Спасатель. Продолжение

Арсен отключился, и вновь наступила тишина, нарушаемая только шагами Владимира Николаевича. Так о чем он думал?  И снова  перед глазами всплыло милое лицо его Любаши. Он познакомился с ней в первом офицерском отпуске. Приехав домой в небольшой город Прохладный, расположенный  в предгорьях Большого Кавказского хребта, он первым делом купил матери новый телевизор. Отца они похоронили несколько лет назад, и мама с тех пор немного замкнулась в себе, меньше стала смеяться и любить гостей. Пусть хоть телевизор будет ей приятным отвлечением от грустных мыслей, думал про себя Владимир Николаевич. С первого дня отпуска она частенько с надеждой и какой-то усталостью от жизни говорила ему:
- Вот женю тебя, сынок, и отправлюсь на покой к твоему отцу.
А сын Вова, желая сделать матери приятное, через недельку купил ей еще и стиральную машину, чтоб, полегче было, управляться с домашним хозяйством пожилой женщине. Ведь камчатский двойной оклад позволил ему накопить изрядную сумму денег, тем более, что тратить их в условиях отдаленного измерительного пункта оказалось просто негде.
Еда в офицерской столовой денег практически не требовала, и он кормился за счет так называемого пайка. Если требовался алкоголь на праздник или другое торжественное мероприятие, то там кроме спирта ничего другого не выставлялось. А спирта в избытке имел практически  каждый офицер. Они отливали его себе, сколько надо при проведении  так называемого регулярного обслуживания техники. Чего только со спиртом не делали: его разбавляли водой, соком, настаивали на кофейных зернах, на клюкве, на рябине, на скорлупе грецких орехов и множество других рецептов использовали офицеры, чтоб как-то облагородить этот крепчайший напиток.
Все остальное, что появлялось на праздничных столах, являлось либо экзотикой с Большой земли, либо местными дарами – икрой, красной рыбой, дичью. Икра предназначалась для бутербродов, мясо обычно тушили или жарили, а вот из рыбы чего только не готовили – рыбные котлеты, отбивные, пельмени, коптили, варили, жарили и т.д. И все это опять бесплатно, поэтому, когда офицеры уезжали в отпуск, деньги они везли с собой целыми пачками.
Владимир Николаевич любил свой город с милым названием Прохладный и целыми днями  слонялся по его тихим улицам, заглядывая то в одно кафе, то в другое, а по вечерам с удовольствием ходил на дискотеку со своими старыми друзьями. Ему нравились местные девчонки, да и соскучился он по женскому обществу.  На измерительном пункте, в Уке, где он служил, конечно, проживали женщины, но все они состояли в должности жен офицеров,  а жены есть жены, с ними не повеселишься, как с местными беззаботными и холостыми красавицами.
   Ему нравилась Лена, всегда веселая и жизнерадостная, которую он поцеловал сразу после первого танца. Она была, можно сказать, его соседкой, так как работала в магазине, расположенном прямо в их доме. Нравилась ему Зина, наповал стреляющая в ребят своими большими и красивыми глазами. Встречались другие девчонки, которые также заставляли его затаив дыхание засматриваться на них.
Отпуск перевалил за половину, когда он с приятелями в очередной выходной пришел на дискотеку. Они чуть задержались, отмечая повышение в должности одного из них.  Поздравили его, немного выпили, поболтали и  потом устремились веселиться с городскими красавицами. На дискотеке, как всегда,  оказалась уйма народу, Лена в одном углу уже окружена была знакомыми ребятами, а Зина в центре образовала круг из своих воздыхателей. Куда ни глянь - всюду юные, стройные девушки, одна лучше другой. Вновь заиграла музыка, и Вова уверенным шагом двинулся по направлению к Лене.
Он шел и видел, как она, под его взглядом, еще сильнее изгибается в быстром танце и бросает на него зовущую, очаровательную улыбку. Весь ее раскрепощенный вид говорил о внутреннем огне, жарком пламени, которым она обдаст каждого, кто попробует обладать ею. Вова шел, а по пути здоровался то с одной, то с другой красивой девушкой, он знал здесь уже многих. Ему представлялось, как он сейчас рядом с Леной, начнет выделывать различные па, приближаясь к ней, чтобы лишний раз взглянуть в манящие глаза и почувствовать  аромат ее духов, смешанный с чистотой молодого тела.
Но тут его взгляд наткнулся на девушку, сидевшую на скамейке прямо у стены. Она неловко натягивала на свои острые коленки короткую юбчонку и с любопытством посматривала на танцующих. Вова, как метеор, пронесся мимо Лены и без  спросу уселся рядом с незнакомкой.
- Почему сидим и не танцуем? – начал он неспешный разговор.
Девушка промолчала, только посмотрела на него несмело и опустила глаза.
“Неужели есть еще недотроги в наше сумасшедшее время”, – подумал про себя Вова.
И вежливо спросил:
- Могу ли я пригласить прекрасную даму на танец?
Она покраснела и тихо произнесла:
- Да.
Следующий быстрый танец она, чувствовала себя неловко, но с каждым тактом обретала уверенность, и Вове показалось, что она танцует не с ним, а просто потому, что ей нравится это. На него она смотрела равнодушно, так она могла танцевать с любым парнем, лишь бы тот пригласил ее и составил компанию. После танца ему хотелось поскорее довести девушку до скамейки и расстаться. Пусть продолжает сидеть там в одиночестве, а он пойдет туда, где ему будут рады. Но что-то заставило его задержаться, и он снова сел рядом. Опять помолчали, но снова заиграла музыка, и они вновь танцевали. Она вновь была вся  мыслями и движениями в  танце, почти не глядя на Вову, а он с недоумением продолжал танцевать и ругать себя. Когда музыка прекратилась, она с огорчением остановилась и так проникновенно поблагодарила Вову, что он немного растерялся и остался стоять рядом с девушкой. Зазвучала медленная мелодия, объявили белый танец,  и незнакомка сама пригласила Вову на танец.
Танцевать, поддерживая ее, оказалось приятным делом, она хорошо чувствовала ритм и легко слушалась еле уловимых движений партнера. Весь танец они молчали, она, наверное, вслушивалась в музыкальные ритмы, а он раздумывал о том, что делать дальше. Лишь в конце танца он сказал:
- Меня зовут Владимир, можно Вова, а вас?
- А меня Люба, – ответила она тихо.
- Я буду называть вас Любаша, можно? – спросил он с улыбкой.
Девушка лишь кивнула головой. И в который раз они вновь стояли или сидели, ожидая очередного взрыва динамиков, чтобы снова и снова пойти танцевать. Вове почему-то не хотелось уходить от этой скромной и тихой девушки. Теперь они танцевали и говорили. Он рассказал ей про себя, про работу на краю нашей необъятной Родины, про трудности и тяготы воинской службы. Ему очень хотелось рассказать ей, что он занимается испытаниями ракет и что от результатов его работы зависит, можно сказать, обороноспособность страны. Но военная присяга и секретность работы не позволили ему похвастаться значимостью своей работы.
Со своей стороны Любаша рассказала, что учится на третьем курсе в местном институте легкой промышленности, и после окончания будет работать на городской швейной фабрике. Еще он узнал, что ей с детства нравилось вязать, и она уже сейчас подрабатывает этим занятием.
Неудивительно, что после завершения дискотеки Вова напросился ее проводить, и они, не спеша, болтая ни о чем, долго шли до ее дома. Любаша поведала, что живет вдвоем с мамой, которая работает на той швейной фабрике, где будет работать вскоре и она сама, а отца нет, несколько лет назад он умер от рака. Прощаясь у подъезда, они договорились встретиться завтра и пойти вечером в кино. С того самого дня Вова позабыл друзей и веселых подружек, он был занят Любашей, ждал, когда она освободиться, и потом они где-нибудь вместе проводили время. Отпуск слишком быстро подошел к концу, и с грустью Вова отправился на  измерительный пункт  Ука.
Они часто писали друг другу. Он - про местные красоты, про купание в Тихом океане, до которого от его комнаты в общежитии было шагов двести, не больше. О работе писать не рекомендовалось, и Вова описывал ей любые интересные события. В одном из писем он написал, как молодые офицеры отпраздновали день рождения своего товарища. А о нем он упомянул потому, что там впервые попробовал рыбную кашу. Особенностью ее приготовления являлось наличие свежей рыбы, соли и костра с тихим огнем. Один из офицеров взял там только что пойманную нерку, килограмма на два-три, выпотрошил ее, посолил, а потом насадил на свежесрубленную ветку, которую воткнул в землю так, чтобы рыба находилась над костром. Огонь сделали еле тлеющим и с дымком. Не прошло и сорока минут, как нерку сняли с ветки и разрезали вдоль пополам. Потом все большими ложками стали черпать слегка копченую рыбную массу, как кашу, которая оказалась необыкновенной вкуснятиной. Ну и спирта, настоянного на рябине, под такую закуску выпили офицеры тогда изрядно. И так в каждом письме Вова описывал случаи, не подпадающие под понятие рутинной военной службы.
Любаша детально и подробно писала в ответ про каждодневную жизнь. От ее писем всегда веяло теплом и какой-то особой притягательной силой. Не успев прочитать очередное послание, Вова с нетерпением ждал следующего.  В новый отпуск он напросился с первого января, зная про местные метели и заносы, но ничто не могло его удержать от невыносимого желания поскорей увидеть Любашу. Как назло в отместку за свою торопливость он из-за непогоды неделю просидел в Ключах, а потом столько же в Елизове, и когда, наконец, сел в кресло самолета, летящего в Москву, понял, что две недели отпуска уже прошли. Но данное обстоятельство не сильно его расстраивало, внутри горело желание побыстрей обнять ставшую ему дорогой девушку.
Дома дни летели, как очередь из автомата в тире. Вова с Любашей казались неразлучными, расставаясь только для сна. Когда девушка уходила на лекции, он ждал ее возле института, и они болтали все перерывы, а в выходные они с утра до вечера были вместе. Проведя вдвоем много времени, они никогда не говорили про зародившуюся любовь или свои чувства друг к другу, хотя подолгу уже не могли обходиться один без другого. Если оставались одни, то целовались напропалую, не замечая ничего вокруг. Несколько раз их страсть достигала того предела, когда, наверное, и происходит близость, но Любаша каждый раз уговаривала Вову не трогать ее.
После отпуска, уже на Камчатке, Вова упрекал себя за некоторую витавшую над ними неопределенность в их отношениях. Он даже на прощание ничего не сказал ей о возможном совместном будущем. А вдруг кто-то позовет ее замуж? Одна эта мысль бросала его в холодный пот. Теперь он в письмах часто намекал ей, что скоро приедет и увезет ее на край земли.
На следующий год почти одновременно произошли важные для обоих события: ему  присвоили звание старшего лейтенанта, и отпуск по этому случаю дали летом, а Любаша закончила институт. В свой первый день приезда он пришел к ней с цветами и, с трудом подбирая слова, предложил ей стать его женой. Любаша обняла Вову, и слезы счастья потекли из ее глаз. Свадьбу сыграли в местном ресторане, как полагается, при большом стечении народа, не хуже, чем у других. Медовый месяц молодые провели под Анапой, валяясь днем на пляже, поедая без меры местную снедь, а ночами практически без сна, бесстыдно наслаждаясь безудержной близостью.

Тут неожиданно громко, отрывая его от приятных воспоминаний, запищала рация, и Арсен с тревогой сообщил, что через полтора часа начнется снегопад, и ему нужно поторапливаться.
- Вай,  вай, Вова-ждан, я себя ругаю, тебя ругаю, погоду ругаю, всех ругаю, – говорил он беспокойно, – зачем ушел один?
- Арсен, мой дорогой, я уже у расщелины. Либо девчонка в расщелине, и я с ней минут через десять возвращаюсь обратно, либо, если ее там нет, еще быстрее, а ты знаешь, что обратная дорога не займет больше полутора часов, так что до снегопада мы будем дома, – ответил он спокойно, немного сожалея о прерванных мыслях.
Действительно, думая о своем, он незаметно дошел до расщелины.
- Эй, есть тут кто? – позвал он, наклоняясь вниз.
И сразу услышал крик:
- Я здесь, я здесь, помогите мне, пожалуйста! – плача, говорила из расщелины девочка.