Зачем ходить на митинги

Андрей Николаевич Приходько, сорокатрехлетний врач-хирург областной больницы, не ходил на выборы.  Устал после дежурства в ночь с третьего на четвертое декабря, вторую половину которого оперировал сложное ножевое. Днем, проспав несколько часов, он было подорвался пойти, но жена сказала в раздраженно-неодобрительной  форме: «Да сиди ты уже! Без нас там все решат!» Вместо выборов завели старенький «форд» и поехали в «Метро» за продуктами. Вечером, когда Андрей Николаевич окончательно пришел в себя после бессонной ночи и намеревался успеть на участок до двадцати ноль-ноль, выяснилось, что надо  заниматься с Сашкой, сыном, - разбирать химию к понедельнику. Гидролиз солей.

Впрочем, на митинги Приходько тоже не попал.  Десятого декабря, когда родной N-ск  сотрясала акция протеста, Андрей Николаевич удалял вросший ноготь в частном центре. На своей второй подработке. А двадцать четвертого… Двадцать четвертого он просто не пошел.Утро выдалось скверным, депрессивное небо сыпало нечто среднее между снегом и дождем, и вдобавок сильно разболелись зубы. В общем,  выходить на улицу очень не хотелось…

Потом были новогодние праздники. Десятидневное испытание алкоголем и майонезными салатами, которое лишь единожды, пятого числа, разорвало дежурство в больнице. Оба частных центра, где подрабатывал Приходько, на праздниках были закрыты за неимением пациентов.

Десятого января Андрей Николаевич, утомленный не только «нарзаном», но и долгим лицезрением семьи в замкнутом пространстве, следовал обычным маршрутом на работу. Сопровождало его дурное предчувствие. Еще до Нового года главный предупредил, что в финансировании больницы наметились большие трудности. Компьютерный томограф, купленный за десять миллионов долларов, съел почти весь годовой бюджет, и теперь следовало экономить на всем, включая шприцы, бинты и вату. Кроме того, само учреждение попало в какую-то административную передрягу, его ждала реорганизация, что самым негативным образом могло сказаться на зарплате.

На планерке, уже в самом ее начале, стало ясно, что беспокойство коллектива находит свое подтверждение. Главврач начал издалека, а это, по опыту, было дурным признаком.

- Коллеги (слово «уважаемые» главный, человек грубый и бесцеремонный, обычно опускал), как всем вам хорошо известно, медицина не только в России, но и в социально благополучных странах является убыточной отраслью. Сейчас со всем миром мы переживает последствия финансового кризиса. Более того, стоим на пороге новой рецессии, которая может оказаться куда глубже, чем предыдущая. Кризис сказывается практически на всех сферах человеческой деятельности. Что же касается конкретно нашего учреждения, то его положение я охарактеризовал бы как очень сложное, даже катастрофическое.

- Ближе к делу. Зарплаты, как я понимаю, не будет, - произнес вслух Эдуард Станиславович, молодой врач-кардиолог. В больнице знали, что он дорабатывает  положенные  две недели. Увольняется по «собственному».

- Элементарно не хватает лекарств, перевязочных материалов, мы вынуждены экономить на канцелярских принадлежностях, - главврач, казалось, пропустил мимо ушей реплику из зала, - Открою вам маленький секрет. Департамент настаивал на сокращении штата больницы. Существенном! И только мое вмешательство позволило избежать этой неприятной процедуры, которая, кстати сказать, могла коснуться многих из вас…

- А зачем нам второй томограф, Владимир Владимирович?! За десять лямов зеленых. Нам что, одного мало было? – не унимался кардиолог. Андрей Николаевич, который имел неосторожность сесть рядом с ним, побледнел, скукожился в кресле и всем своим видом показывал главному и его замам на случайность этого соседства. Так же поступили и другие, сидящие рядом.

- В этой связи у меня для вас две новости  – хорошая и плохая, - главврач побагровел от злости, но на провокацию не реагировал. - С какой начать?

Мнения зала разделились. Но большинство всё же высказалось за плохую. В том числе и Андрей Николаевич.

- Итак, плохая новость, - лицо главврача приняло выражение вершителя судеб.

- Зарплаты не будет, - вставил Эдуард Станиславович.

- Заработную  плату… - главврач, видимо, решил соорудить более сложную речевую конструкцию, чем планировал изначально,  - в том виде, в котором вы привыкли ее получать, то есть в денежном выражении, выдать в этом месяце не представляется возможным. И в следующем, вероятно, тоже.

Зал ахнул и затаил дыхание.  Полторы сотни  пар глаз  одномоментно  потухли. В конференц-зале воцарился ступор.

- Что и требовалось доказать! – съязвил в очередной раз кардиолог, - Владимир Владимирович, позвольте сэкономить ваше время на планерке. Объявлять о моем увольнении не надо. Я ухожу. Сегодня. Не могу сказать, что было приятно работать под вашим начальством. Скорее обратное, увы. Ухожу на жэ дэ вокзал дворником. Им больше платят. А здесь, выясняется, не будут платить вообще. Плюс работа на свежем воздухе, для здоровья, говорят, полезно, - и, обращаясь к коллективу, добавил: - Если понадоблюсь, ищите меня там.

- Скатертью дорога! – впервые отреагировал главный. - Назад не просись!

- И не подумаю, - кардиолог спешно вышел из зала, схлестнувшись глазами с шефом.

- Теперь о хорошем, - обратился главный к аудитории. – Совсем лишать вас заработка было бы с моей стороны в высшей степени негуманно. Поэтому я решил воспользоваться личными связями, а именно – договорился с директорами хлебокомбината, пивзавода и горзеленхоза, которые, как вы знаете, периодически лечатся у нас. С сегодняшнего дня зарплату будем выдавать натуральными продуктами: хлебом, квасом и дровами. Не бог весть какая ценность, но с голоду до конца зимы не помрете. И в квартирах своих не замерзните. Другого на сегодня предложить не могу.

Пару минут народ молча переваривал скорбную информацию, потом раздались первые робкие вопросы.

- А как детей поднимать без денег? Одевать, обувать, учебники, тетрадки за что покупать?

- Квартплату как платить?

- Бензин…

Извиняться или оправдываться было не в привычке главврача, поэтому он произнес следующее:

- Короче говоря, перспективу ближайших месяцев я вам обрисовал. Хотите увольняться – увольняйтесь.  Уверен, это будут единицы. А сейчас, чтобы не быть голословным, попрошу вас пройти на задний двор больницы. Продукты  и  дрова  раздадут  уже сегодня, исходя из установленных мною норм. На этом закончим.

Александр Николаевич вскочил с места и в окружении коллег помчался к запасному   выходу,  чтобы через него попасть на задний двор. В коридоре медики  создали пробку, которую потоком напирающих тел тут же вынесло на улицу. На территории  двора  стояли  больничные лошади, запряженные в подводы.  По одной  от  каждого «благодетеля». Следуя жестоким урокам истории, народ в большинстве своем ринулся к подводе с хлебом.

- Э-э, уважаемые, не все сразу! Прошу соблюдать очередность! – призвал  толпу  работник  хлебопекарни  с  телеги. - По распоряжению вашего  руководства  хлеб  будет  распределяться так:  полторы  буханки заведующему отделением,  буханка - врачу,  половинка  -  медсестре и по четвертой  части  младшему персоналу. Прошу предъявлять  служебные  удостоверения в развернутом виде!

- Три литра заведующему, два – врачу, по литру среднему и младшему персоналу без разницы. Сегодня банки раздаю наши, завтра  чтоб вернули и приходили со своими. Можете не толкаться, - должно хватить всем. На дне бочки самый цимус, - вещал со своей подводы одутловатый и пастозный представитель пивзавода.

Труженик  зеленхоза  в зеленой  робе  с  красным,  обветренным  лицом  пользовался наименьшей  популярностью  толпы,  очевидно  решившей  оставить дрова на потом. Только четверо  терлось возле его телеги. Дрова  зеленхозовец  заранее распределил  в  неравные  вязанки,  в зависимости от должности.

- У тебя что в удостоверении написано? Читать умеешь? Санитарка. А тянешь руку за полбулкой.  Ясно же сказал – младшему персоналу четвертинку, - слышалось грубое понукание «булочника».

- Банку казенную размолотил? – раздраженно выговаривал кому-то посланец  пивзавода. -  Завтра  принесешь  такую же. Смотри, я тебя запомнил!

- Товарищи, подходите за дровами! Пока сухую березу предлагаю.  Последним  достанется  гнилой  тополь, – обратился, наконец, к толпе  зеленхозовец,  обнаружив  дикцию  нетрезвого  человека.

Примерно через полчаса крики и суета на больничном дворе стихли. Лошади  лениво укатили  опустошенные  подводы.  Расхватали даже дрова. Медики расходились по отделениям, унося с собой  сегодняшний  заработок, - краюху хлеба, банку кваса  и  вязанку дров.  Некоторые, впрочем, приняли решение собраться в хирургической ординаторской и тайком обсудить последние новости. Андрей Николаевич освободил диван от папок с историями болезней. Чтобы было куда сесть. Коллеги крошили задубевший на морозе хлеб, запивая его ледяным квасом.

- Во всем надо искать положительные моменты, - разглагольствовала  полная  пятидесятилетняя  терапевт. -  Могло бы  и  этого не быть, как в первой клинической. Там уже четвертый месяц люди без зарплаты.  И никто даже не чешется, чтобы их элементарно накормить.

- Есть волшебное слово «зато», - бодро перехватила молодая консервативного вида психиатр.
 - Существует  такая методика:  чтобы не свалиться в депрессию, нужно перечислить все плюсы ситуации, поставив на первое место слово «зато». Зато мы не потеряли  работу, зато мы  работаем  по специальности, зато…

- Зато, как говорили раньше, мы живем в самой лучшей  стране, - перебил ее пожилой рентгенолог, которому достался тесный краешек дивана.

- Ирония, да? – обиделась психиатр и затараторила: - А я так не считаю! Все мы знали  куда шли. Медицина никогда не была прибыльной профессией. Зато была  и  остается  самой  уважаемой и нужной.

- Нужной  кому?  – уточнил   Андрей Николаевич  и,  выслушав стандартный набор жизнеутверждающих банальностей,  продолжил:  - Весьма странная позиция для девушки двадцати пяти лет. Впрочем, у  вас  впереди  еще  много времени,  чтобы изменить свои взгляды.  «Нельзя жить в обществе и быть свободным от общества», говаривал дедушка Маркс. От себя добавлю: даже если ты давал клятву Гиппократа и носишь белый халат. Кстати, применительно  к  Эдику  ваше «зато» не годится. «Волчий билет» ему Володя обеспечит,  уж будьте уверены…  Жалко парня…

- Сам виноват. Зачем на рожон к главному полез? Все мы, мягко говоря, начальство недолюбливаем, но делаем это тихо, - высказалась медсестра из «пульмо».

- Молодой  еще, горячий, - шаблонно  изрекла  терапевт. – Про откаты шефу намекнул. Зря, ох зря…  А теперь куда?  Действительно,  только на вокзал.  Двор мести.

- Да-а-а-а, - многозначительно протянул пожилой рентгенолог, - были мы всю жизнь униженными и оскорбленными, таковыми, наверное, и останемся.

- Кардиолог наш  уволенный, Эдуард, когда медицинский халат  забирал, сказал, что на ленточки его пустит. Не нужен он теперь ему. Приглашал на митинг четвертого февраля. Может, выйдем всей больницей, а? - предложил Андрей Николаевич.

- Пустая трата времени, - не замедлила женщина-терапевт, - Плевать они на нас хотели. Лучше домашними делами заняться.

- Плетью обуха не перешибешь, - констатировал пожилой рентгенолог.

- Знай сверчок свой шесток! – тут же вставила психиатр.

- Да и главный, если узнает, нам этого не простит, - нашлась медсестра из «пульмо».

- Ну, тогда и я не пойду. Что мне там одному позориться, - принял решение Андрей Николаевич.

- Во-во. Отоспись лучше в выходной день или на рыбалку съезди, - одобрил рентгенолог.

- Бедность облагораживает, - тихо, почти беззвучно  произнесла санитарка,  высохшая старушка из «приемного»,  когда  в  разговоре  повисла пауза. Заблуждение родом из прошлого. Все разом обернулись на нее.
 

В портфель поместилась только буханка. Для банок с квасом места не было. Андрей Николаевич пристроил их в пакет из-под  лекарств. Дрова, немного подумав, оставил на работе, под столом. Решил, что заберет, когда будет «на колесах». По пути домой размышлял, что все-таки коллектив прав. Пустое это занятие. Зачем ходить на митинги?  Действительно, зачем?..