Вынесенная на суд читателя книга повествует о самых обыкновенных людях, живущих рядом, может быть даже по-соседству. Людях, которых мы, за суетой сегодняшней жизни, скорее всего даже не замечаем. Однако нелёгкая, интересная, по-своему романтичная и удивительно непростая судьба военных моряков-подводников выделяет их из толпы.
Лейтенанты флота – вчерашние мальчишки. Начало пути. Первые шаги возмужания. Первые ошибки и первые победы, прежде всего над собой.
По содержанию истории максимально приближены к подлинным событиям середины восьмидесятых годов прошлого столетия.
Для широкого круга читателей.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Кто она без людей? – Железяка пустая.
Бездыханное тело и махровая ржа.
С экипажем в утробе субмарина живая.
Экипаж ; её смысл, её бог и душа.
Автор
I. ВСТРЕЧА В АЭРОПОРТУ
1
Турбовинтовой пассажирский лайнер, совершавший рейс по маршруту Киев;Калининград пошёл на снижение. Чопорная молоденькая стюардесса заняла своё место в начале салона и предложила, общаясь с пассажирами через микрофон, пристегнуть ремни. Дремавшие доселе люди стали просыпаться, выравнивать кресла, послышались щелчки пристёгиваемых ремней. Среди немногочисленных, по-летнему легко и пёстро одетых пассажиров выделялся один, крепкого телосложения, высокий молодой человек в чёрной форме флотского офицера. Рядом, справа от него, дремала молодая женщина лет двадцати – двадцати трёх с маленькой белокурой девочкой на руках. Девочка – совсем ещё крошечный ангел ; спала. Пухленькая ручка её, опоясанная вокруг запястья глубокими складочками, даже во сне не отпускала тонкие пальцы материнской руки. Длинные прямые волосы женщины цвета спелой пшеницы водопадом ниспадали со склонённой головы на лицо девочки, образуя ширму. Сейчас эта ширма была как нельзя кстати, так как первые блики солнечного света устремились в иллюминатор. Кроме того, она защищала дитя от посторонних глаз снующих мимо пассажиров, всякий раз, когда случалась такая возможность, пытавшихся разглядеть маленького человечка.
Лейтенант Дербенёв с супругой и дочерью летели к первому в их жизни месту службы. Правда, самого назначения ещё не было, его предстояло получить в управлении кадров Балтийского флота, куда Дербенёв и был распределён после окончания военно-морского училища.
По выражению лица офицера, его поведению было видно, что он немного волнуется, может быть даже нервничает, и степень этого волнения растёт по мере приближения самолёта к пункту назначения. Причиной волнения было банальное опоздание из отпуска. Всего на двое суток опаздывал лейтенант без всякого, как могло показаться со стороны, уважительного основания. Несчастных двое суток – миг для космической вечности и, целая вечность для одного отдельно взятого лейтенанта...
Поразмыслив о возможных последствиях своего опоздания, Дербенёв уже не рассчитывал получить перспективную должность. Сейчас ему казалось, что всё прежде пережитое и прожитое ; напрасно. Абсолютно всё: и успешное поступление в училище, пусть со второго раза после преодоления конкурса в четырнадцать человек на место, и даже девятая позиция сверху в рейтинге выпускников из ста пятидесяти шести возможных ; всё это уже пустой звук.
Следует заметить, что родной город, где молодая чета проводила отпуск, находился на юге, а в летний период, как известно, там – на этом самом жарком юге ; всегда очень трудно с билетами. За целый месяц, взывая к служебному положению военного коменданта, неоднократно обращаясь к властным полномочиям тёщи – обкомовского работника, обив пороги многих других не менее важных персон, молодым людям так и не удалось приобрести билеты на нужную дату. От ощущения безысходности хотелось кричать и даже плакать, как когда-то в детстве, но что это могло изменить по большому счёту? В общем, ничего.
Дербенёв не находил себе места в поисках выхода, но понятия не имел, как изменить создавшуюся ситуацию. Непреодолимая сила на его глазах бесцеремонно ломала все ранее задуманные планы, казалось, что какой-то злой рок встал на пути и теперь всё, о чём мечталось, повисло на волоске, готовое в любую секунду сорваться в тартарары.
Судите сами: что такое, по сути своей, билеты? Просто бумага – квитанция, подтверждающая оплату оказываемых услуг. Мелочь никчемная, да и только. Однако в нашей жизни часто бывает так, что от наличия или отсутствия этой бумаженции, этой самой, что ни на есть, мелочёвки может зависеть нечто большее, чем просто время прибытия к месту назначения или даже само назначение. Зачастую от клочка серой бумаги может зависеть судьба человека.
«Вот, если бы успеть к назначенному сроку, если бы успеть... А может быть всё ещё обойдётся, может быть ещё никто и не занял вакантное место на лодке?» ; рассуждал Александр, так звали Дербенёва. Но, как известно, история сослагательного наклонения не знает, и, следовательно, сейчас лейтенанту оставалось надеяться только на удачу. Здесь уместно подчеркнуть, что Дербенёв не особенно верил во всякие предзнаменования или рок судьбы, считая эту веру признаком слабости. Ему ближе были вера в себя, свои силы – понятия может быть более простые, но в то же время и более осязаемые. Во всяком случае, более реальные, чем сегодняшнее, ставшее уже привычным, понятие ; «оказаться в нужное время и в нужном месте».
Сидя в кресле и глядя в иллюминатор, Дербенёв переживал. Было очень обидно за нелепую случайность, которая так легко может изменить всю жизнь человека, направив реку судьбы по другому руслу.
«А может быть нет в жизни случайностей? Может быть, всё то, что с нами происходит, включая даже самые незаметные и малозначительные события, закономерно складывается в единый узор по велению рока?» ; Александр отогнал от себя гнетущие мысли и закрыл глаза. Он изо всех сил старался не показывать своего волнения. Уж очень не хотелось никого заранее расстраивать, особенно жену, вызвавшуюся ехать вместе с ним из тёплого родительского гнезда пусть не на край света, но всё же в отдалённый гарнизон.
Обнадёживая супругу, Дербенёв сильно лукавил, обещая, что всё устроится наилучшим образом и с гостиницей, и с местом службы, потому что сам в это верил слабо. Ни он, ни тем более его супруга не могли даже предположить, что их ждёт впереди, с какими трудностями им предстоит столкнуться на длинном жизненном пути и особенно сейчас ; в его начале. Правда, где-то в глубине души, в самом потаённом её месте, всё же теплилась крохотная надежда на лучший исход, какое-то внутреннее чувство подсказывало Дербенёву, что всё будет хорошо.
Нужно сказать, что Александр всегда был мечтателем, а романтика была его путеводной звездой от рождения. С детства он мечтал служить на флоте. Позже, будучи курсантом первого курса, когда Дербенёв впервые соприкоснулся с подводными кораблями, он загорелся мечтой служить именно на лодках. Причём обязательно на атомных и неплохо бы где-нибудь на Севере – в Заполярье. Там, где понятия риск, разного рода лишения и постоянное ожидание встречи с любимыми тождественны понятию жизнь. Именно в суровых условиях, считал Александр, проверяются на прочность дружба и любовь, формируются настоящие офицерские качества ; долг, доблесть и честь, выковываются стальные мужские характеры.
После четвёртого курса, тогда ещё главный корабельный старшина Дербенёв специально попросился на Северный флот для прохождения практики, ему не отказали. Серьёзное знакомство с подводным флотом началось с опытовой боевой службы. Александр всегда гордился этим фактом. На атомоходе под командованием капитана первого ранга Кленичева ; известного на Северном флоте командира ; Дербенёв в качестве дублёра штурмана успешно форсировал Фареро-Исландский противолодочный рубеж. Положительно зарекомендовав себя в новом качестве, Александр рассчитывал в дальнейшем на стажировку в этом же экипаже, но что-то изменилось в планах руководства, мечты Дербенёва расстроились и стажировку он проходил уже в Палдиски, где недалеко от Таллинна базировалась отдельная бригада дизельных подводных лодок Балтийского флота.
В отличие от современных атомных подводных крейсеров все лодки этой бригады были послевоенной постройки и даже обводами своих корпусов напоминали предшественниц военного периода, с которых просто сняли пушки. Ни в какое сравнение не шли эти «старушки» с теми чудо-кораблями, которые Дербенёву довелось видеть на Севере. Но любовь к «потаённым судам» , так внезапно нахлынувшая, огромной волной захлестнула сознание и пеленой легла не только на глаза, но и на душу молодого человека. У Александра даже сформировалось мнение, поддерживаемое многими однокашниками, которое чётко проводило грань между службой на лодках и на надводных кораблях. Смысл его заключался в следующем: «лучше служить на самой старой субмарине, чем на самом современном надводном корабле», в узком кругу именуемом коробкой. Именно так, немного эгоистично, но всё же самоутверждающе, отстаивали свой выбор приверженцы подводной службы.
Объяснить простыми словами данное утверждение современному здравомыслящему человеку невозможно. Это всё равно, что сравнивать жизнь монаха добровольно заточившего себя навеки в замкнутое пространство тесной и скромной обители, с жизнью в княжеских палатах, сияющих роскошью и обилием солнечного света. Однако тягу к постоянным испытаниям, жизненным лишениям, каждодневной проверке на прочность и чистоту человеческих отношений можно объяснить, например, постоянным устремлением к Богу человеческой души, необъяснимым, но востребованным устремлением к святой вере его бестелесной сущности. Но к чему стремится подводник, что ищет он в себе и своей службе?
За своими раздумьями Дербенёв не заметил, как самолёт вынырнул из облаков и стал заходить на посадку. Сквозь стекло иллюминатора в глаза ударили прямые лучи яркого утреннего солнца, только-только встающего над горизонтом. Александр отвернулся.
Дочка по-прежнему крепко спала на руках у жены и, судя по всему, совсем не собиралась просыпаться.
; Тань, ; Дербенёв слегка прикоснулся к плечу супруги, ; может пора будить это белокурое чудо?
Она запрокинула голову назад, отбрасывая волосы со лба и взглянула на Александра. Яркий солнечный свет так же заставил её прищурить свои огромные, небесно-синие с поволокой глаза. Татьяна вновь опустила голову, стараясь привыкнуть к дневному свету.
; Не стоит. Пусть ещё поспит. Ты только сумку с едой не забудь, когда на выход пойдём.
; Ладно, ; Дербенёв опять взглянул в иллюминатор, опустил светофильтр и попытался вернуться к своим размышлениям, но самолёт довольно резко накренился на левый борт и Александр переключил внимание на стремительно приближавшуюся посадочную полосу.
2
Лайнер мягко коснулся бетонки и, покачиваясь из стороны в сторону, стал гасить скорость. Всё та же молоденькая стюардесса приятным голосом сообщила о посадке в аэропорту Храброво, о прекрасной погоде за бортом и самое главное о том, как легко и без проблем можно доехать до города Калининграда.
На лётном поле прибывших ждал обычный оранжевый автобус марки «Лиаз». Несмотря на то, что солнце уже довольно ярко освещало небесный купол, снаружи было довольно прохладно. Пассажиры, ёжась от дуновений свежего ветра, гулявшего под самолётом, поспешили в автобус.
Здание аэровокзала представляло собой новое, недавно выстроенное по типовому проекту просторное сооружение из стекла и бетона, со стороны очень напоминавшее аэропорты Днепропетровска, Симферополя или Мурманска, а также многих других провинциальных городов Советского Союза. В этот утренний час здание практически пустовало и поэтому казалось несколько больше своих реальных размеров.
Выйдя из автобуса, пассажиры переместились в специальный, находящийся слева от входа в аэропорт павильон. Не зная, с какой стороны ждать багаж, люди столпились вокруг транспортёра и тихо переговаривались между собой. Дербенёв, отправив супругу с дочерью в здание аэровокзала, занял очередь в толпе и теперь глазами искал стоянку автобусов, отправлявшихся в город. Через зарешеченные окна ему удалось разглядеть небольшую группу таксистов, скучавших в ожидании клиентов возле багажного отделения.
Заработал двигатель транспортёра. На его ленте появились чемоданы, сумки и даже свёртки, к каждому из которых была прикреплена специальная бирка. Люди распределились вокруг движущейся ленты в поисках своих вещей. Довольно быстро обнаружив свой немногочисленный багаж, основу которого составляли светло-коричневый импортный чемодан искусственной кожи и небольшая сумка, Дербенёв направился к выходу.
В непосредственной близости от аэропорта, появились две автомашины с военными номерами – чёрная «Волга» и следовавший за ней зелёный, под брезентовым тентом Газ-69. Подъехав к центральному входу, машины остановились. Из «Волги» вышел среднего роста, седовласый, слегка полноватый вице-адмирал и статная прекрасных форм женщина с черными, как смоль волосами, собранными в элегантную причёску. Адмирал и сопровождавший его офицер направились в здание аэропорта, а женщина осталась стоять в ожидании молодой пары, выбиравшейся из «газика». Капитан-лейтенант, первым вышедший из машины галантно подал руку голубоглазой длинноволосой девушке, помогая ей спуститься с высокой ступеньки на асфальт, затем подхватил чемоданы из рук матроса-водителя и устремился вместе с женщинами за адмиралом.
Вежливо отстав от адмиральской свиты, Дербенёв повернул к стоянке такси. Подробно выяснив расценки на услуги такси, Александр решил воспользоваться автобусным транспортом. Наспех пристроив чемоданы в багажнике автобуса, отправлявшегося через двадцать минут в Калининград, лейтенант поспешил к семье.
Прыгая через ступеньку, как мальчишка, Дербенёв поднялся в здание. Ещё от двери заметив, что жена и дочь сидят в окружении каких-то незнакомых людей, Александр слегка опешил и остановился.
На длинной скамейке у окна, держа на коленях маленькую Дербенёву, разместился адмирал, которого Александр буквально несколько минут назад видел у входа. Возле него с одной стороны сидели Татьяна и незнакомая Дербенёву девушка, а с другой стороны темноволосая статная дама, возможно супруга адмирала. Сидевшие, о чём-то мирно беседовали. Офицеры, сопровождавшие адмирала, стояли рядом. У некоторых в руках были записные книжки, в которые они периодически что-то записывали.
Ох уж эти встречи ; наши встречи на жизненных просторах. Какие они разные: одни желанные ; выстраданные, другие случайные, бывают важные, а бывают ; не очень. От одних мы бежим, как чёрт от ладана, а о других мечтаем. Одних боимся, может быть, даже стыдимся, а иные помним всю жизнь и боготворим тот день и час, когда они произошли. И всё это лишь потому, что все они составляют содержание нашей книги жизни, читать которую, дано только нам самим.
Не ведая как вести себя в неожиданно сложившейся щекотливой ситуации, Александр решил поступить в соответствии с требованиями устава и, подойдя, на пять шагов к сидевшим, перешёл на строевой шаг. Печатая шаги как на московском параде, Дербенёв приблизился к незнакомому адмиралу, вскинул правую руку под козырёк фуражки и, оглушая присутствующих в здании, поздоровался:
; Здравия желаю, товарищ вице-адмирал. Лейтенант Дербенёв. Следую к новому месту службы, ; и немного запнувшись, добавил, ; с семьёй.
Эхо приветствия отразилось от стен, усилилось, в уголках пустого аэровокзала, и, многократно повторившись, стихло. Адмирал улыбнулся и продолжая сидеть с маленькой Дербенёвой на руках, ответил:
; Знаю, что следуешь, и с семьёй твоей познакомился. Только что ж ты так надрываешься? Смотри, дочку напугаешь.
; Виноват товарищ вице-адмирал, не рассчитал акустические возможности зала, – приняв строевую стойку, чётко доложил Дербенёв.
; Ладно, не переживай, всё приходит с опытом. Моя фамилия Кудрявцев, я командир Балтийской военно-морской базы, а это моя супруга Эмма Владимировна, рядом дочь с мужем, ; адмирал представил всех близких, ; слышал я от твоей половины, что опаздываешь? ; Кудрявцев посмотрел в глаза Дербенёву, да так глубоко, как будто пытался прочесть все сокровенные лейтенантские мысли. Александр густо покраснел.
; Так точно, билетов не было. Есть справка от военного коменданта гарнизона, – стал оправдываться Дербенёв.
; Справка это хорошо, да только твоё место, наверное, уж занято. Желающих-то много, ; продолжая читать лейтенантские мысли, вслух размышлял адмирал. ; Как думаешь?
; Не знаю… Товарищ вице-адмирал, может быть, и занято, – погрустнев, ответил Александр и опустил голову.
; Да ты не горюй, моряк. Смотри, какой тыл за твоей спиной, только радоваться. Не жена, а золото! ; констатировал адмирал, как бы меняя тему, – И, прежде всего потому, что решилась сразу ехать вместе с мужем. Чтобы с самого начала делить всё пополам ; и радости, и невзгоды. Гарнизонная жизнь, скажу я вам, не сахар. У лейтенантов тяжесть ноши двойная, про подводников и говорить нечего, а она – супруга твоя, решилась. Это хороший поступок, признак настоящей офицерской жены.
; Так точно! – согласился Дербенёв.
; Да, кстати, мы тут посоветовались и я, как командир военно-морской базы, предлагаю тебе служить у меня на кораблях. Начнём хотя бы с малых противолодочных или со сторожевых. Жена твоя согласна. А ты? – адмирал хитро прищурил глаза и пристально посмотрел на Дербенёва снизу вверх.
Дербенёв, вытянулся, как будто хотел показаться ещё выше, снова принял строевую стойку и решительно ответил:
; Виноват, товарищ вице-адмирал, спасибо вам огромное за вашу доброту и заботу, но у меня вызов на подводную лодку и я хочу служить только там.
; Хороший ответ. Но как же супруга, ребёнок? Им, я полагаю, угол нужен? А я угол гарантирую, причём сразу. Это я тебе как начальник гарнизона говорю. Найду для вас служебный фонд обязательно, хоть в «Комсигале» , но найду.
Как парировать предложение адмирала Дербенёв не знал. Не знал он и как объяснить жене, что надводные корабли не его стезя. Не лежит душа лейтенантская там служить, не лежит и всё. Может быть, там и легче, может быть, и этот адмирал поможет, но всё это ему, Дербенёву, не по нутру. Не его это путь, а значит, никакие коврижки не способны заставить его ; убеждённого подводника изменить своей мечте и тем более свернуть с раз и навсегда выбранной дороги.
; Я всё же хотел бы на лодках… ; выдавил из себя Александр.
; Ну ладно, ; не успокаивался Кудрявцев, ; допустим там должности выше, звания быстрее растут, так ведь? Но зато у нас на кораблях командирами раньше становятся. А какие корабли у нас красавцы! Знаешь? Возьми хотя бы, к примеру, современный сторожевой корабль ; это же сплав науки и техники, кладезь передовой мысли, а ракетные корабли и вовсе сплошная кибернетика... Может, подумаешь, а потом приедешь в кадры и оттуда мне позвонишь? – адмирал снова хитровато улыбнулся.
От этой улыбки Дербенёву стало легче, он вдруг почувствовал расположение адмирала к себе, но причину этой расположенности найти не смог и потому по-прежнему тушевался.
Кудрявцеву действительно импонировала молодая семья Дербенёвых. Случайная встреча с открытыми и ещё очень наивными молодыми людьми внезапно напомнили адмиралу его самого. Молодость, начало службы... Почему-то снова нахлынули мысли сугубо личного плана и о себе, и о дочери, и о том, что жизнь складывается не всегда так, как хочется…
Глядя на Дербенёва, адмиралу очень захотелось вернуться в те самые, давно забытые, годы своей молодости. Желание было таким сильным, что он даже представил себя лейтенантом. Точь в точь таким же, как этот «желторотый», а ещё он представил, что рядом с ним находится не обременённая жизненным опытом и мудростью пройденного пути Эмма Владимировна, а его любимая звонкоголосая и откровенно красивая юная Эм…
; Простите меня, товарищ адмирал, ; не по-военному ответил Александр, ; но я буду добиваться назначения на лодки.
Все замерли, ожидая ответную реакцию Кудрявцева.
; Вы посмотрите на этого орла, – воскликнул адмирал, снова возвращаясь в реальную жизнь, ; какое стремление, напор. Глаза огнём горят, как бы не обжечься. Ни один мускул на лице не дрогнул, когда отказывался от всех моих предложений. Молодец! Что ж, я рад. Вижу вы под стать друг другу. К слову, я ввёл тебя в заблуждение и даже немного разыграл, стараясь проверить «на стойкость». Твоя жена не согласилась ни на одно моё предложение, так же как и ты, отклонив их только лишь потому, что, по её мнению, всё в этой ситуации должен решить муж. В голосе военачальника зазвучали явно отеческие нотки.
Дербенёв покраснел ещё гуще и снова опустил голову.
; А вот краснеть не стоит. Не за что тебе стыдиться. Я могу только сожалеть, что такой блестящий офицер будет служить не под моим началом. Ты не против если мы с Эммой Владимировной доставим вас в Калининград? Сейчас только детей проводим в Симферополь и отвезём.
; Напротив, буду очень признателен за вашу заботу и с удовольствием соглашусь, если это удобно, – немного придя в себя, ответил Дербенёв.
; Удобно, удобно не переживай. Всё устроим наилучшим образом. И в кадры позвоню, и, думаю, место найдём. Ты, кстати, на Север пойдёшь, если у нас мест на лодках не окажется?
; Я, товарищ вице-адмирал, раньше мечтал служить только на Северном флоте, а что касается лодок, так я готов служить даже на Северном полюсе или на Камчатке, где прикажете.
; А сейчас, разве не мечтаешь оказаться на Севере? – откровенно удивился командир военно-морской базы.
; Но ведь меня на Балтику направили. Что теперь мечтать? – не понял удивления Дербенёв.
; Не согласен я с тобой, лейтенант. Мечтать и стремиться к своей заветной цели необходимо всегда. Только так можно добиться чего-то существенного в жизни. Мечта и труд рядом идут, запомни это. Да, послушай, а где же ваши вещи?
; Ой, ; спохватился Дербенёв, ; они остались в автобусе. Разрешите, я сбегаю, заберу?
; Разрешаю. Только не бегом. Суета человека в форме, да ещё в мирное время, может вызвать панику у гражданского населения и, как следствие, неадекватную реакцию на твою беготню. Так что иди спокойно и неси свою ношу нормальным нестроевым шагом.
3
Спустя полчаса обе машины свернули на улицу Богдана Хмельницкого. Поскольку в центральной гостинице города мест не оказалось, решено было остановиться в ведомственной, принадлежавшей Балтийскому флоту.
Шум от колёс, кативших по старой брусчатке стих. Машины остановились у четырёхэтажного, немецкой постройки, здания красного кирпича под черепицей.
Высокие тополя, росшие по обе стороны улицы, скрывали от посторонних глаз старые, сохранившиеся ещё от прошлого времени и выстроенные вновь, дома, плотно прижимавшиеся друг другу. Зелень листьев на фоне красного кирпича сочностью красок придавала улице особую торжественность и даже некую парадность. Сразу за зданием ещё одна брусчатая улочка спускалась вниз, далее через маленький квартал виднелась небольшая площадь, в центре которой торжественно возвышался старинный собор с башенками под конусообразными зелёными крышами.
Выгрузив свой скромный багаж, Дербенёв с любопытством осмотрелся по сторонам. Любуясь архитектурой незнакомых зданий, он полной грудью вдыхал утренний, немного влажный, воздух, не замечая как вместе с рассветной свежестью вдыхает непривычную ещё жизнь офицера. «А ведь всё не так плохо, как иногда кажется!» – подумал Александр, мысленно благодаря своего внезапно появившегося покровителя за проявленную заботу.
Услышав хлопок закрывшейся гостиничной двери Александр, вдруг обнаружил, что остался с пустыми руками. Пока он – глава семейства, раскрыв рот, осматривался по сторонам, командир военно-морской базы, легко подхватив чемодан и сумку молодого семейства, направился в гостиницу первым. Комендант гарнизона взял сумку с продуктами и поспешил за вице-адмиралом. Эмма Владимировна бережно несла на руках задремавшего ребёнка, а самим Дербенёвым на двоих осталась только бутылочка с молочной смесью.
Когда эта странная процессия появилась в холле гостиницы, там творилось что-то невероятное. Всё свободное от мебели пространство занимали сумки, чемоданы и баулы. На двух диванах, стульях и креслах, на чемоданах, везде кто как мог пристроились на ночлег молодые лейтенанты, среди которых Дербенёв заметил немало своих товарищей. В это раннее время все они ещё спали. Окошко дежурного администратора было задёрнуто плотной шторой зелёного, как бильярдный стол, сукна. Перед окошком красовалась стандартная табличка белёсого цвета, изрядно засиженная мухами. На когда-то белоснежной поверхности крупным шрифтом была выведена тушью надпись, до боли знакомая всем командировочным Советского Союза, «Мест нет»…
; Сми-и-рно-о-о! – закричал дежуривший рядом с окошком лейтенант, увидев в проёме входной двери вице-адмирала и следовавшую за ним процессию.
В холле раздался страшный грохот опрокидываемых стульев, заваливаемых кресел и падающих вещей. Все офицеры вскочили, приняли строевую стойку и только один, ближайший к вошедшим, лейтенант мирно отдыхал, продолжая почивать на своих вещах. Стоявший радом с ним товарищ дёрнул спящего за рукав и прямо на ухо прокричал команду ещё раз. Проснувшийся поднял голову, увидел перед собой адмирала, тщательно протёр осовелые глаза руками и, наконец, осознав, что всё происходящее с ним не сон, вскочил, но, потеряв равновесие, тут же завалился на бок.
Дружный здоровый смех молодых людей разбудил администратора.
Штора на окошке пошевелилась, затем медленно отодвинулась, и оттуда появилось заспанное одутловатое лицо женщины бальзаковского возраста. Заметив среди лейтенантов адмирала, женщина тут же убрала табличку и, поправив съехавший набок шиньон, мило улыбалась прибывшим посетителям.
; Вольно, – приказал командир базы. ; Молодцы, что дежурство организовали, даже в этих непростых бытовых условиях. Только вам, друзья мои, пора привыкать к другой команде: «Товарищи офицеры» ; так она звучит. Вы теперь, насколько я вижу, не курсанты.
Подойдя к окошку вплотную, адмирал поставил вещи и спросил номер для семьи с ребёнком.
; У нас есть два номера, по шесть человек, но там нет холодильников. И, пять номеров люкс ; на двоих каждый…; ответила дежурная.
; Вот и хорошо давайте «Люкс» на двоих. Сколько с меня?
; Вам на втором или на третьем этаже? – спросила женщина.
; Это не мне, а вот этому лейтенанту и его семье ; Дербенёв его фамилия. Так сколько с меня вы говорите?
; Мы берём плату вперёд за три дня, поэтому с вас десять рублей.
; Хорошо. Вот возьмите, – командир базы подал деньги дежурному администратору.
Увидев, как за него оплачивают номер, да ещё «Люкс», Дербенёв поспешил достать бумажник и быстро выдернул из него новенькую хрустящую купюру достоинством десять рублей.
; Успокойся, ; отодвигая руку Александра, отказался Кудрявцев, ; я заплатил только за три дня, а сколько тебе здесь ещё куковать придётся, неизвестно. Так что успеешь ещё потратить свой червонец. Не переживай, я не обеднею.
Дербенёв стоял перед адмиралом и не знал что делать. Ему казалось, что сейчас он сгорит от стыда. В какой-то момент захотелось даже провалиться сквозь землю.
; Опять краснеешь? – улыбнулся командир базы. – Да, вот ещё что, – адмирал опять повернулся к дежурной. ; Вы говорите, что у вас столько много мест, а эти офицеры, я вижу, не первые сутки ночуют в холле?
– Да, но мы ждём команду спортсменов из Севастополя. Вот и придерживаем несколько номеров, – невозмутимо пояснила женщина за стеклом.
– Мне кажется эти два или три десятка офицеров ничем не хуже наших доблестных спортсменов. Они ведь не просто лейтенанты, они – пока ещё лейтенанты ; будущее флота. И как же мы с вами его встречаем, это будущее? В нечеловеческих условиях! Не стыдно ли? Давайте-ка их размещать. Или мне позвонить начальнику тыла флота?
– Нет, нет. Никому звонить не надо. Разместим всех, только не сразу.
– Что значит не сразу? – снова возмутился адмирал. – Значит, эти офицеры, их жёны и грудные дети по-прежнему будут ночевать в холле на стульях, в то время когда номера в гостинице будут пустовать?
– Но ведь у нас только двадцать мест осталось, а их вон сколько, – дежурная кивнула в сторону ожидавших.
– Ну и что? Размещайте не по шесть, а по десять человек, они согласны. Да и койки дополнительные сами поставят. Правильно, я говорю, товарищи офицеры? – адмирал обратился к лейтенантам.
– Так точно, – хором ответили уставшие от ожидания офицеры, ; койки у них в подвале есть, мы там и стулья брали.
– Вот и славно. Пусть хотя бы в порядок себя приведут, да отдохнут. Впереди может быть такой возможности и не представится. Так что, вы уж, пожалуйста, разместите всех. А с детками которые, так вы их отдельно селите, можете и в «Люкс». Мне кажется, им как раз впору будет. А я, как только приеду в Балтийск, всё же перезвоню начальнику тыла флота, чтобы лишних вопросов не было и чтобы вам впредь было ясно, как надо обходиться с людьми.
Кудрявцев повернулся к Дербенёвым.
– Что ж, святое семейство, до свидания. Устраивайтесь. Будете у нас в Балтийске, звоните и вообще, если будут возникать какие-либо проблемы, не стесняйтесь, обращайтесь всегда ; будем рады помочь. Правильно я говорю, Эмма?
Эмма Владимировна одобрительно кивнула головой и, очевидно, переживая сейчас нечто подобное чувствам мужа, слегка обняла Татьяну за плечи. Наклонившись, что-то шепнула ей на прощанье, потом повернулась к Александру и напутственно произнесла вслух: «Береги семью, Саша, и будьте счастливы, дети».
Командир базы также попрощался, пожелал всем присутствующим удачи и, взяв супругу под локоть, направился к выходу. Сопровождающие последовали за ними.
Оставив семью в холле, Дербенёв вышел из гостиницы проводить своего благодетеля.
– Спасибо вам за всё, товарищ вице-адмирал. Простите за причинённые неудобства.
; Да брось ты, Саня, – совсем по-отечески ответил адмирал, – пока не за что благодарить. Сегодня суббота, никуда не ходи, отдыхай. Главного штурмана на месте всё равно нет, да и в кадрах кроме дежурного никого. Пойдёшь в понедельник. А я к тому времени созвонюсь с командующим флотом, чтобы твой вопрос решить положительно. Он человек мудрый, думаю, на благо Отечества и Флота всё решится в твою пользу. Вот так. И ещё, обязательно позвони мне через коммутатор как только получишь назначение. Попросишь у телефонистки вице-адмирала Кудрявцева, скажешь ей, что звонишь по моему приказанию, иначе не соединят. Понял?
– Так точно, понял, – ответил Александр.
Кудрявцев сел в машину, ещё раз обернулся к Дербенёву:
– Обязательно позвони, слышишь?
– Позвоню, сразу же позвоню, – пообещал Дербенёв, прощаясь.
Обе машины одновременно тронулись с места и через несколько минут скрылись за поворотом.
Внутренне, ещё раз благодаря адмирала за проявленную заботу и оказанную помощь, так неожиданно свалившуюся откуда-то с неба, Александр поймал себя на мысли, что встреча в аэропорту неслучайна.
«Может быть, она ниспослана кем-то свыше?» – подумал он, не переставая удивляться всему, что происходило сегодня. «А может быть всё это только сон, и не было никакой встречи? Или наоборот он, Дербенёв, знает этого адмирала целую вечность. Ведь иначе как можно доверить в руки незнакомому человеку своё будущее? Да и важно ли это теперь?».
Откуда-то с площади донёсся мелодичный звон башенных часов. Куранты старинного собора отбивали назначенный час. Как и много веков назад, по велению своего создателя, они добросовестно включались через строго определённые промежутки времени, совсем не обращая внимания на мелочные секунды, из которых эти промежутки состоят…
Дербенёва вдруг осенило: «А может быть, устремляясь к великой и заветной цели, о которой говорил Кудрявцев, надо всегда помнить о тех трудностях, которые лежат на пути к ней? Может быть, преодоление этих трудностей и есть главный смысл жизни?».
Пленённый удивительной мелодией колоколов и застигнутый врасплох внезапно навалившимися философскими вопросами Александр, немного постоял у крыльца, продолжая размышлять о смысле бытия, но, быстро продрогнув, бросил эту затею и вернулся в гостиницу.
Приглушённый колокольный звон был слышен и там, за двумя плотно закрытыми дверями. Пронизывая своим бронзовым пением не только стены зданий, но, казалось, даже пространство и время колокола собора, словно пытались что-то рассказать всему миру и ему, лейтенанту, о той истине, которая была закодирована в доносившейся снаружи мелодии самим творцом. Истине, которую, ещё только предстояло познать Дербенёву.
Оказавшись на лестнице, ведущей на второй этаж, Александр незаметно для себя, продолжал слушать эту завораживающую музыку небес. Мысли, хаотично блуждавшие доселе в его голове и будоражившие воображение как по мановению волшебной палочки стали выстраиваться в стройные ряды...
«Очевидно, – подумал Александр, подходя к двери своей комнаты, ; подобно тому, как заведённая часовая пружина, освобождаясь от напряжения, преодолевает сопротивление больших и маленьких шестерён, чтобы вновь и вновь быть закрученной до конца, человек борется с одними трудностями, чтобы встретить другие и снова бороться… Но зачем? Может быть, затем, чтобы быть Человеком, а не казаться им?». Открывшееся знание, также как и сами мысли, было внезапным, но его ясность и определённость радовала Дербенёва. «Поистине всё гениальное просто», – подумал он, остановившись у двери своего номера. Новая волна мыслей достигла берега его сознания.
«Шестерни часового механизма, они же разные по величине, как и сами жизненные трудности, как же быть с этим?» – продолжил свои рассуждения Александр. «Скорее всего, масштаб трудностей значения не имеет и надо достойно преодолевать их все, независимо от размера, какими бы малозначительными не показались они на первый взгляд!».
Колокольный перезвон стих, оставив после себя слабый умолкающий гул, похожий на росчерк пера создателя этой замечательной мелодии. Неведомый автор поставил свою подпись в конце повествования…
Дербенёв решительно открыл дверь и вошёл в номер.
Начиналась новая, самостоятельная и совсем ещё незнакомая жизнь. Что готовила судьба ему – сегодняшнему лейтенанту ; там в будущем, Дербенёв не знал. Да и зачем об этом думать сейчас? Если вокруг столько прекрасных, просто замечательных людей. Когда твоя семья рядом, когда сердце вылетает из груди, переполненное радостью надежды, когда ты молод, а впереди целая вечность…
II. В ДОБРЫЙ ПУТЬ
1
К сожалению, а может быть и к счастью, место, о котором грезил лейтенант Дербенёв, было уже занято. Некий выпускник Каспийского училища по фамилии Мошков ; однокашник Дербенёва, извернулся прибыть в кадровый орган раньше всех. Лишив себя законного отпуска, а вместе с ним и конкуренции со стороны таких же лейтенантов, как заправский игрок, он поставил все свои надежды и помыслы на гарантировано выигрышный номер. В результате столь экстравагантного тактического хода Мошков получил должность, на которую претендовал Дербенёв и к моменту прибытия Александра уже служил в военно-морской базе Палдиски. Эта «замечательная» военно-морская база находилась в северной части Эстонии, но выражаясь языком оптимистов (в поголовном большинстве проживающих в Палдиски) – «на южном берегу Финского залива», что в сущности одно и то же.
Много воды утекло за прошедший месяц, много, как говорят, соли съедено в тесных гостиничных номерах, не один десяток километров пройдено на пеших прогулках от гостиницы до управления кадров. Большинство молодых специалистов разъехались по гарнизонам и соединениям кораблей, получив путёвку в жизнь и окунувшись «по самую маковку» в ратные будни на кораблях и подводных лодках. Они, скорее всего, уже успели забыть о тех проблемах, которые существовали ещё вчера. Забыли, потому что масштаб новых проблем и даже испытаний, свалившихся на плечи новоиспеченных офицеров, делал вчерашние трудности мелкими и несущественными, а вот новые казались непреодолимыми. Но пройдёт немного времени и, оперившись, твёрдо встав на ноги и послужив на флоте, все они поймут, что оба эти ощущения только кажущиеся, потому что всё в этом мире относительно.
2
В гостинице, опустевшей от шумных постояльцев, остались буквально пять ; шесть лейтенантов, по неизвестным причинам доселе не получивших назначения. Среди этих заждавшихся или, точнее, засидевшихся были и Дербенёвы.
Устав от ожидания и довольно поиздержавшись на гостиничных харчах, Дербеневы пребывали в полном неведение своей участи. И вот однажды, в пятницу, долгожданный момент настал. Свершилось. Дербенёва вызвал к себе главный штурман Балтийского флота капитан первого ранга Беляков.
Оценив все «за» и «против», подробно изложенные в личном деле будущего подводника, а также учтя рекомендации командира Балтийской военно-морской базы, главный штурман нашёл возможным предложить молодому офицеру почти невероятное ; службу в Заполярье. Александр, в свою очередь немало удивлённый таким поворотом событий, если не сказать ошарашенный внезапно свалившимся на его плечи счастьем, сразу и без лишних колебаний согласился.
Минуя всяческие организационно-штатные препоны ; казалось, где Балтика, а где Северный флот ; Беляков, созвонился со своими коллегами в Североморске и Горьком и согласовал вопросы предстоящего назначения. Именно на горьковских верфях проходила модернизацию дизельная подводная лодка проекта 651 Северного флота, предложенная в качестве будущего места службы Александру. Из разговора Дербенёву стало ясно, что препятствий для его назначения нет.
; Ну, что ж товарищ лейтенант, ; Беляков бережно положил трубку на клавиши телефонного аппарата, ; очевидно пора вас поздравить с назначением. Приказ, конечно, пока не состоялся, но это скорее моя забота, чем ваша печаль, и будьте уверены, за этим дело не станет. Сегодня вам предложена скромная должность младшего штурмана подводной лодки, а в будущем, возможно, вы достойно займёте место главнокомандующего ВМФ, ; нисколько не смущаясь от высказанного предположения, флагман многозначительно поднял брови и даже выбрался из кресла, как бы приветствуя будущего главкома. ; Так что счастливого плавания и в добрый путь!
Услышав тёплые слова напутствия, Дербенёв не на шутку обрадовался. Где-то под ложечкой засосало, от избытка чувств на глаза навернулись слёзы. Одновременно появилось ощущение необычайной лёгкости, казалось, что за спиной вот-вот расправятся крылья. И даже солнце, своими лучами пробивающееся через штору, вдруг засияло не обычным, а каким-то особым ; радостным светом. Захотелось взлететь и через мгновение оказаться на том месте, которое теперь принадлежало ему по праву. Ему – вчерашнему курсанту, а ныне офицеру могучего подводного флота Страны Советов. До конца не веря в происходящее, Александр смог выдавить из себя только одно слово:
; Спа-си-бо… ; потом, опомнившись, добавил, ; спасибо, товарищ капитан первого ранга…
; Не стоит благодарностей. Ты, кстати, один приехал или с семьёй? – поинтересовался главный штурман.
; С семьёй, ; ответил Дербенёв, ; а что?
; Дело в том, что экипаж на северянку набран, но не до конца укомплектован офицерами и теперь доукомплектовывается в Лиепае на эскадре подводных лодок. Вот если бы ты был один, я бы тебе выписал предписание отсюда и сразу же на лодку, – немного задумавшись Беляков остановил своё повествование, ; но что делать с твоей семьёй в этой ситуации ума не приложу. Скорее всего, вам всем придётся ехать в Лиепаю и там, на месте, определяться с дальнейшей участью. Насколько мне известно, до конца ремонта лодки осталась пара месяцев, потом она перейдёт в Видяево, есть такая баз на Севере. Слышал?
Дербенёв отрицательно замотал головой.
; Ну да, ; спохватился Беляков, ; откуда тебе знать.
И действительно, откуда было знать тогда Дербенёву, да и Белякову тоже, что пройдет не так уж много времени, в исторических масштабах неполных двадцать лет это просто мгновение, и об этой заполярной базе узнает не только вся страна, но и весь мир. Всё человечество вздрогнет потрясённое трагедией «Курска» . Не мог Дербенёв даже предположить и того, что сам когда-то будет служить в дивизии, из которой в последний поход отправится эта лодка, унося в никуда свой экипаж, и, что трагедия этого экипажа станет его личной трагедией. Потому что там, на дне Баренцева моря, останутся навечно не просто лучшие из лучших подводников, такое уже бывало не раз, а его ближайшие товарищи – Володя Багрянцев и Геннадий Лячин. И он, Дербенёв, всякий раз приезжая в Санкт-Петербург, будет ходить на Серафимовское кладбище, чтобы поклониться памяти героев-подводников, а ещё, чтобы выразить свою признательность и уважение Екатерине Багрянцевой, которая после гибели мужа отречётся от мирской жизни и навсегда уйдёт служить богу, там же на Серафимовском рядом с любимым …
Но это будет потом – спустя годы, когда сыновья погибших выберут для себя дорогу отцов, а сейчас предстояло решить простую задачку – ехать к новому месту службы всей семьёй или отправить супругу и ребёнка к маме?
; А с другой стороны может и не стоит таскаться по всей стране с домашними? – продолжал философствовать вокруг проблем молодого офицера главный штурман. – В общем, так: эту проблему решишь сам. Поезжай.
Расстояние от управления кадров до гостиницы лейтенант Дербенёв преодолел за двадцать минут, от радости забыв даже воспользоваться общественным транспортом, курсировавшем в этом направлении.
Запыхавшись от быстрой ходьбы и подъёма по лестнице на этаж, Александр ворвался в номер и с порога торжественно воскликнул:
; Всё кончено! Собираемся. Сегодня же отчаливаем к месту службы. Ура!
; Что кончено? – удивилась Татьяна и тут же возразила. ; По-моему, всё только начинается, дорогой.
3
Массивное здание Южного вокзала, впечатлявшее своими размерами и основательностью не одно поколение жителей города, сейчас заставило остановиться перед ним и Дербенёва. Александр прекрасно понимал, что не он один восхищался красотой и масштабностью этого творения архитектуры с тех пор как 19 сентября 1929 года, после девяти лет строительства, состоялось открытие центрального вокзала Кенигсберга, созданного при участии выдающихся зодчих своего времени Рихтера и Корнелиуса. На фасаде здания из тёмно-кровавого кирпича, в верхней его части, располагался красочный герб РСФСР, заменивший ранее существовавшую скульптуру, изображающую древнего бога времени Хроноса, усмиряющего коней.
Дербенёв взглянул на привокзальные часы, большой круглый циферблат которых хранил время ещё со времён Восточной Пруссии. Под витыми стрелками выделялась трудночитаемая надпись готическим шрифтом. Хронометр показывал ровно 21.30.
Мягко подъехав к платформе № 6, красный «Икарус» плавно затормозил и бесшумно встал, заняв своё место строго у края. Внизу под правым лобовым стеклом желтела вывеска с крупной чёрной надписью: «Калининград – Лиепая».
; Автобус причалил ровно за десять минут до отправления. Я в сказке, или мне чудится? – то ли удивился, то ли возмутился Александр. – Не за одну минуту и не позже на полчаса, а вовремя?!
; Нет, милый, не чудится, просто ты отправляешься в Прибалтику! – уточнила Татьяна. ; Привыкай. Это вековые традиции и их следует не только знать, но и придерживаться. Хотя бы для того, чтобы не выглядеть глупо среди местных жителей.
Прибывший автобус заметно отличался от своих запылённых собратьев, приютившихся рядом. Какая-то совсем незримая, точнее неброская элегантность, свежесть и чистота делали его особенным и даже симпатичным. На окнах междугороднего красавца типа «Люкс» были натянуты бархатные бордовые занавески с золотистой бахромой, закрывавшие верхнюю часть стекла до половины. Шторы на всех окнах собраны по краям специальными зажимами. Сквозь стёкла салона виднелись кресла сидений с белоснежными чехлами на подголовниках…
Двери чудо-богатыря открылись. Из чрева появились двое одетых в фирменную одежду водителя, похожих скорее на героев из фильма «Королева бензоколонки», чем на обыкновенных шофёров. Один занял место у багажного отделения с ключом в руках, а второй ; у входной двери с компостером для проверки билетов.
В привокзальных динамиках раздался голос диспетчера, сообщавшего о прибытии автобуса и начале посадки.
«Фантастика! ; не скрывая эмоций, только и вымолвил Дербенёв, вместе с женой и дочерью направляясь к сказочному исполину и ни на секунду не задумываясь о том, что именно сейчас он устремляется в своё будущее...».
С этого момента, помимо воли и незаметно для самих Дербенёвых, заканчивалась, пожалуй, самая беззаботная часть их существования, в которой главенствующее место занимали родители, учителя и преподаватели вузов. Где-то позади отшумело босоногое детство, совсем рядом, но уже во вчерашнем дне осталась влюблённая юность, а впереди открывалась новая страница их самостоятельной жизни, которую предстояло прочесть вместе, прислушиваясь к своим чувствам и полагаясь только на самих себя.
III. ПРОСТО КОМЭСК
1
«Северный флот! Неужели моя мечта сбылась? И всё это будет не с кем-то, а со мной? И вечные снега, и полярные ночи, и длительные автономки?» – не переставал удивляться Дербенёв, стоя перед дверью в кабинет начальника отдела кадров эскадры. Вокруг собралось ещё около десятка человек – таких же юных офицеров, только-только сменивших курсантские шевроны на лейтенантские погоны.
«Скорее бы получить предписание на лодку, скорее бы оказаться на борту …».
; Лейтенант Дербенёв! – зычный голос мичмана- делопроизводителя прервал благостные мечтания Александра. ; Входите.
Войдя в просторный и светлый кабинет, Дербенёв обнаружил перед собой маленького с бегающими хитроватыми глазками капитана второго ранга, снизу вверх внимательно рассматривавшего посетителя.
; Ну, что, будем знакомиться? – не дождавшись приветствия от вошедшего, спросил хозяин кабинета. – Я начальник отдела кадров эскадры подводных лодок капитан второго ранга Воробъёв Евгений Иванович, а вы молодой человек кто?
; Виноват, ; запнувшись, ответил Александр. – Лейтенант Дербенёв ; командир электро-навигационной группы подводной лодки «Б-168» Северного флота, прибыл за проездными документами на семью…
; Какого такого Северного флота, лейтенант? – удивился Воробъёв. – У нас тут Балтийский флот, вы, наверное, что-то перепутали?
; Никак нет. Вопрос назначения согласован на уровне главных штурманов двух флотов, а сюда мне приказано прибыть на экипаж северянки…
; Ах, северянки. Ну да, ну да. Кем говорите приказано? – Воробъёв был явно раздражён докладом Дербенёва.
; Главным штурманом Балтийского флота Беляковым. – Дербенёв не расслышал раздражительный тон начальника и продолжал свой доклад уже в произвольной форме. – Он ещё сказал, что меня там ждут.
; Кто ждёт? Где ждут? Что вы мне здесь мозги пудрите. Какой ещё Северный флот? Северный флот подождёт, потому что вы будете служить на Балтийском. И решать это мне, а не главному штурману. Вам понятно?
; Никак нет, товарищ капитан второго ранга, я же сам изъявил желание…
; А ваше желании здесь интересно только в том ключе, в котором оно совпадает с моим, – зло прервал доводы Дербенёва маленький офицер с большими полномочиями. – Тем более, что вы сами отказались от назначения на северянку.
; Я не отказывался… ; по-прежнему не понимая, что происходит, удивился Дербенёв. Но уже в следующий миг смысл сказанного приобрёл ясные очертания в сознании Александра. Вынесенный вердикт, перечеркнувший мечту, казался смертельным приговором, земля потихоньку начала уходить из-под ног юного лейтенанта.
; Как не отказывался? Только что, буквально минуту назад отказался, вот и мичман слышал. ; Правильно я говорю Михаил Аркадьевич? – Воробьёв обратился за подтверждением своих слов к делопроизводителю.
; Так точно! – не задумываясь выпалил мичман, передавая в руки Воробьёва личное дело Александра.
; Ну вот, удостоверился? Я сейчас и Белякову об этом сообщу. А тебя – отличника нашего, мы назначим на…; Беляков запнулся, ; не менее интересную должность. И лодку такого же проекта подберём, как на Севере. Только без «Ромашки» , но может быть оно и к лучшему. Для тебя. Так что не горюй герой-подводник. Согласен?
На столе среди множества разноцветных аппаратов раздался назойливый телефонный звонок. Воробьёв взял трубку.
; Здравия желаю Владимир Викторович. У нас всё в порядке. Заканчиваем формирование экипажа северянки. По плану убытие через неделю. Так точно, Дербенёв прибыл, но он отказался от назначения на Север. Сказал, что на Балтике лучше, тем более что ремонт северянки по моим данным затягивается. Да нет, я не вру, товарищ Беляков, Дербенёв сейчас у меня, если хотите, он и сам может подтвердить своё решение. Не надо? Ну, тогда доклад окончил. До свидания.
Воробьёв повернулся к Александру, который окончательно потерял всякое ощущение реальности и только молчал, широко раскрыв глаза на творившуюся вокруг него ложь.
; Вот и порядок. А кому теперь легко? Да ты не переживай так сильно, лейтенант. В морях твои дороги. Всё будет отлично, а чтобы ты не расстраивался преждевременно, я тебе приоткрою военную тайну: мы тебя направляем на самую плавающую лодку. Кстати совсем недавно вошедшую в состав Балтийского флота из той самой дивизии, куда тебя хотел запихнуть Беляков. И проект у неё такой же к твоему сведению. Послужишь, осмотришься, потом ещё благодарить будешь, попомни моё слово.
Дербенёв по-прежнему угрюмо молчал, опустив голову. Все его мечты остались, там ; за дверью этого злосчастного кабинета, хозяин которого ; сама ЛОЖЬ ; теперь бегал вокруг него и то ли оправдывался, то ли радовался разыгранной им интриге. Клевета сначала повисла в воздухе, затем упала на плечи лейтенанта, обхватив его тело своими холодными и липкими щупальцами с ног до головы. Александру стало не по себе от назойливых объятий этой твари.
; Что мне теперь делать? – наконец выдавил из себя Дербенёв, обращаясь к начальнику.
; Что делать? – удивлённо, как ни в чем, ни бывало, переспросил Воробьёв. – Родину защищать в составе экипажа ракетной подводной лодки Б-224! Вот тебе предписание. Счастливого плавания, лейтенант. До встречи. Да, чуть не забыл, после обеда вас всех новоиспечённых подводников собирает командир эскадры у себя в кабинете. Будет напутствовать, так что не опаздывай. И ёщё: комэск ужас как не любит усатых. ; Злорадно улыбнувшись, Воробьёв вручил документы Александру и проводил его до двери. ; Давай следующего, Михаил Аркадьевич.
2
Высокая массивная цвета слоновой кости дверь в приёмную командира эскадры подводных лодок закрылась. Ещё мгновение и она бы точно прищемила кончик носа Дербенёва. Со всей дури рванув её на себя, Александр оказался в небольшом продолговатом помещении со старинной, тёмной полировки, мебелью, однако там уже никого не было.
«Опоздал! Вот ты и пообедал, товарищ лейтенант» – последнее, что промелькнуло в голове Александра.
Не желая останавливаться на полпути и услышав за дверью, шум от передвигаемых стульев, Дербенёв с лёгкостью потянул на себя и вторую дверь, на сей раз в кабинет комэска. Дверь распахнулась. За ней оказалась большая и очень светлая комната, также как и приёмная, сплошь уставленная старинной мебелью. Кое-где виднелись гравировочные таблички с надписями, открывающими тайны бывших владельцев этой утвари. В правом углу комнаты возвышался массивный двухтумбовый стол чёрного дерева с т-образной приставкой, вокруг которой строго по-военному выстроились резные стулья с высокими спинками – для рабочих совещаний. За столом, слегка подбоченись, восседал седовласый сухощавого телосложения вице-адмирал – командир 14 эскадры подводных лодок Балтийского флота Громов Николай Елисеевич. Колючий взгляд старого служаки сейчас был обращён на ворвавшегося в кабинет Дербенёва и ничего хорошего вошедшему не обещал.
Напольные часы тремя ударами пробили послеобеденное время ; закончился «адмиральский час» .
; А что это вы, мил человек, опаздываете? – возмутился комэск.
; Я… товарищ вице-адмирал… задержался в гардеробе офицерской столовой, виноват, ; Александр по-прежнему стоял у входной двери, переминаясь с ноги на ногу.
; Виноватых бьют, а задерживается только начальство, остальные опаздывают. Заруби себе это на носу. Ясно?
; Так точно, товарищ вице-адмирал.
; Вот и ладно, ; Громов немного повеселел, но Дербенёву присесть так и не предложил.
Вошедшие разместились в основном по правую руку от комэска на специально расставленных для этого стульях, и только двое заняли места напротив.
; Мне кажется, товарищи офицеры, что наше короткое совещание можно начать, коль мы теперь все в сборе. Кстати, а все ли?
Николай Елисеевич достал из папки, лежавшей у него на столе, печатный лист бумаги, водрузил на нос очки в роговой оправе и стал проверять присутствующих.
; Лейтенант Дербенёв Александр Николаевич.
; Я! ; чётко ответил Александр, продолжая стоять по стойке «смирно».
; Кольчуга от ферзя. Опять вы невпопад, товарищ лейтенант? На флоте отвечают «Есть», усвойте это, пожалуйста, на всю оставшуюся жизнь, и зарубите на своём…
Комэск осёкся, посмотрел на нос Дербенёва, пытаясь обнаружить там предыдущую зарубку и, не найдя её следов, обратил внимание на усы, немного свисавшие ниже краёв рта офицера.
; А что это за поросль вы у себя под носом развели, Дербенёв?
; Усы… товарищ вице-адмирал. ; Дербенёв от излишнего внимания к своей персоне, начал густо краснеть.
; Усы-ы-ы? А вы знаете, что у вас там водится в этих ваших подносных зарослях?
; Ничего не водится, – обиделся Дербенёв.
; Ошибаетесь, юный друг. Там у вас скопище микробов, бацилл и прочей нечисти. Вот так. А вы говорите усы. Эти ваши камыши под носом есть трамплин для всякой гадости, устремляющейся в организм офицера-подводника через рот и подрывающей пока ещё богатырское здоровье защитника Отечества. Таким образом, ваши усы фактически являются рабочим инструментом в руках империализма – злейшего врага советской власти, а вы, следовательно, выступаете в таком виде пособником этого самого врага. Вот как выглядит истинное лицо вашей гусарской красоты на самом деле. Так что вердикт может быть только один – сбрить. Берите, короче говоря, пример со своих товарищей. Вот посмотрите, ни у кого ведь, кроме вас, усов-то и нет…
Громов обвёл взглядом всех собравшихся. Двое напротив сидевших лейтенантов действительно оказались безусыми, зато справа от него восседали целых восемь усачей офицеров ; обладателей разного калибра усов и бакенбардов. Командир эскадры прервал свои наставления, а заодно и перекличку, отложил в сторону лист со списком, снял очки и, как ни в чём не бывало, вновь взялся за Дербенёва.
; Т-а-ак, товарищ лейтенант, вы у нас куда назначены?
; Командиром ЭНГ подводной лодки Б-224, товарищ вице-адмирал.
Комэск вновь взял в руки лист бумаги и направился к лейтенанту, словно хотел его ближе разглядеть или пощупать, проверить, не фантом ли перед ним.
; Действительно Б-224, ; глядя в свою шпаргалку констатировал комэск. – Ну, что ж, это не самый худший вариант, правда и не самый лучший. Знаете ли вы, что это за лодка? – Громов остановился в шаге от Александра.
; Никак нет, – смутился Дербенёв.
; Лодка обыкновенная дизель-электрическая, 651-го проекта с четырьмя крылатыми ракетами, но вот экипаж…; Громов ненадолго замолчал. ; Это сложный, я бы сказал даже проблемный экипаж – се-ве-ря-не! – После этого слова, произнесённого по слогам, комэск многозначительно поднял вверх указательный палец правой руки, слегка замедлил речь, как бы ещё раз осмысливая всё сказанное и, после небольшой паузы, продолжил:
; Совсем недавно этот подводный крейсер вошёл в состав Балтийского флота, не всё там ладно, далеко не всё утряслось. Очень много полууголовных элементов, отморозков разных сбросили нам побратимы из Заполярья. Чтобы «бандероль» для Балтики приготовить весь Северный флот перешерстили. А вот тебе, лейтенант… ; комэск впился колючим взглядом в глаза Дербенёва, ; там придётся всё изменить…
«Мне одному там придётся всё менять, что ли?» ; удивлённо подумал Дербенёв, но промолчал. ; «А как же командир, остальные офицеры?».
Казалось, перейдя на «ты» Громов даже не заметил погрустневшие и округлившиеся глаза Александра. Он продолжал и продолжал своё напутствие, но лейтенанты уже не слушали своего командира и только сильнее вглядывались в лицо Дербенёва. В нём как в зеркале отражалась действительность сегодняшнего дня для каждого отдельно взятого офицера, пришедшего на службу в подводный флот.
; Судя по вашему отсутствующему взгляду, ; комэск опять вернулся на «вы», ; вам не совсем всё понятно?
; Скорее совсем ничего не понятно…; согласился Дербенёв кивая.
; Ну что ж, тогда я вам выдам одну подсказку, которая будет полезной всем. На флоте так повелось, что на плечи каждого вновь прибывшего офицера сваливается всё и сразу. Не пытайтесь увернуться, это бесполезно. Да и деваться вам некуда с подводной лодки. Что же это означает? А это значит, что с приходом на корабли вам будут предложены, помимо полного пакета штатных обязанностей, все мыслимые и немыслимые дополнительные и нештатные должности. Как-то: комсорг, член партбюро, спорторг, нештатный дознаватель, руководитель всякого рода обеспечивающих партий, возможно даже участник художественной самодеятельности или главный связной с шефской организацией, и всё это ВЫ. Не удивляйтесь. Считайте это своим первым испытанием на прочность. Тот, кто выдержит, кто с достоинством пройдёт этот путь до конца, только тот в будущем сможет стать настоящим командиром и начальником. Судите сами: каков главный принцип управления в армии и на флоте? Еди-но-на-ча-лие, то есть концентрация власти в руках одного человека, имя которому КОМАНДИР. Вот вам и первый экзамен на профпригодность. Сумеете, подняв все перечисленные должности, контролировать положение дел, отделять зёрна от плевел на каждом порученном участке – будет толк в будущем, а нет, так и суда нет – готовьтесь занимать более скромные посты и забыть слово «перспектива». Теперь хоть немного прояснилось, Дербенёв? – Громов даже улыбнулся, что случалось о-очень не часто.
Александр понимающе кивнул головой и тоже улыбнулся, а затем не без доли иронии ответил:
; Так точно! Совсем ясно стало. Как белый день.
Видя, что комэску ответ пришёлся по душе, Александр вытянулся как струна и бодро поднял голову. Громов, наоборот, слегка ссутулившись, направился в своё кресло. Дербенёв же тем временем обернулся к своим товарищам, сидевшим сзади и, почти неслышно добавил:
; Вот только не ясно справлюсь ли?
; А коль ясно, – продолжил свою мысль Громов из противоположного угла кабинета, – тогда вам должно быть понятно и то, что сконцентрировав такую огромную общественную власть в крепких молодых руках, командование будет ждать от вас серьёзной помощи и поддержки. В отдельных случаях, товарищ Дербенёв, может быть даже перелома ситуации…
IV. ТОСМАРЕ
1
«На часах уже шестнадцать. Как надоели эти напутствия. Скорее бы живое дело. Ну, где же это бюро пропусков?» ; Дербенёв остановился перед информационными вывесками в холле проходной судоремонтного завода «Тоsmare» , читая каждую.
«Кажется, нашёл», ; обрадовался Александр, вглядываясь в ближайшую, но огорчение быстро сменило поторопившуюся радость. «Стоп, да это же на латышском, а где же на русском?».
Дербенёв осмотрелся по сторонам. «А что здесь, рядом? Так вот же, она родимая и только по-русски: «Бюро выдачи пропусков». Значит мне сюда», – Александр настойчиво постучал.
; L;dzu! – послышалось изнутри.
; Это вы мне? ; Дербенёв приоткрыл дверь.
; Ва-а-ам, или там ещё кто ни буд ест? Входитэ. L;dzu, bez k;d;m ceremonij;m…
Большие, красного кирпича старинной обработки, здания судоремонтного завода, из-за внушительной ширины кажущиеся немного приземистыми, впечатляли своей масштабностью. Портальные краны, как бы приветствуя Дербенёва, кивали головами, завидев его в своих владениях. Выполняя основную работу, они одновременно наблюдали за порядком вокруг, величественно взирая с высоты птичьего полёта на всё, что происходит внизу. Везде по асфальтовым дорожкам сновали люди в специальной одежде, бесшумно суетились электрокары, перевозя оборудование для ремонта кораблей и судов. В воздухе стоял мерный гул от работающих механизмов. И всё это снующее, бегущее и гудящее хозяйство утопало в зелени деревьев, преимущественно лип, которые как в парке аккуратно выстроились по своим местам, строго следуя ранжиру.
«Какой изумительный вид», ; подумал Дербенёв, направляя свои стопы в сторону сухих доков, где находилась сейчас его лодка. И вот перед его взором открылась завораживающая картина. Огромные бетонные котлованы двух доков, построенные почти столетие назад для броненосного флота, вмещали сразу по несколько современных кораблей. В первом, расположившись на кильблоках как памятник на постаменте, вальяжно разместился крейсер проекта 68 бис ; "Октябрьская революция", рядом пристроился малый противолодочный корабль «Альбатрос» и обшарпанный буксир, мачты которого не дотягивались даже до палубы на юте крейсера. Во втором доке хозяйкой была красавица субмарина, своими размерами ничем не уступавшая крейсеру. Высокие, слегка выпуклые спереди, борта, переходящие в толстое и почти круглое брюхо с ластами кормовых горизонтальных рулей, выдавали в ней скорее амфибию, чем постоянного обитателя морских глубин. Ещё свободная от строительных лесов, величаво возвышаясь над малотоннажными соседями, она выглядела особенно восхитительной и очень грациозной. Внушительные её габариты не пугали, а скорее впечатляли и даже захватывали какой-то абсолютной гармоничностью. Даже сейчас, в доке, находясь в неестественной для неё среде, лодка всё равно оставалась безраздельной властелиной бездны.
До сегодняшнего дня Дербенёву ни разу не доводилось вот так близко рассматривать лодку всю и сразу. Да и доков он не видел никогда прежде. Наповал сражённый открывшейся диорамой, он просто замер в немом восторге. Вглядываясь во всякие мелочи, Александр старался запомнить буквально всё, что его окружало, настолько много, насколько это было возможно, находясь в плену самых первых и самых ярких впечатлений.
В надводном положении две трети любой лодки находятся под водой, поэтому мы вынуждены лицезреть только верхнюю её архитектуру. Так же, как одежды, скрывая всю красоту женского тела, хранят её целомудрие, так и вода, прикрывая наготу лодки, хранит её загадочность и неповторимость. Сейчас же всё выглядело иначе. Сбросив с себя всё лишнее, подводная фурия предстала перед Александром во всём своём величии.
«Толстая Берта, какая же ты красавица», ; подумал вдруг Дербенёв, ; просто невеста в брачную ночь…».
2
Где-то в глубине лодки раздался какой-то шум, потом нарастающий крик, издали похожий на звериный рёв. Дверь ограждения рубки открылась и на палубу высыпала горстка матросов – человек семь, кто во что одетых. В первое мгновение они бросились к трапу, чтобы перебежать на стенку дока, но в это время в дверном проёме показался высокий офицер в погонах капитан-лейтенанта и матросы рванули на нос лодки. Офицер побежал за ними.
Выбравшись из-за кустарника и подойдя к трапу, возле которого замер матрос ; верхний вахтенный, Дербенёв с любопытством наблюдал за происходившим действом.
Добежав почти до самого форштевня , матросы столпились вокруг обтекателя гидроакустической станции, который возвышался над палубой в носовой части корпуса. И только один – очевидно, самый смелый ; на ходу что-то доказывал преследовавшему их офицеру. Офицер, в свою очередь, изрыгая шестиэтажный мат, слышимый, невзирая на заводской шум, за пределами батопорта как минимум в радиусе двух километров, бежал по пятам своих жертв, пытаясь хотя бы кого ни будь ухватить за рабочее платье. Матрос, уставший от погони, вдруг остановился, не добежав до своих товарищей пару шагов, обернулся к преследователю, и, что-то громко сказал. Похоже на том же понятном языке, на котором изъяснялся и сам офицер. Дербенёву даже показалось, что матрос принял боксёрскую стойку и готовится к схватке, но в следующее мгновение капитан-лейтенант сходу нанёс правый прямой удар прямо в лоб нападавшему матросу. Последний рухнул как подкошеный колос в нескольких сантиметрах от края надстройки. Внезапно Александром озавладел ужас: «И здесь я должен начинать службу? Это же «Потёмкин» какой-то – тюрьма народов. Может обратно в кадры?».
; До кильблоков метров десять лететь…; вырвалось у него.
; Пятнадцать, – спокойно уточнил, нарисовавшийся откуда-то мичман, – плюс два метра кильблоки, итого все семнадцать выходит до дна.
Дербенёв повернулся на голос и обнаружил, что за его спиной собралась довольно внушительная и разношёрстная толпа зевак.
; А вы случайно не с этой лодки? – спросил Александр у мичмана. ; Что здесь произошло?
; С этой, будь она не ладна. Да и не произошло-то пока ничего, особенного. А вы кто?
; Видите ли, я назначен на эту лодку командиром ЭНГ.
; Да? Вот здорово. У нас, значит, теперь сразу два групмана будет, или вы временно?
; Судя по предписанию на постоянку, – засмущался Дербенёв.
; Тогда будем знакомы: мичман Ивашников Евгений Михайлович – старшина команды штурманских электриков Б-224, ; слегка вытянувшись и подкрутив, пышные усы, мичман добавил, ; теперь значит ваш подчинённый, один на двоих.
; Очень рад знакомству, очень приятно. Лейтенант Дербенёв Александр Николаевич. – представился командир ЗНГ. ; А что значит один на двоих?
; А то и значит, что кроме вас у меня уже существует один командир ЭНГ, Башмакин его фамилия.
Офицер на корпусе лодки что-то громко объявил притихшим и ошеломлённым матросам. Собеседники у трапа прекратили диалог. Перепуганные матросы дружно подхватили бездыханное тело своего товарища и быстро проследовали на стенку дока. За ними двинулся и капитан-лейтенант.
; Через тридцать минут «большой сбор» всему экипажу, тебе всё понятно? – обращаясь к вахтенному у трапа, приказал офицер.
; А кто этот грозный товарищ? – спросил своего собеседника Дербенёв.
; Старпом наш ; Манишевич Григорий Михайлович. Только не вздумай его так назвать.
; Не понял, а как надо?
; Надо просто ; Юрий Михайлович.
; А почему так? – опять переспросил Дербенёв.
; О-о-о, это длинная история. Как-нибудь, потом расскажу, не сейчас. Сейчас вам надо идти к нему и доложить о прибытии, поскольку старпом пока временно за командира. И учтите, Юрий Михайлович скорый на ногу как поезд экспресс – не угонишься, улетит как Фигаро куда-то, ищи потом ветра в поле.
Дербенёв повернулся к трапу и попытался пройти на борт, но матрос вооружённый штык-ножом преградил дорогу.
; Ваш пропуск, пожалуйста, товарищ лейтенант.
; У меня предписание, ; Александр предъявил документы, ; видишь, вот написано «прибыть в войсковую часть 34243», значит сюда.
; Проходите. – Матрос посторонился, пропуская Дербенёва.
Старшего помощника удалось догнать только в ограждении рубки. Не имея малейшей возможности обратиться, как того требует строевой устав, и, не зная как выкладки этого документа применить в стеснённых условиях подводной лодки, Дербенёв начал своё обращение сходу и прямо в спину старпому:
; Товарищ капитан-лейтенант, лейтенант Дербенёв прибыл для прохождения службы на вверенную вам подводную лодку в качестве командира ЭНГ.
Реакции на доклад не последовало никакой. Дербенёв поднялся выше по трапику и почти настиг спускающегося в шахту люка старпома:
; Товарищ капитан-лейтенант, лейтенант Дербенёв прибыл для прохождения службы на вверенную вам подводную лодку в качестве командира ЭНГ! – повторно пролепетал своё обращение Дербенёв, приложив правую руку к козырьку фуражки и нагнувшись в глубоком поклоне над шахтой вслед исчезающему в утробе субмарины Манишевичу.
Очевидно услышав, наконец, лепет Дербенёва над собой, Юрий Михайлович остановился и поднял голову.
; Кем, говоришь, назначен?
; Командиром электронавигационной группы, товарищ капитан-лейтенант.
; Не может быть! У меня уже есть и штурман и групман, так что мне на х… не нужен ещё один обморок, ; резко отреагировал старпом, продолжая своё движение вниз.
Дербенёв наклонился ещё ниже, почти встал на колени над шахтой и, теряя надежду, отчаянно произнёс:
; Но товарищ командир у меня предписание от командира эскадры именно к вам!
Манишевич поднял голову вновь:
; Я тебе не командир, а предписание это засунь себе в ж…у и радуйся случайному удовольствию. Всё! Фенита ля комедия.
С этими словами старший помощник спустился в центральный пост и растворился в темноте, оставив наедине со своими мыслями опешившего от «столь тёплого и радушного» приёма лейтенанта. Ещё некоторое время простояв на коленях у верхнего рубочного люка, Дербенёв стал потихоньку приходить в себя и собираться с мыслями.
; Ну, и поза у вас, товарищ лейтенант… ; за спиной Александра послышался уже знакомый голос Ивашникова, ; Что это вы на коленки-то пали, неужто молиться намереваетесь?
; Молиться рано, как будто, ещё. Это я со старпомом общаюсь, ; ответил Дербенёв, поднимаясь во весь рост и отряхивая колени. ; Что делать ума не приложу. Не идти же обратно в кадры? Да и поздно сегодня. А, Михалыч?
; Подождите, товарищ лейтенант, выполнять первое приказание, потому что обязательно последует второе, отменяющее первое…
; Это как? – удивился Дербенёв.
; Да обыкновенно, сейчас увидите.
В это время снизу послышался глухой, но очень властный оклик.
; Штурман!
Ивашников и Дербенёв переглянулись.
; Шту-у-урма-ан! – почти прорычал старпом ещё раз.
; Это вас, Александр Николаевич! – Ивашников многозначительно поднял вверх указательный палец правой руки.
; Но… я… Я же ещё не штурман, я только командир группы.
; Не сомневайтесь, товарищ лейтенант, это вас, вы же по специальности штурман?
; Так точно!
; Значит, поспешите вниз, пока Юрий Михайлович не передумал…
3
; Ты знаешь, лейтенант, о чём я сейчас рассуждаю? – Манишевич потянул из рук Дербенёва предписание.
; Не могу знать, потому как не обладаю даром ясновидения, – выпалил Александр.
Старший помощник не отреагировал, погрузившись в изучение бумаженции с гербовой печатью.
; Ах, ты оказывается Дербенёв!? Не сын ли, часом, нашей литературно-музыкальной знаменитости?
; Никак нет, не сын.
; Что вообще отца нет? – Манишевич удивлённо поднял брови.
; Есть отец, товарищ капитан-лейтенант, только другой.
; Другой, говоришь. Это хорошо. Да мне, собственно, какая разница. Это я так, к слову, – внезапно охладев к родовому древу лейтенанта, отозвался старпом. ; Не щёлкай каблуками Дербенёв, лучше дело слушай. А рассуждаю я вот о чём: может быть ты и кадровая ошибка, но мне на руку. Поскольку в настоящее время штурман и командир ЭНГ на Севере. Отсюда вывод: пока их нет, ты мне очень даже подходишь, а после видно будет, кто и в чём ошибался, время покажет. Так что вникай во всё и желательно поглубже, а чтобы это происходило как можно быстрее, вот тебе экскурсовод. Он и расскажет, и покажет, и со всеми внутренностями нашего корабля познакомит.
Манишевич на ходу остановил проходившего мимо рыжеволосого офицера в погонах старшего лейтенанта.
; Николай Владимирович, принимай пополнение. Сделай этому юному «белому воротничку» обзорную экскурсию по лодке, а потом все на построение.
Передав Дербенёва «из рук в руки», Манишевич скрылся в соседнем отсеке.
; Ну, что будем знакомиться? Как меня зовут, ты уже слышал, а фамилия моя Щербатов. Должность, пока – командир моторной группы. Холост, тоже пока.
; А меня зовут Александр, Саша значит. Фамилия Дербенёв. Женат. Назначен командиром ЭНГ, только вот не пойму, как я могу быть младшим штурманом, если у вас один уже есть?
; Ты не переживай особо, у нас и старший штурман есть. Только что от одного, что от другого проку никакого.
; То есть как?
; Да обыкновенно. У Толмачёва – штурмана твоего, знаешь какая любимая поговорка?
; Откуда же мне знать, если я его и в глаза не видел.
; Тогда будь внимателен: «Ишак, постоявший в тени, на солнце работать не будет» ; его девиз.
; А почему он так считает? – оставаясь абсолютно невозмутимым, переспросил Дербенёв
; Почему да почему? По кочану. Потому, что всю свою службу Толмачёв «проплавал» в заводах, да в ремонтах ; море это его зубная боль при хроническом стоматите. Понял?
; Теперь понял, – тщательно «переваривая» услышанное и не переставая удивляться, ответил Дербенёв.
Новые знания приносили и новые впечатления, но сегодня их было, кажется, уж слишком много.
Не успев начать служебную деятельность, Дербенёву захотелось вдруг поскорее её закончить. По крайней мере, на сегодня, чтобы можно было всё обдумать, разложить по полочкам.
Только что на построении его ; новоиспечённого командира электронавигационной группы, старпом представил личному составу, и теперь он стоял, в общем, строю во главе штурманской боевой части, как штатный член экипажа и настоящий подводник. Чувствуя на себе внимание многих и многих глаз, Дербенёв немного тушевался, стесняясь огромного внимания к своей персоне. А в это время старший помощник в красках рассказывал о произошедшем случае на лодке в минувшую ночь:
; Ведь страшно не то, что эти уголовники, эти дети понедельника просверлили палубу под моей каютой, чтобы добраться до вожделенного сейфа, где хранится канистра со спиртом. И даже не то страшно, что они эту канистру таки осушили, выжрав всем миром пять или шесть литров спирта, остальные двадцать вылив на палубу. А страшно то, что под канистрой находится ящик с радиоактивными бленкерами или попросту источниками ;, ;, ;-излучения . И всё содержимое этих источников, высверленное полудурками Б-224, вместе со спиртом теперь попало в их желудки. Разлившееся ядрёное зелье загрязнило отсек, с нашими ногами разошлось по всей лодке и так обогатило радионуклидами всё вокруг, что теперь и этим идиотам пора цинковые бушлаты готовить, и нам всем свинцовые трусы носить...
4
Рабочий день, наконец, приближался к крнцу. Старшины и матросы под руководством боцмана в пешем порядке направились в казармы, что расположены на территории эскадры подводных лодок. Офицеры, а также мичманы прибыли раньше и теперь готовились к вечернему докладу.
Дербенёв в сопровождении Ивашникова обошёл помещения, знакомясь с заведованием своих подчинённых. Так же как и заводские постройки, его воображение поразили постройки казарменного фонда. Старые полутораметровые стены краснокаменных казарм, возведённые ещё в начале века, хранили память тех дней, когда Вторая тихоокеанская эскадра вице-адмирала Рожественского, состоявшая из семи броненосцев, восьми крейсеров, девяти миноносцев и ряда вспомогательных судов уходила в свой бесславный поход на гибель в знаменитом Цусимском сражении.
; Что вы тут шарахаетесь? Быстро на доклад, – пробегая мимо с новенькими погонами капитана третьего ранга в руках, поторопил «экскурсантов» какой-то старший офицер.
; Кто это? – спросил Ивашникова Дербенёв, ускоряя шаг.
; Улитин – наш замполит. Та ещё штучка…
Все офицеры и мичманы расселись за столами, расставленными в узком проходе между двухъярусными койками матросского кубрика.
; Та-а-ак, что есть к докладу в боевой части один? – начал старший помощник, от которого почему-то исходил коньячный душок.
Реакции зала не последовало.
; Штурман! Ты что спишь? Я спрашиваю, что у тебя есть к докладу?
Дербенёв, ещё не привыкший к своему новому карьерному положению, не сразу сообразил, что Манишевич обращается именно к нему. Однако, подталкиваемый Ивашниковым, он всё же встал, осмотрелся по сторонам в поисках поддержки аудитории и, не найдя последней, пролепетал ангельским голоском:
; Э-э-э. У меня лично ничего нет…
; Как нет? ; возмутился старпом.
Сидевший рядом Михалыч сначала прыснул от смеха, потом быстро взял себя в руки и затих.
; Но я ведь всего полтора часа как на корабле. Значит, пока к докладу ничего нет.
; Да ты что с Луны упал или с Марса? У тебя якорь-цепь до сих пор нечищеная, аварийно-буксирное устройство не демонтировано, швартовные концы не получены, вибратор эхолота на стенде не проверен, а ты говоришь ничего нет. Да все эти работы должны быть закончены ещё на прошлой неделе.
; Простите, товарищ капитан-лейтенант, но меня на прошлой неделе ещё на корабле не было! – возмутился Дербенёв.
; А кого это интересует, был ты на лодке или тебя не было? Главное чтобы работа была выполнена. Ты что совсем не понимаешь, что из-за тебя одного идет срыв всего докования?
; Из-ви-ни-те, я же не могу выполнить за час ту работу, которая не была сделана за всю прошедшую неделю, когда меня ещё не было? – Дербенёв эмоционально развёл руками, по-прежнему не понимая, чего от него хочет старший помощник.
; Короче говоря, вы, товарищ лейтенант, отказываетесь выполнять свои прямые обязанности, правильно я понял? ; Манишевич встал, подался всем телом вперёд, упёрся руками в стол. Сейчас он был похож на льва, готовящегося к прыжку, чтобы настичь свою жертву и разорвать её в клочья.
Дербенёв, ошарашенный столь внезапным поворотом дела, не сразу нашёлся, что ответить. Он даже растерялся, но снова одёргиваемый Ивашниковым всё-таки сориентировался и вымолвил, точнее даже выжал из себя:
; Никак нет, не отказываюсь.
; Значит так: На первый раз я вам делаю замечание, за нерасторопность. Потом будет выговор, далее строгий выговор, затем НСС и, наконец: снятие с должности. Вам понятно? – Манишевич перешёл на «вы», чтобы подчеркнуть официальный статус своего должностного положения.
; Есть, замечание, – ответил Дербенёв, ; но только дела и должность я ещё не принял, чтобы можно было снимать или освобождать от них.
; А за пререкания, объявляю вам выговор, товарищ лейтенант.
; Есть, выговор…
; Садитесь.
Не обращая внимания на, вконец обалдевшего, Дербенёва старпом продолжил приём докладов от командиров боевых частей и начальников служб. Правда, закончить столь экстравагантно начатое мероприятие ему не удалось. В помещение стремительно вошёл, точнее, ворвался замполит и торжественно объявил о присвоении Манишевичу очередного воинского звания ; капитан третьего ранга. Дружные и продолжительные, почти как в театре, аплодисменты известили весь экипаж об окончании доклада. Улитин вручил старшему помощнику новенькие погоны и намекнул на образовавшийся повод назначения места, времени и формы одежды для неофициальной части.
; Хорошенькое дело, ; огорчённо вздохнул Дербенёв, присаживаясь рядом с Ивашниковым, ; не успел принять должность, но имею уже два взыскания. И всё это за полтора часа службы на лодке. Заманчивое начало! Просто изумительный дебют моей столь блистательной карьеры.
; То ли ещё будет, Александр Николаевич, какие ваши годы. Не стоит, правда, так эмоционально на всё реагировать. Посмотрите на эту ситуацию с другой стороны.
; С какой именно? ; без всякого энтузиазма переспросил Дербенёв.
; Вы говорите на корабле всего полтора часа, но, попомните мои слова, уже через несколько минут будете приглашены на банкет.
; Какой ещё банкет?
; Да самый обыкновенный, по поводу присвоения очередного воинского звания Юрию Михайловичу. А я ; прослуживший на флоте почти четверть века, пойду, в это же самое время, дезактивировать подводную лодку и отмывать личный состав от радионуклидов. Вот так-то…
V. НОВАЯ ГАВАНЬ
1
В кабинете флагманского штурмана, на стене слева от окна висела старая, ещё дореволюционная копия масштабного плана военного порта Императора Александра III в Либаве. Бумага пожелтела от времени, но сохранила чёткость линий. В юго-восточной части аванпорта размещался защищённый молами рейд, на зеркале водной глади которого было начертано Новая гавань. Так, незамысловато, нарекли в конце XIX века очередную только что спроектированную гавань Приморской крепости. Наверное, гидрографы вместе с картографами того времени не были лишены чувства юмора и поэтому, придумывая название новому пункту базирования, разумно предположили, что мудрить с этим излишне. Ведь сколько бы лет флоту не исполнилось, а Новая гавань всегда будет оставаться «новой», даже через триста лет.
Главная база подводного флота Советского Союза на Балтике размещалась в небольшом, чопорном и очень уютном городке, расположенном на юго-западе Латвии и носящем удивительное имя – Лиепая или просто – город под липами. Сама же гавань, представляла собой небольшой естественный ковш воды, акватория которого была увеличена за счёт выступающих в сторону моря северного и южного молов. Продуваемый со всех сторон и прикрытый с моря только волноломом пункт базирования не мог служить надёжным укрытием от непогоды и поэтому суда в таких случаях стремились здесь не задерживаться и направлялись в городской канал к причалам Рыбного порта.
Географически Лиепая приютилась у самой воды на западном побережье обширной Приморской низменности. Ни Западно-Курземская возвышенность расположенная восточнее, ни тем более Северо-Курземская, протянувшаяся вдоль всего западного побережья Рижского залива, не в состоянии защитить этот город от господствующих ветров. Однако возможность иметь на Балтике сразу несколько портов, в том числе и незамерзающих, несомненно волновала Петра I, пришедшего на живописные берега Рижского залива в 1710 году. Окрепший в ходе Великой Северной войны и желавший крепко стоять на берегах Балтийского моря, царь Пётр принялся реформировать старые и строить новые порты, зачастую принимая личное участие в их проектировании. Прежде всего, это Санкт-Петербург, Кронштадт, Балтийский порт , Рига и другие. Что же касается Лиепаи, то здесь активное строительство военного порта началось только после 1795 года, после присоединения Курляндии к Российской империи.
Обустраивать укрытие для кораблей в глубине материковой части, прорыв для этого соответствующий канал, новые власти заставила не столько роза ветров, сколько необходимость защиты кораблей Балтийской эскадры от возможной атаки вражескими силами с моря. Россию беспокоила перспектива войны с Германией, отношения с которой заметно ухудшились после того, как в 1887 году, Бисмарк санкционировал повышение пошлин на хлеб и отказал русскому правительству в займах. Однако ни Бисмарк, ни старый император Вильгельм I не стремились к войне с Россией. Положение дел изменилось в 1888 году, когда германский престол занял Вильгельм II, считавший возможным нанесение России превентивного удара.
Вильгельм II не меньше чем в своё время российский император Пётр Великий увлекался морем. Он видел Германию обладательницей первоклассного флота. Учитывая неблагоприятное соотношение сил русского и немецкого флотов, Вильгельм с 1887 года начал строительство Кильского канала, а в 1889 году принял новую судостроительную программу. Соотношение сил на Балтике, особенно зимой, могло измениться не в пользу России. Очевидно, поэтому Александр III 15 января 1890 года, в день рождения Вильгельма, поставил на полях доклада о необходимости срочного строительства Либавского порта короткую резолюцию: «Согласен».
И будет развиваться город, и будет расти порт вместе с его грузооборотом, и будет построен замечательный судоремонтный завод с огромными первоклассными сухими доками, но произойдёт всё это только по истечении почти двух столетий с момента, когда Пётр Великий «прорубил» своё знаменитое окно в Европу. Только в конце XIX века здесь будет заложена Новая гавань.
2
В дверь тихо постучали. Олег Георгиевич Гречихин – помощник флагманского штурмана дивизии, неловко обернулся, стоя одной ногой на подоконнике, второй судорожно балансируя в воздухе. Бесцеремонно вломившийся в помещение штормовой ветер не только прервал блпгостные видения, посетившие помощника флагмана во время послеобеденного сна, но и разбросал по полу всё, что лежало до этого на столе.
«Адмиральский час сейчас или что? Даже в обеденный перерыв покоя нет», – подумал Гречихин, кое-как прилаживая на штатное место карниз, сорванный вместе со шторами непрошенным вихрастым гостем.
Балансируя с карнизом, как воздушный гимнаст с шестом, Гречихин наконец поймал равновесие. Его свободная нога в последний момент нащупала спинку стоявшего рядом стула, поза стала более удобной, а состояние «парившего» над столом более уверенным. Получив столь недостающую точку опоры, Олег Георгиевич решил поинтересоваться кого, кроме самого ветра ему ещё «надуло»?
; Входите, ветром гонимые!
Дверь приоткрылась и в помещение вошли трое лейтенантов. Офицеры были настолько юны и жизнерадостны, что Олег Георгиевич даже улыбнулся, по-доброму завидуя столь откровенной необтёртости вчерашних курсантов. Загорелые, статные как на подбор и одинаковые до такой степени, будто их только что отштамповали по единому образцу, офицеры сияли как новые копейки. Хотя… Присмотревшись Гречихин всё же нашёл несколько отличий. Один из прибывших ; русоволосый, с карими слегка зеленоватыми глазами и коротко стрижеными усами. Двое других ; светловолосые голубоглазые и безусые.
; Здравия желаем товарищ… ; хором по-военному, как в строю начала троица, но осеклась.
Снизу не было видно погон стоявшего на подоконнике в меру упитанного, как сказал бы известный мультяшный герой, офицера.
; Капитан третьего ранга, – продолжил за лейтенантов Гречихин.
Вошедшие радостно вздохнули и не представляя, куда себя деть, выстроились у края стола в одну шеренгу, не без любопытства наблюдая за действиями хозяина кабинета.
; Вы бы, что ли стул придержали, ; заметил Гречихин.
; Это можно, ; за спиной у лейтенантов раздался чей-то голос, все трое обернулись. На пороге стояли два незнакомых пока ещё лейтенантам офицера. Один очень сухощавый и жилистый, среднего роста, а второй его полный антипод, высокий и очень увесистых форм. Последний подошёл к зависшему между небом и землёй Гречихину, оценил сложившуюся обстановку и просто сел на стул, чтобы придать всей конструкции должную устойчивость.
Олег Георгиевич неуклюже спустился вниз.
; Отчаль! ; обретя земную устойчивость, коротко скомандовал Гречихин рассевшемуся «как у себя дома» гостю.
Оказавшись в своём кресле и не обращая внимания на разбросанные вокруг бумаги, Гречихин обратился к молодым офицерам:
; Ну что господа подпоручики будем знакомиться, или как?
; Лейтенант Дзюбаба – командир ЭНГ Б-183!
; Лейтенант Дербенёв – командир ЭНГ Б-224!
; Лейтенант Колесник – командир ЭНГ Б-93!
; А имена, отчества у лейтенантов имеются или вы как курсанты – только с фамилиями дружите?
; Им-е-ются… ; протянул за всех Дербенёв.
; Тогда давайте повторим всё заново, только на этот раз по полной форме.
Лейтенанты переглянулись.
; Лейтенант Дзюбаба Александр Николаевич!
; Лейтенант Дербенёв Александр Николаевич!
Теперь переглянулись оба вошедших офицера и не выдержав паузу продолжили:
; Капитан - лейтенант Пырх Александр Николаевич!
; Капитан - лейтенант Чернышов Александр Николаевич!
Гречихин привстал из-за стола от удивления. Внимательно осмотрел молодёжь с ног до головы.
; Вы посмотрите, что делается? Мало того, что эти юнцы по сути своей одинаковые, так они ещё и тёзки. Если сейчас выясниться, что и Колесник Александр Николаевич, я вам порядковые номера присвою. Где ж это видано, чтобы почти все штурмана на дивизии были Александрами, да ещё и Николаевичами.
; Лейтенант Колесник Андрей Иванович! – гордо на одном дыхании отрапортовал отставший от своих товарищей широкоплечий офицер.
; М-у-у-дро! – обрадовался Гречихин, ; Хоть с этим повезло. Не Александр и то хорошо. Запутаешься тут с вами.
; А я, видите ли, помощник флагманского штурмана дивизии капитан третьего ранга Гречихин Олег Георгиевич. В настоящее время исполняю обязанности флагмана, пока Ян Карлович Круминьш ; наш, можно сказать отец родной, греет свои бренные косточки на горячих камнях Сочинских пляжей…
После непродолжительного знакомства, собравшиеся стали наводить порядок в кабинете. Злополучный карниз был окончательно водружён на своё место.
Внимательно рассматривая настенную графику, представленную изобилием всевозможных схем, планов и планшетов портов и пунктов базирования кораблей Балтийского флота Дербенёв обратил внимание на старую, слегка пожелтевшую схему Новой гавани, скромно приютившуюся у самого окна.
; Дореволюционная копия. Почти как подлинник! – стоя за спиной Дербенёва и предваряя вопрос любознательного лейтенанта, прокомментировал Гречихин.
; Удивительно, ; только и выдохнул Дербенёв, ; Вокруг гавани все земли ещё тогда были выкуплены Военным ведомством Российской Империи.
; Мудро замечено, лейтенант. Действительно, с самого начала освоения прибалтийских земель Военное и Морское ведомства проявляли интерес к строительству портов и баз для русского флота, здесь в Латвии и в частности в Либаве, так раньше назывался наш город.
Прорубив окно в Европу, царь Пётр не мог не заглянуть в него, а заглянув, не смог отказаться от своих далеко идущих амбициозных планов. Стратегический интерес во всех помыслах этого великого деспота и бесспорно великого реформатора и есть главное содержание всех его идей. Овладев в ходе Северной войны важнейшими портами на Балтийском море, Россия продолжала воевать со Швецией. После победы под Полтавой центр тяжести военных действий переместился на балтийский морской театр. Остро встал вопрос о строительстве линейных кораблей, которых в составе Балтийского флота у России не было. И тогда Пётр Великий принял решение строить корабли не только в Архангельске, но и Санкт-Петербурге сразу на нескольких верфях. Из Северной войны Россия вышла по-настоящему сильной морской державой, имеющей мощный Балтийский флот. В 1724 году в его составе насчитывалось 32 линейных корабля II - IV рангов, 16 фрегатов, 8 шняв, 85 галер и мелких судов.
Видя с каким вниманием его повествование слушают молодые офицеры, Гречихин продолжал:
; Но у Петра были далеко простирающиеся планы. Он мечтал организовать целую сеть портов и пунктов базирования для своего детища - Балтийского флота. Именно поэтому в 1723 он предпринял попытку строительства пункта базирования в Палдиски, присматривал места в Рижском заливе, южнее Ирбен. Существует легенда, по которой Военный канал, первые сухие доки в Лиепае, да и сама Чёртова деревня для мастерового люда были построены по эскизам самого Петра…
; А что это за Чёртова деревня? – поинтересовался подошедший к собеседникам Колесников.
; А вот об этом, как-нибудь после. Хотя…- Гречихин немного запнулся и продолжил, - Сегодня это обыкновенный городской микрорайон между известным для всей прекрасной половины нашей страны комбинатом «ЛАУМА» и судоремонтным заводом «ТОСМАРЕ». А раньше на этом месте была деревня – поселение, где проживали невольники и мастеровые, строившие Военный канал. По легенде окутывающей всю историю строительства канала на его возведении ежедневно погибало большое множество людей. Причём разных сословий, национальностей, вероисповеданий и всё лишь потому, что Нечистая сила была против этого строительства.
И вот когда до окончания срока, назначенного самим Императором, оставалось совсем немного времени, вдруг выяснилось, что тем количеством людей, которые оставались на стройке, завершить работы в срок невозможно, что само по себе смерти подобно. Для ускорения темпов строительства народ стали выгонять на работы без сна и отдыха, посулив, в случае своевременного окончания работ, каждому, кто доживёт до этого времени по золотому червонцу.
В деревне начался мор. Людей катастрофически не хватало. Даже после того как всё трудоспособное население от мала до велика было согнано на стройку, темпы строительства не возросли. Люди по-прежнему умирали десятками, а то и сотнями в день. И не было разницы между тем, умереть ли сегодня ; на каторжных работах, чтобы вовремя завершить строительство, либо завтра – от руки палача, не завершив строительство к сроку. Вконец обессилев и потеряв всякую надежду на лучший исход, каторжане обратились к Нечистому.
После непродолжительных раздумий, в ближайшую ночь Чёрт явился прямо в деревню. Измождённые непосильным трудом люди попросили его отступиться от своей прихоти и помочь им вовремя закончить строительство злосчастного канала, взамен предложив рогатому те самые, обещанные в качестве вознаграждения, золотые червонцы. Сосчитав людей и, соответственно, будущее своё богатство, Чёрт согласился на оговариваемые условия, но при этом добавил и своё. Кроме денег, он потребовал ещё и всю водку, которая будет выставлена на пропой за своевременный пуск в эксплуатацию канала. Уж больно охоч был Чертяка до известного зелья. Народ, лишённый по сути какого либо выбора, был вынужден согласиться, но чтобы уровнять положение, также выставил одно обязательное условие: «Во время выполнения работ Чёрт не должен отдыхать, так же как и люди, а водку должен выпить на глазах у всего честного народа и только на том месте, где она будет выставлена. Брать спиртное на вынос строго воспрещается». Почесав копытом свой курчавый затылок и, не обнаружив подвоха, Чёрт принял и это условие.
Закипела работа. День работают – Чёрт не отдыхает. Два трудятся в котловане – то же самое. Неделю грохочут кирки и лопаты – хвостатый помощник глаз не смыкает, а через две недели по каналу пошли первые суда.
Стройка завершена вовремя. Всем строителям выдана обещанная премия, а на центральный майдан бочки со спиртом выставлены вместо мёда, чтоб покрепче народу гулялось по такому великому случаю. К площади потянулся корабельный, строительный и прочий мастеровой люд, чтобы, значит, деньги свои кровные Нечистому отдать за помощь, да поглядеть как он всё пойло за один присест выхлебает.
Но не суждено было служителю Ада вылакать больше дюжины бочек, да ещё одним махом. На первой же и уснул бедолага, свалившись с копыт после выпитой одной - единственной кружки. По-настоящему адский труд без сна и отдыха оказался под силу только простому человеку. А народ в тот день всё же погулял и сказывают на славу, да так, что от выставленного спиртного не осталось и следа.
После этого, Чёрт частенько стал наведываться в деревню, в поисках своего недопитого спирта. Да и сегодня, говорят, иногда его там видят, особенно после праздника Ligo. Нет-нет да и заглянет к кому ни будь из жителей в окно, всё высматривает не спрятана ли там его бочка… С некоторыми даже случается заговаривает, правда не без последствий, но это уже другая история. Вот, собственно и всё, а в народе с тех пор повелось это место называть Чёртовой деревней.
; Да-а-а, ; протяжно выдохнул Андрей, ; вот это легенда. Вам бы историю в школе преподавать.
; Или сказочником работать ты хочешь сказать? Выйдя на пенсию, я, очевидно, воспользуюсь твоим советом, а пока меня слушать придётся вам…
Внимательно и с большим интересом слушали своего наставника лейтенанты. Многое, ещё очень многое в новом качестве было им не понятным, но трудно было не согласиться с Олегом Георгиевичем, размышлявшем о замыслах Великого Российского реформатора.
И тогда, почти триста лет назад, Петру, и сейчас молодым офицерам было предельно ясно, что строительство портов по всему побережью от Санкт-Петербурга до Мемеля, это не только развитие торгового мореплавания, углубление инфраструктуры флота, что, безусловно, положительно влияет на развитие экономики страны, укрепление международных отношений, но для людей военных понятно и другое – наличие большого количества портов и военно-морских баз на театре это ещё и возможность рассредоточенного базирования сил флота, которая вполне определённо характеризует живучесть и стратегическую устойчивость Вооружённых сил страны на приморском направлении.
3
А между тем служебное время текло своим чередом, так же, как и мысли в голове Дербенёва. От общения с Гречихиным у Александра появилось больше уверенности в себе. Уверенности в том, что впереди, невзирая на трудности, замечательное будущее. Ему импонировали профессиональная масштабность, рассудительность и необыкновенная открытость наставника.
После встречи в кабинете флагмана и беглого знакомства с самой гаванью Дербенёв направился в судоремонтный завод, чтобы поспеть к подведению итогов.
С моря задувал порывистый ветер. По небу плыли тяжёлые клочья свинцовых туч. Где-то над городом они собирались в огромную стаю, готовясь обрушить на землю всю мощь своей молниеносной артиллерии. В промежутках между тучами проскальзывало солнце, изо всех сил сопротивляясь натиску незваных гостей, но эти промежутки становились всё короче, а темень всё прочнее обосновывалась в пространстве. Короткие волны, бегущие к берегу непрерывной чередой, помогая тучам, отчаянно бились о причальную стенку, пытаясь разрушить её монолит. Разбиваясь о её неприступность и в злобном отчаянии откатываясь назад, они осыпали все вокруг градом солёных холодных брызг. Непогода вступала в свои права.
На ходу, прощаясь с товарищами, Александр уж было, направился к КПП, но на полпути его кто-то окликнул.
Дербенёв остановился, повернулся в сторону пирсов, откуда громко доносилось его имя и, увидев быстро приближавшегося к нему офицера, колобком катившегося мимо штаба, с восторгом воскликнул:
; Ва-си-лий, дружище, привет!
Запыхавшийся товарищ оказался старым приятелем Дербенёва с которым они были знакомы ещё по военно-морскому училищу. Василий Саленко выпустился из системы годом раньше и теперь, через двенадцать месяцев службы на подводных лодках казался Дербенёву настоящим морским волком, хотя на его погонах, так же как и у Александра, было всего лишь по две маленькие звёздочки. Бережно прижимая к животу, какой-то огромный свёрток и, наконец, отдышавшись, приятель выпалил:
; Здорово живёшь, если товарищей не признаёшь.
Офицеры обнялись, крепко пожали друг другу руки.
; Прости уж. Не заметил. Спешу. На лодку надо в завод, а ты откуда?
; Да ты, что святой? Мы же сегодня с боевой службы вернулись…
; Да, ну? – глаза Александра округлились от восторга.
; Не ну, а тридцать суток под водой…
От важности, всем своим видом демонстрируемой Василием, казалось, что он стал значительно выше и шире своих обычных размеров, а щёки и без того рельефно выступавшие на фоне округлой физиономии обрели просто фантастические размеры. Сейчас Саленко сильно походил на хомяка, приподнявшегося на задних лапках. Такого беленького толстенького и очень довольного собой. Да ещё этот свёрток в руках. Просто точь-в-точь как хомяк из книги детских сказок.
Не обращая внимания на удивительное сходство собеседника с вышеупомянутым грызуном, Дербенёв откровенно завидовал своему однокашнику. Как же, перед ним настоящий моряк-подводник, только что вернувшийся из похода.
Чтобы скрыть свои, ставшие заметными, эмоции, Александр решил перейти на другую тему.
; А чего это мы хапнули и так нежно прижимаем к пузу? – шутя, поинтересовался он, тыча пальцем в свёрток.
; Не хапнули, а несём то, что заработали тяжёлым непосильным трудом с риском для жизни. Вот сходишь хотя бы раз в море и узнаешь, за что подводникам полагается шоколад, вобла и вино разное, ; обижено ответил Василий.
; И кому же всё это богатство предназначено, расфасованное по кулёчкам? – удивлённо переспросил Дербенёв.
; Кому, кому. Ты как маленький. Знаешь такую поговорку: «Хочешь жить, умей вертеться»? Вот я и верчусь. Заместителю начальника политотдела надо сунуть, чтобы очередь на квартиру не стояла на месте. Кадровику презент, чтобы фамилию не забывал и всегда помнил: кого именно следует на внеочередное звание представить к очередному празднику. Опять же флагману надо предложить, чтобы не спутал: кто из штурманов достойнее всех на должность командира штурманской боевой части. Да мало ли кому надо дать…
; И что, берут? – не поверив услышанному, переспросил Александр.
; А ты как думаешь? Не все, правда, но нужные люди везде найдутся, будь спокоен, – со знанием дела, уверенно ответил Саленко.
Дербенёв пристально посмотрел на товарища, на его надутые от собственной значимости щёки. Заглянул в глаза собеседнику, где по его предположению должны были оставаться островки чести, которой всегда было славно русское офицерство, или хотя бы искорки стыда за только что произнесённое вслух, но не найдя там ни первого, ни второго, вдруг заторопился.
; Да я и не волнуюсь. ; Не желая верить увиденному и услышанному, Александр всё же заметил: перед ним стоял совсем другой Васька. Не тот бесшабашный толстяк с открытой нараспашку душой, готовый в любую минуту придти на помощь, а какой-то чужой и скользкий тип. «Неужели я слеп? Почему не смог рассмотреть за все годы совместной учёбы того, что лежало на поверхности? А, может быть, и не лежало? Тщательно скрываемое от посторонних глаз, это что-то сейчас просто проявилось, но почему?»
Александру стало не по себе от случайного откровения однокашника. Он быстро распрощался, выдернул руку из цепких влажных пальцев Василия и, машинально вытерев её о штанину, направился к себе в экипаж.
Придя в казарму, Дербенёв узнал, что вечерний доклад давно миновал, офицеры и мичманы разошлись по домам, за исключением дежурства и вахты, и, следовательно, он тоже может быть свободен до семи часов утра. Обрадовавшись, внезапной и почти безграничной свободе, Александр готов был запрыгать от счастья, но вовремя сдержался, увидев возвращавшихся с ужина матросов.
4
День заканчивался и, хотя солнце давно упало за горизонт, ночь ещё не наступила. По обеим сторонам проезжей части, между обочинами и пешеходными дорожками зажглись фонари, слабое их сияние в серой мгле очертило границы набережных, улиц и переулков. Лиепая готовилась ко сну. Тени от придорожных деревьев серыми рядами легли на мостовую. Неизвестно откуда появились дворники. Монотонно орудуя своими мётлами, они, казалось, очищали тени от дневной пыли и мусора. Тени от этого делались ярче, а их очертания становились более чёткими. Что-то мистическое, неземное присутствовало в этой картине. Чем сильнее сгущались сумерки, чем меньше оставалось солнечного света, тем менее заметными становились живые деревья и тем яснее, в искусственных лучах фонарей, проступали их фантомы – мёртвые тени.
«Да-а-а, завтра опять длиннющий день, такой же длинный, как и сегодня. Как эта полосатая от теней дорога», – невольно, с неподдельной грустью, подумал Дербенёв, пересекая улицу Райня (Raina iela), одну из самых протяжённых улиц в городе.
Оставив на проезжей части надоевшие, как горькая редька, мысли, Александр ускорил шаг. Надо было торопиться, стало совсем темно, а впереди была такая короткая летняя ночь. Дербенёв почувствовал, как в висках пульсирует кровь, как в груди трепещет его сердце. Сейчас оно билось так сильно, что, казалось, этот стук можно было услышать на противоположной стороне улицы.
Ах, как ему хотелось поскорее обнять и расцеловать своих родных, любимых, самых близких и самых единственных во всей вселенной – жену и дочь. Как долго он их не видел – целую вечность, целый рабочий день. В какой-то момент ему даже захотелось побежать, но, вспомнив слова адмирала Кудрявцева о возможной панике среди гражданского населения, Александр отказался потворствовать своим желаниям.
Неожиданно вспомнив свою первую встречу на калининградской земле, Дербенёв невольно задумался над тем, чем важны для него, чем знаменательны состоявшиеся за столь короткий период встречи? С Новой гаванью, с новыми людьми…
А тем временем Александр свернул за угол, на улицу Красного флота. Здесь, так же как и на предыдущей улице, тени деревьев исполосовали всю проезжую часть. Справа в свете фонарей красовалось здание штаба Военно-морской базы, а слева, чуть подальше от дороги, в полумраке, обозначились очертания гостиницы «Балтика». При виде «родных пенат» Александр оставил свои философские рассуждения о смысле жизни, потому, что отчётливо понял: «смысл всего его существования находится там, за дверью гостиничного номера…».
Идя по обычному тротуару, он, просто шагал во времени и пространстве, навстречу своей судьбе. Шаг за шагом, по избранной им и дарованной судьбою дороге, устремляясь в своё будущее.
Ещё не единожды на жизненном пути будут встречаться ему светлые полосы мечтаний и тёмные полосы разочарований, но это будет завтра, а сегодня Дербенёв буквально летел домой. Он уже не замечал ни теней, ни тусклого света фонарей. Сейчас все мысли Александра были только о ней, о любимой, которая ждёт там за дверью и ещё о любви, которая помогает жить.
VI. ЛЕЙТЕНАНТЫ
1
Рассвет, только что вырвавшийся из цепких объятий ночи, бесцеремонно заглянул в гостиничный номер. Как шальной мальчуган слегка пощекотал ресницы спящих постояльцев багряными лучами осеннего солнца и растворился в пространстве, окрасив его серыми полутонами.
Маленькая, совсем крохотная комнатушка размером чуть больше стандартного купе поезда дальнего следования вмещала двустворчатый шкаф, кресло-кровать, приютившее на ночь Дербенёвых, и такой же крохотный диванчик с двумя обитыми медными гвоздями валиками. Диванчик стоял вплотную к креслу, немного возвышаясь над ним. На нём, свернувшись комочком, спала маленькая Люся Дербенёва.
Александр приоткрыл глаза, левая рука затекла и совсем онемела. Попытался разглядеть циферблат будильника, стоявшего за его спиной на миниатюрном столике. Тщетно. Просыпаться совсем не хотелось.
«Светает. Неужели пора?», – промелькнула мысль.
Утро заполняло комнату так стремительно, как будто ночь и не приходила. Серые полутона стали обретать цветной окрас, а предметы ; очертания. Неведомый волшебник творил свои повседневные чудеса, не придавая этому никакого особенного значения.
Сон не отпускал веки из своих объятий, впрочем, как и Татьяна не отпускала из своих голову Дербенёва. Хотелось вновь закрыть глаза и окунуться в вечный покой бессознательного бытия, которое наполняло пустоту сна непонятным смыслом и радостью отрешённости от мирских забот.
Александр чувствовал на себе лён волос любимой, её руку, нежно обнимавшую его лицо. Запах её тела с лёгким оттенком страсти, будоражил сладостные воспоминания уже прошедшей ночи, а краешек левой груди эротично выскочившей из ночной рубашки вызывал новое желание…
Громкий стук в дверь почти как выстрел, как прикосновение заскорузлыми мозолистыми пальцами к открытой ране, больно оборвал благостные воспоминания ночи и заставил окончательно проснуться.
– Кто там? – спросил Александр как можно тише, боясь разбудить дочь и Татьяну.
– Вас вызывает… - громко ответили за дверью.
По топоту множества ног в коридоре и лестничных пролётах было понятно, что на службу вызывают не только Дербенёва. Это отчасти радовало.
«Значит не война!» – подумал, высвобождаясь из объятий супруги Александр.
Он встал с постели, подошёл к окну. Там за стеклом завывал осенний ветер, гоняя по двору опавшую листву с такой силой, что издалека казалось, будто во дворе пылает огромный костёр. Его языки красновато-жёлтого цвета доставали почти до второго этажа.
Вызов по штормовой тревоге никогда не бывает кстати. Как, впрочем, и любая тревога.
Бесшумно перешагнув через кресло, где продолжала спать Татьяна, Александр склонился над рукомойником, брызнул в лицо холодной водой и через несколько минут стоял посреди комнаты одетый по форме.
«Сегодня мне впервые предстоит дежурить по лодке, а Татьяна даже не знает, что после, точнее завтра, мы уходим в море…» – Дербенёв подошёл к входной двери.
Казалось, только вчера он прибыл в завод, на лодку, а на самом деле позади и доковый ремонт, и целый месяц службы в офицерских погонах.
– Ты надолго? – не открывая глаз, поинтересовалась супруга. Как бы прочитав мысли мужа.
– Не знаю, может быть дней на десять, – не оборачиваясь, ответил Александр. Потом всё же обернулся и наклонившись над любимой для прощального поцелуя прошептал: – Поцелуешь дочу за меня, мне не дотянуться через кресло…
2
Первое дежурство это как первое свидание с любимой женщиной. С какими впечатлениями пройдёт, таковы будут и последующие отношения…
«Хорошо бы заступить с опытным помощником, а не с юным и «зелёным» мичманком как этот Сивков» – осматривая подчиненных, перед разводом на дежурство, подумал Дербенёв. – «Да, к тому же старший помощник командира заступает дежурным по дивизии. Покоя не будет!»
У входа в казарму раздался телефонный звонок. Дневальный поднял трубку.
– Товарищ лейтенант. К старпому! – услышал Дербенёв.
– Александр Николаевич. Как у нас дела с предварительной прокладкой по маршруту плавания, – спросил у вошедшего Дербенёва Манишевич, – Готов ли планшет маневрирования подводной лодки на выход из гавани?
– Юрий Михайлович… Мы же завтра только на стенд базового размагничивания становимся? – спокойно, с лёгким недоумением ответил младший штурман.
– Ну и что с этого, прокладка не нужна? – возмутился Манишевич.
Дербенёв почувствовал недовольный тон начальника и попытался оправдаться.
– В гавани, мы ходим по карте-плану и планшету, а в море по разномасштабным картам. Планшет готов, а прокладка в полигон будет готова после замеров и размагничивания, правда это обязанность старшего штурмана, а не моя. Я отвечаю за наличие и корректуру карт, готовность навигационного комплекса, подготовку планшета маневрирования, – видя, багровеющее лицо старпома Дербенёв осёкся.
– Вы, что лейтенант будете учить меня жизни? Или может быть особенностям подводной службы?
– Никак нет, товарищ капитан третьего ранга, не буду. Я просто пытался уточнить…
– Для таких как вы, Дербенёв, я специально над дверью плакат водрузил. Выйдите и прочтите! – Манишевич указал Дербенёву на выход.
Александр сделал шаг назад, приоткрыл дверь, поднял голову кверху и действительно увидел довольно внушительных размеров плакат, ранее почему-то им не замеченный. На белом поле стенда чёрной тушью было начертано: «Кто хочет сделать дело – ищет средства, а кто не хочет – оправдания!»
– Ну, что умник, понятно? – окликнул молодого офицера старший помощник, не вставая из-за стола.
– Понятно, – вяло ответил штурманёнок.
– А теперь иди обратно, слушай и запоминай.
«Хорошо, что опять зарубки не требуется на носу делать» - промелькнула шальная мысль у лейтенанта.
Дербенёв сделал шаг вперёд.
– Для того чтобы стать старшим штурманом, надо обязательно пройти путь младшего. И не кое-как пройти, а блестяще зарекомендовав себя. Только в этом случае, однажды ты сможешь стать командиром лодки или флагманским специалистом соединения. Улавливаешь мысль?
– Уже поймал!
– Тогда шагай к подчинённым. И присматривай за Сивковым. Не нравится мне этот фрукт. Скользкий какой-то. Да и характеристику на него из школы мичманов слишком правильную дали, даже тошнит …
3
Железная утроба лодки встретила новую вахту липким теплом и кисловатым запахом соляра. Седовласый, слегка располневший к своим тридцати трём годам, капитан третьего ранга Хомичев сидел в центральном посту и с нетерпением ждал Дербенёва. Холёный идеально выбрит и наглажен. Он походил сейчас, скорее, на жениха или свидетеля на свадьбе, чем на сменяющегося дежурного по лодке.
Один за другим, бесшумно скользя по трапу, в центральный пост спустились все члены заступающей смены кроме Сивкова, тот остался покурить перед дежурством.
– Здорово славяне! – окликнул Дербенёв, задремавшего в командирском кресле Хомичева.
– Здоровей видали, – нехотя откликнулся Александр Иванович, передавая новому дежурному ключи. – Всё как будто в порядке. Оружие будешь смотреть?
– А як же! – ответил по-украински Дербенёв.
– Ну, хохол, погоди! Я же в «Юру» опаздываю, – проворчал Хомичев.
– Никуда твой ресторан не денется, уважаемый минный офицер. И тётки страждущие похотливых ласк твоих не разбегутся, поверь. А порядок есть порядок, независимо от национальности.
Александр повернулся к спустившемуся в центральный пост Сивкову:
– Дайте команду по громкой связи: «Дежурной смене начать приём дежурства».
– Вдвойне хохол! – совсем разозлился минёр.
– Русский, я, друг мой и корни мои уходят в Оренбургскую губернию, – пересчитывая, пистолеты и автоматы в ящике для оружия парировал Дербенёв. – Ты кстати не забудь передать свой «Макаров» из кобуры, а то так и уйдёшь к «тётям» во всеоружии…
– На! Забирай, счетовод, – Хомичев протянул Дербенёву пистолет, – ну что, всё?
– С оружием и документами всё. А вот по отсекам ещё не знаю. Сейчас сам пойду, да и посмотрю.
– Ты, что очумел? Только, только штормовую готовность отменили! Надолго ли? Мне бы до очередного усиления ветра сойти на берег, пока не началось…
– А, что обещают?
– А разве дежурный по дивизии не инструктировал?
– Да, инструктировал. Даже слишком, – оборвал Хомичева Дербенёв
– Ну, чего тогда?
– Ладно, давай сверим нагрузку лодки, работающие системы и механизмы и будем докладывать о смене. Шагай в свою «Юру». Матвеевичу не забудь привет передать.
Дербенёв принял доклады от своих подчинённых, обошёл подводную лодку и, расписавшись в вахтенном журнале, доложил Манишевичу о приёме дежурства.
Поднявшись наверх, в ограждение боевой рубки для инструктажа верхней вахты, Александр с удивлением обнаружил, что Хомичева и след простыл…
«Что ж, каждому своё!», – подумал он и посмотрел в сторону горизонта.
За молами отчаянно толкаясь и не уступая места, друг другу суетились и шумели волны. Они так активно спорили, словно хотели все, и сразу войти в Новую гавань.
«Почти как люди на остановке в час пик у двери в запоздавший автобус» – решил Дербенёв.
Казалось, что волны спорят о чём-то очень важном для них, но абсолютно непонятном для людей. Эта толчея, смешанная с гулкими ударами о причальный фронт вырвавшихся из общего хоровода самых сильных особей ничего хорошего не предвещала.
4
– Личному составу дежурства и вахты прибыть в центральный пост для отработки расписаний по аварийным тревогам, – раздалось по корабельной трансляции, когда в центральном посту задребезжал береговой телефон.
Александр вышел из штурманской рубки и взял трубку. Дежурный по штабу дивизии сообщил, что согласно полученной из особого отдела информации группа осуждённых на длительные сроки преступников совершила побег из колонии строгого режима и, завладев оружием, пытается проникнуть в порт с целью ухода за границу на одном из судов. В связи с этим дежурный по дивизии потребовал усилить вооружённую вахту, выставив дополнительно по одному часовому на каждом корабле. Дербенёв информацию воспринял и назначил вторым часовым в смену вооружённой вахты матроса Ибрагимова.
«Замечательный парень этот Аслан Ибрагимов, – подумал Александр, выдавая оружие матросу, – Безотказный товарищ, с высоким чувством уважения к старшим».
Проинструктировав, еще раз матросов вооруженной вахты Дербенёв спустился в лодку с твёрдым намерением уточнить задачу непосредственно у Манишевича, однако столь простому желанию не суждено было сбыться.
Из динамика связывающего верхнего вооружённого вахтенного и вахтенного центрального поста раздались голоса матросов Кравченко и Ибрагимова, которые одновременно и наперебой докладывали обстановку:
– Центральный, отчётливо слышу одиночную и автоматическую стрельбу со стороны северного кладбища! – буквально прокричал Кравченко.
– Ара, эта правда, сам видел, пули так низко летел и очень сильна падал, как хыщный птица клевал, – перебивая собеседника, не по форме подтвердил Ибрагимов.
Дербенёв, бросился к переговорному устройству.
– Матросу Кравченко занять оборону в носовой части лодки у корня пирса сектор наблюдения ноль – сто восемьдесят градусов, сектор обстрела сорок пять – сто сорок пять градусов. Огонь открывать только при явном нападении. Матросу Ибрагимову занять оборону в кормовой части лодки у торца пирса сектор наблюдения и обстрела: ноль – сто восемьдесят градусов. Огонь открывать при появлении признаков угрозы.
Александр обернулся и увидел собравшихся на отработку вахты матросов. Отсутствовал помощник дежурного по лодке мичман Сивков и дежурный моторист старшина первой статьи Козленок.
Собравшиеся замерли, опешив от услышанного. Десятки глаз одновременно всматривались в лицо молодого офицера, пытаясь по его выражению прочесть следующую команду.
Дербенёву показалось, что матросы устремили свой взор прямо в его душу. Стало немного не по себе, но лейтенант быстро взял эмоции под контроль и скорее интуитивно, чем осознанно объявил:
– Боевая тревога! Угроза нападения ПДСС!
– Бо-е-в-а-я??? – удивился матрос – вахтенный центрального поста.
– Да. Боевая! – подтвердил Дербенёв, – записать в вахтенный журнал, оповестить дежурного по штабу и дежурного по команде. Узнайте, где находится дежурный по дивизии, мне нужно доложить ему обстановку. И ещё, вызовите, наконец, в центральный пост моего помощника…
Личный состав дежурной смены бросился по отсекам и постам, а вахтенный центрального поста к телефону.
Еще мгновение и Александр узнал, что на дивизии запрещено перемещение людей по открытой территории, объявлена «Угроза нападения ПДСС», правда, «учебная». Невзирая на последнее обстоятельство, дежурный по дивизии поднял по команде «в ружьё» дежурное подразделение и убыл для усиления группы сотрудников уголовного розыска и спецгруппы особого отдела комитета государственной безопасности, которые выявили и блокировали разыскиваемых бандитов в районе «Северного кладбища».
5
Поскольку помощник дежурного по лодке так и не прибыл в центральный пост, а из отсеков доложили, что его нигде нет, Дербенёв решил осмотреть лодку самостоятельно ещё раз и попытаться отыскать неизвестно куда запропастившегося Сивкова, прежде чем докладывать об этом по инстанции.
Быстро осмотрев четвёртый отсек, лейтенант перешёл в пятый. Проверив процентное содержание водорода в отсеке и аккумуляторных ямах, Александр нажал на ручку кремальеры переборочной двери, что бы пройти в шестой, но встретил непонятное сопротивление. Ручка кремальеры явно удерживалась кем-то с другой стороны переборки. Дербенёв всем телом навалился и резко нажал на ручку. Переборочная дверь нехотя открылась, лейтенант перешагнул через комингс и оказался в отсеке. У переборки, согнувшись и зажав повреждённую руку между колен, застыл дежурный электрик.
– Что здесь происходит? – с негодованием спросил у подчинённого дежурный по лодке.
– Мы тут… Там… – не разгибаясь, промычал матрос.
Дербенёв сделал несколько шагов вглубь отсека и остановился, в кормовой части почему-то не работало освещение. Присмотревшись, он увидел стоявшего на правом дизеле дежурного моториста старшину первой статьи Козленка. Моряк застыл возле рундука для инструментов и с кем-то разговаривал «на повышенных тонах». В правой руке дежурного моториста Дербенёв разглядел нечто похожее на розгу. Александр подошёл ближе и ужаснулся от картины, которая открылась перед ним.
На железной крышке рундука лежало связанное по рукам и ногам тело мичмана Сивкова. Именно тело, так как сам мичман вместе с его сознанием в этом теле отсутствовали. Мертвецки пьяный помощник дежурного по лодке ушёл в себя, оставив другим решать все образовавшиеся проблемы. Стойкий запах алкоголя вперемешку с запахом соляра заполнил всю кормовую часть отсека.
– Где вы его нашли? – Дербенёв обратился к Козленку.
– В трюме центрального поста. Этот полумерок пытался помочиться на работающий главный осушительный насос во время проверки, – ответил старшина.
– Почему мне не доложили?
– А зачем? Мы сами разберёмся.
– Что значит сами? Он мичман, а вы матрос и вы не имеете права…
– Слышь, ты «летёха», – перебил Дербенёва Козленок, – летел бы ты отседова, пока тебя самого не связали…
Моторист, как ни в чём не бывало, повернулся к лежавшему тюком Сивкову и продолжил прерванную экзекуцию, не стесняясь в выборе слов, выражений и приёмов.
– Прекратите немедленно издеваться над человеком, – перешёл на повышенный тон Дербенёв и ринулся к Козленку.
Ещё мгновение и лейтенант ухватил старшину за руку, в которой у того был прут. Козленок, будучи почти в полтора раза крупнее и физически мощнее Дербенёва, довольно легко освободился от захвата и сжав левую руку в кулак как молотом по рабоче-крестьянски размахнулся, чтобы со всей дури нанести удар обидчику. Когда в лицо Дербенёву полетел кулак размером с пушечное ядро, он вдруг забыл, где и зачем находится и лишь реакция отработанная годами тренировок в сборной училища по боксу спасла его от сокрушительного удара. Встречным ударом правой руки через руку нападавшего Дербенёв наповал свалил Козленка и только потом понял, что произошло.
Какой-то шёпот за спиной, заставил Дербенёва обернуться.
– Товарищ лейтенант, как вам это удалось? – спросил опешивший от увиденного электрик матрос Савченко.
– В смысле? – не понял Дербенёв.
– Ну, это… Ваську свалить одним ударом. Он у нас самый сильный гиревик на дивизии. На лодке его прозвали «робот убийца». Все матросы боятся этого здоровенного белоруса и даже некоторые мичманы…
– Скажи Савченко, – Дербенёв подошёл ближе к матросу, – а Васька, что зверь, чтобы его бояться?
– Да нет. Просто он г-о-д-ок. – Савченко протяжно и как-то очень ласково произнёс последнее слово.
– Я понял тебя друг, – очень по-товарищески произнёс Александр. – Значит, говоря вашим языком, если Козленок – «годок», то я – «карась». Так?
– Вроде того. – Савченко опустил глаза.
– Так вот, Савченко, запомни… ; Дербенёв, чуть не произнёс крылатое старпомовское выражение «заруби себе на носу», но вовремя осёкся и продолжил, – удар этот в боксе называется «кросс», а поскольку я кандидат в мастера спорта по этому виду спорта в тяжёлом весе, то таких приёмов у меня припасено для «годков» немало. Передай, пожалуйста, всем, что я не рекомендую никому из них проверять меня «на вшивость». Понятно?
– Понятно, – еле слышно произнёс матрос.
– А коль понятно, слушай мою команду: «Мичмана Сивкова немедленно развязать и перевести в четырёхместную каюту пока не очухается. Я потом с ним отдельно разберусь. А старшину первой статьи Козленка привести в чувства немедленно». Выполнять!
– Есть! – ответил Савченко и бросился к Сивкову.
Дербенёв, видя как Савченко старается, вернулся к лежавшему на палубе мотористу. Слегка потрепав Козленка по щекам, Александр обнаружил, что тот открыл глаза.
– Где я? – спросил, глядя в подволок старшина.
6
В свинцово сером осеннем небе роились тёмные тяжёлые тучи. Они двигались так низко, что казалось вот-вот коснуться макушек деревьев. Между аккуратными приземистыми могилками старого лиепайского кладбища посвистывал холодный ветер, срывая песок с дорожек и бросая его в лицо матросам и офицерам, расположившимся в засаде в столь неподходящем для этой цели месте. Пальба, только что разразившаяся между бандитами и блокировавшими их спецподразделениями правоохранительных органов вдруг стихла.
Ивар Краузе – руководитель группы уголовного розыска бесшумно вынырнувший откуда-то из темноты упал рядом с Манишевичем, укрывшимся от пуль за гранитным камнем.
– Майор, ты откуда здесь взялся? – поинтересовался Ивар, придерживая левое плечо рукой в которой к тому же был пистолет.
– Я не майор, а капитан третьего ранга. – уточнил Манишевич.
– Ах, не майор, а всего лишь капитан, – пошутил Краузе сквозь гримасу боли. – А я вот майор милиции как видишь и зовут меня Ивар Краузе. По долгу службы здесь или как?
– По долгу. Не сомневайся. Дежурю по дивизии подводных лодок, услышав выстрелы, сразу всё понял. Мы ориентировку по преступникам ещё утром получили. Объявил тревогу на соединении и к вам на помощь. Тридцать бойцов с автоматами, думаю, не помешают.
– За помощь спасибо, да вот только бойцов своих побереги не их это дело, а наше…
Манишевич заметил, что сквозь пальцы милиционера сочится кровь, лицо Краузе даже в темноте стало отчётливо белее прежнего.
– Да ты ранен, майор?
– Ерунда, немного задело. Кажется навылет. А у этих беспредельщиков, всё равно патроны скоро закончатся. Ещё один провокационный штурм и возьмём тёпленькими.
Где-то из района часовни раздался голос усиленный мегафоном. Властным тоном преступникам предлагалось сдаться. В ответ послышались редкие беспорядочные выстрелы и треск ломаемых бегущими людьми кустов. С трёх сторон поднялись и метнулись вдогонку тени преследователей. Малашевич услышал нарастающий звук бегущей толпы. Похоже, убегающие и преследователи бежали прямо на него. Юрий Михайлович дослал патрон в патронник своего пистолета и выглянул из-за камня. Огромного роста детина выскочил прямо на затаившихся в темноте офицеров. В руках у преступника был автомат. Времени на раздумье не оставалось, и Манишевич резко выставил ногу из-за камня. Споткнувшись, о внезапно возникшее препятствие преступник растянулся в полёте и упал на лежащего рядом Ивара. Манишевич вскочил и бросился на бандита сзади. Одного удара рукояткой пистолета по голове хватило, что бы обезоружить преступника уже в бессознательном состоянии. К этому времени подоспели сотрудники КГБ.
– Как с остальными бандитами? – переводя дух, спросил Юрий Михайлович у сотрудника с фонариком в руках.
– Сейчас узнаем, – ответил оперуполномоченный связывая руки бандиту, поясным ремнём. – Где твои матросы?
– Оцепили кладбище по внешнему периметру.
– Передай своим, чтобы огонь на поражение открывали только по команде наших сотрудников или сотрудников милиции, а также в случае нападения на кого-либо из матросов.
– Добро. Сейчас передам по цепочке.
Переговорив с кем-то по рации, сотрудник КГБ повернулся к Юрию Михайловичу.
– Одного беглого урку грохнули в перестрелке у воздушного моста, ещё одного сейчас возле могилы полковника Тягина, двоих взяли живыми на пляже, один вижу вам достался, выходит остался ещё один – последний… – офицер осмотрел обездвиженного преступника и, увидев окровавленное плечо майора милиции, предложил осмотреть рану.
– Ну как там, много штопать придётся? – поинтересовался Ивар.
– Штопать много или мало не знаю, а вот резать, наверное, придётся. Выходного отверстия нет!
– Надо бы его к врачу, да побыстрее, иначе совсем кровью истечёт! – вклинился в разговор Манишевич. – У нас в дивизии медпункт и дежурный врач имеется, здесь рядом.
– Сейчас доставим. Вот только ещё одного рецидивиста поймаем. Или он пулю…
7
Когда из штаба дивизии сообщили, что все преступники пойманы, Дербенёв облегчённо вздохнул, считая, что испытания, выпавшие ему на первое в жизни самостоятельное дежурство по лодке уже позади. Но как говорят: «Человек полагает, а бог располагает». Так случилось и на этот раз.
Не успели матросы и старшины дежурной смены привести боевые посты в исходное повседневное положение, как из штаба пришло сообщении о резком изменении метеоусловий в ближайшие два;три часа и ожидаемом усилении ветра северных направлений в порывах до 25–35 метров в секунду. Ещё спустя минуту был получен сигнал оперативного дежурного эскадры подводных лодок об объявлении «штормовой готовности № 1». Из казарм на лодки стали перемещаться экипажи, дежурные по командам приступили к оповещению и сбору офицеров и мичманов.
Дербенёв поднялся на мостик. Ветер северного направления усиленно трепал фалы гюйсштока и флагштока играя ими как струнами мандолины. Слабый звук этой заунывной мелодии был слышен даже в боевой рубке.
После докового ремонта и перехода в Новую гавань подводная лодка Б-224 была ошвартована у 47-го пирса с юга. С северной части пирса обычно также швартуется одна из лодок, однако сейчас там место пустовало и поэтому вся мощь зарождавшегося шторма обрушилась на левый борт субмарины.
Александр направился на пирс, чтобы ещё раз проверить надёжность швартовки корабля. Не успел он ступить на шаткую твердь металла, как шквалистый порыв ветра буквально ударил в борт подводной лодки. В кормовой части самой лодки и где-то за её пределами в районе торца пирса что-то сначала загрохотало, а затем отчаянно и протяжно звякнуло. Под натиском ветра корма лодки вместе с пирсом дёрнулись и заметно сдвинулись в сторону. Дербенёв прислушался. Ещё один порыв, ещё один удар. Грохот на торце пирса усилился.
«Якорь срывает – мелькнула мысль. – Торец пирса не имеет стационарной опоры, последняя секция удерживается двумя якорями».
Дербенёв попытался ускорить шаг. Однако ветер отчаянно сопротивлялся желанию Александра. Лейтенанту стоило многих усилий, чтобы просто удержаться на ногах. Шаг, ещё шаг. Следующим порывом ветра с головы Дербенёва сорвало фуражку, и она улетела за борт. До кормовых швартовых концов оставалось каких-то пара метров, но в серой темноте ночи не было видно, в каком они состоянии. Чтобы не упасть Александр прижался к бортику пирса и достал из кармана фонарик. Луч света выхватил из темноты два натянутых как струна кормовых швартовых конца подводной лодки, за ними, устремлённые в корму, просматривалась ещё пара.
Работа швартовых концов у Дербенёва не вызвала тревоги, а вот их состояние требовало дополнительного внимания. Даже беглый осмотр давал основание полагать, что изрядно потёртые кормовые швартовы свой срок уже отслужили и подлежат замене. О своих умозаключениях Дербенёв решил доложить старшему помощнику при первом удобном случае.
Возвращаясь назад, Александр заметил, что средние швартовы ослабли и не работают. До осмотра носовых швартовов дело не дошло. За спиной лейтенанта раздался сначала треск рвущихся швартовых концов, а затем поющий и свистящий хлыстовый удар по корпусу и пирсу. Александр обернулся. Корма лодки значительно отошла от пирса, заработали средние швартовы. Лейтенант включил фонарик и бросился к корме. Оба задних кормовых швартова были оборваны. Старая пенька не выдержала натиска стихии. Теперь вперёдсмотрящие кормовые швартовы работали с двойной нагрузкой, которой для них было явно многовато. Возникла угроза обрыва всех кормовых швартовых концов.
– Аварийная тревога! Обрыв кормовых швартовых концов, – прокричал сквозь ветер Дербенёв бегущему навстречу экипажу и бросился на мостик.
Матросы и старшины, прибывшие на лодку, под руководством дежурного по команде мичмана Молчалина организованно и быстро без лишней суеты устремились на свои боевые посты. Швартовные команды стали готовить к использованию запасной швартовый конец, лежавший здесь же на пирсе.
– Центральный! Перейти на бортовое электропитание. Перевести управление машинными телеграфами в боевую рубку. Телемеханику прибыть на телеграфы, – поднявшись на ходовой мостик, скомандовал Дербенёв по громкой связи.
– Я уже на месте, товарищ лейтенант, – из темноты боевой рубки отозвался старший матрос Азизов.
– Приготовить главные гребные электродвигатели к даче хода. Запретить выход личного состава на корпус лодки без спасательных жилетов, – продолжал командовать дежурный по лодке, как будто делал это множество раз, а ведь это было его первое в жизни дежурство.
– Прошу разрешения на мостик – мичман Сивков. – Дербенёв скорее почувствовал, чем услышал сквозь грохот ветра откуда-то снизу доносившийся голос своего помощника.
– Добро, – отреагировал Александр.
– Товарищ лейтенант прошу разрешения возглавить швартовные команды до прибытия офицеров.
– А вы в состоянии, или я вас опять искать буду теперь уже за бортом?
– В состоянии, Александр Николаевич. Малёхо проспался, не подведу. Здоровьем клянусь.
– Что мне ваши клятвы. Грош им цена. Но, поскольку вы ракетчик и по штатному расписанию являетесь заместителем командира кормовой швартовной команды, вот, возьмите страховочный пояс вахтенного офицера и там, на палубе пристегнитесь к лееру. Срочно заводите новый кормовой швартовный конец.
Взяв пояс, Сивков бросился на кормовую надстройку. На мостике появился сигнальщик и, вооружившись переноской, стал проверять подключение манипулятора вертикального руля и прожектора. Через несколько минут прошёл доклад из седьмого отсека о готовности к работе бортовых электромоторов и готовности к выполнению команд машинных телеграфов. На мостик поднялся баталер мичман Молчалин, он же рулевой на вертикальном руле, согласно корабельному расписанию по тревоге.
– Алексей Петрович, а где у нас лейтенант Жарков, который живёт в казарме? Сейчас бы штатный вахтенный офицер не помешал.
– Так он же с Хомичевым. В «Юре» девок щупают.
– А где старпом, не знаете?
– Краем уха слышал, от дежурного по штабу, что Б-93 сорвало со швартовов и он как дежурный по соединению убыл туда.
В свете прожектора Дербенёв видел как матросы быстро заводят, протягивая сквозь утки и кнехты, новый швартовный конец. Он также видел как далеко от пирса отошла корма лодки. Как передние кормовые концы вытянулись почти перпендикулярно корпусу и, не выдерживая натиска ветра, стали проскальзывать.
– Товсь моторы, – скомандовал Дербенёв в боевую рубку, но было поздно.
Очередной порыв ветра приподнял последнюю секцию пирса, где-то под водой что-то со звоном лопнуло, после чего пирс стал немного крениться и отходить в сторону. Ещё порыв… И треск рвущихся швартовов вновь раздался на корме. Обернувшись на звук, Дербенёв увидел как оборвавшийся конец одной своей частью с грохотом ударил по пирсу, разрезав надвое жестяной гальюн, приваренный на торце. Вторая, меньшая, часть швартова, будучи наглухо закреплённой к кнехту лодки, маятником поднялась вверх и, превратившись в смертоносную гильотину, полетела прямо на Сивкова, который стоял на месте и как заворожённый смотрел на происходящее.
– Назад. Назад, Сивков, – закричал Дербенёв с мостика, забыв, что это он – дежурный по кораблю приказал – своему помощнику пристегнуться к лееру страховочной цепью, дабы того не смыло за борт…
Лопнувший конец со свистом перерубил леер как раз в том месте, где стоял Сивков, и с невероятной силой шлёпнулся на палубу. Помощник дежурного по кораблю упал рядом.
– Право на борт. Левый малый вперёд, правый малый назад, – скомандовал дежурный по кораблю.
Лодка вздрогнула, немного подалась вперёд. Ещё мгновение и лодка застыла. Корма медленно пошла влево. Расстояние между пирсом и лодкой быстро сокращалось.
– Стоп левый, – сообразил Александр видя, что корма лодки перестала двигаться к пирсу.
– До пирса четыре метра. Расстояние сокращается. – Дербенёв услышал голос Сивкова и, не поверив своим ушам, обернулся.
Корма возобновила движение в нужном направлении. Сивков стоял в луче света и показывал в сторону пирса. Что-то необычное было в его одежде. Александр присмотрелся. У мичмана на ватнике отсутствовал правый рукав и, также как и у самого Дербенёва, на голове не было фуражки.
«Что ж, это не самые страшные потери» – обрадовался Александр. – Подать задний. Подать передний. Завести добавочные. – без всяких остановок прокричал он, готовый сплясать здесь же на мостике.
– До пирса два метра. Расстояние сокращается… – продолжал свои доклады Сивков.
В темноте и суете аврала находящиеся рядом подчинённые не заметили широкой добродушной улыбки и сияющих глаз молодого лейтенанта, впервые покоряющего стихию. Да оно, очевидно, и к лучшему…
8
Через час, когда на борту по штормовой готовности собрался практически весь экипаж, Дербенёв почувствовал себя гораздо увереннее и спокойнее. Случай с Козленком отошёл куда-то на второй план. Протрезвевший Сивков бегал по отсекам, как ребёнок, и показывал всем свой ватник, который, пожертвовав своим рукавом, спас ему жизнь. Оборвавшийся швартовый конец пролетел буквально в миллиметре от руки мичмана, как скальпелем срезав внешнюю часть рукава ватника.
Докладывать или не докладывать о случившемся на первом дежурстве инциденте, Дербенёв не знал. Если до аварийной тревоги, всё было предельно ясно, то теперь его одолевали сплошные сомнения. Да и сам Васька, очевидно боясь списания на береговую базу, повинился, дав честное слово подводника быть во всём опорой для молодого лейтенанта, если тот не станет докладывать о случившемся командованию. И Сивков как будто всё осознал…
Когда верхний вахтенный доложил о прибытии на борт дежурного по живучести лейтенанта Аничкина, Дербенёв разговаривал по береговому телефону с командиром лодки и не смог встретить проверяющего, что вызвало целую бурю эмоций со стороны последнего.
– Вы что это себе позволяете, лейтенант? Или на ваших мостодонтах не принято встречать старших.
– Но, товарищ лейтенант, когда вы прибыли, я докладывал обстановку командиру. Тем более, с лодки только что убыл дежурный по дивизии – наш старший помощник.
– Во-первых, я не лейтенант, а если вы не ослепли – инженер-лейтенант, а во-вторых, как раз ваш старпом меня сюда и направил. Теперь всё ясно, лейтенант?
– Тогда и вы усвойте – я вам не лейтенант, а товарищ лейтенант. Давайте будем без фамильярности, – возмутился Дербенёв. – Что-то я сомневаюсь, чтобы дежурный по дивизии желал проверки своей лодки каким-то дежурным по живучести, если он сам в состоянии это сделать неоднократно. Вам бы его энергию.
– А это не вашего ума дело, товарищ лейтенант. Пойдёмте и посмотрим, что у вас творится.
В ходе проверки лейтенант Аничкин довольно скрупулезно осмотрел лодку и сделав ряд замечаний, связанных в основном с недавним использованием механизмов и систем по аварийной тревоге.
Заручившись тем, что до утра дежурный по живучести никому докладывать о выявленных замечаниях не будет, а в семь часов придёт на повторную проверку, Дербенёв добросовестно приступил к их устранению.
Ближе к четырём утра штормовую готовность понизили, объявив готовность № 3. Экипаж убыл отдыхать в казарму. Александр обошёл лодку, проверив приведение механизмов в положение «по- швартовному», ещё раз убедился в устранении замечаний, выявленных Аничкиным, но отдыхать так и не решился.
Ему казалось, что назойливый и очень высокомерный лейтенант вот-вот должен придти и Дербенёв ждал. Правда ни в семь часов, ни до подъёма флага дежурный по живучести так на борт и не прибыл. Обрадовавшись несказанному счастью, так внезапно свалившемуся на голову, Александр радостно, чётко и бодро доложил обстановку командиру, прибывшему с экипажем на подъём флага.
Командир похвалил Дербенёва за проявленную бдительность в ходе объявленной «Угрозы ПДСС», а также поблагодарил дежурную смену за правильные и грамотные действия по аварийной тревоге.
Окрылённый лейтенант спустился в центральный пост, где обнаружил вахтенного центрального поста старшину первой статьи Козленка, который с кем-то разговаривал по телефону, держа трубку в полуметре от уха. Из трубки доносился отборный старпомовский мат вперемешку со звериным рёвом, который без особого напряжения прослушивался из любой точки центрального поста.
– Что там? – поинтересовался Дербенёв.
– Вас, – с недоумением ответил вахтенный.
Дербенёв взял трубку и представился:
– Дежурный по кораблю лейтенант Дербенёв.
– Никакой вы не дежурный по кораблю. Вы размазня высокопарная. Что вы о себе возомнили. Кто вам дал право учить дежурного по живучести? – безо всяких предисловий начал Манишевич. Он всегда переходил на «вы» когда хотел подчеркнуть официальность отношений.
–Товарищ капитан третьего ранга, я…
– Молчать, зелень подкильная, когда с вами старшие по званию разговаривают. Почему замечания допустили на дежурстве, почему до сих пор не устранили? – не останавливался старший помощник.
Дербенёв молчал.
– Что вы там молчите? Язык проглотили?
– Никак нет. Я слушаю.
– Это я вас слушаю.
– Юрий Михайлович, я замечания устранил в течение часа после проверки, да и какая может быть проверка дежурным по живучести, если объявлена «Штормовая готовность № 1» и на борту находится весь экипаж.
– А вот это не вам решать. Почему не доложили об устранении замечаний?
– Аничкин сказал, что сам обязательно придёт на борт до семи утра и проверит.
– И что? – невозмутимо переспросил Манишевич.
– И не пришёл. А я ждал его всю ночь…
– Лучше бы ты спал, да дело знал. Нарожают полудурков, а стране нужны герои. – Юрий Михайлович перешёл на ненормативную лексику. Потом немного успокоившись, продолжил:
– Значит так: за допущенные и неустранённые замечания я вас снимаю с дежурства. Сдайте дежурство Жаркову.
– Но я ведь их устранил! – обречённо возвопил Дербенёв.
– А вот это ты с Аничкиным выясняй, – старпом бросил трубку.
9
Сдав дежурство Жаркову, Дербенёв направился в казарму. В небе по-прежнему завывал холодный ветер, сменивший направление с северного на западное. Уставшая от ночных приключений, лодка сонно раскачивалась на швартовых концах. Прижимаясь всем своим телом к мягким резиновым кранцам пирса, она дремала, поскрипывая мокрой пенькой. Волны, обозлённые бессмысленной толчеёй, выстроились правильными шеренгами и не толкаясь, а поочерёдно перескакивая через волноломы, атаковали причальный фронт. Вдоль всей прибрежной полосы от Городского до Военного канала, включая Зимнюю, Новую и Военную гавани, волны-камикадзе шли на таран причалов как бы пытаясь взять реванш за ночное поражение. В своём последнем смертоносном порыве они обрушивались на асфальт многотонными телами и разбивались, оставляя после себя завесу водяной пыли, мириады брызг и огромные лужи.
Выход в море по погодным условиям был перенесён, и Манишевич решил провести «разбор полётов» с молодым офицером. В сложившейся ситуации Дербенёву было абсолютно всё равно, сухим он доберётся до казармы или мокрым. Однако, поднявшись на корень пирса, Александр вдруг обнаружил, что волны, ударяясь о причальную стенку, всё же оставляют небольшую мёртвую зону, свободную от брызг. И находится эта зона непосредственно у края причальной стенки.
«Вот здесь я и пройду, авось не смоет», – подумал лейтенант и повернул в сторону казармы.
Пройдя несколько метров, Дербенёв заметил, что навстречу ему по самому краю также как и он идёт ещё кто-то. Александр присмотрелся.
«Ба! Да это же Аничкин. Тот самый ненавистный инженер-лейтенант, из-за которого меня сняли. И на одной дорожке» – скорее обрадовался, чем огорчился Дербенёв. – «Ну, иди, иди ближе. Я точно не сверну, а если не свернёшь ты, то полетишь за борт. Это я тебе гарантирую», – промелькнула шальная мысль.
Издали было видно, как на причале, под пеленой водяной завесы сближаются две одинокие фигуры в чёрном. Правда, не было видно главного – никто не собирался сворачивать со своего пути.
Аничкин мирно шёл на свою лодку. Пытаясь уберечься от назойливых брызг, он наклонился вперёд и опустил голову, поэтому не мог видеть Дербенёва. В отличие от него, Александр шёл в «лобовую атаку» сознательно, дерзко подняв голову и расправив плечи. За пару шагов до столкновения, ведомый каким-то шестым чувством, Аничкин поднял глаза и почти вплотную увидел стальное лицо Дербенёва. Инженер-лейтенант, не раздумывая, шагнул вправо и тут же оказался по самые щиколотки в огромной луже, ещё шаг – и вода уже по колено, ещё секунда – и сверху на него обрушилась очередная волна.
Дербенёв, даже не обернулся. Как гордый идальго Дон-Кихот Ламанчский он победно и гордо продолжил свой путь.
А его визави ещё долго стоял под ледяным душем и смотрел вслед удаляющейся фигуре.
VII. ЭГЛИТЭ
1
Уставший и насквозь пропахший морским соляром, Дербенёв поднимался по ступеням крыльца гостиницы. Ужасно хотелось спать, а ещё больше избавиться от этого специфического кисловатого и отвратительного запаха дизельной подводной лодки.
«Поскорее бы добраться до постели…» – одна мысль, одно желание.
К превеликому удивлению вместо ключей от номера дежурный администратор вручила Александру конверт и многозначительно улыбаясь «обрадовала», что никакие Дербенёвы в гостинице не проживают.
– Вот это новость. Стоит мужу всего на две недельки отлучиться в море и семейство уже испарилось? – вслух возмутился Александр, распечатывая конверт.
В конверте оказалось письмо от Татьяны и ключ от квартиры, которую она сняла, пока её благоверный супруг бороздил подводное царство балтийского Нептуна. Из письма следовало, что Татьяна с дочерью улетели домой, поскольку супруге пора было приступать к занятиям в институте. Дербенёва училась на шестом курсе вечернего отделения Киевского политехнического. Александр поблагодарил администратора за послание и направился по указанному Татьяной адресу.
Новое жильё располагалось на втором этаже старого двухэтажного дома на улице Алдару. Дербенёв достал из конверта ключ и открыл входную дверь. Квартира оказалась двухкомнатной, полностью меблированной и с телефоном, что не могло не радовать молодого офицера. В прихожей, комнатах и даже в коридоре под самым потолком висели старинные, как показалось Дербенёву, трофейные картины европейских мастеров. Александра это удивило, поскольку холсты картин были явно подлинниками, о чём можно было судить даже по массивным рамам и надписям на них на немецком языке. Похожие творения Дербенёв встречал только в Эрмитаже и Русском музее Ленинграда. В гостиной стояла старинная мебель, и только раскладной диван был современным и как-то не вписывался в общий ансамбль. В дальней, самой маленькой комнатке Александр обнаружил две односпальных тахты и небольшой шкаф, в котором аккуратно висела его форменная одежда и гражданское платье. Справа от шкафа стоял родной семейный чемодан жёлтой кожи.
Осмотрев спальные помещения и заглянув в ванную комнату, Александр направился на кухню, которая оказалась довольно просторным и светлым помещением. В центре стоял большой круглый обеденный стол. По правую руку от входа разместился столовый буфет светлого дерева, а по левую кухонный стол с множеством ящичков и навесной шкафчик, далее раковина для мытья посуды и газовая плита.
«Очень даже уютненько. И всё это удовольствие всего за 77 рублей в месяц» – восторженно подумал Дербенёв.
С лестничной площадки донёсся какой-то шум, Дербенёв направился к входной двери. К удивлению Александра в прихожей он обнаружил «весёленькую» компанию, состоявшую из одного молодого человека среднего роста одетого в чёрный кожаный плащ с белым шарфом вокруг шеи и двух девиц не очень тяжёлого поведения. Каждая из девиц была обладательницей бутылки шампанского вина, а их спутник темпераментно «дирижировал» четырёхгранной бутылкой английского джина «BEEFATER» в такт только ему известной мелодии.
– Вы кто? – непроизвольно вырвалось у Дербенёва.
– А ты кто? – вопросом на вопрос ответил молодой человек, застывший в позе «рубахи-парня».
– Я живу здесь, – ответил Александр.
– И я представь себе тоже! Ты, наверное, Саша?
– Да! А откуда тебе это известно?
– Мать говорила. Ты ведь у нас квартиру снимаешь, верно?
– Очевидно так. Только я ещё этого не понял, потому что зашёл пять минут назад.
– Какие пять минут. Мы пять минут базарим здесь, а шампанское греется. Правда, девочки?
Молодой человек обнял своих подружек и предложил всем раздеться.
– Да, – молодой человек обратился к Дербенёву, – меня зовут Эдик, а подружек: Илзе и Эглитэ.
– Очень приятно, – ответил Александр.
– Тогда к столу, посмотрим, что у нас там Саша приготовил? – по-хозяйски предложил Эдуард, увлекая всех за собой.
– Пока ничего. Я впервые зашёл, только сейчас вернулся с моря.
– Вот здорово. А я вчера…– обрадовался Эдуард. – Я в Клайпедском пароходстве морячу штурманом на БМРТ.
– И я штурман, правда, ма-а-ленький, но на большом подводном ракетовозе, – улыбнувшись, ответил Александр.
Эглитэ эта улыбка явно понравилась, и девушка предложила Дербенёву поухаживать за ней. Александр, слегка смутившись, снял с девушки плащ и повесил его в шкаф. Компания направилась на кухню. Эдуард быстро нашёл бокалы, из дамских сумочек были изъяты какие-то конфеты. Дербенёва удивило «изобилие» закуски, и он отправился в свою комнату.
Вернувшись через пару минут, Александр, выложил на стол баночку балыка лосося, маленькую палочку сервелата и горсть сорокаграммовых шоколадок.
– Откуда такие дефициты? – поинтересовалась Эглитэ.
– Да, так…– смутился Дербенёв, – в чемодане лежали.
– Так вы у нас ещё и волшебник? – улыбнулась Илзе.
– Совсем нет, – ещё больше смутился Александр. – Просто нам всё это выдают каждый день, а что не съедаем, баталер раздаёт на руки.
– У них ещё и вино полагается каждый день, – со знанием дела дополнил Эдик, открывая шампанское.
– А вы мне определённо нравитесь, – загадочно, с небольшим красивым акцентом произнесла Илзе, – причём с каждой минутой всё больше.
– И мне тоже! – присоединилась Эглитэ, лукаво прищурив глазки.
– Поздно, девушки, – холодно констатировал Дербенёв, – я женат и у меня ребёнок.
– И что? Брак любви не помеха, – парировала Эглитэ.
– Точно! – согласилась Илзе. – Я, например, терпеливая, могу и подождать...
– Стоп, стоп! – возмутился Эдуард, – я чего-то не понимаю, а для меня хоть, что-нибудь похожее на любовь или чуточку внимания сегодня намечается? Или мне можно удалиться?
– Нет, нет, Эдик. Это я удалюсь. Извините, но мне нужно слегка прогуляться по городу. – Александр повернулся и вышел из кухни.
– Саша, подожди! – Эдуард устремился за Дербенёвым. – Ты что, обиделся? Я же пошутил.
– Нет, Эдик я не обиделся, – ответил Александр, надевая форменный плащ, – но мне действительно надо прогуляться.
– Тебе, очевидно, наша компания не понравилась, или мои девочки не по душе? – спросил Эдуард.
– Брось, всё и все понравились, особенно терпеливая Илзе. Так, кажется, она себя назвала.
– Именно так. А ты знаешь, что означает это имя у латышей? – поинтересовался Эдик.
– Откуда? Конечно же, нет, – ответил Александр.
– Как раз и означает – «терпеливая», но я тебе её не отдам. Это моя девушка. Почти три года вместе. Всё ждёт, всё терпит. А вот Эглитэ на тебя запала не на шутку. Бери её на ночь, а там определишься, может быть будет твоей подружкой. Я не гордый уступлю. Мне всё равно с двумя не справиться.
– Огромное спасибо Эдик, но мне эта идея не нравится.
– Ну, смотри сам. Хозяин барин. – Эдуард только пожал плечами.
– Тебе бы жениться, корсар, а ты всё гуляешь. Наверное, в каждом порту девочки? – по-товарищески предположил Дербенёв.
– Рановато мне жениться, ещё не насытился греховной любовью. – Эдуард улыбнулся. – А девочки есть только здесь и в Клайпеде – в порту приписки судна.
– Как бы тебе потом локти не кусать, когда всех молодых да красивых разберут. – Дербенёв открыл дверь и шагнул за порог. – Да, герой-любовник, не оставь, пожалуйста, ключ в замочной скважине на ночь.
– Хорошо, только ты, когда вернёшься, позвони в дверь, прежде чем открывать, договорились?
– Ладно, – согласился Дербенёв. – И ещё, в ванной почему-то нет горячей воды…
– Спасибо, это весомое замечание в складывающейся ситуации. – Эдуард озадаченно почесал затылок. – А ты, всё же, куда пошёл?
– Куда? – Александр махнул рукой. – В баню…
2
Вдоволь напарившись в бане, которая находилась здесь же неподалёку, Дербенёв решил где-то отобедать, а вот где он толком не знал. Остановив расспросами на гастрономические темы случайного встречного, выходящего также как и сам Дербенёв из дверей городского «чистилища», Александр узнал, что ровно напротив его нового жилья находится самая настоящая чебуречная. Где, по словам старого знатока кулинарии, готовят замечательные чебуреки под заказ и предлагают не только отменный томатный сок, но также охлаждённую и вкусную, как в старой Латвии, водочку. Александра столь обстоятельное разъяснение обрадовало. И он предложил доброму советчику составить компанию в походе на кавказскую кухню. После согласия последнего, компаньоны направились трапезничать.
Чебуреки оказались действительно замечательными. Хрустящие, горячие, «с пылу, жару» да под хрустальную слезу той самой водочки, которую так нахваливал старый латыш, они показались Дербенёву настоящим королевским обедом. Пару чебуреков вместо обеда и пару вместо ужина Александр проглотил в один присест, даже не заметив, что они существовали. Уставшее в морском походе и распаренное в парилке тело, расслабленное столь прекрасной трапезой, теперь оказалось слишком тяжёлым для ног. Вдруг захотелось спать. Веки стали тяжелеть, Александр понял, что он уже не слушает собеседника, который о чём-то мило рассказывал, стоя рядом за столиком. Захотелось отдаться простому желанию и уснуть. Дербенёв посмотрел на часы, стрелки показывали без четверти восемь вечера.
«Что ж, пора и в люлю…– подумал Александр, – детское время закончилось».
Не дослушав рассказ о прелестях жизни в буржуазной Латвии, Дербенёв извинился перед своим новым знакомым и, рассчитавшись за двоих, поспешил домой.
3
Предварительно позвонив в дверной звонок, как договаривались с Эдиком, Дербенёв открыл дверь и вошёл в квартиру. В комнатах было темно и тихо. И только из гостиной доносился еле слышный мужской шёпот и редкое женское хихикание.
«Ещё не спят, голуби, – для себя определил Александр раздеваясь. – А что им? Завтра воскресенье, выспятся».
Сняв плащ и туфли, он подошёл к двери в гостиную, которая, к несчастью, была проходной комнатой. Чтобы попасть к себе в спальню, Александру надо было обязательно пройти мимо «отдыхающего» трио. Осторожно ступая по ковру, он постучал в дверь, шёпот и хихикание за дверью прекратились.
– Позвольте проскользнуть к себе? – поинтересовался Дербенёв, нажимая на дверь.
– Уже можно, – звонко смеясь, ответила Илзе.
Дербенёв боком протиснулся через дверь и стараясь не смотреть в сторону разложенной диван-кровати прошёл к себе. В комнате было тепло и уютно.
«Неужели начали топить?» – удивился Александр, трогая батарею парового отопления. – «Действительно горячая» – по-ребячески обрадовался Дербенёв, и, быстро раздевшись, юркнул в постель.
За дверью возобновился шёпот, потом его сменили еле слышные стоны и поскрипывание пружин. Дербенёв повернулся к стенке и укрылся с головой. Обычно перед сном он мечтал о чём-нибудь светлом, красивом и чаще несбыточном, например, о любимой, которая теперь очень далеко от него, или о предстоящей встрече с ней. Но сейчас ему снова захотелось спать, провалившись в бездну мирозданья, и, ни о чём не думать. Веки налились свинцом, потяжелели, Александр закрыл глаза и погрузился в крепкий богатырский сон.
Сны в эту ночь ему снились самые замечательные и даже немного эротические. То он с женой и дочкой на какой-то вечеринке. То вдруг его любимая уже рядом, в постели, прикасается к его лицу своими роскошными волосами, лаская тело от головы до пят. То делает то же самое, но сосками свей прекрасной груди, заставляя громко биться сердце и пульсировать кровь, причём не только в висках.
Проснулся Александр от какого-то непонятного дребезжащего стеклянного звука. Дербенёв открыл глаза. В комнате было довольно светло, по стеклу входной двери кто-то легонько стучал.
– Кто там? – громко спросил Александр.
– Сань, это я, Эдик. Можно войти?
– Валяй, я один. – Весело ответил Дербенёв и только сейчас заметил, что вторая кровать в его комнате тоже разобрана, словно из неё только что кто-то выпорхнул.
Дверь открылась, и на пороге появился хозяйский сын в длинном махровом халате. В руках у него был круглый поднос, на котором торжественно громоздились бутылка рижского бальзама, небольшой графинчик водки с двумя керамическими рюмочками и кофейник в окружении двух микроскопических фарфоровых чашечек с серебряными ложечками на таких же крохотных блюдечках. Отдельно на бутербродной тарелке возлежали два бутерброда с красной икрой.
– Ну, ты гурман, – всплеснул руками Александр, протирая глаза и поудобнее усаживаясь на постели.
– Ты уж прости, Саня, но трубы горят неимоверно. Надо срочно если не погасить, то хотя бы сбить пламя.
– Я не против и даже «за», – согласился без колебаний Александр. – А где же твои милые спутницы?
– Спутницы ни свет, ни заря сбежали от меня, – прорифмовал суровую прозу жизни Эдуард, устанавливая поднос на прикроватную тумбочку и разливая водку, обильно сдобренную бальзамом, по рюмкам.
– За что пьём с утра? – поинтересовался Александр.
– За прекрасную половину человечества! – предложил Эдик. – За нас, мужчин!
– Ну, это ты завернул. А я думал «за дам».
– Не переживай, друг. Дамы за себя и так выпьют, – утвердительно со знанием дела изрёк Эдуард и с удовольствием осушил содержимое своей рюмки.
Александр не заставил себя ждать и сделал то же самое. Тепло бальзама быстро растеклось по всему телу, стало удивительно легко и комфортно. Откусив кусочек бутерброда, Александр предложил повторить для равновесия.
– А давай за вас, – согласился Эдик.
– Это за кого? – не понял Дербенёв.
– За Татьяну и тебя, – уточнил Эдуард. – Я думаю, что вы достойны друг друга и этого тоста.
Приятели выпили по второй рюмке и продолжили беседу.
– А супругу мою ты откуда знаешь? – поинтересовался Александр.
– Как не знать, я ведь две недели назад также как и сейчас приезжал домой и тоже с подружками. Правда, завалились мы домой далеко за полночь. Мать живёт в Минске у зятя и, естественно, не предупредила о квартирантах. А твои как раз первую ночь здесь ночевали. Откуда же я мог знать об этом. Накувыркавшись вдоволь, я решил отдохнуть от ненасытных подружек и, прихватив бутылку шампанского, забрёл сюда. Только, значит, я присел на кровать, где спала твоя жена, а она из-под подушки достаёт кортик и мне между рёбер. И так спокойненько, но очень внятно говорит: «Ещё движение, кобелино, и ты проснёшься в морге». Я в мгновение ока протрезвел. Ничего не понимаю. Хочу включить свет, а она снова: «Вышел вон из комнаты, ребёнка разбудишь». Я не вышел, а вылетел шмелём. Стою как дурак посреди комнаты, голый и с шампанским. Стою и не знаю, что мне делать. То ли милицию вызывать, то ли матери звонить… Вот такая история о ночных похождениях одного нетрезвого моряка получилась. Давай по третьей, что ли? И прости меня грешного, перед Татьяной я уже повинился.
Дербенёв рассмеялся и предложил:
– Давай, третий за тех, кто в море, как повелось. А за грехи бог простит.
– Н-е-ет, всё же я предлагаю за вас, за вашу любовь.
Приятели дружно чокнулись рюмками и выпили.
– А теперь давай за тех, кого с нами нет, и не чокаясь, – без всякого перерыва предложил Эдуард, разливая по рюмкам водку.
– А бальзамчика? – поинтересовался Александр, за короткое время службы привыкший, что на Балтике «за тех кто в море» пьют не чокаясь.
– Бальзам здесь не уместен. Будем пить за тех, кого мы любим, и помним. Мой отец прошёл всю войну, брал Берлин, не получил ни одной царапины, а погиб от рук неонацистов здесь 9 мая этого года и только потому, что в кафе сделал замечание одному бритоголовому уроду за ношение свастики на груди. Вот я и хочу поднять эту рюмку за тех, кого нет и никогда не будет с нами.
Молодые люди выпили молча. Воцарилась неудобная тишина.
– А неонацисты откуда взялись в Латвии? – прервал молчание Дербенёв.
– Откуда? Да они никуда и не девались эти нацисты, неонацисты. Даже те пятьдесят тысяч пленённых советскими войсками гренадёров Латышского добровольческого легиона из Waffen SS давно отсидели и вернулись. Лет восемь назад, при строительстве кинотеатра «Лиепая» в котловане для фундамента знаешь,что обнаружили?
– Понятия не имею, – пожал плечами Дербенёв.
– А обнаружили там списки агентов-осведомителей, сотрудников гестапо и прочих добровольных помощников третьего рейха орудовавших на территории Латвии в период второй мировой войны. Эта находка произвела эффект разорвавшейся бомбы, поскольку в наше время эти нелюди стали даже секретарями райкомов партии, правда она же стала приговором времени для многих сотен преступников, имевшим отношение к наци. А ты спрашиваешь, откуда взялись…
– А что было с убийцами твоего отца? – осторожно поинтересовался Дербенёв.
– Посадили… За хулиганство. Одному дали три, а другому два года.
Эдуард наполнил ещё по одной, но Дербенёв стал возражать:
– Мне хватит, – запротестовал он.
– А как же Эглитэ? – хитро полюбопытствовал Эдик. – Разве не выпьешь за неё? Она так старалась, а ты… – Эдуард замолчал, а потом добавил – хам, одно слово.
– Не понимаю, о чём ты? – удивился Александр.
– Девчёнка она хорошая, вот о чём. Не захотела с нами ложиться. Всё тебя ждала. Даже вон смотри, – Эдик кивнул на соседнюю тахту, – в твоей комнате спать легла. А ты? Пришёл, разделся и завалился на бок.
VIII. ЛЕКАРСТВО ОТ ПРОСТУДЫ
1
– По местам стоять к погружению. Удифферентовать подводную лодку для погрузки торпед в носовые торпедные аппараты. – Отдав команду по переговорному устройству, коренастый крепкого телосложения командир Б-224 капитан второго ранга Чуйков занял своё место на правом крыле мостика. Краем глаза, заметив поднимающегося наверх старпома, продолжил отдавать указания уже для него, – Юрий Михайлович, дифферентуй лодку на корму, под нижние аппараты. Выбросим сначала боевые, потом практику загрузим. Минёр говорит, кислородные торпеды готовы. На транспорте лежат. Ждут, потеют, не дождутся нас. Всё понятно?
– Так точно. Чего же здесь не понять. Всё как всегда…
– Вот и ладно, а я спущусь вниз, подпишу требование на маленькие в корму. Пусть Хомичев дует на торпедную базу да везёт их скорее. Утром опять в море выходим.
– Утром? Мне не послышалось, а сейчас что, день? – в сердцах переспросил даже не у командира, а, скорее, у себя самого Манишевич.
– Сейчас, Юрий Михайлович, самый разгар работы, – командир взглянул на часы, – два часа тридцать шесть минут. Всё! Я пошёл. Не ворчи.
– Да я и не ворчу. Просто у нас всё как в сказке про Буратино получается: «Зашло солнце, и в стране дураков начался рабочий день», – ёжась от пронизывающего осеннего ветра, прокомментировал услышанную новость старпом.
На пирсе, возле щита с номером сорок семь, выстроилась торпедо-погрузочная партия. Командир минно-торпедной боевой части стал проверять личный состав. Поодаль приютилась на перекур горстка «ничейных» матросов.
– Чьи вы хлопцы будете? – вглядываясь в темноту с высоты ходового мостика, поинтересовался Манишевич.
Из темени на свет прожекторов вышел командир отделения штурманских электриков, высокий, немного сутуловатый старшина второй статьи Дятьков:
– Мы, товарищ капитан третьего ранга, выделены на перевозку торпед, ждём лейтенанта Дербенёва.
Старший помощник прильнул к переговорному устройству:
– Штурман, Башмакин, групмана наверх, шмелём.
– Пошёл уже Дербенёв наверх, только не шмелём, а куколкой, – доложил штурман.
– Не понял? Что значит куколкой?
– Да он еле на ногах стоит…
– Как еле стоит, он что кривой? – чуть не поперхнулся от гнева и удивления Манишевич, – или белены объелся?
– Никак нет, Юрий Михайлович. Просто у младшего штурмана температура за сорок. Наверное, с непривычки…
– Стакан на грудь, и температуры нет. Ты разве не знаешь, как лечить надо?
– Но я …
– Башмакин, я тебя не узнаю, – прервал штурмана старпом.
Манишевич лукавил, откровенно удивляясь нерасторопности штурмана, но на это у него были свои причины.
2
Обычно, очень осторожный со спиртным, Башмакин, перед последним выходом в море, буквально завалил отчёт по ракетной стрельбе. И как-то сразу упал в глазах и командира, и старшего помощника, до этого всецело доверявших своему штурману. Не зря говорят, что все проблемы случаются не от спиртного, а от его количества.
Несколько дней назад Башмакин получил у старпома пол-литра спирта и даже намеревался выделить часть на технические нужды штурманских электриков. Но, по велению рока, дойти в тот день до лодки ему было не суждено.
Мысль о незаконченном отчёте наводила тоску, а предчувствие бессонной ночи подсказывало штурману, что перед погружением в труды праведные можно немного и расслабиться. Душа, согретая фляжкой в боковом кармане, требовала праздника.
Заглянув в комнату отдыха офицеров в поисках ценителей «шила», Башмакин обнаружил, что остался один. Все остальные разошлись по домам. Посчитав, что праздник, о котором мечтала душа, ни в коем случае откладывать нельзя, штурман плеснул в стакан немного спирта. Разбавил содержимое водой. Выпил. Добавил ещё…
После очередной порции Башмакин вдруг открыл для себя важную новость: оказалось, что закуска в данном помещении начисто отсутствует. Он осмотрелся по сторонам и сделал ещё одно выдающееся открытие: на столе сиротливо дожидались окончания «праздника» девственно чистые бланки отчёта по ракетной стрельбе.
«Успеется, впереди ещё целая ночь», – подумал штурман и пододвинул стакан ближе к себе.
Когда, далеко за полночь, в комнату вошёл дежурный мичман, чтобы выключить свет, Башмакин даже имени своего не помнил.
Утро, как всегда, наступило с рассветом. Вот-вот должна была произойти развязка событий, а заодно и расплата. Командир построил экипаж и объявил внезапный выход в море на контрольную проверку по задачам…
Позорную ситуацию спас, как всегда, случай. Вместе с первыми лучами солнца на гавань лёг туман, да такой мощный, что не только Башмакин успел проспаться, но даже командующий флотом запретил все выходы в море кораблей и полёты авиации.
Воздушные массы из далёких приполярных широт холодным фронтом заняли всю юго-восточную часть Балтики. До улучшения гидрометеоусловий флот оставался в пунктах базирования.
Отчёт, естественно, был закончен, но неприятный осадок у старпома, да и у штурмана остался до сих пор.
3
Дербенёв хорохорясь, как мог поднялся наверх, где его ждали матросы и ставшее за короткое время привычным дело – доставка торпед. Ему действительно нездоровилось. Кружилась голова, сильный озноб бил по всем частям молодого организма. Хотелось зарыться в тёплые одежды, а ещё лучше погрузиться в горячую ванну или оказаться, хотя бы ненадолго в обыкновенной русской бане.
– Товарищ командир. – К Чуйкову, стоявшему на причале и руководившему погрузкой, подошёл корабельный врач – майор медицинской службы Кленус Юрий Алексеевич.
– Чего тебе, док?
– У нас проблема…
– По твоей части?
– Так точно.
– Вот ты её и решай, а остального даже слушать не хочу. – Командир закрыл рукой зажигалку, и наклонился, чтобы прикурить сигарету. Порывистый ветер то и дело срывал пламя, мешая командиру не только курить, но и грузить торпеды.
– Но без вашего волевого решения мне вряд ли удастся разрулить эту проблему.
После многократных попыток Чуйкову всё же удалось прикурить. Он выпрямился и посмотрел на врача.
– И что там за вселенская проблема без руля?
– Дербенёв болен.
– Лечи.
– Легко сказать... – Увидев колючий командирский взгляд, Кленус запнулся. – У командира ЭНГ температура высокая. В течение сегодняшнего дня сбить её не удалось. Все симптомы указывают на острую респираторно-вирусную инфекцию, в сложившихся условиях может развиться пневмония. Нужна срочная госпитализация.
– Чего, чего тебе нужно, госпиталь? Сейчас. Вот только тапочки обую на ноги, вместо сапог и побегу сразу направление подписывать. А в семь тридцать утра ты вместо штурманёнка к прокладчику встанешь, и во время атаки кораблей торпедные треугольники тоже ты рассчитывать будешь? Молчишь? Вот что я тебе скажу, дорогой ты мой эскулап – Ибн-Сина хренов, ты деньги за что получаешь?
– Но …
– Без всяких но. За должность начальника медицинской службы, денежки тебе государство советское отстёгивает. Вот и занимайся своим делом. Лечи, понимаешь, хоть до самой диареи… И чтобы к утру все были здоровы. Иди, иди, Юрий Алексеевич, не мешай.
– Владимир Артемьевич, я делаю всё, что в моих силах, но без госпитализации мы можем не только офицера, но человека потерять.
– Какая к чёрту госпитализация, – Чуйков откровенно вышел из себя, – ты понимаешь своей башкой, что я не смогу до утра найти штурманёнку замену?
– А человеку?
– Знаешь, что? Не стращай. Ни в какой госпиталь Дербенёв не поедет, точка! Лечи на месте, и чтобы к выходу лейтенант был как штык! Самое большое, что я могу тебе позволить, это отправить его в санчасть дивизии.
– Товарищ командир, вы, очевидно, шутите? Что от этого проку? Что там, что в казарме или на лодке ; условия одни и те же. Это не выход. Нужна госпитализация, причём немедленная…
– Значит так. Я кому представление на должность начальника медсанчасти эскадры подписал? Тебе? Вот и докажи, что ты достоин этого назначения. Или я отзову представление к чёртовой матери.
– Да хоть увольте вообще. Товарищ командир, мы же не на арабском рынке, что ж мы торгуемся человеческой жизнью.
– Слушай, умник, уйди с глаз моих. Я всё сказал.
– Не уйду! Хоть стреляйте, пока не примете решение в пользу больного…
Истина в этом споре явно не желала рождаться.
Спорившие, будто глухари на току, доказывали друг другу свою правоту, даже не пытаясь выслушать оппонента. А Дербенёв тем временем продолжал возить торпеды. Когда у борта лодки было уложено ровно шесть, старпом разрешил передохнуть.
Спускаться на лодку не хотелось. Дербенёв сел на фальшборт пирса. Ноги гудели от усталости. По спине, между лопаток, текли струйки пота. Губы пересохли. На лбу выступила испарина.
– Сань, чего мучаешься? Подойди к командиру. – Из темноты появился Хомичев, прибывший с очередной партией торпед, на сей раз противолодочных, для погрузки в кормовые торпедные аппараты.
– Да не могу я...
– А через не могу?
– И через «не могу» не смогу. Просто нелепица получается какая-то: сам виноват в том, что простыл, сам значит, пренебрёг своим здоровьем. А на деле выходит, что у командира должна голова болеть, за меня любимого. Не-е-ет, это неправильно. Не стану я к нему обращаться. Стыдно.
4
Взведённый доводами врача до самого упора, как часовая пружина, Чуйков хотел было перейти на ненормативную лексику, но вдруг его взгляд упал на пирс, на сидевшего неподалёку Дербенёва.
Штурманёнок скукожился, прячась от вездесущего ветра за электрощитом. Весь его вид напоминал сейчас не боевого офицера, а какую-то мокрую курицу, или даже воробья, который не знает, где укрыться от назойливой слякоти. Командир перевёл взгляд на врача, потом ещё раз на Дербенёва и абсолютно спокойно спросил:
– Слушай док, ты не подскажешь, где куют такую сопливую гвардию?
– Товарищ командир, но это же, как всегда: стране нужны герои, а женщины рожают кого попало…
– Ты, очевидно, хотел сказать от кого попало? Давай сюда своего пациента. Но предупреждаю – никаких госпиталей. Максимум, на что я могу пойти, это отпустить его домой на ночь. Может жена вылечит, если ты не можешь?
– Нет у него сейчас жены. Уехала на сессию, экзамены сдавать.
– Тогда может одинокая соседка согреет, на ноги поставит молодого бойца?
– И соседка не поможет, там одни старухи по соседству проживают. Хозяйка квартиры и та – Герой Великой Отечественной…
– Док, а ты откуда знаешь такие интимные подробности? – повеселел командир.
– Владимир Артемьевич, я же врач, и в мои обязанности входит знать условия проживания экипажа…
– Короче. В семь утра Дербенёв должен быть на борту. В восемь выход. Всё!
5
В каюте врача было тепло, уютно и немного душно. От электрической грелки исходил специфический кисловатый запах. Перемешанный с запахом лекарств и ароматом поливитаминов, льющимся из большой открытой банки, он казался густым и пьянящим. То ли эта специфическая смесь и полумрак каюты, то ли усталость и высокая температура усыпляюще действовали на Дербенёва, но как только он разместился в кресле, сразу же захотелось вздремнуть. Веки налились свинцом и стали закрываться.
– Николаевич, не спи, – подбадривал своего пациента Кленус. – Слушай меня внимательно: приедешь домой, всё, что есть тёплого из одежды, уложи на постель, сооруди себе подобие медвежьей берлоги. Набери полную ванну горячей воды, брось туда пачку поваренной соли и полезай сам. Сидеть тебе там, пока вода не остынет до температуры тела. Понял?
Дербенёв утвердительно, но очень вяло кивнул головой.
– Да не спи ты, Сань! – врач наклонился и достал из стола двухсотграммовую пузатенькую бутылочку тёмного стекла с какой-то надписью по латыни на белой этикетке. – Теперь самое главное: вот эту микстуру предварительно вылей в стакан. Когда выйдешь из ванной выпей всё залпом, не принюхиваясь.
Слабеющее сознание Дербенёва всё же зафиксировало последнее указание врача.
– Она что, вонючая? – настороженно уточнил Александр.
Врач подчёркнуто строго посмотрел на больного.
– Самая обыкновенная.
– Может её разбавить чем?
– Ни в коем случае.
– А чем можно? – машинально переспросил больной.
– Только водой, – сдался почти без сопротивления доктор.
– А в какой пропорции?
– Три капли воды на двести граммов жидкости и ни каплей больше. Понял, Менделеев? – процедил сквозь зубы Кленус.
– Понял. Ну, я пошёл?
– Иди, лечись и не забудь, что в семь тридцать ты должен быть на борту.
6
Добравшись домой на случайном такси, Дербенёв констатировал, что холодной воды нет и в помине, зато есть сколько угодно горячей.
«Оно и к лучшему», – подумал Александр, – «доктор велел именно горячую воду заливать».
Осматривая кухню в поисках соли, Дербенёв нашёл мерный стакан с делениями и вылил в него содержимое пузатой бутылочки. Оказалось ровно двести пятнадцать миллилитров.
«Теперь самое главное найти холодную воду. Но где? – Дербенёв ещё раз осмотрелся по сторонам. – Эврика! В трубе должна остаться хоть малая толика»
Александр медленно повернул вентиль. Из трубы донеслось тихое шипение, похожее на свист.
«Странно?» – удивился Дербенёв и открыл вентиль до упора. Шипение прекратилось, труба немного вздрогнула, внутри что-то заурчало и на самом кончике крана появилась капелька воды. Александр быстро ухватил стакан с целебным средством и подставил его под капельку уже сорвавшуюся вниз.
«Одна», – начал счёт Дербенёв.
Вторая капля не заставила себя ждать и очень живо прыгнула в стакан.
«Две», – продолжил страждущий больной.
Третья капелька выкатывалась с трудом. Кран вместе с трубопроводом вздрогнул ещё раз, словно чихнул и затих.
«Три», – обрадовался Дербенёв.
Водопроводный кран, как бы осознавая всю ответственность сложившейся ситуации, напрягся из последних сил и отдал последнее, что у него было на благо своего заболевшего квартиранта…
7
Соль оказалась менее дефицитным товаром, чем холодная вода, и поэтому Дербенёв, не жалея, бухнул в кипяток ванной сразу две пачки. Попытка размешать содержимое рукой не увенчалась успехом. В обжигающий кипяток даже палец окунуть не удалось. Тогда Александр использовал для этой цели деревянные бельевые щипцы, висевшие здесь же над стиральной машиной.
Пока вода остывала, Дербенёв устраивал себе «берлогу» в дальней комнате. Достав из шкафов свои и некоторые хозяйские зимние одежды, он уложил всё поверх одеяла. Получился толстый и довольно пёстрый слоёный пирог.
Чтобы не проспать ранний подъём Александр пододвинул к подушкам два стула, установив на каждый по кастрюле с монетами мелкого достоинства и взведёнными на шесть тридцать будильниками. Для пущей верности на подоконник, ближе к изголовью, подтянул телефон, позвонил оператору и заказал услугу будильника на то же время. Чувствуя упадок сил, присел на кровать. Голова по-прежнему раскалывалась, сильно знобило, нос вовсе не дышал, жутко хотелось рухнуть на постель и забыться.
Дербенёв поднял голову. На шкафу одиноко скучал давно молчавший трофейный хронометр. Александр, снял его и огорчился – на старом немецком механизме отсутствовала функция будильника. С тыльной стороны хронометра был прикреплён небольшой крестообразный бронзовый ключик. Дербенёв машинально вставил его в небольшую нишу и провернул. Механизм немного напрягся, но потом всё же поддался настойчивости до боли знакомого ключа. Александр сделал ещё один оборот и прислушался. Старый хронометр ещё мгновение думал, потом, очевидно в благодарность, что его вспомнили, чем-то малиново звякнул изнутри и очень ровно, уверенно, как и много лет назад, зашагал по дороге времени: «цок-цок, цок-цок…»
«Приятный звук, но на что он похож?» – промелькнуло в подсознании слабеющего Дербенёва. – На женские каблучки по старой брусчатке в предрассветную пору» – осенило вдруг Александра.
«Цок-цок, цок-цок… Да вы больны, мой господин не телом, а сердечной болезнью. Везде вам девушки мерещатся, даже в моём мерном ходе», – словно обиделся старый хронометр в ответ.
Дербенёв очнулся, взглянул на хронометр, который по-прежнему был у него в руках. Прошло сорок минут.
«Что это я, уснул? У меня же ванная… И вода, очевидно, остыла?» – Александр поставил хронометр на место и направился в ванную комнату.
Купель была по-прежнему горячей, но Дербенёву всё же хватило выдержки погрузиться в пучину крутого рассола.
Кровь прильнула к лицу, в ушах зазвенело. Пульсирующие молоточки ударили по вискам. Стало необыкновенно легко и бестелесно. Внезапно наступил покой и умиротворение. Александр закрыл глаза и… потерял сознание.
8
Вода, в которую Дербенёв погрузился почти целиком, теперь ласкала прохладными объятиями. Сколько он пробыл в беспамятстве, Александр не знал, да это и не главное. Озноб больше не донимал, правда слабость по-прежнему властвовала над телом. Ужасно хотелось спать. В полудрёме или в полусознании, с трудом выбравшись из ванной, Александр направился на кухню к приготовленной микстуре.
Не чувствуя запаха заложенным носом, равнодушно, буквально одним глотком опрокинул Дербенёв содержимое стакана в себя и только тогда понял, что всё ужасное, но уже пережитое до сего момента не стоит и части тех ощущений, которые сейчас взорвались где-то внутри. Горло сначала обожгла шаровая молния. Затем, когда ненасытный прожигающий всё на своём пути комок огня провалился прямо в желудок, а оттуда, взорвавшись, устремился по всему организму, заполняя собой каждую жилочку, каждую клеточку от головы до пят, перехватило дыхание. Да так, что Дербенёв мог дышать только ушами и, пожалуй, глазами, причём последние должны были вот-вот вывалиться из орбит.
Первая мысль – «Яд», сменилась более спокойной, но не менее отчаянной – «Чистый медицинский спирт» и, только третьим в голову пришёл извечный русский вопрос: «Что делать?»
Не чувствуя ног Александр бросился к водопроводному крану, который мирно дремал на кухне тоскливо свесив свой латунный и давно обсохший носик над раковиной. Годами свыкшийся с мыслью, что раньше шести утра воду в трубопровод не подают, этот водяной трудяга даже не подозревал, что может кому-нибудь понадобиться раньше срока. Тем более, что последние свои капли он честно отдал накануне. Но не тут-то было. Дербенёв отчаянно крутанул вентилем на полный оборот, а в ответ тишина. Страждущий, как иссохшая в засуху земля, лейтенант обхватил кран обеими руками и сильно встряхнул его, но кроме слабого шипения ничего не услышал. Беззвучно шевеля губами как рыба, выброшенная на песок штормовой волной, причём камбала с глазами навыкат, Александр застыл над раковиной. Ему казалось, ещё мгновение и всё тело разорвётся на части от вакуума, образовавшегося в лёгких. Но, эврика! Внезапно спохватившись, он как влюблённый юнец взасос припал губами к носику любимого крана. Спазм почему-то отпустил и лёгкие со страшной силой потянули в себя столь необходимый воздух из трубопровода. Где-то, глубоко в самом подвале, что-то заклокотало, забулькало, трубы затряслись и по ним, прямо на второй этаж, точнее в рот Дербенёву хлынула спасительная влага.
Вдоволь напившись и потушив внутренний пожар, Александр отпустил из горячих объятий спасительный кран. В трубопроводе опять, что-то заурчало, и засвистело. Вода с шумом уходила вниз, а латунный спаситель укоризненно качал своим повлажневшим носиком.
«Неплохо было бы, что-нибудь, съесть», – промелькнула мысль. Александр потянул дверцу холодильника на себя. Увы, там его не ждали. К великой радости больного в хлебнице, в самом дальнем её уголке, нашёлся маленький чёрный сухарик, слаще и желаннее которого сейчас ничего не было.
9
Проснулся Дербенёв от какого-то страшного шума, заполнившего всю комнату. Справа от него грохотала кастрюля с монетами, в которой из последних сил надрывался электронный будильник, благо батарейка ещё не села. Его механический собрат давно затих, израсходовав весь завод пружины. На подоконнике всеми фибрами своей электронно-механической души завывал телефон. Кто-то отчаянно звонил и бился в дверь. Где-то под окнами шумели люди, бросая в окна камнями. Александр приподнял голову и взглянул на часы.
«Ужас?! Ровно семь тридцать. Я же должен быть давным-давно на борту». В мгновение ока Александр оделся и выскочил на лестничную площадку, а оттуда на улицу. Во дворе собралось как минимум трое матросов-оповестителей и еще несколько моторизованных членов экипажа. Кто на машинах, кто на мотоциклах, бурными овациями встретили они наконец-то проснувшегося товарища. А ещё через полчаса, успешно миновав южные ворота Новой гавани, лодка вышла в море.
Когда в штурманскую рубку вошёл корабельный врач, Дербенёв, привычно склонившись над планшетом узкости, вёл прокладку в точку погружения.
– Как самочувствие? – поинтересовался Кленус.
– В смысле? – удивился Александр.
– Вижу, микстура подействовала? – лукаво улыбнулся доктор.
И только сейчас Дербенёв понял, что он абсолютно здоров. «Ай, да доктор, ай, да Айболит».
IX. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ
1
Сданы все положенные зачёты на управление подразделением, пройдены соответствующие испытания. Завершён начальный, самый первый этап освоения молодыми офицерами первичных должностей. А лейтенантам, пришедшим на соединение буквально пару месяцев назад, кажется, что всё самое сложное уже позади, что все они стали настоящими профессионалами. В чём-то они, конечно, правы. Хотя бы в том, что большинство из них не дрогнули под напором первых неудач, не заскулили под натиском железа прочного корпуса. Доказав тем самым всем, и прежде всего самим себе, что они настоящие подводники.
Дербенёв весело шагал на подводную лодку. Радость без границ переполняла его сердце. А как же не радоваться, если только сейчас, перед строем командир объявил, что он – лейтенант Дербенёв стал не только «обстрелянным» дежурным по лодке, но и полноценным членом экипажа. Теперь он не «балласт» на корабле, а нужный и незаменимый винтик, без которого не существует единого механизма, работающего на победу. Победу над собой, трудностями и врагом. И зовётся этот винтик – командир электронавигационной группы.
Говорят: «цыплят по осени считают», вот и для Дербенёва пришла пора представиться офицерскому коллективу, как того требуют негласные традиции российского флота. Главным корабельным хранителем флотского этикета и церемониала на Б-224 был старейший член экипажа – командир ракетной боевой части капитан второго ранга Бризмер. Именно он объяснил молодому лейтенанту, что и зачем надо знать и как этими знаниями пользоваться. Так, например, ракетчик объяснил, что для вышеупомянутых целей лучше всего подходит ресторан «J;ra», поскольку в переводе с латышского его название читается как «море». Форма одежды офицеров экипажа для столь значимого мероприятия обычно назначается повседневная вне строя, но в белых рубашках – для тех, кто умеет себя достойно вести на публике, и гражданка – для тех, кто «слаб на пробку». Жёны, любимые женщины, матери детей офицеров, подруги, подруги подруг, знакомые и не очень знакомые девушки, с которыми офицерам обычно очень комфортно по жизни, на данное мероприятие не приглашаются. Прежде всего, потому, что представление по поводу назначения на должность это великое таинство…
Дербенёв внимательно, почти завороженно слушал ракетчика, который без устали как великий маг повествовал о неизвестной доселе тайне бытия. Александр сначала записывал, потом настолько увлёкся повествованием уважаемого офицера, что прекратил записи и чуть не уснул, в благостных ощущениях представив себя офицером на борту парусного корабля времён Петра Великого.
– Александр Николаевич, вы где? Вернитесь в грешный мир наш, – увидев остекленевший взгляд молодого подводника, окликнул Бризмер.
– Я? Я здесь, – спохватился Дербенёв. – Спасибо огромное за ваше участие в моей судьбе... Да, чуть не забыл. Мероприятие состоится в 19.00 ближайшей субботы, место – ресторан «J;ra», форма одежды и остальное как вы учили…
2
Жарков, худощавый русоволосый лейтенант-ракетчик, активно орудовал стареньким утюгом, тщательно отглаживая брюки на столе бытовой комнаты. Шапка, пущенная по кругу среди молодых офицеров, сыграла с ним злую шутку. Ненавистный клочок бумаги с датой дежурства по лодке в день представления Дербенёва достался именно ему. Рядом суетились матросы и старшины его дежурно-вахтенной службы.
«Дежурству и вахте приготовиться к построению…», – команда дневального заставила лейтенанта вздрогнуть и ускорить приготовления.
Несколько лет холостяцкой жизни, проведённых в казарме, приучили Юрия всё делать по команде. Как и раньше, в курсантские годы, он просыпался, принимал пищу, готовился ко сну и спал вместе с матросами и старшинами с разницей лишь в том, что он мог выбирать место отдыха, а матросы нет. Чаще всего Жарков располагался на отдых в комнате офицеров, реже на лодке – в четырёхместной каюте. Иногда, чтобы снять «сексуальное давление», он выходил в город. В Лиепае было немало увеселительных заведений, где «всяк приходящий» мог довольно быстро и без лишних хлопот найти себе такую же «страждущую» незнакомку, готовую провести с ним одну или несколько ночей.
Причин дефицита мужского внимания к прекрасной половине человечества, который наблюдался в провинциальном городке, под липами, было множество. Известно, что на весь Советский Союз существовал только один город Иваново, но городов невест в стране было гораздо больше. Мало того, что Лиепая портовый, морской город, для которого женщины на берегу, а мужчины в море это норма, так в нём построили ещё и швейную фабрику, ту самую «Лауму», где работали тысячи незамужних молодых женщин и совсем юных девушек и не только из Прибалтики.
Выбираясь на столь пикантные мероприятия, Жарков соответствующим образом одевался. Туфли жёлтой кожи, привезённые из Сирии, серый полушерстяной костюм из ГДР, английская рубашка в мелкую клеточку и стильный итальянский галстук, приобретённые в «Альбатросе», делали из простого скромного молодого человека настоящего дон Жуана. А купленные по-случаю штурманские часы-хронометр «Океан», завершавшие ансамбль вечернего туалета, как бы подчёркивали финансовую уверенность их обладателя.
Появление на улицах любого города СССР человека, одетого стильно, да ещё в импортную одежду, вызывало особый интерес окружающих. Это обстоятельство, переходящее у одних в зависть, а у других в восторг, всегда работало на пользу молодому ловеласу. Но сегодня судьба приветлива к другим. И Юрий Жарков, стоявший среди своих подчинённых в кителе и трусах, ничем не выделялся из толпы.
– Юрка, выручай, брат…– за спиной Жаркова послышался голос Картавина.
– Что случилось? – Юрий обернулся. – Я, кажется и так чем мог всех вас выручил. Вы в кабак, а я вой на маяк.
Картавин замялся, но продолжил.
– Тут такое дело выходит. У штурманёнка представление сегодня…
– И что? – не понял Жарков.
– А то, что старпом приказал мне идти в гражданском платье.
– Почему?
– Сказал, что я пить не умею, что могу всех опозорить и всё такое…
– Так иди по-гражданке. – парировал Юрий.
– Не могу. Жена гражданку не даёт. Требует, чтобы я шёл по- форме.
– А это зачем? – опять не понял Жарков.
– Говорит, я пить не умею, и могу её опозорить…
– Да, брат, задача.
– Слушай, Сань. – Жарков оживился. – Я знаю выход.
– Какой?
– Заступай вместо меня по кораблю?
– Н-е-е-т, брат, у меня другое к тебе предложение.
– И какое же? – огорчённо переспросил Юрий.
– Поделись своей гражданкой. Мы с тобой одной комплекции, одного роста. Я буду очень аккуратен. Честное подводническое. – Картавин лукаво улыбнулся и Жарков не смог отказать.
– Ладно, но с тебя бутылка «Белой лошади». Точно знаю, что в загашнике есть!
– Юрка, это же грабёж – за простую аренду шмоток, целую лошадь…
– Слышь, жмот, будешь артачиться ; пойдёшь в трусах. Больно нужен мне твой шотландский самогон.
Картавин почесал затылок, покряхтел, потом махнул рукой и, учитывая сложившиеся обстоятельства, согласился на условия, предложенные сослуживцем.
– Будь по-твоему. – улыбнулся Александр. – Но разопьём мы «лошадку» вместе. Идёт?
– По рукам, – согласился Юрий.
3
Ресторан «J;ra» был одним из самых почитаемых и посещаемых подводниками мест в Лиепае. Расположенный в старом двухэтажном здании, он занимал выгодное стратегическое положение между ювелирным магазином, церковью святой Троицы, пивным баром «Selga» и молодёжным кафе «Kaja». Значимость этого положения определялась тем, что для «разогрева» души подводника всегда подходил пивной бар. Осушив пару ; тройку кувшинов пива с неизвестными тогда ещё в нашей стране солёными сухариками или снетками, моряк-подводник набирался смелости и желания. После чего его, как правило, тянуло на подвиги с женщинами или милицией.
В первом случае моряк пытался попасть в «J;ru» что было не так просто, поскольку ключевую роль в защите ресторана от нежданных гостей во все времена играл швейцар по прозвищу Матвеевич. Настоящее имя стража нравственности и правопорядка не было известно никому, а вот о его службе на своём посту при Улманисе, при Гитлере и теперь при советской власти знали все.
Во втором случае администрация пивного бара предлагала «разогретому» посетителю на выбор либо успокоиться и вызвать такси, либо продолжить «разгуляево» и пообщаться с милицией, сотрудники которой дежурили тут же, у входа.
Если же подводник не мог одолеть неприступного и знаменитого стража ресторана «J;ra», ввиду полного отсутствия мест даже в буфете, оставался резервный вариант – кафе ресторанного типа «Kaja», где всегда было в необходимом количестве девиц желанного поведения.
Был, конечно, и совсем резервный вариант –ресторан «Liva», располагавшийся в одноимённой гостинице, практически напротив «Kaja». Но вариант этот был нежелательным, поскольку в гостинице проживало множество межрейсовых моряков торгового и рыбопромыслового флотов, с которыми у военных отношения всегда были, мягко говоря, натянутыми. Таким образом, посещать это увеселительное заведение можно было только большущей компанией, что для данного случая нереально.
Если же и «Liva» не улыбалась подводникам, жаждущим вина и доступного женского тела, оставался вариант молиться о грехах своих в церкви святой Троицы под звуки старинного и одного из самых больших органов Европы, как это делали финские егеря в 1918 году. А так как большинство советских подводников были атеистами, то в указанном случае они направлялись в ювелирный магазин, где их ждал огромный выбор достойных подарков, способных удовлетворить вкус и желания женщин всех возрастов и социальных ступеней, включая жён и невест. Надо сказать, что для «раскаявшихся» это был единственный беспроигрышный вариант.
4
– Судя по напряженным лицам собравшихся, пора начинать. – Капитан второго ранга Чуйков обвёл взглядом всех присутствующих за столом и продолжил, – товарищи офицеры, сегодня нам представился замечательный повод принять в отряд офицеров-подводников нового члена экипажа. И мне приятно сообщить, что это наш командир электронавигационной группы. Вам слово, Александр Николаевич.
Дербенёв слегка побледнел, что с ним случалось очень редко, встал и, взяв в руку бокал с вином, произнёс заранее подготовленную фразу:
– Товарищ командир, товарищи офицеры! Лейтенант Дербенёв, представляюсь по случаю назначения командиром электронавигационной группы штурманской боевой части подводной лодки Б-224. Прошу принять в коллектив.
Чуйков взглянул на своих подчинённых и, видя вокруг себя только радостные лица, ответил за всех:
– Принимаем, – потом скомандовал, – товарищи офицеры!
Офицеры поднялись со своих мест и подняли бокалы за своего нового побратима. На этом, пожалуй, и закончилось таинство принятия в коллектив. Был конечно ещё один повод для представления – старший лейтенант Башмакин получил новое назначение и занял место ушедшего старшего штурмана Толмачёва, но это уже другая история.
А сегодня всё шло обычным застольным чередом. Официантки уносили пустые тарелки и приносили новые блюда, меняли сервировку и напитки. На эстраде пела черноволосая молодая южных кровей певица с пышным и довольно открытым бюстом. Эта открытость притягивала взгляды мужчин, как бы маня и приглашая заглянуть глубже. Женщина красиво в такт музыке двигала округлыми бёдрами, бросая томные взгляды то одному, то другому зеваке. То тут, то там слышалось: «Ах, Лариса, ах, женщина», и только один Дербенёв произнёс с восхищением:
– Браво, певица! Брависсимо!
Видя какими горящими глазами лейтенант-именинник смотрит на эстраду, Манишевич предложил тост за прекрасных дам. Офицеры согласились и с удовольствием выпили, а Юрий Михайлович подошёл к Дербенёву и тихонько, чтобы никто не слышал, произнёс:
– Правило номер один. На мероприятиях где присутствует командир ; никаких женщин.
– А смотреть и радоваться за других можно? – переспросил лейтенант.
– Можно Машку за ляжку, а на Лари-джан смотреть тебе запрещено, и это правило номер два.
– А кто такая Лари-джан и почему на неё смотреть нельзя?
– Лари-джан происходит от слов «Лариса» и «джан». Что по-армянски значит Лариса прекрасная.
– И по-азербайджански тоже. Я, как никак, в Баку учился. Соображаю.
– Ну да. Я забыл. – Манишевич притворно извинился.
– Но всё же, почему нельзя смотреть? – Слегка захмелевший от двух бокалов вина, Дербенёв «на-равных» разговаривал со старшим помощником.
– Да потому, что у неё картотека заведена на таких зелёных, как ты.
– Зачем? – удивился Александр.
– Достоверно неизвестно, но в народе говорят, что она была замужем за одним негодяем, который прилюдно обвинил её в измене и сбежал куда-то в Армению. Оставив с дочкой на руках без всяких средств к существованию. С тех пор Лариса поклялась мстить всем мужчинам.
– И как она это делает?
– Да обыкновенно. Сначала подмечает молоденького лейтенанта, запавшего на её прелести, заносит его в свою картотеку и начинает обольщать. Причём всеми дозволенными и недозволенными способами, а после того как юнец влюбляется в неё, бросает простачка.
– Прекрасная месть. – Дербенёв кажется даже причмокнул.
– Это не всё. Юнец, после того как его бросили, как правило, начинает сохнуть по своей возлюбленной, изводить себя и окружающих. Женатые разводятся, холостяки впадают в запой. А в это время секс-мстительница заводит новый роман.
– И много у неё таких романов?
– Не знаю, но поговаривают, что в её картотеку занесены все лейтенанты, прибывающие в наш город даже на один день. Стоит только появиться в «J;rе» и всё, пиши «пропало…».
– Так уж и пропало, басни всё это, а вы не похож на баснописца. Так, что не стращайте. А девушка она всё равно красивая. – Дербенёв повернулся к товарищам, чтобы произнести традиционный третий тост.
– Девушка или певица? – уточнил, не без иронии, Манишевич.
– И девушка и певица, – невозмутимо констатировал Дербенёв.
5
«Hоmo sapiens» – человек разумный! Как величественно это звучало во времена Энштейна, Бора, Менделеева. Величие человека определилось не сразу и не Чарльзом Дарвином. Миллионы лет эволюционного процесса хитрую, агрессивную, но любознательную обезьяну превратили в мыслящий индивид, который по праву занял вершину в иерархии всех живых существ на Земле.
А каков же он сегодня, этот самый «ноmo»? Например, молодой здоровый подводник, вдруг оказавшийся на берегу после шестимесячного, а иногда и четырнадцатимесячного заточения в железной бочке, у которой ни окон, ни дверей. Может быть «человек безумный» или «человек условно рефлексивный?» Судите сами, стоит «ноmo» услышать: «Второй смене приготовиться на вахту» и у него сразу же вырабатывается желудочный сок, «По местам стоять со швартовов сниматься» и в душе буйствует неудержимая радость, «… на швартовы становиться» и «ноmo» впадает в депрессию. Но если этот застоявшийся «ноmo» услышит о женщине, в организме бедолаги начинаются необратимые процессы. Вырабатываются тестостерон, адреналин, начинаются обильные слюно - и прочие выделения, а фантазии взрываются таким буйством, что переплюнут замыслы всех сценаристов и режиссёров эротических и порнофильмов, вместе взятых. При этом «ноmo» не интересует ни возраст женщины, ни её комплекция, ни наружность ибо он «ноmo-самец»!
Картавин, изрядно приняв «на грудь», сидел за общим столом и тоскливо взирал на парочку девиц по соседству, то и дело стреляющих глазками по сторонам. Обе молоденькие, симпатичные, почти как сёстры. Одна блондинка в вечернем и сильно декольтированном платье, а другая шатенка в короткой юбке и серебристой блузке с оголённой спиной. Нет, лейтенант ещё не дошёл «до кондиции» и вполне реально мог управлять своими желаниями, но телом и мыслями уже с трудом.
Офицеры большей частью удалились на сигаретную паузу, виновник торжества также скрылся в буфете, пытаясь добыть хотя бы пару бутылок «Боржоми».
– О чём скучаем, молодой человек? – незнакомый голос прервал сонно-застольные размышления Картавина.
Лейтенант медленно поднял голову и увидел перед собой средних лет мужчину, также как и он одетого в штатское.
– Скорее тоскуем, чем скучаем…– равнодушно уточнил Александр.
– О чём же тоска-кручина если кругом столько веселья? – опять переспросил мужчина в штатском.
– Да вот смотрю на эту сладкую парочку и думаю: «Любит же их кто-то. Так почему же не я?».
– Действительно! Бери одну из них, а вторую оставь мне на законных основаниях.
– Это как? – не понял случайного собеседника захмелевший Картавин.
– Да обыкновенно. Этих девочек я сюда привёл и вон та, слева моя, а справа, которая в эротичном мини будет твоей. Усёк? Меня Степаном зовут, а тебя?
– Меня? – Картавин задумался, – Александром, Сашей значит.
– Вот и хорошо. Присоединяйся к нам.
– Спасибо… – Картавин кивнул головой.
Он не ждал столь стремительного знакомства, а тем более приглашения к столу и поэтому согласился не сразу. Степан, обнаружив отсутствие спиртного за столом, бросился искать официантку, что бы угостить гостя. Тем временем заиграла музыка, из динамиков полилась медленная мелодия и, Картавин, собравшись с духом, решился пригласить одну из девушек на танец. Его взгляд мгновенно среагировал на декольте и вырезы на платье одной из подружек, память тут же стёрла ненужную информацию о девушке в жутком мини. Александр встал, слегка шатаясь, поклонился кивком головы и представился:
– Саша, Александр, он же Искандер, можно Шура. Да, кстати, подводник. Разрешите пригласить вас…
Девушка в вечернем платье улыбнулась!
– Надежда, а мою подругу зовут Вера. Мне кажется, вы хотели именно её пригласить?
Картавин отрицательно замотал головой.
– Вера, Надежда. Только любви не хватает… А я так хочу… танцевать именно с вами.
Лейтенант протянул руку Надежде, приглашая её на танец, завершающие аккорды которого уже звучали в зале.
Внешне демонстрируя своё нежелание, девушка всё же согласилась. И следующая мелодия, не заставившая себя ждать, мгновенно подхватила пару в страстном ритме латиноамериканского танго.
К столику вернулся Степан, в руках у него красовалась бутылка «Советского шампанского».
– А где моя суженая? – уточнил он у Веры.
– В страстных объятиях молодого мачо, – улыбнулась девушка, кивая в строну эстрады.
Степан присмотрелся. В толпе, окружившей широким кольцом танцующую пару, он увидел свою супругу, трепетно прижимавшуюся к партнёру всеми, в том числе и запретными, частями тела, Картавина, пухлой ладонью удерживающего партнёршу гораздо ниже талии, то и дело мелькающие оголённые «донельзя» ноги и самое главное –декольте. Оно смущало Степана больше всего. Картавин в танце так резко отпускал партнёршу, удерживая её за руку, что казалось, будто она порхает, а декольте вот-вот раскроется, демонстрируя всем греховную плоть.
– А ты чего сидишь? – недовольно переспросил Степан Веру.
– А меня не приглашали! – обиженно ответила та.
– Я тебя приглашаю. – Мужчина схватил девушку за талию и буквально понёс к танцующим в круг.
Оказавшись радом с Картавиным, Степан не менее страстно закружил свою партнёршу, а в конце танца на радость зрителям не только изогнул её в «три погибели» уложив себе на ногу, но и поцеловал в губы. Публика радостно аплодировала и кричала «Браво». Картавин, оказавшись в тени славы, решил повторить то же самое и вернуть лавры победителя. Он резко выбросил партнёршу в последнем па, потом не менее резко притянул к себе и, обхватывая левой рукой за талию, изогнул назад. Декольте распахнулось и всё то, чего так боялся Степан, и о чём подсознательно мечтали все мужчины в зале, произошло. Не видя этого и не понимая, от чего вдруг взорвалась неистовством публика, Картавин припал губами к устам Надежды, та отшатнулась и… Александр, так же как и Степан, обнаружили причину восторга публики.
Слабо контролируя свои действия и искренне пытаясь помочь девушке в пикантной ситуации, Картавин принялся заправлять всё выпавшее на свои места. На что Степан отреагировал очень быстро и конкретно – ударом справа в левое ухо лейтенанта. Ещё не понимая за что, но уже чувствуя боль, Александр ответил аналогичным приёмом, но в глаз обидчику.
– Подводники ОВРу бьют! – завопил, падая Степан.
Несколько человек вскочили со своих мест и направились к опрокинутому и кричавшему ОВРовцу, пытаясь «разобраться» с Картавиным. Подводники, собравшиеся к тому времени за своим столом, а также сочувствующие сделали то же самое, только защищая своего товарища.
Манишевич пробравшись сквозь толпу, оказался между двумя «стенками». Группа подводников была явно мощнее своих оппонентов.
– Ну что, соколики, погуляли? – старший помощник обратился к малочисленным представителям охраны водного района. – Надоело просто водку пить? Пора и морды побить?
Высокорослый Юрий Михайлович был не только выше всех, но и трезвее многих, поэтому выглядел сейчас скорее арбитром на ринге, чем участником поединка. В ответ на его замечание ; ни звука. И только мужчина в штатском, вытирая кровь с лица, простонал:
– А что он мою жену лобызает прилюдно. Я ему девку, говорю, бери, а он мою жену «в засос», да ещё стриптиз устроил…
Юрий Михайлович засмеялся.
– И кто ж это в «J;ru» с женой ходит. Сюда, брат, все по отдельности ходят ; и жёны, и мужья или ты не местный?
– Я, что? Мы из Таллинна, первый раз здесь.
– Тогда всё ясно. Поясняю, для пионеров «Если уж пришёл с женой в этот ресторан, то не оставляй её ни на минуту, дабы чего не вышло». Уяснил правду жизни?
– Да, всё понятно, – нехотя подтвердил Степан.
Манишевич повернулся к своим.
– Всё, мужики, цирк закрыт. По техническим причинам мордобой переносится до следующего раза. Давайте гулять дальше. А ты, красавчик, – теперь Юрий Михайлович обратился к Картавину, – собирайся, поедешь домой. Хватит на сегодня приключений.
Толпа зевак, так же как и «противников» быстро растворилась за столиками. Картавин побрёл к столу, что бы выпить «на ход ноги», Надежда под восхищёнными взглядами мужчин и укоризненным взором супруга чувствовала себя «не в своей тарелке» и только Вера – девушка в жутко коротком мини и оголённой спиной пока оставалась без любви и участия в этот прекрасный вечер.
6
Дербенёв, будучи назначенным за безопасную посадку Картавина в таксомотор, спускался по лестнице ресторана, придерживая набравшегося «по самую ватерлинию» товарища.
А как не набраться? Ведь сколько всего хорошего было сказано и, за всё надо выпить. Сначала пили «на ход ноги», потом «по стременной», после ; «на посошок», не забыли и «на коня», а затем просто пили…
Лейтенанты медленно двигались в толчее желающих покинуть ресторан. Многие посетители отправлялись домой именно сейчас, после двадцати двух часов вечера, когда официально заканчивалась музыкальная программа и наступало «съёмное» время. Время, когда наметившиеся в процессе многостороннего ресторанного общения особи обоих полов пытаются найти себе пару, хотя бы на ночь.
Впереди мелькнула оголённая спина и чёрная мини юбка. Засыпающий на ходу, Картавин внезапно встрепенулся, из последних сил пытаясь вспомнить, где это он уже видел. В туманном сознании подводника мелькнула неуправляемая мысль: «Вера, Надежда, л-ю-б-о-вь…». Девушка в мини продвигалась на выход, с каждым шагом превращаясь в мираж.
– Вера, вы куда? – окликнул её Картавин и попытался вырваться из цепких рук Дербенёва.
– Домой, а куда же ещё. Вы ведь меня никуда не зовёте…
– Как домой, прямо сейчас, ночью? – не сообразил Картавин.
– Ну, да сейчас, а когда же ещё? – ответила девушка.
– В Та-л-л-и-н-н? – глаза новоявленного ухажёра округлились от недоумения.
– Вот ещё. Я в Лиепае живу. Это мои друзья из Таллинна.
Картавин заметно повеселел и даже расправил плечи.
– А разрешите я вас провожу? – галантно предложил он.
– Провожайте, разрешаю. Если, конечно, вы в состоянии самостоятельно добраться до такси.
– Что вы такое говорите? Мы, подводники, просто рождены быть галантными кавалерами. Правда, тёзка? – Картавин умоляюще посмотрел на Дербенёва.
– Правда, правда, – не придавая значения словам, согласился тот.
Видя обоюдное согласие на спаривание, Дербенёву ничего не оставалось как поймать такси и, усадив неугомонную парочку в машину, перекреститься.
7
По возвращении к столу Дербенёв не стал выдавать «военную тайну» о том, куда и с кем Картавин уехал на такси …
Ночью Картавин в казарму не вернулся. И утром тоже. Около шести утра Жарков поднялся на пирс, чтобы проверить верхнюю вахту подводной лодки. Лёгкий морозец, слишком ранний для этой поры, пощипывал щёки. Мелкие лужицы на причале сковало коркой льда. Где-то на востоке, там, за деревьями и домами по улице Яна Райниса (Raina iela) небо раскрасилось багрянцем восходящего солнца. Наступал новый день. Вместе с ним приходили новые желания и новые мысли, чаще всего очень воскресные.
Юрий закурил и, предвкушая, как они с Санькой Картавиным «погуляют» под «Белую лошадь», принялся размышлять: «Не пришёл спать ни на лодку, ни в казарму ; значит всё срослось, – подумал Жарков, – иначе и быть не может, ему ведь «по-гражданке» домой нельзя ; жена зашибёт, а рука у неё тяжёлая. Да и мне достанется, что одежду предоставил…»
Не появился Картавин и днём на лодке, и после смены Жаркова с дежурства не пришёл, хотя обещал. И только в понедельник, за пять минут до подъёма флага лейтенант Картавин предстал экипажу во всей видимой красе. Щёки исцарапаны, во весь лоб ссадина, под левым глазом огромный синяк с кровоподтёком.
– Что случилось на этот раз? – с металлом в голосе спросил Чуйков, когда на пирсе остались только офицеры.
– Я только утром, вчера домой пришёл, – робко ответил лейтенант опуская голову.
– И где мы ночевали? – сурово спросил старпом.
– Вот также и жена спросила, только сначала скалкой заехала по физиономии…
– А потом? – допрос с пристрастием продолжил Манишевич.
– А потом чугунной сковородкой. Я упал. Она всё бросила и давай меня по щекам хлестать.
–Чем? – с сочувствием спросил замполит.
– Руками, – с ужасом в глазах произнёс Картавин, – а на пальцах у неё маникюр и ногти что лезвия. Хлестала пока кровью не умылся.
– И всё это только за то, что пришёл утром? – удивился Жарков.
– Нет, не только…– ответил Картавин.
– Так за что же? – переспросил Жарков.
– Я босиком пришёл…
– Как босиком, а где мои ботинки? – удивился Юрий.
Картавин виновато посмотрел на Жаркова, но продолжил:
– У меня их украли…
– Где украли? – хором спросили офицеры.
– Понимаете… В такси я уснул и меня… высадили на остановке. – Картавин умышленно не стал уточнять, кто его высадил, чтобы не предать Дербенёва, хранившего тайну того вечернего отъезда. – Очень хотелось спать. Автобусы ночью, как известно, не ходят, такси не было, и я решил прилечь. Ну, подождать транспорт и отдохнуть немного. Снял куртку, положил её под голову, чтоб мягче лежалось… голове. Ботинки поставил под скамейку, как сейчас помню.
– Ты, что, идиот? – ужаснулся Жарков.
– Не знаю, наверное, нет. Хотя… – запнувшись, Картавин продолжил повествование. – В тот момент и в том состоянии мне показалось, что я уже пришёл, в смысле домой… и надо раздеться.
– Ты не пришёл, ты приехал! – в сердцах бросил Жарков и сплюнул, а Картавин всё продолжал.
– Проснулся я с рассветом, от какого-то шума. Кругом люди разные снуют. Автобусы ходят. А один огромный такой, жёлтый, стоит прямо на остановке и люди туда-сюда, туда-сюда входят и выходят. Очень холодно было, а Юркиных куртки, ботинок и часов уже не было. Вот я и пошёл домой, не идти же мне босиком и в рубашке по гололёду в казарму…
Картавин замолчал и с надеждой, как побитая собака на хозяина, посмотрел на своих товарищей.
– Логично, только что будем делать с этим чудом, товарищи офицеры? – Чуйков посмотрел на подчинённых, ожидая услышать их мнение.
Все молчали. Тогда командир обратился к Дербенёву.
– А скажи-ка, штурман, что ты думаешь по поводу случившегося? Как бы ты поступил на моём месте?
– Мне до вашего места, товарищ командир, даже если стану на плечи штурману не дотянуться, – стесняясь, ответил Дербенёв.
– И всё же! – Чуйков настаивал на ответе.
Дербенёв собрался с духом и вынес вердикт:
– Ущерб, нанесённый Жаркову возместить в полном объёме. С женой помириться любым способом и ... – Дербенёв остановился, не зная, что говорить дальше.
– На ближайшем партийном собрании рассмотреть поведение молодого коммуниста Картавина со всеми вытекающими последствиями, – продолжил замполит.
– И на год лишить права участвовать во всех офицерских мероприятиях, за исключением турнира по шахматам и спартакиады соединения по зимним видам спорта, – добавил старпом.
– Утверждаю! – завершил командир.
Вечером того же дня все офицеры, возглавляемые старшим помощником приложились к «Белой лошади», безропотно выставленной Картавиным в качестве объекта мирового соглашения. Правда в обязанности самого Картавина входил только розлив и созерцание происходящего.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Неважно кто ты, сотый раз идущий под волну
Иль молодой матрос, впервые покоряющий глубины,
Перед отцом небесным все равны, все у судьбы в плену,
Перед победой и пред гибелью едины.
Автор
X. ПЕРВЫЙ ПОХОД
1.
Довольно быстро пролетел предпоходовый период, и настало время выхода в море на боевую службу. Как бы ни было жаль расставаться с берегом, суровая правда подводной службы, заключавшаяся в простом слове «надо», снова взяла верх и всякие сопливые всхлипывания по этому поводу здесь неуместны.
Прошло всего три месяца как лейтенант Дербенёв прибыл на лодку, всего месяц как сдал на допуск к самостоятельному управлению группой, но какие это были месяцы? За этот короткий период из юного желторотого птенца стал формироваться подводник, причём подводник с характером ; офицер, который умеет не только самостоятельно мыслить, но и принимать решения, не боясь ответственности за них.
Первый автономный поход в качестве штатного члена экипажа сильно отличается от того далёкого похода на опытовую боевую службу, в котором Дербенёв участвовал ещё курсантом, но опыт штурманской службы, полученный тогда, сейчас был очень важен для Александра, так как другого у него пока не было.
В кратчайшие сроки «откатав» все положенные курсовые задачи, Б-224 вышла в море для решения задач боевого патрулирования в непростых условиях Северного и Норвежского морей. В разгаре был период осенне-зимних штормов, которыми так славится северная Атлантика. Именно это обстоятельство меньше всего радовало экипаж, поскольку «бить зарядку батареи» в таких условиях ; удовольствие не из приятных. А если учесть, что лодка во время всплытия какое-то время находится в позиционном положении, когда над водой видно только ограждение рубки,то становится понятным, почему приятного в этом мало.
Нельзя сказать, что начавшийся поход был чем-то новым для труженицы «Джульетты» , но с Балтийского моря в столь ответственный поход она вышла впервые. Впервые после перебазирования из Ура – губы, что на севере Кольского полуострова, в Новую гавань на Балтике ей предстояло проверить свои силы в вооружённом противостоянии с вероятным противником. Причём неоднократно и не виртуально, а фактически и в течение нескольких месяцев. По решению командования ВМФ СССР именно этой лодке выпала честь стать первопроходцем по освоению нового морского театра возможных военных действий. Ранее на Балтике лодки данного типа не базировались, и теперь внимание к этому походу было приковано не только руководства ВМФ СССР, но и командования ОВМС стран ; членов НАТО.
Ещё вчера Дербенёв бегал по штабу с зачётным листом и переживал за каждую выставленную в нём оценку, а теперь оценки ставила сама жизнь и ни где-то на бумаге, а в самой судьбе. Новая самостоятельная и очень ответственная работа теперь была его главным экзаменатором в походе. По итогам этой работы станет ясно, насколько молодой лейтенант готов называться полноценным членом экипажа.
– Штурман, не спать. – Чуйков протиснулся сквозь узкую дверь штурманской рубки и припал к карте. – Справа пять визуально виден навигационный знак «Мён юго-восточный». Ты готов к работе?
– Так точно, товарищ командир, готов. Только что на РЛС распознал мысы Аркона и Дарнбуш. – Дербенёв вытянулся, приняв строевую стойку.
– Да ты не солдафонствуй, Александр Николаевич, не на крейсере «Октябрьская революция». Лучше покажи планшет пролива Кадет ; Реннен.
Дербенёв взял планшет с диванчика и разложил перед командиром. Чуйков измерителем сделал несколько «шагов» по водной глади пролива и обратился к Дербенёву:
– За пятьдесят кабельтов до этого места, – командир карандашом прочертил линию в районе рифа Гедсер – Рев, – доложить на мостик. Остальное по инструкции: «тревога» там и прочее, понял?
– Понял, Владимир Артемьевич…
Командир удивлённо посмотрел на штурманёнка и улыбнулся чему-то своему.
– Ну, просто схватываешь на лету.
– Так ведь не на крейсере. – Дербенёв тоже улыбнулся, глядя на выходящего из рубки командира.
– На крейсере, штурман, на крейсере. Только на подводном. В этом вся разница.
2
Первые две недели подводного плавания с периодическими всплытиями на заряд аккумуляторной батареи и приём информации с берега ничем особенным не отметились. В районах всплытия, как правило, было чисто от целей. Погода показывала неблагоприятный нрав, чаще штормовой. Господа из НАТО не утруждали себя потугами в столь скверных условиях выгонять ударные или противолодочные силы из своих уютных насиженных мест. Единственным нарушителем спокойствия в районе патрулирования оставался самолёт «Орион ; Р3С» ВМС Норвегии, «утюживший» зону ответственности с постоянной периодичностью, невзирая на морось в небе и кашу на море, но здесь союзником Б-224 была низкая девятибалльная облачность и очень плохая видимость. Цели, которые командир лодки обнаруживал визуально на каждом всплытии, большей частью принадлежали семейству тружеников моря. Рыболовные сейнеры, которых стихия застала в море, группировались целыми флотилиями, пережидая непогоду, чтобы потом, как стихнет, сразу ринуться на поиск добычи.
Экипаж за короткое время полностью адаптировался к новым условиям обитания ; размеренному и практически неизменному ритму автономного плавания. Вахтенные офицеры вошли во вкус управления сменами и кораблём. Единственное, что немного напрягало всех в этом походе, так это присутствие на борту заместителя командира дивизии подводных лодок.
Воспитанный в лучших флотских традициях, очень образованный и интеллигентный, Владимир Андреевич Денисенков отличался крайне обострённым чувством долга. Наверное поэтому, не успев спуститься в центральный пост, ещё там у причала, перед самым выходом в море, он настоял, чтобы Чуйков расписал его на командирскую вахту. С тех пор Дербенёв, будучи вахтенным штурманом, всегда попадал в смену именно с ним. Вот и сегодня перед всплытием на пополнение запасов воздуха и заряд АБ Денисенков зашёл к вахтенному штурману, чтобы уточнить прогноз.
– Как там с погодой? – поинтересовался заместитель командира дивизии, кивком головы показывая наверх, как будто Дербенёв мог видеть сквозь толщу воды.
– С учётом долгосрочного прогноза и принятых навигационных предупреждений, товарищ капитан первого ранга, по нашему району море баллов пять, не меньше. Причём вот здесь, сказано, что… – Александр открыл журнал принятых сообщений о гидрометоусловиях и зачитал дословно – «…во второй половине дня ветер ожидается северных с переходом на северо-западные направления силой 17-20 м\с с дальнейшим усилением в порывах до 22 – 25 м\с, волнение моря 5 – 6 баллов».
– Весело… Но это же прогноз только на вторую половину дня, а сейчас уже ночь? – уточнил Денисенков.
– Картинка, которая вырисовывается по имеемому прогнозу, и анализ активности циклонической деятельности, характерной для данного района в данный период года, основанный на многолетних наблюдениях, позволяет предположить, что ветер будет скорее западным, чем северным или северо-западным.
– И каким курсом главный гидрометеоролог Б-224 предлагает всплывать? – Денисенков посмотрел на карту, чтобы определиться по месту.
– Исходя из вышеизложенного, я рекомендовал бы курс всплытия в секторе 255 ; 285 градусов.
– Предлагаешь или рекомендуешь? – переспросил командир дивизии.
– Рекомендую, – уверенно ответил Дербенёв.
– А почему не «предлагаю», – нарочно, как бы не замечая разницы, уточнил Денисенков.
– Потому что я штурман и мои расчёты научно обоснованы, следовательно: не требуют утверждения старшим начальником, как это бывает в случае с предложениями.
– Во загнул, просто заслушаешься. – Это где ж так скрупулёзно учат штурманскому делу? – заместитель командира дивизии готов был рассмеяться, глядя на гордое и по-мальчишески озорное выражение лица юного лейтенанта.
– В Каспийском училище! – без промедления и тени лукавства ответил Александр.
– Ну что ж, товарищ вахтенный штурман, всплывём и проверим достоверность твоих научных изысканий.
Денисенков выглянул из штурманской рубки в центральный пост и, обращаясь к вахтенному офицеру, скомандовал:
– Учебная тревога. Приготовиться к всплытию на заряд аккумуляторной батареи…
3
Ночь встречала подводников сильным волнением, которое чувствовалось даже на глубине 40 метров, а под перископом на глубине 10 метров и вовсе то нос, то корму периодически выбрасывало на поверхность.
Чуйкову не удалось через окуляр перископа разглядеть фактические гидрометеоусловия, и он продиктовал для записи в вахтенный журнал погоду, которая была получена сейчас, в сеанс связи. Ещё раз осмотрев горизонт визуально, насколько это было возможно, выслушав доклад от радиометристов и радиоразведчиков об отсутствии целей по результатам пассивного радионаблюдения, Чуйков приказал боцману всплывать курсом 350 градусов.
– Владимир Артемьевич, – Денисенков, одетый в меховую куртку-«канадку» подошёл ближе к открывшемуся люку в боевую рубку и негромко напомнил, – штурман рекомендовал курс всплытия западных направлений.
– Помню, – ответил Чуйков, – но штурман пока не видел последнее сообщение о погоде, а мне его уже доложили…
– Что ж, тебе видней, – согласился замкомдива, поднимаясь за Чуйковым наверх по трапу.
– Продуть концевые цистерны главного балласта, – скомандовал из боевой рубки командир и направился открывать верхний рубочный люк.
Как только в трубопроводах высокого давления стих шум вырывающегося из баллонов воздуха и лодку стало валять с борта на борт в объятиях волн Чуйков повернул кремальеру и взялся за ручку люка. Защёлка на замке сработала, и командиру осталось только открыть сам люк. Навалившись всем телом, Чуйков попытался поднять его, но с первого раза это не удалось. Не удалось и со второго. Командир слышал, как там, за люком, волны перекатываются через ограждение рубки, как беснуется штормовой ветер, пытаясь загнать лодку обратно в морскую пучину, но выбраться из прочного корпуса пока не получалось. Чуйков навалился ещё раз, но люк по-прежнему «упорствовал» и не хотел поддаваться. Командир застыл в позе Атланта. Казалось, железо «специально» закисло и «умышленно» не хотело открываться, несмотря на регулярное проворачивание и смазывание. Денисенков, стоявший на трапе ниже Чуйкова, предложил свою помощь. На что командир промолчал, предпринимая очередную попытку. Он изловчился, прижался плечом к люку и, собравшись из последних сил, нажал на него ещё раз, издавая при этом страшные звуки, похожие на крики борцов сумо. Немного «поартачась», люк скрипнул и всё же поддался. Медленно начав открываться, он очень быстро откинулся назад.
В лодку со стоном ворвался свежий воздух, а вместе с ним и необузданная стихия моря. Командир не успел даже показаться из люка, не сделал и шагу по трапу, как в левый борт ударила очередная волна. Она была такой огромной, а удар такой сильный, что вода в считанные секунды заполнила всё межбортное пространство и хлынула в центральный пост через только что открывшуюся шахту верхнего рубочного люка. Не выдержав образовавшегося водоворота, сорвались и полетели вниз и командир лодки, и его начальник. В центральный пост они упали вместе ; заместитель командира дивизии, на плечах которого сидел командир лодки, а следом, как в гигантскую водопроводную трубу, устремились тонны солёной морской воды. Лодка сильно накренилась на правый борт и на некоторое время замерла в таком «неудобном» положении, как будто какая-то неизвестная сила удерживала её в этой страшной позе.
– Аварийная тревога. Поступление воды в центральный пост… – закричал Чуйков, как только оказался на палубе.
По корабельной трансляции и аварийному телефону команду продублировали в отсеки, звуковая сигнализация не сработала…
– В чём дело, почему не работает ревун? – закричал Чуйков. – Правый средний вперёд. Лево на борт. Ложиться на курс 270 градусов. Задраить верхний рубочный люк. Поднять перископы. Вахтенный офицер, вести наблюдение за надводной обстановкой через зенитный перископ.
– Товарищ командир, – раздался голос боцмана, – руль прямо, не управляется ни от судовой, ни от рулевой систем гидравлики, прошу разрешения перейти на резервное управление из восьмого отсека.
Вслед за ним доложил штурман Башмакин:
– Аварийно остановлен навигационный комплекс. Отключилось всё электропитание. Отсутствует трансляция курса по всему кораблю, не передаются показания искусственного азимута и искусственного горизонта на ракетный комплекс. Применение ракетного оружия невозможно.
Лодку качнуло ещё раз, правда с меньшей силой, через открытый люк снова хлынула вода.
– Да закроет этот люк кто нибудь сегодня? – Чуйков ухватился за поручни трапа перед штурманской рубкой. – Штурман, править по магнитному компасу. Вахтенный офицер, перейти на управление вертикальным рулём из восьмого. Механик, доложить обстановку.
В центральном посту появился чёрный дым, сопровождаемый запахом гари. На средней палубе послышался шум бегающих людей, а через секунду Картавин уже кричал снизу:
– Аварийная тревога! Пожар в агрегатной центрального поста, горят автоматические переключатели сети и агрегаты питания № 1 и № 2.
Старший механик бросился вниз. Чуйков застыл над входом на среднюю палубу, откуда клубился дым.
– Ну что там, бойцы? – прокричал он.
Через минуту-другую в проёме появился Арипов. Сняв портативное дыхательное устройство, механик доложил:
– Товарищ командир, пожар, вызванный коротким замыканием от попадания забортной воды, ликвидирован, но все агрегаты четвёртого отсека вышли из строя, их просто залило водой. Залиты часть штурманских приборов и аппаратуры связи, обесточен ГОН , по той же причине, в трюм принято не меньше восьми тонн воды, сейчас на откачку работает только помпа. В таких условиях погружаться не можем.
– Что предлагаешь?
– Предлагаю первым делом восстановить работоспособность агрегатов питания, обеспечивающих связь, курсоуказание и применение оружия.
– Согласен. Хотя другого нам и не остаётся. Сколько понадобится времени?
Арипов задумался.
– Не меньше четырёх часов, а с учётом заряда АБ может быть и больше, – старший механик поднялся в центральный пост.
– Больше не получится, дальше наступит рассвет, а вместе с ним ; потеря скрытности со всеми вытекающими последствиями.
– Предлагаю электропитание навигационного и ракетного комплексов обеспечить от одного агрегата «АПО ; 20/50» № 3 по нештатной схеме.
– Давай, Михаил Александрович, действуй, времени крайне мало…
Чуйков и Арипов доложили обстановку, сложившуюся в результате пожара, заместителю командира дивизии, всё это время находившемуся здесь же в центральном посту.
– Вы не доложили главного! – Денисенков строго посмотрел на подчинённых. – Что с людьми там, на средней палубе?
– Жертв нет! Картавин и штурманский электрик Лемешев получили лёгкие ожоги конечностей во время борьбы с пожаром. Использовано девять, – Арипов посмотрел на своё дыхательное устройство, – точнее десять портативных дыхательных устройств ПДУ-2.
– Хорошо, пусть врач осмотрит всех и доложит мне о состоянии здоровья пострадавших, особенно матроса Лемешева.
Денисенков приказал записать о случившемся в вахтенный журнал и направился на среднюю палубу. Экипаж приступил к ликвидации последствий столь неудачного всплытия.
Через несколько минут лодка легла на заданный курс, выбранный командиром. Против волны бортовая качка стала значительно меньше, правда и на встречной волне вода всё же перекатывалась через надстройку. Поэтому командир принял решение люк не отдраивать.
Для несения ходовой вахты вахтенный офицер помимо меховой кожаной куртки и таких же штанов облачался в прорезиненный комплект химзащиты и пристёгивался поясом со стальной цепью к ограждению рубки, чтобы не оказаться за бортом. Его дублировал второй вахтенный офицер, который нёс вахту на командирском перископе в боевой рубке. В силу того, что АНС «Лира» по-прежнему была обесточена, командир предоставил зенитный перископ в распоряжение штурманов для определения места по звёздам, которых на небе в эту ночь практически не наблюдалось. В разрывах тяжёлых свинцовых облаков периодически появлялась Луна – вечная спутница влюблённых, но от одинокого светила толку было мало и штурмана налегали на определение места по данным космических спутников, которые, к сожалению навигаторов, в зоне видимости появлялись не часто.
Очередной раз подойдя к перископу, Дербенёв вдруг увидел между волнами какие-то огоньки.
– Товарищ командир. Наблюдаю группу судов по пеленгу 260 градусов…– доложил Дербенёв, продолжая осматривать небосвод.
– Кого там леший носит в такую погоду? – возмутился Чуйков и направился в боевую рубку.
Пока командир поднимался, Гончар – вахтенный офицер в боевой рубке ; тоже обнаружил суда. Рыболовные сейнеры количеством три единицы, так же как и Б-224 боролись с непогодой несколько в стороне от лодки на дистанции около четырёх – пяти миль.
– Штурман, – Чуйков нажал тангетку переговорного устройства, – вправо можем подвернуть, градусов тридцать?
– Можем влево, товарищ командир. Ветер меняется влево, и мы за ним, а вправо нежелательно, усилится бортовая качка и заливаемость мостика.
– Влево мы на рыбаков пойдём и скоро будем вместе с ними рыбу ловить. – уточнил Чуйков.
– А почему бы и нет, товарищ командир… – в разговор вклинился боцман. – На перископ цепляем переноску, включаем носовой якорный и бортовые огни, получаем средний рыболовецкий траулер. Гуляй ; не хочу, только близко не подходить.
– Слушай, старый хрыч, а ведь может и получиться. – Согласился командир. – Давай бегом готовь переноску и удлинитель, только снабди её снизу щитком, чтобы наш корпус не освещала.
4
Ровно шесть часов лодка оставалась на поверхности взбунтовавшегося океана, и ровно шесть часов весь экипаж боролся за свою «Джульетту». За это время лодка оказалась в окружении не только ранее обнаруженных рыболовных судов, но и других, присоединившихся «на огонёк». Медленно, но уверенно наступало утро. Какими бы яркими ни были огни ночью, днём их всё равно не видно. И если час назад по этим огням лодку можно было принять за небольшое судно, барахтающееся в ночи, то с рассветом всё становилось на свои места. Пришлось вахтенного офицера с мостика убрать в боевую рубку, а лодку погрузить в позиционное положение. Таким образом, иногда между волн появлялось ограждение рубки, что издали можно было принять за небольшой сейнер…
Спасибо старшему помощнику ; «шила» в эту ночь никому не жалели. Спиртом пропитались и пропахли не только контактные узлы АПС , агрегатов и других узлов, но, казалось, и мысли отдельных подводников. Иначе как можно объяснить, что к моменту погружения лодки после заряда АБ в резервах отдельных команд и групп спирта не только не убавилось, но даже прибавилось всем на радость, за исключением старпома, заведовавшего столь востребованным «продуктом».
XI. САМЕЦ
1
Конец декабря 1982 года выдался сырым и непроглядно-туманным. Лиепая встречала подводников тающим снегом и серым небом. Тридцать двое суток первого похода после перебазирования подводной лодки с Северного на Балтийский флот пролетели довольно быстро, можно сказать даже очень быстро, поскольку до настоящего времени на столь короткий период офицеры и мичманы в автономку ещё не ходили. Обычное плавание для экипажей «Джульетт» длится около полугода, а «Фокстротов» ; до года и более.
Портальный кран на сорок шестом причале замер вместе с выстроившимися для встречи экипажами соединения и членами семей. Издали казалось, что он даже присел, низко опустив свою голову из-под туч. Стальной исполин пристально всматривался в лица подводников, как бы пересчитывая и проверяя: все ли вернулись из похода?
Б-224 возвращалась к ставшим родными прибалтийским берегам без потерь. Позади остались не только три тысячи штормовых миль Северного и Норвежского морей, но и беспокойные, мелководные Балтийские проливы, которые почти вслепую «на брюхе» проползла она при возвращении домой.
Когда борт лодки мягко коснулся причала, Дербенёв с удовольствием заполнял последние клеточки отчёта о походе. Подытоживая основные показатели плавания и предвкушая встречу с любимой, он даже забыл о том, что впереди предстоит тянуть жребий из шапки «по-кругу», чтобы выяснить, кому дежурить по лодке сегодня ; в день прихода, а кому завтра… Для него всё это было вторично, главное то, что поход завершён. Первое серьёзное испытание пройдено. Теперь в его жизни всё будет по-другому, не как раньше. Теперь он настоящий подводник, конечно ещё не «морской волк», но уже и не «зелень подкильная». Во всяком случае, ничем не хуже толстяка Васьки, возгордившегося собственной персоной уже через тридцать суток лежания на грунте у острова Саарема.
Как только ошвартовались, подали трап, Чуйков спустился на причал и доложил командиру эскадры об успешном завершении похода, выполнении всех поставленных задач и готовности экипажа выполнить любые другие задания Родины. Заместитель командира дивизии всё это время стоял на надстройке и только после рапорта Чуйкова вместе с прикомандированными флагманскими специалистами направился на причальную стенку. Таковы традиции флота.
На лодке сыграли «Большой сбор», экипаж построился на причале. Начался торжественный митинг. Дербенёв, ничего не слыша от волнения, всматривался в толпу, где находились встречающие жёны, дети, родители и пытался отыскать свою Татьяну. Командиру вручили поросёнка, второго принял замполит. Такова традиция: один ; офицерам и мичманам, другой ; матросам и старшинам. Не обращая внимания на происходящее вокруг, Дербенёв всё всматривался и всматривался в лица встречающих и никак не мог разглядеть среди них своих самых родных людей на Земле…
После митинга экипажу разрешили в течение 10 ; 15 минут пообщаться с родными и близкими. Как выяснилось, кроме Дербенёва не встречали ещё Картавина, Башмакина и Жаркова.
Жребий из шапки, к радости Дербенёва, сегодня достался Башмакину, и друзья, которых никто не встречал, решили направиться в ресторан. При этом Александр принципиально отказался идти в ресторан через пивной бар (тоже в некотором роде традиция) и, не найдя понимания среди товарищей, отправился на переговорный пункт, чтобы хоть голос любимой услышать. Ждать пришлось не долго ; около получаса. Как только Дербенёва пригласили в кабину для переговоров, он с нетерпением припал к трубке и почти простонал: «Тата». Так, любя, он называл свою Татьяну. Но и здесь, также как и на причале, Александра ждало разочарование. От тестя он узнал, что Татьяны сейчас в институте, сдаёт последнюю перед госэкзаменами сессию, а дочка Люся немного приболела. В сложившихся условиях на семейном совете во главе с тёщей было решено всем оставаться в Черкассах и не ехать в Лиепаю, как предлагал тесть.
«Странно как-то всё выходит, ; подумал Дербенёв, ; а у Татьяны мнение кто-то спрашивал или это не обязательно?».
«Вдоволь» пообщавшись с «папой», а затем и с «мамой», которая за всех всё решила, Дербенёв отправился ужинать, но не в ресторан, к друзьям по несчастью, а в молодёжное кафе «Кая».
У входа толпилась молодёжь ; вечером здесь всегда многолюдно. Невзирая на то, что войти в кафе можно только по контрамаркам, которых никогда не хватает на всех желающих посетить данное заведение, люди не расходились, наивно полагаясь на «счастливый случай». Но из любой ситуации всегда можно найти выход. И подводники его нашли. Вместо дефицитных карточек в таких случаях они успешно использовали советский «червонец». Всё гениальное просто: выкрикивая для толпы и охранника заветное слово «контрамарка» подводник пробивался к входу, подняв руку с банкнотой, зажатой в кулаке над головой. Подойдя к двери, он ловко прижимал ладонь к стеклу так, чтобы на многократно свёрнутом десятирублёвике был виден профиль Владимира Ульянова-Ленина. Ещё ни разу не было случая, чтобы охранник заартачился и не подыграл в постановке данного спектакля.
Схема «взятия крепости» сработала и на этот раз. Миновав зевак ждущих свободную контрамарку и охранника получившего «своё», Дербенёв вошёл в кафе в сопровождении администратора. Объяснив последнему, что к ужину ждёт даму, занял столик «на двоих» у окна.
В кафе было уютно и весело. За тёмными массивными шторами не было видно зимы, слякоти, житейских проблем. То там, то здесь раздавался задорный девичий смех. Дербенёв осмотрелся по сторонам. У эстрады, где играла «живая» музыка, группа молодых людей танцевала какой-то забавный танец про утят. Александр заметил, что в зале много девушек. За столиками на одного парня приходилось минимум две подружки, а за некоторыми сидели и вовсе только представители прекрасной половины человечества. А ещё он заметил, что кроме него военных в кафе не было.
Облачённый в парадный мундир и белоснежную рубашку, ворот которой почему-то стал слишком узким сегодня, Александр оказался объектом пристального внимания многих симпатичных девушек, которые нет, нет, да и постреливали глазками в его сторону. А официантки и вовсе загадочно перешёптывались, глядя на пустующее весь вечер второе место за его столиком, но это место останется свободным до конца.
Обида проникла в душу лейтенанта. Непонятное, обострённое долгой разлукой, чувство досады не давало покоя. Он так сильно мечтал о встрече с любимой, так жаждал увидеть жену и дочь, что не мог понять: почему она - Татьяна, зная пусть приблизительно, но всё же, сроки их возвращения, не смогла досрочно сдать какой-то несчастный зачёт? Как легко она согласилась с мнением своей матери, а как же её собственное мнение, как чувства?
«Да вы эгоцентрик, Александр!» ; подумал о себе Дербенёв, отгоняя прочь вдруг захватившие его чувства. Немного выпив и пообвыкнув в новой обстановке, в которой нет места погружениям и всплытиям, астрономическим и прочим тревогам, Александр решил пригласить на танец высокую и стройную девушку, скучающую за столиком напротив, но кажется опоздал. К нему подошла официантка и подала небольшой клочок бумаги, развернув который, Дербенёв прочитал приглашение той самой девушки. Подняв глаза, Александр увидел искрящуюся счастьем улыбку незнакомки и согласился.
Перед уходом из кафе Дербенёв подозвал к себе официантку, чтобы рассчитаться, потом, несколько поразмыслив, добавил ещё три рубля и заказал музыкантам популярную песню «За тех, кто в море» известной и всеми любимой группы. Покидая зал, он ни разу не обернулся, а ведь вслед ему смотрели не одна пара удивлённых девичьих глаз.
2
Наступило утро. Экипаж Б-224, как и многие другие, прибыл на причальную стенку для подъёма Военно-морского флага. На утреннем построении опять не оказалось Картавина. Старший помощник в гневе метался перед строем, то и дело поглядывая на часы.
; Ну и где эта жертва воздержания? ; то ли самому себе, то ли начальнику РТС капитану третьего ранга Баскакову задал вопрос Манишевич, остановившись возле Дербенёва.
; Не могу знать, ; не выдержав паузы, ответили хором Дербенёв и Жарков, стоявшие рядом в строю.
; А я вас и не спрашиваю, – махнул рукой Юрий Михайлович, ; хотя в народе говорят «на воре и шапка горит», а ну колитесь, что знаете...
; Я, товарищ капитан третьего ранга, ; начал Дербенёв, ; ничего не знаю, кроме того, что мы вместе ушли с лодки, а потом наши пути-дорожки разбежались. Лично я ходил на переговорный пункт…
; Ну а ты, что поведаешь мышь белая? – Манишевич упёрся колючим взглядом в бледно-зелёное после «вчерашнего» лицо Жаркова.
; Я, лично…Мы…сначала… ; запинаясь, начал командир группы управления.
; Да мне твоё начало на х… не надо, ты мне с конца начни, где расстались и во сколько?
Жарков побледнел ещё сильнее.
; Ну, мы как обычно после пивного бара «Селга», через Матвеевича…
; А потом? – упуская подробности, уточнил старпом.
; А потом тёти хорошие подвернулись и мы, значит, согласились…
; Так кто кого уговаривал, вы их или они вас? – опять переспросил Манишевич.
; Они нас! – гордо ответил Жарков и даже немного порозовел, «в картинках» вспоминая события прошлого вечера.
; Полагаю, к тому времени вы так нализались, что даже «м-у-у» сказать не могли, а уж про съём и речи быть не могло, так? ; старший помощник с любопытством посмотрел в оживающие глаза подчинённого.
; Т-а-а-к, – нерешительно ответил Юрий, ; но…
; Но-о-о кобыле говорят, а ты ещё не запрягал. Так, что потом было? – старший помощник вконец разозлился, но, всё же взяв себя в руки, ненадолго успокоился.
; А потом мы взяли такси и поехали к ним на Клайпедас…
; И что?
; Да, в общем, ничего. Просто по ходу выяснилось, что одна из них мать, а другая дочь и обе без мужиков. Давно.
; И что из этого вышло, ты можешь поживее излагать? Подъём флага уже, а ты всё рожаешь, – не успокаивался Манишевич.
; Ничего, в общем, не вышло. Когда в бутылочку мне выпала мама на ночь я притворился настолько пьяным, что ушёл спать на кухню. Благо у них кухня проходная, а квартира двухкомнатная, заблудиться можно. Так я тихо, тихо через прихожую и слинял. Взял такси и на лодку от греха подальше…
; А Картавин? – старпом, кажется, был шокирован услышанным.
; А Санька остался. Он же с молодухой в другой комнате был, когда я свою бабушку в гостиной оставил. Ему в кайф…
Над кораблями прозвучали звуки горна, затем послышались сигналы точного времени, оповещающие Новую и Зимнюю гавани о времени подъёма флагов на кораблях. Ещё мгновение и для ратных тружеников моря начнётся новый рабочий день. А в это самое время откуда-то из-за забора, со стороны Воздушного моста, точнее, с пятидесятого причала, появился Саша Картавин. Как ни в чём не бывало, ускоренным шагом и слегка прихрамывая на левую ногу, он направился в лоно родного экипажа.
Начальник РТС капитан третьего ранга Баскаков облегчённо вздохнул, заметив шествие «блудного сына». Правда, радость была недолгой, поскольку из-под шапки подчинённого даже с расстояния нескольких метров хорошо просматривался огромный синяк с кровоподтёком, занимавший всё пространство от левого уха до носа Картавина.
; И что на сей раз, ваше высокоблудлившество? – не без издёвки в голосе спросил старпом.
; Немного погуляли… ; лейтенант опустил глаза.
Чуйков приказал боцману вести экипаж на лодку, а сам остался с офицерами на «разбор полётов». Картавин повернулся к командиру, чтобы доложить о прибытии, но тот только махнул рукой.
; Вы поглядите на этого защитника Отечества, ; Чуйков окинул взглядом своих офицеров, как бы ища моральной поддержки, ; это же краса и гордость флота, надежда, можно сказать, и перспектива подводных сил. Ведь как приятно иметь таких подчинённых. Просто гордость распирает. То эти герои на лодке руки свои в огне жарят, то на берегу морды подставляют под совковые лопаты.
; Это не лопатой, ; еле слышно промямлил Картавин.
; А чем же? – не удержался Чуйков и замолчал в ожидании ответа.
; Советским энциклопедическим словарём…
; Ах, простите, это меняет дело. Мы все весьма польщены начитанностью ваших новых знакомых. И как же вас угораздило среди ночи энциклопедию найти для столь удивительного применения?
Картавин замялся, но немного погодя всё же ответил:
; Сначала всё было хорошо. Я уединился с молодой особой в маленькой комнате. И мы успешно это… согрешили, а потом уснули. Или я уснул, не помню точно. Где-то после полуночи я проснулся и решил воды попить. Кухню в темноте, правда, еле нашёл. На обратном пути заглянул в гостиную и прилёг там на диване. Проснулся под утро от того, что меня кто-то любит, да так страстно, как - будто ничего и не было с вечера. Я, конечно, не очень был готов, но обрадовался, а после того как… снова уснул.
Картавин замолчал.
; А откуда же энциклопедия выпала? – не понял Чуйков.
; Из рук дочери потому, что я лёг спать с нею, а проснулся с её мамой, – невозмутимо ответил Картавин под дружный смех товарищей. – Спасибо Юре! Он своим бегством спутал все карты. Гад…
XII. ПОГУЛЯЛИ
1
К сожалению, для Дербенёва новогодние праздники прошли в одиночестве. Татьяна не приехала ни на Рождество, ни на старый Новый год, хотя сессию сдала ещё в день их возвращения из похода. Чтобы как-то помочь товарищам, особенно семейным, Александр вызвался дежурить по лодке и на Новый год и на рождественские праздники, благо лодка опять готовилась в поход, на сей раз в Средиземное море, и снова проходила доковый ремонт. Дни текли одинаково монотонно, но быстро, что не могло не радовать Дербенёва, поскольку его любимая с дочкой наконец-то решили приехать к нему на пару недель. Александр очень надеялся, что День Советской Армии и Военно-Морского Флота они будут праздновать вместе.
Незаметно наступил февраль. В соседний док поставили новый комплект кораблей. Одним из которых была подводная лодка проекта 613 ; С-363, в народе известная как «Шведский комсомолец». Экипаж, да и сама лодка были хорошо знакомы Александру, ведь именно на ней он провёл два месяца стажировки, знаменательные тем, что после своего неудачного захода в шведскую военно-морскую базу Карлскруна, на лодке заменили командира, штурмана, механика, аннулировали все результаты сданных ранее курсовых задач. И тогда, во время стажировки Дербенёва, лодка отрабатывала их заново, а значит не «вылезала» из морей, что само собой сослужило добрую службу профессиональной подготовке будущего офицера-подводника.
Сейчас, как и тогда во время стажировки, лодкой командовал капитан третьего ранга Валерий Давыдов – молодой, но уже довольно опытный офицер и грамотный командир. Дербенёв решил обязательно повидаться со своим, ставшим ему совсем не чужим, экипажем. Особенно близко Дербенёв сошёлся во время своей стажировки с Борей Найдёновым, очень похожим своим характером и широтой души на актёра советского кино Андреева, Володей Ениным, замечательным товарищем и грамотным инженером-механиком, с Володей Першиным ; минёром, давшим ему, тогда ещё курсанту, первые уроки вахтенного мастерства, а также замполитом Бесединым, с которым Александр чаще всего нёс ходовую вахту в надводном положении.
Но в данный момент его внимание привлёк другой корабль – малый противолодочный, стоявший на кильблоках по соседству с подводной лодкой С-363. Эти корабли иногда называли «мотоциклами» за дымящие по бортам трубы выхлопных коллекторов.
На борту корабля очень уверенно отдавал распоряжения до боли знакомый Дербенёву офицер – лейтенант Олег Мышкин, с которым они вместе проучились целых пять лет в Каспийском ВВМКУ им. С.М. Кирова. Александр сверху со стенки дока окликнул офицера. Им действительно оказался его товарищ по учёбе, к тому времени уже назначенный помощником командира и исполнявший на время докового ремонта обязанности командира корабля, поскольку штатный командир убыл в очередной отпуск, правда, ещё за прошлый год. Так повелось на флоте, что командиры кораблей уходят в отпуск чаще всего только во время ремонта, другой возможности нет.
Друзья встретились, обнялись. Олег пригласил Александра к себе в каюту «на чашку кофе» с таллиннским ликёром. Дербенёв с удовольствием принял приглашение.
; А, что, Александр, если ты дашь мне ключи от своей квартиры. Постираться бы надо. На корабле, да ещё в доке нет никакой возможности. У тебя же в ванной все тридцать три возможности. Я справлюсь, пока ты будешь дежурить. Честное каспийское, всё будет в ажуре... – Мышкин лукаво, как-то по-детски улыбнулся.
; Ну как тебе можно отказать? – согласился Дербенёв, допивая кофе, ; только уговор: никаких баб! У меня супруга послезавтра прилетает с дочерью. Не дай Бог, чего найдут от твоих финтифлюшек, до конца дней не отмоюсь. А ключи отдашь мне утром, послезавтра, я как раз отпросился у командира, чтобы после дежурства сразу в аэропорт ехать.
; Согласен! – обрадовался Олег, провожая товарища. – Да и какие тётки? Я ведь тоже женат, понимаю…
2
Ничем особенным не отмеченный прошёл следующий день, а за ним неомрачённой ушла и ночь. Дербенёв, обрадовавшись вновь наступившему дню, сдал сменщику вахту и направился в соседний док, где по его разумению он должен был забрать ключи от своей квартиры у приятеля. К великому удивлению и огорчению Александр своего товарища на корабле не нашёл, как впрочем не нашли товарища помощника командира и его подчинённые, причём ещё с подъёма флага.
Александр заволновался: «А не произошло ли что-нибудь непоправимое с его однокашником?».
Поскольку у Дербенёва совсем не оставалось времени на поиски загулявшего друга, он решил отправиться домой, благо второй комплект ключей от квартиры, которую Дербенёвы снимали, всегда хранился у соседей ; очень добропорядочной латышской пары, поселившихся в доме на улице Алдару ещё при Улманисе.
«Ох, и задам же я тебе, гуляка» ; подумал Дербенёв, прыгая на заднюю площадку автобуса, уходящего в центр города с остановки «Тосмаре».
Почти пробежав несколько кварталов от улицы Круму до улицы Алдару, Дербенёв оказался в своём дворике. Какое-то нехорошее чувство овладело молодым человеком. Сразу захотелось выкурить сигарету.
Александр пошарил у себя по карманам и тут же вспомнил, что ещё на дежурстве перед подъёмом флага он выкурил последнюю «Элиту», а новых не купил.
«Жаль, ; подумал Дербенёв. ; Но делать нечего, до прилёта Татьяны оставалось всего три часа. Надо поторапливаться. Не до сигарет. Хотя…». Александр вспомнил, что на лестничной площадке, где иногда он покуривал с соседом, дядей Айваром, у него с прошлого раза заначена одна сигарета, когда соседка тётушка Зиле, поругав мужа за дым на лестничной клетке, оборвала их мирную беседу. «Ладно, разберёмся», ; подбодрил себя Дербенёв и шагнул в подъезд.
Сегодня, как и всегда, в парадной было тихо, чисто и уютно. Буквально взлетев на второй этаж, Александр позвонил в соседскую дверь. Вежливый, как лондонский полисмен, дядя Айвар не отрываясь от чтения утренней газеты, вынес Александру ключи, заметив при этом, что кто-то выбросил в мусорный контейнер протухшие яйца, а запах слышен даже на площадке. Дербенёв тоже почувствовал запах протухших яиц, но почему-то со стороны своей квартиры.
Машинально протянув руку к общей пепельнице на лестнице, что вела на чердак, Александр достал из заначки ту самую заветную сигарету и бросил её в рот. Не найдя зажигалку в карманах Дербенёв открыл входную дверь квартиры и… ощутил сильный запах природного газа.
Ужасающая картина открылась перед его взором. Везде, начиная с прихожей, по коридору и дальше в квартире было разбросано чьё-то женское бельё, причём, чаще всего разорванное и даже со следами крови. Повсюду валялись окурки, пепел, осколки разбитых кофейных чашек и прочая домашняя утварь.
Затаив дыхание, Александр устремился на кухню. На плите усыпанной пеплом и залитой давно выкипевшим кофе застыла обгоревшая и сильно покорёженная алюминиевая кастрюля. Из потухших горелок свистал включенный на полную мощность газ. Дербенёв бросился к окну. Еще мгновение и окно раскрыто, холодный воздух стал замещать быстро уходящий из квартиры газ. Дербенёв выключил вентиль на газовой трубе. Несмотря на раскрытое окно дышать в квартире было нечем, Александр свесился из окна. Глубоко вдыхая свежий воздух, он пытался придти в себя. Неизвестное, но очень неприятное чувство овладело лейтенантом.
«Что здесь произошло. Неужели убийство?» ; Александр вновь затаил дыхание и бросился на поиск ответа по квартире.
Обойдя все комнаты, Дербенёв ничего и никого не обнаружил. Кроме разбитой и разбросанной по углам посуды, «разграбленного» холодильника, разорванных и смятых постельных принадлежностей, а также сотен разнокалиберных окурков, составляющих основной фон всех помещений, ничего особенно в глаза не бросалось. Не веря в реальность происходящего, но будучи в трезвом рассудке, Александр даже подумал, что всё увиденное – страшный сон и в реальности не может происходить, хотя бы потому, что Калигула давно умер, а страшный суд ещё не наступил. Дербенёв даже ущипнул себя за руку и, почувствовав боль, немного оживился. В квартире стало очень холодно, но запах газа ещё заполнял её пространство и Александр оставил окно открытым.
Когда мусорное ведро перестало вмещать собранные по квартире окурки, Дербенёв осмотрелся по сторонам. Со всех комнат на него смотрел Апокалипсис. Нервно взглянув на часы, Александр констатировал, что до прилёта любимой, а значит и до его погибели оставалось меньше двух часов. Лейтенант беспомощно сполз по стене на пол. То ли от газа, а может быть и от переживаний, ему стало плохо. Казалось всё кончено, нет, он даже был уверен, что конца света осталось не так уж долго ждать. И вот, когда всё надежды в светлое завтра оставили Дербенёва, в прихожей раздался настойчивый звонок.
Александр еле добрался до входной двери. С трудом открыв её, он обнаружил на пороге Олега. Того самого «пропавшего» с ключами однокашника. Мышкин, как ни в чём не бывало, крутил на пальце ключи от квартиры и улыбался.
– Прости друг, что не встретил. Немного задержался, просто девушек провожал…
Слегка помятый, но холёный, с гладко выбритой физиономией, как и подобает флотскому офицеру, Олег предложил Александру ключи от квартиры и откланялся. Дербенёва такой поворот событий явно не устраивал. Молниеносным броском тигра он настиг товарища на лестничной клетке и буквально втащил его в квартиру.
– Да ты что, сука, совсем белены объелся? – придя в себя и еле сдерживая гнев, процедил сквозь зубы Александр. – Ты, скотина, врубаешься, что я по твоей милости чуть на воздух не взлетел вместе с этим домом? Через час здесь будет Татьяна, и что я ей покажу с дороги? Чем я объясню любимой женщине полную ванную твоих грязных портков и гору рваного обо…го женского белья в придачу? – Дербенёв так сильно швырнул от себя Мышкина, что тот, потеряв равновесие, упал на пол. – Короче так: я уезжаю в аэропорт, а к нашему приезду, что бы здесь был дворец Тадж-Махал!
– А это какой дворец? – жалобно простонал Олег, даже не пытаясь встать на ноги.
– Тот самый, который был сооружён на берегу реки Джамны, в двух километрах от города Агра. Который с 1526 по 1707 годы, наряду с Дели был столицей Могольской империи. Тот самый памятник-мавзолей, который повествует о нежной любви правителя из династии Великих Моголов к своей жене — красавице Мумтаз Махал, племяннице сильного и влиятельного царедворца при дворе индийского правителя, в девичестве — Арджуманад Бану Бегам. Понятно? – на одном дыхании почти скороговоркой выпалил Дербенёв.
– Кажется, да…– слабо соображая промямлил Олег,
– И чтобы холодильник был полон, а ванная пустой, – на ходу прокричал Александр, спускаясь по лестнице. – На всё про всё у тебя максимум три часа…
– А если не успею? – тихо, скорее для себя, чем для Дербенёва, простонал Мышкин, вставая с пола.
– Тогда заказывай музыку, которую ты уже не услышишь. – бросил на ходу Александр выбегая из парадной на улицу.
XIII. БЕЗ ПРАВА НА СХОД
1
Двое суток семейной жизни Дербенёвых пролетели как две минуты. Забылись нелепости, даже переживания, бытовые проблемы отошли на второй план. Мышкин успешно справился с «поставленной задачей» и даже умудрился отыскать для Дербенёвой цветы к приезду. Правда, до сих пор неизвестно, куда он отправил целую ванную мокрого белья. Однако всё хорошее, как известно, однажды заканчивается, независимо от наших желаний.
Не успев за две ночи почувствовать себя женой и за два дня хозяйкой в доме, Татьяна узнала, что Дербенёв опять собирается в море. Александр также не успел нарадоваться свиданием с любимой, не насытился общением с дочкой, этим маленьким белокурым ангелочком. Однако, в отличие от Татьяны, Александр понимал, что не только изменить ничего не может, но и рассказать не вправе о том, что очень скоро им вновь предстоит долгая разлука. Пока же его прикомандировали на чужую подводную лодку, выходящую в море для выполнения ракетных стрельб. Предстоял непродолжительный, но очень ответственный поход.
Вызвав лейтенанта на инструктаж, Чуйков акцентировал внимание Дербенёва на том, что очень скоро, после докования в ходе отработки задач, им также предстоят аналогичные стрельбы и не исключено, что они будут проводиться на приз Главнокомандующего ВМФ.
– Тебе, штурман, по-прежнему следует набираться опыта. На тебя, не скрою, у меня имеются большие планы. Поэтому пока мы в доке, ты походишь в море с другими экипажами в качестве прикомандированного специалиста.
«Все нормальные люди пока лодка в доке с семьями живут, а я опять в море» – подумал Дербенёв, кивая головой и кисло улыбаясь в знак согласия с командиром.
– Ты не криви физиономию, я не стоматолог. У всех нормальных людей жёны живут с мужьями, а не так, как у некоторых: наездами прилетают на случку и быстро, быстро уматывают обратно, – почти дословно, прочитав мысли Дербенёва, добавил командир.
Дербенёв в недоумении поднял глаза.
– А Вы откуда знаете, о чём я подумал?
– А ты, что считаешь, я лейтенантом никогда не был? Вот так сразу командиром и капитаном второго ранга родился, в погонах и шапке с зелёным крабом?
Дербенёв улыбнулся, он даже готов был захохотать, но удержался.
– Так-то лучше, штурман, – улыбнулся в ответ и командир. – Да и стрельбы второй раз Москва разрешила проводить на Балтике, так что недолгими будут твои моря…
2
«Правду говорят, что чужая семья ; потёмки. А чужая лодка это тоже семья, но не твоя», – подумал Дербенёв, возвращаясь в док после посещения экипажа, с которым сегодня в ночь предстоял выход в море. – «Как оно там будет на стрельбах? Многому ещё предстоит научиться по ходу дела…».
– Дербенёв, вы бы зашли ко мне на пять минут сегодня. – услышал за спиной голос замполита Александр, когда подошёл к трапу.
– Товарищ капитан третьего ранга, а нельзя ли перенести мой визит на более поздний срок? Я только за личными вещами прибыл. Сегодня ухожу в море на восемьдесят первой, а хотелось бы ещё домой забежать…
– Нет нельзя! Комсомольские дела не терпят отлагательства. Или вы уже не секретарь комсомольской организации корабля?
– Да секретарь, секретарь, – махнул рукой Дербенёв, быстро спускаясь в лодку.
Маленький и неуклюжий Улитин за ним еле поспевал, но отставать не собирался.
– И возьмите с собой шкатулку с комсомольской документацией.
Дербенёв замер в шахте люка, он кажется опешил от услышанного.
– Шкатулка у меня на базе. Там, в дивизии, в Новой гавани, – робко произнёс лейтенант, поднимая голову к верху.
– Вот и привезите её мне на проверку сегодня не позднее 17 часов.
– Товарищ капитан третьего ранга, я физически не смогу этого сделать, поскольку сейчас убываю на известный вам экипаж согласно приказу командира дивизии.
– А вы постарайтесь, коммунист Дегтярёв. И не забудьте ; не позднее 17.00!
Дербенёв, внешне спокойный, внутри весь вскипел как раскалённый чайник. Грязно выругавшись «про себя» он спустился в гиропост и попросил Ивашникова привезти из береговой казармы злосчастную шкатулку замполиту, а сам, собрав необходимое, поймал такси и помчался домой, чтобы ещё раз, может быть на миг, но всё же увидеть своё любимое семейство.
К ужину Александр был уже на Б-81, а в 20.00 лодка, пройдя средние ворота гавани, вышла в море, чтобы к рассвету скрытно занять назначенный район учений.
На борту оказалось много прикомандированных офицеров различных штабов, управлений и служб флота. Кроме того, сразу несколько корабельных расчётов других лодок во главе со своими командирами готовились по очереди выполнять ракетные стрельбы, и для каждого расчёта, по замыслу командования, был назначен свой эпизод учений. Шутка ли, теперь для отработки экипажей не надо было осуществлять ежегодный переход на Северный флот, что бы выполнить задачи, связанные с применением ракетного оружия. Второй год все задачи можно было отрабатывать в условиях театра Балтийского моря.
Заняв назначенную точку, лодка погрузилась на безопасную глубину и начала скрытный переход в район стрельб. Отстоял положенную вахту и Дербенёв. Не найдя нигде свободного места, на отдых он направился во второй отсек, где по имеющейся информации ещё не все места на палубе кают-компании офицеров были заняты. Для короткого ночлега пришлось приспособить несколько спасательных жилетов, предварительно надув их воздухом.
Впотьмах пробравшись под стол, Дербенёв наткнулся на отдыхавшего уже подводника.
– Ты кто? – поинтересовался Александр у соседа.
– Тень твоя, спи, леший, всего два часа до начала предстартовой подготовки, – ответил незнакомец.
– Жорка, Ткачёв, ты, что ли? – не успокоился Дербенёв.
– Да, я, чего тебе? Сказано, спи!
– Ну, ладно, я прикомандирован, но ты ведь штатный командир группы управления, а чего здесь развалился, а не в каюте?
– Спи, говорю! У нас на каждое койко-место по три прикомандированных… Не то, что лейтенанты, как мы с тобой, а махровые капитан-лейтенанты вон возле посудного шкафа сопят.
Дербенёв, можно сказать удовлетворившись полученным ответом, примостился между стойками обеденного стола, свернулся калачиком и наконец закрыл глаза. Что-то металлическое, покалывало в кармане и мешало уснуть. Александр засунул руку в карман и извлёк оттуда... ключ от шкатулки с комсомольской документацией…
«Тьфу, ты» – возмутился он и уснул.
3
На чужой лодке не сладко, но впереди участие родного корабля в состязании на лучший корабль в ВМФ, значит надо терпеть. Отстреляв за десять дней учений весь боекомплект оружия, лодка получила распоряжение на заход в военно-морскую базу Балтийск. Дербенёв стоял на мостике и впервые в жизни участвовал в проводке подводной лодки за тралами при заходе в незнакомую ему базу.
– От чего такой счастливый, лейтенант? – не удержался от вопроса командир лодки, глядя на сияющее лицо Дербенёва.
– Белому дню и первому визуальному контакту с берегом за неделю, товарищ командир, а то всё ночь да ночь.
– Надолго ли? Сейчас ошвартуемся и набегут целыми стаями проверяющие, завтра в десять утра предварительный разбор учений и снова в море.
– Так у нас же целая ночь впереди, успеем подготовиться.
– Ты, пожалуй, успеешь…
– А куда же я денусь, товарищ командир, с подводной лодки? – не понял сарказма в голосе командира Дербенёв.
– В сеанс телеграмма пришла: «Лейтенант Дербенёв избран делегатом на XIX комсомольскую конференцию флота, которая состоятся завтра в Доме офицеров города Балтийска, начало в 14.00. Форма одежды повседневная» вот как! А теперь радуйся!
Дербенёв не знал радоваться ему или огорчаться и поэтому промолчал.
Вечером, после успешно пройденной проверки прикомандированные старшие офицеры собрались в ресторан. Благо местная достопримечательность под названием «Золотой якорь» находился неподалёку, но в ходе подготовки выяснилось, что у помощника флагманского штурмана нет надлежащей для таких случаев формы одежды. Олег Георгиевич сначала огорчился, но потом вспомнил, что у него есть подчинённый по фамилии Дербенёв, который в аккурат приготовил форму одежды для участия в конференции, надо только погоны перешить...
– Не горюй, лейтенант, годковщину на флоте никто не отменял, а с меня причитается, – прокричал Гречихин, спускаясь по трапу, а погрустневший Дербенёв с завистью смотрел вслед сходящим на берег офицерам.
4
И снова морские мили, и снова ночной фарватер, но теперь это заход в родной порт Лиепая. Пройдя около 160 миль, Б-81 возвращалась домой. Штатный командир ЭНГ лейтенант Гавриш находился в штурманской рубке и отслеживал местоположение лодки на фарватере по техническим средствам навигации, а Дербенёву соизволением помощника флагманского штурмана дивизии было разрешено находиться на мостике вместе с опытными штурманами и даже исполнять роль старшего штурмана на заходе. Александр не однажды отрабатывал подобные действия на своём корабле, но сейчас «на людях» всё же немного волновался.
«Ну, здравствуй Лиепаяс-Бака, а ну-ка подсвети огоньком командиру его командирский створ» – мысленно подбодрил себя Дербенёв, увидев знакомый силуэт маяка, а за ним очертания собора Святой Троицы и тут же, определив место корабля, произнёс:
– Время поворота влево, товарищ командир.
– Вижу, – ответил Зайков. – Боцман, лево руля.
Лодка, как бы немного задремав, сначала нехотя, а потом послушно втиснулась между молами Южных ворот Новой гавани. Дербенёв прильнул к окуляру пеленгатора.
– Лодка на рекомендованном курсе, товарищ командир, – доложил он через мгновение.
Старшие товарищи штурманы Гречихин и Соловьёв, молча переглянувшись, только улыбнулись. Оставив за кормой Южные ворота, лодка снова повернула влево, на сей раз, чтобы ошвартоваться у сорок седьмого пирса с юга.
– А кто это там раскорячился у сорок седьмого с севера, только корма торчит из-под воды? – уточнил Зайков у своего старшего помощника.
Капитан второго ранга Некрасов вскинул бинокль и направил его в сторону освещённого места на пирсе.
– Похоже, Чуйков грузит торпедный боезапас в корму, Владимир Петрович.
– Вот повезло тебе, Александр Николаевич, – не удержался Зайков, – из огня да в полымя! Пока ты с нами ракеты отстреливал по всей Балтике, твои из дока вышли и похоже не на шутку в море готовятся…
– Штурман! В морях твои дороги! Так было начертано на учебном корпусе Каспийского училища, которое я закончил. – С напускным равнодушием ответил Дербенёв, хотя на душе откровенно скребли кошки, да так, что хотелось выть.
Но что поделаешь в данной ситуации, когда сам выбрал такую профессию и, что оставалось ему – лейтенанту, в качестве утешения? Наверное, только то, что дома его обязательно ждут, любят и сопереживают, а поход рано или поздно закончится. Хотя, как говаривал кладезь подводной мудрости и знаток всех без исключения аспектов семейной жизни Б-224 старший мичман Василенко: «Не каждой женщине дано свыше умение, а может быть и талант ждать. Также, как и не каждому подводнику начертано судьбой вернуться».
5
– Товарищ командир, лейтенант Дербенёв прибыл из командировки. – Подойдя со спины к стоящему на пирсе Чуйкову, доложил Дербенёв.
Командир, руководивший погрузкой торпед, даже вздрогнул.
– Фу ты, чёрт, заикой оставишь, – Чуйков повернулся к своему подчинённому. – Чуть сигарету не проглотил.
– Виноват, товарищ капиатан второго ранга, это всё ветер. Думал, не услышите.
– А я думал, командирский голос вырабатываешь, – улыбнулся Чуйков. – Как сходили?
– Нормально сходили, без происшествий и поломок.
– А ты как, не подкачал?
– Это вы лучше у Зайкова спросите или у Гречихина. Мне трудно себя оценивать.
– Ладно, ладно. В базу ты заводил лодку или штурман Савельев?
– Я! – не без гордости ответил Александр.
– Значит, уверены в тебе и Зайков, и Гречихин. Просто так лейтенанту столь серьёзное дело не доверят. Ладно, шагай на отдых до утра. Да, зайди в казарму, там тебя Улитин дожидается с нетерпением. Говорит, ты всю проверку политуправлением флота ему загубил, какой-то ключ не оставил.
– Когда в море, товарищ командир? – обречённо поинтересовался Дербенёв.
– А ты что, соскучился? – удивился Чуйков. – В море мы пойдём сразу после отработки береговых задач. Так что не завтра. Не переживай, отоспишься.
– Да, я собственно хотел своих увидеть…– обрадовался Александр.
– Своих, в смысле жену и дочь? – уточнил Чуйков.
– Да!
– Ну это ты сильно не переживай, не увидишь. – как обухом по голове «обрадовал» командир. – Они, кажется, уехали, или улетели. Я уж и не уточнял.
– Это как? – не понял Дербенёв.
– А так, что вчера к тебе домой ходил замполит, причём дважды. Всё ключ пытался найти от твоей шкатулки, но в течение дня никого так и не застал, а вечером соседи сообщили, что супруга твоя уехала третьего дня и ключи от квартиры не оставила.
– Понятно, – с грустью ответил Дербенёв.
– Да ты не переживай, Александр Николаевич. Вспомни, что по этому поводу говорит наш старпом.
– Не помню…– безразлично произнёс лейтенант.
– Если семья мешает службе, брось семью. – прокричал с мостика Манишевич, всё это время невольно подслушивая диалог.
Потеряв всякий интерес к берегу и его бурной жизни после услышанных новостей, Александр направился в казарму на «душещипательную» беседу к замполиту. Войдя в здание, остановился на свету, чтобы проверить: «при себе ли тот самый злосчастный ключ?» Ключ оказался в кармане. «Слава богу» – подумал Александр и открыл входную дверь. Дневальный по команде поприветствовал офицера и вызвал дежурного. В это время из каюты замполита, расположенной слева от входной двери с визгом выскочила молодая раскрасневшаяся девушка, на которой из верхней одежды была только юбка и бюстгальтер, остальные вещи охапкой она держала в руках. На ходу надевая пальто, девушка бросилась на выход.
Прибыл дежурный по команде мичман Ивашников.
– Что это у вас тут происходит? – поднимая дамскую перчатку с пола, поинтересовался Александр.
– Да это Улитин официально беседует с некоторыми жёнами и невестами офицеров и мичманов, которых не берут на боевую службу.
– И с этой, девушкой тоже беседовал? – оцепенел Дербенёв.
– Да бог с вами, Александр Николаевич, я же пошутил. Девицы эти, его постоянная клиентура. Он их на «Лауме» собирает пригоршнями, это вторая за сегодня. Но что-то видно сорвалось…
– Хорош гусь. Пока экипаж прозаически грузит боевое оружие на ветру и морозе, его доблестный замполит героически проверяет баб на профпригодность в неприспособленных для этого условиях. А мы, что опять на боевую службу, или Евгений Михайлович снова пошутил?
– Снова, снова!
– Что снова?
– Значит опять! – без тени сомнения подтвердил Ивашников. Начало в апреле, но я вам этого не говорил!
Дербенёв постучал в дверь замполита и тут же открыл её. Посредине комнаты стоял письменный стол, перпендикулярно ему ещё один, на столе красовались открытая бутылка корабельного вина и заводская фляжка, в которую обычно наливают спирт. Два бокала, один со следами помады стояли в стороне. На разобранном диване лежала раскрытая коробка шоколада. Улитин в майке и брюках стоял у окна смотрел на город и курил, потом повернулся вполоборота и сквозь зубы процедил:
– А разве вас не учили лейтенант входить, только тогда когда вас пригласят.
– Я, товарищ капитан третьего ранга, прибыл с моря и командир отпустил меня домой сменить бельё после похода и заодно отоспаться до утра, но потребовал, что бы я обязательно зашёл к вам и отдал ключ от шкатулки с документацией.
– Да выкинь ты свою шкатулку вместе с ключом за борт и забудь. Она также мне нужна, как и ты. Вон из кабинета и жди, пока я не вызову. – Улитин явно не ожидал, что кто-то вскроет его «рабочую» обстановку, и поэтому нервничал.
Дербенёв вышел из кабинета, но через несколько минут был вызван обратно.
Везде, в том числе и на столе, воцарилась вполне рабочая обстановка, без фляжек и бутылок. Диван был приведён в «сидячее» положение, а Улитин облачился в кремовую рубашку и застегнулся на все пуговицы.
Дербенёв обратил внимание на то, что замполит по-прежнему сидит к нему вполоборота, демонстрируя только правую щеку.
– Коммунист Дербенёв, вашими доблестными усилиями наш корабль и комсомольская организация, которую вы возглавляете, не прошли проверку политуправлением флота. Лично вы постоянно допускаете халатность в работе с комсомольцами, партийной и комсомольской документацией, считая эту работу второстепенной.
– Но, товарищ капитан третьего ранга, на комсомольской конференции флота говорилось совсем другое. Член Военного Совета флота вице-адмирал Аликов нашу партийную и комсомольскую организации назвал лучшими на флоте. Именно поэтому нам доверено в этом году вновь стать первопроходцами, то есть осваивать южную Атлантику и Средиземноморье.
– Коммунист Дербенёв! Оставьте свой детский лепет на ближайшее партийное бюро для его членов, которые будут судить вашу безобразную работу на порученном партией участке. И перед которыми, я лично поставлю вопрос о необходимости списания вас с экипажа. – В порыве гнева Улитин встал и всем лицом повернулся к Дербенёву…
– И когда оно состоится? – очень спокойно поинтересовался Александр пристально посмотрев в прищуренные глаза Улитина.
– Через три дня! – резко ответил замполит. – Вы свободны.
Дербенёв молча направился из каюты, но у выхода остановился и как бы невзначай переспросил:
– А коммунист Улитин уверен, что за три дня его знаки «отличия» на левой щеке сойдут? И девушка, которую этот честный и очень ответственный коммунист хотел изнасиловать прямо на рабочем месте, не пойдет ни в политотдел, ни в прокуратуру?
– Ты, что щенок угрожать, мне-е-е? – Замполит выскочил из-за стола и с кулаками бросился к Дербенёву, но тот резко открыл дверь и вышел в коридор, где Ивашников встречал прибывший с погрузки экипаж.
XIV. ПЕРСОНАЛКА
1
Сегодня среди специалистов в области военно-политических конфликтов, а также историков бытует мнение о том, что начало 80-х годов прошлого XX века было одним из самых опасных периодов в сорокалетнем послевоенном противоборстве СССР и США. Иногда этот период ставят в один ряд с Карибским кризисом 1962 года с той лишь разницей, что в 80-х годах не было прямой конфронтации в каком-то определенном районе, поскольку этим районом стал весь земной шар. Международная обстановка в упомянутый период накалилась до степени кризисного кипения, и человечество снова оказалось на грани войны.
Некоторые наши современники, как российские, так и зарубежные считают, что сегодня, когда двадцать первый век перешагнул через своё десятилетие, мир снова подошёл к черте, за которой нет будущего для современной цивилизации, во всяком случае в том виде, в котором она нам известна. В качестве доказательства они приводят общеизвестные факты динамично развивающихся геополитических изменений на планете: сначала парад «цветных» революций в Европе, точнее в странах бывшего социалистического лагеря, а затем кризис, разразившийся на Ближнем Востоке.
Последствия событий, развернувшихся в арабском мире на огромных пространствах северной Африки от Туниса до Ливии и далее до Персидского залива, захвативших в водовороте «спонтанных» революций костяк стран ; экспортёров нефти, могут сыграть роль бикфордова шнура для Ирана, Ирака, Афганистана, стран Центральной Азии, а возможно и для Китая.
Реакция мирового сообщества, особенно стран Запада, являющихся главными импортёрами нефти, в этом случае может быть вполне предсказуемой – в духе лучших демократических традиций, отточенных в борьбе за «свободу» народов Югославии, Афганистана и Ирака. Вопрос только в том, кто первым падёт жертвой этой борьбы за «общечеловеческие» интересы и каковы будут последствия для остальных? Представляется, что ответ на этот вопрос человечество скоро узнает.
Тогда же, в 80-е, геополитическая обстановка была не менее напряжённой, чем сегодня. Открытая дипломатия СССР и США, исчерпала основные ресурсы, в то время как тайная только набирала обороты. Железные мускулы официальной дипломатии – вооруженные силы и прежде всего морские их компоненты ; занимали жизненно важные районы мирового океана, демонстрируя решительность в защите стратегических интересов своих стран. Особенно хрупкой, предгрозовой сложилась ситуация на Ближнем Востоке. Здесь достаточно было одной искры или просто провокации, чтобы всё полетело в тартарары…
Именно в этот период Б-224 предстояло выполнять задачи боевой службы в Средиземном море у берегов Ливии в заливе Сидра.
Для Советского Союза Ливия являлась одной из союзных стран в военно-политическом противостоянии с США в бассейне Средиземного моря. После свержения монархии короля Идриса, когда 1 сентября 1969 года в результате удачного переворота, предпринятого группой молодых офицеров во главе с Муамаром Каддафи, в ливийской столице – Триполи было свергнуто правительство, именно советский Военно-морской флот сыграл важную роль в предотвращении агрессии против Ливии со стороны США и Великобритании, которые стремились восстановить монархию и удержать на территории Ливии свои военные базы.
Невзирая на то, что 31 марта 1970 года последний иностранный солдат покинул территорию Ливии, США не оставили попыток установления своего влияния в этой стране.
Первый раз антиливийская кампания развернулась, когда ливийское руководство в знак солидарности с арабскими странами приостановило экспорт нефти в США. Кроме того, 9 октября 1973 года лидер ливийской революции Муаммар Каддафи от имени своего правительства в одностороннем порядке объявил воды залива Сидра южнее параллели 32;30; северной широты (то есть более 100 морских миль от берега) ливийскими национальными водами (так называемая «линия смерти»). Вашингтон отказался признать эти претензии Триполи, ссылаясь на положения Конвенции ООН по морскому праву 1982 года, согласно которой территориальное море не может простираться от берега далее 12 морских миль.
Богатая нефтью и омываемая водами центральной части Средиземного моря, Ливия являлась заманчивой целью не только для развертывания морских баз, но и для удовлетворения жизненно важных экономических интересов. Именно поэтому и Советский Союз и США стремились к установлению протектората над Ливией, подозревая друг друга в самых худших намерениях.
С 1980 года американо-ливийские отношения приобретают ещё более напряжённый характер. В августе 1981 года две авианосные группировки ВМС США демонстративно пересекли «линию смерти» и начали проводить в заливе учения, в результате которых два ливийских истребителя-бомбардировщика советского производства Су-22, осуществлявших патрулирование воздушного пространства залива были сбиты. Их пилоты катапультировались и были спасены ливийскими катерами. По данному факту руководитель Социалистической народной ливийской арабской джамахирии М. Каддафи обратился с жалобой в Совет Безопасности ООН, однако 17 ; 22 октября американцы провели новые маневры в заливе Сидра.
В конце года США развёртывают очередную кампанию о якобы имевшей место засылке группы ливийских террористов, намеревавшихся совершить покушение на президента страны Рональда Рейгана. ЦРУ готовит специальную операцию убийства М. Каддафи, правительство США рекомендует американским специалистам покинуть Ливию. Начинается свертывание деятельности американских нефтяных компаний в Ливии. В декабре того же 1981 года на территории Египта начинается первый этап военных учений «Брайт Стар», имевших явную антиливийскую направленность.
С началом 1982 года провокации со стороны США набирают новый оборот. В феврале американские военные самолеты нарушили воздушное пространство Ливии, приблизившись на расстояние 80 км к городу Бенгази, а в марте 6-й флот США вновь провёл учения в непосредственной близости от побережья Ливии. Вашингтон объявил эмбарго на импорт ливийской нефти и поставки в Ливию американского нефтяного оборудования: обрываются последние нити экономических связей между двумя странами.
17 февраля 1983 года президент США Р. Рейган направляет АУГ во главе с атомным авианосцем «Нимитц» к ливийским берегам для проведения очередных манёвров в заливе Сидра, в свою очередь руководство СССР готовит свои учения «Океан-83» и направляет в Средиземное море крейсер управления «Жданов» ; корабельный пункт управления штаба 5-й оперативной эскадры ВМФ СССР, а спустя некоторое время и тяжелый авианесущий крейсер «Новороссийск», так, на всякий случай…
Спустя две недели в этот же район для выполнения задач боевой службы выйдет и большая ракетная подводная лодка Б-224.
2
Никто из членов экипажа точно не мог сказать, откуда «нарисовался» новый замполит, но все курсовые задачи лодка отрабатывала уже с новым «инженером человеческих душ», а Улитина всё-таки отстранили от должности и не допустили к выполнению боевых задач в Средиземном море.
Новый зам оказался прытким на мгновенные оргвыводы и умозаключения по поводу и без такового. Те, кто сразу не смогли увидеть «великой направляющей» роли Василия Ивановича (так звали нового замполита) во всех корабельных делах, оказались с его лёгкой руки в числе сепаратистов, а те, кто открыто отрицал эту самую роль, немедленно были зачислены в стан врагов народа и взяты под особый контроль сексотов. Стыдно сказать, но с приходом этого «безгрешного» борца за великое дело партии и народа на корабле стало поощряться наушничество и доносительство. Тонкий узор невидимой паутины информационных сетей замполита окутал всех и каждого. «Глас партии и оплот государственной безопасности на корабле», как он сам себя называл, желал знать обо всех всё или почти всё и, кажется, даже ночью следил за каждым, чтобы всегда быть в курсе: кто, с кем, где, когда и сколько?
Каченко Василий Иванович прибыл на дивизию из бригады «эсок», где дослужился до капитана третьего ранга. Теперь надо было «расти» по карьерной лестнице дальше и получать очередное воинское звание, а на прежней должности это стало невозможным как минимум по двум причинам. Первая из которых, была абсолютно банальной – на маленьких лодках и должности маленькие. К тому же после посадки на мель в шведских водах советской подводной лодки С-363 в 1981 году замполитов на всех флотах отстранили от несения ходовой вахты во всех качествах ; и это вторая причина. Следовательно, чтобы продвигаться выше и дальше в карьерном росте, надо было двигаться на корабли более высокого ранга.
Будучи обременённым постоянным контролем за морально-политическим духом родного и любимого экипажа, неся при этом на своих плечах «непосильную ношу» односменки, Василий Иванович любил говаривать на партийных и комсомольских собраниях: «Не знаю как вы, а я свою материальную часть да-а-вно проверил и отремонтировал: ухогорлоноса и стоматолога прошёл – матчасть в строю, к бою и походу готов!». За что в коллективе получил прозвище «пионер».
Маленький, заметно лысеющий, с чёрными колючими мышиными глазками из-под редких бровей Каченко стоял в штурманской рубке за спиной у Дербенёва и с умным видом листал морской астрономический ежегодник на 1983 год.
– А я ведь тоже штурман! – внезапно и очень многозначительно произнёс замполит, рассматривая таблицы ежегодника.
Дербенёв, погружённый в известные только ему штурманские вычисления, не ответил, а Каченко продолжил:
– Мы ведь в Киевском училище по диплому не только политработники, но ещё и штурманы. В океанские походы хаживали и штурманскую вахту несли…
– Политработник минус штурман, – подтвердил слова замполита командир, протискиваясь в штурманскую рубку, – так, кажется записано в дипломе выпускника вашего училища?.
– Да, я знаю… – согласился неизвестно с кем Дербенёв.
– Василий Иванович, ты или сядь на диван, или выйди, потому, что втроем нам тут не разойтись, – бросил командир, склоняясь над картой. – И где мы, штурман?
– Широта ; 31;30;N, долгота ; 19;15;Ost. С вероятностью 0,97 погрешность места может составить 2,3 мили – с готовностью выпалил Дербенёв – Юго-восточная часть залива Сидра, он же Большой Сирт, товарищ командир.
– Добро! А где наш дорогой американский друг?
– АУГ ВМС США в составе: флагман ; авианосец «Нимитц», действуя по данным разведки вместе с атомным крейсером «Калифорния» и крейсером УРО «Белкнап», может находиться с учётом времени устаревания данных в районе между меридианами 17 и 18 градусов восточной долготы и параллелями 32 и 33 градуса северной широты, в зоне эффективного использования наших ракет. АУГ ВМС США с флагманом авианосцем «Америка» по расчётам находится вне зоны досягаемости ракет, предположительно западнее острова Альборан.
– И все радости?
– Нет, не все. АУГ ВМС США с флагманом авианосцем «Дуайт Эйзенхауэр» ; в Тирренском море, товарищ командир, на самой границе применения по нему оружия. Предположительно здесь. По данным разведки его уверенно «пасут» соседи, в частности северянка, вот из этого района. – Дербенёв ткнул измерителем в карту восточнее острова Сицилия.
– Поднимай, Александр Николаевич, штурмана, нечего ему дрыхнуть, пора на сеанс связи всплывать…
– «Лиру» готовить?
– А ты как считаешь?
– По инструкции положено всё готовить к применению оружия!
– Ну, а почему тогда спрашиваешь, или поговорить охота? – выходя из рубки, переспросил Чуйков.
– Не без этого, товарищ командир. Почти месяц в море: вахта, сон, тревога, а после опять сон, тревога, вахта. Во время тревоги говорить нельзя, во время вахты практически не с кем, а во время сна нет никакой возможности…
С убытием из рубки командира «ожил» замполит:
– Так, что ты знаешь о Киевском училище? – не поднимая головы, уточнил Каченко, продолжая теребить и без того потрёпанный астрономический ежегодник.
Дербенёв посмотрел на плешь замполита, на желваки, играющие на скулах, и спокойно ответил:
– Да всё знаю. Родом я из Черкасс, что южнее Киева по Днепру, если вы не забыли, а ваше училище шефствовало над нашей флотилией юных моряков и речников, которую я закончил в 1976 году.
– Действительно, было такое дело, – с удивлением подтвердил Каченко, – а я в 1976 году КВВМПУ как раз закончил.
Дербенёв замолчал, безмолвствовал и замполит. Воцарилась гробовая тишина и только шестерни автопрокладчика мерно цокали в напряжённом пространстве, да тихонечко повизгивали сельсины от напряжения на первом приборе.
– Когда-то и я мечтал поступить именно в это училище, – не выдержал молчанки Дербенёв, – но, насмотревшись на ваши «океанские» походы на катерах и ялах по Днепру, которые каждый год проходили мимо Черкасс с отдыхом у нас на плавбазе – теплоходе «Богдан Хмельницкий», передумал.
– Что-то припоминаю…– нехотя прокомментировал услышанное политработник минус штурман.
По корабельной трансляции прозвучала тревога, зовущая подводников на боевые посты. Зашевелилась, словно пчелиный рой, ожила утроба субмарины. Корабль как бы встрепенулся от дрёмы и, окончательно «взбодрившись» с дифферентом на корму устремился на перископную глубину. Близилось время связи с управляющим командным пунктом.
3
– Ну что, соколики, допрыгались? – без всякого восторга в голосе произнёс Чуйков, бросая на стол автопрокладчика две телеграммы Главного штаба ВМФ.
Дербенёв, заканчивающий астрономические вычисления данных, полученных после замеров высоты солнца с помощью АНС «Лира» , молча присел на диван, старший из штурманов Потапков, отодвигаясь и уступая место командиру своим огромным телом буквально стёр с автопрокладчика Башмакина, который теперь откуда-то сбоку пытался услышать и «переварить» замысел командира на ближайшие действия в районе.
– Что там? – уточнил Башмакин, тревожно вглядываясь в лицо командира.
– Владимир Анатольевич. – Чуйков обратился к Потапкову, – наноси на карту свежие данные разведки: АУГ с флагманом авма «Нимитц» координаты: широта ; 32;00;N, долгота ; 18;01;Ost, курс ;165;, скорость – 20 узлов. РУГ флагман ; атомный крейсер УРО «Южная Каролина» начал движение из района Тирренского моря и обнаружен силами разведки в точке с координатами: широта ; 33;56;N, долгота ; 16;09;Ost, курс ;140;, скорость – 20 узлов. «Америка» по-прежнему сторожит пролив Гибралтар, маневрируя в море Альборан.
Потапков быстро нанёс полученные сведения на карту и, сличив их со свежими расчётами полученных обсерваций места подводной лодки, доложил командиру:
– «Нимитц» и «Южная Каролина» со всей их братией ; в зоне досягаемости ракетного оружия.
– Место лодки по спутнику получено? – уточнил Чуйков.
– Пока нет, Владимир Артемьевич, – Потапков посмотрел на часы, – ближайший спутник через час.
– А в сеанс, что?
– В сеанс товарищ командир, не было спутников в нашей зоне. Имеем место по РНС «Loran-C», и одна линия по солнцу, Дербенёв взял «Лирой».
– Радиомаяки использовали?
– Их здесь практически нет, или не слышно. Башмакин ничего не смог выжать из радиопеленгатора.
Чуйков нажал кнопку переговорной связи с ракетным отсеком:
– Командиру ракетной боевой части по данным, получаемым от средств разведки и навигационных средств подводной лодки, определить пеленг и дальность до целей: цель № 1 – АУГ с авианосцем «Нимитц», цель № 2 РУГ с крейсером «Южная Каролина». Результаты, полученные корабельной аппаратурой системы «Аргумент», доложить.
Получив подтверждение от ракетчиков, командир выглянул в центральный пост и приказал вахтенному офицеру:
– Записать в вахтенный журнал: «Начали слежение оружием за РУГ ВМС США, флагман ; атомный крейсер УРО «Южная Каролина», время настоящее, координаты взять у штурмана, и пригласите командира дивизии в штурманскую рубку.
– Владимир Артемьевич, – старший штурман обратился к командиру, – а вторая телеграмма?
– А вторая телеграмма гласит, что нам следует находиться на безопасной глубине и через четыре часа снова всплыть на сеанс связи для получения данных разведки и целеуказания, в том числе и от Ту-95РЦ , пара которых специально выделена Москвой для отслеживания ситуации в этой части Средиземного моря и сейчас находится на патрулировании.
Время до очередного сеанса связи текло как загустевший зимний мёд из банки, просто никак. Командир доложил обстановку и замысел своих действий старшему на борту – командиру дивизии капитану 1 ранга Денисенкову и объявил поставленные Москвой задачи экипажу по корабельной трансляции. Обстановка в отсеках от этого не стала менее гнетущей. Перевод лодки на режим более частых всплытий, чем это предусмотрено распоряжением на поход, означал только одно: управляющий командный пункт давал знать, что в этот период возможны самые различные вводные и приказы, в том числе и по прямому предназначению подводной лодки, а от этого лёгкость на душе не появится, если не сказать большего.
Команда на очередное всплытие немного разрядила обстановку, но не надолго. Поднявшись в боевую рубку, командир отдельно повторил по трансляции:
– Для приёма данных внешнего целеуказания от самолётов Ту-95РЦ приготовить аппаратуру «Успех-У» и ракетный комплекс подводной лодки. Подъём антенн ; по моей команде.
И снова сеанс, и снова две телеграммы, одна из которых персональная в адрес командира Б-224, и вновь напряжённая тишина в отсеках.
Наконец шифровальщики доложили полученные сведения, из которых следовало, что авма «Нимитц» со товарищи пересёк «линию смерти» и теперь следует в район юго-западнее Бенгази, а РУГ с крейсером «Южная Каролина» маневрирует на параллели 33 градуса северной широты непосредственно на границе залива Сидра. Кроме того, Москва сообщала координаты ближайших подводных лодок СССР, действующих по соседству. В довершение ко всему было получено персональное приказание на ежечасное всплытие лодки и приём целеуказаний от самолётов.
Всплыв на очередной сеанс связи, экипаж узнал, что лодка переведена на режим постоянной связи с Москвой. Генеральный штаб ВС Советского Союза, вовлечённый в политическую игру, начатую командованием ВС США, затевал какую-то интригу. Какую ; Чуйкову было не ясно, но зато ему было понятно, что интрига эта на грани фола. Через два с половиной часа это стало понятно и всему экипажу, поскольку всё это время лодка находилась на перископной глубине с поднятыми из-под воды антеннами. За этот период было принято 10 целеуказаний от самолёта-разведчика и 8 распоряжений управляющего командного пункта. После принятия каждого из них не было ясно, какой будет по существу следующая команда: «учебная» или «боевая». Главный штаб ВМФ провёл учения по условному уничтожению авианосно-многоцелевой группы ВМС США, а подводная лодка Б-224 вместе с другими своими соседями провела учебную атаку с условным пуском четырёх ракет в залпе по главной цели ; авма «Нимитц». Полученные данные Чуйков передал в Москву. Экипажу казалось, что всё закончено, и счастье, что какой-нибудь очередной «Нимрод» не обнаружил торчащий из под воды «лес» антенн, будет вечным. Но это только казалось. Москва снова приказала всплыть на сеанс связи через четыре часа…
4
– Давайте, штурмана, наносите на карту очередные данные, и вот вам личный от меня «подарок» из Москвы – персоналочка, будь она неладна. – Чуйков бросил телеграммы на стол автопрокладчика.
Башмакин взял в руки одну из них и стал диктовать Потапкову сведения из текста, а Дербенёв стоял сзади и сверял. Сначала то, что читал Башмакин, а потом то, что наносил Потапков. Так уж повелось на флоте у штурманов ; всегда перепроверять друг друга.
– И, что там вырисовывается? – с нетерпением уточнил Чуйков.
Потапков разогнулся и, указывая на новое место АУГ ВМС США, доложил:
– «Нимитц» -то труханул, испугался, бродяга, наших учебных атак и курсом 35 градусов скоростью 30 узлов следует из залива Сидра.
– Что-то не похоже на него? – Чуйков почесал затылок. – А не собирается ли он поднимать авиацию? Если бы улепётывал, то шёл бы курсом, зеркально противоположным тому, которым сейчас следует. Как считаешь, Башмакин?
– Явно драпает, товарищ командир, надоели ему наши непонятки. А тут ещё кресер «Жданов» приполз со своими антеннами, да разведчики-целеуказатели винтами по всему морю размахались. Вот он от греха-то подальше и решил сдрызнуть.
– А юность флота что считает? – Чуйков глянул на Дербенёва.
– Надо бы прогноз погоды посмотреть на сегодня и сличить его с вашими данными с перископа, тогда может быть и отвечу, а пока не готов, – загадочно, глядя на ещё не прочитанные телеграммы, ответил штурманёнок.
– А ты и посмотри. – Чуйков сунул в руки лейтенанту телеграмму.
– Если верить прогнозу и вашему определению направления бега волны, то получается, что сверху сейчас дует ветер приблизительно северо-восточного направления, следовательно «Честер У. Нимитц» прёт против ветра почти полным ходом.
– И это всё? – удивился Чуйков.
– Практически да, но если учесть, что именно так авианосец движется для уменьшения скорости взлетающего самолёта относительно своей палубы, то можно предположить с одинаковой вероятностью, что он либо улепётывает от нас, либо планирует полёты своей палубной авиации. То есть 50% на 50%.
– А в чём же сомнение? – снова переспросил штурманёнка командир.
– Дело в том, что мы только-только перевалили за дату весеннего солнцестояния, а в этот период в северной и северо-восточной частях Ливии вдоль побережья дует ветер под названием «гибли», приходящий из Сахары, и тогда направление ветра сейчас должно быть приблизительно 315 градусов…
– Опять философствуешь, Александр Николаевич, – раздраженно произнёс командир. – Ладно, вот вам мой «подарочек», – командир достал из папки очередную телеграмму, – быстро наносите координаты района всплытия.
– Какого всплытия? – хором произнесли все три штурмана.
– Того самого, нашего. Завтра «в 12.00 мск всплыть в точке с координатами: широта ; 32;00;N, долгота ; 18;45;Ost. Демонстрируя флаг ВМФ СССР, находиться в дрейфе до особых указаний, на провокации кораблей ОВМС НАТО не реагировать. Об обстоятельствах всплытия донести установленным порядком».
– Так наверху же день божий в это время, а как же скрытность и прочее? – не удержался от наивных мыслей вслух Дербенёв.
– Вот и я думаю, как? – Чуйков махнул рукой и вышел в центральный пост, чтобы довести экипажу новую задачу.
5
И снова томительное ожидание, и снова непонятная перспектива, и ясно только одно – завтра все они увидят Солнце. Настоящее, такое большое, тёплое и родное глазу светило. А ещё ветер будет теребить их выросшие за месяц бороды, свежий такой и пахнущий морем вперемешку с соляром. И волны будут тереться о борт субмарины как послушные щенки трутся о суку, пробираясь к её соскам. А ещё будет сигарета. Да, да та самая, заначенная в пилотке перед погружением. Ох, славно будет завтра…
«А сегодня?» – подумал Дербенёв. «А сегодня надо нести вахту…» – ответило сознание.
В ночной сеанс связи вновь пришло сообщение, на этот раз информационное. Командирам и политработникам всех сил в море сообщалось, что количество тысяч тонн стали, выплавленной в первом квартале 1983 года относительно аналогичного периода прошлого года выросло на 15%, а число произведённых окатышей чугуна выросло на целых 17,5%. Потом еще на четырёх листах Москва рапортовала защитникам своих рубежей об успехах героев труда ; землепашцев Нечерноземья, доярок Кубани, звероводов Калининграда, а также виноделов Крыма и Кавказа, и только в самом конце телеграммы, мимоходом, упоминалось о том, что две авианосно-многоцелевые группы ВМС США с авианосцами «Ч. Нимитц» и «Д. Эйзенхауэр» проводили военные манёвры антиливийской направленности в непосредственной близости от берегов независимой Ливийской республики, что американские агрессоры поднимали свою палубную авиацию и бряцали оружием по всему заливу Сидра как в 1981 году, однако что-то помешало осуществлению задуманных ими планов и янки внезапно прекратили не только полёты, но и манёвры.
Командиры всех «что-то» несших боевую службу во всех уголках Мирового Океана и получившие эту замечательную телеграмму, сильно обрадовались и продолжили патрулирование в назначенных районах с удвоенным энтузиазмом.
– Центральный, акустик. По пеленгу 348; наблюдаю слабый шум винтов надводной цели. Пеленг меняется вправо, цель удаляется.
Денисенков, будучи вахтенным командиром, приподнялся из командирского кресла в центральном посту и, отложив любимый детектив, повествующий о «Тайне чёрных дроздов», приказал акустику:
– Классифицировать контакт. Командиру ГАГ прибыть в рубку акустиков.
– Я на месте, – доложил лейтенант Суворин из рубки и продолжил доклад, – цель классифицирована: эскадренный миноносец УРО ВМС Великобритании тип ; "Шеффилд", полное водоизмещение ; 4 100 тонн, скорость хода уточняется, предварительно 20 узлов.
– Может ты и бортовой номер подскажешь? – традиционно пошутил комдив.
– Постараюсь подсказать. Сейчас только разведсводку гляну, – задорно доложил командир гидроакустической группы и немного покопавшись в своих записях добавил, – бортовой номер может быть D88, это Glasgow («Глазго») ; четвертый корабль в серии, всего их ; 14. Вооружение: зенитный ракетный комплекс Sea Dart с дальностью стрельбы до 40 км; артиллерийское орудие калибра 114 мм; шесть зенитных автоматов Oerlikon калибра 20 мм; два торпедных аппарата. На корабле базируется один вертолет Westland Lynx MK2.
Денисенков не удержался от любопытства и, подойдя к двери, заглянул в рубку акустиков. Где-то почти у самой обшивки прочного корпуса, между шпангоутами, примостившись на корточках, разложил своё богатство – справочные таблицы ; лейтенант Суворин.
– Товарищ командир дивизии, ещё один шум прослушивается по пеленгу 285;. Пеленг меняется на корму. Цель маневрирует на кормовых курсовых углах, уходит в зону тени.
– Как можно классифицировать?
– Похоже крейсер!? Секундочку, сейчас включу громкую трансляцию. – Суворин переключил тумблер и стал вслушиваться в доносящиеся из динамиков плавающие шумы винтов цели. – Вот слышите, чётко прослушиваются сдвоенные звуки ; это у цели работают две линии вала. Довольно быстро идёт.
Один из вахтенных акустиков, не снимая наушников молча подал Суворину пластиковую табличку, на которой карандашом было написано «V = 25». Лейтенант озвучил прочитанное:
– Скорость цели ; 25 узлов. Предполагаю, крейсер УРО ВМС США «Belknap» – тоже головной корабль в серии из девяти кораблей, построен на американской верфи Bath Iron Works Corporation ещё в 1964 году. Водоизмещение ; 8 200 т, двухвальная котлотурбинная установка общей мощностью ; 85 000 л.с. Вооружение крейсера: восемь крылатых ракет Harpoon; сорок зенитных ракет Standard-ER; двадцать противолодочных ракето-торпед ASROC; одно орудие калибра 127 мм; два автомата Vulcan Phalanx калибра 20 мм; два стандартных торпедных аппарата.
– Вахтенный офицер, а вы что по этому поводу думаете? – Денисенков обратился к Жарикову.
– Предполагаю, товарищ командир дивизии, что мы обнаружили силы дальнего охранения авма «Нимитц».
– Основания?
– Характер, интенсивность и число шумов. Например, там же, на кормовых курсовых углах, ранее прослушивался ещё один неклассифицированный шум, а в носовом секторе час назад акустики кратковременно наблюдали непонятный шум винтов, очень схожий с шумами многоцелевой апл ВМС США типа «Лос-Анджелес».
– А почему тогда мы не слышим их работающих гидролокаторов?
– Всё очень просто, мне представляется. На фоне подводного рельефа североафриканского побережья с большими почти отвесными берегами бухт и гаваней, нас – малошумную цель ; обнаружить очень сложно, поскольку отражающая рефракция от берега очень сильная, а наша скорость при движении под мотором экономхода очень маленькая. Иногда подводное течение гораздо сильнее нас…
– Простота в данной ситуации это самообман, ведущий к иллюзии превосходства, – не согласился с выводами Жарикова Денисенков. – Враг хитёр, опытен, имеет преимущество в средствах обнаружения и победить его, объясняя всё простым совпадением случайных величин невозможно. Обстановку следует анализировать должным образом и если надо, привлекать боевой информационный пост, корабельный боевой расчёт, а у вас всё просто…
Из штурманской рубки выглянул Дербенёв.
– Товарищ командир дивизии, согласно моим расчётам «Глазго» следует курсом 90 градусов в сторону оострова Крит, а вот «Белкнап» маневрирует вблизи авма «Нимитц».
Еще через секунду по корпусу лодки ударило эхо от импульса, посланного работающим гидролокатором. Импульс был таким мощным, что казалось гидролокатор работает у самого борта, но второго импульса не последовало.
– И чего молчим, акустики? – недовольным тоном спросил Денисенков.
– Товарищ командир дивизии, предполагаю работу ГАС SQS-56 фрегата ВМС США «Оливер Хазард Перри».
– Больше ничего не слышно?
– По пеленгу 295; прослушивается слабый шум винтов надводной цели, пеленг меняется на нос. Меняется медленно.
– Классифицировать контакт, – вновь потребовал Денисенков.
Спустя две минуты старшина команды гидроакустиков доложил результаты окончательной классификации целей противника:
– Цель классифицирована как фрегат ВМС США типа «Нокс». По характеру шума предположительно идёт с буксируемой ГАС SQR-18A TACTASS, а «Перри», обеспечивая ПВО авианосца «Нимитц», ему помогает своей станцией. Возможна работа вертолётов SH-2F «Си Спрайт» системы LAMPS 1.
– Что у вас тут всё гремит и клокочет? – поинтересовался Чуйков, заходя в центральный пост после сна.
Хорошее расположение духа и улыбка на лице командира свидетельствовали об успешно состоявшемся завтраке. Денисенков пригласил командира в штурманскую рубку, где Дербенёв подготовил планшет маневрирования лодки со всеми контактами с противником.
– Получается, Владимир Артемёвич, – командир дивизии карандашом очертил зону выявленных целей, – что, двигаясь в точку всплытия, мы невольно прошли дальнюю зону ПЛО авианосца «Нимитц» и сейчас находимся в средней зоне. Если нас и дальше не обнаружат доблестные янки, а по характеру работы их технических средств они нас пока не наблюдают, мы имеем шанс пробраться в ближнюю зону супостата.
– Под самый борт угодить? Это конечно заманчиво, но…– Чуйков задумался. – А как же это у нас получилось, штурман?
– Судя по маневрированию противника, американцы из района демонстрации силы, то есть из «зоны смерти», всё-таки уходят, а генеральное направление движения АУГ совпадает с нашим. Вот смотрите, – Дербенёв ткнул измерителем в район действий авма «Нимитц» на момент дневной учебной атаки. – Они сначала были на наших кормовых курсовых углах, а сейчас на траверзе, часть сил прослушиваются уже и на носовых курсовых углах.
– Это ты меня обрадовал, – задумался командир. – Надеюсь, что своими тридцатью узлами, они нас с нашими полутора узлами плюс-минус течение все-таки обгонят к 12 часам?
– Да уж, будем надеяться, ведь до всплытия всего ничего осталось, – согласился Денисенков. – Что ж, штурман, пойдём квадратные яйца есть?
– Спасибо, товарищ комдив, но моя смена, по-моему, ещё за себя и за того парня доедает. Так, что я ещё не готов к завтраку…
– Ладно, я подгоню Потапкова, – пообещал Денисенков и вышел из рубки, приглашая в центральный пост и командира лодки.
6
К двенадцати часам пополудни московского времени подводная лодка Б-224 наконец-то заняла район всплытия. Район оказался довольно беспокойным. Слева и справа от него акустики наблюдали две надводные цели, классифицированные как авма «Нимитц» и американский ракетный крейсер ПВО «Леги». Хорошим такое соседство не назовёшь, а что делать?
– Боцман, всплывай на перископную глубину. Акустики, слушать горизонт прямо по носу! – командир поднялся в боевую рубку и задраил нижний рубочный люк.
Нижний рубочный люк ; это дверь между жизнью и смертью всего экипажа лодки, поскольку боевая рубка это капсула размером с барокамеру, находящаяся вне прочного корпуса и над ним. Именно поэтому, всплывая на перископную глубину, нижний люк всегда задраивается, отделяя командира от экипажа. И делается это исключительно для того, чтобы в случае таранного удара подводной лодки с идущим на ходу, дрейфующим или стоящим на якоре судном, сохранить жизнь экипажу, находящемуся в прочном корпусе, забрав при этом жизнь только её командира в боевой рубке. Печально, но такова жизнь. И так на каждом всплытии, сотни раз в году…
– Вашу мать…Что вы мне здесь нарисовали? – последними словами выругался командир, осмотрев горизонт через перископ. – Записать в вахтенный журнал: по пеленгу 270; визуально в дистанции 37 кабельтов обнаружен авма ВМС США «Нимитц», следует курсом 15;,осуществляет подъём палубной авиации. По пеленгу 50; в дистанции 40 кабельтов обнаружен фрегат ВМС США типа «Оливер Хазард Перри», следует курсом 130;, по пеленгу 55;, дистанция не определена, обнаружены дымы над горизонтом предположительно надводной цели. Боцман, всплывай. Продуть балласт аварийно.
Раздался рокот выходящего воздуха, толчок и теннисным мячиком лодка вылетела из-под воды. Ещё несколько секунд Чуйков дёргал замок закисшей от влаги кремальеры. И вот люк открыт, свежий солёный и желанный воздух со свистом ворвался в каждый закоулок страждущего железа, наполняя жизнью систему вентиляции и лёгкие всех, кто находился в центральном посту.
Не успел командир подняться на мостик, как разрешение на подъём флага запросил боцман, одетый почему-то не как обычно в комбинезон и канадку, а в китель и белую фуражку. Командиру даже стало немного стыдно, что он – командир ракетного подводного крейсера, старший офицер флота Советского Союза и вдруг в меховой куртке и шапке предстал перед врагом. Хотя враг, кажется, ещё ничего и не понял.
– Давай, боцман, водрузи знамя Победы. Где оно у тебя?
Боцман вставил флагшток на штатное место и поднял флаг. Чуйков посмотрел на свой бело-голубой флажочек – маленькую такую частичку большой страны, и американский огромный звёздно-полосатый стяг, гордо реющий на мачте ближайшего к ним фрегата типа «Оливер Х. Перри», резко меняющего в это время курс и на полном ходу движущегося к лодке.
– А ну-ка, боцман, неси якорный флаг или любой другой, но размером побольше, чтобы командующий 6-м флотом США издали и в полной мере смог ощутить радость нашего безнаказанного присутствия у его незащищённого борта.
– Что его нести, если он со мной.
И боцман, лукаво улыбаясь, наклонился под ходовой мостик, чтобы извлечь другой флагшток с новым флагом, поднятым и оставленным им в ограждении рубки «на всякий случай». Командир, взяв руку под козырёк, сразу даже не понял назначение этого полотнища, но не удержался от вопроса, увидев его размеры.
– И откуда эта красота?
– С крейсера, вестимо, где раньше служил. Взял себе на память ходовой флаг, думал сгодиться. Слышу сегодня ваш доклад из боевой рубки и думаю, а время то пришло. Пусть янки захлебнутся от зависти…
– Это точно, пусть захлебнутся, что у них такого боцмана нет.
– Товарищ командир, радисты, – по громкой связи раздался голос мичмана Куликова, – в наш адрес получено персональное радио. После всплытия следовать в точку рандеву: широта ; 33;00;N, долгота ; 20;00;Ost, где встретиться со сторожевым кораблём «Свирепый» Балтийского флота и плавучей мастерской ПМ-26 Черноморского флота, после чего в составе ОБК следовать в якорную стоянку ЯС № 3. В назначенный период совместно с ПМ-26 осуществить деловой заход в ливийский порт Тобрук. Сроки и подробности визита будут сообщены дополнительно.
– Вот те раз, – только и успел сказать Чуйков, как из под мостика, из шахты, ведущей в центральный пост, послышалось:
– Прошу разрешения на мостик ; старший помощник.
– Добро, Юрий Михайлович, ты посмотри только, что вокруг творится…
На мостик поднялся командир дивизии и старший помощник. Все одеты в ярко-синюю тропическую одежду и такие же пилотки с козырьком. Принесли «тропичку» и командиру, и только счастливый боцман щеголял перед огромными фотообъективами с американских вертолётов и кораблей, невесть откуда появившихся возле лодки, в белой фуражке и строгом кителе.
Руководство США явно не ожидало увидеть советскую ракетную подводную лодку в заливе Сидра за «линией смерти». Москва недвусмысленно дала понять Вашингтону, что ей небезразлична судьба её партнёра по военно-экономическому сотрудничеству. Наверное, поэтому атомный авианосец «Честер У. Нимитц» внезапно прекратил полёты авиации и под прикрытием остатков своей армады со всей прыти рванул на отстой в порты Неаполя и Тулона.
До американских военных операций против Ливии «Огонь в прерии» и «Эльдорадо Каньон» оставалось ровно три года.
XV. ДЖАМАХИРИЯ
1
Тобрук – город и порт в Ливии, расположенный в 120 километрах от границы с Египтом на берегу Средиземного моря, на высоте 158 метров над его уровнем и разделённый надвое очень красивой приморской автострадой, по которой с удовольствием гоняют, сплошь и рядом нарушая правила дорожного движения, местные автомобилисты. По разным данным в этом приземистом, состоящем в основном из грязновато-белых малоэтажных домишек, городе проживает от 40 до 55 тысяч жителей.
Из немногочисленных достопримечательностей истории можно выделить руины английской колониальной крепости с береговыми орудиями и кладбище времён второй мировой войны, где покоятся останки немецких солдат и офицеров «Африканского корпуса» фельдмаршала Эрвина Роммеля. За могилами на этом погосте и сегодня бережно ухаживают местные жители. Сюда с удовольствием водят экскурсии местные гиды. Несведущему человеку, впервые оказавшемуся здесь в качестве экскурсанта, обязательно бросится в глаза особое, почтительное отношение местных жителей к солдатам вермахта, поскольку в этой стране они не захватчики, а освободители. Именно Роммель на рассвете 21 июня 1942 года принял капитуляцию английского генерала Клоппера, командовавшего англо-австралийским гарнизоном Тобрука. С этого момента Роммель стал не только национальным героем Германии и любимцем Гитлера, но и освободителем Ливии от ненавистного английского колониального ига.
В этом небольшом по европейским меркам городке присутствуют даже аэропорт, какие-то малозначительные пищевые предприятия и кустарные промыслы. Но самой главной достопримечательностью Тобрука является его сказочная бухта с одноимённым названием и город-спутник – нефтеэкспортный порт Марсаэль-Харига с нефтеперерабатывающим заводом, дающим жизнь и процветание не только городу, но и жителям его окрестностей.
Новым распоряжением Б-224 надлежало в течение 16 суток провести межпоходовый ремонт в порту Тобрук, в обеспечении плавающей мастерской ПМ-26. Внезапность и ранее не оговоренная по линии МИД СССР специфика захода не предусматривали валютных средств для экипажа. Да и зачем эти самые ливийские динары подводникам, когда их потратить некуда? От рассвета до заката всё вокруг закрыто, никого нет и ничто не работает. Город словно вымер. И только после захода солнца, пробудившись ото сна, всё в городе оживало и начинало дышать полной грудью. Ночные улицы Тобрука содрогались от автомобильных сигналов, сирен и тысяч фар, потому что местные жители отправлялись в гости друг к другу. Повсюду открывались чайные и магазинчики, а советские подводники в это время уже крепко спали.
В стране заканчивался священный праздник Рамадан. Это время отмечено для верующих особым обрядом служения Создателю: в течение всего священного месяца мусульмане соблюдают предписанный шариатом (божьим законом) пост. Пост («ураза») в Рамадан обязателен для каждого мусульманина. Он позволяет ему укрепиться в своей вере и самодисциплине, точно следуя наказам Аллаха. От рассвета до захода солнца постящийся воздерживается от всех видов разговения (еды, питья, половой близости и др.) и стремится сохранять свой язык от сквернословия, а душу ; от нечистых помыслов.
С заходом солнца мусульмане прерывают свой пост. Блюдо во время ифтара (прерывание поста на заходе солнца) представляет собой совсем небольшую порцию пищи ; согласно сунне это нечетное число фиников. Затем совершается вечерняя молитва (магриб), после чего наступает черёд для полноценного приёма пищи. Пост в Рамадан разрешается не соблюдать только тяжело больным, детям и людям, которые находятся в это время в пути, воинам, участвующим в боевых действиях.
Ливийские военные моряки, как и все правоверные мусульмане, пост не только соблюдали, но и на службе в течение месяца не появлялись вовсе. На каждом корабле на весь праздник назначался ровно один бессменный вахтенный или дежурный специалист, да и тот в дневное время спал. Причём специфика назначения такова, что все эти специалисты в совокупности составляют экипаж одного ракетного катера, способного в случае тревоги бороться за живучесть или выйти в море и выполнить поставленную задачу на одном из назначенных в дивизионе кораблей.
Так однажды и произошло. Среди бела дня вдруг заработала сирена. Все, кто дежурил на катерах, по сигналу тревоги собрались у здания штаба, а потом направились на обозначенный к выходу катер, но двигатели запустить на нём не удалось, тогда дежурный экипаж бросился на другой корабль, однако и он оказался «мёртвым» и только третий катер удалось вывести в море для выполнения поставленной задачи.
Подводники с любопытством наблюдали за особенностями ливийского боевого дежурства. Целых пять часов катер был в море и целых пять часов одиннадцать кораблей Тобрукского дивизиона и его штаб были брошены на произвол судьбы без всякого присмотра.
– Хороши вояки, – заметил Володя Сафронов – ракетчик, назначенный на поход вместо Бризмера. – Заходи, бери всё голыми руками и оружия не надо.
– Достаточно одного коловорота, сэ-эр! – согласился Дербенёв.
– Интересно, сколько они за такую службу получают? – полюбопытствовал Хомичев, поднимаясь на мостик для смены вахтенного офицера.
– Ливийский офицер связи говорил, что довольствие младшего офицерского состава колеблется в пределах 700 – 1000 долларов США, а старшего офицера ; в размере дохода среднего бизнесмена нефтяной компании. – Отрапортовал Дербенёв, вручая повязку вахтенного офицера на якоре Хомичеву.
– Много это или мало, по их меркам, мене не ведомо, а вот обстановку передать, слабо? – поинтересовался Александр Иванович.
– Горизонт чист, нагрузка без изменений, заместитель командира дивизии и начальник политотдела по приглашению нашего консула убыли в «Шарик» . Командир и замполит ; в бане на плавмастерской, старпом ; в рубке оперативного, там же. Остальные на борту или на лёгком корпусе загорают. Купание запрещено.
– Ладно, вахту принял, хотя ты и соврал, – нехотя согласился Хомичев.
– Как соврал? – не понял Дербенёв.
– А вот так! ; И минёр показал рукой на ворота аванпорта, куда на большом ходу заходил ливийский ракетный катер, возвращаясь с моря.
– Интересное дело, никто не встречает? – удивился Сафронов.
– Также, как и не провожали. – Пошутил Дербенёв.
Катер сделал резкий разворот и, подав сигнал ревуном, направился к причалу, по-прежнему не сбавляя скорости. Ещё минута и он поравнялся с лодкой. На полную мощность заработали винты, давая задний ход, но скорость была всё ещё большой. Четверо ливийцев бесстрашно выпрыгнули на причальную стенку и, прихрамывая, побежали параллельно катеру, что-то выкрикивая. Несколько других моряков подали им швартовные концы, которые тут же были наброшены на чугунные палы на причале. Матросы отбежали в сторону. Катер содрогнулся, как бы наткнувшись на внезапное препятствие и, со всего маху, ударился правым бортом о причал. Раздался страшный треск рвущихся швартовов и скрежет стали. Ещё миг и катер замер, как вкопанный. Командиру (он же дежурный по дивизиону) подали трап, и офицер смело убыл восвояси. За ним последовал помощник – он же помощник дежурного по дивизиону. Через десять минут, заведя все уцелевшие швартовы, экипаж построился коробочкой на причале и строем убыл по местам персонального дежурства, причём последняя шеренга шла на два шага сзади и «на цыпочках». У борта на причале остался только один вахтенный матрос, коврик для молитвы, шезлонг и выключенный телевизор.
2
– Чего грустим, лейтенант? – спросил Хомичев Дербенёва, видя как тот, прячет в карман небольшой клочок бумаги.
– Да, так. Ерунда, какая-то… – ответил штурманёнок.
– Ерунда бывает разного размера. У тебя какая: большая или маленькая?
– Да я и сам не пойму, – застеснялся Дербенёв, – жена письмо с оказией прислала. Пишет, чтобы я выбрал до возвращения, что мне дороже: море или семья. Странное какое-то письмо. Чушь просто. Почему я должен выбирать, если мне и море и семья дороги?!
– Ты не печалься, штурман, это пройдёт, – минёр положил руку на плечо Дербенёву. – Так у всех по молодости бывает. Бабы они дуры. Всё только сердцем своим чувствуют, а мозги у них куриные. И не могут они этими самими куриными мозгами понять, что не море главное, а то, что есть такая работа, которую за нас никто не сделает.
– Спасибо за поддержку, друг, но на душе, честно говоря, дерьмо.
– А ты давай, собирайся, поедем в городок на экскурсию к военспецам разным и их жёнам, говорят даже француженки есть, – минёр задорно по-мальчишески потёр руки. – А ещё там обещают волейбол, концерт и даже консула советского показать.
– И особистов, по полвагона на каждого. Ни вздохнуть, ни п…ть, – болезненно отреагировал Дербенёв.
– Да брось ты свои ахи-вздохи, поехали? – не успокаивался Хомичев.
– Ладно, уговорил, почапали в автобус… – Дербенёв наконец согласился.
Офицеры, закурив на ходу, направились к большому, комфортабельному японского производства автогиганту с кондиционером и мягкими сиденьями, где их поджидал замполит со списком отъезжающих.
– Быстрее, пошевеливайтесь, нас уже ждут, – размахивая руками, прокричал издали Каченко.
– Я вижу: «двое с носилками и один с топором». – Машинально прокомментировал Дербенёв, глядя на замполита, корабельного врача и командира гидроакустической группы, стоящих у автобуса.
– А с топором кто из них будет? – подхватил шутку Хомичев, – эскулап Галльский?
– Да уж, конечно… – не согласился Дербенёв, ; эти двое только стучат, ах извините – подносят, а рубит-то замполит.
– Что и Суворин ; из этого поля ягода?
– А то?! – Дербенёв улыбнулся в усы. – Я тут как-то спустился в секретную часть, слышу, а напротив, из резервной рубки связи, доносится неизвестная мне мелодия. Слова такие классные: «небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой…». Не успел прислушаться, как Константин пригласил меня на «рюмочку» чаю и заодно на откровенность, заговорщицки сообщив, что мы теперь с ним «повязаны», поскольку вместе слушали запрещённого в СССР Вилли Токарева.
– То-то, я смотрю, они неразлучными стали, просто «святая Троица», – согласился Хомичев.
– Не богохульствуй, отрок, – одёрнул товарища Дербенёв, поскольку они вплотную подошли к входной двери автобуса.
3
Советский, точнее интернациональный коттеджный городок размещался обособленно. В нём проживали семьи специалистов из разных стран, сотрудничавших с Ливией. Из иностранных военных специалистов кроме советских представителей здесь находились пакистанцы, французы – специалисты по «Миражам» и РЛС «Волекс», немцы, чехи, поляки, югославы и болгары. Последние обслуживали бельгийские дизельные двигатели. Наверное, были и другие, но Дербенёв этого не знал. Да и зачем ему это знать, если именно здесь, в «Шарике», он встретил одного из своих учителей из Каспийского ВВМКУ. Капитан первого ранга Липовский был одним из руководителей специального советского военного центра по переподготовке ливийских офицеров любого профиля во флотских штурманов для ВМС Ливии.
Между учеником и учителем состоялась душевная беседа при официальной встрече на общем приёме у консула, потом задушевная неофициальная её часть при закрытых дверях и окнах в коттедже.
– Муамар Каддафи ввёл в Ливии сухой закон, а поскольку в особый отдел сливают информацию все ; и наши, и ливийские товарищи, приходится остерегаться. – Липовский открыл бутылку «Bushmills» и разлил виски по стаканам со льдом.
И неизвестно, сколько было выпито хорошего виски и прекрасного корабельного спирта, но от предложения Липовского работать за границей в качестве советника Дербенёв отказался.
– Вы, товарищ капитан первого ранга, до какой должности на корабельном флоте дослужились? – зная наперёд ответ, поинтересовался Дербенёв. – До флагманского специалиста флотилии или эскадры? Так, что ж вы меня лишаете такой же возможности? Вы же мой учитель!
– Да ты пойми, – убеждал опытный Липовский, – сейчас время другое и подобного предложения у тебя в жизни может быть никогда и не будет. Послужишь немного здесь, потом академия Советской Армии, дипкорпус, заграница, валюта, соглашайся. Тем более, пока ты будешь по своим морям шарахаться, я на тебя представление в Москву отправлю. А когда домой вернёшься, назначение уже состоится. Видишь ли, мне здесь штаты открыли, а специалистов не дали, говорят «подбирай сам». Как сам? Если здесь практически никого не бывает, а мне спецы, во-о-о как нужны. – Липовский провёл ладонью поперёк шеи, демонстрируя важность вопроса.
В какой-то момент Дербенёв вспомнил странное письмо от Татьяны и вдруг представил: он – молодой советник здесь в Ливии и с Татьяной, а дети где-то в Москве, учатся в школе при МИД СССР. «К чёрту все наваждения», – подумал Александр и произнёс вслух:
– Вы учили меня не штаны протирать, насколько я помню, а навигацкому делу. Чтобы корабли большие и малые по морям-океанам водить безаварийно. Вот я этим с вашего благословления и занимаюсь. Поэтому на поступившее здесь нетрезвое предложение отвечаю, как учили: «Спасибо. НЕТ!»
– Ну и зря! Я тебе то же самое и завтра повторю, на трезвую голову! – Липовский немного обиделся за оценку его предложения, данную Дербенёвым.
– «Нет!» ; Будет мой ответ и завтра, – повторил свое решение Дербенёв.
Липовский открыл дверцу бара и достал очередную бутылку виски.
– Давай тогда хоть выпьем, что ли?
XVI. ЖЕКА
1
Плавучая мастерская ПМ-26 472-го дивизиона морских судов обеспечения Черноморского флота была заложена на судостроительном заводе в польском городе Щецин в 1962 году и вступила в строй 30 ноября 1964 года. За свою долгую морскую жизнь эта «рабочая лошадка» совершила несколько десятков выходов на обеспечение подводных лодок, кораблей и судов ВМФ в Атлантический и Индийский океаны, Средиземное и Красное моря. Вот и сейчас она была ошвартована рядом с Б-224 и в очередной раз участвовала в ремонте подводной лодки. Трудились и подводники. Смены были построены так, что работа кипела до обеда, а после ; моряки организовано ходили на пляж, поскольку других развлечений в месяц Рамадан ливийская сторона не предусмотрела.
Все выходы за пределы военной гавани контролировал ливийский офицер связи, очень дотошный, но вежливый молодой человек в тёмных солнцезащитных очках. Буквально в первый же день выяснилось, что в Тобруке для посещения экипажу выделено два пляжа. Один, его ещё называли французским за белоснежный мелкий песок, завезённый ещё английскими колонистами из Франции, предназначался для офицеров, а другой, в районе нефтяного терминала, где песок насквозь пропитан нефтью ; для унтер-офицеров, то есть для мичманов.
– А матросам где купаться? – поинтересовался Чуйков.
– В ливийских ВМС для нижних чинов такие места не предусмотрены, – сообщил офицер связи, – особыми привилегиями пользуются только офицеры, а матросы пусть с борта купаются.
Командованию похода пришлось пойти на хитрость и ежедневно вместе с офицерами на пляж ходили мичманы и матросы, одевая вместо своих офицерские погоны. По этому поводу однажды случился казус. К группе подводников подошёл тот самый ливийский офицер и поинтересовался у старшего: «Почему одни офицеры в тропических брюках, а другие в шортах как у матросов, хотя погоны у них одинаковые?». На что Манишевич, а именно он, был тогда старшим группы, ответил:
– А почему у вас солнцезащитные очки на носу, а у меня их нет, хотя мы оба капитаны третьего ранга?
Очевидно, из деликатности ливиец не ответил, но и вопросов больше не задавал.
2
Обожал прогулки с подводниками и любимец плавучей мастерской – огромный кобель породы немецкая овчарка по кличке «Жека». По пути разгоняя всех беспородных полусобак ; полушакалов, обитающих в ливийской пустыне вокруг гавани, пёс добирался даже до ближайших селений, чем доставлял немало хлопот командованию отряда советских кораблей. Практически каждый день на Жеку жаловался офицер связи, а ему в свою очередь местные жители, чьи худые как велосипеды собаки бродили по местным помойкам.
У этого пса никогда не было ошейника, потому, что никто и никогда не пытался его привязывать. Да и возможно ли привязать ветер?
Жека был полноценным членом экипажа, а значит, был воспитан и коммуникабелен. Он различал все сигналы на корабле и тревоги. На каждое построение личного состава корабля прибывал первым. Сметая всех и вся на своём пути, занимал своё место в строю (на шкентеле) и, услышав своё имя, громко подавал голос.
Подводники тоже полюбили этого здоровенного красавца, который настолько знал себе цену, что даже лапу подавал, только услышав заветное слово «цукерка». В связи с этим весь кусковой сахар разошёлся по карманам матросов, и даже шоколадки пошли в ход на угощения для собаки. Но если, не дай Бог, кто-либо обманывал его и после «рукопожатия» не давал конфету, что в сознании пса было недостойным моряка поведением, то с этого момента наступал период сплошной неприязни к обидчику. Пёс, издали учуяв лжеца, начинал рычать, а шерсть на его загривке поднималась дыбом. И бесполезно было совать в нос Жеке лакомства. Из рук этого обманщика пёс никогда уже не брал угощения. Но чуть позже оказалось, что и в жизни собаки могут быть исключения…
Как-то в очередной раз подводники приехали на французский пляж, чтобы отдохнуть после рабочего дня. У местных жителей продолжался пост, и на пляже, как всегда, никого не было. Некоторые моряки за время пребывания в Тобруке настолько к этому привыкли, что позволяли себе купаться в «чём мама родила». Да и чего здесь удивительного, плавок-то ни у кого и не было, заход ведь заранее не планировался. Вместо плавок подводники использовали разовые марлевые трусы небесно-голубого цвета, которые после намокания становились абсолютно прозрачными, так, что исход всё равно был одинаков.
И вот в разгар отдыха, когда одни мужчины загорали, другие ловили песчаных крабов, а третьи ; осьминогов, на верхней террасе остановились несколько автобусов, Жека, как и положено сторожевому псу, почуяв чужаков, поднялся на среднюю террасу в беседку, где была сложена одежда моряков. Никто этого даже не заметил. Но когда приехавшие в автобусах женщины – в основном иностранные специалисты и жёны советников ; спустились в лагуну, мужчины просто опешили.
Невзирая на политическую подкованность и информационную осведомлённость, советские подводники, будь-то офицеры или матросы, ещё не знали, что такое «топлес», а потому, завидев целый десант полуобнажённых девиц, внезапно высадившийся на их территории, решили воспользоваться бегством от греха подальше. Как- никак больше двух месяцев в море и, естественно, без женщин. Боясь даже приподняться с живота, моряки, подобно песчаным крабам, отползали к воде – родной стихии, оставляя на песке глубокие борозды разной глубины. А что делать?
Пробравшись по воде за скалу, а потом по камням и на террасу, подводники, наконец, оказались у своих вещей. Но здесь их ждало не только удивление, но и разочарование. Жека, встретив на террасе ещё одну группу советских людей, теперь уже женщин, как настоящий мужчина, патриот и джентльмен, всё внимание отдал им, забыв при этом свои прямые обязанности по охране имущества моряков. Припадая на передние лапы, он увивался за каждой и бегал вокруг всех, вилял хвостом и повизгивал как последняя болонка. А когда всё же увидел собравшихся вместе и полностью одетых офицеров, вдруг засуетился, как бы осознавая свою вину и, не обращая внимания на восхищённые возгласы представителей прекрасной половины человечества, сел возле ног старшего помощника, готовый выполнить любую команду.
Женщины, решив, что терраса освобождена именно для них, поблагодарили мужчин, одарив всех обворожительными улыбками и пожав каждому из них руку. При этом было замечено, что Жека, также раздавал «рукопожатия» налево и направо без всякой «цукерки»…
XVII. ПОРА ДОМОЙ
1
Вечернее солнце багрянцем наполнило редкие облака, летящие над горизонтом, подкрасив заодно и море, ровно в том месте, где светило окунулось в прохладную свежесть, принимая вечерние ванны. Почти полное безветрие обещало тихую безмятежную ночь, но это для всех нормальных людей. Подводники же ; люд подневольный, слабосентиментальный и розовые облака перед погружением им глубоко «фиолетово».
Заканчивался день, последний в ходе столь внезапного визита Б-224 в ливийский порт Тобрук. Вместе с уходящим днём заканчивалось и приготовление лодки к выходу в море. Экипаж занял боевые посты по тревоге и только замполит никак не мог распрощаться с группой товарищей из штаба 5-й ОпЭск. Судя по жестикуляции и артикуляции Каченко, «нагруженный по самую ватерлинию», сейчас находился в полной прострации, но как настоящий подводник, заметив личный состав швартовных команд на лёгком корпусе, двинулся к трапу. Не желая «светиться» перед всем экипажем в столь небоевом состоянии, Василий Иванович направился к люку первого отсека, открытому боцманом для переговоров во время проверки работоспособности носового шпиля.
– Боцман, о-то-йди, я спущусь здесь. Бы-стро! – небрежно оттолкнув Осинова, произнёс Каченко, прижимая к груди довольно внушительный «презент» от братьев-надводников.
– Василий Иванович, здесь нельзя. Нижний трап уже сняли. Идите через центральный пост, – боцман попытался остановить замполита. Но не тут-то было, Каченко уверенно перешагнул чрез комингс люка и заскользил вниз.
– Да пошёл ты в ж…– только и произнёс уставший от повседневных хлопот офицер-подводник, прежде чем распластаться на палубе отсека.
– Первый, что у вас там творится? – спросил по «Каштану» Манишевич, услышав грохот в динамике.
– Да здесь, какая-то посылка упала и… замполит…
– Сильно? – закричал старпом.
– В дребезги! – доложили из первого.
– Ка-ак?!
– Одни горлышки да донышки остались…
– А замполит? – уточнил старпом.
– А замполит цел. Что ему будет? Спать пошёл к себе, во второй отсек.
2
Б-224 закончила приготовление и получив окончательное разрешение на выход из базы, начала движение по назначенному маршруту.
У границы ливийских территориальных вод подводную лодку и плавучую мастерскую встретили советские противолодочные корабли ; знакомый подводникам сторожевой корабль Балтийского флота «Свирепый» проекта 1135 и большой противолодочный корабль проекта 61 «Сметливый» Черноморского флота.
Для читателей, далёких от флота, уместно заметить, что по наличию и тактико-техническим характеристикам противолодочного вооружения эти корабли можно было смело переклассифицировать. Хотя бы потому, что по замыслу конструкторов сторожевые корабли проекта 1135 до 1977 года классифицировались как большие противолодочные корабли, а большие противолодочные корабли проекта 61 изначально проектировались как сторожевые корабли. До сих пор остаётся загадкой: почему тогда - в восьмидесятые годы двадцатого столетия ; всё было не так, как задумывалось конструкторами, а с точностью до наоборот.
Большие противолодочные корабли проекта 61 принципиально отличались от ранее построенных для ВМФ СССР двумя особенностями. Первая, это наличие на них двух зенитно-ракетных комплексов, а вторая ; применение в качестве силовой установки всережимной газовой турбины. За мелодичный свист, издаваемый газовыми турбинами этих кораблей, слышимый издалека, моряки всех флотов метко окрестили их “поющими фрегатами”.
Назначением корабля в соответствии с оперативно-техническим заданием являлась: противовоздушная оборона кораблей и транспортов в море от атак низколетящих самолетов и крылатых ракет, а также противолодочная оборона кораблей и транспортов в море. И это невзирая на то, что из оперативно-тактического задания (ОТЗ), утверждённого в 1956 году, исключили противолодочные ракеты, увеличив боекомплект ЗУР при этом до двадцати четырёх единиц.
Красивый, стремительный силуэт и доведенная до совершенства изящность внешних форм этих кораблей никого не могли оставить равнодушными. Не зря в 1968 году американская газета «Time» опубликовала статью под названием «Силовые игры в океане», где привела фразу капитана 1 ранга ВМС США Гарри Аллендорфера ; эксперта по проблемам советской морской мощи: «Почти всякий раз, заходя в порт и замечая самые ухоженные и красивые корабли, вы обнаруживаете, что девять десятых из них - русские». Пожалуй, это высказывание не потеряло своей актуальности и в ХХI веке.
Проект 1135 была разработан Северным проектно-конструкторским бюро гораздо позже проекта 61, в 1964 – 1966 годах. В соответствии с техническим заданием, руководство ВМФ СССР планировало получить большой противолодочный корабль второго ранга на базе проектов 1134-А и 1134-Б, но с существенно уменьшенным водоизмещением. Новый проект должен был решать широкий круг задач по противолодочной и противовоздушной обороне соединений кораблей в океанской зоне, аналогично задачам кораблей проекта 61. Уменьшение водоизмещения привело к отказу от вертолёта, Впрочем, отсутствие ангара на кораблях проекта 61 также не позволяло иметь вертолёт постоянного базирования. В этом корабли были схожи, к тому же оба они относились к кораблям второго ранга.
Гидроакустическое оснащение кораблей проекта 1135 было идентичным проекту 1134-Б, но по техническим возможностям не обеспечивало стрельбу ракетами главного противолодочного комплекса на полную дальность, поэтому предполагалось действие этих кораблей поисково-ударными парами. Здесь фактически и могли пригодиться корабли проекта 61, имеющие изначально очень скромное противолодочное оружие и не имевшие противолодочных ракет.
Основным вооружением корабля проекта 1135 по изначальному замыслу был ракето-торпедный комплекс «Метель», предназначенный для уничтожения подводных лодок противника. В ходе модернизации он заменялся на более современный и унифицированный «Раструб-Б», способный поражать также и надводные цели. Таким образом, вместе с морским опытом корабли обретали и боевую мощь.
3
Издали заметив, как поблёскивают стальными доспехами в последних лучах заката «Сметливый» и «Свирепый», Чуйков чему-то улыбнулся. Корабли заняли назначенную точку рандеву и теперь, словно былинные богатыри, встали на защиту своей «сестры», которая изо всех сил спешила под их опеку. Проведя опознавание, корабли подошли с левого и правого бортов к Б-224, чтобы эскортировать её до района погружения.
С началом движения силы построились «обратным клином», при этом подводная лодка заняла место в его вершине. Плавучая мастерская, не очень поспевая за побратимами, пристроилась в кильватер Б-224 и шумом единственного своего винта так скрежетала по всему Средиземному морю, что сопровождавший лодку американский «пастух» ; фрегат УРО типа «Оливер Х. Перри» отказался от использования своего вертолёта, а значит и буёв . Пташка села на борт и успокоилась. Какое-то время американец работал подкильной ГАС SQS-56, но, очевидно, не получив удовлетворения, выключил и её.
Лениво болтаясь на кормовых курсовых углах и соблюдая безопасную от столкновения дистанцию, «Перри» всё же надеялся отследить момент погружения лодки, чтобы потом, удерживая с нею контакт, поиграть в «кошки-мышки» на всю глубину своей зоны ответственности.
Быстро темнело, силуэты кораблей теряли свои очертания, растворяясь в пространстве южной ночи. Все, включая подводную лодку, зажгли ходовые огни, а Б-224, кроме того, и оранжевую мигалку. Как только ночь окончательно вступила в свои владения, с борта «Сметливого» на «Свирепый» подали жгут электрических кабелей с гирляндой специально подготовленных светильников. Американцам готовилось заранее спланированное представление. Убедившись, что всё готово для маскарада, по команде с большого противолодочного корабля лодка выключила свои огни. Одновременно зажглась «гирлянда» между советскими кораблями и самое главное заработала такая же, как на лодке мигалка, имитируя наличие между кораблями Б-224.
– Все вниз, погружаюсь, все вниз…– последний раз прокричал Чуйков и задраил над собой верхний рубочный люк. Еще мгновение, и субмарина камнем полетела в бездну.
Кратковременно задержавшись на безопасной глубине для осмотра отсеков и механизмов, она продолжила погружение на глубину боевого патрулирования, чтобы, оказавшись в родной стихии, снова и снова искать врага и быть готовой в любую минуту применить по нему свое смертоносное оружие.
Всего несколько минут отделяли подводников от только что ушедшего вчера до наступающего завтра, но Тобрук, Джамахирия и даже Жека навсегда остались в истории, написанной экипажем. На смену одним событиям пришли другие, пока ещё неведомые. Новые мили, месяцы автономки и новые испытания были впереди, а наверху загорались звёзды, правда, от этого не становилось светлее ни в отсеках, ни в душах подводников. Даже Млечный Путь, усыпанный мириадами огоньков, казался просто нарисованным на холсте, а Луна – сегодня добрая помощница подводников, ; как специально забыла дорогу на небосвод и где-то пряталась от людских глаз. Правду говорят люди о таких ночах: «Темень хоть глаз коли».
Темно, некомфортно было и на душе командира американского фрегата – очень успешного и амбициозного офицера 6-го флота США, не привыкшего быть на вторых ролях, но вынужденного сейчас как щенок на поводке плестись за русской субмариной, чтобы после погружения вцепиться в её загривок мёртвой хваткой бойцовской собаки. Не учили американца ни в академии, ни на флоте проигрывать или начинать партию чёрными фигурами, а привычка срывать только весь банк стала со временем его второй натурой. На этом и сыграл Чуйков вместе с командирами эскортных кораблей, придумавший довольно смелый и удачный иллюзион с исчезновением подводной лодки.
В итоге хорошо отрежиссированного, почти циркового, представления, которому мог бы позавидовать сам Эмиль Кио, с рассветом, вместо советского ракетоносца янки обнаружил только пустоту. «Zero», сэр!
XVIII. НЕВЯЗКА
1
Немногим больше трёх с половиной месяцев прошло с того момента, когда подводная лодка вышла в океан. Всего три месяца и три недели позади, но хочется домой, к родным берегам, семьям, любимым, как будто позади целая вечность. Как надоело ежедневно видеть одни и те же лица, есть одну и ту же консервированную пищу и считать шаги, куда б ты ни шёл. Хотя куда здесь можно, собственно сходить? Да куда угодно, лишь бы не сойти с ума от ежеминутного ощущения дежавю. Четыре раза на день по двадцать семь шагов до кают-компании во втором отсеке, чтобы принять пищу и столько же шагов обратно. Три раза по девятнадцать шагов до гиропоста на средней палубе, чтобы отдохнуть после вахты и столько же обратно, чтобы вернуться на вахту. Один раз в двое суток тринадцать шагов, чтобы вымыться в душе пятого отсека во время всплытия на заряд батареи и такой же путь обратно в гиропост. Ещё несколько шагов до мест для раздумий ; вот и весь ежедневный моцион.
Много различных событий произошло за это время, много разных испытаний пришлось преодолеть экипажу Б-224 и не всегда эти события были приятными и желанными, но подводники в большинстве своём ; народ оптимистический, а потому, что бы плохое или непредвиденное в их жизни не происходило, всегда считают, что ; это в последний раз. Вот и вчера, всплывая ночью на сеанс связи, когда все ждали распоряжение от управляющего командного пункта на начало перехода домой и не получили его, все решили, что это безобразие случилось с ними в последний раз. А сегодня это предположение подтвердилось. На очередном всплытии под перископ пришло таки долгожданное распоряжение, согласно которому лодке предписывалось всплыть западнее острова Альборан и начать надводный переход в пункт постоянного базирования. Радости было так много, а эйфория столь необъятной, что многие подводники так и не смогли уснуть после всплытия лодки в надводное положение.
Дербенёв поднялся на мостик, чтобы покурить и заодно визуально опознать берега, если их будет, конечно, видно. К великому сожалению никаких берегов он не обнаружил, да это и не удивительно ведь до пролива Гибралтар оставалось ещё целых двенадцать часов.
– Что, штурман, на испанское небо решил глянуть, или на остров Альборан? Поздновато встрепенулся, звёзд ещё не видно, а остров уже уплыл в темноту. – Чуйков пребывал в хорошем расположении духа и поэтому был разговорчив. Дербенёв, напротив, был немногословен.
Александр пристально осмотрел небосвод. Низкая облачность застлала всё небо клочками грязной ваты, а свежий усиливающийся ветер ощущался даже в ограждении рубки.
– Погода меняется к шторму, товарищ командир, а нам завтра пролив форсировать…
– Так, днём же, штурман, и в надводном положении. Прорвёмся…
– Придётся «прорываться», деваться-то всё равно некуда. Не погружаться же заново. – Задумчиво произнёс Александр, приподымаясь над козырьком ограждения рубки. – Что это, товарищ командир, там смотрите, прямо по курсу? – Дербенёв рукой показал командиру по направлению движения лодки.
Чуйков, доселе смотревший на штурмана, повернулся вперёд и замер от удивления. Впереди слева и справа от лодки вдруг выросли берега, причём так отчётливо, что Дербенёв заметил огни маяков Европа и Карифа на испанском берегу, а Чуйков обнаружил маяк Альмина на марокканском побережье. Не веря глазам своим, Дербенёв стал считать проблески огней маяков, а потом припал к пеленгатору, чтобы определить место по ним. Испанские горы просматривались настолько отчётливо, что по огонькам далёких селений можно было посчитать количество домов в них.
– Что у вас с местом, штурман? Мы что входим в пролив Гибралтар? – взволнованно спросил командир и, не дождавшись ответа, потребовал у штурманов уточнить место лодки.
Дербенёв быстро спустился к радиометристам, но и там все пребывали в замешательстве. На экране РЛС, как по волшебству, вдруг стали отображаться берега пролива Гибралтар, причём на дистанции меньше двенадцати миль.
Получив информацию от радиометристов, полностью совпадающую с визуальной, Чуйков не удержался и переспросил у Башмакина:
– Штурмана, а не пора ли нам тревогу объявлять для прохода узкости, если визуально и на РЛС одна и та же картинка?
Башмакин метался у космического навигационного комплекса, подстраивая его для определения места по уходящему спутнику, но почему-то произошёл сбой, и аппаратура место не определила.
Потапков в ручном режиме «насиловал» приёмник радионавигационной системы «Dekka» высасывая из эфира еле улавливаемые сигналы, а Дербенёв в это время колдовал над приёмоиндикатором системы «Loran-C», но ни у кого толком ничего не получалось, вся аппаратура как взбесилась и показывала неизвестно, что?!
– Вы ещё живы, дети подземелья? – не успокаивался Чуйков, ; хоть кто-нибудь что-нибудь, доложит сюда, на мостик?
Первым не выдержал Потапков:
– Владимир Артемьевич, аппаратура глючит!
– А радиолокация?
– А РЛС явно врёт, поскольку последнее место по спутникам было сорок минут назад и оно полностью совпало с расчётным местом, подтверждённым предыдущими определениями по другим системам навигации. Не могли мы сто миль за тридцать минут пролететь. Не на самолёте же.
– Оно-то так, но как тогда прикажешь понимать то, что мы все наблюдаем?
– Не знаю, может быть, мираж или какая-то сверхпроводимость, давайте подождём немного, может нам что-то удастся высосать из эфира.
Из динамика корабельной трансляции прозвучал голос разведчика, который доложил, что в радиосетях противника чётко прослушиваются переговоры таксистов с диспетчером города Сочи. Чуйков посмотрел на Манишевича и тихонько пропел себе под нос:
– А я сошла с ума, а я сошла с ума…
– Может быть штурмана и правы, товарищ командир… – из ограждения рубки донёсся голос Картавина, поднимающегося наверх, чтобы лично убедиться в правдоподобности происходящего. – Ведь основное предназначение нашего радиолокационного комплекса ; это обеспечение автономным целеуказанием ракетного комплекса благодаря использованию явления тропосферного рассеивания сверхвысокочастотных радиоволн.
– Ну, да, перезрелый вундеркинд, ты ещё расскажи, что и я, и все мы здесь видим огни и горы вокруг нас с использованием СВЧ радиоволн, а впрочем…– командир замолчал, потому, что горы вместе с селениями и Гибралтар вместе с маяками вдруг исчезли, так же внезапно, как и появились.
Картавин бросился вниз и уже через минуту доложил:
– Мостик, товарищ командир, на всех диапазонах РЛС пусто, нет больше берегов.
Море Альборан ; самая западная часть Средиземного моря. Оно расположено непосредственно перед Гибралтарским проливом и достигает в длину около 400 километров, а в ширину 200 километров, характеризуется глубинами от 1000 до 2000 метров в самой восточной его части. Название моря идентично названию небольшого островка вулканического происхождения площадью около семи квадратных километров, находящемуся в этом море и происходит от испанского «albor» (рассвет, белизна, начало).
Если допустить, что море Альборан «умышленно» продемонстрировало подводникам картинку, которую они должны были увидеть только на рассвете, то можно констатировать, что оно вполне соответствует своему рассветному названию.
2
Двое суток бушевала стихия, показывая свой неукротимый нрав. Шторм, начавшийся в Средиземном море, только окреп с выходом лодки в Атлантический океан. Теперь во всю свою силу заклокотали «ревущие сороковые» широты.
Вода вдруг расступалась, оставляя лодку на гребне в невесомом состоянии, потом бросала её вниз, разгоняя, словно машина на американских горках, что бы утопить в своей пучине, а после того как субмарина, подобно поплавку, выныривала на поверхность, набрасывалась на неё с такой силой, что, казалось, хотела переломить корпус пополам. И кое в чём стихия преуспела. С выходом в океан волны сорвали любимое детище боцмана ; трап, изготовленный на ПМ-26, а вместе с ним, так невзначай, часть лёгкого корпуса, и теперь в корме Б-224 зиял пролом размером с самосвал, как будто туда попал вражеский снаряд или даже ракета.
Все двое суток наверх никого не выпускали, и только вахтенные офицеры, сменяя друг друга, несли вахту на мостике, пристегнувшись цепями к корпусу, чтобы не быть смытыми за борт. При закрытом верхнем рубочном люке не ясно было, в каком положении находится лодка: в надводном или подводном. Шторм валял субмарину с борта на борт, а волны с грохотом, как скорые поезда, пролетали по надстройке и сквозь неё. Очень сильной оказалась бортовая качка, что совсем не радовало штурманов. За два дня им удалось принять только три сеанса от космических спутников, а Потапкову, визуально, через перископ, только один раз посчастливилось засечь огонь маяка Сан-Висенти.
– Как у нас с местом? – поинтересовался Дербенёв, прибыв в штурманскую рубку на смену своего начальника.
– С местом хорошо, без места плохо…– безрадостно ответил Башмакин. – За всю вахту только один «Цикадовский» спутник выдал место и то четыре часа назад, а сейчас одни радиомаяки слышно. Вот тебе место, вот запись в журнале, расписывайся.
– А это что? – Дербенёв приложил палец к навигационному журналу в том месте, где красовалась запись, сделанная старшим штурманом об определении места командиром. – Чуйков же спит сейчас.
– Слушай, праведник, ты вахту принимать будешь или как? – повышая тон разговора, Башмакин пристально посмотрел на Дербенёва.
– Ты не ответил на вопрос! – упорствовал Александр.
– Вам что, товарищ лейтенант, – Башмакин уподобляясь привычке старпома, перешёл на «Вы», – необходимо разъяснять требования руководящих документов, согласно которым командир периодически обязан контролировать местоположение лодки лично, причём способами, отличными от тех, которые используют штурмана?
– Но здесь зафиксирована откровенная «липа». В месте, где мы сейчас находимся, невозможно визуально наблюдать маяки мыса Рока и мыса Сан-Висенти. До них, по меньшей мере, 50 – 60 миль.
Дербенёв развернулся от автопрокладчика и включил радиопеленгатор, чтобы определить место по радиомаякам. Терпение Башмакина заканчивалось.
– Итак: курс лодки ноль градусов, ход шесть узлов, ветер двести сорок градусов, море пять баллов… Ты принимаешь вахту или нет? – почти прокричал Башмакин.
– Принимаю, но только после того как лично определю место лодки в океане.
– Ну, товарищ… тогда я пошёл отдыхать! – махнул рукой напоследок командир штурманской боевой части и ретировался из рубки.
– Что у вас здесь за вопли? – поинтересовался Манишевич, когда старший штурман вышел из отсека.
– Да так, всё нормально. Просто Юрий Александрович половину вахты тараканов колол на карте, а вторую половину в зубах ковырялся, в результате места нет…
– Как нет, а это что? – Манишевич показал запись в навигационном журнале.
– Это, Юрий Михайлович, очковтирательство!
– Значит так, – Манишевич, также как и Башмакин перешёл на «Вы», – если вы, товарищ лейтенант, ещё раз негативно отзовётесь о своём начальнике, я для начала отстраню вас от штурманской вахты, а по возвращении домой спишу с подводной лодки! Вам ясно?
– Ясно! – промычал Дербенёв.
– А коли так, определяйте место и как можно чаще, чтобы дурные мысли в голову не лезли, – старпом вышел из рубки, но потом вернулся и, не заходя обратно, добавил со сталью в голосе: – Не забудьте за меня определить место и записать в журнал.
Александр не ответил.
Немного повозившись с АРП-53Р , Дербенёв не смог подстроиться на радиомаяки Рока, Порту, Ла-Корунья и Сан-Висенти. Место лодки получилось не очень надёжным, а всё потому, что три из чётырёх маяков находились практически на одной линии. Но именно эти три пеленга и четвёртый отсекающий показывали с большой вероятностью, что ветром лодку сносит к португальским берегам, и сейчас она находится значительно восточнее того счислимого места, которое Дербенёв принял у Башмакина по вахте.
Дербенёв заглянул в журнал пролёта навигационных спутников. До очередного сеанса было ещё два часа. Александр посмотрел на карту: «Если верить моему месту, то курсом ноль, с учётом дрейфа от ветра мы через четыре часа окажемся в территориальных водах Португалии, а может быть и в самом Лиссабоне, – размышлял Дербенёв, – надо срочно что-то предпринимать».
– Мостик, – Александр нажал тангетку переговорного устройства, – предлагаю изменить курс влево и лечь на курс триста сорок градусов.
– Что так много, штурман, у нас такого курса не было запланировано? – уточнил Хомичев, несший вахту на мостике.
– Нас сильно дрейфует, Александр Иванович, да и место пока не очень уверенное.
– А ты Юрию Михайловичу доложил?
– Нет, он, кажется, задремал в центральном посту, – стушевался Дербенв.
– Добро, ложимся на курс триста сорок, но ты доложи всё-таки Манишевичу, как только он того, понял? – согласился вахтенный офицер.
– Обязательно доложу, а пока я попробую визуально, через перископ определиться. Сейчас должен открыться маяк Синиш. Как только возьму крюйс-пеленг, сразу же доложу!
На всякий случай Дербенёв повертел ручки настроек корабельных приёмоиндикаторов КПИ-5Ф и КПФ-5, но сигналы станций подстроить для определения места не удалось. Александр направился к зенитному перископу. Припав к окуляру и поворачивая перископ в разные стороны, то увеличивая, то уменьшая кратность, Александр пытался отыскать заветный огонёк, но не найдя в кромешной мгле ночного штормового океана ни одного визуального ориентира, он вернулся в штурманскую рубку.
– Мостик, вахтенный офицер, Александр Иванович, глянь через пеленгатор в секторе 85; ; 100;, не наблюдаются ли какие ни будь огни?
– Что-то мигает, штурман, по пеленгу 92; периодически, но не постоянно, на маяк не похоже.
– Офицер Хомичев, а ты хочешь покурить табачку «загармоничного», сладкого? – лукаво поинтересовался Дербенёв.
– Ты на что намекаешь, душа твоя карандашная? – обрадовался командир мино-торпедной боевой части.
– Выпусти наверх, буквально одно место определить по непонятному береговому ориентиру, и табачку получишь.
– Ладно, змей;искуситель, поднимайся, открываю люк, но только на пять минут. – Хомичев спустился к верхнему рубочному люку принимать штурманёнка.
Дербенёв поднялся на мостик, отдал Хомичеву припасённую на самый парадный случай ещё в Тобруке вишнёвую сигарку с пластмассовым мундштуком и припал к окуляру пеленгатора.
Действительно, между волнами в нужном направлении периодически проблёскивал какой-то огонёк, но без опознания характеристик огня определить место было невозможно. Александр, просчитывая характеристики столь желанного маяка, всё вглядывался и вглядывался в полуночную темень, ожидая появления очередных проблесков. И вот они, снова: один, два, теперь затемнение. Одна секунда, вторая, третья. Очередная волна в режиме литерного экспресса, без остановок подоспела с кормы и, заполняя собою все пустоты, двинулась сквозь межбортное пространство. Высота её оказалась соизмеримой с высотой ограждения рубки, а скорость ; немногим больше скорости лодки. Легко, играючи, волна догнала субмарину, также легко перекатилась через её корпус, с не меньшей лёгкостью подхватила Дербенёва, пристально всматривавшегося вдаль через пеленгатор и также легко, без особого напряжения выбросила его за борт. Поднятый неведомою силою и отнесённый ею же за пределы ограждения рубки, Дербенёв почувствовал себя пушинкой, холодок страха вдруг пронзил его тело изнутри, но было слишком поздно, поскольку сейчас он видел родную лодку уже со стороны. Вот перед ним промелькнул мостик, вот Хомичев курит, глядя на него из-под ограждения рубки, а вот медные поручни ограждения рубки медленно уходят вдаль…
В какой-то последний миг, между прошлым и будущим, Александр ухватился за те саамые поручни и повис на них, как вяленая норвежская треска. Волна также резко схлынула, как и пришла, оставив болтаться лейтенанта за бортом до следующего её пришествия.
Хомичев от удивления выронил сигарету и не мог ничего толком сообразить. Вот только что штурман стоял перед ним, а теперь его нет, как будто никогда и не было. И только неугомонный ветер надрывался соловьём-разбойником, выдувая странную заунывную мелодию из резервной антенны под названием «Леер».
Минёр бросился на правый борт, но железная цепь, которой он был пристёгнут к ограждению рубки, далеко его не отпустила. Машинально Хомичев отстегнул карабин и выглянул за ограждение: «О, ужас!» – Дербенёв висел с внешней стороны и что-то кричал, но сквозь шторм его не было слышно.
Очередная волна также бесцеремонно, как и предыдущая, ударила лодку в левый борт, субмарина вздрогнула и сильно накренилась, Дербенёв не удержался и одна рука его соскользнула с поручня. Понимая, что товарища сейчас поглотит штормовой зев ночного моря, Хомичев быстро наклонился через поручни и ухватил штурманёнка за брюки. Дербенёву вновь удалось обеими руками вцепиться в спасительную перекладину. Напрягаясь из последних сил, минёр дёрнул Александра на себя и… взял вес.
Маленький, толстенький, дряхлеющий от отсутствия каких-либо физических нагрузок, Хомичев вдруг обнаружил в себе недюжинные тяжелоатлетические способности, ранее никем не замеченные, и радовался теперь как чемпион, выигравший олимпиаду. Именно так и никак иначе потому, что человек весом в семьдесят килограммов, в рывке взявший вес в сто шестнадцать кило, не может по-другому себя ощущать.
Оба подводника свалились в ограждение рубки, какое-то время молчали. Потом долго истерично смеялись, а после, немного придя в себя, славно и от души объяснялись с помощью идиоматических выражений, трудно переводимых на литературный язык. Особенно хорошо это получилось у Хомичева, который сокрушался не столько по поводу случившегося, сколько по поводу испорченного удовольствия от недокуренной сигареты. Причитая о том, что Дербенёв больше никогда на его вахте не поднимется на мостик, минёр с удовольствием запихнул Александра в прочный корпус.
Потрясённый случившимся, не осознавая ещё, что на самом деле произошло, Дербенёв спустился в штурманскую рубку.
– Не забудь нанести точку на карте и дату обвести в календаре, – голос Хомичева из динамика, как глас из ниоткуда, вернул Александра в реальность.
И хотя Дербенёв не знал, что в сходных условиях, ровно год назад, выполняя задачи боевой службы в полярных широтах, погиб его товарищ – лейтенант Игорь Ходасевич, ему стало не по себе.
Немного погодя, отыскав где-то в глубине души капельку мужества и самоиронии, Александр прозаически отшутился:
– Всё равно оба дня рождения в июне…
3
Нанеся на карту значения драгоценных, добытых и не растерянных в экстремальных условиях пеленгов на маяк Синиш, Дербенёв получил подтверждающее место корабля и окончательно убедился в том, что правильно рекомендовал безопасный курс лодки в обход тервод Португалии.
– Гиропост, гиропост…– Дербенёв несколько раз бесперспективно нажимал кнопку переговорного устройства, чтобы вызвать подчинённых на связь, но никто не отвечал. Александр открыл лючок, соединявший штурманскую рубку с гиропостом, и голосом окликнул вахтенного штурманского электрика ещё раз, но в ответ опять тишина. Желая разобраться с обстановкой на вахте и заодно переодеться после непредвиденного «купания», Дербенёв вышел в центральный пост, где к этому времени уже бодрствовал Манишевич.
– Что с нашим местом, штурман? – как ни в чем ни бывало, уточнил старший помощник.
– Получено место лодки по радиомаякам и визуальным ориентирам. Как вахтенный штурман докладываю, что курс, рекомендованный Башмакиным, вёл корабль к опасности столкновения с берегом или, как минимум к нарушению территориальных вод Португалии. Поэтому я рекомендовал вахтенному офицеру изменить его, теперь мы следуем курсом триста сорок градусов.
– А почему вы не доложили мне об этом?
– Но вы, товарищ капитан третьего ранга, в это время…– Дербенёв замолчал.
– Что я в это время? Баб любил по полной схеме или водку пьянствовал и с тобой не поделился? – Манишевич поднялся из кресла и теперь, «выйдя из берегов», бушевал не хуже стихии за бортом. – Где Потапков?
– Ещё отдыхает, ему на вахту через полтора часа.
– Будите его немедленно, я отстраняю вас от несения этой вахты, а командир проснётся, примет дальнейшее решение. – Манишевич не умолкал. Жестикулируя длинными руками, эмоционально и очень красочно он рассказывал всем офицерам, мичманам и матросам в центральному посту, какое место среди человекоподобных обезьян занимают такие особи, как Дербенёв.
Палуба и без того шаткая под ногами лейтенанта сейчас куда-то совсем уплыла. Дербенёв попытался контролировать свои чувства, эмоции, но это получалось слабо. Он сник, втянул голову в плечи, горький комок обиды подкатил к горлу. Лейтенант молчал, глядя в пустоту перед собой, тихо ненавидел себя и жалел всех, кто когда-либо, участвовал в его судьбе, за понапрасну потраченное время.
– Разрешите спуститься в гиропост? – зачем-то уточнил Дербенёв.
– Идите, – машинально ответил старпом.
Александр направился на среднюю палубу.
4
Войдя в гиропост, Дербенёв увидел изумительную по своей простоте и душевности картину. Вахтенный штурманский электрик матрос третьего года службы, которому по сроку положено было уже два месяца куковать у маминой юбки, спал безмятежным сном и в таком «боевом» положении контролировал работу навигационного комплекса, обеспечивающего безопасность плавания корабля и успешность применения оружия. Но самое главное то, что ноги этого доблестного защитника Отечества, очевидно для большей уверенности в себе, были сложены крестиком на белоснежной подушке Дербенёва вместе с обувью, которая была на них надета.
Как было не обрадоваться лейтенанту столь замечательному и безупречному по храбрости и достоинству несению вахты во время выполнения боевой задачи в мирное время его подчинённым? Как не возгордиться результатами собственного труда и воспитания?
Действительно, гордости, радости и самое главное терпения сейчас Дербенёву и не доставало. Стараясь не разбудить остальных честно отдыхавших подчинённых, Дербенёв взял графин с питьевой водой и подошёл к вахтенному матросу. Гиропост, нужно заметить, вмещал помимо единственного штатного диванчика ещё четыре нештатных места отдыха, одно из которых размещалось в шахте астронавигационной системы «Лира-Н» и считалось, чуть ли не «VIP-каютой», поскольку было оборудовано собственной системой микроклимата.
– Смирно! – прошептал на ухо матросу лейтенант, но в ответ услышал только сладкое посапывание вперемешку с почмокиванием.
Скорее от безысходности, чем от злости Дербенёв поднял графин над спящим «героем» и, жертвуя дефицитной влагой, вылил содержимое матросу на лицо.
– Встать, мерзавец! – не выдержав, срывая голос, закричал Дербенёв.
Обалдевший спросонья матрос сначала вскочил, не понимая, что произошло, но увидев лейтенанта с графином в руках, над своей головой выпалил:
– Я не мерзавец, я человек, а вы за неуставные отношения ответите, это я вам обещаю. Сегодня же доложу обо всём замполиту.
– Докладывайте, господин сукин сын, хоть Верховному главнокомандующему, только не забудьте доложить, что вы спали во время боевого дежурства, причём не первый раз за автономку.
Александр захотел выйти из гиропоста, но матрос превратно расценив движение офицера, принял боксёрскую стойку. Дербенёв не удержался и влепил своему подчинённому звонкую пощёчину. На крик матроса проснулись все «жители подземелья». Матрос держался за покрасневшую щёку и причитал, а лейтенант, молча сел за рабочий стол штурманского электрика и принялся писать рапорт командиру с просьбой отстранить его от командования группой за неумение руководить подчинёнными и допущенные неуставные отношения, а за непрофессионализм Дербенёв просил командира лишить его допуска к несению штурманской вахты с последующим списанием из подплава.
Ивашников, через плечо лейтенанта прочитавший опус Дербенёва, в сердцах назвал сие творение «бредом воспалённого сознания юного подводника на пятом месяце беременности ума в ходе длительного автономного плавания».
– Товарищ лейтенант, бросьте вы дурить. Всё у вас будет нормально, просто ещё иммунитет в вашем организме на автономки не выработался, а вы себя под расстрельную статью подводите!
Но Дербенёв был непреклонен. Написав рапорт, он тут же отправился к командиру.
Чуйков, внимательно изучил официальный документ и, выслушав подчинённого, сделал простой, но мудрый вывод:
– Переутомление, дурь лейтенантская, которую можно объяснить хотя бы тем, что не каждому под силу вот так, сразу, за первый год службы, сходить на две боевые службы подряд, – потом подумав, добавил ещё, по-отечески, – забери-ка ты, Александр Николаевич, эту бумаженцию свою, пока Каченко о ней не знает.
Не поддаваясь на простые жизненные рекомендации командира, Дербенёв настаивал на своём. Чуйкову в этой ситуации ничего не оставалось и он, действительно, на сутки отстранил Александра от штурманской вахты, дав возможность лейтенанту немного отдохнуть. В это же время командир отдал распоряжение старшему помощнику и штурману Потапкову провести разбирательство по всем указанным в рапорте Дербенёва вопросам.
Но, как бывает в жизни: к лейтенантскому несчастью добавилось ещё одно ; невезение. В командирскую каюту, пока Чуйков отдыхал, всё же заглянул замполит.
5
Вечерний чай для Дербенёва оказался совсем не сладким. Как только лейтенант зашёл в кают-компанию, Каченко задвинул обе входных двери и, огласив состав присутствующих, начал импровизированный суд чести офицерского состава. В своей обвинительной речи замполит упомянул не только то, что случайно узнал из лежавшего на командирском столе рапорта, но также и недостойное поведение коммуниста Дербенёва в отношениях с уважаемым и заслуживающим всяческих похвал офицером Улитиным, заслуги которого высоко оценены командованием, в связи с чем последний назначен с повышением на должность заместителя начальника политотдела Нахимовского военно-морского училища.
«Воистину мафия бессмертна», – молча и с досадой, констатировал Дербенёв.
– Что по этому поводу вы нам хотите сообщить? – прервав своё обвинение, уточнил Каченко.
– Вам лично, Василий Иванович, я не желаю ничего сообщать, а командиру в рапорте мною изложено всё, причём исчерпывающе.
– И вы, конечно же, считаете, что теперь вам всё с рук сойдёт?
– Я так не считаю, но и напраслину лить на себя не стану. Тем более, что разбирательство по этому поводу не закончено, а люди, назначенные для его проведения, здесь не присутствуют.
– Мне как замполиту, прошедшему не одну боевую службу, и так всё ясно, безо всяких разбирательств. Нет места в наших рядах офицеров и коммунистов таким людишкам как вы! Предлагаю проголосовать офицерам за эту резолюцию нашего походного офицерского собрания. Кто «за»?
Галльский, Суворкин и ещё один прикомандированный офицер-механик подняли руки.
– Кто «против»?
Хомичев, Щербатов и Сафонов оказались на стороне Дербенёва.
– А остальные? – не ожидая столь пикантной ситуации, уточнил Каченко.
– Остальные воздержались! – прокоментировал Картавин, отвечая за всех, и вышел из кают-компании.
– Хорошо, но я этого так не оставлю…– процедил сквозь зубы замполит.
За Картавиным, уступая место следующей смене, потянулись на выход и остальные офицеры. Шторм, бушевавший за бортом несколько суток, закончился, а страсти в прочном корпусе только разгорались. Суда товарищей своих Дербенёв не боялся, но его очень страшила несправедливость, которая грозовым облаком нависла над ним. Правда, в юности все невзгоды быстро забываются. Немного отдохнув, Александр уже мечтал о штурманской вахте, о своей работе, о звёздах, таких далёких, но таких нужных в штурманском деле и о доме, где его обязательно ждут. А впереди были ещё Бискайский залив с его «мёртвой» зыбью, мелководный Ламанш с его туманами, узкие балтийские проливы с паромными переправами поперёк фарватера, такие же неизменные, как известные с давних времён на Руси дороги и дураки поперёк судьбы..
XIX. ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ СРОК
1
Поход завершен. Лодка ошвартована в базе. Оркестр, оглушительно играющий встречный марш, кажется нереальным, земля под ногами ; фантастикой, а поросята на подносе ;игрушечными. Вокруг цветы, много цветов, множество радостных лиц, улыбок, слёз и поцелуев. Кто сейчас счастливее ; подводники или их близкие? Ответа на этот вопроса не существует, как не существует ответа на вопросы: «Что такое счастье?» или «Что такое любовь?». Для каждого из тех, кто ждал и тех, кто вернулся, нет счастливее мгновения, чем обжигающий миг единения душ, который молнией прошивает тело, при одной только мысли о встрече.
Татьяна Дербенёва вместе с заметно подросшей Людмилой встречали Александра на причале. Слёзы любимой горячими струями текли лейтенанту за ворот рубашки, отчего становилось почему-то холодно. Татьяна долго рассказывала о своих перипетиях с устройством квартирного вопроса после того, как хозяйка съёмной квартиры внезапно попросила их съехать, а Дербенёв слышал только как бьется от счастья его сердце. Всё остальное пролетало мимо ушей. Правой рукой он прижимал к себе жену, а в левой держал дочку, белые как лён волосы которой на ветру ласкали ему лицо.
– Ой, а что это у тебя? – Татьяна отшатнулась, рассматривая покрывшуюся красными пятнами левую щеку супруга.
– Доктор говорит – «крапивница». На нервной почве. Да ты не переживай, поедем в санаторий, подлечимся. Всё станет как прежде.
– В санаторий? Это здорово! А когда?
– Как только отчитаемся за поход, сходим на контрольный выход и в путь!
– А потом? – Татьяна заглянула Дербенёву в глаза, как бы ища ответ на своё письмо, отправленное ему с оказией.
Дербенёв не ответил. Да и что он мог сказать, если и сам толком не ведал, что с ним будет дальше. Командир и Потапков пришли к выводу, что Башмакин допустил грубую профессиональную ошибку в тот злополучный день, и если бы не грамотные действия младшего штурмана, то последствия могли бы быть печальными, частично с этим согласился и Манишевич. Что же касается всего остального, то это осталось на совести лейтенанта, которая не давала ему покоя даже после того, как он и матрос, спавший на боевом дежурстве, пожали друг другу руки в знак примирения и признания своих ошибок.
Не успокаивался и замполит. Не сумев настроить против Дербенёва большинство партийного собрания, Каченко решил зайти с другой стороны и включил в свой отчёт о боевой службе случай неуставных взаимоотношений для доклада в политуправление флота. Сегодня же Дербенёву полагалось прибыть «на ковёр» к начальнику политотдела дивизии капитану первого ранга Поликарпову.
– Ты почему молчишь? – почувствовав, что-то неладное спросила Татьяна.
– Да мне нечего сказать…
Дербенёв лукавил, уклоняясь от ответа, ведь Чуйков порвал рапорт лейтенанта ещё в море и объявил перед всеми офицерами, что не собирается списывать Дербенёва с подводной лодки вне зависимости, от того, что решит партийное собрание. Слова командира несказанно обрадовали лейтенанта, дали новые силы и уверенность в себе, но Александр чувствовал, что последнее слово в этом деле ещё не сказано.
– А мне есть что! Вот, – Татьяна рассмеялась и вложила в руку супруга ключ.
– Ты сняла новую квартиру? Умница!
– Глупый ты какой, оказывается, у меня. Нам выделили двухкомнатную квартиру, и это ключ от неё. Понял?
– Не может быть, – не поверил Дербенёв. – Я ещё года не служу на лодке, а уже квартира.
– Может, может. Ключи сам Поликарпов вручал. Знаешь, как он тебя хвалил. Говорит: «Я помню вашего мужа, мы с ним дважды выходили в дальние походы и он мне очень понравился».
– А ты?
– А я сказала, что мне мой муж тоже очень нравится.
2
– Разрешите войти? – Каченко заглянул в кабинет начальника политотдела, Дербенёв стоял рядом, ожидая вызова.
– Входите, Василий Иванович! А Дербенёв пусть подождёт.
Каченко, ещё полчаса назад докладывавший отчёт о боевой службе командиру эскадры подводных лодок, предстал перед своим начальником при полном параде. Тужурка, отглаженная накануне, топорщилась под погонами только что присвоенного очередного воинского звания «капитан второго ранга».
– Василий Иванович, ситуацию с неуставными взаимоотношениями на Б-224 вы вскрыли или кто другой? – Поликарпов, не предлагая своему подчинённому сесть, начал «с места и в карьер».
– Сам, конечно, а как иначе? – не чувствуя подвоха ответил Каченко.
– И как вам это удалось?
– Ну, как же… Дербенёв, никогда не отличался деликатностью с подчинёнными, всегда грубил…
– А Дербенёв здесь причём? – уточнил Поликарпов.
– Но в моём отчёте о Дербенёве ведь речь? – замполит непонимающе пожал плечами.
– В вашем отчёте, коммунист Каченко, сплошные домыслы, а правды нет даже на йоту. Я говорю о неуставных взаимоотношениях, которые имели место до вашего прибытия на лодку и о тех, которые имели место после…
– После моего прибытия таким отношениям была дана соответствующая оценка и они больше не повторялись, за исключением случая с Дербенёвым. – Каченко даже выпрямился, подчёркивая свою персональную заслугу в борьбе очевидным злом.
– А вот у меня, Василий Иванович, имеются другие сведения. Например, о том, что прикомандированный офицер-электромеханик позволял себе воспитывать отдельных матросов БЧ-5 методами, мягко говоря, не прописанными ни в одном уставе. Вам подсказать фамилии, даты? Что же касается Дербенёва, то матросы, включая представителей штурманской боевой части, начисто отрицают его причастность к подобным инцидентам. Более того, сам Маринов, с которым у Дербенёва произошёл конфликт, подробнейшим образом письменно изложил взаимоотношения в электронавигационной группе. Из доклада следует, что командир ЭНГ внимателен к подчинённым, никогда не позволяет себе хамства и тем более рукоприкладства. Единственный пример неуставных взаимоотношений, который я обнаружил в рапорте матроса, сводится к тому, что лейтенант обращается к рядовым матросам не по званию и фамилии, как того требует устав, а по имени отчеству.
– Но ведь он сам признался. Я видел его рапорт, лично читал…
– Василий Иванович, а разве собственное признание является доказательством вины? Не кажется ли вам, что вы спутали 1983 с 1938 годом?
– Валерий Павлович, я, может быть, и упустил какие-то мелочи, но действовал согласно инструкции политуправления на поход и в отчёте излагал только правдивые, установленные факты по вопросам, относящимся к моей компетенции.
– Ваша правда, товарищ комиссар, удивительным образом похожа на кривду хотя бы тем, что носит однобокий, субъективный характер. Известно ли коммунисту Каченко, что в тот день, когда он добросовестно зафиксировал неуставные взаимоотношения, лейтенанта Дербенёва смыло за борт? А одной из причин этого вопиющего случая стал непрофессионализм, граничащий с преступностью, его начальника ; старшего лейтенанта Башмакина, приведший к конфликту, в котором совсем не захотел разбираться ни старший помощник, ни инженер человеческих душ. Это что, вне вашей компетенции?
Каченко молчал, парировать сказанное было нечем.
– Спасибо, коммунисты корабля сумели вникнуть в ситуацию, разобраться в ней и отстоять своего товарища. – Поликарпов подошёл к окну и стоя спиной к замполиту продолжил:
– Когда Татьяну Дербенёву вместе с полуторагодовалым ребёнком выставили за дверь съёмной квартиры, она пришла к нам и попросила только об одном – помочь устроиться в гостиницу. Она не просила квартиру как многие другие в таких случаях. Супруга Дербенёва не знала о том, что я пообещал её мужу перед автономкой, заметьте второй за неполный год службы лейтенанта, ходатайствовать перед командованием о выделении им жилья, не знала она и о том, что Дербенёв написал доверенность на жену для получения квартиры и оставил её мне. Не могла знать Дербенёва и того, что письмо, в котором она по глупости изложила свои проблемы, супруг получил, и оно вряд ли грело ему душу. А вы знали об этом письме, о том, что творится на душе у вашего подчинённого?
Каченко по-прежнему безмолвствовал. Начальник политотдела повернулся к нему лицом и глядя прямо в глаза добавил:
– Если вам не жмут только что пришитые погоны капитана второго ранга, советую отчёт переписать, исключив из него фантастику и откровенную ложь, а Дербенёву помочь в становлении и как офицеру, и как коммунисту. Всё, Василий Иванович, вы свободны. Пригласите лейтенанта Дербенёва.
3
– Разрешите, товарищ капитан первого ранга? – Дербенёв вошёл в кабинет.
– Разрешаю, коль вошёл. – Поликарпов сел в кресло и пригласил Дербенёва занять место справа от него. – Что ж, рассказывай, с чем пожаловал, лейтенант.
– Прежде всего, с благодарностью, товарищ капитан первого ранга, за заботу вашу, за слово честное, офицерское!
– И всё? – улыбнулся начальник политотдела.
– Да нет, не всё. Повиниться хочу.
– В чём же? – как бы недоумевая, спросил Поликарпов.
– Стыдно, товарищ капитан первого ранга, на матроса руку поднял…
– Что, от нечего делать?
– Да нет. Заело меня – боевая служба, обстановка разная может быть, а он спит как сурок, да ещё ноги на мою подушку сложил, в тапочках. Вот я и вспылил, не сдержался, а потом ещё и пощёчину влепил. В общем, кругом виноват!
– Это ты точно сказал, а осознал ли? – поинтересовался не для протокола Поликарпов.
– Да уж куда точнее, последние три недели только об этом и думаю.
– А о Башмакине не думал?
– Нет, не думал. Этот вопрос для меня ясен, и своей вины за события того дня не чувствую. Как подтверждение моих слов и расчётов – безопасное плавание лодки по маршруту перехода вблизи Пиренейского полуострова.
– Так уж и не чувствуешь?
– Совсем, даже малости...
– А как же за бортом оказался?
– Не был я за бортом, – мгновенно ответил Дербенёв, а потом спохватившись всё же уточнил: – Кто вам об этом сказал?
– Ветер морской, да ночь тёмная на траверзе мыса Синиш.
– Нет, не было этого.
– Не было, значит, не было. Только непонятно, почему уши красные?
Дербенёв судорожно ухватился за уши. Поликарпов откровенно рассмеялся.
– А вот слово честное, офицерское я с тебя всё-таки возьму. Обещай, что впредь эмоции свои сдерживать будешь и рукам ход запретишь в отношениях с подчинёнными.
– Обещаю!
– Тогда по рукам, спасибо за беседу, за откровенность. – Поликарпов встал из-за стола. – И помни, подводник, данное тобой слово. Считай, что у тебя начался испытательный срок.
– Надолго? – поинтересовался Дербенёв, также вставая перед начальником.
– До конца следующей боевой службы! – ответил начальник политотдела, прощаясь.
Выходя из кабинета, Дербенёв ещё не знал, что ровно через год они снова окажутся в Средиземном море. Снова будет противостояние ВМС США и ВМФ СССР, и опять будет залив Сидра, но уже не будет Башмакина. Его спишут с подплава за профнепригодность, а его место по достоинству займет капитан третьего ранга Потапков. Но всё это будет только через год, а сейчас Александр вдруг вспомнил напутственные слова комэска о важности всех испытаний, выпадающих на долю каждого лейтенанта…
повесть Новая гавань
© Copyright: Александр Дегтярёв, 2012
Свидетельство о публикации №212012901126
Свидетельство о публикации №212012901126
Рецензии