Ну че же

НУ ЧЕ ЖЕ
Ехать в Пекин мне совсем не хотелось. Точнее, я был бы не против съездить туда за так, но за свои деньги не хотелось. Нужен мне этот Китай, думалось мне, если кроме Арабских Эмиратов я еще ничего не видел. Ни Англии, ни Германии, ни Испании. Но мой друг Евгений упорно звал меня в Китай, потому что у него там было дело — собирался закупить партию шуб на продажу. Когда он понял, что меня шубный вопрос не интересует, предложил тур за свой счет.
Я беру с собой много наличных, и мне нужно, чтобы меня кто-то подстраховал, - откровенно признался он мне.
Ну, при моих габаритах, наверное, охранник из меня не ахти какой.
Да мне, собственно, не охранник нужен, а наблюдатель. А чего я кого-попало повезу, если можно сделать доброе дело для товарища? А чтобы ты не чувствовал себя неловко, я предлагаю такой вариант. Я оплачиваю дорогу и проживание, а питание ты будешь оплачивать сам. Но за билет и отель, которые я оплачу, ты поработаешь фоторепортером и снимешь поездку на видео. Ты ведь журналист как-никак.
Это так. Я журналист. И это за рубежом я был всего один раз. А по стране я поколесил будь здоров. Так что собираться в дорогу мне не сложно. Видеокамера, фотоаппарат, бритвенные принадлежности — и дорожный чемодан готов.  Утром мы уже катили по безлюдной Москве в Шереметьево. Да-да, были в Москве такие времена, когда по утрам дороги были без машин.  1992 год был еще таким. Это потом, лет через пять-семь Москва начнет задыхаться от транспорта и пробок. А тогда мы ехали весело и быстро, и друг Евгения а мой полный тезка Сергей Петрович радовался и балагурил. Он «челоночил» давно, и в Китай ехал не впервой. Евгений был, как всегда, деловит и сосредоточен. Он владел приватизированным рестораном и кафе и имел неплохой доход. Челночный бизнес был для него в новинку.
- А чего ты меня потащил, если не один едешь? - Тихонько поинтересовался я, чтобы Сергей Петрович не слышал.
Он также тихо мне сообщил:
- Тезка твой поддает крепко, а мне нужно, чтобы рядом был человек трезвый.
- Ну тут ты правильный выбор сделал. -  Пошутил я. - Трезвее не бывает.
Дело в том, что в моем питии периодически наступали времена полной пятилетней трезвости, и этот период был как раз таким.
Чартерный рейс Москва-Пекин с тремястами пассажирами-челноками, как это ни странно, вылетел в указанное время, и быстро набирал высоту. Летели, как мне казалось, все знакомые, потому что шумно приветствовали друг друга и начали пить еще не взлетев. Пили все и пили много. Грешным делом, я подумал, не пьет ли вместе со всеми экипаж. Позднее читал, что такое тоже бывало.
- Ты чего не русский что-ли? - Пытался угостить меня сосед с соседнего ряда?
- Русский.
- А чего не пьешь?
- А что разве все русские пьют?
- Конечно.
- Да ладно. Мой шурин, к примеру, в рот никогда не брал. Еще один мой одноклассник как в детстве попил домашней бражки, так больше и не пьет.
К сожалению, на этих двух русских, один из которых был  татарин, мои  примеры закончились. И больше мне крыть было нечем.
- Не обижайся, друг. У меня язва желудка.
Я знал, что в народе известна пословица «Не пьют трезвенники и язвенники».
- Ну так бы и сказал, - с жалостью сказал сосед и полностью потерял ко мне интерес и переключился на соседку, даму весьма эффектную в роскошной соболиной шубе до пят.
Шуба эта бросилась мне в глаза еще в аэропорту, когда на регистрации и на таможне гуляла, смущая мужскую часть пассажиров. Надо же, подумал я тогда. Вылитая Клаудиа Шифер.
Сейчас «Клаудиа Шифер» выпивала-закусывала и вскоре уснула, уронив полы шикарной шубы на пол и застелив ими весь проход между креслами. Идущие в туалет аккуратно ступали по дорогому меху, пока я не встал и не убрал шубу поближе к хозяйке.
Полет продолжался долго, и народ успел напиться, выспаться и снова напиться. В самолете стоял мощный запах водки, сигарет, а когда попали в зону турбулентности, то запахло и съеденной закуской.  Болтало так сильно, что я всерьез испугался.
Это еще что, - делилась опытом девушка-челночка. - Вот когда в Индию летишь, вот тогда болтает так болтает. Все, как один, блюют. А сейчас что? Так, семечки.
Она была права. Блевали не все, но многие.
В Пекине было не так много народу, как мне казалось, и полтора миллиарда населения было вовсе незаметно. Ну, много конечно народу, но не скажешь, что по улицам ходят целые толпы.   С моей точки зрения, не больше, чем в Москве.
- А почему ты думаешь, что китайцев полтора миллиарда, а не миллиард триста тысяч? - Спросили мы у нашего переводчика Миши-китайца.
- Ну, че же, - начал Миша стандартно свое предложение. - В Китае все знают, что полтора.
А почему же официальная цифра миллиард триста тысяч? Зачем занижать? Этим же гордиться надо. Большая страна, много народу.
- Гордиться надо достижениями в науке, передовыми технологиями. А чего гордиться тем, что нарожали столько китайцев?
- В таком случае, наверное, и численность армии занижена? Интересно, сколько же человек в китайской армии.
Сергей Петрович и Евгений чуть не подпрыгнули, когда услышали мою фразу.
Ты что очумел что-ли? - Хором заорали они на меня. - Да ты знаешь, куда нас завтра загонят, если ты будешь такие вопросы задавать? Ну за каким бесом тебе нужна их армия? Ты что разведчик что ли?
Мне вдруг стало тоже страшновато. Мы беседовали в отеле «Квик», в котором жили только иностранцы, и конечно же, по мнению, моих товарищей, да и моему тоже, она прослушивалась. Мне стало страшно и за себя, и за Мишу. Благо, Миша быстро перевел разговор на другое.
- Вы сколько платили за апельсины? - Спросил он Евгения.
Евгений ответил, и Миша взялся за голову.
- Зачем вы платили так дорого? Вы, наверное, в магазине покупали. А если бы брали на рынке, то это было бы раз в пять дешевле.
- Ну, Миша, это уж вы сами на рынке покупайте. Видел я ваш рынок.
Миша нисколько не обиделся и произнес свое «ну че же?» А Евгений, чтобы сгладить неловкость, спросил:
- Ты где так русский выучил, Миша?
- Я учился в Московском институте стали и сплавов.
- Да ты что?
- Ну. Я его в 1953 году закончил.
Так вот откуда его «ну че же». Жил, вероятно, в студенческой общаге c каким-нибудь деревенским пареньком  из Рязанской или Псковской области и научился нехитрому выражению, которым можно было выразить и вопрос, и недоумение, и задумчивость. Но 1953 год — это ведь так давно. Я родился в 1953 году. А Миша, выходит, тогда уже в институте учился.
- Так сколько же тебе лет?
- Семьдесят три.
Наступила пауза, и стало так тихо, что было слышно, как дышит Евгений.
Мы были шокированы. Мы не задавали себе специально вопроса, сколько лет нашему переводчику, но нам и в голову не приходило, что он годился нам в родители. Выглядел он самое большое на пятьдесят.
- А жена, дети у тебя есть.
- Нет, нету.
Миша помолчал. Потом продолжил:
Мне русские девушки нравятся. Нравится русская музыка. У меня дома много пластинок с музыкой Чайковского, Стравинского. И русскую литературу я очень люблю. Любимый писатель мой Чехов. Еще я люблю Льва Толстого, Андрея Платонова, Грибоедова.
Мы сидели с открытыми ртами, а Миша продолжал рассказывать о себе:
- Мне русские нравятся. Они откровенные. Что думают, то и говорят. Если нравится, говорит, что нравится. Если не нравится, говорит, что не нравится. А китайцы не такие. Китайцу не понравится, но он не скажет, что не нравится.
Снова установилась пауза, и мы пытались переварить услышанное. Эх, Миша-Миша. Да разве ж мы так хороши, как ты думаешь, хотелось мне сказать. Но молчали Сергей Петрович и Евгений, молчал и я. Думали каждый о своем. Я вспомнил о своем друге, который учился в Германии, а потом жил в Москве и так и не выбрал себе жену. Он любил все немецкое, а где у нас в России немецкое? Что русскому хорошо, то немцу смерть. Потому, наверное, все наши немцы, предки которых чуть ли не двести лет назад приехали в Россию, выехали в Германию, как только стало возможно. Но не всем русским нравится русское. Наверное, это какое-то влияние Запада, думал я. Китайцу нравится Россия, русскому — Германия. А немцу что?
На следующий день мы занимались закупкой шуб, упаковкой их в коробки и отправкой. Собственно, мы только закупали, а паковали и отправляли их китайцы. Тогда мне сказали, что китайцы работают без выходных. Отдохнут неделю на Новый год, и все остальное время в году работают.
Жили они там же, где и работали. Паковали коробки, перетаскивали их в контейнеры, обедали, спали на картонках, постеленных на под навесом склада, и снова работали. И так всю жизнь.
Однажды я обратил внимание на реакцию китайцев на деньги. Евгений купил очередную партию шуб и отсчитывал двадцать тысяч долларов наличными. Происходило это в конторке, в которую постоянно заходили рабочие. Они смотрели на кучу денег на столе, и в их взгляде не было абсолютно никаких эмоций. Никаких. Они смотрели на деньги, как на бумагу. И проходили мимо, не задерживаясь ни на секунду.
Однажды мне рассказали, как наши русские подарили одной американке за то, что жили у нее, сто долларов. Подарили и подарили. Наши ведь и официанту могут пять тысяч долларов на чай дать. И ведь возьмут, не растеряются. А американка от счастья. Китайцы другие. Они могут просить милостыню, сложив руки лодочкой и крича «мистель-мистель», но заплакать из-за денег, нет.
И Миша вскоре тоже продемонстрировал нам свое отношение к деньгам.
После трудового дня мы обедали в русском ресторане. Где русские, там всегда льется водка. И там она лилась. Как известно, водка без пива деньги на ветер. Потому лилась водка вместе с пивом. В стаканы, на стол, на пол, на колени. Кто бывал трезвым в пьяной компании, тот меня поймет — мне было не слишком уютно. Но я ведь журналист. Стал наблюдать соотечественников. К счастью, бизнес у собравшихся, похоже, шел неплохо, и вечер шел без драки.
К нам подошла девушка-владелец ресторана и присев на корточки передо мной так, что ее лицо оказалось чуть ниже моего, спросила:
- Как вас зовут?
- Сергей, - ответил я.
- Ой, и его тоже Серкей. - Она посмотрела в сторону Сергея Петровича и обратилась к нему ласково и зазывно:
- Серкей, вотка пить не нато. Ладно?
Мне сказали, что она знала по имени всех, кто хоть раз был у нее. А в ресторане было человек сто пятьдесят не меньше.
Вот бы нам такой сервис. Кстати сказать, и приготовлено было все просто замечательно, включая русские пельмени, которые, как стало известно, все же сначала китайское блюдо, а потом уж русское.               
Мы общались, я снял на камеру, как владелица ресторана «Елена» сама принесла нам змею, из которой вскоре нам сварили суп, потом запечатлел для истории, как Евгений и Сергей Петрович пили змеиную кровь с желчью. Попробовал немного сам. Горько, и больше никаких эмоций. Впрочем, эмоции были, конечно. Страшновато. Где-то ползала эта змея и что у нее было на обед или ужин?                Миша рассказывал нам о себе, а мы с удовольствием слушали. Оказалось, что он получил однокомнатную квартиру, проработав на заводе почти пятьдесят лет. Не помню, сколько в квартире было квадратных метров, но помню, что когда я сказал, что у меня трехкомнатная квартира общей площадью 72 квадратных метра, Миша взялся за голову:
- У нас такие квартиры имеют только члены Политбюро.
Я пошутил, что тоже работал в ЦК КПСС, вот мол, у меня такая большая квартира.
Потом были еще разговоры, вопросы и ответы. И Евгений, будучи возбужден вином и впечатлениями, сказал:
- Ты, Миша, настоящий друг.
Миша налил в рюмки водки и сказал:
- Тогда давайте выпьем за дружбу.
Все подняли свою рюмки.
- За дружбу.
Потом мы снова говорили, ели, пили. Наступило время уходить, и Евгений, как обычно, в конце дня решил отдать Мише его гонорар за день.
- Держи, Миша, твоя зарплата.
Миша остановил руку.
- Подождите, мы же выпили за дружбу.
- Да, выпили.
- Мы друзья?
- Друзья.
Мы смотрели на  Мишу, ожидая какого-то сюрприза.
- Нет, мы правда, друзья?
- Ну конечно друзья.
- Зачем же тогда вы даете мне деньги? Я не возьму.
Не помню, как мы уговорили Мишу взять деньги. И уговорили ли мы его вообще. Меня тогда поразил его чистый, по детски наивный подход. Если друзья, то денег быть не должно.
Мы расставались как настоящие друзья. Обнялись. Миша даже слегка прослезился. И мы поехали в аэропорт.
Слава Богу! Слава Богу! - Повторил несколько раз, оглядываясь в заднее стекло автобуса  Сергей Петрович. Было видно, что он делал слегка театрально, на публику.
И Евгений, заметив, отреагировал:
- Не замечал раньше за тобой такой набожности, - заметил Евгений. - Что это ты так крестишься?
- Радуюсь, что уезжаю. Я ведь запросто мог родиться в Китае. Слава Богу, что это не так.
- А ты тоже радуешься, что не китаец? - Спросил Евгений у меня. - Не поедешь больше сюда?
- Да нет. Мне понравилось в Китае. Миша очень понравился. Приехал бы с удовольствием сюда еще раз.
Но приехать в Китай мне больше не довелось. Летал в Индию, Испанию, Германию, много раз был в Египте, а в Китай больше ни разу не попал. Может, потому что не мог дозвониться до Миши. И как я его ни искал, не нашел.
- Наверное, загребли его китайские кэгэбэшники за то, что  болтал с нами лишнего, - предположил как-то Евгений. - У них ведь с этим строго. Не то, что у нас сейчас.
Я со страхом подумал, а ведь такое действительно могло случиться. Ну иначе почему я ни разу не мог дозвониться по телефону, по которому мы много раз звонили ему, когда были в Пекине. Эх, Миша-Миша. Наверное, это мы виноваты, что он так откровенничал. И дернуло же нас задавать ему столько вопросов. Неужели что-то в его рассказах действительно могло не понравиться спецслужбам Пекина? Эх, Миша-Миша. Я очень ясно представил его. И вдруг заметил, что говорю вслух:
- И чего тебя угораздило родиться в Китае?
Было тихо. И мне показалось, что Миша смущенно ответил:
Ну че же. Родину не выбирают. 
2010 г.