Здравствуйте

- Здравствуйте, - тихо произнёс молодой человек с той стеснительностью, присущей нам в моменты, когда неловкость достигает своего апофеоза.
Он стоял посередине щедро залитого солнцем кабинета или офиса – совершенно как вам угодно. Воздух словно светился, наполненный золотистыми частичками раздробленных лучей – в помещении было тепло, даже немного жарко.
Тяжёлое, килограммов пятьдесят-шестьдесят, молчание давило на плечи юноши – под его нелёгким весом он вынужден был согнуться, что, несомненно, чрезвычайно портило его внешний вид. Однако сейчас его это мало беспокоило, вернее, совсем не беспокоило.
- Здравствуйте, - нерешительно, во второй раз сказал человек.
На стенах кабинета (или офиса, вы помните, что совершенно как вам угодно) висело несколько картин в массивных бронзовых и позолоченных рамах. На них были изображены видные политические деятели Франции и Англии. Надменные взгляды будто были наставлены на вошедшего. Ему всё чудилось, что Людовик XIV сурово вопрошает его о пользе его, человека, существования, Наполеон напоминает ему, что он лишь «тварь дрожащая», а Оливер Кромвель словно упрекает его в своей «повторной» смерти.
- Здравствуйте, - мягко вторглось в тишину робкое, в третий раз сказанное слово.
Юноша переминался с ноги на ногу, в его теле не было ни одной расслабленной мышцы, всё его существование слилось в единый комочек, трепетавший изнутри по ведомым одному ему причинам. Напротив стоял, возможно, дубовый, но с той же степенью возможно, что и красного дерева массивный стол, за которым сидел человек в чёрном, но с той же степенью возможно, что и в сером, костюме, на котором не было ни единой морщинки или складки. Лицо его не выражало ровно ничего, то самое ничего, которое заключается в пустоте или отсутствии. Ни одна мысль не блуждала на том лице, ни одна эмоция не трогала щёки его едва заметным красноватым разливом, ни одно чувство не сквозило в донных глазах. Да, у глаз его определённо было дно, заключавшееся в маленькой чёрной точке. А молодому человеку так надо было, так непременно надо было с кем-то поговорить!
- Здравствуйте! – неожиданно громко произнёс юноша, словно разбивая каменный воздух кабинета.
- Здравствуйте, здравствуйте, Вы же слышите меня, Вы же точно слышите! – молодой человек уже кричал, лицо его краснело, связки напрягались, шея словно стала толще от заметного усилия преодолеть незримое препятствие.
Границы кабинета (или…вы знаете сами) начали, не подчиняясь никаким законам физики или прочих, не менее важных наук, расширяться, стены поползли назад, отодвигаясь, человек в сером (или чёрном) костюме становился меньше и дальше, меньше и дальше. И только потолок оставался на месте.
Юноша в недоумении, подобно греческой, а, впрочем, и любой другой статуе замер и побледнел.
- Куда же? Куда же Вы? – вдруг воскликнул он, теряя единственного возможного собеседника.
«Не могу же я остаться один, нет, это ведь никуда не годится, совсем не годится!» - и он начал бежать, торопясь догнать и рассказать что-то, что-то важное, да он и толком не понимал, что именно.
- Остановитесь, куда же Вы? – хриплым голосом выкрикивал человек на бегу, простирая руки вперёд, к отдаляющемуся столу и господину в отлично отглаженном костюме. Или ему только показалось?
Юноша не знал, сколько времени он находился в движении, да только ноги его вдруг замерли, и бежать дальше он не мог, всё словно налилось свинцом. Можно было только ползти.
В некоторых местах воздух вдруг начинал плотнеть, и спустя мгновение там появлялся человек. Точно такой же, как тот, за столом. Их стало много, очень много, и юноша обрадовался и подошёл к одному.
- Здравствуйте, - робко и с надеждой начал он, заглядывая в глаза к «костюму».
Однако слова его точно ударялись о звукоизоляционную поверхность и совершенно не оставляли никакого впечатления на лице того, к кому они были адресованы. Молодой человек попробовал подойти ко второму, третьему, но «ничего» - это единственное, что было ему ответом.
Человек сел и горько заплакал. Вокруг было множество, множество «серых костюмов», но не было решительно никакой возможности с ними заговорить, и их речь была также непонятна ему.
…Он широко раскрыл глаза, наткнувшись взглядом на стену собственной квартиры. Для пущей уверенности он потрогал её руками, ощупал себя. Вытер холодный пот, покрывший его лоб, одеялом. Присел на кровати и силился припомнить случившееся. «Безликие фигуры, костюмы – ах, да!» - юношу осенило, и он словно вспрыгнул с кровати и, влекомый желанием быстрее исполнить то, что задумал, поспешно оделся и вышел из дома.
На улице была ночь, такая, какая бывает только в это время года. Тусклые блики фонарей рассеивались в воздухе и словно обретали вторую жизнь, искрясь и отражаясь в снеге, лежащем на земле. Подул коварный зимний ветер, взметая в воздух сотни, тысячи и миллионы снежинок, кружившихся в быстром, хаотичном вальсе, захватывающем всё, что попадалось на пути. Наконец он дошёл до нужного подъезда. Поднялся на третий этаж, открыл дверь своим ключом. В одной из комнат горел свет, и юноша тихонько, на цыпочках (очень трогательная, знаете ли, картина, когда рослый юноша встаёт на носочки, стараясь аккуратно не задеть чего-либо и не ступать слишком громко), подошёл к дверному проёму.
Спиной к нему, смотря в тёмное окно, в ветхом кресле сидела, сгорбившись, старушка. Волосы её растрёпаны, пуховый платок сполз со втянутых плеч. Его отражение появилось в окне, пожилая женщина обернулась, в блестящих глазах, окаймлённых  излучинами морщин, промелькнула надежда.
Юноша упал на колени и взял в свои холодные руки её согревающие ладони.
- Прости меня, прости меня, мама.