Арбалета и два мифа 3 глава

Свиток III. Начало Тёмных времён.

    Было тепло. Такое тепло давно уже не касалось Арбалеты, и сейчас оно было приятнее солнечного света. Арбалета спала, и ей не слишком хотелось просыпаться. Она вся превратилась в чувство, неосязаемое, но, тем не менее, живое, существующее. Она чувствовала, как мягкая ткань окутывает её, вдыхала цветочные запахи, летающие вместе с ветром, слышала близкий птичий щебет и чьи-то шаги. Ничего видеть она не хотела, это было бы лишним. Ей и так было хорошо.
    Скрипнула дверь.
 -- Идите вниз, прошу вас. Все за вас беспокоятся. Вы не ели целый день.
 -- Со мной всё хорошо. Я подожду, когда она очнётся. Я чувствую, это произойдёт совсем скоро.
 -- Когда это произойдёт, вы узнаете об этом первой. Идите, я посижу с ней.
    Дзинибо, очевидно, поднялась и ушла. Но рядом Арбалета по-прежнему ощущала живое существо.
 -- Вигар... -- почти не разжимая губ, шепнула она.
    Она не открыла глаз, но всё равно что увидела, как он вскочил и склонился над ней. Но он молчал, и ей стало страшно.
 -- Что... произошло...
 -- Ты меня слышишь? Арбалета, как ты себя чувствуешь?
 -- Хорошо, почти так же, как ленивая кошка.
 -- Есть хочешь?
    Только сейчас девочка поняла, что голодна не как кошка, а как волк. Она лишь кивнула, потому что язык внезапно пересох. И Вигар стал кормить её с ложки горячим бульоном, как маленького ребёнка. Во время этого странного обеда (или завтрака, или ужина - кто знал?) Арбалета так ни разу и не открыла глаз и до сих пор не представляла, где находится. Когда сытая истома овладела ею, молодой человек покинул комнату.
    Постепенно Арбалета почувствовала себя бодрым и отдохнувшим человеком. Страшные события, разыгравшиеся на реке, расплывались в памяти как чернильное пятно. Было ещё раннее утро, все стены залиты солнечным светом, а на полотке плясали хороводы солнечных зайцев. На столе для письменных занятий около чернильницы и нескольких перьев лежала портупея и сверкающий кинжал. Арбалета не преминула прикрепить к себе этот неизменный атрибут своего обличия. Следовало бы сидеть и ждать, что тебя заметят, но Арбалета не могла больше ждать.
    Девочка открыла двери и вышла в коридор с высокими потолками, множеством подсвечников. Коридор чем-то напоминал комнату Совещаний, о которой Арбалета вспомнила с неохотой. Самые жуткие воспоминания всколыхнулись в ней: пронзительный крик животного, пленённого илимантами, слова Констэ, Альтнарио Вэн-Бэсторен... Кстати, она совсем забыла об Альтнарио. А он даже казался ей какое-то время таким приличным человеком...
 -- Эй, стоять!
    Она быстро обернулась. Мужчина, вооружённый и одетый в андэллскую форму стража, направил на неё копьё. Несколько секунд его лицо выражало настороженность, как вдруг прояснилось, и в уголках губ даже появилась слабая тень улыбки.
 -- Назови спутников, с которыми ты прибыла сюда.
    Стараясь отвечать спокойно, Арбалета перечислила тех, с кем столько пережила за эти дни. Копьё стража опустилось.
 -- Всё верно. Это правда вы.
    Он учтиво склонил голову. Арбалета ответила на приветствие, приличествующее её сану, и попросила:
 -- Господин, можете ли вы указать мне, как найти моих друзей? Они, наверное, думают, что я ещё сплю.
 -- Вам достаточно будет спуститься на один пролёт по лестнице за этим поворотом. Вы найдёте дверь с большой белой птицей.
    Арбалета отправилась на поиски дверей. "Как странно выслушивать привычные вежливости после того, как тебя чуть не прикончили". Двери оказались огромными, стало ясно, что за ними по меньшей мере зала. Большой белый аист был изображён во всю площадь этих дверей, по двум сторонам которых стояли два новых стража, мгновенно преградивших ей дорогу.
    Церемония пароля повторилась, и стражи сами убрали тяжёлые засовы и сняли защитные чары. В зале были все: Дзинибо, лучники из отряда Бурого Колчана, Нетрой и многие вельможи, которых она знала до начала войны. Здесь было несколько знакомых пажей из Бора и других замков, здесь были ровесницы Арбалеты, дочери благородных семейств. Друзья Арбалеты сидели за большим столом в форме ромба и оживлённо переговаривались. Когда на пороге показалась Арбалета, разговоры их мгновенно стихли. Все руки взметнулись вверх, и Арбалета заметила блестящие бокалы, наполненные золотистым напитком.
 -- За Арбалету Орлеонель!
    И все бокалы были осушены до дна. А Арбалета вдруг ощутила себя маленькой и незначительной в сравнении с похвалой.
 -- Извини, что спорила с тобой, Дзинибо. Там, на плоту.
 -- Что ты, я ничего уже и не помню.
 -- Если говорить по совести, то я вообще ничего не помню, -- виновато призналась девочка. -- Что случилось после того, как кто-то спас меня от илимантов?
 -- Нетрой и Эрлян увидели жёлтые кольца, сжимающиеся вокруг невидимых тел, и разрубили их. Я чуть не умерла от страха. Никто вас не увидел, просто Вигар упал прямо на плот, чуть не убился, но его исцелили вовремя. Никто до сих пор не может понять, как ты не утонула, ты ведь почти задохнулась.
 -- Я сама этого не поняла. Это будто делала не я, а кто-то другой, за кем я наблюдала со стороны. Но что случилось с плотом?
 -- Увы, вдребезги. Никто не мог бы ничего поделать: илиманты разошлись, они были слегка пьяны. Вигару и Эрляну удалось прогнать большую часть, двух они подстрелили заговорёнными стрелами. Нетрой вытащил на берег тебя, я - оставшиеся целыми немногие вещи.
 -- Ужас какой-то... -- Арбалета спрятала лицо в ладонях. -- Но... где мы сейчас? Как мы сюда попали?
 -- Когда илиманты исчезли, а двое пленников были временно усыплены, мы стали думать, как нам продолжать путь. И Вигар, который был не многим лучше тебя по состоянию (магические враги высасывают много сил), предложил самую рыцарственную вещь, на какую только можно было решиться. Никто не успел даже понять, чего он хочет, как он уже изрезал себе левую руку твоим кинжалом и стал капать кровью на растения, растущие на берегу. Не забывай, всё это происходило посреди лесов. Вигар хотел приманить...
 -- А! -- тихо воскликнула Арбалета, и её глаза сверкнули от волнения. -- Я понимаю, о чём речь. Это такие странные животные, чующие запах крови. Но как вы не подумали, что прийти могут совсем другие, хищные, звери?
 -- Нам это и в голову прийти не могло. Мы уже достигли границ Серого леса, а в нём таких зверей нет. Лес заколдован от всех опасных существ, могущих нанести урон замку и людям. Ты слушай дальше, Вигару удалось, сфинксы вышли из-за деревьев.
 -- Но разве сфинксы не опасны тоже? -- почти с неприкрытой иронией уточнила Арбалета.
 -- Для людей, построивших Ниал, в котором мы имеем честь находиться, сфинксы не представляли никакой угрозы. Они считали, что это просто очень большие звери, ничем не превосходящих по благородству, например, единорогов.
 -- Ниал! Так мы всё-таки добрались...
 -- Так вот, сфинксы вышли, и Нетрой с Эрляном заарканили троих, имеющих крылья. Остальных пришлось разогнать.
    Арбалета закатила глаза: она не представляла, как можно прогнать или заарканить чудовище, имевшее части тела самых разных существ.
 -- Сфинксы, конечно, были не в восторге, что их используют, как лошадей, но магическое мастерство нашей охраны не знает границ. -- Тут она взглянула на болтающих неподалёку друзей. -- Нетрой летел впереди, потому что он один бывал в Ниале. Он посадил тебя перед собой. Эрлян - второй, вместе с Вигаром, потому что он был ещё в худшем состоянии, чем ты. Мне пришлось лететь последней, в одиночестве. Не знаю, как я тогда не упала, как у меня не закружилась от высоты голова, но в общем это было... прекрасно! Хотя и невыносимо страшно... -- закончила она смущённо, опустив глаза.
    Арбалета смотрела в сторону, ничего не видя перед собой. Она летала на сфинксе и не подозревала об этом! Какая досада... Нет, не то слово... Она представляла, как три сфинкса опускаются на двор Ниала, как изумлённые обитатели замка окружают их со всех сторон. Это, думают они, конечно, не илиманты, иначе им не позволили бы спуститься, да и не знают лизоблюды Констэ о том, что творится в Сером лесу...
 -- Арбалета.
    Рядом с ней стояли Эрлян, чуть более бледный, чем обычно, Нетрой с новым шрамом через всё лицо, и Вигар, украшенный перебинтованной рукой и жуткими белеющими следами от порезов. Арбалета никогда не считала, что раны уродуют людей, какими бы отвратительными эти раны. Вместе они отправились бродить по замку.
    Арбалете понравилось в Ниале, и Нетрою это так льстило, будто восстановление замка было его личной заслугой. Здесь всё дышало обаянием старины, шелестом страниц древних легенд. К тому же и жители здесь были совсем не те, что в Бора. Все были предусмотрительны друг к другу, и все были настороже. Но они не растеряли весёлости, простоты, люди и волшебники здесь жили мирно, и Арбалета от души болтала, смеялась, слушала и смотрела.
    Ей встретился страж, который первым заметил её пробуждение. Они познакомились. Фамилия этого стража оказалась Тайлето, и Арбалета вдруг сообразила: это же один из гостей, граф, прибывший тогда в её родовой замок! Что же он здесь делал, так далеко от своего дома в Орланге? Оказалось всё очень просто: его семья, жена и сын, нуждались в защите, и он предпочёл спасти их, нежели бросить ради подданных. Всего два дня назад прибыло всё благородное семейство графов в Ниал, и теперь старший Тайлето хочет лишь одного - переправить свою семью ещё дальше, на гору Вулиан, где уж их точно никто не сможет побеспокоить. Сам же он обязан вернуться в замок Вальсан, чтобы сражаться за свободу вместе с остальными земляками. Арбалета сказала, что они направляются на Вулиан и смогут взять с собой несколько человек.
    Вигар и Эрлян были не против попутчиков. Арбалета познакомилась с сыном Тайлето ещё на балу, он был всего на год старше неё. В Илдиго (таково было имя мальчика) было что-то воинственной, что понравилось Нетрою. С ним они быстро нашли общий язык. Было сущим удовольствием слушать, как запальчиво они спорят об оружии и атаках, разбирая все удачи и промахи обеих армий. А как они скакали верхом!
    Жена графа, госпожа Итала Тайлето, была среди первых четырёх, противостоявших Констэ. Она до сих пор носила бросающиеся в глаза отметины - памятники дню заговора. Волосы у неё стали ещё короче; наверное, потому что пришлось убегать из Бора, когда кругом стоял огонь и гром заклятий.
    Несколько дней пронеслись как призраки. Покидать Ниал не хотелось, он был так не похож на прежнюю жизнь. И всё же Арбалета знала, чем себя подбодрить: на Вулиан ждёт Линерон Созереми, Магистр родного дворца. Уж он-то знает, что стряслось с её родителями. Может, и они уже там.
 -- На плот я больше никогда не соглашусь, -- заявила в последний, прощальный, вечер Дзинибо, потягивая зелёный чай. -- Кучка варваров, зазубривших заклинания, летает на ручных пегасах по всем землям, убивает, когда вздумается, грабёж, разрушение! А мы как крысы сидим здесь и не можем свободно передвигаться с места на место!
 -- Не волнуйтесь, госпожа, пегасы у вас будут, -- спокойно сказал управляющий замка, Бонгорда Белвим. -- А кроме них - воздушные экипажи. У нас таких всего двенадцать, а вам мы можем дать только два. Этого будет довольно.
 -- А возницы? Кто будут нашими кучерами? -- не успокаивалась осторожная монахиня.
 -- Да не суетитесь вы так, -- улыбнулся Бонгорда. -- Всё уже продумано. Мы на войне, тут нельзя без точности.
    И Дзинибо больше ни о чём не спрашивала. В Ниале было легко забыть, что идёт война. Казалось, она слишком далеко, чтобы быть правдой.
    Утром Арбалета сонно влезла в один экипаж с Дзинибо, Италой и Вигаром. Илдиго упрямо не желал разлучаться с Нетроем. Пегасы взвились в воздух, возницы вскричали последние заклинания. Бонгорда махал им на прощанье, посылая вслед заклятья, которые могли пригодиться в пути. И на сей раз весь долгий путь (хоть и не столь долгий, как путь по реке) обещал быть совершенно безопасным. Таким он и стал.
    Они летели высоко, выше любых гор. Но заклинания делали своё дело: дышать было ничуть не сложней, чем на уровне моря. Арбалета не отрывала глаз от окна. Иногда ей начинало казаться, что она летит вниз головой, потому что облака проплывали под ней. И всё-таки она ни разу не ощутила страха. Пару раз сердце её тоскливо стукнулось о рёбра, когда пегасы резко меняли направление. Но летать было замечательно!
    Неожиданно они пошли на посадку. Арбалета огляделась. Она даже не заметила, как вышла луна. Ночёвка прошла в полях. Четыре кучера (по два на каждый экипаж) оживлённо болтали у костра о крепости Метанор всего в нескольких сотнях миль отсюда. Эта крепость стоит посреди Змеиного леса, она одна из первых поддержала политику Констэ и сейчас кишела илимантами. Арбалета помалкивала. Ей были до дрожи интересны все эти разговоры. Все земли и местечки, о которых раньше она только слышала сухие факты, приобретали новую окраску, яркую и живую. Девочка завернулась в дорожный плащ с мехом внутри и кожей снаружи. Даже ветер не мог забраться к Арбалета за воротник, хоть в поле ничего опасней не было. Кучера у пегасов тоже были не обычные, ведь пегасы - не лошади, а нечто куда более благородное и значимое. У пегасов очень умный и проникновенный взгляд, в котором можно прочесть всё, что люди обычно высказывают словами. Пегасы узнавали кучеров, приветливо кивали им и тихонько ржали, хотя ржанием этот тихий шёпот было назвать как-то неудобно. Кучера делали вокруг пегасов магическую невидимую защиту, сквозь которую не могли бы пробиться непогода и враги. Пегасы паслись как самые обыкновенные животные. Им нравилась короткая трава, растущая у самой земли.
    Эрлян и Вигар подшучивали над Арбалетой, которая открыв рот слушала, как Нетрой вещает очередную историю. Вигар пробормотал что-то вроде: "Она совсем не то, что я ожидал. Ни за что не скажешь, что она родилась и воспитывалась во дворце".
 -- Ну, родилась-то она в селеньях Мевзерижи, -- усмехнулся Эрлян. -- Кстати, что-то не очень мне понравились разговоры, которые вели Нетрой с Илдиго.
 -- Вы летели впереди, и до нас с ветром доносились отголоски смеха. Я думал, это ты отмочил новую шутку.
 -- Если бы! Эта парочка вела себя так, словно меня там вообще не было.
 -- О чём же они говорили?
 -- Ну... Пока это, вроде, безобидные фантазии, но нет такой сказки, которая рано или поздно не превратилась бы в быль. Илдиго - мальчишка, но теперь я стану за ним присматривать.
 -- Ближе к делу.
 -- Не выношу, когда ты требуешь от меня лаконичности, которой во мне нет. Илдиго, похоже, -- его голос стал почти неслышен, -- ещё не определился, на чьей он стороне.
 -- Это... как так? -- растерялся Вигар тем же тоном. -- В то время, как его отец рискует жизнью?
 -- Соплякам всегда в головы втемяшивается такая чепуха, от которой больше вреда, чем пользы.
 -- Да уж надо думать, что тайный илимант в нашем лагере ничего хорошего не предвещает.
 -- Он не илимант, но и не мятежник.
    Взгляд Вигара красноречиво выражал недоумение.
 -- Понимаешь, он так горячо выражал Нетрою свои взгляды и убеждения, что и я поневоле заслушался. Он говорил, что оба наших стана неправы, что власть не должна принадлежать ни людям, ни волшебникам, ни Правителям. Илдиго, видите ли, подавайте независимые две земли, одна из которых целиком и полностью принадлежит чародеям, а другая - людям. При этом, говорит он, нельзя людям обучаться магии и нельзя вступать в браки с волшебниками, потому что чистая кровь разных народов не должна смешаться, и ни один род не должен исчезнуть...
 -- Глупость какая-то, -- поморщился Вигар. -- Особенно глупо звучит, если это сказал мальчишка. Во-первых, он сам изучает магию. Во-вторых, откуда ему знать, не придётся ли взять слова обратно после знакомства с какой-нибудь чародейкой.
 -- Не слишком хорошо жилось бы в мире, где правит Илдиго Тайлето.
    Вигар хмуро сверлил затылок Илдиго взглядом. Затем в таком же мрачном молчании взглянул на Нетроя, только что завершившего рассказ.
 -- Конечно, затея дурацкая, но я не уверен, что наш приятель Нетрой считает так же. Смотри.
    Нетрой и Илдиго заговорщически переглядывались.
 -- Не смеши меня, даже я не смог бы до такого додуматься. Нетрой - фанатик! Одно с другим не вяжется. Смотри, как он дружелюбно возится с нашей маленькой сестрой, как она доверчиво смотрит на него. Особенно ему в рот, словно боится пропустить хоть слово, которое может вновь вылететь из его мёдоточивых уст!
    Эрлян рассмеялся в голос, и Вигар понял, что разговоры по поводу Илдиго закончены. Передёрнув плечами, будто отгоняя назойливую муху, он присоединился к сидящим у костра, чтобы перекусить печёной картошкой с огурцом, погреться и послушать очередную басню Нетроя.
 -- Кто-нибудь из вас слыхал о разбойниках Геафорского леса? -- таинственным полушёпотом спросил Нетрой, обведя всех испытывающим взглядом.
 -- Я слыхал, -- равнодушно откликнулся один из кучеров, не слишком стремящийся признать ораторский талант юноши, -- что они там и до сих пор есть, хотя солдатня не перестаёт их преследовать. Ума не приложу, как им удаётся так ловко скрываться. Или у них есть секретное оружие?
 -- Если ты заткнёшься хоть на минуту, мы это, может быть, узнаем, -- заносчиво фыркнул Илдиго. Итала предостерегающе подняла на него быстрый взгляд, но не посмела сказать ни слова.
 -- Геафорский лес, как говорят предания, вырос вместе с первым поколением разбойников, -- размеренно стал рассказывать Нетрой, как и полагается. -- И сначала это была обыкновенная мальчишечья шайка, не знающая, куда себя деть. Вернее, они-то полагали, что являются чем-то очень значительным. Они имели свои убеждения и старались навязать их окружающим.
    Быть может, Арбалете померещилось, но взгляд рассказчика, словно на что-то намекая, уставился в Илдиго. И тотчас вернулся в ему одному известные дали.
 -- Но так как никто не пожелал прислушаться к их мнению, они скрылись в лесу.
    Кучер демонстративно пошире зевнул. Илдиго гневно фыркнул в его сторону, но ничто не отразилось на такте рассказа.
 -- Ну, хорошо, -- заметив зевок и широко улыбаясь, произнёс Нетрой. -- Не стану действовать на нервы историческими справками. Перейдём к самому интересному. Бой разбойников - это вам не шутка.
    Собственно, ничего особенного он не говорил, но как он произносил эти слова! Как заманчиво всё это звучало, с каким жутким восторгом!
 -- Они сошлись на рассвете. Разбойники Геафорского леса, уже другое поколение, много лет спустя, и их гонители, седовласые колдуны, на чьи секреты покушались эти недобрые люди.
 -- Какая неожиданность! -- буркнул кучер.
 -- Заткнёшься ты сегодня? -- рука Илдиго нетерпеливо ухватилась за рукоять меча, но кучер лишь снисходительно улыбнулся ему, и история продолжилась.
 -- Они долго молча созерцали друг друга: колдуны и разбойники. Самым странным было то, что все воители были наделены мужеством, но никто не хотел начинать первым. Это значило бы то же самое, что признание: мы затеяли ссору, мы вызвали вас, мы вас сокрушим. Каждый считал себя лишь защитником и не более того. Но вот двое героев, ведущие свои войска за собой, взглянули друг другу в глаза и, не сговариваясь, не спеша, приблизились друг к другу. Оба они были конные. В руках у них были мечи, но пока что оружие не пускалось в ход. Их должна была рассудить судьба, и они пустили в ход древний жребий. Это сложная магия, в ней задействуются мечи, но оба меча отказались указать истинного виновника происходящего. Наконец, воины обозлились: битва никак не начиналась. И обе стороны столкнулись друг с другом. Страшная резня, вопли, кровь - вот что творилось на поляне.
    Нетрой вздохнул, Илдиго смотрел на него как на очевидца тех далёких событий. Вигар, Эрлян и кучера усмехались. Итала не смотрела на повествователя, казалось, она вообще его не слышит; ей больше нравилось рассматривать луну да изредка бросать тревожные взгляды на сына. Дзинибо слушала в пол-уха, суетясь около котелка. Арбалета поглубже забилась в плащ. Нетрой, убедившись в произведённом впечатлении, опять заговорил.
 -- Колдуны пускали в ход магию, разбойники - грязные приёмы. Поэтому с первых же минут сражения полегло много воинов. Особенной стратегии никто не вырабатывал, всё происходило в полной неразберихе. Вы, несомненно, слышали о Шакале, разбойнике Геафорского леса, которого некогда сразила непревзойдённая волшебница Ариним Ронно, урождённая Визера? Так вот, предок этого Шакала был тот самый герой, что привёл разбойничью шайку. Его звали Кеарин.
 -- Но ведь Шакал был волшебником, -- возразила Арбалета, вспомнившая эту часть разговора в комнате Совещаний. -- А такие древние разбойники, как Кеарин, ещё имели слишком мало чародейской крови.
 -- С тех пор прошло много лет, -- фыркнул Илдиго, впервые посмотрев на Арбалету. Взгляд его был отнюдь не дружелюбен. -- Могло произойти множество неправильных браков и тогда...
 -- Неправильных? -- недоумённо переспросила Арбалета.
 -- Да, -- буркнул Илдиго, но этим ограничился.
 -- Кеарин сражался дерзко, а не бесчестно. Он был молод и силён, кровь кипела в его жилах, как расплавленное золото. Он не щадил никого, даже если видел, что враг умирает. Он срубал головы направо и налево, как косарь посреди поля...
    Что-то грохнулось. Дзинибо, привыкшая к мирной монастырской жизни, ударила котелок об одну из пегасских уздечек, на ночь снятых и повешенных на крышу экипажей. При этом она расплескала добрую четверть похлёбки.
 -- И вдруг он встретился лицом к лицу с другим вождём, героем колдунов. Это был легендарный Нераметс. "Что? - крикнул сквозь шум битвы Кеарин. - Туго тебе приходится, старик? Прошло твоё время!" И Нераметс ответил ему величаво и гневно: "Ты пришёл в наш лес, посаженный первыми лесными волшебниками. Ты пришёл так же, как твои праотцы и праматери. Но ты не имеешь на это никаких прав!" - "Если искать правду, то ты тоже не хозяин этому лесу! - распалился Кеарин. -- Первые волшебники не собирались здесь жить, они вернулись в лес Бартонб, их родной дом! Вот и убирайся туда!" - "Эта земля - наша навеки, мы не покинем её!" - "Тем хуже для вас, потому что я от неё тоже не отступлюсь! Я здесь родился и намерен здесь же умереть!" - "Это легко устроить, негодяй, крадущий чужие секреты!" - "Нам не пришлось бы отбирать ваши рукописи, если бы вы сами делились магией! И сейчас не пришлось бы проливать кровь твоих людей!" - "Все они мои братья, и они так же, как я, жаждут очистить землю от таких шелудивых собак, как ты!.."
    Слушатели поражались, как умело повествователь управляет своим голосом. Это было невероятно, потерялось ощущение реальности, и они были там, в Геафорском лесу, видели своими глазами двух свирепых воителей и их ненасытных воинов. Это было ужасно, но всё же рассказ не прерывался, и избавиться от этого почти галлюционного наваждения было невозможно. И они смотрели, слушая, как одно копьё проткнуло сразу двоих героев, не успевших ещё завершить свой горячий спор. Эти герои были жалки в своей внезапной смерти, остальные воины, оставшиеся в живых, на несколько секунд замерли, ничего ужаснее они в жизни не видели. Для любого из них герой был тем героем, за которого не жаль умереть. Сейчас они потеряли опору и почти обезумили. Они напоминали муравейник, в который ткнули палкой.
 -- Ради всего святого, замолчи... -- чуть слышно прошептала Дзинибо. Но Нетрой не остановился, он уже вошёл во вкус, ему нравилась власть над слушателями.
 -- Битва полыхала! Она была страшнее, чем самый обширный лесной пожар! Оставалось всего двадцать воинов от восьмидесяти с одной стороны да семнадцать от семидесяти с другой. Люди перестали быть людьми, они орудовали уже не только оружием, в ход шли зубы и ногти. Как волки, как волки... И вдруг, -- его тон, резко стихший, заставил всех вздрогнуть, -- всё кончилось. На поляне не осталось ни одного живого существа.
    Все кругом мрачно молчали. Арбалете хотелось встряхнуться, как собаке, вылезающей из воды.
 -- Спустя несколько часов на поле боя пришёл человек. Это был мальчик, и душа его ещё была чиста и не испытывала кровавой жажды. Он увидел ужасные следы побоища и испугался: он знал, что среди этих мертвецов затерялся и его отец. Он обошёл поляну и, наконец, нашёл его. Воин был ещё жив, и мальчик пытался поднять его, но ему не доставало сил. Мальчик заплакал. Но тут воин чуть приподнял голову и, улыбнувшись, из последних сил проговорил: "Все мы были глупцами. И те, кто пойдёт по нашим стопам, тоже будут глупы. Не становись таким, как я! Не мсти за мою смерть моим врагам, потому что нет у меня никаких врагов, и кроме меня никто не виновен в моей смерти. Не кради чужих тайн, не желай с помощью магии сделать так, чтобы..." И тут он замолк навеки.
    Дзинибо не вынесла и разрыдалась над своим котелком, так что похлёбка их ждала явно пересолённая. Вигар и Эрлян сидели мрачнее тучи. Особенно их глаза потемнели, когда они заметили и стали указывать друг другу на Илдиго. Мальчишка заворожённым взором продолжал смотреть на Нетроя, словно ждал, что тот скажет что-то ещё более ужасное. Да, вот именно, что-то ещё более ужасное! Казалось, он искал чего-то, от чего переворачивалось нутро. Итала не шевелилась, не произносила ни слова. Но по её глазам можно было прочесть, что всё она слышала и поняла, что происходит с её сыном. Кучера помалкивали, обнявшись дружной четвёркой. Дикие отблески костра танцевали на их лицах, создавая иллюзию гнева, страха, надменности и даже веселья. Нетрой обвёл всех испытывающим взглядом и поднялся на ноги. Все почему-то вздрогнули и вздохнули с облегчением.
 -- Рассказу конец, -- внушительно изрёк юноша.
 -- Нет, не конец! -- воскликнул Илдиго, тоже вскочив. -- Ты так и не сказал, что случилось после того, как умер отец мальчика. Сын ослушался его, да? Отомстил и навлёк на себя ещё большее проклятье...
 -- Что за чушь! -- поморщился кучер, без обиняков хлопнув мальчишку по затылку. -- Разве не достаточно? Увидеть смерть отца, будучи ребёнком? Не исполнить его последнюю волю? Что бы ты сделал, если...
 -- Замолчи! -- вскрикнул Илдиго. -- Не лезь в то, чего не понимаешь! Это лишь моё дело, что бы я сделал!
    Кучер оторопел, но он был слишком сердит, чтобы как следует вникнуть в смысл его слов. Эрлян многозначительно пожал плечами, а Вигар фыркнул: чтобы Илдиго Тайлето, чей отец один из лучших воинов мятежников?.. Но, глядя в пылающее лицо мальчика, Вигар чувствовал, как тает его уверенность. "Возможно", - вдруг подумал он с тоской.
    Нетрой и Илдиго ушли спать, но из экипажа ещё долго доносился их глухой шёпот, который разобрать было невозможно. Кучера перед ночлегом в последний раз погладили пегасов, расчесали им гривы и хвосты, угостили кубиками сахара и отпустили летать, чтобы те сами выбрали себе удобное место. Сами кучера тоже разбрелись по экипажам. Они спали прямо на крыше по очереди. Над головой они создавали магический барьер от дождя, снега и случайных вражьих стрел. Дзинибо скрылась в недрах экипажа сразу, следующей ушла Итала. А Арбалета всё сидела у костра, упражняясь в магии огня. Кто ей теперь мог это запретить? Она заставляла взмахом руки то вспыхивать, то потухать весело трещащие поленья. Эрлян и Вигар сели с двух сторон от неё. Арбалета чувствовала тепло, и напряжение, сковавшее во время рассказа Нетроя, вдруг отпустило.
 -- Чёртово побоище, -- вдруг вздохнул Вигар. -- Спорю на все монеты, бренчащие у меня в кармане, что этот плут сам всё сочинил.
 -- Согласна спорить! На голову Констэ, -- усмехнулась Арбалета. -- Потому что она не стоит ни гроша.
 -- Да уж, то, что она недолго будет сидеть на плечах, так же верно, как то, что Нетрой - великий плут, у которого хорошо подвешен язык! -- засмеялся Эрлян. -- И вот ещё на что готов спорить: язык его раздвоенный, как у змея. Поэтому он и кусает всех, без разбору. Ему нравится впрыскивать этот яд. Ему надо стать летописцем.
    Арбалете рассмеялась, потому что нечего бояться, когда у тебя два таких "брата".
*
     -- Скорей, скорей! До рассвета мы должны уже быть в небе!
    Арбалета хорошо понимала, что если не будет готова сейчас же, то илиманты Змеиного леса могут их заметить. Но ничего хуже, чем переполох с утра, когда в глазах туман, она представить не могла, поэтому возилась неохотно, ворча себе что-то под нос, как старая баба. Впрочем, когда Дзинибо окатила её из кувшина, дело пошло бодрее. Жаль, в пути, в небе не выспишься, там они сразу продрогли. По утрам холоднее всего и хочется ближе к костру. Но на костёр времени не было. Все спешили, и всем было холодно.
    Если кто и не жалел ни о чём, так это кучера. Они отдежурили - целую ночь поочерёдно подсаживались к огню. И теперь они единственные, кто не притронулся к вещам. Они со скучающими лицами наблюдали, как котелок, деревянные миски и стаканы, железные походные рогатины, оставшаяся с вечера еда, которую поленились прибрать сразу, коврики, на которых можно было сидеть, находясь в дороге, кочевали с примятых колосьев в недра экипажей. Илдиго наконец стал напоминать Арбалете обыкновенного мальчишку, когда вдруг сказал ей, что будет не хуже, если бы кучера помогли справиться с этим "барахлом". Арбалета хмыкнула в знак того, что полностью его поддерживает, и принялась за мытьё очередной миски. В Бора она не раз, прибежав на кухню, видела, как моют посуду, но сама никогда этим не занималась. Дзинибо только успевала наставлять: "Где не отдирается, три вот этой, с железом, а здесь... сама посмотри, на дне остался пенный песок. Смывай тщательней..." Словом, если бы посудомойка взглянула на Арбалету в этот момент, никакого восхищения перед Правителями Орланги она бы не испытала. "Конечно, - стараясь оставаться весёлой, думала Арбалета, - тот, кто занят страной, не замечает грязных тарелок. Но мыть посуду очень легко, а иногда приходится заниматься не своим делом..."
    Но если уж начистоту, то Арбалета скучала в роли посудомойки. Послушно выполняла просьбы Дзинибо, но надеялась, что на Вулиан для неё найдётся настоящее дело. Ей было всё равно, лишь бы побольше опасностей. Она задыхалась в Бора, это правда, и всё же походные условия это ещё не есть приключение. Риск, невероятные подвиги, можно кричать во всё горло: "Я сделала это! Это было со мной!" А потом сесть у камина и затянуть вместе с верными друзьями какую-нибудь протяжную песню, и наоборот - такую неистовую и бешеную, что ноги у всех сами собой бросятся плясать!
    "Какая я глупая, - вдруг оборвала свои мысли Арбалета. - Стяжать славу сейчас гораздо легче, чем когда-либо. Нужно мечтать не о ней".
    И всё же голова у неё шла кругом, когда он представляла саму себя в таких образах и переплётах, что впору было присоединяться к Нетрою и записать свою первую историю. Арбалета задумалась. Нетрой знал поразительно много мелочей, чтобы считать его рассказ правдой, и всё же... Всё-таки он был секретарём, чего только не найдёшь в библиотеке. Он мог нахвататься исторических заметок у дворянина, диктовавшего всякие премудрости. Вот откуда и страшные истории. Но есть в Нетрое нечто, от чего волосы встают дыбом.
    И вдруг что-то случилось. Никто ещё не понимал - что, но все это почувствовали. И, хотя уже почти всё к полёту было готово, все столпились около Вигара и Эрляна. Лучники из отряда Бурого Колчана неподвижно и молча рассматривали обширный лист бумаги. Только что два ворона принесли, держа за края, огромный свиток. Все по очереди заглядывали лучникам через плечо. Арбалета долго не могла пробиться через толпу, а потом листком оказалась мелкомасштабная карта Орланги и Андэллы. Тут до Арбалеты дошло, что означают красно-чёрные нарисованные флажки, веющие благодаря магии как настоящие. Это территории, занятые илимантами и эфроданимантом. Обе столицы - Селмивьяна и Сиаверкен, целиком провинции Луиту, Мабелгер и Зарин в Андэлле и Данверн, Подгорная и Роза в Орланге! О Сером Плоскогорье и говорить нечего, оно стало вотчиной Констэ ещё до того, как он решил величать себя Чародеем-Всех-Эпох. А вот эта тонкая алая линия, словно начертанная кровью, говорила о линии фронта. То есть никакого фронта по существу быть уже и не могло, потому что всё больше и больше становилось сторонников у эфроданиманта - запуганных, принуждённых или добровольных, и всё меньше оставалось храбрецов, способных продолжать борьбу. Арбалета знала, что и остальные её спутники думают о том же самом, и чувствовала, как страх и отчаяние хоть на миг, но закрадывается в каждое из сердец. Вигар первым прервал оцепенение, сложив карту вчетверо и сунув её себе за пазуху. Эрлян схватил его за руку и негромко, но твёрдо предупредил:
 -- Это могли послать илиманты, чтобы сломить нас. Не приближай бумагу к груди, может, там мощное заклятье. А ещё лучше сожги.
 -- Нет, этого быть никак не может, -- возразил Вигар, -- потому что здесь стоит знак Лета II Дананжерса Трайнвери Фернарта, а подделать или выкрасть его печать они не могли.
 -- Но почему тогда вороны?.. -- выдохнула Дзинибо, окаменевшая с котелком в руках.
 -- А кто захочет присылать злые вести с голубями? Тем более вороны меньше вызывают подозрений у констэров.
 -- Констэры! Констэры! -- несколько раз с чувством произнесла Арбалета, а за ней и все они, и сейчас всех сплотила жгучая ненависть. Она родилась из боли и страха за родных и близких, за землю и свободу. И Арбалета долго потом ещё повторяла про себя, уже сидя в экипаже и совсем потеряв желание спать: "Какое правильное название для этой падали, илимантов и всех сторонников Констэ! Констэры... Это самое грубое слово, самое унизительное обзывательство! Констэры... Так что ж, значит, Тёмные времена наступили?"
    Ещё одну ночь провели они уже на южной границе Змеиного леса, подальше от Метанора, привычно оградившись защитными заклятьями. И снова Нетрой рассказывал легенды, но на этот раз не такие, как вчера. Сейчас, зная, как хрупка надежда на скорую победу, он описывал случаи, в которых всё разрешалось, даже если положение было более безвыходным, чем сейчас. В сегодняшних историях враги были сокрушены, героям воздали почести, а к власти приходили мудрые Правители. И сегодня Нетрой казался спасителем. Для Илдиго он никогда не переставал быть самым достойным и таинственным из всех людей. И этой ночью кошмары не преследовали наследницу трона Орланги.
*
     -- Ну, это и есть Вулиан? -- хмыкнул кучер, вёзший первый экипаж. Но слышать его никто, конечно, не мог, и ответа не последовало. Зато ветер как будто стих, и тучи, вот-вот обещавшие разразиться грозой, ушли в сторону. Всё-таки экипажи опустились пониже, чтобы вовремя скрыться у самой земли. Кучер засвистел песенку и подумал: "Дело кучера - самое благородное! Что может быть интереснее, чем рисовать зигзаги между молниями?" И прокричал во всё горло: "Нам гроза не страшна-а-а!!!" Но никто его по-прежнему не слышал.
    На севере, наверное, уже начинал порхать снег, но Орланга и тем более Андэлла, где они сейчас находились, были южными странами. Если в этом году и будет снег, то явно не скоро, потому что зима приходит сюда в последнюю очередь. "И это хорошо, - думала Арбалета, невольно улыбаясь, - потому что если выпадет снег, рыцарям придётся надевать телогрейки под панцири, а доспехи и так очень тяжёлые". До неё донесся какой-то слабый звук, похожий на писк мыши, принесённый ветром. Она выглянула в окно и долго не могла оторвать глаз, потому что не понимала сквозь дымку облаков, что там внизу такое. Было похоже на бесформенное пятно на пёстром зелёно-желто-красном фоне.
 -- Вигар, посмотри туда, -- проговорила она.
 -- Вулиан. Я ждал, что в ближайшие несколько часов мы должны быть над ней.
    Глаза Арбалеты широко раскрылись, Дзинибо и Итала тотчас выглянули в своё окно.
 -- Но я думала, мы спустимся прямо к её воротам.
 -- У горы нет ворот, -- улыбнулся Вигар. -- Мы будем снижаться кругами, как орлы. И проникнем через отверстие в вершине, нечто вроде кратера вулкана.
    Арбалета заволновалась, ни разу ей не приходилось бывать внутри горы. Экипажи аккуратными полукружьями снижались прямо над расплывчатым силуэтом Вулиан, и Арбалете оставалось лишь удивляться, как всё происходящее непохоже на всё, что она ждала увидеть. Но не только поэтому сердце её билось так гулко. Она надеялась, она из последних сил верила, что на Вулиан её родители, вместе с Магистром Линероном Созереми, и ждут её. Приземление продлилось гораздо дольше, чем позволяло терпение.
    Вдруг стало темно: они оказались внутри горы. Сначала Арбалета перестала различать лица друзей, потом - собственные руки, затем - она впервые почувствовала себя абсолютно слепым человеком. Тем внезапнее ярчайшее пламя вдруг вырвалось откуда-то из зияющей пропасти, в которую они неумолимо спускались, охватило оба экипажа и всех, кто в них находились. Арбалета не успела даже испугаться, а только подумать: "Я умерла, наверное, это был всё-таки вулкан". Но повторяю, она не успела испугаться, как и все остальные, потому что пламя сжало их тисками лишь на какую-то долю мгновенья, не больше. Арбалета тяжело выдохнула. Сердце билось в пятках, но, взглянув на своих спутников, она увидела лишь ужас и недоумение, ожогов не было ни на ком. Оглядев свои руки, она поняла, что и сама не пострадала.
 -- Что... что...
 -- Пожалуй, это жестоко, -- сухо сказал Вигар, единственный из присутствующих, кто сохранил спокойствие. -- Но это был приказ Лета II. Это пламя, которое не сжигает, а лишь оставляет метку на том, кто проникает сюда с дурными намерениями. Оно снимает все заклятья, так что никто не останется незамеченным, даже если враг перевоплотился. Но предупреждать о нём нельзя, потому что иначе предатели и злодеи заранее будут готовы и выкинут какую-нибудь хитрость.
    Арбалета долго ещё не могла успокоиться и дрожала как осиновый листок до тех пор, пока Вигар вдруг не сказал: "Пора выходить".
    Они оказались в холле. В жизни Арбалета не видела ничего более гигантского. Холл был совершенно открытым помещением без единой перегородки. А народу было ещё больше, чем на селмивьянской площади в дни праздника. И у большинства, как заметила Арбалета, такой же очумелый вид, как у курицы, вдруг побывавшей в печи. Очевидно, для тех, чьи глаза напоминали две полные луны, гостеприимный очаг, встречающий в прихожей, тоже был милым сюрпризом.
 -- Идём, -- шепнул Вигар, взяв Арбалету за руку. Арбалета ухватилась за Дзинибо, Дзинибо - за Италу. Итала сразу же нашла своего сына, тот вцепился в Нетроя, юноша не выпускал Эрляна. Эрлян и Вигар не взялись за руки, но пошли рядом, так что процессия стала продвигаться через зал не клином, не черепахой и даже не свиньёй, а колбасой, хотя едва ли кто-нибудь из военачальников слыхал про подобную фигуру построения. Головы кружились от величия форм, окруживших их, а внутри этих голов вспыхивали вопросы, один ярче другого. Но Арбалету волновало лишь одно: где Магистр замка Бора?
    И вдруг она его увидела. Он самый, её Линерон, старинный добрый друг! Он тоже скользил сквозь толпу, ища кого-то глазами. Арбалета закричала его имя, и, кажется, Магистр услышал сквозь шум. Арбалета, отпустив руку Вигара, полетела навстречу, уже не боясь потеряться. И придушено ахнула, с разбега уткнувшись в мягкий плащ своего учителя, жадно вдыхая родной аромат. Линерон неумело гладил её по волосам, шепча: "Ты жива... Ты здесь..." Потом она подняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо, и гордо произнесла:
 -- Я знала, что тебя не так просто выбить из седла.
 -- Да уж, -- рассмеялся Линерон, сразу поняв, что она имеет ввиду щитовые чары Констэ в комнате Совещаний. -- Я оказывается, как орех, чем старше, тем прочнее в своём панцире.
 -- Линерон, скажи... Мама и папа... ты видел их?
 -- Меня переправили на гору сразу, как нашли в той проклятой комнате, -- поникнув, ответил он и с обидой добавил: -- Поэтому я тоже лишь получал вести, валяясь в лазарете. Но знай, девочка моя, что никто не видел, как твои родители умерли. И я верю, что они живы. Я вот всем сердцем чувствую, что это так!
    Арбалета кивнула, но слов у неё не нашлось, иначе Магистр услышал бы слёзы в её голосе. Она готовила себя к тому, что их здесь не окажется, и всё ж это был жестокий удар. А Линерон не должен видеть её в таком состоянии, он может подумать, что она слишком слаба, чтобы продолжать борьбу. Ведь она всегда была такой заносчивой.
 -- Не плачь, не бойся, -- вдруг проговорил Магистр.
 -- Я не плачу и не боюсь. -- Её колотило как в лихорадке, Магистру едва удавалось удержать воспитанницу на месте, а слёзы её насквозь промочили ему воротник. -- Скажи, Линерон, я много думала... Тёмные времена наступили?
 -- Да!
    Этот окрик вылетел из уст стоявшего рядом молодого человека. Он смотрел на Арбалету так, словно пытался испепелить на месте. Ему не могло быть не более девятнадцати лет, но в глазах металось глубокое осознание происходящего бедствия, такой взгляд Арбалета видела лишь у взрослых людей. Этот взгляд ей не понравился. Было в нём что-то противоестественное юному лицу, отрицающее уверенность в завтрашнем дне. Если бы Арбалета усомнилась во "входном пламени", то решила бы, что это тайком пробравшийся констэр. И всё из-за его иссиня чёрных волос и бездонных тёмных глаз.
    Впрочем, сейчас она не могла долго думать о странном юноше, она думала о том, что  родители исчезли, и она, наконец, и дождалась борьбы, в которую обязана была вступить.
    Тёмные времена наступили.