Память

  Январь 42-го выдался на редкость холодным, беспредельно ухудшая и без того тяжелые военные условия. Волховский фронт занимал свои позиции далеко от Ленинграда, вокруг которого теперь сжималось кольцо блокады. Тяжелейшие трудности легли на жителей блокадного города, но и на линии фронта солдаты испытывали не меньшие трудности, к которым еще добавились переживания за самых близких людей, оставшихся в разных концах страны без их мужицкой помощи. Недостаток оружия, боеприпасов и необходимого обмундирования бойцы перекрывали своим желанием сделать все возможное и невозможное, чтобы не дать захватчикам сделать еще худшее зло, наказать врага, и верили, что это обязательно у них получится.
Рядовой Стрельцов Николай, молодой недоученный студент стоял в ночном дозоре и думал о своих близких, оставшихся в городе, мысленно представлял как они там, и успокаивал:
               
- Потерпите родные, вот уж скоро мы покажем им. Забыли они – «кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!»
               
 А холод все глубже проникал внутрь и пальцы рук уже не чувствовали его. Края шапки- ушанки заиндевели вместе с бровями и шарфом-повязкой, прикрывавшей рот и нос.
         
- Надо терпеть, надо. Все будет у нас опять хорошо. Будет.
               
Волна тепла накрывала его, и он погружался в сон. Появившиеся силуэты он уже не мог различить – наши? – чужие?
............................

Звонок будильника, который Николай боялся не услышать, разбудил его необычно громким своим треньканьем.  Странный сон, приснившийся ночью, еще был в памяти, хотя обычно, если что-то и снилось, тут же исчезало. А приснилось ему, что они – бывшие морские пехотинцы, объединившиеся  несколько лет назад формально и неформально  в некую общественную организацию,  как  и договаривались на самом деле накануне,  встретились у метро, чтобы  поехать на возложение цветов к монументу защитникам  Отечества, по случаю совсем не юбилейной даты освобождения города Любань от немецких захватчиков.  Встретились как обычно, шумно и радостно, каждого прибывшего встречали возгласами:

 – О, кто идет! Привет братан!

 - Привет братишка!
               
 - Кто нас везет? Где этот Жора? Звони ему,– это суетились самые нетерпеливые, прибывшие первыми. 
               
 Посадка, едем, как могут ехать здоровые мужики, вспомнившие молодость и уроки своей службы – зверь с дороги уходи!
 Прибыли. Небольшая пауза. Но прибыли вовремя. Мороз за городом покрепче чем в городе, прошибает. Комбриг в фуражечке. Комбриг он и есть комбриг. По чуть-чуть, для согрева. У монумента небольшая группа людей, человек 50, не больше, ветераны, школьники и они – полтора десятка морпехов.  Короткие выступления от администрации, ветеранов, учащихся и гостей, батюшка с кадилом пропел молитву- поминовение.

- Николай, скажи слово, у тебя получится, - обращаются к нему братишки. Он еще не замерз, и в принципе есть что сказать.

- Попробую.
               
- Дорогие друзья, во-первых хочу честно признаться, что приглашение моих сослуживцев посетить сегодняшнее мероприятие я в начале воспринял как не очень подходящее для сегодняшней погоды.  Ну, какое возложение цветов в такой мороз?
               
Но подумалось вдруг о тех солдатиках, еще совсем молодых, которые совершали этот прорыв и которые лежат в этих могилах,  и  тех, кто  до сих пор лежит не захороненными  в  наших лесах.  Им то точно не было теплее в тот январь 42-го.  И мы просто обязаны почтить их память. Я верю в божественность нашего мира, и верю, что души этих солдат сейчас где-то рядом и взирают на нас безмолвно. И это Правда. Правда с большой буквы, потому что она большая, потому что объединяет, в отличие от тех маленьких правд, мелких и личных, которые разъединяют людей, даже самых близких и родных.  Правда  в том, что они боролись за правое дело, за освобождение своей земли от захватчиков. И я сегодня встаю на колени, чтобы поблагодарить воинов отдавших свои жизни за эту Правду, и трижды перекрещусь, прося господа Бога сохранить эту Память об их подвиге.
               
 - Что же вы ждете? Почувствуйте их присутствие! Помяните!

И люди вместе с ним опустились на колени, и кто как мог трижды перекрестились.

- Братья и сестры, возрадуйтесь! Мы только что испытали миг божественного единения в Правде. В «Велесовой книге» - книге предков наших на одной из дощечек так и записано их обращение к нам потомкам:

- "...Так будем, молиться Богам, да иметь чистые души и тела наши, и жить с Праотцами нашими в Бозе, сливаясь в единую Правду."

  ("...то бо моляi богоум да iмемо чiсте душi а телесi наша а да iмемо жiвот со праотцi наша во възех слiяшетесе во едiн прауда."«Велесова книга» на дощечках в переводе А.Асова)

Николай, да и все присутствующие действительно почувствовали,  как что-то встрепенулось вокруг. То ли ветер шевельнул ветви деревьев, то ли это души солдат поблагодарили всех за память о них, но стало как то светлее и легче. Воздух звенел от пронзительной чистоты и люди уже без скорби покидали братское захоронение.               
 К Николаю подошел средних лет мужик, посмотрел в глаза и сказал:
               
- Красиво сказал, мне понравилось. Но я исповедаю ислам и не встал вместе с вами на колени.               
- Твое право, уважаемый,  - ответил Николай, - Тебя смутил поп? Только это никак не может мешать помянуть этих воинов. Здесь лежат и русские, и татары, и узбеки, и наверное много других. Их можно определить только по фамилиям, национальности на обелисках не указаны. Но если подумать, то ведь Бог один, как бы он не назывался – Бог, Аллах и еще как то. И кто бы не нес его истину – Иисус Христос, пророк Мухаммед, Будда, Кришна, эта истина едина.  А то, что эту истину растащили по религиозным квартирам и в каждой трактуют её по своему – это к Правде уже не имеет отношения. Я так думаю.
               
- Спасибо, дорогой, я тоже так думаю, что все люди должны уважать друг друга.
               
 Они пожали друг другу руки и разошлись.
...................

Какой странный сон, подумал Николай, только собираюсь, а как будто там уже побывал, еще раз потер лоб, виски и пошел умываться. Быстро оделся, выпил горячего чая с бутербродом и заторопился на выход. Уже в метро спохватился – забыл телефон. Ну да ладно, обойдемся.
               
 На выходе с эскалатора его приветствовали уже прибывшие  морпехи: 
               
 - О! Кто идет!
               
- У Сергея машина уже полная! А где Жора, звони ему!
               
 - Уже звонил, где-то на подъезде.
               
 Посадка на машины и вперед! Зверь с дороги уходи! Морская пехота прёт!
Прибыли вовремя. За сто километров от города мороз заметно круче, где-то под минус 25. По чуть-чуть, для согрева. А комбриг в фуражечке! В зимней, но «без ушей». Прошли за церковь к монументу павших воинов. Батюшка с кадилом пропел молитву. Короткие выступления от администрации города, ветеранов, комбриг выступил от гостей-морпехов. Совсем юный, наверное, второклассник, маленький, пухленький пацан прочитал стишок о маленьком солдате и его большом подвиге. Возложили венки и цветы. Преклонили колена. Пусть хранится в веках Память о павших за свободу нашей Родины.
   
- Николай, ты что слово не сказал? Ты бы смог, – толкнули Николая. Он растерялся, вроде бы как уже говорил.
               
- Холодно, замерз, да и не готов я сегодня.  Да и поймут ли правильно, - уклонился он.

Возвращался на рейсовом автобусе, не дождавшись традиционного окончания мероприятия. В автобусе было тепло и Николай вскоре задремал. И привиделось ему, что он молодой солдатик, в серой продуваемой шинельке, в шапке-ушанке, в валенках и с винтовкой стоит в дозоре в окопчике, в траншее первой линии обороны. Ночь. Мороз всё усиливается. Он с трудом борется со сном и холодом. Через заиндевевшие брови и ресницы он видит приближающиеся силуэты.               
 - Стреляй, Коля, это чужие! Стреляй! – голос-крик разорвал ночную тишину, как залп многих орудий.

Николай Стрельцов не знал, что это произойдёт не скоро, но верил, что так и будет - раскатится волнами по земле грохот от залпа многих орудий  в честь Нашей Великой Победы.