Ограбление века

     В один из дней Балыкин пригласил всю компанию к себе в деревню на сватовство дочери:
     - Это конечно не свадьба еще, - виновато сказал он, когда все собрались в раздевалке, - но по размаху гуляния ничем не хуже. Традиция у нас такая: засватали, подали заявление в ЗАГС, и отметить такое событие надо. Кроме того, дорого все в городе, а у меня у мамки там все свое.
     - Да что ты нас уговариваешь, - успокоил товарища Лапкин, - нам два раза предлагать не надо.
     - Ну, тогда в эту субботу жду вас у себя.
     Когда Сивухин, Федорук и Лапкин приехали в деревню Балыкина, все обряды уже закончились и их сразу провели в самодельный шатер к столу. Застолье прошло быстро и спокойно. Местные жители, которые начали отмечать еще утром, очень скоро по одному начали выбывать из борьбы и часам к трем ночи все разбрелись по домам.
     А гости из столицы, севшие за стол почти на восемь часов позже остальных к этому времени как раз пришли в состояние, когда хочется «продолжения банкета». Особенно преуспели в распитии «натурпродукта» Федорук с Лапкиным и настроения спать у них совсем не было.
     - Это ж пока не свадьба, - как бы оправдываясь, сказал Балыкин, - идемте я вам апартаменты покажу.
     Балыкин завел гостей в дом сестры, которая перешла на эту ночь к матери. В небольшом ухоженном домике уже заранее были застелены три кровати. Балыкин пожелал всем спокойной ночи и ушел.
     Делать нечего. Наступив на горло собственной песне, все улеглись и попытались уснуть.
     - Петрович! Жрать охота! – вдруг шепотом пробубнил Федорук так, что эхо зазвенело в гитаре, которая висела на стене.
     - И что? – лениво ответил Николай, который как только принял горизонтальное положение, сразу понял как устал и захотел спать.
     - Ну, тут же должна быть кухня! – предположил Федорук.
     - Иди, разведай только свет не включай, а то спалимся, - заговорщически сказал Лапкин.
     - Хорошо! – обрадовался поддержке со стороны Лапкина Федорук и метнулся с кровати к дверям. Не то из-за темноты, не то спьяну он попал в двери только с третьего раза. Глухие удары могучего тела об косяки двери усиленной вибрацией разошлись по дому.
     - Осторожно, динозавр! – засмеялся Лапкин, - дом завалишь.
Но Федорук уже гремел дверями вдали от комнаты. Сивухин в это время провалился в сон, и уже начал было смотреть «первую серию». Проснулся он от того, что кто-то тряс его за руку.
     - Петрович! Петрович! – это был Федорук, - Петрович там холодильник на саморезы закручен, у тебя отвертки крестовой нет?
     - Скажи, Федорук, - нервно зашипел Сивухин, - я шел на пьянку?
     - Да, - ответил Федорук, не понимая тонкого намека.
     - Так скажи мне, - стараясь не кричать, шипел Сивухин, - какой дурак с собой на пьянку берет крестовую отвертку?
     - А какой дурак холодильник на шурупы закручивает? – не унимался Федорук.
     - Интересно, а туалет она гвоздями заколотила? – потешался Лапкин.
     - Ладно, спать ложись, надоел! – приказным тоном сказал Сивухин. – И ты Лапкин тоже спи. Юморист хренов!..
     Федорук послушно лег в кровать, а Сивухин отвернулся к стенке и практически сразу опять уснул. Ему что-то снилось. Что-то очень тревожное. Сначала сон состоял из отдельных обрывков, а потом приобрел практически осязаемые очертания. Николаю снилось, что он в пионерском лагере и у него болит зуб. И вот он пришел к стоматологу и уже сидит в кресле. Зубной врач включил бормашину, наклонился над маленьким Колей и сказал злобным голосом: «Ну, давай посмотрим, что у тебя там сверлить надо!»
     Николай, который и по сей день панически боялся стоматологов, вскочил на кровати. Голова гудела, в висках стучали молоточки. Звук бормашины не исчез. Странно! Вдруг наступила тишина, и он услышал голос.
     - Держи ее крепче! – сказал шепотом Лапкин. – Ага, вот так.
     Неприятный звук снова повторился.
     - А ну-ка, посвети, – опять сказал Лапкин.
     - Ну что там она? – шепотом спросил Федорук.
     - Все. Сейчас мы ее того! – радостно ответил Лапкин. – Давай!
     - Что это с ней? – в голосе Федорука Сивухин услышал тревогу.
     - Держи, держи ее! – вдруг заорал Лапкин.
     - Да чего ты орешь? Ночь на дворе. Держу я!
     - Заваливай ее на пол! – командовал Лапкин. – Держи крепко! Другой стороной поверни. О!
     - Да ей-то какая разница, какой стороной! Что ей сделается? – спокойно сказал Федорук, - все, что она могла в этой жизни она уже видела.
     - О! Теперь и вставить можно! – радостно сказал Лапкин.
     - Давай сначала пожрем, – жалобно попросил Федорук, – потом я подержу, а ты вставишь!
     - Давай! Хрен с тобой, трагладит!
     Спина Николая покрылась холодным потом. Он представил себе акт насилия над сестрой Балыкина и еще более явственно его последствия. Сивухин вскочил и быстро, насколько мог в темноте, побежал на кухню. Он открыл дверь и включил свет.
     Посреди кухни, морщась от яркого света, стоял Федорук и держал в одной руке дверцу холодильника, а в другой кастрюлю с котлетами. Рядом стоял Лапкин с шуруповертом в руке и с перепуга судорожно давил на клавишу. Старый холодильник с оторванной дверью и шуруповерт гадко гудели в унисон.
     Глупый вопрос от заспанного Сивухина не заставил себя ждать:
     - Ты где шуруповерт взял, Федорук?
     - В туалете. Я в туалет пошел… там же свет включать можно… я его и увидел на полочке.
     - А ты чего тут делаешь, Лапкин? – продолжал тупить Николай.
     - А он говорит присвети зажигалкой – я этот махровый сейф вскрою.
     - А петли ты нафига открутил? – начинал приходить в себя Сивухин.
     - Я думал это не петли, - мямлил Федорук, - у меня дома они с другой стороны и такие белые. А эти ржавые.
     - Так ты даже не помацал с другой стороны?
     - А зачем? Я думал, что петли бывают только справа.
     - А на хрена вы чужие котлеты жрать собрались?
     - Петрович, такие же котлеты как на столе были.
     - Ну? – Сивухин очень хотел спать и идентификация котлет его не интересовала.
     - Можно я поем?
     - Ты же два часа как из-за стола. Там после тебя выжженная степь осталась и тут все подмести хочешь?
     - Голодная тетка! – гордо сказал Федорук.
     - Какая тетка, идиот? – Сивухина от нервного напряжения стал бить озноб.
     - Кинг-конг хотел сказать «Голод не тетка»! – простонал от смеха Лапкин, – Пусть ест, а то до утра спать не даст!
     - Значит так, Мальчиш-плохиш, - относительно спокойно сказал Сивухин, - давай по-быстрому набей свой бурдюк, ставь назад «потерпевшую» и спать.
     То, чего боялся Сивухин, с утра не произошло. Сестра Балыкина котлеты не пересчитывала, к ржавым саморезам не присматривалась и степень заряженности батареи в шуруповерте не замеряла. Так что друзья благополучно позавтракали и разъехались по домам.