Вызов

Тематика рассказа стойко ассоциируется с одним автором. Мне не тягаться, разумеется, но при этом я старался, чтобы по содержанию и стилистике работа максимально отличалась. И всё же тема и атмосфера наверняка заставит сравнивать.

Экспромт. Давно не писал, поэтому перед работой над "Без роду и племени" решил попробовать себя на чем-то простом.


Вызов


Ещё при рождении, он принял вызов, который бросила ему жизнь. И каждый последующий день для него представлял собой борьбу. Но в отличие от многих, по прошествии лет, ему хватило решимости ответить, и уже в свою очередь бросить вызов миру. Более того, он стал одним из тех немногих, чья дерзость стала дорогой не к гибели, а к свободе. Началось же всё семь назад с одной судьбоносной фразы, - так не редко бывает, что слова становятся сильнейшим импульсом, способным направлять целые жизни...
*   *   *

- Брось! Это же чистой воды самоубийство, - протестовал Игорь Деверев, пытаясь отговорить друга. Хоть он и был заядлым охотником и рыбаком, да и в целом человеком крепкого духа, но такая затея ему явно была не по нутру.
- Я понимаю ещё, когда знаешь на что идёшь, но это ведь совершеннейшая авантюра, и не более!..
Но он тогда не ответил. Просто посмотрел на мерный ход облачной флотилии, затем на дым из трубы соседнего завода, и в душе его столкнулись две правды: первая заключалась в том, что затея действительно была крайне рискованной, и вероятнее всего риск тот был не оправдан, ведь ради него придется бросать всё, что держит тебя на плаву, жертвовать очень многим, и идти против течения самой жизни. На это нужна большая воля и большая сила. Они у него есть, но любая сила гранична, поэтому хорошо бы знать о том, хватит ли её. - Узнать до, а не после... Вторая правда была проста как мир: та жизнь, что кипит вокруг сейчас, и кипела годами до его рождения – не для него. Пора распрямить спину, и взять то, что по праву твоё.

*   *   *

Так улыбаться умела только она: в самом изгибе губ, в лёгком прищуре глаз, в испытующем, пронзительном взгляде, таилось настоящая загадка. Это было переплетением иронии, надежды, хитроумного замысла, дерзости, приправленного известной долей её неподражаемого шарма. Да, сама эта улыбка, даже без слов для него была призывом.
- Докажи! – с улыбкой говорила она, - Не другим, но хотя бы себе, - другие может, никогда и не узнают. Зато сам будешь знать, на что способен. Если способен.
Для него это было, как по живому. В самую душу, в самую его суть. Что ж, он принимает этот вызов.

*   *   *

Гул мотора старенького ГАЗа заглушал даже мысли. Но уже на следующие сутки, он стал таким же фоном, как нетишина города для городских жителей, нетишина деревни для жителей деревень, нетишина леса для обитателей лесов.
- Сам до сих пор не верю в то, что вам удалось меня уговорить, - качая головой, в пол голоса сетовал Деверов, - Безумство. На которое я согласился добровольно. Не понимаю, чем вы смогли меня подкупить...
- Да брось ты! – весело отозвался Виктор Баргачев, и хлопнул друга по плечу, - Игорь, ты ведь знаешь, что без тебя, мы могли бы просто сидеть дома, оставив все свои упования в дальнем, темном углу комнаты! – тут машину резко подбросило на очередной яме в полколеса, разбросав всех путешественников по кузову. Но Виктор только залился смехом: - Но ведь дело того стоит!..
- Не скажите, не скажите, - поправляя кроличью шапку, подключился Чен, - Стоит ли оно того, или нет, мы узнаем лишь на месте. Да и то не сразу.
И только инициатор сего путешествия молча отогнул брезент, и смотрел на удаляющиеся за горизонтом пейзажи. О чём он думал? Скорее не думал, а чувствовал. Прежде чем проверять на крепость себя, нужно проверить мир.

*   *   *

Встречал их бурят по месту рождения, но очень многих народностей по крови, Алтан Доржиев. И фамилия эта соответствовала его внутренней силе. По той причине его и наняли проводником. Он должен был проводить сию разношерстную компанию до Белой Долины, - далекой, безлюдной земли, в которой недавно было поймано неизвестное прежде, и очень ценное животное. По всей стране прокатилась волной новость об этом событии, и многие решили, что в Белой Долине есть множество этих созданий. Так началась большая охота. Вот только не многие знали, что в природе жертва – не только те, на кого охотятся...
Что касается этого квартета авантюристов, то они были одни из первых, кто решился на сей рискованный шаг. Мало кто верил в существование загадочного, промыслового зверя, не говоря уж про веру в возможность продолжительной жизни в Белой Долине. Алтан тоже не верил, пусть ему и довелось пробираться через неё. А может, не верил как раз по этой причине. Но, не смотря на это, за хорошую плату, он согласился сопроводить «глупых людей».
- Тяжело и далеко добираться. Я заготовил запасы и дрова в трех местах завтрашних, послезавтрашних, и последней ночевок, но это меньшая часть пути. Даже на ваших быстрых и сильных снегоходах. Лучше тем, кто не пройдет этот путь, остаться здесь. Здесь есть и пища, и тепло, и мягкая постель.
Но на него с разной долей решительности смотрели четыре пары глаз. Так и по жизни, - в начале пути никто не сойдет. Пока тело и дух крепки, пока нет ни ран, ни ожогов, ни обморожений, пока желудок полон, любой край – Рай. Но уже в эту минуту, опытный глаз может определить, для кого такая жизнь действительно в крови, а для кого, первые же удары судьбы, снимут розовое покрывало с их иллюзий, и покажут мир таким, какой он есть.
И отправляясь в этот путь, предлагая друзьям разделить с ним победу над собой, только он, казалось, до конца понимал, на что идёт. Он не обещал золотых гор, не обещал легкой дороги и романтики белых снегов. Нет, он не закрашивал светлыми красками, тёмные оттенки картины, и каждый раз, когда его спрашивали: «Для чего тебе это», - он спокойно отвечал: «Доказать. Не другим, а себе. Пусть другие и не узнают. Но я буду знать, на что способен. Бросать вызов и побеждать. Побеждать каждый день, до первого и единственного поражения – вот чего я хочу».

*   *   *
*   *   *
*   *   *

Вода, мороз и ветер даже скалы крушат. Что говорить о людях. Всего нескольких тысяч лет хватило на то, чтобы организм разнежился в комфортных условиях, и дал слабину. Только увидеть это можно лишь в подобных местах, где природа изо дня в день проверяет каждого.
Прошло месяцев восемь с того времени, как они прибыли сюда и обустроились. Для кого-то это может и малый срок, но Виктору они казались восемью жизнями. «Осталась одна; – девятая» - безрадостно отшучивался он по привычке. Вообще очень многое для него осталось лишь отголоском прошлой жизни, - настолько сильно он изменился. Казалось, даже живёт он уже просто из-за привычки жить. Друзья наблюдали, как с первыми морозами постепенно таял его оптимизм, как с закалкой физической, грубели и шутки. Когда же полярная ночь перевалила через первую треть, Виктор стал совсем плох. Несколько раз он срывался, один раз чуть не наложил на себя руки... В остальные дни, он просто сидел в углу, и, не сводя стеклянного взгляда с костра, качался взад-вперед. С каждым днём, всё меньше слов, и всё больше рыданий, да проклятий сыпались из его уст. Он ненавидел всех: работников СМИ, раструбивших о «легкой наживе»; друзей, подбивших его на эту поездку; дикую и агрессивную природу, лишившую его всего того, что он ценил; Бога, сотворившего этот ад, и не остановившего его по дороге к нему; но более всех, ненавидел он себя.
- Боюсь, не убережем его, - тихо говорил Павлу Игорь, - Долго он здесь не протянет... А если и протянет, то совсем с катушек съедет – ему и дома жизни уже не будет.
Подбросив несколько веток, Павел сел напротив собеседника, но взгляд приковали спасительные огни костра, лениво охватывающие сырые дрова. Его речь была столь же непреклонна, сколь и он сам:
- До весны – никак. Досадно видеть его таким, конечно, выдохся раньше времени, но если не победит он – мы ничем не можем помочь.
- Да я-то понимаю, - Игорь тяжело вздохнул, и поднялся, - Но ведь чуть больше двух месяцев... Жалких два месяца, чёрт побери, продержаться ему!.. мы должны сделать так, что бы он вернулся невредимым.
Павел промолчал. Может чувствовал, а может просто сомневался.
…
Но жизнь здесь не прощает слабости. Оставалось не более половины месяца, как совсем потерявший разум Виктор вышел из хижины, и отправился в сторону реки. Он улыбался восходящему солнцу, как ребенок, и шёл навстречу его лучам. Друзья слишком поздно заметили это. Нет, они успели его спасти и отогреть, но в город они доставили человека, которому уже не важно, жив он, или мёртв...

*   *   *

Чен ещё в первый год осознал, что такая жизнь ему не по плечу. Трудно представить, что вообще могло заставить преподавателя философии отправиться в эту глушь. Он, конечно, жаловался друзьям, но не так, как Виктор. Он не винил никого, но люто ненавидел сей край. И, казалось, природа отвечала ему тем же: сперва, во время заготовки дров, его ногу придавило упавшим деревом так, что несколько месяцев он не мог на неё стать (угораздило же отправиться одному, не дождавшись остальных! Это ещё хорошо, что Павел и Игорь подоспели вовремя); затем на рыбалке чуть было не поплатился жадностью, когда хотел спасти улов от медведя; следом настигла его и цинга... Но, не смотря на это, к большому удивлению остальных, он остался на второй год. Когда погружали Виктора в поезд, Чен долго провожал его взглядом, и в глазах его читались сомнения. В них были и страх, и отчаяние, но так же, и какая-то призрачная надежда...
Лишь ближе ко второй зиме его друзья узнали правду. Когда Деверев убирался, он случайно обнаружил письмо. Предположив, что это выпавшая страница из его дневника, решил прочитать, и узнал, что семья Чена была в очень тяжелой финансовой ситуации: на лечение ребенка требовалось много денег, - иначе он погибнет. Но к тому времени, что бы хоть немного отсрочить этот день, и успеть найти такую сумму, они влезли в непомерные долги, заложили всё имущество, и если бы не заплатили в этом году, то остались бы ни с чем на улице. Поэтому Чен решил, что эта авантюра – единственное спасение для его семьи.
Ночами, думая, что его никто не слышит, он плакал. Не мужское – скажут многие, но к счастью мало кому доводится испытать ту крайнюю степень отчаяния, что овладевала им. Не за себя – за сына, жену, и двухлетнюю дочь. А на утро, стиснув зубы, он снова отправлялся на бой с самой судьбой, пусть возвращался почти ползком, пусть не чувствовал уже своего тела, пусть ночь не мог уснуть от бившей тело крупной дрожи и боли отогревающихся конечностей, но поднимался. Поднимался каждый раз, до того дня, когда все резервы уже иссякли. Не дожил он лишь полутора месяцев... Последние его слова клином врезались в память Игоря и Павла: «Ну, хотя бы теперь я отдохну». Одно было утешением для его друзей: всю его долю, не пожалев и части своей, они отправили его жене. Этого было достаточно и на возврат долгов и на лечение...

*   *   *

На третий год они остались вдвоем. Не смотря на то, что именно Игорь был изначально против данной затеи, не смотря на то, что он всеми правдами и неправдами пытался отговорить остальных, но с того самого момента, как они прибыли на место, он ни разу не припоминал о своих предупреждениях. Все эти годы, он ни разу не жаловался, и, ни разу не упрекнул Павла. Даже когда заболел душой Виктор, и когда уснул навсегда Чен. Ему было тяжелее не меньше других. Первое время, покуда остальные не освоились, –  даже больше. Но он молчал. Молчал больше чем там, в другой жизни. Всё чаще уходил в свои мысли, - так, что даже окрик друга, или алые всполохи затухающего костра не могли порой привести его в себя.
Но однажды Павел спросил его:
- Знаешь... Меня давно мучает вопрос. Ладно, Виктор – он смотрел на мир через розовые очки, и верно идеализировал такую жизнь; ладно Чен – для него это было единственной возможностью выбраться из ямы судьбы. Но ты... Почему ты согласился? Зачем пошёл? И почему не уехал?
Наверное, посторонний человек, заглянувший на мгновение в их хижину, счел бы эту минуту за совершенную тишину. Но комната была наполнена привычными отзвуками: вода с шипение стекала по мокрым дровам в костёр, прерывистое дыхание людей казалось не менее громким звуком; ветер, столкнувшись с препятствием в виде одинокого дома, со свистом разбивался на два потока. Игорь потянулся, улёгся на мех, служащий спальным местом, и сказал:
- Самому бы понять. Вернее понимаю, но кажется, что дело не только в этом. Сперва я хотел уберечь Чена и Виктора. В тебе я не сомневался, но они... Они не до конца знали, на что идут. Я думал, что вдвоём мы сможем их уберечь. Ошибался...
Павел сглотнул, и перед глазами, из памяти возникли лица ушедших друзей.
- Но после? – почему не отправился этой весной? – спросил он.
- Вот тут-то и оно... Смешно сказать, но, кажется, я решил таким образом испытать себя за то, что не помог им вернуться в целости. Я увидел, как ломались характеры, но при этом понял, что с ними сломался и мой. Тоже не справился, пусть и иначе, - по-своему. И я бы просто не смог после этого вернуться к прежней жизни.
…
Судеб много. История Игоря – лишь одна из них. Но Павел видел в его глазах, что за словами осталось много больше. Только понять до конца было трудно друга. Он тоже бросил вызов, но вызов самому себе. Здесь либо пан, либо пропал. Однако узнать об этом не довелось, ведь жизнь сама расставляет точки в этих историях. Вот так стало и с ним: на четвертый год, стая волков набрела на его след...


*   *   *

Алтан встречал Павла ещё три года после. Говорит, что тот был бодр духом, как сама природа; крепок телом, как дикий медведь; и тверд характером, как алмаз. Но что более всего удивило Алтана, - это его жизнерадостность. Когда тело говорило о больших испытаниях, лишениях и боли, глаза говорили о победе. Тогда бурят пригласил его к себе, то спросил гостя:
- Жизнь твоя тяжелее скал, прошлое твоё горько потерей друзей, годы твои проходят в хороводе одиноких и похожих, как капли снега, дней, но я вижу блеск во взгляде. Как же это вмещается в одном малом по телу, но большом по духу, человеке?
- Путь всегда несет потери, - речь Павла была медленной, но твердой, - Без них не бывает пути. Но в нем есть и обретения. Первое замечают все, но второе заметить сложнее на фоне первого. Куда естественней радоваться тому, чего довелось достичь, чем печалиться тому, какой ценой. Когда выбираешь борьбу, то знаешь об этой цене. Когда побеждаешь, то помнишь о ней. Но именно она даёт тебе многое: ты прошёл через всё, но устоял. Поэтому это солнце, эта пища, эта вода, эти цветы, этот ветер – они для тебя сегодня. Для тебя до тех пор, пока ты бросаешь вызов и побеждаешь. Пока ты ценишь то, что вокруг тебя и то, что внутри тебя. Тогда чувствуешь, что живешь. И это по мне. Нет – это для каждого. Лишь для тех немногих, кто готов доказать. Не другим – себе. Пусть никто не узнает. Но они точно будут знать на что способны, и через что готовы ради этого пройти. Бросать вызов и побеждать. Побеждать каждый день, до первого и единственного поражения – вот их путь. Только так они могут почувствовать бурное течение настоящей жизни, без которого их дни не имеют смысла.
Со слова Алтана, Павел так же говорил, что собирается отправиться ещё севернее, вслед за загадочным зверем. Говорил, будто у природы он постиг очень многое о жизни, и теперь ему не нужно оставаться здесь и приезжать летом в город, что бы продавать добытое за год... Так ли было это?..

*   *   *   *   *   *   *

На седьмой год, я попросил Алтана сопроводить меня до Белой Долины. Хижина действительно пустовала. Не знаю, в самом ли деле он отправился в путь, или, так же как и остальных друзей, его настигло то самое пресловутое «первое, но единственное поражение», однако в хижине я нашел этот дневник. Надеюсь, читатель простит мне несколько вольный пересказ. Заверяю: события и мысли Павла я оставил в их первозданном виде, а изменения коснулись лишь того, что многие записи о повседневных событиях я убрал, дабы сократить объем, и в том, что преподнес историю от третьего лица.


Записано В.Н.Д.
На основе дневника Павла Слесарева, 2011 год