почетное звание участвовало около 20 млн. человек…" (Грушин/Чикин, с.17).
Почетное звание = Ударник коммунистического труда.
20 миллионов ударников, где можно собрать эту фалангу?

3.
"…рассматривая себя как идеал и закономерный итог всемирно-исторического развития" (Синявский, с.5).
Кто мы?
Обойти этот вопрос в 60-х было невозможно.
Еще бы, испытанный способ еще раз обозначить нашу уникальность, подчеркнуть наше особое при-звание. Разумеется, есть испытанные приемы. Один из них, разделение мира на две части: собственнический мир, идущий навстречу своему концу, и мир восходящий, неудержимо движущийся к «новым обществен-ным отношениям», к коммунистическому идеалу.
А если такого восходящего мира нет, еще нет, пока нет?
Нового мира нет, но есть те же две части: ведущий социальный уклад, определяющий «вид общест-венных взаимоотношений», он обречен, чего вздыхать. Соответственно, прочие уклады, и среди них буду-щее, рождающийся уклад, с которым связаны прогрессивные изменения. Ему (= новый уклад) уже принад-лежит мир, тут главное не опоздать.

Вначале методология.
Задача + объект = "исследование общественных связей людей" (Сучков, с.214).
Путь исследования. От связей – к обществу: "реалистическое искусство раскрывало и раскрывает своеобразие самого общества" (Там же). Что произошло, что происходит, но главное, что должно произой-ти. И далее, от общества – к человеку: "изучение общества, его конфликтов и противоречий – ключ к позна-нию самого человека" (Там же).
Общественные связи (+ отношения)?
Связи самих людей, других нет ; человеческие связи и отношения.
Мы говорим человеческие связи – а могут ли быть связи нечеловеческие? Для автора (= Сучков) по-добный вопрос не существует, разве что в виде объекта критики. То есть он не задается вопросом, а может ли Человек стать Не–Человеком? И главное, хочет ли Человек стать Не–Человеком?
Такое невозможно, звучит как приговор.

Но разве мы не говорим, Вторая Природа? Тем самым, выделяя (= отделяя) собственно Природу и то, что создано Человеком, то, что не является природным. То, что надстраивается над Природой.
Если Человек встал над Природой?
Почему невозможен следующий шаг (еще выше, вверх?). Рядом с Человеческим возникает Не–Человеческое (или вернее, Над–Человеческое). Вряд ли бы Сучков (если бы можно было его спросить) при-знался, что мы стремимся именно к этому – к сотворению Над–Человеческого, в котором общество = фун-дамент, а люди суть простые составляющие элементы.
Мы наблюдаем восхождение цивилизации,
Одновременно, стремление человека подняться над самим собой, стать не – человеком. Сколько их прошло, претендентов на вечность. И в своем стремлении к всемогуществу, они охотно вставали над людь-ми (= фундамент), шли (+ стояли) по головам, другого материала нет.

Встать над обществом?
О чем речь, встать над каждым человеком. А кто встанет, Фараон или Генсек, не столь важно. Вот бы сделать ударниками все двести миллионов, вот это была бы Фаланга.

Собственнический мир = Мир отчуждения.
То есть мир, в котором интересы личности и общества пребывают в антагонизме. Соответственно, личность не получает "возможность полного развития своих способностей и возможностей" (Сучков, с.214). Если коротко, отсутствует возможность возможностей.
А как с этим обстоит в СССР, то есть, какие силы действует в советском обществе?
Мир = «всемирно-исторический процесс смены общественных укладов».
Смена укладов означает, СССР = развернутое «строительство коммунизма». Масштабы этого процес-са (строительство + смена) "смог определить и проанализировать лишь научный коммунизм, ленинизм, сам являющийся великой силой, пересоздающей современный мир" (Сучков, с.216).
Ленинизм – разве это человек?
Учение, пересоздающее мир. Но как оно пересоздает современный мир? Силой, находится место и деликатности, сила убеждения и время на проявление такой деликатности, то есть на убеждение.
В самом деле, как может действовать сила.
Имплицитно, эта сила, которая подчинена нам (= советский народ). Мы, советские люди, контролиру-ем ее. Следовательно, мы, используя эту силу, пересоздаем этот мир. Но кто мы? Стаханов или Изотов, Па-ша Ангелина или Валентина Гаганова? Разъяснил, в своей откровенной манере, еще отец-основатель: "…мы говорим: Да, диктатура одной партии! Мы на ней стоим и с этой почвы сойти не можем" (Геллер/Некрич, с.61). Итог: "Воля караула становится высшим законом" (Там же, с.46)

4.
Послушаем формулировки Сучкова:
"Он дает ключ к постижению смысла, характера и особенностей современной эпохи, позволяет понять ее конфликты, ее противоречия, определить тенденции, направление и важнейшую цель исторического про-цесса. Он является идейной, мировоззренческой основой и нового искусства нашего века – искусства социа-листического реализма…" (Сучков, с.216).
Он = Ленинизм.
"Некоторые из них (буржуазных теорий – В.Л.) порождены иллюзиями, несостоятельными надеждами на возможность перехитрить исторический разум, то есть остановить объективный и неотвратимый ход ис-тории, движение ее от собственнических отношений к социалистическим" (Там же).
Ленинизм ; Собственность.
А еще, Ленинизм = Исторический разум.
Получается, мы представляем ленинизм (= учение) в качестве некоего субъекта.

В этом нет ничего нового.
"Если течение экономического процесса действительно носит неизбежный характер, если современ-ная индустриализованная экономика действительно развивается в направлении центрально-управляемого хозяйства, то тогда экономическая политика всех стран является лишь исполнительницей исторической судьбы и не имеет никакой свободы" (Ойкен, с.89).
Если дана (задана?) неизбежность развития, мы можем только следовать этому развитию.
Но как же тогда совершить прыжок в царство свободы?
"Для каждого верующего в неизбежный характер истории, к числу которых принадлежал и Маркс, та-кой прыжок представляет собой чудо. Закономерность истории вдруг прерывается, и начинается вечность свободы" (Ойкен, с.89). Настоящее заменяется Будущим.

Чудо, как совместить чудо веры с трезвым, рутинным рассуждением науки?
Инерцию существования + Неизбежность развития, ведущего нас в заранее назначенный пункт?
"Необходим весьма необычный логический прием" (Там же).

"Он заключается в том, что определенные всеобщие понятия превращаются в конкретные вещи или личности. Так, «человечество» или «общество» были превращены Сен-Симоном и Контом в действующие существа" (Там же).
Маркс унаследовал этот прием.
Капитализм, экономика = актер, "который что-то требует и действует" (Там же). Данный прием извес-тен как гипостазирование. Его суть, "какое-либо свойство или абстракцию превращают в самостоятельную сущность (или личность), которая действует, растет, стареет, умирает" (Ойкен, с.90). Реальность заменяется конструкцией, или как принято говорить ныне, концептом.
Демонстрируется «некий мифический образ».
Это значит, метафизика не преодолевается, а происходит возвращение к мифическому мышлению. Человечество или капитализм, революция или партия "рассматриваются и описываются в качестве демиур-га, мастера, оформителя истории…" (Там же). Что такое демиург, вернее оформитель истории? Оставить (= вписать) свое имя в Истории. Хорошо, если только имя (= колыбель), некоторые умудрились оставить еще и след, неизгладимый след.
Неизбежная плата – персонификация истории, ленинизм, Ленин.
Наше будущее = Ленин, как и полагается, рванулись дважды, 60-е + 80-е.

5.
"Неизбежность смены жизненных укладов  с т и х и й н о (разрядка автора – В.Л.) ощущается всеми крупными художниками современ-ности, не утратившими связь с жизнью…" (Сучков, с.217).
Понятно, мелким художникам не до того.
Но где же люди, именно люди как отдельные люди? Разве может заслонить какой-то фантом наших пропитанных революционным духом советских людей.
"Метод прост: индивидуума, действующего человека сначала растворяют в коллективной сущности типа «капитализм», «общество» и т.д., а потом (курсив автора – В.Л.) ищут закон развития этой сущности" (Ойкен, с.90). Что же тогда есть исторический процесс?

Чем бы он ни был, однажды ему на смену пришел революционный процесс.
"Под бездыханным от зноя небом, между заросшими непролазными кустарником горами и мерно бьющим в скалистые берега морем, в непрестанном гомоне, криках радости и горя, страдания и отчаяния, под натужный скрип тележных колес, ржание измученных коней, плач детей и стенания женщин, штурмуя каждый перевал, преодолевая пулеметный и артиллерийский огонь, неостановимо движется вперед, сбивая белоказачьи заслоны и опрокидывая белогвардейские полки, томимая голодом, жаждой и зноем колонна Таманской армии, ведомая Кожухом" (Сучков, с.220).
Сметая, неостановимо, вперед! Это и есть неизбежность.
Что же происходит с армией, по мере движения?
"…недисциплинированная народная масса, превращающаяся в ходе жесточайшей борьбы в единый коллектив, дышащий единой волей, единым стремлением, является подлинным, главным и ведущим героем «Железного потока» Серафимовича" (Сучков, с.220).
А что такое единство воли?
Место неорганизованной массы занимает «коллективный герой».
А какой же герой без самосознания, особенность данного героя – новое самосознание.

"Ощущение того, что старый, собственнический мир начинает утрачивать  и с т о р и ч е с к о е (разрядка автора – В.Л.) бытие, проникало и проника-ет в сознание не только художников нашей страны…" (Сучков, с.217).
Бойцы Таманской сами творят историю.
Своими руками, а что можно творить своими руками? Только свою историю + миф.
Более того, они поднимаются до "сознательного исторического творчества" (Сучков, с.220). Правда, тут же выясняется: груз прошлого (невежество + неграмотность) «тяготеет над ними». Им открылась воз-можность пересоздания жизни, "неизбежного подъема к высотам мировой культуры" (Там же). Возмож-ность возможностей. Но как же невежественные люди осуществят этот подъем?
Сучков утверждает:
Возникновение коллективной личности, в России, в мире.
Вот свидетельства, помимо «Железного потока», «Разгром» Фадеева + «Огонь» Барбюса. Благодаря великим, мы узнаем: "… переживающее Я удесятеряется и обретает новую цельность" (Там же). Человек на войне, "растворившийся в братском содружестве, он уже ничего не воспринимает обособленно, лично" (Там же). История требует, поэтому на авансцену истории "выходит народ, как главенствующая историческая сила" (Там же). И сила эта выходит из пекла войны спаянная «в одно целое».
Новая цельность (+ воля), новая коллективность, новое сознание.
Что настораживает? То, что все эти коллективные личности выходят из пекла войны. Из ада?

Отдельные персонажи = Коллективный герой.
Их внутренний мир совпадает, почти совпадает с коллективным героем.
И тут происходит чудо, еще одно чудо. Есть, оказывается, "немногие индивидуализированные дейст-вующие лица" (Сучков, с.221), выделенные на фоне общей массы, коллектива. Но между этими лицами и массой нет барьеров, или как говорит Сучков, средостения, их отношения и связи – «непосредственные и прямые». Зачем их выделять на фоне массы?
Вот одно такое лицо.
"Кожух – вожак и командир таманской колонны почти ничем не отличается от тех, кого он ведет в бой и к новой жизни. Он знает их помыслы, их чувства, как и они, в свою очередь, ощущают в нем частицу себя…" (Там же). Действительно, словами не выразишь, надо ощущать. Одной частицей больше, меньше? "Кожух все же не растворен в массе, которую он возглавляет, и представляет в романе более высокий уро-вень общественного, политического и организационного сознания" (Там же).
У коллектива не было лица?
Теперь есть. Это не Кожух выделился, это сам коллектив его выделил и поднял над собой. Таким спо-собом коллектив познает и формирует сам себя, посредством подчинения Кожуху. Понятно, для этого ну-жен более высокий уровень. Как ни странно, такое возвышение Кожуха не «отрывает рядовых участников» от него, а напротив, сближает. Возможность возможностей = Возможности головы для раскрытия возмож-ностей рук. Таким образом, руки, делающие историю, оказываются в руках более высокого уровня.
На всякие руки найдутся другие руки.

Бесконечное пространство России.
Народные массы + Частицы более высокого уровня.

«Разгром» Фадеева, Левинсон. Еще одно лицо, ставшее лицом коллектива.
И снова. Все общее, «опасности, невзгоды, надежды». Он знает нужды. Он знает цели. Конечно, рядо-вым знать не обязательно?  Надо обязательно, поэтому Левинсон доводит (= разъясняет) до бойцов нужные цели. Вернее, облекает общие цели в нужную обертку.
То же самое лицо, зачем еще один Кожух?
Затем, что "командир партизанского отряда в «Разгроме» коммунист Левинсон является носителем и проводником высшего общественного самосознания своей эпохи" (Сучков, с.227). Ну да, кто есть Фадеев, и кто есть Серафимович.
Более высокий уровень ; высший уровень?
Тогда, соотношение уровней? "Его (Левинсона – В.Л.) общественно-политический кругозор несрав-ненно выше, нежели кругозор Кожуха…" (Там же).

6.
зачем над более высоким уровнем надстраивать уровень высший?
"Роль Левинсона в романе исключительно велика, ибо его образ отражает  объективную роль и значе-ние партийного начала" (Там же, с.227). Левинсон = Партийное начало.
Отобразить это партийное начало само по себе невозможно, ибо нет такого существа. Ни в первой Природе, ни во второй Природе. Нужен носитель. Понятно, такой носитель, несмотря на отдельные недос-татки, в главном близок к совершенству. "…и он старается поднять до уровня своего миропонимания массу бойцов, зная, что они способны к этому" (Там же).
Сеет зерна «уверенной и твердой рукой».
Почему же все-таки, бойцы способны подняться до нового миропонимания, но не поднимаются? Нуж-на твердая рука, чтобы они начали подниматься (= к новому сознанию) и успешно (= правильно) завершили этот неизбежный подъем.
Роль Левинсона = Объективная роль.

"Даже после 37-го года оставался убежденным коммунистом. Говорил: я солдат партии" (Вишневская. Цитирую по: Михайловский, с.6).
Повезло солдату.
Заключительный аккорд.
"Партия, руководящая и возглавляющая массы, была с самого начала революции направляющей си-лой, способствующей устранению, стиранию разрыва между частной и общественной сторонами человека, между его личным, частным интересом и интересом всего общества" (Сучков, с.227).
Где может быть начало, только в начале.
Есть народ, «главенствующая историческая сила», а есть партия – «направляющая сила». Она способ-ствует. Она формирует. Новую мораль, новые духовные запросы, новое мировоззрение = человека. А новое мировоззрение = преодоление прошлого (или иначе, наследия прошлого). Одним словом, представляет со-бой конечную реальность. Так от диалектики мы незаметно переходим к метафизике. В том ее виде, в кото-ром ее представляют сами диалектики от марксизма.

"…и мы стали убеждать его согласиться принять командование, доказы-вая, что для масс громадное значение имеет имя вождя, а он как раз его имеет" (Бирюков, с.238).
Партия = Коллективная сущность.
Поэтому на уровне Партии (там, где партийное начало, там и сущность) – над самими коммунистами (= рядовые солдаты партии) формируется образ коллективной сущности, он переносится на Вождя. И вот уже Вождь теряет (= сползает) человеческий облик.
Он никогда не спит, он постоянно работает, даже по ночам. Обо всех думает (= знает) и всех оберега-ет (= помнит). Впрочем, лучше Барбюса не скажешь: "Вы, кто не знаете его, он давно знает вас и заботится о вас. Кем бы вы ни были, вы нуждаетесь в этом благодетеле. Кем бы вы ни были, лучшая часть вашей судьбы находится в руках этого человека…" (Геллер/Некрич, с.265).
Такой простенький путь, от коллективной личности (в «Огне») – к Благодетелю.

"…признавалось само собой разумеющимся, что вождь всегда и во всем безусловно прав, велик и мудр и что от него может исходить только хоро-шее" (Буртин, 2003, с.17).
Так, в два этапа,
массы, творящие историю своими руками, превращаются в инструмент в руках Большого человека (= Вождь), вернее, в его социальное тело. Поскольку Вождь – в жизни всегда конкретный человек, можно ска-зать, что массы образуют его внешнее тело. Если вспомнить наших (= советских) политэкономов,
"Орудия труда, какими бы они сложными ни были – это его «руки», протянутые к природе и воздей-ствующие на нее" (Анчишкин, с.24). Его = Человек. Вот такими «большими руками», которые он протягива-ет, куда захочет, для Вождя являются массы. Большой человек (= Субъект, Агент) начинает творить исто-рию (знать бы еще, чью), большими руками. В самом деле, не махать же ими.
Разве он не всемогущ?
Вот он пошевелил мизинцем, и кто-то сгинул под катком истории, кто? Да, это же Ковтюх, тот самый легендарный Ковтюх, которого Серафимович вывел в образе Кожуха. "История похода Таманской армии" была изложена и в других книгах. Например, Г.Н. Батурин «Красная Таманская армия»: "Книжка была пе-реиздана в 1940 году в Краснодаре с изъятием всех мест, где говорилось о Е.И. Ковтюхе" (Бирюков, с.237).
Наша история = Чуждые явления + "Одежда простого солдата".


Для сравнения
"Худенький, тонкий, с большим лбом и вылетающим вперед подбородком" (Пискунов, с.12). Это Ан-дрей Белый. А еще: седые локоны, сумасшедшие глаза, детское лицо – "худенький, продрогший памятник у чугунных перил над каналом" (Анненков, с.49). Опять Андрей Белый.
Поэт, желавший быть независимым, всегда.
Интуитивно он ощущает присутствие "в мире некоего объединяющего начала, в котором исчезает разделенность небесного и земного, бытия и сознания, Я и мира" (Пискунов, с.18). Встроиться (= встретить-ся) еще бы в это начало, слиться (много позже другой поэт выбрал другое = спиться). И вот Поэт выстраива-ет (= рождает) свою вселенную.
Это Символ (= Единство), может ли сам поэт стать Символом?

Для этого требуется сдвиг: от временного – к вечному.
"Быстробегущему «настоящему», которое обречено исчезнуть, завершиться, навсегда отойти … Бе-лый противопоставляет вечное «теперь» мира культуры" (Там же). И вот здесь, в вечности, как быть с бу-дущим? Нужно разобраться с прошлым. "Прошлое … если пристально вглядеться – это не историческое прошлое, подчас стилизованное в духе живописных полотен «мирискусников». Это прошлое, навсегда ставшее будущим…" (Там же).
Прошлое = Будущее = Вечный мир, далее можно менять местами.
Поэт наполнен = образы и персонажи.
И вот здесь, на грани вечности поэт осознает, что "не может обрести всей полноты символистского воплощения…" (Там же, с.19). Воплощение (= полнота) возможно «лишь за границами искусства», но воз-можно ли выйти из мира культуры. И Белый совершает сдвиг: "Поэт-символист, нацеленный на высшую символическую воплощенность – пресуществленность! – бытия, волей-неволей берет на себя роль самого Мессии…" (Там же). Я – пришел – в Мир.
Мессия = Чудо. – Но как отличить подлинного Мессию от лжепророка?

Революционер = Великая цель.
Но вот пришла Революция, и что бросает трибун в толпу? Грабь награбленное. Действительно, есть, кого грабить. Таким простым способом Государство-Коммуна переходит на самообслуживание. Слово (= лозунг, брошенный в толпу) обеспечило единение определенной части людей. Или, в другой формулировке, "суммирование духовных индивидуальностей" (Нилов, с.12). Понятно, когда суммирование производит Ма-кедонский или Наполеон, но как мог осуществлять суммирование безвестный сельский почтальон?
Без Слова люди не смогут быть вместе, но достаточно ли Слова?
Единение = Дух (= Харизма) + Сила + Слово.
Вспомним Таманскую армию ; неизбежность персонификации, Единство = Дух + Сила + Высший уровень. А уж этот высший уровень, бешеный, с каменными челюстями или железными кулаками, бросает Слово: "Выбрать командующего, а уж он остальных сам назначит. Кого выбираете?" (Бирюков, с.243). Со Словом приходит сдвиг: просто Главный, или Батька, или Командир. А еще Партийное начало, или Партия, или Вождь, или Отец народов.
Опьянение, в этом состоянии мы одинаковы.
Теперь мы однородная масса.

Одинаковость = Однородность.
"…под аплодисменты депутатов съезда Советов сформировалась новая временная власть – советская. Как и принято у цивилизованных народов – двух видов: законодательная – ВЦИК Советов, и исполнитель-ная – СНК" (Нилов, с.50). Через пять месяцев обе власти отправились в Москву, порознь. Одна под надеж-ной охраной, другая – без охраны, с помпой. А через некоторое время «исполнительная власть перестала считаться» с властью законодательной.
Съезд отменил смертную казнь. СНК не стал связывать себя «формальным моментом». А дальше? Дальше законодательная власть стала работать на власть исполнительную. Стала принимать "только те по-становления, которые требовались власти исполнительной" (Там же).
Люди-то одни и те же, почему бы им не развязать себе руки.

Есть более высокий уровень, но есть и железная логика, логика удвоения: "…потом обе власти пре-вратились в органы технического исполнения решений ЦК большевиков. Сам же ЦК исполнял роль при-дворного совета, внимающего воле генерального секретаря" (Там же).
Две власти (= две ветви) –; ЦК –; Тот, кто ведет заседания Политбюро (= будущий Генсек).
Последний шаг – установление однородности, с чего начать?
Партийное начало – сама Партия: "Он просто ее уничтожил, заменив другой – полностью однородной, где снизу доверху не осталось ни одного ее члена, чьи истинные цели хоть в какой-то степени совпадали с декларируемыми целями самой партии" (Нилов, с.75).
Однородность = Все одинаково работают на Генсека.
Все одинаково ничтожны перед ним.
Над–Человеческое – возможно только через Человеческое; другого субстрата нет.
Если бы, скажем, нашелся некто, обрел бессмертие.
Такое Над–Человеческое состоялось бы. И мы бы вступили (= оказались) совсем в другую эпоху. Вер-нее, в другую эру.

Раздел 2

7.
Война, особенно тотальная, отбрасывает людей к каким-то примитивным отношениям.
В социальное прошлое.
Куда нас отбросила Гражданская война? К военной демократии.
Что же происходит в человеке благодаря коллективу? Вернее, благодаря коллективу в ходе борьбы за трудового человека, за социализм?

"В партии такого типа обязательно должен был во главе сто-ять вождь с железными кулаками" (Бурлацкий, с.93).
Вождь подхватывает процесс, начатый войной, двойной.
"…совершенствование в людях лучших сторон человеческой натуры: творческих, созидательных, гу-манных качеств человеческой личности и вытеснение из сознания человека всего темного, низменного, жес-токого, животного, злобного, своекорыстного – всего того, что привнесла в человеческую натуру вековечная борьба за существование, борьба с себе подобными в собственническом обществе" (Сучков, с..222).
на одном полюсе улучшать, на другом – вытеснять, возможно ли такое?
Какие сомнения, ведь все плохое (каков перечень!) привнесено.
Но лучшие-то стороны остались не вытесненными, несмотря на долгие века борьбы «с себе подобны-ми». Откуда такая уверенность, что можно вытеснить плохие стороны, соответственно, останутся только лучшие? Откуда эта уверенность, что можно, действуя избирательно, ликвидировать один полюс, и остаться на другом. Уничтожить ледяной «север», и спокойно пребывать на благодатном «юге».
Результат вытеснения?

Одинаковые люди, пусть даже, одинаково хорошие.
Не проще ли, стереть сознание, и наложить на "чистый лист" самые гуманные качества?
Все то же гипостазирование: представление коллективной сущности = общество. Затем его неизбеж-ное развитие, помимо воли человека. И вот коллективная сущность, превращенная в действующее лицо, привносит в человека все прелести собственнического мира – злобное, жестокое, корыстное. Почему бы и нет, если сам отец-основатель, в лучшие свои годы, не чурался привносить социалистическое сознание в рабочие массы ; "в класс, несущий историческую миссию" (Геллер/Некрич, с.199). Гегемон формирует облик истории, Вождь – облик гегемона.
Впрочем, в случае Таманской армии, Воздействие = Коллектив + Война.
На самые каменные челюсти всегда находятся железные кулаки.

8.
"Идеальный советский читатель вовсе не пассивный объект внешнего воз-действия, но требовательный субъект творчества" (Добренко, с.211).
Выдающийся шестидесятник, в 65-м он был еще просто известным,
Литературный критик + публицист. Короткая рецензия тех лет, некоторые наблюдения,
"В повести Михаила Алексеева  … бросается в глаза соединение двух очень различных, на первый взгляд даже взаимно противоположных художественных особенностей" (Буртин, 1965, с.257). Первая – "со-стоит в суммарности многих характеристик и описаний, в силу которой, например, разные люди нередко поступают и мыслят совершенно одинаково" (Там же). Вторая – нечто русское, «чудинка».
А вот и первый носитель этой русской особенности, обычный сельский почтальон,
зовут его Зуля.
Удивительный почтальон: "Зуля наперед знал, какую – добрую, худую ли – новость несет он в своей старенькой брезентовой сумке" (Там же). Откуда? Секрет прост, этот необычный обычный почтальон "все письма предварительно прочитывал самолично…" (Там же).
Все письма? Но это же незаконно!
Причем тут закон, если наш почтальон приносит людям пользу.
"Итак, законно то, что полезно для людей, а право определять, что именно для них полезно, Зуля пре-доставляет самому себе, и дело с концом" (Там же). Почему-то всегда надо делать два шага: есть то, что по-лезно = законное, нужен тот, кто определяет законное = полезное.


А другая сторона, односельчане?
Они-то в курсе? В курсе, знают, но не гневаются (= мирятся).
Пора вспомнить первую художественную особенность писательской манеры Алексеева: "Обратим внимание и на другую сторону дела. Она заключена в слове «все»: «все знали», и все «не гневались»" (Бур-тин, 1965, с.258).
Что здесь необычного?
"Поразительная одинаковость реакции! И люди в селе разные, и содержание писем, которые к ним приходят, различно, а отношение к Зулиному «усовершенствованию» у всех абсолютно одно и то же – ха-рактерный пример той суммарности в описании людей и событий, о которой говорилось выше" (Там же).
Одинаковые люди = Одинаковая реакция.
Но люди разные, откуда одинаковая реакция, одинаковое поведение?

Где одинаковость?
В толпе, но толпимся мы редко, отучили. Еще в пункте голосования, голосуем всегда одинаково.
Но ближе всего нам армия. Форма одинаковая + одинаковые старшие по званию, манера обращения к ним одинаковая. Как и манера обращения к младшим по званию. В строю – все на одно (армейское?) лицо, и даже два человека – уже строй. И высшая армейская добродетель – приказ, для всех имеет одинаковую силу.
В случае с Таманской армией, одинаковых людей формировала над–человеческая сущность = военная обстановка, война. Помимо их воли, эта сущность вытесняла у них одни качества, формировала другие, де-лила их на две части = рядовые участники + люди более высокого уровня. Это означает, что и властолюбцы получили шанс, могли использовать благоприятный момент.
Может быть потому, что сама армия = сила.
А что заставляет Алексеева создавать образы людей с одинаковыми реакциями?
Откуда это странное (и неистребимое) стремление лепить одинаковых людей? Или даже так, одинако-во сознательных людей (= идеальных?).

Но ведь в том селе, населенном по воле Михаила Алексеева, людьми, одинаково способными к оди-наковым реакциям, чудиков (= носители чудинки) хватает. Не один почтальон наводит (вводит?) порядок, есть и покруче. Поведение жителей? Все те же одинаковые реакции. Но если на все житейские (= жизнен-ные?) ситуации все эти странные люди будут реагировать одинаково (= предельный случай)?
Что собой будут представлять эти люди? – Какой-то особый человеческий тип.
Впрочем, можно допустить, что сами чудики = особый человеческий тип.

9.
"Это было предельно милитаризированное сознание, где логика гражданской войны, законсервировавшись на многие десятилетия, слилась с логикой войны «холодной»" (Буртин, 2003, с.19).
Таманская армия – пример обыкновенного чуда, сознание порождает само себя.
Почему-то у бойцов Таманской армии, в изложении Сучкова, формируется (= вырабатывается) гу-манное, оно же социалистическое сознание. Из военных передряг (+ реквизиции мирного населения, война кормит войну) они выходят сугубо мирными людьми, мирное строительство, созидание. Неужели война порождает не милитаризированное однообразие (казармы + приказы), а штатскую распущенность (штибле-ты + кружева)?
Милитаризированное сознание = "культ дисциплины в армейском ее понимании" (Там же, с.20).
Приказы = Отдающие + Исполняющие.
Мир = Свои + Чужие.

Но даже в армии, вернее, за спинами армейских чинов, властвует философия.
То была вполне типовая социальная философия (= мировоззрение). Общественное > Личного. ; Го-сударство > Индивида. Государство = Всегда право. ; Индивид ; Права + Свободы.
А где же здесь общественный договор (= социальный контракт)?
Он был, его Суть = Стоимость, которая ничего не стоит.
Ибо Жизнь наша = Стоимость. Почему так? Просто потому, что Стоимость = Инструмент, посредст-вом которого измеряется размер человека. А если общественная ситуация такова, что "деньги-то ничего не стоили" (Буртин, 2003, с.24)? Измерение размеров все равно производится, ибо в основе отношений людей – размеры, просто в этом случае эталоном выступает индивид особого рода, Вождь. Именно Вождь определя-ет, какого размера будет тот или иной человек (= положение на социальной лестнице), и будет ли он вообще иметь размер (= зэк).

"…враг революции и в личном плане не может быть человеком порядочным, честным, тут, дескать, одно другим исключается" (Буртин, 2003, с.31).
1917-й, декабрь. Октябрь еще только состоялся. Новая власть ищет способы, чтобы состояться.
И вдруг заявление: Товарищи, у нас военный коммунизм!
Исходный пункт: "Мировая война изменила и самое строение общества, а с ним – природу общест-венных сил. Это произошло путем колоссального развития военного коммунизма" (Богданов, с.2–3). Разви-тие военного коммунизма = Резкое увеличение числа людей, живущих (пользующихся?) в названных обще-ственных условиях.
Тогда, что такое военный коммунизм?
"Армия вообще есть огромная потребительная коммуна, живущая за счет государства, т.е. остального общества" (Там же, с.3). По оценке автора, численность армии = примерно 12 – 15 миллионов солдат.
Плюс семьи военнослужащих, они получают паек.
Первый признак ВК = Паек.
Вместо вознаграждения за труд, военнослужащие + их семьи имеют средство существования. В этом смысле, их общественное положение одинаково. Разумеется, паек для всех  одинаков (понятно, он различа-ется для различных групп военнослужащих; но это то неравенство, которое можно назвать естественным, для военного коммунизма).

Далее, военный коммунизм и прочее общество? – Направление влияния.
"Недостаток продуктов приводит затем к регулированию всего общественного потребления – к кар-точной системе: это следующий шаг военно-потребительного коммунизма, лишь в смягченной форме" (Там же, с.3). Следующие естественные (и неизбежные, так видится автору), шаги – регулирование сбыта, затем самого производства. Картина завершается общим введением (= переход) военного коммунизма. Война –; Рост потребительной коммуны –; Упадок хозяйства –; Всеобщее регулирование + Пайковое содержание = Военный коммунизм.
Разумеется, альтернативы сохраняются, не одна Россия завязла в Первой мировой.
Но пошла по данному пути одна Россия, почему?

"…единственной решительной партией мира была большевистская" (Там же). Понятно, что солдат-ская масса нашла в этой партии свое «политическое пристанище». Объединение произошло поразительно быстро, почему? Солдаты = Вчерашние крестьяне. Большевики = Рабочая партия. Базой объединения стал "«социализм» дележа или поравнения" (Там же). Крестьяне, автор старательно подчеркивает = мелкая бур-жуазия, она мыслит категориями равного распределения. Но и пролетариат недалеко ушел, в силу «своей исторической отсталости».
Иначе говоря, расстояние между социальными группами ничтожно, преодолеть его легко.

Февраль преодолел, какая же партия возникла, ее природа?
"Но это уже не рабочая партия. Она состоит из двух разнородных классовых отрядов, различного типа и уровня культуры. Какой же из них обоих является определяющим для политической позиции целого…?" (Там же). Ответ известен – более отсталый. Таковым в 17-м является солдатское крыло партии.
"В политике рабоче-солдатская партия есть на деле – просто солдатская" (Там же).
Свершилось главное, возник Субъект = Носитель определенных отношений, военно – коммунистиче-ских отношений. В Октябре он себя узаконил. Единственное его стремление, можно сказать жажда – увели-чить собственные размеры, бесконечно. Ничего другого он не умеет, не желает. Обстановка благоприятст-вовала. Родственные ему субъекты стали возникать по всей стране. Что и отразили авторы «Железного по-тока» и «Разгрома».

Солдаты + Солдатская партия = Одинаковость.
Мы все одинаковы. И если даже кто-то член партии – он солдат партии. Да, оборачивание происходит быстро. Не партия солдат, а солдаты партии. Мирное (тем более культурное) строительство? Для такого строительства солдатская партия малопригодна, так полагал Богданов, почему?
Социализм рабочих (= рабочий) есть «коллективизм производства».
Социализм солдат (= военный) есть «принцип равного пайка».
Скажем, чиновник – рабочий, паек один, (определяется максимум, выше нельзя).
А работа, труд?

"Согласно учению Маркса стоимость рабочей силы определяется уровнем нормальных потребностей работника, удовлетворение которых дает ему полную трудоспособность. Именно поэтому плата обученного рабочего выше платы чернорабочего" (Там же, с.4). Если попроще, Полная трудоспособность обученного рабочего = Способность выполнять более сложный труд. Отсюда, принцип «равная оплата – за равный труд» предполагает и обратное – в случае неравенства труда – неравенство вознаграждения. Но если прово-дится принцип «равного пайка», то имеем,
говоря коротко, неравенство в труде + равенство в потреблении.
Отец-основатель подготовился заранее (в чутье не откажешь) и предложил решение в полном соот-ветствии с теорией Маркса: Равенство в труде + Неравенство в потреблении. К чему тогда повышать квали-фикацию, стараться, надрываться. Производство отреагировало немедленно – началось бегство специали-стов и тихий саботаж рабочих.
Одним словом, развал, что и засвидетельствовал Гастев.

"Сама вера в декрет есть, в сущности, перенесение на со-циальную жизнь идеи приказа" (Богданов, с.4).
О чем забыл Богданов, увлеченный подлинным коллективизмом?
О проклятом прошлом. С прошлым хотели покончить все (эксплуататоры, понятно, не в счет).
Получается, прошлое объединяло.
Никто не хотел возвращаться в прошлое, если таковым был день вчерашний. Все (большевики + кре-стьяне + интеллигенция) хотели вернуться в более отдаленное (светлое?) прошлое. Но каждый видел (= оп-ределял) свою дистанцию, то есть каждый желал вернуться в свое прошлое. Большевики желали вернуться на тысячи лет назад (= второе отрицание). Крестьяне – только на сотни лет ("… все городские у крестьян на горбу сидят, таково было его твердое убеждение" (Аграновская, с.15)).
В условиях полной разрухи, после трехлетнего штурма, пошли навстречу крестьянам. Введена НЭП, установлен продналог, разрешена торговля.
Но кое-что осталось и большевикам = Монополия власти + Личная диктатура.
А интеллигенция? На ее долю остался оптимизм, "мы заразим их, большевиков, нашей культурностью (курсив автора, В.Л.)" (Валентинов, с.57).


Раздел 3

10.
"Правила были непреложные – первым черпал ложкой дед" (Аграновская, с.14).
Армия = Приказы не обсуждаются (или иначе, приказ командира = закон для подчиненного).
Единый план = строжайшее единство воли = "подчинение воли тысяч воле одного" (Ленин).
Результат сложения = Трудовая армия, широкие планы милитаризации труда.
Плюс некоторые мелочи. Скажем, в «Государстве и революции» отец-основатель предложил, ни мно-го, ни мало, уравнять способности к труду всех трудящихся. Сделать всех одинаково трудоспособными (= одинаковой рабочей силой), замах поистине революционный.

Еще бы потребность в труде.
Строжайшая дисциплина + Потребность в труде, и вот он, идеальный работник.
Когда все станут идеальными… Но на уровне идеала, как это ни печально, уже невозможно различать фигуры социальных персонажей: то ли это идеальный работник, то ли идеальный солдат или же вовсе иде-альный заключенный.

Социальные инженеры соглашались, нужен универсальный исполнитель.
Но как этого добиться?
Можно создавать «иллюзорный мир» (Геллер/Некрич, с.258), и тогда человеку просто некуда девать-ся. Может ли такой иллюзорный мир быть реальностью? Может, если возможно прямо противоположное. А что претендует на роль прямо противоположного? Изменение самого человека, до такого состояния, когда ему уже не требуется даже самый обычный мир. Изменение большого мира ; изменение малой части мира, человека. Либо мир всеобщего приказа (= исполнительства), либо универсальные исполнители.
Где искать эти полюсы?

Вот один из них.
Художник (точнее, скульптор) решил взять билет, на самолет. Чего проще, позвонил приятелю, по-просил его выручить с билетом, тот согласился. И вот после окончания рабочего дня наш художник пришел в назначенное место, ждет приятеля (= аппаратчик). Большое здание, выходят люди, много людей.
Что делать художнику?
"…я начал рассматривать единый мозг страны, вываливавшийся из ячеек кабинетов и рассыпавшийся на отдельные особи" (Неизвестный, с.3). Единый мозг? Да, Старая площадь, здание ЦК.
Приятель = "не маленький аппаратчик ЦК".

Что поразило?
"…я заметил, что это множество людей не воспринимается мной как обычная толпа, имеющая персо-нализированное многообразие. Это сытое стадо было единообразным. Передо мной проходили инкубатор-ные близнецы с абсолютно стертыми индивидуальными чертами" (Там же).
Разница в весе (= физические размеры), понятно, побоку.
Ощущения? Что-то близкое к шоку:
"Такое огромное количество внеиндивидуальных масок, костюмов, жестов буквально ошеломило ме-ня" (Там же). Дальнейшие поступки, обычные, человеческие. Человек не может ограничиваться однообрази-ем, не может вынести однообразие в течение долгого времени. Художник (= Эрнст Неизвестный) начал де-лить толпу, и как же он ее разделил? Конечно, он воспользовался правилом минимума, на две части.
Красненькие – Зелененькие.

Теперь квалификация.
"«Красненький» потому так победно красен и спокоен, что он создан для того, чтобы принимать все-гда безошибочное решение. Он принадлежит к той породе советских ненаказуемых, которая может все…" (Там же, с.4). Действительно все, или почти все. Урожай, сгноить. Продукция, купить, даже ненужное. Про-изведение искусства, выбросить. А если так, то "…никакой намек на компетентность ему в принципе не ну-жен. Кроме того, если ему и приходится выбирать, то из двух простейших вариантов: ДА и НЕТ" (Там же).
Где, в каком мире они обитают? Это мир, организованный по правилу минимума.
Плюс «законы групповой безответственности» (Там же).
Их Мир = Однородность.
А «зелененькие»? Это те, которые ошибаются. Но и они "находятся внутри аппарата, как сложное су-щество внутри примитивного, но могучего и огромного одноклеточного…" (Там же, с. 6 – 7)

Теперь можно бросить взгляд на другой полюс, все тот же художник.
Долгая жизнь, долгие отношения с обществом. Однажды эти отношения закончились, вынужденная эмиграция. Но до того, как вынудили.
"Эрнста выжил не режим. Его выжили коллеги. Коллеги, вот в чем дело. Именно они не выставляли его работы" (Тонина, с.252). Реальный коллективизм. Его вбивали с юных лет: "На одном из комсомольских собраний училища ему предъявили обвинение в неуважении к своим товарищам" (Там же). Что же не по-нравилось коллективу? "Суть претензии: когда давали задание выполнить одно упражнение, он делал пят-надцать" (Там же). Можно посмеяться, но Неизвестному было не до смеха, ему, с наслаждением, "инкрими-нировали безнравственность, пренебрежение обществом, в котором живет" (Там же).
Не высовывайся, гад.
Он высунулся, чему помог Никита Сергеевич на известной выставке.
Стал известен, в мире: "Эрнста десятки раз приглашали президенты крупнейших стран мира – рабо-тать, читать лекции" (Там же, с.263). Да, кто же не мечтал поехать за границу. Того и гляди, выпустят, а туда и коллектив не дотянется. И, свидетельствует Сергей Хрущев, "собравшись, «коллеги по искусству» пошли к Суслову и потребовали, чтобы Неизвестного не выпускали из Союза" (Там же).
Раскрыли (= заключили) коллективные объятия.
Еще бы, вернется триумфатором, попробуй, раздави.

Но неужели коллектив не поддерживает, не помогает, не выручает?
Бывает, не без этого, 60-е подтверждают.
"Женька по пьянке прижал знакомую девчонку в телефонной будке и снял с бедняги часы" (Неизвест-ный, с.14). Причина проста, нужна бутылка. Теперь обменять, не повезло, "потому что через десять шагов его остановил милиционер, прибежавший на вопли огорченной девчонки" (Там же). Будущее печально, но "за него хлопотал коллектив, он иногда красовался на доске почета как ударник коммунистического труда. Получил всего три года…" (Там же). Не пропадет, слесарь неплохой, а начальству хорошие слесари нужны, еще как нужны.
Как видим,
И помогает, и поддерживает, и выручает. Одно не делает, не возвышает.
Просто потому, что Коллектив = Средство нивелирования.

Справедливо ли утверждение: если есть человеческое – должно быть и античеловеческое?
На мой взгляд, античеловеческое ; нечеловеческое, всего лишь направлено против человека.
Если есть процесс развития человеческого, должен быть и обратный процесс. Если есть прорывы в будущее, должны быть и рывки в прошлое. Но если есть человеческое, есть и нечеловеческое.

11.
"Долгое, медленное развитие производительных сил при капитализме нужно за-менить ускоренным ходом этого развития" (Цитирую по: Валентинов, с.248).
Как передать смысл движения за коммунистический труд?
С помощью простой, но емкой формулы: "новые, высшие формы труда + высшая мораль + новые, высшие формы быта" (Грушин/Чикин, с.20). Не случайно, ударники (работники + коллективы) коммунисти-ческого труда = Разведчики будущего, они же носители коммунистических черт. А что же носитель истины в последней инстанции? ЦК дает следующее определение всенародному движению: "…его главная особен-ность состоит в гармоничном сочетании борьбы за наивысшую производительность труда … с воспитанием нового человека…" (Там же).
Что привлекает? Конечно, не направленность – на высшее, борьба.

Перед нами три субъекта.
Самый значительный, самый могущественный – Ее Величество Идеология (= ЦК, он же ленинский ЦК). Высший уровень (уже есть?), носитель ленинских принципов и норм партийной ; государственной ; обычной жизни + Нормативная функция. Если перейти на научную терминологию, "нормоопределяющая функция управления" (Латтман, с.92) Иначе говоря, ЦК не только вырабатывает политическую линию, но и порождает императивы общего характера.

Следующий субъект, тоже весьма высокого роста = Коллектив. Иначе и быть не может, ведь это Но-ситель коллективности, именно этот признак отделяет советских людей от мещан разлагающегося Запада. Можно утверждать, что Коллектив = Первичная советская реальность, особенно если этот коллектив = Пар-тийная ячейка. Именно здесь императивы общего характера, заданные ЦК, соединяются (= преобразуются) с императивами частного порядка.
Не забывай, где зарплату получаешь. Если что, возьмем на поруки.
И, наконец, самый счастливый человек в мире – собственно советский человек. Вот он стоит у станка, охваченный заботой и вниманием Партии, нашедший свое место (= себя) в своем родном Коллективе. Он предан коллективу, взамен получает искреннюю любовь и уважение + определенное материальное возна-граждение.

Не стоит сводить движение к чисто пропагандистской акции.
Точно так же оно ; примитивное оболванивание или «сплошной обман масс» (Грушин). ; Заворажи-вающее обещание, на одной стороне, соответственно, на другой – люди, завороженные этим обещанием: вы будете жить при коммунизме, если пойдете за нами.

Движение за коммунистический труд (= за коммунистическое отношение к труду) реализовывалось, существовало как вполне материальная практика (вернее, практики; см. Грушин, с.251). Воодушевленные люди выдают сверхплановые объемы угля, цемента, чугуна, сапог, стелек, носков. Попутно вносят некото-рую сумятицу в окружающую мир (= действительность) – во время общественных инспекций или рейдов в составе народных дружин.

Но гораздо важнее практики, которые можно назвать социальными.
Движение позволяет первым (приятно ощущать себя первым, особенно если начальство подтвержда-ет) подняться над средним уровнем, над массой, повысить свою значимость, получить общественное при-знание. Что сопровождалось вполне очевидными материальными выгодами.
Противоположное стремление – в рамках первичного коллектива (обычно, бригада) создать, устроить мир понятных, товарищеских отношений. Своего рода семья, только большая. Все заботятся друг о друге, помогают, выручают. Жизнь становится легче, стабильнее. А главное она = предсказуемая, она будет всегда такая, привычно защищенная. Иногда, так хочется отгородиться.

"Создание корчагинского мифа, ставшего частью героического мифа советской литературы, было столь мощным и стремительным…" (Добренко, с.210).
И, наконец, практика, связанная с идеологией. Это уже не просто социальная, а скорее ментально – идеологическая практика. Короче, Его Величество Слово.
Можно провести аналогию.
В странах с рыночной экономикой – четко выраженная цикличность развития, стадия роста – стадия кризиса. Непосредственно кризису предшествует надувание финансового пузыря, отрыв денежной массы от реальных производственных процессов (= реальная экономика). Рано или поздно, пузырь лопается, следует кризис, затем рецессия. И так до следующего оживления, бума.

Нечто подобное наблюдалось и в СССР.
Только не в сфере финансов, мы же презираем деньги. Надувался некий ментально-идеологический пузырь. Его мощь просто поразительна, энтузиазмом подхвачен весь народ, полное ощущение подъема, все выше, выше. И все ликуют, спешат, надо все время двигаться вперед, вперед. Еще бы, как говаривал отец-основатель, есть только одно полезное движение, «Всегда – вперед!» (Анненков, с.466).
Как всякий пузырь, он однажды лопнет.
Тогда начинают всматриваться в поникшую реальность. Гонка за идеалом замирает, в каком-то учре-ждении восстанавливают пропорции, вялые разговоры о нуждах отдельного человека. Наступает неспеш-ный застой, благословенное время для советского человека. Наконец-то, он может предаваться общечелове-ческим ценностям, даже на рабочем месте, а не только на своей кухне. А если повезет, подвернется нефтя-ное Эльдорадо, неизбежна национальная консолидация, кто же по доброй воле оторвется от источника, хва-тит всем.



12.
Мало самому воплощать высшее, надо вовлечь своих товарищей.
Будущее, ослепительное, оно рядом.
Сознательный труд + Коллективное творчество + Высшая производительность труда = "Здесь мы ви-дим безраздельную победу  н о в о г о  о т н о ш е н и я  ч е л о в е к а (разрядка авторов – В.Л.)  к общест-венной собственности, окончательный пересмотр вековой проблемы «я» и «мы»" (Грушин/Чикин, с.25). Окончательное решение состоялось, родился новый менталитет.

Не парадокс ли? – Если все станут ударниками коммунистического труда?
Тогда все станут героями труда, смогут общаться на равных.
Другими словами, героев не будет. – Чего не учел бородатый классик, когда опутал общество паути-ной производственных отношений, претендующих на собственную диалектику (= начало истории)?
Автономии личности, тоже претендующей на свою диалектику (= свобода воли).
Даже если сознание человека = собрание общественных отношений, каждый распоряжается этой со-вокупностью по-своему, на свой лад (= находится в своем кругу + пытается расширить этот круг по своему усмотрению). И пытливости (= претензии) этой нет конца = бесконечность.

Что есть основа организации, как деятельности по упорядочению?
Создание механизмов координации, иначе разделение труда (= процесс труда) на отдельные задачи бессмысленно (Минцберг, с.19–21). То есть деятельность по упорядочению деятельности множества людей есть превращение отдельных действий в единую деятельность. Организация = Один мозг + Несколько пар рук, результат? Организация = Ритм + Снятие барьеров.
Пространство организации?
Пространство Организации = Исходное состояние + Конечное состояние.
В этом смысле, превращение сырья в готовый продукт – всего лишь переходный период. Готовый продукт = Расчет с прошлым. Сырье + Набор необходимых свойств, затем переходный период (= преобра-зование), сырья уже нет, зато есть Продукт + Набор полезных свойств. Но так можно рассуждать и о самих людях, то есть рассматривать их в качестве сырья.

Скажем, исходное состояние = Военный преступник.
Тогда конечное состояние = Добродетельный гражданин. Разумеется, ему надо перебраться в конеч-ный пункт, следовательно, вопрос о средствах. Первое действие – новое имя. Общество определяет индиви-да по документам. Отсюда, средство – новые документы. Получение новых документов состоялось, начина-ется процесс расчета с прошлым.
Главное для расчета – возникающие свойства.
Оказывается, одних документов мало. Скажем, новый гражданин решил стать инженером.
Мало, нужно стать хорошим инженером. Или хорошим семьянином. Еще лучше и то, и другое. Что нужно для успеха? Чтобы общество (или некоторая часть общества) подкрепляло возникающие свойства. Значит, он должен предъявить эти свойства, выработать.
Мы радуемся, разве это плохо?
Если человек – пройдя переходный период – сам себя превратит в добродетельного гражданина.
Здесь и открывается самое страшное, человек готов сам себя превратить в исполнителя преступных приказов. Откуда эта готовность, но она есть, она ждет. Изменилась общественно-политическая ситуация, ему говорят, начинай. Ты станешь героем, со временем национальным героем.
Его ценили, именно такого.

Мало стать ударником коммунистического труда. Надо стать активным общественником. Надо посто-янно работать над собой, учиться. Еще надо стать хорошим семьянином. Еще отличным товарищем, осуще-ствлять товарищеское сотрудничество и взаимопомощь, быть настоящим коллективистом.
А еще соблюдать высокую культуру производства.
А еще дружить с наукой.
И все это должно стать твоей естественной потребностью. Вот только тогда тебе понадобится свобод-ное время, и оно будет тебе предоставлено, ибо тебе будет, чем его заполнить. Не время будет тебя запол-нять/пожирать, а ты – время. Ну а пока, временно, конечно, ты всего лишь идеальный читатель.

Как же мы рассчитываемся с прошлым?
Правильно оценить прошлое + Оторваться от иллюзий и жизненных представлений + Увлечься вели-кой целью (Сучков, с.220). Решающий шаг – оторваться от иллюзий, то есть одни иллюзии заменить други-ми? Гораздо проще, те же самые иллюзии поместить в будущее. Покончить с прошлым возможно лишь ради чего-то, скажем, ради будущего. Рассчитываясь с прошлым, мы связываем себя с будущим?
Напротив, тем самым мы ищем связь с прошлым.


Мы устанавливаем преемственность, требуемую. Где наши корни, куда их поместить?
Были в Германии, нужно перенести их в Швейцарию, с такими корнями примет не только Италия. Были в Революции, а революционеры теперь не в почете? Варианты есть, требуемые корни можно перене-сти в дореволюционное время, документы изготовят. Можно запихать в подполье. Или так, в тихие 60-е го-товил Перестройку, свидетели найдутся.
Политическая система живет, пока обеспечивает преемственность.
Движение за коммунистический труд – чисто социалистический способ преемственности, 60-х.
Но всегда и везде есть отходы, вот о чем мы забываем.

Некоторые итоги
1.
"Кентавр является диалогом человеческой плоти и животного" (Неизвестный. Цитирую по: Щуплов, с.26).
Человек = Отчуждение + Присвоение. Или в иной форме,
Человек = Человеческое + Нечеловеческое.

2.
"Значит, и по-человечески я был частично скотиной, частично – человеком" (Там же).
"Цель состояла в создании самой гуманной системы, которую когда-либо знало человечество, первой системы, где каждый сможет чувствовать себя полноценным человеком, где исчезнут классы и где благода-ря однородности общества воцарится взаимное уважение граждан" (Арон. Цитирую по: Нилов, с.66).
Однородность общества = самая мерзкая цель из всех, которые знало человечество.

3.
Если сбросить преходящее (= настоящее), что останется?
На деле, первый вопрос: как долго сбрасывать это преходящее, слой за слоем (= метод капусты)?
Маркс (после Смита и Рикардо) ответил: "Для общества товаропроизводителей, характерное общест-венно-производственное отношение которого состоит в том, что продукты труда являются для них товара-ми, т.е. стоимостями, и что отдельные частные работы относятся друг к другу в этой вещной форме как оди-наковый человеческий труд…" (Джилас, с. 383).
Маркс предложил устранить стоимость. Он не знал, что предложил другой способ стирать различия. Но Слово было великолепно: всестороннее развитие личности.
Одинаковый труд, если сбросить оболочку труда конкретного.
Сбросить, потребовался титан (на деле, их оказалось два, Маркс + Фрейд).
Но труд, даже самый одинаковый, не существует сам по себе, всегда найдется его носитель, вернее, носитель способности к труду. Одинаковый труд = Множество носителей одинакового труда.

Представьте, вы в мире, где весь труд выглядит таким, какой он есть на самом деле – одинаковый че-ловеческий труд. Это значит, в этом мире обитают одинаковые люди. Как они похожи друг на друга (при-мерно как холст на сюртук, если вспомнить классика).
Но чем-то они должны различаться, иначе сольются в одно лицо.
Размерами. – Какое великое множество размеров.

4.
"Демократия и либерализм (либерализм в европейском смыс-ле) многократно разъединялись" (Арон, с.10).
Это значит, что демократия и либерализм многократно соединялись.
Или иначе, постоянно происходило удвоение, которое столь же постоянно сменялось раздвоением. Что не помешало существовать, с некоторыми издержками, во Франции обычному буржуазному обществу. Существовать, меняться, переходить из настоящего в будущее. А если бы французы захотели уйти (= выйти) из буржуазного общества, стали бы они столь же вдохновенно разъединять демократию и либерализм, в том самом европейском смысле?

Между тем, мы не можем уйти (= отменить) от биполярности, из биполярного мира.
Итак, на одном полюсе все люди одинаковы, отличаясь лишь размерами. Маленький деревянный сол-датик, рядом большой деревянный солдатик. А дальше огромный деревянный солдат. А другой полюс, что там? – там тоже все люди одинаковы.
Все = Подчиненные + Исполнители.
Больше ничего в них нет (а где прочее человеческое?).
Но самое главное – они равны. Они все равны перед Высшим уровнем = Вождь. Чем же они равны? – отсутствием размеров, слишком велик Великий вождь.
Ведь он так высоко, что где-то внизу ползают муравьи. Они все на одно лицо (исполнительное). Ему надо как-то их различать. Как он поступает? Очень просто, он наделяет их размерами. Есть ли размер у му-равья? У некоторых будет. Кого-то он делает больше. Кого-то еще больше. А некоторые (= секретарь обко-ма или крайкома) и вовсе выглядят гигантами. Но только на фоне прочих муравьев.

5.
Обмен происходит благодаря одинаковости, еще классик заметил.
На деле, разности, различиям.
Чтобы обойти это обстоятельство Маркс действовал по правилу минимума: здесь конкретное = раз-ное. За конкретным (за нашими спинами) = одинаковое. Ему не приходило в голову, что встречается разное. Но вот инструмент измерения этого разного = Стоимость, есть одинаковое. Разное обменивается благодаря одинаковому. Поскольку это одинаковое суть единственное, что измеряет (= соизмеряет) разное: размер производителя и размер потребителя. Или размер производственных, нечеловеческих потребностей и размер потребностей жизненных, человеческих.
Не труд, который невозможно измерить. – А размеры субъектов.
Одинаковость – важнейшее условие возникновения Большого человека (= Большой Субъект). Собст-венно говоря, он уже не человек. Но можно идти обратно: Большой человек обеспечивает одинаковость для всех (и всех) без исключения, по крайней мере, в одном аспекте – перед ним все равны. Точнее, Равны + Одинаковы + Лишены человечности = Исполнительные элементы. Посмотрите, люди идут на работу, рабо-тают, возвращаются с работы, иногда улыбаются. Видимость. Эти люди = Исполнительные органы Большо-го человека. Это он несет их на работу, разве руки работают сами по себе? Работает ОН, а после тяжелой смены отпускает свои руки отдохнуть.
Каждый может вспомнить, брошенные усталые руки.
А начало? Однородность = Полное единомыслие + "Элементарность множества личных желаний" (Неизвестный, с.7).

Литература:
1. Аграновская Г. Пристрастность: Воспоминания. – М.: ОАО Издательство «Радуга», 2003.
2. Алпатов В.М. Родной, свой, чужой // Человек, 1994, № 1.
3. Анненков Ю.П. Дневник моих встреч. – М.: ЗАХАРОВ, 2001.
4. Анчишкин А.И. Наука – техника – экономика. – 2-е изд. – М.: Экономика, 1989.
5. Арон Р. Эссе о свободах. – М.: Праксис, 2005.
6. Бирюков Ф. «Железный поток» и его комментаторы // Новый мир, 1963, № 1.
7. Богданов А. Судьбы рабочей партии в нынешней революции // Совершенно секретно, 1991, № 5.
8. Бурлацкий Ф.М. Никита Хрущев. – 2-е изд. – М.: РИПОЛ КЛАССИК, 2003.
9. Буртин Ю. О пользе серьезности // Новый мир, 1965, № 1.
10. Буртин Ю.Г. Исповедь шестидесятника. – М.: Прогресс-Традиция, 2003.
11. Валентинов Н. Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина. – М.: Со-временник, 1991.
12. Войнович В. Портрет на фоне мифа. – М.: Изд-во Эксмо, 2002.
13. Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. В 3-х кн. Кн.1-я. – М.: Издательство «МИК», 1995.
14. Грушин Б.А., Чикин В.В. Проблемы движения за коммунистический труд в СССР // История СССР, 1962, № 5.
15. Грушин Б.А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Жизнь 1-я. эпоха Хрущева. – М.: «Прогресс-Традиция», 2001.
16. Джилас М. Лицо тоталитаризма. – М.: Новости, 1992.
17. Добренко Е. Искусство принадлежать народу // Новый мир, 1994, № 12.
18. Карякин Ю. Послесловие. – В кн.: Е. Данилов. Ленин: тайны жизни и смерти. – М.: АСТ: Зебра Е, 2007.
19. Кин Ц. Сорок пятая параллель // Иностранная литература, 1969, № 6.
20. Латтман Ш. Стратегия и политика предприятия // Проблемы теории и практики управления, 1995, № 5.
21. Майков В.В. Психотерапевтическая машина времени // Человек, 1994, № 3.
22. Минцберг Г. Структура в кулаке: создание эффективной организации / Пер. с англ. под ред. Ю.Н. Каптуревского. – СПб: Питер, 2001.
23. Михайловский А. «Культ нормального человека» // Персона, 2001, № 11 – 12.
24. Неизвестный Э. Лик – лицо – личина. – Минск – Москва, «Полифакт» – «Знамя», 1990.
25. Нилов Г. Грамматика ленинизма. – Лондон, 1990.
26. Ойкен В. Основные принципы экономической политики // Российский экономический журнал, 1993, № 7.
27. Пискунов В.М. Чистый ритм Мнемозины. – М.: Альфа-М, 2005.
28. Резник С. Вместе или врозь? – 2-е изд., доп. – М.: Захаров, 2005.
29. Синявский А.Д. Основы советской цивилизации. – М.: Аграф, 2001.
30. Сучков Б. Современность и реализм // Знамя, 1965, № 7.
31. Тонина С. «К написанию разрешено» // Смена, 1990, № 5.
32. Шиндель А. Свидетель // Знамя, 1989, № 9.
33. Щуплов А. Неизвестный кентавр // Российская газета, 2003, № 205, 11.10.