Женщина дома

###
      - Снимай! Жарко!
      И правда. В её комнатке было тепло.
      - Не бойся, снимай. И это. И это.
      - И это? – пошутил он, оттянул резинку трусов, щёлкнув себе по животу.
      Она улыбнулась: – Всё можно!
      И: – Я сейчас. – Исчезла за дверью.
      - Твои не придут? – крикнул он.
      - До вечера... никого...
      На диване, в одних трусах, длинный, тощий, нескладный, в ожидании женщины он успел отпить вина из узкого красивого стакана.
      Он у неё. Первый раз.
      Бесшумно она появилась обратно, закрыла дверь. Раздетая, босиком. В рубашке, стянутой узлом на пупке, раскрытой так, чтобы видны были края голых грудей. Светлый треугольник плавок вылепил ей холмик под животом, скрывался в просвете между ногами.
      - Ты чего?
      - А? – Он подал стакан с вином.
      - Ты чего такой?.. – Улыбнулась, запустила пальцы в волосы над висками. Волосы ссыпались обратно.
      - Просто… ты… необычная.
      - Бесстыдная?
      - Что ты. Чудесная.
      - Домашняя, – порозовели её щеки.
      Они пили глотками вино. На диване, рядом, вполоборота друг к другу. Мужчина то и дело поглядывал ей под раскрытую рубаху, на грудь.
      Ноутбук на полу у ног мурлыкал им что-то музыкальное. Разноцветные блузки висели на плечиках на двери шкафа. Телевизор. Пёстрый плед на кресле, сверху брошен махровый халат. Безделушки, украшения, флаконы паслись на столе беспорядочным стадом. Запахи – незнакомые, пряные, дразнившие воображение.
      Крохотная женская спаленка. Плотно прикрыта дверь.
      Она видела, что он скован.
      Она тоже чувствовала себя беспокойно. Потянулась рукой. Взяла его кисть.
      - Ты холодный!
      Мужчина показал на свой впалый живот – нечем греть себя! Нету социальных накоплений, увы. По его груди, сбоку, она провела пальцем – ребро, ребро, ребро, – засмеялась. Нравились ей такие мужские тела.
      - Я тебя, даже ледяного, сегодня совращу.
      - Давай, – сказал он.
      - По-настоящему. Не как в тот раз. Ладно?
      - Да.
      Он сказал это «да» чуть хмельно и необыкновенно серьезно. И допил вино. И смутился. Скрестил руки на голой груди, не зная, что делать с ними.
      А она опустилась на пол к своему ноутбуку, поколдовала над клавишами.
      - Сядь удобней. Я не знаю, любишь ли ты такое. Расслабься. Послушай.
      Стали слышны тихие звуки электроники. Звонкие молоточки цимбал: чёткий ритм. И темно и глухо – неожиданный выдох, эхо женского голоса.
      - Как тебе?
      - Занятно.
      - Это «Энигма». Знаешь такую музыку?
      - Не-а. Ничего не знаю. – Засмеялся. – Правда!
      - Хочешь? Оставить?
      Он кивнул. Конечно.
      - Ну, тогда будет неожиданно. Только ты не замыкайся!
      Он ухмыльнулся в ответ: да ладно.
      Опять легко, звонко побежали цимбалы. Опять эхо, тихий шёпот: глухо, тревожно.
      Она слушала, покачиваясь, прикрыв глаза.
      Встала. И, как в трансе, подняла руку к лицу. Шевелились пальцы.
      И вторая рука туда. Обе – выше, выше, за голову. И оттуда, от соединенных кистей плавно потекло движение вниз, оживив плечи, живот, бедра, ступни ног.
      Сев удобней, сплетя ноги по-татарски, он следил за ней с дивана. Это было странно и интересно. Её тело вилось вместе с прозрачной музыкой, падавшей в какую-то глубину и возвращавшейся обратно. Каждый новый вздох вокала – или глухой низкий стон – проходил по женщине дрожью. Он вдруг понял: это не для того, чтобы понравиться ему. Этот танец вынимал её из себя, из обычной жизни, на глазах у него превращал в кого-то другого.
      Хм! – подумал он. Даже пугало немного, – вспомнил её слово: «не замыкайся!»
      Звуки втягивали её в себя и выпускали назад. Заставляли дышать и двигаться так, что не понять было – что движение, а что дыхание. Вот она расставила ноги. Напряглась, вытянув все мышцы, окружив глубокими ямками спрятанную в ткань промежность.
      «Только не замыкайся». – Он вдруг сделал то, что хотелось: выпрямил, направил вверх стиснутый трусами калач члена: чтобы тому было куда расти.
      Обхватив предплечья, покачиваясь, потирая грудь, наблюдал он за ней.
      Женщина повернулась, показав на миг из-под рубахи белизну голой поясницы, две ямки, игравшие на крестце, прямо над поясом плавок. Вот бы без рубашки, без всего!
      Нет, она не была грациозной танцовщицей. Возраст был виден на её лице – плоском обычном лице с немолодыми глазами, с опущенными губами, только когда целовалась, мягчевшими. Возраст читался в ряби родинок на её плечах. Волосы простые – она не мудрила с ними, растила в длину и аккуратно стригла. Не худая и не полненькая, обычное тело, – но какая подвижная! Мягким весом вздрагивали под тканью груди. Их делила гроздь шнурков и цепочек. Крестик, амулет, ещё что-то золотое, знак Зодиака, что ли, блестел на грудине на тонкой коже.
      Энигма. Энигма. Шаманская какая-то затея. Шифровальные машины такие были, назывались «энигма». Кажется, греческое слово. Загадка, – вроде бы так.
      Музыка бесчинствовала. Бульканье. Утробные звуки. Низкий вокал. Прямо перед ним, на крохотном пятачке пола между диваном и креслом, женское тело сжималось, распускалось, свободно показывало себя. Он хотел быть ближе. Он боялся помешать. Выпростал из-под себя ногу. И случайно, вскользь, растопыренными пальцами коснулся её колена.
      Женщину словно примагнитило ногой к нему. Он спустил вторую ногу, прижался, притёр её к себе. Теперь она танцевала между его коленями.
      Она ощутила касание к своему пупку. Потом к очень нежным внутренним местам ног. Потом, через тонкую ткань, вверх по позвонкам, по спине. Потом всё исчезло. Она чувствовала руки рядом с собой, но где они?
      Она потянула завязанный на животе узел, и с неё невесомо, не коснувшись тела, сняли рубашку. Движения, которых она не видела, овеяли воздухом, взволновав груди. Она пустила течь руки в стороны, а голову ритмично бросала от плеча к плечу, – её погладили от шеи до подмышек, широко и щедро. Женщина задрожала, накрыв прикосновение веером волос. Потянулась за пальцами ртом – но те исчезли. И, множеством, одновременно, мягко, ощупали ей весь живот, заставив его дёрнуться, распуститься, сжаться.
      Коленки дрогнули. На миг она потеряла реальность. Но реальность – две голые мужские ноги – удержала её.
      Она раскрыла глаза, увидев крупные костистые колени, волосатую внутренность ляжек, увидев торчком вылезший из трусов тёмный член с конической головой-набалдашником, как у гриба.
      - Ты согрелся? Я вся влажная! Горячая, чувствуешь?
      - Ещё как! – отозвался он.
      И зажмурилась. Дыша глубоко, животом, подняла волосы со лба.
      Снова пальцы! Тронули ей соски, вмяли один, второй, в пупырышки кружков. С двух сторон, – разом, – спустили на ноги тряпку плавок. Ещё ниже спустили, до лодыжек. Она оперлась на мужские плечи. Переступила.
      Музыка опять побежала в свою глубину, а оттуда вернулась целым хоралом мужских голосов. Мужчина, голый, стоял, сгорбившись, стараясь поместиться рядом со своей танцовщицей так, чтобы её не задеть. Он чувствовал её дыхание, телесный запах. Он выставил ладонь навстречу зарослям на её мыске. Трогал волосы и отводил руку, когда она двигалась к нему, а когда она втягивала живот, приближал. Вперед, назад, вперед. Она сильней, бесстыдней двигала бёдрами, открывала всё между ног, показывая торчавшую, пельмешком слепленную манжетку кожи. Он провёл по ней. Пальцы мокро заблестели.
      Сразу – дико, точно, – он пометил её наготу десятком прикосновений. Теперь они потеряли реальность вместе. Их изогнуло – столкнуло головой в голову, животом в живот. Мужчина обнял, подбородком придавил её сверху, губами тянул ухо, лизал шею, щеку, рот.
      Женщина глядела – дымно, потусторонне, – снизу ему в лицо. Держа её, дышащую, дрожащую, он выглаживал ей бока, талию, ребра под грудью. Впился ей в губы, выгнул её назад, вопросительным знаком навис над ней.
      Теперь они вообще не искали реальности. Женщина плыла, качалась в его руках вправо-влево.
      Музыка журчала, булькала, дышала, постанывала то мужским, то женским вокалом.
      Она вдруг обнаружила, что уже не танцует и даже не стоит на ногах. Коленями, грудью, щекой женщина ощущала грубую обивку дивана. Спиной – тяжесть мужского тела.
      Приподняв зад, запустив под живот руки, она нанизалась на что-то большое – глянув под себя, успела увидеть голую шляпу члена, синюшно-бледные щёчки, раздвоенные щелью.
      Нанизалась – и забила, забесилась. Вывертывала ноги коленями наружу, распластывалась шире, кидала вверх и опускала поясницу, сползала под толчками к подлокотнику дивана, отталкивалась руками обратно.
      - В тебя… Могу?.. Можно?.. в тебя? – Хрипел за спиной голос. Она стиснула мужскую ягодицу и вжала в себя сильней.
      Мужчина почувствовал – её влагалище потеряло упругость и поплыло. Он вдавливался в женщину и вливал, впрыскивал, вливал. В размашистом движении член выскользнул, брызнул, мужчина опять вдавил в неё и добрызгал всё внутрь.
      И первобытно, счастливо, простонал. – Она ответила невнятно, хрипло.

      ***
      Концерт давно кончился. Было тихо. Женщина лежала на спине – согнув и вывернув набок колени. По груди, по родинкам, разметались цепочки. Амулет с крестиком закинуты за плечо. Мужчина сидел рядом, внизу, задом он ощущал прохладу пола и наслаждался ощущением. По инерции, – хотелось ласкаться ещё, ещё, – он гладил ей стопы, мял пальцы.
      Женщина пошевелилась. Она сжала, разлепила ноги, опять сжала. Он, уловив её недовольство, дискомфорт, развернул ей колени. Там, между ног, как клеем было намазано, блестели на ляжке капли перламутра.
       - Постой. Не ходи мыться. Я тебя сам.
      Он придвинулся. Поднял её ногу, согнул, отвёл.
      - Можно?
      Она следила за тем, что он делал языком у неё в паху. Такое с ней делали первый раз. Прикрыла веки. Дышала. Опять смотрела. Смотрела молча, расширив зрачки, машинально убирая влажные пряди с лица, со щёк.
      - Ну? И?.. Как это? – Сказала наконец.
      - Что – как?
      - Ну, вкус.
      Мужчина засмеялся.
      - Нормально. Моё горькое. А твоё сладковато.
      - Хочу. Тоже хочу. Дай!.. – Она повозилась, переместилась ближе к нему.
      Свесила голову к его ногам, – он понял, бёдрами подался навстречу. И заслонила собой, широко покрыв волосами, его пах.
      Он ощутил, как чем-то мягким взяли, потянули его свявший отросток. Легкие, нежные, воздушные прикосновения.

      ***
      Мелодично, заставив обоих вздрогнуть, тренькнул вдалеке, у входа в квартиру, звонок.
      - Чёрт! – Женщина разомкнула кольцо своих губ, выпустила набалдашник члена, насосанный, большой, красный.
      - Твои?
      - У них ключи. Чего они так рано…
      Она остановила руку мужчины на пути к одежде. Потянула его длинное тело на диван, на себя. Прижалась. Обняла.
      За дверью слышны были шаги, приглушенные голоса: детский, женский. Губами, почти не размыкая, женщина терлась об мужской рот. Шептала прямо в губы ему, выпечатывая слова:
      - Ты у меня. Комната заперта. Никто не войдёт. Не думай даже, слышишь?


012 февраль.