Скамеечки

Город, рождённый морем.

 

Он приглашал к себе море – строил причалы и пристани, строил портовые сооружения.

 

Город защищался от моря. И построил подпорную стену, пожертвовав на это часть своих крепостных стен.

 

Протянулась стена сначала на пятьсот метров, а затем и на весь километр. Хорошая стена получилась. Поверху парапет прошёл. Широкий, сантиметров шестьдесят будет. Между морем и набережной посадил Город деревья, и стали люди, живущие в нём называть это место Бульваром.

 

Стучало море своими волнами-таранами в стену, перехлёстывало через парапет, но одолеть Город не могло. И море смирилось и стало отступать.

 

А, люди, живущие в Городе, стали приходить на бульвар морским воздухом подышать, шум прибоя послушать. Особенно летом. Зимой не  слишком приятно было.

 

А летом выходили на бульвар по одиночке, семьями и даже дворами.

 

Занимали место, нет, не под солнцем, а там где его поменьше было. В тенёчке. А когда солнышко собиралось покинуть небо и уйти за баиловскую горку, выходили и занимали место на парапете. Лицом к морю.

 

Смотрели на пароходы приходящие в порт, стоящие на рейде, слушали гудки.

 

Километр, плечом к плечу сидящих на тёплом, разогретом за день солнцем, камне. Сейчас и представить себе трудно. Место это было не для влюблённых. На этом парапете секретов не было.

 

Новые люди, новые вкусы, новые веяния в архитектуре, но только Город сделал шаг за морем  - засыпав часть его. А за одно и сломав парапет.

 

Не стало такого внушительного атрибута бульвара, как парапет. Вместо него возникла, такая лёгонькая и воздушная балюстрада. Какая-то больнично-курортная.

 

Пришло лето. По привычке пришли жители на бульвар, потолкались, походили, а такого любимого и привычно-удобного места и нет. Исчезло.

 

И как птахи, которых лишили привычного места, где можно свить гнездо, разлетелись жители по разным другим местам. По другим аллеям бульвара и даже другим паркам.

 

 

Года два прошло, прежде, чем Город  сообразил.

 

Скамеечки поставил вдоль моря. Красивые, в разные цвета раскрашенные.


   

И стали жители вновь, по вечерам, стали слетаться к морю. И сидели, и смотрели опять на море, на остров Нарген, на котором маяк поблёскивает. На корабли приходящие в порт и стоящие на рейде. Только сидели они теперь по четыре, - квартетом. На полутораметровой скамеечке вряд ли больше поместится.

 

 А, зимой глядя на скамеечки, тоска какая-то одолевала, чувство одиночества.  Совершено не вызывал этого чувства, такой уверенный в себе, парапет.

 

Бродил я со своим «Зенитом» по бульвару, кадр искал.

В дождь и слякоть на бульваре мало кто бывает.

И когда в видоискателе своего друга увидел, как на мокром асфальте выстроились скамейки, то сразу увидел реку и караван плотов. Вот и возник этот кадр. И кадр этот я хотел  назвать «Скамеечки», а может проще – «Настроение». Завалялся он. И только сейчас возник, спустя сорок лет.

 

И видно ко времени.