Рыжая Рысь...

          Фейерверки громко брызнули густым разноцветием ещё в том году и под бой курантов осыпались угасающими искрами в затоптанный снег уже в этом. Полчаса под самыми окнами стояла такая канонада, что и телевизора было не слышно. Но мне было уже весело, я уже успел перейти с шампанского на водку и слушал только собственные праздничные ощущения. И так почти целых два дня!.. Чтобы хоть как-то скоротать длинные новогодние праздники и оттащить меня от постоянно накрываемого оставшимися салатами стола и подзатянувшегося перманентного похмелья, моя предприимчивая подруга предложила мне съездить в воскресенье на канатную дорогу покататься на лыжах. На Канатку, как у нас запросто её называют. Благо у нас в Красноярске это почти в черте города. Но я выразил сомнение, что смогу твёрдо стоять на ногах после нескольких дней неконтролируемых возлияний, а уж встав на скользкие лыжи, точно насмерть убьюсь на первом же крутом повороте.

          Тогда, как альтернативный вариант, родилось предложение просто съездить в зоопарк. Это тоже совсем рядом с канатной дорогой. А так как я, душой болея с похмелья, обычно становлюсь вялым, виноватым и неоправданно уступчивым, то мне нехотя пришлось согласиться. Ленивые отговорки не помогли. Уж слишком настойчивой была моя подруга. Мне хотелось покоя и пива, а она просто фонтанировала кипятком. Напившись с утра до одурения крепкого кофе, чтобы как можно дольше оттянуть это свидание, мы потряслись на автобусе в гости, к просто заждавшимся нас диким зверям.

          Единственным радостным моментом для меня был тот факт, что в самом зоопарке работали всё же не звери, а добрые люди, и пиво в кафешке на территории зоопарка пока ещё продавалось. Сразу немного полегчало на душе. Моя возбуждённая прелесть торпедой носилась по зоопарку, останавливаясь везде, где звери не зимовали, переселившись в теплые клетки, и не залегли в берлоги, и, восторженно дёргая меня за рукав так что встряхивались мозги, или больно тыча локтём в бок, не уставала щебетать:
          - Ой, смотри, какой хорошенький-глазастенький! Ой, смотри, какой пушистенький-лохматенький! Ой, смотри, какой маленький-толстенький!..
          На что я, лениво таскаясь за нею следом, грел пиво под курткой и согласно головой кивал, типа: - Да, дорогая. Есть такая тенденция! Он такой, этот среднеазиатский выхухоль, или как там его зовут? – И она тащила меня к следующему зверю.

          И только у одной из клеток я задержался добровольно. Мороз на улице уже поджимал к двадцати градусам, но солнышко светило достаточно ярко, и на отполированном изгибе декоративного дерева, как на пляже, лениво развалилась рыжая рысь. Красивая крупная кошка с большими лапами и проницательными глазами. Она посмотрела в мои зрачки с таким высокомерным равнодушием, что дрогнуло сердце. Было видно, что такой зверь не станет унижаться как простой медведь, выпрашивая конфетки у зрителей. Эта таёжная Багира скорее умрёт, чем пойдёт на поклон к человеку. И сразу вспомнилось мне моё далёкое таёжное детство и юность.

          Отец мой был почти профессиональным рыболовом и охотником, и поэтому в детстве дикие звери не были для меня большой диковинкой. Ну, если и не сами звери в своём грациозном великолепии, то их невыделанные шкуры бывали в нашем дому частенько. Медвежьи, барсучьи, лисьи, бобровые, собольи, а уж про заячьи и беличьи и упоминать не стоит. Но вот с рысью мне приходилось столкнуться в тайге только однажды. И то эта встреча была короткой и недружелюбной с обеих сторон. Это было перед новым одна тысяча девятьсот семьдесят каким-то годом. В общем, мне тогда уже исполнилось шестнадцать. В тот день отец вернулся из тайги возбуждённый и суетливый. Как оказалось, ему удалось очень удачно поохотиться вдвоём со старым промысловиком по прозвищу Гузя и добыть огромного лося. Так что на праздники мы должны были быть обеспечены лосятиной всех видов, от копчёного мяса, до колбасы, стоило только привезти половину туши из тайги и заняться её приготовлением. Не стоит и говорить, что лось был добыт нелегально, и поэтому было желательно более или менее соблюдать конспирацию. Никаких лицензий на отстрел сохатого никто и никогда у нас в деревне не покупал.

          По самым скромным подсчётам, полтуши, за вычетом рогов и копыт и прочих несъедобных частей тела, это почти двести пятьдесят килограммов уже немного подмороженного мяса. И находится оно почти в сорока километрах от деревни, в охотничьей избушке отца. Недалеко от того места, где он и был добыт. Естественно, что на себе такой груз не утащить. Мой отец пошёл в гараж шаманить свой старенький ГАЗ-69. Этот автомобиль был гордостью отца. Если москвичи и жигули в нашей деревне уже были у нескольких человек, то такой вездеход был в ту пору единственным личным автомобилем.
           Он купил его списанным и полуживым в леспромхозе по остаточной стоимости. Но каких трудов это ему стоило, отдельный рассказ. В Советские времена это категорически не приветствовалось, и ему пришлось собирать какие-то справки и подключать влиятельных знакомых, которые иногда пользовались его услугами проводника по тайге и знатока охотничьих угодий. Газик обладал изумительной выносливостью и проходимостью. Для этого пришлось его немного усовершенствовать. Усилить раму вваренными уголками и модернизировать подвеску, добавив дополнительные пластины в рессоры, повысив мощность двигателя. Бензина он стал потреблять немного больше, но стал обладать абсолютной неубиваемостью. Вот на этом агрегате мы и отправились с ним за мясом.

          Руль отец стал мне доверять уже лет с двенадцати, сначала когда бывал в лёгком подпитии, а потом, убедившись в моих водительских способностях, уже из-за собственной лени. Любил он ездить как начальник, покуривая папиросу, вальяжно развалившись на пассажирском сидении и изредка лениво покрикивая на меня. Что-что, а это он любил.

          Вот и в этот раз, загрузившись кое-какими запасами, мы отправились в путь. Ездить зимой по тайге занятие рискованное и малоперспективное. Но примерно двадцать пять километров пути составляла дорога, ведущая на заготовительный участок, и одинокую колею туда примерно пару раз в месяц расчищал бульдозер. Кроме того, пару раз в неделю оттуда ездили тяжёлые лесовозы, и поэтому путь был достаточно знакомым и проходимым. Дальше было гораздо трудней, но там тоже был приличный кусок старой дороги, оставшейся от деревни, которую давным-давно ликвидировали. Самый последний и самый короткий участок пролегал уже по замёрзшему руслу реки. Так что даже зимой была возможность максимально близко подобраться почти к самой избушке. А вот летом машину приходилось оставлять почти за десяток километров от зимовья. Добрались без всяких приключений. Пару часов ушло на окончательную разделку и погрузку уже промороженной туши.

          Осмотрев ещё раз внимательно машину, отец задумчиво закурил папиросу и поинтересовался, смогу ли я самостоятельно добраться до деревни? Вопрос меня даже обидел. Я уже несколько раз проезжал этот путь за рулём, и сомневаться в этом было нелепо. Правда, при этом всегда в кабине сидел отец или старший брат, но какая разница, за рулём же находился я! Дело в том, что у отца из-за этого лося осталось ещё много непроверенных ловушек и петель, и он боялся, что всю добычу за ночь изничтожат пронырливые лисы. Как уже не раз и бывало. Поэтому он и намеревался остаться ещё на пару суток. Я видел его сомнения, но заверил его в том, что и с закрытыми глазами могу проделать этот путь. Он вздохнул и нехотя согласился!

          Гордость вспучивала мою грудь. Ездить зимой по тайге опасались и более опытные водители, а тут я, шестнадцатилетний пацан, с такой важной семейной миссией. За спиной у меня почти полный салон свежего мяса. Не только для нас, но и для всей нашей немаленькой родни. Праздник будет весёлым и настоящим. С лёгким сердцем и в хорошем настроении я отправился домой. Ещё раз краем уха выслушав отцовские инструкции о тяжести езды по зимней дороге. Что мне эти наставления? Через пару-тройку часов я уже буду дома пить чай и рассказывать матери, какой я настоящий добытчик и мужественный искатель приключений, презревший опасности огромной тайги. Меня даже подмывало немного приврать и рассказать, например, что я видел на дороге стаю волков. И как я оторвался от них, «дав по газам». Но я опасался, что потом приедет отец и разоблачит моё враньё. О чём другом, а уж о стае волков в окрестностях деревни он узнал бы первым. В таких мечтах и сомнениях я преодолел почти весь путь. До дома оставалось ровно восемь километров.

          Этот участок дороги пролегал по склону, и частые ветра порой выдували снег до самой травы. Но на дороге вместо обычной колеи образовалось два бесконечно тянущихся выступа. Так как тяжелые лесовозы утрамбовывали колёсами колею, и она становилась неподвластной пронзительным ветрам. Машину бросало из стороны в сторону, порой она переставала слушаться руля, и казалось, ехала сама собой, руководствуясь собственными ориентирами. Вот так на одном из поворотов, выравнивая машину, я поддал газу и почувствовал, что меня стало стремительно сносить в кювет. Пока сообразил что к чему, пока затормозил, она, уже взбрыкнув задом и громыхнув мёрзлым мясом по днищу, стояла, почти упёршись бампером в толстую берёзу, растущую у самой дороги. Я даже не успел испугаться.

          Включив заднюю скорость, я попытался аккуратненько выбраться на дорогу. Но к моему удивлению, назад машина не сдвинулась ни на сантиметр, а наоборот, шлифуя остекленевший склон, юзом сползла вниз и, сорвав фаркопом кору на стоящей рядом с берёзой сосне, прочно застряла на обочине. Я вылез из кабины и осмотрелся. Если бы мне рассказал об этом кто-то посторонний, я бы наверняка не поверил. ГАЗ-69 ровно стоял между двух деревьев, причём от бампера до берёзы было не больше пятнадцати сантиметров, а от фаркопа до сосны и того меньше. Чтобы попасть в такую ловушку нужно очень постараться. Я более чем уверен, если попросить асов руля повторить такой трюк, то девять из десяти никогда не смогут этого сделать. Умудрился это сделать только я. Не фига себе - уникум! Перебрав в уме все варианты, я понял, что выход у меня только один. Нужно срубить берёзу и, выбравшись на целину, пытаться оттуда снова попасть на скользкую дорогу. На это потребуется минимум полчаса. Но пошарив в машине, я с тоской вспомнил, что и лопату и топор выгрузил возле избушки, когда рубил мясо с отцом. Холодок пробежал между лопаток. До деревни оставалось восемь километров!

          Минут через пять я всё для себя решил. Просто сидеть и чего-то ждать нет смысла. Машины, как я уже упоминал, ходили здесь не чаще двух раз в неделю. Значит, нужно до деревни добираться пешком и потом со старшим братом пытаться решить проблему. Загасив двигатель и слив воду из радиатора, я поплотнее застегнулся и отправился в дорогу. Огромные, почти чёрные сосны, сплошной стеной встали по бокам, стоило мне немного спуститься в низину. Тишина стояла такая, что было слышно собственное дыхание. Морозы стояли небольшие, и я был тепло одет, поэтому шагалось легко и свободно. Воздух в тайге настолько насыщен кислородом, что человек, привыкший дышать городским смогом, запросто может получить кислородное отравление. Дикие звери вблизи деревни встречались редко, и единственное, что меня беспокоило, так это брошенная машина с мясом. Мало ли чего, вдруг кто наткнётся? Тогда у отца могут быть крупные неприятности с охотоведом, а значит, неприятности будут и у меня. Ведь это именно я не оправдал возложенных на меня надежд и по своей глупости свалил машину в кювет. Как такому раздолбаю можно доверять серьезные задания? С такими горькими мыслями я и прибыл домой почти через три часа. Уставший, как собака, и донельзя огорчённый всем произошедшим.

          Брат, своими едкими насмешками оптимизма моей душе тоже не добавил. Наскоро попив чаю, мне пришлось вставать на лыжи и через полчаса отправляться с ним в обратный путь. Более невесёлую перспективу трудно было себе представить, но моего согласия он не спросил. Я был виноват и поэтому молчал. До темноты нужно было успеть всё сделать. Он взял на всякий случай с собой Ижевку тридцать второго калибра, кинули в рюкзаки по топору и побрели торить целину более коротким путём. Он знал все тропинки лучше меня, потому что бывал с отцом на охоте частенько, да и рыболовом он был заядлым. В окрестностях пятидесяти километров, по-моему, не было ни одной дорожки, по которой хотя бы раз кто-то из них не прошёл. Поэтому мне оставалось только держаться за ним следом, стараясь далеко не отстать.

          Вышли на дорогу мы примерно в километре от оставленной мною машины. Идти по дороге в охотничьих лыжах невозможно. Из-за своей ширины они скользят по укатанной дороге и безбожно разъезжаются в стороны. Пришлось воткнуть их в сугроб на обочине и дальше пробираться пешком. Брат шёл впереди. Уже вдалеке показалась сиротливо зажатая деревьями машина. Внезапно он резко пригнулся и движением ладошки приказал присесть и мне. Потом протянул руку вперёд и что-то показал. Сумерки уже понемногу опускались на землю, но в нечётком мареве вечера я увидел у машины человека. Он стоял, опираясь руками на брезент тента, и был… без головы. Да, да, именно так мне показалось сначала. Головы у него точно не было. Только руки и ноги, одетые в какие-то серые меховые штаны. Брат потихоньку снял с плеча ружьё и взвёл курок. Я ещё раз внимательно всмотрелся и понял, что я в чём-то ошибаюсь, человек был слишком маленького роста для взрослого мужчины. Наконец я сообразил: у автомобиля на задних лапах стоит крупная рысь! Видимо, она учуяла запах мяса и крови и, продрав когтями брезент, засунула голову внутрь, стараясь дотянуться до вожделенной добычи.

          Рысь – очень чуткое и осторожное животное. Человека она может услышать и унюхать за километр. Почему же эта была столь неосторожной? Наверное, тут получилось так потому, что мы подходили к ней с подветренной стороны. Возможно, она не учуяла нас потому, что её голова находилась внутри машины и запахи мяса и бензина сбили её природные настройки. Как бы то ни было, но она нас подпустила очень близко. Выстрел прозвучал коротко и хлёстко. Снег фонтанчиком взрыва вспыхнул у самых ног животного.  Брат оторвал приклад от плеча, внимательно посмотрел в сторону рассевающейся дымки от чёрного пороха и опустил ружьё. Но прежде чем он успел это сделать, произошло невероятное. Рысь в какую-то долю секунды, как мне показалось без малейшего усилия, взвилась в воздух почти на три метра и, оттолкнувшись задними лапами от брезентового полога автомобиля, исчезла в кроне сосны. Это произошло так молниеносно, что я с трудом успел за всем этим уследить. Брату досталось увидеть только легкое движение веток.

          До сих пор вспоминаю наше удивление, когда мы, перезарядив ружьё, подошли к сосне и никого не обнаружили на дереве. Ближайшая сосна стояла примерно в десяти метрах от нашей. Следующая ещё метрах в шести. И так до самой кромки молодого сосняка. Следов на снегу никаких не было. Неужели она была в состоянии преодолеть в прыжке по воздуху такое расстояние от дерева до дерева и скрыться в тайге почти незаметно для глаз?

          Развели костёр, нужно было натопить снега в старом жестяном ведре и залить воду в радиатор. От ярких языков пламени, синяя вечерняя темнота казалось моментально сгустилась вокруг нас. Я помню, как мы с братом по очереди рубили берёзу и ежились от страха. Один рубит, а другой стоит с ружьём. Нам всё время казалось, что она сидит где-то рядом или на дереве, просто мы не можем её увидеть, настолько ловко она притаилась в ветвях. А этот холодный, надменный и презрительный взгляд я запомнил навсегда, хоть и смотрела она на меня тогда, всего лишь какую-то долю секунды.