Снег будущего

Снег будущего


Утро. Едва светает, и дом еще погружен в сон. И только он не спит, наслаждаясь минутами тихого одиночества. Ловкими отточенными движениями набивает табак  в чашку пенковой трубки, с колким ожиданием предвкушая, как вдохнет ароматный дым. И пусть говорят, что курение укорачивает жизнь, он-то знает, какая это все ерунда. К чему растягивать существование, которое все равно имеет четкие границы?
Сегодня его день рождения. Чудесный праздник, скажете вы. Да, наверное. Ведь скоро проснутся дети и непоседа Адели, и начнут наперебой поздравлять «старика», невзирая на его убедительные просьбы накануне, забыть о сей злополучной дате. Нет-нет, он правда рад той любви, что одаривают его домочадцы, но осознание того, что любовь эта намешана на грусти и сожалении, не может позволить смеяться в полную силу, улыбаться искренне и скрывать дрожь в голосе.
Сладковатый дымок привычно касается языка, убаюкивая волнение и тоску. Секунда. Две. Три. Он выдыхает клубочек сизого пара вверх, наблюдая, как он мягко растворяется в воздухе. Последняя трубка в этой жизни – каково, а?
Вновь подносит мундштук ко рту, отчего-то начиная мысленно перебирать, сколько же лет он вот так по утрам в одиночестве курит. Хм, последние двести точно, с тех пор, как его милая Мэри подарила ему самую первую бриаровую трубку. Кажется, это был День независимости…
Старинные часы бьют семь раз, а значит, скоро одиночество растворится в веселом гомоне, звоне чашек с утренним чаем и детском смехе.
Последняя порция ароматного дыма. «Жаль, что не дал имя», - смешная мысль. Он знает, что сыновья не понимают таинства курения трубки, а дочь вообще всегда была против этой вредной отцовской привычки. А значит, пенковому чуду грозит забвение, и пыль вместо золы…

Топот маленьких ножек по лестнице и крик «Деда!» сигнализирует о том, что этот длинный день начался.
- Адели, где твои носочки? – мужчина шутливо щурит один глаз, поднося к другому изображенную руками «подзорную трубу». Девочка вмиг смущается, останавливается на предпоследней ступеньке, но затем заливается смехом и с ускорением бросается в объятия дедушки.
- А я знаю, какой сегодня день, - таинственно шепчет она, зарываясь маленьким носиком в пахнущий табачным дымом свитер.
- Какой? – так же тихо интересуется он.
- Твой день рождения!
- Верно, маленькая непоседа.
Мужчина ласково гладит растрепанные после сна волосы внучки, впервые за много лет сдерживая слезы. Нет, он не ропщет на судьбу, что подарила ему века счастья со своей семьей, замечательных друзей и целый ворох воспоминаний, которые, как он надеется, помогут ему продержаться этот день с непременной улыбкой на губах. Ведь так хочется, чтобы дети и малышка Адели запомнили его именно таким.
- Непоседа, а ты уже заглянула под елку? Сдается мне, там есть что-то для тебя.
- Так подарки ведь нужно дарить завтра?
- А я нарушаю традицию. Давай-давай, скорее погляди!
Адели мгновенно соскакивает на пол и несется к стоящему в центре комнаты искусственному, но очень красивому, дереву. Там, в глубине раскидистой зелени лежит небольшой сверток, перевязанный яркой оранжевой лентой. Девочка даже не пытается сдержать нетерпение, быстро срывая оберточную бумагу.
- Вау! – радостный вопль оглашает комнату, а из под елки показывается растрепанная Адели с маленькой изящной фарфоровой куколкой в руках. Она держит подарок так осторожно, словно боится сломать неловким движением, с благоговением разглядывая рисованное лицо, рыжие волосы и нарядное белоснежное платьице.
- Деда… - вдруг испуганно шепчет девочка, - а это что, я? – она поднимает удивленные глаза на смеющегося мужчину.
- Точно! – отвечает он, похлопывая по колену. – Ну, иди сюда, я хочу сравнить. – Адели устраивается на своем любимом месте и кладет на протянутую мужскую ладонь куколку. – Так, глаза голубые, а у тебя?.. Ага, точно-точно, - едва сдерживая улыбку, изучает внучку он, обводя пальцем идентичные черты, нарисованные на фарфоровом личике. – И реснички такие же длинные, ну что за диво! И носик маленький, и щечка с родинкой, вот тут, - он ласково касается темной точки на лице Адели. – Обе красавицы! – наконец подводит итог.
Адели счастливо улыбается, прижимая к груди куклу, а он часто моргает, стараясь прогнать вновь подступившие слезы. Как же хочется продлить это мгновение, остановить беспощадное время…
- Папа! – три голоса в унисон. А вот и старшее поколение проснулось. Двое высоких, похожих на отца, мужчин и дочь – копия своей матери.
– Адели! – это уже вопль Сюзанны, заметившей, что дочь по привычке забыла одеть носки. Но девочка расставила для себя приоритеты, и любование подарком вкупе с уютными объятиями дедушки для нее важнее, чем указания матери. И еще, она знает, что в такой день, никто не станет тратить драгоценные минуты на чтение нотаций. - Папа, ты опять курил трубку? – перекинувшись с дочери на отца, Сюзанна недовольно принюхалась к легкому остаточному дымному запаху. – А вы что стоите, давайте уже, как мы репетировали, - а это уже двум, едва сдерживающим улыбки братьям. Все домочадцы уже привыкли к сложному характеру Сюзанны, любящей поучать всех вокруг, но, впрочем, никогда не делающей это строго, а от большого чувства любви и заботы.
Мужчины переглянулись и стройно затянули «Хэппи бездей», а девочки торопливо встроились в хор. В эти минуты, он чувствует себя, как никогда счастливым, а прожитая жизнь уже не кажется отобранной злой судьбой. Пусть это последний день, но он стоит того, чтобы ждать его триста лет. Его дети, подросшие и нашедшие свое место в этом мире, внучка – солнечный лучик, освещающий этот дом своим заливистым смехом, - все было, есть и будет столько, сколько отмерено. Но не прошлое ценно, а будущее, которое еще есть у них, и было у него каждый день все три века. Это хороший срок, которого не имели их предки, годы жизни без болезней и опаски оставить своих родных, когда они так в этом нуждаются.
У него было все: веселое детство, шальная юность, незабываемые студенческие годы, первая любовь, ставшая и последней, радость отцовства, целый ворох праздников, проведенных вместе с семьей. И сейчас он сожалеет лишь о том, что она – Мэри – его огненноволосая девочка с непременными морщинками-смешинками у глаз ушла раньше и не видела этого дня. Они всегда мечтали родиться в один день, чтобы прожить равную жизнь и покинуть ее, держась за руки. Мэри сотни раз клялась уничтожить документы, которые так сухо и официально говорили, что она старше любимого на ничтожных два года. Эти два года она мечтала провести с ним, но, в конце концов, пообещала ждать там, где каждый будет по достижении трехсот лет.
- Папа! – он отряхнул остатки воспоминаний, непонимающе глядя на старшего сына. Тот, видимо, уже не раз пытался окликнуть витающего мыслями где-то далеко отца. – Идем в столовую, попробуем торт, который испекла Сюзи.
- Да, попробуем, - согласно кивнул он, показательно потирая ладони в предвкушении угощения. Адели, услышав слово «торт», вихрем умчалась вперед, заставив мужчин расхохотаться.

Завтрак проходит вовсе не в молчании, ожидаемом, учитывая некую фатальность этого дня. Напротив, все болтают без умолку, перебивая и перекрикивая друг друга, словно дети. Сюзанна заботливо подливает в чашки быстро улетучивающийся чай, братья украдкой воруют с соседних тарелок кусочки торта, за что получают ложкой от Адели и свернутым полотенцем от сестры. А он наблюдает за всеми и радуется тому, какую дружную семью у них с Мэри получилось создать.
Правда еще он немного опасается, что дети разорвут его сегодня на кусочки, стараясь забить каждую секунду каким-нибудь мероприятием. Если на прогулку в парк, катание со снежных горок, поход в любимую кофейню, фотосессию у центральной елки и большой праздничный ужин он согласен, то пару десятков других «замечательны идей», как провести его последний день рождения, тут же отмел. День-то не резиновый, да и для него предпочтительнее провести его дома, с любимыми детьми и внучкой, нежели в толпе народа, которая непременно соберется сегодня на улицах, чтобы отметить наступающий год.
- Ну что, давайте начнем с парка и горок? – перекрикивая галдеж, высказался он.
- А потом пирожные? – подсказала Адели.
- Да, пап, потом пирожные? – как всегда в голос поддержали старшие.
Сюзанна лишь по-доброму улыбнулась и, что было просто удивительно, махнула рукой на уборку и мытье посуды. Это подождет. Сегодня есть более важные дела.

Интересно, что лучше, знать дату своей смерти и иметь возможность выстроить свою жизнь так, как пожелаешь, или жить в счастливом неведении? Когда было изобретено лекарство от старости, люди и не задумывались над этим вопросом – они были шокированы и обрадованы перспективой вечной жизни. Но спустя какое-то время перед обществом возникла проблема перенаселения земли. Стало понятно, что при нынешнем уровне прироста населения и с учетом почти сошедшей на нет смертности от естественных причин жизненно-важных ресурсов скоро не хватит, и человечество просто вымрет, задыхаясь от удушья, высыхая от жажды и погибая от тесноты. Тогда и было принято непростое, но, как казалось, справедливое решение – каждому дано триста лет, без болезней, без естественного старения. А на день, следующий за последним днем рождения, человек должен умереть. Безболезненно, погрузившись в вечный сон, чтобы дать следующим поколениям возможность существовать. Несогласных было ничтожно мало. Все привыкли к мысли, что умрут в определенный день и час, но при этом получат возможность жить так, как хотят, не отвлекаясь на проблемы предков со здоровьем. Ведь это замечательно быть вечно молодым – благодаря вакцине «бессмертия» старение организма останавливалось на точке, равной тридцати-тридцати пяти годам – не знать болей суставов и костей, не считать седые волоски по утрам, забыть про неудобные очки, слуховые аппараты и вставную челюсть. Человеческая цивилизация наконец стала тем, что всегда с упоением описывали фантасты – миром совершенных людей, пышущих физическим здоровьем и красотой. Утопией. В целом, все замечательно, но когда подходит срок прощаться с родными и близкими, потому что «ожил свое» невозможно спастись от мысли, что лучше жить в неведении…

День неизбежно подошел к концу. Все отправились по спальням, хотя, скорее всего, никто кроме Адели так и не уснул. А он сидит в своем любимом кресле и перелистывает альбом со свежими фотографиями.
Вот он и Адели у елки, девочка тянется к яркому шарику, а у него такое смешное лицо, потому что он не знает, смотреть ли в камеру, или остановить неуемную внучку. А вот старшие, такие похожие, замечательные молодые мужчины, которые обнимают сестренку, втиснувшуюся в серединку. Все трое улыбаются, а обычно такая серьезная Сюзанна показывает пальцами над головами братьев «рога». «Я и мои олени», - так сказала она, когда впервые увидела фото.
На следующем кадре Сюзанна и Адели: малышка на коленях у Санты, а женщина с любовью смотрит на нее.
- Так похожа на Мэри, - шепчет он, и впервые за день позволяет слезам затуманить взор.
Две почти одинаковые фотографии – все пятеро на санях, запряженных оленями. Только на одной Адели косит глаза – потому фотограф и сделал дублирующий снимок. Но первый вариант так всем понравился, что его решили оставить, вклеив в альбом с сопутствующей надписью «Найди отличие». На следующей фотографии только он – Сюзанна настояла – в кофейне, с кружкой кофе в руках. Он нее тянется дымок, а от фотографии будто исходит тепло. Последняя чашка любимого капуччино…
Много снимков катающейся в снегу Адели, лепящей снеговика, карабкающейся на него, лежащей с недоуменным взглядом на развалинах не выдержавшего столь пренебрежительного отношения «снежного парня», летящей с горки на надувном матрасе, поедающей любимое пирожное, разглядывающей все же изъятый с центральной елки шарик.
А тут он и дети, просто стоят на фоне панорамы провожающего уходящий год города. Глядя на них он чувствует, что не уходит, потому что не будет забыт, он останется жить в их воспоминаниях, в их лицах.
Умирать не страшно, если ты прожил полную событий жизнь, познал любовь и оставил после себя ее плоды. Теперь он, наконец, понял, почему Мэри, уходя, не сказала «Прощай», почему она говорила «До свидания». Потому что каждый раз, когда он думал о ней, она возвращалась.

Утро. Оно пришло так быстро, так неумолимо, но он рад ему, как всегда. Рад лениво выползающему из-за горизонта солнцу, рад тому, что наступил новый год, в котором у его семьи – он уверен – будет много счастливых моментов. Берет свою трубку, ласково поглаживает, прощаясь. Последний раз он насладится ее даром – ароматным дымком и сладковатым послевкусием. Ритуально набивает табак, осторожно поджигает и подносит ко рту.
- Опять куришь, - тихий укор дочери и смешки сыновей.
«Они не спали», - мгновенно понимает он, но не порицает, потому что понимает. Выпустив сизый дымок, он указывает глазами на зажатую в руках трубку:
- Ты ведь будешь о ней заботиться, дорогая?
- Конечно, па. Но курить не стану, уж прости. – Теперь Сюзанна улыбается, пусть с грустью, но от этой, столь похожей на Мэри, улыбки на сердце теплело.
- Мы тоже, - поддерживают сестру старшие. – Авось Адели подрастет и пристрастится, - говорит один, за что получат тычок локтем от второго.
Все трое подходят к нему и обнимают, крепко-крепко.
Семья. Дети. Снег. Адели. Пенковая трубка. Улыбка Мэри. 
Все ценно, что любишь. Все вечно, что помнишь.

- Что значит ошибка?
- Откуда я знаю?! Вы сами не знаете, сколько вам лет и отвлекаете меня!
- Но…
- Послушайте, по моим документам Жером Бенуа родился ровно двести лет назад и ему еще целый век донимать честных служащих, как я, глупыми вопросами. Мой вам совет – идите домой и не празднуйте в следующий раз так интенсивно, чтобы забыть о собственном возрасте.
- Да… Спасибо…
Жером не помнил, как вышел на улицу и добрался до лавки. И смех и слезы рвались из него, пугая одиноких прохожих. Когда по своей забывчивости он потерял документы и затем восстанавливал, он даже не взглянул на даты – не считал нужным. А сейчас, изучая свой паспорт, не мог поверить в то, что будет когда-нибудь так рад канцелярской ошибке.
Он не знал, кого благодарить за подаренные сто лет, не знал, как жить дальше, когда уже попрощался с семьей и мысленно ждал встречи с Мэри. Но был уверен, что если судьба решила так, значит, придет время и он поймет, для чего получил «бонусный» век. Будущее покажет. А пока он просто рад, что завтра утром выкурит любимую трубку, выпьет чаю с родными, погуляет с Адели и будет просто жить.

- Деда? – дома Жерома встречают удивленные глаза Адели, открывшей дверь, в которую он почему-то позвонил, как незнакомец. – А ты разве не уехал?
- Нет, непоседа, я ходил за подарком для тебя. Ведь сегодня Новый год!
- А как же ты? Я тебе ничего и на день рождения не подарила, - задумчиво тянет девочка.
- А я уже получил свой главный подарок.
Будущее.