Старый дом

Ночью за стеной, в маленькой комнате, что-то упало. По звуку – громоздкое, но нетяжёлое. Это меня и разбудило. Но больше никто не проснулся. Даже всегда чуткие кошки спали, тесно прижавшись друг к другу у меня в ногах, поверх одеяла. Я полежала, прислушиваясь, но вставать не стала, боясь потревожить кошек, которые сразу побежали бы на кухню, требуя, чтобы их накормили. 

Утром, зайдя в соседнюю комнату, я увидела лежавшую на полу коробку из-под компьютера, которую мы уже давно собирались убрать со шкафа в кладовку, да всё руки не доходили.

– Коробка упала со шкафа, – сказала я, наливая мужу кофе.

– Дуська постаралась? – спросил он, глядя на белую ангорскую кошку, которая любила запрыги-вать на коробку прямо с того самого компьютера, стоящего на письменном столе.

– Нет. Коробка упала ночью, когда Дуська спала рядом со мной.

На флегматичную Аришку думать не стали – чёрная персидская кошка даже на стул запрыгивала не всегда с первого раза, а тут – шкаф!

– Тогда вибрация, – физики всегда находят объяснение необъяснимым вещам.

В подтверждение словам мужа тоненько зазвенели стёкла в окнах, и стоящая на холодильнике лампа опасно двинулась к краю – мимо дома прошёл тяжелый грузовик.

– Значит – вибрация, – согласилась я, вставая и отодвигая лампу от края. Но когда муж ушёл на работу, взяла стремянку и полезла на шкаф. На его пыльной поверхности был ясно виден чистый четырёхугольник, обозначивший место, где стояла коробка – у самой стены. И никаких следов её движения к краю.
Я стерла пыль, думая, что вибрация не заставила бы коробку «спрыгнуть» со шкафа. Это была иная, неведомая мне сила…

За вечерним чаем я поделилась своей мыслью с мужем.

– Ну, давай посмотрим на этот твой «нетронутый четырёхугольник», – сказал он, вставая из-за стола.

– Да я уже всю пыль вытерла…

Муж только пожал плечами, но было видно, что он считает это просто фантазиями.

…Ночью я долго не могла заснуть, прислушиваясь к звукам дома. Изредка в ответ на грохот проезжающих мимо тяжёлых машин жалобно позвякивали оконные стёкла. Но и в промежутках не было абсолютно тихо – в комнате что-то потрескивало и поскрипывало.
Эти звуки мне были знакомы – я слышала подобные, когда жила в новом доме. «Здание даёт усадку», – говорили строители. А потом приходили подмазывать трещины на стенах и потолке, подбеливать, подкрашивать, переклеивать обои.

Но какая может быть «усадка», когда дому уже больше ста лет?

…Утром, ещё не вставая с постели, я внимательно рассмотрела потолок и стены. Трещинок не было видно, но обои в самом верху кое-где отогнули уголки и чуть разошлись.

– Обои в большой комнате отклеились, – сказала я мужу, заходя на кухню, где он уже заканчивал завтракать.

– Вот, твой хваленый «Мителлан»! – только и сказал он.

Мог бы, конечно, предположить, что в комнатах стало слишком жарко и сухо – на улице +15, а отопление ещё не отключили. Или съехидничать: «Клеильщик такой!», намекая на то, что обои в квартире клеила я. Но он сказал только про клей, потому что уже опаздывал на работу.

Как только муж ушёл, я, даже не позавтракав, а лишь выпив кофе, взяла клей ПВА, кисточку, стремянку и полезла подклеивать обои.

…Вечером, пока готовился ужин, муж пошёл посмотреть, где там отвалились обои. Но обнаружил, что всё в порядке. И хотя я сказала, что уже их подклеила, снова посмотрел на меня так, будто я опять что-то выдумала…

С этого дня я стала присматриваться и прислушиваться к дому. Я чувствовала, что с ним что-то происходит. Он жил какой-то своей жизнью, скрытой от моих глаз. Иногда, сидя с кошками в большой комнате в уголке дивана, я слышала какое-то движение в другой части квартиры – то будто что-то просыплется, то звякнет или грохнет. А, выходя на звук, обнаруживала куски отвалившейся штукатурки на полу или новую трещину в стекле кухонной двери.

А иногда замечала, как та или другая кошка сидит напротив какой-нибудь стены, уставившись в одну точку, и только подёргивает ушами, словно прислушиваясь.

Вспоминая, когда всё это началось, я поняла: ещё летом, когда мы узнали, что дом скоро будет расселён. Сразу задребезжали ослабленные стекла, заскрипели полы. Тогда меня это не удивило, потому что и окна, и паркет давно уже не ремонтировались…

Но теперь я следила за всем, что происходит, очень внимательно. И каждым утром, про-снувшись, или вечером, придя с работы, замечала признаки того, что дом ветшает. С потолков тихо посыпалась побелка, на оконных рамах и подоконниках начала облупливаться краска. Пол теперь не просто скрипел, а выщелкивал дощечки, вторя шагам. И, в конце концов, в паркете кое-где появились прорехи.

Тогда я взяла клей и вернула дощечки на место. Потом переклеила обои – там, где они отошли или были ободраны кошками. Затем, вспомнив о дребезжащих стёклах, промазала их оконной замазкой. После этого мне захотелось покрасить рамы и подоконник…

Как только у меня появлялось свободное время, я бралась за инструменты и боролась с вновь и вновь появляющимися следами разрушения.

– Может, дом чувствует, что нас скоро выселят. Но ведь расселение – это ещё не снос. Кто станет ломать такой крепкий дом? Наверное, его отдадут колледжу, который находится в нашем дворе. Или сделают общежитием, или каким-нибудь офисным центром, – я говорила всё это мужу, но обращалась к той силе, что разрушала наш дом.
 
– Конечно, вряд ли его снесут, – поддакнул муж, глядя в телевизор и пропустив мимо ушей слово «чувствует», которое я использовала по отношению к дому. Но после программы новостей он вернулся к незаконченному разговору:

– Дом всё равно расселят, и напрасно ты тратишься на этот никому не нужный ремонт. Побереги силы и средства для новой квартиры.

– Что ж теперь – жить в разрухе? – возразила я.

Муж пожал плечами: делай, мол, как знаешь.

Кошки тоже не одобряли моей деятельности. Они не любили закрытых дверей и всегда стремились в ту комнату, где что-то сохло, и были разложены строительные материалы и рабочий инструмент. А, забежав туда, опрокидывали банки с краской или с разбегу пытались запрыгнуть на свежевыкрашенный подоконник.

Я гоняла кошек, спорила с мужем. И только дом одобрял мои действия – перестав дребезжать стёклами, скрипеть полами и трещать отклеивающимися обоями. Он даже посветлел, сияя чисто вымытым, а кое-где и ошкуренным, паркетом. И всем своим видом будто говорил: «Будем жить!».


11.04.2014 ©
Санкт-Петербург