Кот и Фил

Как   устроена   жизнь;   этого   никто  не  знает. 
То ли   вначале   появилась   сама   жизнь,  а  потом   проснулся   разум.  А  может,   и   сознание,   вдруг   абстрактно
возникнув  однажды,  трансцендентно   породило   затем  всё   многообразие   окружающей   жизни.  Никто  сейчас
понять   этого    не   в   состоянии.
Хотя   очень   даже   считается;   что   всё-таки   первоначально   было   слово.  То  есть,  в некотором   роде,   разум.
Но,   судя   по  тому,   как  всё  вокруг  обстоит   нечистоплотно;   жизнь   несомненно   всё  же   была   первичной.
Появившись  когда-то   на  свет;   жизнь  первым  делом   постаралась   обзавестись   желудком,  пищеварительным
трактом,   и  самой  надёжной   системой   выхлопа   в  атмосферу.   Большего,   по большому  счёту,  самой   жизни,
для   жизни,   особого    и   не   требовалось.
Но  жизнь,  как  известно,  на  этом   не  остановилась  –  ей  всегда   всего  было  мало.  Захотелось   прочувствовать
на   себе  всё  это  как  следует,   и  найти  достойное  место  своё  в  этой  жизни.  Ну,  или  среди  порождающей  её
материи.   Образно  говоря,  осознать   всё   своё  изнутри;   через   тот   же  желудок,   через   тракт,   пройти  сквозь
квасные  горнила   и  благополучно   из-под   себя   выйти.   Другими  словами;  скрупулезно   истинно-сокровенный
смысл  в  этом   где-то   отыскать.   Вот  так,   видимо,  и  родилось    в  дальнейшем    наше   прикладное    сознание.

Но,  объявившись   раз  к  свету,  сознание   уже  не  захотело   проделывать   нелёгкий   путь   на   дороге   познания
через    самое  себя.  Жизнь  призвала  её   слишком  поздно.   И  тем   более,   осознавая   себя  несравненно   выше
самой  материи   жизни,  сознание  не  могло   позволить  себе  грязные  эксперименты.   Оглядевшись  вокруг,  и
увидев  всё  то,  что   успела   оставить   вокруг  себя  жизнь,  оно  твёрдо  навсегда  для  себя  решило;   что  ничего
общего   с  этой   жизнью  у  сознания  быть  никогда   не  может. 
Жизнь  и  сознание,  вещи   просто   не  совместимые….
Вот  примерно   так  думал   вышедший   погулять   во  двор  Фил,  осматривая   многочисленные,   разбросанные  и
стоящие   вертикально   ещё  дымящиеся   собачьи   кучки   среди   осыпавшихся   кустов   прошлогодних   флоксов.



                Кот   и   Фил

Ночь.   Зима.  Сумеречный   двор.   Огромное  звёздное   небо   и  невиданно   гигантская,   восседающее  над   всем
городским   кварталом   яркая   полная    луна;   пупырчатая,  румяная,   припудренная   лёгкой   дымкой   и   вся
таинственная    из   мрака.
У  единственного   освещённого   подъезда  на  весь  большой,  жилой   многоквартирный   дом,  в  лучах   света
одинокой,   сорокавольтовой   лампочки,  стоят   молодой  мужчина  и  уже  успевший   поседеть   кастрированный
пёс,   вполне   определённой,   неприкаянной   охотничьей   породы,   по  кличке   Фил.   Оба   они   внимательно
рассматривают   нависшую   над   ними   луну   и   молча,   каждый   думает   о  чём-то    своём.

Рот  у  мужчины  забит  семенами  подсолнуха;  целой   пригоршней.   Он   по  одной   семечке   языком   выуживает
их    из   под   щеки,   подкладывает    на   коренной   нижний   зуб,   и   верхним,   шестым   моляром   как   по
наковальне    ловко  раскалывает   на  две  половины.  Получается   очень   даже   умело.  Язык  его  трудится   как
помело   за   конвейером;    что-то   лишнее   тут  же  выталкивается   наружу,  а   самое   ценное,   отдельными,
нежными   ядрышками,    проваливается    дальше   вглубь,   по   прямому   назначению.
Мужчина   в  этом   достиг   определённых   успехов.   Его   все   зовут   Кот.   Он   очень   немногословен.
Зато   Фил,   устав,   по   всей   видимости,   от  бесконечного    молчания,   сам   заговорил   человеческим   языком.
Заговорил   давно  и   успешно.   Даже   стал  философствовать   с  хозяином.  И  ни  от  кого  при  этом   не  прятался.
Все   во  дворе   поначалу   конечно   сильно   подивились,   с   соседних  домов   приходили   специально   на  Фила
послушать,  но   потом   как-то   быстро   к   этому   привыкли   и   теперь   часто   о   многом,   особенно   в  делах
сердешных    и    житейских   тесно   с  ним   стали    подолгу    советоваться.   Фил   никогда   никого   не   обижал.