Рассказы матери моей... Iчасть

От автора:

...Много лет назад, в первом классе интерната, на уроке, учительница предложила рассказать нам о своих родителях.
Как и другие ученики я тянула руку, но... - мне не дали сказать ничего.
Со словами: - "Знаем мы твою маму и всю ее семью, садись уже и не смей даже заикаться о своей матери!..." - учительница грубо усадила меня на место и стала слушать других учеников.

В пионеры меня долго не принимали несмотря на то, что училась я неплохо, а моё поведение, как тогда отмечалось в дневнике - было "примерным".   
Мои обида и неприятие ситуации, не давали спокойно жить, а вопросы - почему и когда?... - изрядно надоели воспитателям.
Наконец, долгожданный момент наступил и на торжественной линейке были повязаны красные галстуки мне и еще нескольким ученикам!
День тот не забыть никогда!... - с галстуком на шее я бежала домой не чувствуя под собою ног от радости.
 
Однако, бившее ключом ликование, мать со мною не разделила... - она как-то странно взглянула на мой галстук и с болью в голосе сказала: - "Ты могла бы иметь прислугу и жить совсем по-другому, если бы не все это!...".
Слова произнесенные мамой возмутили меня, да и во взгляде её было что-то такое, отчего, опешив, я выпалила:
- Какая прислуга, мама?!... Да кто мы такие, чтобы иметь прислугу?!...
Мама низко опустила голову и тихо выругалась, чего никогда раньше ни делала, при нас.

Думаю, что после эпизода с галстуком, осознав излишнюю свою осторожность, мама решила наверстать упущенное, и теперь, как  только выдавалась свободная минута, она подолгу - со всеми подробностями рассказывала о наших "корнях".
Мы узнали, что мама попала в Таджикистан, потому что была дочерью купца первой гильдии. А еще узнали о том, как маме и её трехгодовалому брату, после гибели их родителей, поменяли имена в детском доме.
Говорила мама тихо...
Укачивала ли одного из младших братьев, или вышивала при свете керосиновой лампы, (у нас часто не было электричества), - она рассказывала все, что помнила о своем детстве сама.
 
Некоторые её рассказы, я, читавшая очень много, а порой, "запоем", - подвергала сомнению, да что там... - откровенно иронизировала и например, рассказ про обезьянку, я назвала сказкой, аргументируя свое неверие тем, что обезьянка не смогла бы взять ножницы портного... однако, после объяснений мамы: - "...ножнички те, были маленькими и портной стриг ими ногти себе и обезьянке, вот почему она сделала то, что часто делал он..." - с трудом поверила.

Один из эпизодов я ношу в памяти и именно "он", гнетет меня особенно!...

В один из дней, мама принесла домой оформленный в раму под стекло, портрет нашего Деда - Воробьева Филиппа Федоровича.
Она повесила портрет в зале, и потом, что бы я ни делала в той комнате, - реально ощущала присутствие деда!
На портрете дед был с окладистой бородой, в бешмете (его еще называют кафтаном) и с наградами на груди! Папаха деда, была слегка сдвинута на бок, и было еще красивое оружие, точно не помню, то ли кинжал, то ли сабля... - возможно, что и то и другое.
Дед на том портрете, был очень красив и глаза у него были такие же, как у  мамы, только очень строгие.

Мама была счастлива тем, что портрет отца, из фотокарточки, был сделан очень хорошо!
Очевидно, находясь под впечатлением от своих воспоминаний, мама стала рассказывать, какими хорошими были отношения между хозяевами и батраками. Она приводила примеры подобных отношений, и то, как её отец помогал семьям батраков, и как рабочие кондитерской фабрики (скорее всего цеха), уважали её отца.

Будучи активной пионеркой с "промытыми в интернате мозгами", я не могла смириться с тем, что на них работали батраки и назвала семью матери, эксплуататорами чужого труда.
Теперь, вспоминая, я восхищаюсь терпением мамы!... - она, пытаясь растолковать мне произошедшее, взяла как пример нашу семью и предложила представить ситуацию, когда бы к нам, вот прямо сейчас, вошли бы посторонние люди и стали забирать нажитое...
"...Представь, говорила мама, - они заберут всё, что им понравится, а нас, в чем есть - вышлют на нежилое место, чтобы все погибли!...".

Я не могла поверить, а уж тем более представить, что такое возможно... и мама просто сказала: - "Придет время... - поймешь!...".    

Очень давно  нет  мамы...
В 2010 году мне довелось побывать там, где она родилась.
Дом, что мы с сыном увидели, был единственным купеческим домом в округе, и очень походил на тот, что в своих рассказах описывала нам мама.
Сердце подсказало, что это  дом моего деда - наше родовое гнездо!...
Обойдя дом вокруг, я увидела ту часть второго этажа, где была комната мамы, о красоте и уюте которой, я не раз слышала от неё.

Сейчас, дом стоял заброшенный и никому не нужный.
Невидящие глазницы окон, "смотрели" на реку, так - как смотрела мама, когда умирала у нас с братом на руках. 
С обвалившейся крышей, разрушенный - дом будто "кричал" о загубленных  жизнях целого рода.
Серые колонны парадного крыльца уцелели, однако, на фоне огромной фигуры Ильича, что всё еще стояла на постаменте перед домом,- они казались маленькими и неказистыми.

Неподалеку, по аллее, гуляла  молодая пара с коляской.
- Молодые люди, не подскажете, чей это дом?... - обратилась я к ним.
Девушка пожала плечами, а парень посмотрел в сторону дома и ответил: "Говорят, что какого-то купца...".
Со мной в тот день был старший сын, хорошо, что он был рядом!
   
Я постараюсь изложить здесь рассказы  мамы, что с особенной ясностью врезались в мою память.
Их немного.

   
1.КОНДИТЕРСКАЯ ФАБРИКА.

Рассказывает моя мать.

...Отец часто брал меня  на кондитерскую фабрику.
Фабрика принадлежала нам и отец ездил туда ежедневно, верхом. Коляску запрягали только тогда, когда он брал меня с собой. 
Чего только не было на кондитерской фабрике! 
Конфеты в красивых  подарочных коробках  и  россыпью, круглые жестяные баночки с монпансье,  карамель в ярких обертках, помадка,  ирис, леденцы на палочках, печенье в банках и коробках, засахаренные орешки, арахис, фундук и миндаль в сахаре, и шоколаде.
А какой там стоял  аромат!...
 
Шоколад, готовился в больших чанах - он перемешивался  лопастями, а затем, расстилаясь по конвейеру, превращался в  плитки. Работницы в белых халатах и косынках, вручную заворачивали те плитки в  фольгу. 
На другом конвейере шоколадом обливалась начинка. Шоколадные конфеты с разной начинкой, раскладывались в подарочные коробки, и перевязывались красивыми  лентами.   

Был там еще один цех, где делали зефир, пастилу и  мармелад.
Мармелад в виде ярких лимонных и апельсиновых долек, а также фигурок сказочных персонажей, и зефир с пастилой  нежно-розового, белого и кремового цветов - все это упаковывалось и отправлялось в магазины.
При фабрике  была и маслобойня, где отжималось подсолнечное и арахисовое масло.  Жмых пускался на производство  халвы – тахинной и подсолнечной.
 
Отца уважали.  Это было видно по тому,  как  говорили с ним рабочие и служащие фабрики.
А меня, к моему большому удовольствию, угощали на фабрике конфетами и всякими другими сладостями.
Дома, я выгружала сладкое... - в карманах моей одежды, в руках, во рту, - всюду  были конфеты и мама, укоризненно качая головой, строго выговаривала что-то отцу, а он, обнимая ее, отшучивался.
Я не помню случая, чтобы отец кричал, или грубо разговаривал с мамой.

В тот день, о котором пойдет речь, отец, как обычно сделал обход фабрики и уже было посадил  меня в коляску, чтобы ехать домой, как его отозвали и он ненадолго отлучился.
Посидев некоторое время смирно, я заскучала и стала есть конфеты, коих, в моем кружевном передничке, было полным-полно. 
Вскоре конфеты подтаяли и я уже не ела их, а развернув, выбрасывала собаке, что бегала неподалеку, ну а липкие от подтаявших конфет фантики, приклеивала к атласной обивке коляски.
Стараясь "украсить" нашу коляску, я  не заметила, как  пролетело время.
Вернулся отец и обнаружив облепленный фантиками салон коляски, принялся хохотать, да нахваливать  меня за усердие.
Смеющийся отец и коляска, обклеенная яркими обертками от конфет, так и остались жить в моей памяти!...


2.ПОРТНОЙ И ЕГО ОБЕЗЬЯНКА.

...Перед каждым праздником, в наш дом  приглашался  портной,  который обшивал всю семью. За ним посылали коляску и видели бы вы, как важно восседал он вместе со своей наряженной обезьянкой. Она всегда была с ним, что выглядело  трогательно и комично.

Для работы  портному отводилась большая комната наверху. 
Мы с младшим братом Родионом  забегали поглазеть на красивые пуговицы, пряжки, и всякие другие  портновские вещицы. Вся эта красота лежала в выдвижных ящичках небольшого комодика, который возил с собой дядя Мойша.
Бывая в комнате у портного, мы играли с его обезьянкой и угощали ее изюмом, пастилой, семечками и  другими лакомствами.
 
Но особенно, обезьянка любила бублики! 
При виде бублика, она становилась ласковой и послушной, а когда получала лакомство, забиралась на плечо дяди Мойши, и не подпускала к себе никого.
Зло скалясь, издавая устрашающие звуки, она съедала  угощение и потом опять становилась ласковой как прежде. 
Дядя Моисей ругал нас, но мы, не обращали на него внимания и продолжали играть с обезьянкой.

В тот злополучный день, портной возился с шитьем, очень торопился и нервничал.
У него что-то  не получалось, и он незлобно покрикивал на нас, а мы с братом бегали за обезьянкой и громко смеялись. 
Вдруг она резко прыгнула  в сторону портного и  схватила  маленькие, острые как бритва ножницы, которыми дядя Мойша  стриг ногти.
 
Портной прикрикнул на обезьянку, требуя вернуть ножницы, но та проворно забралась на  платяной шкаф и испуганно глядя на портного, разом  отхватила себе несколько пальчиков...
Никто из нас не успел и глазом моргнуть - все произошло мгновенно.
Обезьянка громко закричала, а мы с братишкой, видя как кровь фонтаном брызжет из ее лапки, забились в угол.   

Отчаянно вереща, обезьянка  прыгала из стороны в сторону, но скоро силы ее  иссякли и она  упала в руки обезумевшего от горя хозяина.
Дядя Мойша  перевязал ей лапку, бережно взял обезьянку на руки и бормоча какие-то слова, стал ходить с ней по комнате. 
Глаза обезьянки были прикрыты, дыхание её, редкое и прерывистое, становилось все тише и тише...
Наконец, сделав последний недолгий вздох - она умерла.

Мы с братом были потрясены случившимся, а дядя Мойша, быстро закончил  свои дела в нашем доме и уехал. 
Мы никогда его больше не видели.
Родители успокаивали нас, обещая, что купят нам другую, "свою" обезьянку, но мы были безутешны и не могли забыть ту милую, маленькую проказницу.
Она погибла так, будто предупредила нас о чем-то страшном...

Маленькая обезьянка была права, - "страшное" придет в наш дом уже очень скоро и осенью того же года, нас вышлют. 
Не дав  опомниться, погрузят в  чем были на телеги и повезут - сначала в вагонах для скота, а потом и на баржах по реке Вишере, на Урал.
Уже зимой - в выкопанной отцом  землянке, спасая нас с братом от голода и лютой стужи, погибнут наши родители. 
Я и маленький брат, - мы вместе попадем в детский дом. 
Там, полной мерой, хлебнем  унижения и всего того, что могла "дать" Советская власть, "учитывая", что мы - дети  "врагов  народа"...

Продолжение - http://www.proza.ru/2012/01/30/1583