Потрясающая история

   Уважаемые читатели, прежде, чем представить вам полный текст романа  «Потрясающая История», посвящённого 1150-летию нашего отечества, предлагаю вашему вниманию его дайджест. В «П.И.» посланец Истории, беспристрастный и вездесущий Прелат, сравнивает времена и пространства текущей эры. Эры веры, надежд и любви. Эры поисков и свершений. Знакомится с нашими пращурами и предками, по-разному прожившими две тысячи славянских и российских лет. Всматривается в сегодняшнюю жизнь, в избытке предопределённую прошлой. Намекает на неотвратимые черты жизни наших потомков.
     История сочувствует своему послу, понимая тяжесть возложенной на него ноши, и, как всегда озабоченно, шепчет напутственные слова: иди к людям, Прелат, но не созерцать и, тем паче, не упрекать и назидать, а откровенно восхищаться, искренне сочувствовать и действенно сопереживать. И не забывай, Прелат, люди двадцать первого века с надеждой ждут твоего возвращения – с опытом предков и прогнозом жизни потомков.
     Читайте, уважаемые соотечественники, нашу «Потрясающую Историю». Пожалуйста. Откликайтесь и досказывайте то, что в ней не дописано.



                «Потрясающая История»
       
             Том 1 «Ничто не проходит бесследно». Том 2 «Когда жизнь хороша»

                (тысячастопятидесятилетию отечества посвящается)

                Дайджест

                * * *
     Дремучие леса, бескрайние степи, топи болот пронизаны солнечными лучами новой эры, задёрнуты темью ночей ушедших тысячелетий. На потаённых лесных полянах, во врытых в степные земли хижинах, на холмах, у валунов, в укромных местах и на виду – освящённые временем алатыри славян, капища кумиров. Пред ними с мольбой, уповая на неизвестные силы, как пред высшей надеждой, склонились славяне, склонились прародители славян. Склонились пред богами, реальными в своей правдивой иллюзорности.Молятся выстраданными молитвами вопросов и надежд…
                * * *
 
     Вождь славянского племени Смел пред своим алатырём … – Как убедить народ племени? Уйти с насиженного места, двинуться в неизвестность. В надежде на лучшее будущее. Племя небольшое. Но люди в нём разные. Одни сразу поддержат. Как учитель Гром. Другие станут препятствовать. Будут сомневающиеся. Эти самые трудные и опасные. С сомневающимися много хлопот. В сомнении рождается слабость и тёмная, скрытная вражда. Но в сомнении рождается и истина. На что надеяться? На первое или второе? Боги говорят – надо убеждать людей, доказывать свою правду. Заразить их надо своими надеждами…
     Довольный общением с богами, обнадёженный мыслями, рождёнными у алатыря, Смел двинулся к своему поселению. Лес, как всегда, наполнен привычными запахами и обычными шумами. Ничто не нарушает эту дремучую симфонию бытия древлян. Но, пройдя несколько десятков шагов, Смел натренированным жизнью чувством ощутил потребность вернуться к алатырю… Мгновениями позже, бесшумно приблизился к молодой поросли дубков, окружавших его поляну. У валуна-алатыря, жадно вырывая друг у друга самый большой кусок жертвенного мяса, похотливо сопя бьются два здоровенных воителя из соседнего племени. Выхватив из-за пояса дубину, смельчак бросился на мародёров. Схватка была жестокой и беспощадной. Немалое время спустя, с трудом поднявшись на колени, Смел разложил жертвенное мясо по прежним местам, оттащил тела подальше от поляны и, не теряя бдительности, пополз к поселенью. Каждое движение сопровождается болью. Но мысли о доме и надежды на богов подталкивают вперёд…
     Прошло немало вёсен. В одну из них, погожую и тёплую, много плотов отчалили по воле богов из обжитого лесного поселенья. Почти всё племя Смела плыло в неизвестность. На юг, к теплу и раздолью. В надежде на лучшую жизнь. Невзирая на страхи и сомнения. На первом большом плоту, широко расставив крепкие ноги, стоит Смел. На его всё ещё могучих руках внук Буд, сын Над и Нежа. Правит плотом богатырского роста Тан. Он зорче других высматривает таящуюся впереди неизвестность. Она манит его. И мышцы могучих рук с большим дубовым тычком всё ускоренней движут плот. Все надежды Тана – там, впереди. А Смел вспоминает прошлое, думает о настоящем. Это помогает ему двигаться в будущее…               
                * * *
     Тягуче тянется давняя тысяча славянских лет. Первая в ныне текущей эре. Потомки ушедших племён в новых столетьях постепенно становятся народом. Сотворяя богов. Обретая язык. Объединяясь. Конструируя технику и технологию жизни. Обживая землю.
     Наследники Смелов, Покор, Над, Горд, Громов, Удалов неспешно двигались вперёд. Шли, плыли, скакали. И к югу, и к северу, и на восток, и на запад. Обстраиваясь неторопко множеством больших и малых печей живого огня. В них выплавлялся славянский мир. В пылу неистовых страстей, в поте труда творцов, в тлении несравненной лени. В злой вражде жестоких схваток, в угаре бесшабашных загулов. В дымке зыбкого и редкого мира, в мерцании света и теней побед и поражений, насильного или по доброй воле братания – с другами-товарищами, с недругами, по случаю – с неприятелями-врагами. Выплавлялся мир особый. Бесповоротно скрестивший на протославянских и славянских корнях множество близких и дальних племён, народов и рас: бужан, весь, волынян, гуннов, древлян, ижора, кривичей, ливь, меря, мещер, мордву, мурома, нарова, норманнов, пермь, печенегов, печору, полян, радимичей, сарматов, северян, скифов, тиверцев, уличей, финнов, хазаров, черемисов, чудь, югра, ямь и других, и других, и других. И ещё тех многих, что придут столетьями позже.
     Люди дорожат помощью соплеменников в повседневном труде, их поддержкой на охоте и в войне, сердцем чувствуют, что все люди братья. Люди жестоки и подозрительны в отношениях к соперникам-соплеменникам, к врагам из чуждых племён, ждут и имеют от них то же самое. Гибельным опытом предков, умом и кожей своими ощущают-осязают люди, что человек человеку волк. Мечутся люди в кольце этих и других противоположностей, разрываются меж чувствами сердца и голосом разума. Поднимаются в одухотворённом полёте братских отношений и проваливаются в кровавую пучину волчьих инстинктов…
      Взращивается своя культура и свой политес. Вынашиваются новые надежды. Постепенно рождается общность свободных славян. В пределах нравов и морали своих веков. В границах освоенных земель. Позже – в границах политики и власти. Общность сильных военным мужеством и гражданской зрелостью людей. И – людей, сильных телом, богатых разбоем, с душой бессердечной, с верой в только ими придуманных божков…
                * * *

      Прелат Истории переворачивает древние страницы «Повести временных лет»… «…И не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать сами с собой, и сказали они себе: «Поищем князя, который бы владел нами и судил по праву»…»
      Приглашение было, конечно, адресным и, несомненно, обдуманным. Другого в девятом  веке быть не могло… Легендарный Рюрик, почувствовав кровь родственную, убедившись в схожести нравов, внял призыву мудрых славян. Спустя время, в тёплое июльское утро восемьсот шестьдесят второго года от неведомого ему начала новой эры, прибыл он с семьёй и дружиной в славянские земли и продолжил с народом созидать великую Русь. Результат стал столь сказочным, что если бы этого не было, то следовало бы всё это внове задумать и в реалии сотворить…

                * * *

     Не как обычно, и, всё же по-прежнему, тянется жизнь славянская. Земли, уже, несомненно, русские, множатся и степенно мужают. Князь Владимир, утвердившись на киевском престоле, сплошь им залитом народной и родственной кровушкой,  стал воевать охотиться, продолжил дело славянских и варяжских предков – землицу для Руси ширить. Забот приумножилось. Оттого князем постоянно владели многие мысли и средь них, конечно, – как поправить нрав славян, объединив их духом верным да верой крепкой. Старая вера в языческих богов понятна князю. Она хороша для умиротворения всего, что неизвестно, непонятно, странно, страшно на земле. Для всего такого боги наши полезны. Но все они сами по себе. Каждый для разных, разделенных случаев жизни. А народу нужен единый, системный бог. Тогда людишки княжеств большой Руси станут единым народом. Вера должна стать той божьей стрелой, что в своем бесконечном полете прочертит путь жизни страны по имени Русь.
     Шел восьмой год великокняженья Владимира. И мало, и много, впрочем, для великих дел достаточно. Вполне…
                * * *

     Совет бояр, воевод, волхвов, жрецов и других достойных людей длится немалое время.   Всех волнует вопрос – какая вера верна? Религий много на земле. Нужна одна. Конкретно для Руси. Основой близкая душе славянского народа. Терпимая к другим народам, к их богам.
     В великокняжеском тереме ответ на эти и многие другие вопросы уже висел как будто в воздухе. Но вновь появлялись сомнения. Наступил момент – они стали преобладать. В душной атмосфере собранья застойно завис вопрос – а есть ли вообще истинная Вера в мире поднебесном?
     И тогда раздался твердый голос Владимира: – Есть такая Вера! Наша, уверен, религия! Вера в Христа! Бога православного! Бога правых в выборе веры славян!
     Князь замолчал средь молчания совета. В этой тиши зазвучали вещие слова. Гласом князя. Размеренно, как время бытия. Уверенно, как неизбежность прихода рассвета! – Это не вы выбираете веру, это Бог избрал Русь.

                * * * 

     Решение принято. – Крестить. Но как? Это сложный вопрос. Реформировать – значит, верно предвидеть. Предвидеть – значит, мудро управлять. Это князь понимает. Приподнять бы завесу времени. На три года, пять, лучше лет на сто, иль тысячу. Да и в сегодняшней жизни разобраться непросто. Страна славянская полна противоречий. Как их разрешить, чтобы новое принять душою. Так, чтобы это понятно было всем.
     Советники шли чередою. Князь призывал их по одному, дабы получить искренний совет. Как  верно Русь окрестить. Понимания не всякий раз в тех советах находил. Ибо каждый желал свое нашептать. Чаще выгоды свои в крещении видя. Одни толкали князя к указу жестокому. Крестить всех поголовно, согласий не спросив. И в сроки краткие... А кто воспротивится – казнить, иль в яму бросить для поумнения. Остальные покорнее станут и Бога нового примут скоро. А о душе своей пусть каждый сам печется. Другие советники подождать с крещением насоветовали. Мол, осмотрись еще, князь Великий. Кабы чего не вышло. На нашу жизнь и так всего хватает. Некоторые указывали на разногласия старой и новой религий. На возможность на этом бунтам происходить. Жена новая Анна по ночам свое нашептывала. Мол, слушай во всем императоров Византии, помогай им в делах ратных. И императоры пришлют тебе митрополита и священников сколь надо. Они и пусть крещением народа занимаются. Это их дело святое. А тебе, муж-князь, государством править надо, да воевать в союзе с православными.
     Очередной советник был сед и мудр. Но вреден и слеп на глаз один. Правда, вторым видел далеко и ясно. Слова его были тихими, но твердыми. – Хочешь, князь, менять старое на новое, в жизни избранной Богом Руси, будь решителен, осмотрителен и осторожен. Не ломай прежнее. Задействуй его. Умело отторгая ненужное. Разумно заменяя на полезное. Будь последователен и нетороплив. Обходись без сроков жестких, плановых. Вращивай желанное новое в мудрое старое. Как семя младое в нутро матери зрелой. И жди положенное время. Не понукай силою. Новое обязательно объявится.  И все тому рады будут. А поспешишь, выйдет наоборот. Иль выкидыш произойдет мертворожденный, иль недоносок объявится. С которым ни ты, князь, ни потомки твои не справятся. А если и справятся большою силою и жертвами немалыми, то все поправлять его будут, усовершенствовать, да перестраивать. На то, может, и тысячи лет не хватит. Так что не ломай прежнее, а зарождай новое. Веру старую не брани, идолов языческих не истребляй. Они верно послужили славянам древним и нынешним. И теперь послужат. Внедряй с их помощью, вернее, с помощью старой веры в них, веру новую, истинную. Народ твой податливым будет такой политике. Не ожесточится, не побежит в бега, не обидится, не воспротивится…
     Князь слушал старца внимательно, но думал о своём. «Время не терпит, надо действовать. И быстрее, чтоб плоды реформ узреть. Да в делах своих задействовать».
     Время небольшое спустя, на 988 году со дня рождения Христа, на восьмом году своего правления князь Владимир принял величайшее в истории России решение: «Крестить славян. В водах славного Днепра. В городах и поселениях. В лесу, в степи, повсюду на Руси».
     И тотчас в догонку скороспелая мысль: «Кто не придёт к реке креститься, богатый ли или бедный, тот будет мне противен».
     Указ властей стал исполняться строго… Угроза – пуще… Как это принято в Руси…

                * * *

     В один прекрасный вечер, после баньки с парком, сидели отец и сын за сытным столом. Женщины дали возможность мужчинам побеседовать о мужском. Их двое осталось в большой семье. И скоро снова разлука. Очередная война за порогом…
     Сын поведал о жизни в работном путешествии, о мыслях своих, сомнениях и чаяниях, и, конечно, о своем отношении к крещению. Отец слушал внимательно, молчал, раздумывая. Спустя время молвил:– Я с первого дня твоего приезда ждал, когда ты о своем крещении заговоришь. Сам заговоришь. Без моего веления. Ты начал первым. Я рад за тебя. Рад и сомнениям твоим, согласен с твоими надеждами. Ты, сынок, тревожишься, что душа и ум твои полны чувствами и мыслями, не согласующимися меж собою. Думаю, не тревожиться этому надобно, а подлежит оно обсуждению здравому. Рассуждать, видя и светлое и черное, это честность с твоей стороны. Сомневаться в происходящем вокруг похвально, это полезно для убежденности в истине. Верить при этом можно во многое. Но вера должна быть одна. Изменять убеждениям предков позорно и коварно. Изменять сами убеждения под воздействием духа и разума, опыта жизни человеческой – это путь вперед и ввысь, дорога к истине.
     Еще помолчал отец. И поведал сыну размышления свои, никому дотоле не высказанные: – Вера христианская далась народу непросто. Страданий много Русь вынесла, прежде чем Бог признал нас своим народом. Князь Владимир в том потрудился премного. И потому великим станет в истории не только по должности своей. Но вот разбоя, что учинил он над богами прежними и людьми, в них верующими, по мне, быть не должно.
     Сын напрягся. Отец резче обычного продолжил: – Людей много изничтожили. За то, что не готовы были в одночасье веру новую принять. А среди людишек этих было, ох как много полезных стране. И сильных в военном деле, и разумом наделенных вдумчивым. Дай им время, они без насилия испытали бы на себе благость Божью. По жизни собственной, по изменениям вокруг. И приняли бы Бога искренне и навсегда. А их сгубили раньше такого срока. И других уничтожили. Тех, какие, может, и не приняли бы веру новую, но службу стране несли б исправно. Потому как сыны и дочери они земли своей. Пусть даже и иноверцы. Всем место достойное в стране большой можно и должно найти. Тогда и страна из большой станет великой.
     Сын не встревал в речь отца со своими «почему». Не обучен перебивать старших. Хотя разумом и опытом своим был весьма подготовлен задать множество вопросов. Но сейчас вспыхнул. Вспомнил поля по берегам святой для славян реки, засеянные останками русичей-язычников, рассказы о подобном близких другарей – воеводы-боярина Хлебника, целителя Милована, умельца-кузнеца Грома, да и многих других людей по землям русским странствующих. Ропот сына был вровень отцовскому. – Так поступать неправедно. Бойню меж людей разожгли. Брата на брата натравили, сына на отца науськивают. А ведь Бог иному учит…
                * * *
     Множество людей, и знатных, и убогих, с печалью глубокою и, надо думать, искреннею, оплакивали государя своего. Прелат тоже попал под чары скорби по человеку великому, но вовремя остановился. Истории не пристало поддаваться чувствам человеческим, надо работать беспристрастно. Тотчас Прелат свершил краткую констатацию фактов, смерти предшествующих и за ней последующих. Прежде всего, обратил внимание на ошибку Великого князя. Особую, последнюю из непоправимых. Свойственную тому времени. Но с учетом мудрого провидчества этого великого человека могла бы она оказаться неосуществленной. О, насколько другой могла бы тогда сложиться история Руси–России…
     Умирали близкие. Скромно похоронили Рогнеду. Через двадцать три года после крещения Руси скончалась Великая княгиня Анна, вторая после княгини Ольги путеводительница христианства в России. Из родных людей остались дети. Много. Больше, чем волостей, а надобно сыну каждому дать княжество светлое. И пришлось мельчить земли славянские. Новгородскую волость поделили на Новгородскую и Псковскую. В Киевской выделены две особые волости: Древлянские земли и Туров. И другое, и другое, и другое. Прежними остались немногие, к примеру, Ростов да Муром.
      Великий князь Владимир дал земли удельные сыновьям с их партиями во владение, надеясь, рациональное, и в управление, надеясь, эффективное. Но сыновьям того казалось малым. Каждый хотел иметь больше, а лучше всё – Русь. Но терпели сыновья. Пока отец был жив. Смерть государя-батюшки окрылила сыновьи и партийные темные надежды. И стали братья братками, приватизировали земли свои из нерационально управляемых в собственность, для страны неэффективную, и, подняв копья-указы да мечи-ваучеры, пошли друг на друга войной братоубийственной, для народа гибельной. С целью – приватизировать великокняжеский престол и, главное, все то, что с ним связано. И началась на Руси первая массовая борьба власть имущих за власть высшую. Начался передел земель да сокровищ Руси. Подобно тому, как почти через тысячу лет то ж самое сделали их потомки. Братья Древней Руси взяли пример с братков  будущей России.

     Прелат содрогнулся от этакой преемственности времён. И  тотчас на память пришли два события, уж очень знаковые для времен и Древней Руси, и всего последующего времени России. Первое – разгром княжеских дружин на реке Калке. Второе – нашествие на Русь Орды. История напомнила Прелату суть событий этих, разных, но взаимосвязанных и ставших следствием предшествующих процессов в Европе и Азии, и подготовленных жизнью в Руси. Разгром умелым войском единой Орды умелого войска раздробленной Руси. Победа монолита из двадцати тысяч храбрых воинов, сцементированных волей и единоначалием хана, над толпой из восьмидесяти тысяч отважных бойцов, разобщенных тремя самостийными князьями – русскими и полоцким.


                * * *

     Посланец Истории внимательно вчитывается в бесценные строчки одной из древнерусских летописей, в редакции В.Н. Татищева.

    «Прийдоша языци незнаеми, безбожнии агаряне, их же никто добре весть, кто суть, откуда изъидоша, и что язык их, коего племени и что вера их. Зовутся бо татаре, кланяются солнцу, луне и огню. Неци зовутся таурмени, ини зовутся кумани, ини монги».       

     Прелат всматривается в нескончаемый перечень сожжённых городов, в бесконечный перечень злодеяний врага, читает Лаврентьевскую летопись: «В лето 6745(1237)… В то же лето, на зиму, пришли с восточной стороны на Рязанскую землю, лесом, безбожные татары, и начали разорять Рязанскую землю и захватили её до Пронска; захватили и Рязань весь и пожгли его, и князя их убили, кого же взяли, одних распинали, других расстреливали стрелами, иным же завязывали руки назад; и много святых церквей предали огню, и монастыри и сёла пожгли, имущества немало отовсюду взяли; после этого пошли на Коломну… Той же зимой взяли Москву татары, и воеводу Филиппа Нянка убили за православную христианскую веру, а князя Владимира, сына Юрия, захватили, людей же перебили от старца до сущего младенца, а город и церкви святые огню предали, и все монастыри и сёла пожгли… Той же зимой подошли татары к Владимиру…»  «…Суздаль и Святую Богородицу разграбили, и княжеский двор огнём пожгли, и монастырь святого Дмитрия пожгли, а прочие разграбили; а черниц старых, и попов, и слепых, и хромых, и горбатых, и больных, и людей всех иссекли, а юных чернецов и черниц, и попов, и попадей, и дьяков и жён их, и дочерей и сыновей их – всех увели в станы свои…».

     Так начиналось почти двухсотпятидесятилетнее Иго чужеземной Орды. Не ведали русичи, не ждали люди земли русской нашествия смерть и ужас несущей Орды. Кто эти люди, откуда пришли? Почему так скоро, этак лихо покорили могучую Русь? Всем казалось, да что там казалось, все уверовали, что настал «конец мира», пришёл «конец времён»… Вживаясь вновь и вновь в «Слово о погибели русской земли», Прелат вчитывается: «…За грехи наши и неправды, за умножение беззаконий наших наслал Бог поганых, не их милуя, а нас наказывая, дабы воздержались от злых дел. И этими наказаниями наказывает нас Бог, дабы мы опомнились и воздерживались от дурного пути своего…». Прелат вздохнул в беспристрастной тревожности, памятуя времена будущих веков…

                * * *

         Осень 1263 года относительно спокойная и очень холодная. Русь застыла после искромётных вспышек восстаний в северо-восточных славянских землях. «Надолго ли?» – подавляя недуг, размышляет Александр Ярославич по пути домой из Орды. Великий князь доволен результатами очередного вояжа к хану. Ездил на поклон, дабы «отмолить людей от беды», отменить участие русских воинов в войне ордынцев на Кавказе. Отторгая необычную и внезапную боль, возникшую в Орде, князь вспоминает свою короткую, но очень сложную и трудную жизнь. С одиннадцати лет на коне и на княжеском поприще. Детские забавы и во сне не приходили. Но сколь много обид, разочарований, унижений и скорби, совсем не детских… Сейчас князь Александр вспоминает не обиды, вспоминает победы. Их не счесть. Особо памятны те, что влияли на сохранность и целостность Руси. И невские битвы, и ледовые побоища, и другие, другие, другие… И с Западом и с Востоком… Не покорил Запад русских силою. Начал охаживать лестью. Папа римский отправил к Александру своих представителей. Легаты подарками уговаривали князя вступить под покровительство римского престола. С вытекающими из этого последствиями. Александр Невский отвёрг и это нашествие. При этом понимал: его победы над шведами и крестоносцами не обеспечивают стабильности на западе Руси. Тем более, после отказа от покровительства папского престола. Нужны союзники. В Руси их в достатке не найти. Всяк удельный князёк в великие метит. Их серый мирок – власть и корысть. Судьба страны таковым безразлична. Нужен союзник внешний. И по силе соизмеримый с силой Запада. Выбор не велик. Это Орда. Из двух зол князь выбрал то, которое в меньшей мере претендовало на духовный мир русских людей, на веру, на православие и, как ни странно, не покушалось на целостность Руси.

                * * *
     Сражение суровой осенью судьбоносного 1380 года было беспримерно жестоким. Поражение ордынцев сокрушительным. Победа Руси безоговорочна. Великий князь Дмитрий получил прозвание Донской, его ближайший соратник и двоюродный брат, князь Владимир Андреевич Серпуховской получил два прозвания: Донской и Храбрый. Всего в битве участвовали двадцать три князя, в том числе литовские Андрей и Дмитрий Ольгердовичи со своими полками.
     Начался рост юной Москвы. Через её сожжение. Через её воскресение. Началось крушение замшелой Орды. К сожалению, еще очень и очень долгое. Впереди были десятилетия гнета, взаимной ненависти, вражды, взаимопомощи, братания, ассимиляции. Но народ после Куликовской победы стал сопротивляться Игу активнее и организованнее. Князья тоже. Однако, не все. Многим из них, в ущерб интересам русских земель, было весьма уютно в ордынской неволе. Орду, разлагаемую к тому времени внутренними раздорами, поведение демонических русских князей весьма устраивало. Возможно, это стало одной из причин ещё одного чёрного столетья ордынского Ига. Над народом-тружеником, над народом-воином, над светлыми князьями.
     Н. Карамзин, вглядываясь в безвременье ордынского Ига, напомнил потомкам: «…сень варварства, омрачив горизонт России, сокрыла от нас Европу в то самое время, когда… изобретение компаса распространило мореплавание и торговлю; ремесленники, художники, учёные ободрялись правительством; возникали университеты для вышних наук… Дворянство уже стыдилось разбоев… Европа нас не узнавала: но для того, что она в сии 250 лет изменилась, а мы остались, как были».
     Прелат тотчас откликнулся на мысль великого историка своими мыслями: «В Донских степях и близ Придонья, во всех краях русских земель русичи всем своим миром взнуздали Иго с Востока пришедшей Орды, сильнейших в том мире бойцов. Обрекая себя на века смертельной борьбы и застоя. Теряя в них миллионы жизней, волю, возможности прогресса и богатства, нажитые тяжёлым трудом. Живя с утра до утра, в войне, уповая на Бога и православную нравственность. Объединяясь, ополчаясь и сокрушая врага. Сохраняя самобытность, словесность, надежды. Одарив тем своих потомков правом зваться русскими, наследуя им русские земли, их православное единство. Защитив всем этим содрогнувшиеся народы дальнего Запада, их свободы, развитой феодализм, их благосостояние. Предотвратив демографический катаклизм западноевропейского этноса. Сохранив их цивилизации, создав условия для прогресса».
     История не сдержалась, усмехнулся: как бы поступили тогда ныне гордые народы европейского Запада, окажись они в положении русских древнего европейского Востока? И как бы сложилась их жизнь сегодня, если б не встали тогда русские на пути Орды?
                * * *
     Орда своим ранним госстроительством стимулировала позднюю централизацию Руси. Надежды русских людей от плугаря в поле пахотном до Великого князя в палатах царственных сплотились воедино в неотразимой мощи кулак, разбивший власть размякшей в безответственности, дробящейся внутренними раздорами Орды.
     Скончалась Орда, но иго на Руси продолжилось. Успешно используя мрачный опыт правления предшествующих ордынских и, в немалом  подобных им, предордынских веков. Суммарное пятивековое иго княжеских раздоров и ордынского гнета на генном уровне пестует черты власти и миллионов людей.
     Террор массовый. Голод сплошной. Разруха повсеместная. Изощренные пытки, изуверские казни – всех, кто может быть в чем- либо виновным по смутному воображению властвующих. Надежды людей ближние простираются не дальше, чем на сегодня. Надежды дальние – только на потусторонний мир. Надежды промежуточные – как исключение. В любую минуту, днем и ночью, всякого человека могут схватить, и он может навечно исчезнуть. Семья не знает, сколько ей быть суждено. Муж властвует зверством над женой. Мать владычествует жестко над детьми. Родившейся некстати девочке возможен смертный приговор. Бить мужу жену – воспитанием называется, знаком любви великой является. Не бить детей им же во вред. К боли, непременной во взрослой жизни, надо сызмальства привыкать.
     Ни одна религия мира отщепенцев, бездарей, лгунов и человеконенавистников в государи не делегирует. Тем паче извергов рода человеческого типа Ивана, не Грозного, а Грязного, демона в человечьем обличье, от макушки до пят русской кровью напитанного. Тешил нелюдь себя жесточайшими муками народными, развязал в утеху своим дьявольским позывам войну кровавую гражданскую, в веках будущих не прекращающуюся. Уничтожил этот демон зачатки постордынских светлых народных надежд, ростки Национального Возрождения Отчизны. Всадил в жизнь русскую ядовитые корни смертоносных смут и бунтов, кровавых династических переворотов, несравненно рабских черт значительной части народа, всего самого гнусного, подлого и жестокого из того, что изобрёл мир земной за тысячелетия своего существования. На этом фоне что-либо полезное в Ивановых деяниях искать едва ли следует. Более того, это преступно. Перед памятью людей иваногрозненского безвременья, перед всеми грядущими поколениями россиян. Ибо этот аморальный поиск поощряет Ивановых наследников свои собственные преступления оправдывать и отбеливать. Что приметно было вчера, видно сегодня и, не дай Бог, повторится завтра …
     Не от Бога, пролетая тысячелетие России, делает вывод Прелат, многие правители тех времён, христианского в них ни на грош. От демона они. Злобой, коварством, жестокостью, мстительностью, безрассудством, жадностью, похотью заполнены сосуды их кровеносных систем. Осудить бы их своевременно. Но этого, по причинам понятным, не случилось. Оттого процессы эти повторяются в России с закономерностью губительной. Люди разглядеть суть власти такой обязаны, и задуматься должны люди: стоит ли дифирамбы спустя столетия петь этим ставленникам демоновым. И подобным, не так уж давно жившим. И близким им по поступкам ныне живущим. Не страну те властелины объединяли, а концлагерь для своих нужд образовывали, да народ в быдло превращали. Следы и черты тех преобразований и превращений во все века последующие заметны в стране без особых исследований.
     На светлых надеждах единения вползли в Русь черные надежды нового ига. Народ трудовой, заслуженные роды князей и бояр опущены были в яму отхожую, из коей один выход – в яму могильную. По краям той ямы установили виселицы, костры, колы, плахи. Вокруг и над всем этим создали самодержавно управляемый занавес железный. И построили тем долговременный концлагерь евразийский.
     Ещё до начала опричнины митрополит Макарий, тяжело умирая, предрёк будущее страны, имея в виду времена и деяния Ивана Грозного, но актуальное и для двадцатого века: «Грядёт нечестие, и кровопролитие, и разделение земли». На многократные кощунственные требования царя благословить его на продолжение своих кровавых «подвигов», мужественнейший народный заступник митрополит Филипп ответил категорическим отказом: «До каких пор будешь ты проливать без вины кровь твоих верных людей и христиан… Татары и язычники и весь свет может сказать, что у всех народов есть законы и право, только в России их нет… Подумай о том, что Бог поднял тебя в мире, но всё же ты смертный человек, и он взыщет с тебя за невинную кровь, пролитую твоими руками».
                * * *

     Прелат проникся происходящим, стараясь оставаться беспристрастным. И тут пришли к нему мысли странные, но любовью к Руси, уважением к духу народному, вдохновленные. А если бы всё, что было губительное, переменить? Хотя бы раз в истории! Для эксперимента, второму миллениуму посвященного! Посол понимал, конечно, что у него возникнут проблемы с Историей, снарядившей его в командировку нынешнюю. Будут, несомненно, и критики, и оппозиционеры. От них Прелат пощады не ждал. Мол, взялся не за своё дело, к тому же несбыточное. А ученые важные, усмехнувшись скептически, сомнения несомненные выскажут. И утверждать бесспорное будут, историю прошлую не переделать, разве только переписать. А особо дотошные да объективные не ко времени уверять станут, что, мол, анализ истории недопустим, преступен даже, в отрыве от конкретных условий конкретного места и времени.

     Прелат напрягся пред лицом будущих порицаний и гневной критики. Но все же не отступил. Улыбнулся, вспомнив поговорку из будущих веков: «Кто не рискует, тот не пьет шампанское». Прелат шампанским не пользовался, но рискнул, ради тех времен, когда вино игристое стало всенародным напитком. Собственно, ради исполнения светлых надежд людей времен будущих и командировали Прелата к людям прошлого времени!

     Подводя итог сомнениям обоснованным и намерениям тернистым, Прелат выстрадал главную на сей момент надежду: будто бы власть и народ едины и потому одновременно и совместно с Историей задумываются над тем, что и как делать, прежде чем реформировать страну.  Дабы последующие перемены не привели к реке Калке и нашествию Орды, не породили иваноногрозненских клонов и их опричников-апологетов...
     В сей миг, весьма и весьма некстати, раздался телефонный звонок. История, изумившись новейшими событиями в России, у границы второго миллениума происходящими, и ощущая нехватку квалифицированных кадров, дабы эти события оценить, указала послу поспешить в двадцатый первый век, ускоряя обзор ушедших столетий и притормозив на время модернизацию прошлого…
     Прелат, огорчившись по этому поводу, в спешке, возвращаясь в ментальность своего двадцатого века, поставил пред русичами древних и средних веков несколько актуальных для них вопросов: Когда якобы православные власти перестанут православный народ за челядь-рабов да за быдло считать? Когда князья-временщики, их семьи, дворы и прочая демонократическая камарилья грабить народ прекратят? Когда князьям-развальщикам межусобица милой не покажется? Когда князьям светлым, боярам мудрым, воеводам смелым, учёным даровитым, мастеровым-умельцам, сельчанам-кормильцам, монахам самозабвенным, учителям, врачевателям и другому люду трудовому слава и почет будут достойно воздаваться? Когда за разрушенную жизнь одного простолюдина чертова дюжина бюрократов-мечников будет праведной вирой-пеней да ямой-тюрьмой караться? Когда?!
     Прелат не успел поставить еще множество вопросов, потому как раздался повторный звонок Истории. Прелата торопили. И он торопко, но, всё же, вдумчиво, помчался сквозь прошлые века. Побуждаемый проблемами сегодняшней жизни, с целью отыскать в жизни ушедшей те пути, которые мудро и с любовью проторены предками, те дороги, по коим не следует двигаться потомкам.
     История уточняет миссию своего посла – в прошлом, несомненно, следует подмечать зло, но, прежде, добро и благодатный опыт. Важно вспомнить те деяния великих предков, что помогут победить зло, творимое ныне их нерадивыми потомками. Пока это ещё реально. И не допустить новое. Если это в принципе возможно…
                * * *
     Страна, не выходя из летаргического сна российского средневековья, забилась в судорогах истеричных мероприятий первой перестройки, позже названной исторической. Необходимость окон, а лучше, дверей в мир окружающий, в России понимали многие и всегда, от Великого князя Владимира и его современников до современников двадцатого века. Но случилось так, что строить проемы оконные иль дверные по стандартам того мира, в который Россия могла бы глядеть или, лучше, входить, за исключением известных периодов, все как-то откладывалось, а чаще и вовсе жестко запрещалось. То мешали разборки межусобные нерадивых наследников первых Великих князей. То Орда не то что окна, но и глаза Руси прозорливо для себя затмевала. То деспоты московские царский занавес кровавый на границах навешивали. То еще что-либо подобное случалось на землях русских. Так и шла жизнь страны порой, в века длиной, без окон и дверей. Правда, щели в границах время от времени появлялись, но не как результат новых строек, а как следствие дряхлости старых стен. И пролезть сквозь те щели чаще мог только таракан иноземный.
     И, вдруг, строительство началось. Точнее, рубка в прямом смысле этого русского слова. Без проекта. Спонтанно. И не дверей, а только окон. Мол, взглянуть взгляни, но на выход ни-ни, только избранным. По зыбкому фундаменту оконных проемов начал царь переносить в неизмененную суть российского рабства внешнюю форму западных образцов относительно свободной жизни. Западные технологии, основанные на экономически эффективных отношениях в обществе тех времен, встраивались механически, что по-российски значит – из-под палки, – в непроизводительный труд закрепощённых людей. Намечалось просвещение страны, а вышло так, что круг этих «специальных» людей оказался мизерным по масштабам России, а безграмотность остального народа стала еще большей, чем прежде. И получилось то, что получилось. И хорошего немало, и плохого много.
     Колокол России Герцен писал: «Такого правительства, отрешенного от всех нравственных начал, от всех обязанностей, принимаемых на себя властью, кроме самосохранения и сохранения границ, в истории нет. Петровское правительство – самая чудовищная абстракция, до которой может только подняться германская метафизика eines Polizeistqates(полицейского государства), правительство для правительства, народ для государства. Полная независимость от истории, от религии, от обычая, от человеческого сердца; материальная сила вместо идеала, материальная власть вместо авторитета».
     Прелат вздохнул, вспомнив родной двадцатый век. И, отворачиваясь от других негативов Петрова правленья, стал высматривать результаты для будущего полезные. И их оказалось немало. Главный – создана модель, сформированы далеко не адекватные своему времени, но всё же действенные мотивации масштабных реформ евразийского государства. В жизнь отдельно взятой части страны внедрились не лучшие по меркам той Европы, но все же лучшие в сравнении с одряхлевшими отеческими, черты европейской жизни. Внедрились разрозненно, несистемно, уродливо, для небольшой группы людей, но все же внедрились. Усовершенствована, спроектированная предками, вертикаль управления государством, впоследствии неоднократно реформируемая, но в основе работающая до нынешних времён. Стало формироваться светское образование. Началось книгопечатание гражданским шрифтом с русских литер голландского происхождения. Издавались публичные «газеты». Введен европейский календарь. Восемнадцатый век пришел в Россию из 1700 года от Рождества Христова. Создана много раз доказавшая свою мощь регулярная армия страны. В кратчайший исторический срок построен флот, обучено и победно апробировано в крупных сражениях морское воинство России. Простер имперские крылья Петр над севером и югом, западом и востоком. Оставил России надежную земную твердь и одарил ее многими водами морскими. И, что очень важно, народы России разных национальностей и вероисповеданий, стали, пожалуй, впервые, именоваться единым российским народом.
     «Если бы Пётр мог осознать, – размышляет в полете Прелат, – что делал он далеко не то и не так, что и как надо, усилия императора могли бы сделать Россию благополучной и сострадательной страной. Такого титана помыслов и поступков Россия не знала за всю свою многовековую историю.
     Остыв от пафоса исторических мыслей, Прелат по-домашнему спокойно закончил дифирамб великому царю: «Он наш, весь российский. Азиатский деспот. Европейский хитрован. По-славянски могучий и раздольный. Русский гуляка, способный в страсти возвести в императорский сан пленную прачку из неприятельского обоза, выкупленную у наперсника за грош с небольшим. Российский умник и патриот. Изверг, осуществивший в интересах трона казнь сына родного. Искатель, страдалец и демон в единой плоти. Он наш, многими чертами нам многим и сейчас подобен, потому и любезен большинству, им нещадно битому народу…».
                * * *
     Новороссия расцветает на глазах всей Европы. В диких прежде горных плато, в нехоженых степях, у безлюдных морских прибрежий возводятся красавцы города, крепости, торговые пристани, верфи, каналы. Тысячи, тысячи отечественных крепостных и немалое число иностранных колонистов возрождают древнейшие и строят новейшие жемчужины российской короны: Херсон, Николаев, Одессу и главный южный бастион России Севастополь.
     Екатерина Великая в очередной раз подтверждает своё величие. Бывший дворец крымских владык, ныне дворец приёмов русской императрицы, заполнен представителями всех самодержцев Европы и даже посланцами далёкой Америки. Рядом с Екатериной Алексеевной в отрешённой от мира позе восседает австрийский император Иосиф. Присутствующие поражены величием и имперским блеском приёма.
     В знаменательный час, известный только гениальному князю Потемкину, раздвигаются шторы дворцовых окон с видом на юг, на море, наречённое Русским ещё в цивилизациях древнейших веков. Открывается изумительная панорама Севастополя, возведённого российскими наследниками византийских строителей на землях древнейшего Херсонеса, и бесподобная армада новейшего русского Черноморского флота. Картина закрывших горизонт крылатых кораблей всех рангов потрясла представителей правящих дворов мира. Даже Иосиф встрепенулся от своей показной отрешённости. Корабельный салют в честь императрицы и её гостей был столь могуч и блистателен, что изменил на долгие лета политес европейских стран, и столь громок и раскатист, что был услышан на турецком берегу. Екатерина не в первый раз ликовала. Мир не впервой восхищался, тревожился, лукавил, трепетал. Россия в очередной раз мужала.
    
     * * *

     Топор опускается много раз кряду над все той же головой. То ли стал туп от беспрерывного пользования, то ли позвонки шейные у этих русских слишком тверды. Палач нервничает. Репутацию терять нельзя. Должность почетна и доходна на Руси. Претендентов много, они не дремлют. Не теряя времени на заслуженный отдых после работы с очередной людской партией, палач вытер взмокший лоб и бросил грозный взгляд на подручного. Тот тотчас выкрикнул охрипшим голосом: «Следующий!..». Очередной следующий без понуканий поднялся на помост, с трудом передвигая изломанные в суде ноги. Низко поклонился зрителю-народу, без труда перегнувшись перебитым на следственной дыбе туловищем. Извинился перед человеком с топором за возможные непредвиденные хлопоты. Еще раз перекрестился на восток раздробленными пальцами и, сморщившись брезгливо, уложил распухшую голову на склизкий и неопрятный пень плахи. Все ж не по-христиански смерть принимать в нечистотах.
     Плахи дыбятся на главных площадях страны. Шеренги коллективных и персональных виселиц растягиваются на версты вдоль основных проезжих дорог. По рекам плывут плоты из тел восставших рабов. В самых людных местах поселений выглядывают головы по шею закопанных в землю людей, с надеждой высматривающих грань между жизнью и смертью. Четвертованные тела особо идейно озабоченных врагов власти сохнут под солнцем, обгладываются собаками, обклевываются вороньем.
     Каждому смутьяну своя казнь. Это разнообразие – по мере вины человека в борьбе за надежду на человеческую жизнь. Государство работает. Защищается от вольностей духа народа, государством же доведенного до черты бездуховности и безрассудного разбоя. Так заведено давно. Так происходит и сейчас. В формах других, но происходит. Прелат это видит.
     Самая просвещенная правительница России, заочная подруга самых либеральных мыслителей Европы утверждает имперское право умерщвлять людей, не пожелавших жить рабами. Кровь тысяч людей несмываемым алым потоком заливает царский трон, багряными кружевами пятнает отбеленные для Европы юбки и честь императрицы. Разгромлено великое восстание народное. Не только против власти жестокой направленное, а идеей вдохновленное. Супротив императрицы незаконной, в поддержку законного царя. Царя – не убиенного будто бы женой-душегубкой, а счастливо оставшегося якобы в живых, дабы заступиться за народ свой, хлебом и волей обделенный.
     До и после неудачливого бунтарного лжецаря Пугачева и успешной путчистки, нелигитимной императрицы Екатерины, восстания и бунты разных масштабов, форм, идей и мастей на Руси и в России случались множество раз. От времен насильственного крещения сопротивлявшейся этому части народа до революционной массовой большевизации страны.
                * * *
     Многие тысячи каторжных месяцев миллионы уникальных живых существ стенают в застенках родной земли. Вздыхают, чтоб не считали их движимой вещью. Охают, чтоб не продавали на рынке рабов. Кручинятся, чтоб не дарили их, как игрушку, не меняли, как скотов, в залог не сдавали. Плачут, чтоб не женили по прихоти. Рыдают, чтоб не отнимали детей ради корысти. Сокрушаются насильственному гнёту разума, издевательствам над телом, проклинают измывательства над душой.
     Смерды, челядь-рабы, холопы-крепостные, быдло, твари, чернь – в общем, народы российские стенают: из рабства освободите, освободите из крепости, верните волю-волюшку, рождением дарованную человеку. Стенают в бунтах и восстаниях. Стенают молча, сжав зубы, увертываясь в бега, проклиная власть, отводя свой взор ненавидящий от брезгливых господских глаз. И неизвестно, что опаснее и страшнее было и есть: шумный бунт или гневное молчание.
     Вкруг извечной российской часовни собираются все новые люди, представители всех сословий отечества. Все шумят истово и искренне, каждый о своём, дергая при этом узел народного закрепощения в разные стороны. Оттого он еще туже затягивается.
     Разрубил узел многовекового рабства русского народа Романов Александр Николаевич. Как никто другой в мире мирно разрубил. Манифестом великим своим разрубил. Помогли ему в этом народ российский в целом, брат родной Константин Николаевич, воспитатель-поэт Василий Андреевич Жуковский и другие мудрейшие люди того времени  в частности. 19 февраля 1861 года, на шестом году своего царствования, на восьмом столетии от крещения Руси император России подписал комплекс законов о реформе жизни страны и утвердил системный манифест об отмене крепостного права.
     Величие дела раскрепощения народа России сплелось с величием дела крещения народа Руси. Император Александр Великий протянул руку Великому князю Владимиру. Вместе они подвигли народы к Вере и к Свободе. Этот день стал величайшим в тысячелетней истории России и останется таковым в последующие тысячи российских лет.
     Прелат не спешил улетать из этого несравненного времени, не напомнив людям ещё о двух величайших в истории мира событиях. Об умиротворении столетиями неспокойного Кавказа и об освобождении славянских народов от пятивекового османского ига – Россией в короне Александра, мужеством православного народа-воина и воинской мудростью православных офицеров и генералов.
                * * *
     У россиян менялись картины мира. Соответственно, менялись оценки деятельности властей. Появились сомнения в эффективности самодержавного царизма – «декабризм», самой властью трансформировавшийся, спустя время, в нигилизм – полное отрицание традиций и устоев царско-дворянского общества. Нигилизм стал базой революционных идей, родоначальником имморализма, буревестником гимна топору и булыжнику и, соответственно, полицейского террора, который, в свою очередь, вызывал новый шквал ненависти и бунтов. И так – по спирали… Из нигилизма, усилиями ортодоксальной части интеллигенции, выросла «наука истребления и разрушения», злодейски внедренная цареубийством в практику жизни страны второй половины девятнадцатого века. На самого либерального императора текущей эры, царя-освободителя десятков миллионов отечественных рабов, сотен миллионов славянских народов от иноземного рабства, миротворца Кавказа Александра Николаевича Романова совершено шесть покушений. Его трагическая гибель коренным образом изменила всю посталександровскую Историю России. Годы царствования сына и внука этого великого человека стали лишь увертюрой к годам правления духовных сыновей и внуков ортодоксальных нигилистов. Тем паче, что ни сын, ни внук императора не исполнили его социальных и демократических завещаний, не завершили им начатые актуальнейшие для России освободительные реформы. Не в этом ли одна из коренных причин отечественных трагедий двадцатого века – трёх революций, гражданской, двух мировых войн, цековских культов, режимов гулагов и демонократических реформ, возродивших в новой интерпретации «науку истребления и разрушения», вновь закрепостивших народ, развязавших террор и новую кавказскую войну?

                * * *

     Цели Революции и Гражданской войны – свержение власти, ради освобождения народа, овладение властью, для покорения народа. Народ – объект революционной борьбы. Он же, разделившись осознанно, с безразличием, спонтанно, насильно и другим образом по цвету идей, был и есть субъект этой борьбы. Революция жесточайшим противостоянием противоборцев, смертью лучших бойцов народа под сенью белых, красных и других знамен, гибелью мирных граждан определила главное в той войне – кто победил, но не определила главнейшее и основное для мирной жизни – кто победитель, чьи надежды должны и будут сбываться.
     Идеи рождаются и питаются надеждами. Идеи белые и идеи красные были не во всём, но в большем альтернативны. Надежды же, питавшие и белые, и красные идеи – равнозначно светлы, но были неравнозначно желанны, выстраданны и востребованны в тот момент разными массами народа. Светлые надежды одной части – мир, земля, равенство, свобода, труд… Светлые надежды другой части – любовь к отечеству, война до победного конца, укрепление армии, дисциплина, правопорядок, неприкосновенность собственности…Надежды первые оказались, при некоторой их иллюзорности, конкретнее, понятней и актуальней. Это не было следствием красной идеи, не зависело от партии, эти идеи провозгласившей. Определялось всё тем, что надежды эти были выстраданы народом за века рабства и соответствующей тому жизни. Эти надежды извечно питали силы народные, исподволь направляли действия миллионов униженных, озлобленных, обманутых людей. И когда партия большевиков, на их месте могли оказаться другие, сумела организованно использовать эту силу и направление ее действий, народ осмысленно или интуитивно, активно или пассивно, что тоже очень важно, поддержал борьбу за иллюзорные, но долгожданные надежды красной идеи в большей мере, чем борьбу за неиллюзорные надежды белых идей, с размытыми социальными и экономическими интересами, без целей поиска народной правды и справедливости.
     Толерантность кончилась, назрел взрыв. Народ в своей массе не желал, судя по многому, незнакомого большевизма, но не хотел и белогвардейщины, олицетворяющей апробированный битием и муторством многовековой царизм. Большевики предлагали неизвестное, но притягательное светлое будущее, к тому же на понятном, простом языке и тоном, соответственно времени пафосным и зовущим. Белое движение – определенный возврат к опостылевшему прошлому, декларируемому зачастую фразами высокопарными, тоном почти снисходительным.
     Победу одержало будущее. Притягательное неизвестностью, вскармливаемое светлыми надеждами страдающего народа. С этим победили большевики, организованные дисциплинированной партией и ее общепризнанным самодержавным вождем. Поражение потерпело прошлое. Порожденное многовековыми черными надеждами развращенной самодержавием власти. С этим проиграло белое движение, с его замечательными представителями мудрейшей части народа, самозабвенно преданное достойнейшему из прошлого страны, но разрозненное, не сцементированное единой идеей нового, не имевшее общепризнанного национального вождя.
     От той победы и от того поражения выиграла иль проиграла Россия? История, ответь!
                * * *
     За всем за этим последовала война. Нежданная и не неожиданная. Порождённая планетой, похотью изнасилованной, потому управляемая, помимо прочих, и отщепенцами рода человеческого. Зачатыми противостоянием правящих идеологий мира. Унаследовавших худшее прошлое – циничное отношение всех ко всем, безразличие к любому и каждому, страх перед сильным, трусость в отношениях с потенциальным агрессором, умиротворение и ублажение явного злодея. Побуждаемых черными помыслами о мировом господстве нацистских идеологий, олицетворяемых в то время властью фашизма. Целенаправленных на извечную жажду корыстных европейских и азиатских господ покорить всегда и во всём несравненную Русь, овладеть её землёй, ресурсами, людьми. Спровоцированных интригами в отечественной компартии власти, надеждами ее кормчих на мировой коммунизм, разгромом белого и красного воинства страны, гибелью многовековой отечественной науки побеждать, утерей казачьего духа вольностей и воинского уменья, пестуемого с детства и возведённого в мастерство к отрочеству.
     Время и люди разделили грехом обеременевшую планету на два непримиримых мира – мир агрессивного нацистского зла, олицетворённый фашистской Германией, и обороняющийся мир добра, авангардом и главной разящей мощью которого явился Советский Союз.
     Война стала Отечественной. Во всем. Для всех. Сработали победные гены Руси и России, её вековых устремлений к независимости. Вдохновили идеи свободы, равенства и братства, надежды на светлое будущее Страны Советов. Народ и власть в войне устремились к единству. Народ нуждался в мудрой власти, власть без народа всегда, тем паче в войну, ничто. В той мере, сколь едины были народ и власть, в той мере вершились успехи и предопределялись поражения отчизны. Мудрости, дожившей до начала войны, однопартийной власти не хватало. Умения народа воевать без бывалых сержантов, лейтенантов, полковников и генералов не доставало. И то и другое – причина гибели миллионов людей. И то и другое – причина потери родной земли. И то и другое – причина потерь гигантским трудом народа нажитых духовных богатств и материальных ценностей. Умения власти и воинская мудрость народа наращивались временем. Временем войны. Лучше бы – довоенным временем. Тогда, возможно, и не было бы времени войны.
     Гибли миллионы лучших людей. Гибли и в зори тихие, и в грозах небес, и в штормах морей, и в огненной дуге, и в смертоносных блокадах. Гибли на фронтах и в тылу. В бою жестоком, в плену изуверском, в трудах нечеловеческих. Гибли от пули, снаряда, штыка, голода. Гибли в застенках гестапо, в крематориях фашистских концлагерей, в гулагах отечества. Жизнь утопала в крови. Народ содрогался в cтраданиях, в страхе, в боли. Но выстояли. И победили. Под Ельней, Бородино, Москвой народ сделал невозможное – Москва осталась Москвой. Непокоренной. Под Сталинградом, Ростовом, Ленинградом, Курском, Орлом, по всем линиям всех фронтов сделано главное – Советская страна осталась Россией. Независимой. Под Кенигсбергом, Прагой, Варшавой, Берлином, на всех полях Европы – Советский Союз с союзниками мира добил фашизм в его логове. Заслуга в этом – героических бойцов, командиров и маршалов, партии власти и генералиссимуса страны. Заслуга в этом – богатырей интеллекта и духа, разивших врага верой, пером, кистью, нотной строкой, дирижерской палочкой, хирургическим скальпелем, математической формулой, физико-химической реакцией, мечом победы, спроектированным, отлитым и откованным в окопах науки, конструкторских дзотах, производственных цехах, на сельских полях, в больничных палатах, в блиндажах искусств, в храмах веры, надежды, любви.
     История с высоты своих лет вглядывается в заслуги героев Отечественной войны и с беспристрастной уверенностью восклицает: это все правда, как правда и то, что теми же людьми, чьих великих заслуг забывать нельзя, совершены трагические ошибки и – мерзкие преступления. И эти две правды были и останутся Правдой той Войны. И как бы потом, в угоду подрастающим вождям, новым партиям и их щелкоперам, ни перелицовывалась история, правда истории не перестанет быть правдой – правдой злодейских преступлений против воюющего и победившего народа и светлой правдой великой народной Победы над беспримерно жестоким и умелым врагом.
     Отечественная война для ушедших, ныне живущих и будущих поколений советских людей, россиян всех грядущих веков останется войной народной. Войной каждого. И тех, кто погиб, и кто выжил в этой войне, и тех, кто родился после нее и родится спустя столетья. История склонила голову, преклонила колена, объяла вечными крылами память обо всех отдавших жизнь в бою, скончавшихся в тылу от боевых ран и невзгод мирной жизни, прижала к груди воинов фронта и тыла, кто к величайшему счастью сейчас рядом с нами.
     Не утирая слёз, сквозь них улыбаясь, История провозгласила на весь мир свою историческую надежду: каждая минута, каждый эпизод, каждый участник той Великой войны никогда не будут забыты благодарными потомками. Писать об этом следует и петь, писать и петь, тысячу лет и далее, всегда петь и писать необходимо о людях той Великой войны. Для России Отечественной, Мировой для Мира.
                * * *

     Три четверти двадцатого века пролетели как недолгий миг. Но вместили они многое. Очень многое. Вместили жизни и смерти наших предков, наши жизни, предпосылки жизни наших потомков. Вместили веру и вероломство, любовь и ненависть, и, конечно, надежды, надежды всех цветов мира землян – от сиятельно-светлых до мерзко-тёмных.
     В один из первых январских дней, праздничный и нарядный, отец и сын после баньки с парком сидели за сытным столом. Женщины накрыли его заботливо, посидели, разошлись по своим делам. Дали возможность мужчинам побеседовать о мужском. Их двое осталось в большой семье. И скоро новая разлука.
     – Думал я о твоём вступлении в партию ещё до того, как вышел ты по возрасту из комсомола. Но не подталкивал. Считал, ты сам должен созреть и искренне осознать причастность к нашей партии. Партия не проходной двор и не место для сытной отсидки. Партия – это раз и навсегда. Или с ней, или без неё. Выйти из неё можно разве только со смертью. В наше время сомнений не было – вступать или не вступать. Она была единственной организованной силой, которая обещала народу всё, в чём он нуждался, всё, на что веками надеялся. Сейчас, десятилетия спустя, можно сделать некоторые выводы. Всё ли и так ли достигнуто из того, что мы ставили своей целью. С учётом того – тебе и решать.
     Дмитрий Александрович Смелов замолчал. Александр внимательно слушал отца, не перебивая. Но, сейчас, решив, что пора сообщить о своём решении, стал излагать …
     Однако, отец мягким движением руки остановил сына. Ещё помолчав, необычным тоном, проговорил: – Послушай, сынок, я тебе сейчас расскажу одну историю из моей фронтовой жизни. Начало её ты хорошо знаешь, я не раз об этом вспоминал, правда, вкратце. А вот о продолжении речь не заводил. Считал это нескромным. Сейчас, думаю, вспомнить тот случай уместно.
     Было это под Кёнигсбергом, ныне Калининградом. Под вечер командование поставило перед моей частью ответственное задание. На рекогносцировку решил идти сам. Замполит отговаривал, и был прав. Но уж очень ответственная стояла перед нами задача. Да и беспримерно опасная. Хотел сам в той ситуации разобраться. Взял с собой четверых проверенных в таких делах бойцов. Сделали мы всё, что намечали, но на обратном пути случилось на фронте обычное. Неприятель время от времени спонтанно обстреливал наши позиции. Вражеская мина разорвалась от меня в трёх метрах. Это последнее, что я тогда увидел. Как потом узнал, Гриша Иванов из Орла и Казбек Джабраилов из Гудермеса погибли сразу. Царство им небесное. Отличные были солдаты. После войны я их семьи нашёл и рассказал о службе и гибели наших героев. Меня же тогда ранило, контузило и потерявшего сознание завалило землёй. Федор Игнатенко из Полтавы и Саркис Арутюнян из Еревана остались, к счастью, живы. Ты их хорошо знаешь, они у нас часто гостят. Так вот, сами раненные, стали они откапывать своего командира, то есть меня. Хоть живого, хоть мёртвого, как говорили потом. Голыми руками копали. Ногтей на пальцах не осталось. Руки до крови истёрли. Но откопали. Без сознания, конечно, чудом не задохнувшегося и с рваной раной на животе. Шрам ты знаешь.
     Вот тебе, сынок, пример фронтовой дружбы. Такое не забудется никогда. Но об этом особый разговор. А дальше был госпиталь. Врачи вытащили с того света. В сознание пришёл через неделю, рану на животе залечивали месяц. А вот немым был три с лишним месяца, слух восстановился чуть раньше. Однажды мой лечащий врач пошёл на очередной лечебный эксперимент. Как теперь говорят, провёл мне шоковую терапию. Накануне, поздним вечером, уже после отбоя, в госпиталь пришло письмо от твоей мамы. Долго блуждало. Всё в штемпелях было. На утреннем обходе Андрей Петрович остановился у моей кровати, улыбается, как всегда. А руки за спиной держит. И всё допытывается, как спал да какое у меня самочувствие. Я и мычу в ответ – всё хорошо, пора на фронт... В сей миг он резко поднёс к моему лицу письмо и твою, сынок, фотографию. И у меня тотчас вырвалось из уст твоё имя. От счастья стал безостановочно говорить. О маме твоей, конечно. О фронтовых друзьях, о родных. До бессмыслицы договорился. Андрей Петрович приказал успокоительный укол сделать, чтобы снять нервное напряжение. После чего заснул. Эту часть той фронтовой истории, ты вкратце знаешь. А дальше произошло следующее.
     Первое, о чём я спросил, придя в сознание: «Мои партийные документы отыскались?» Именно о них я вспомнил в первую очередь. О документах, которые были изъяты перед войной, когда меня по чьему-то навету разжаловали, а коллеги-друзья, спасая от ежовского правосудия,  отправили на границу, а оттуда в Китай, консультантом, в молодую народно-освободительную армию. Эта трагедия была со мной все те годы. Наяву и в подсознании. Я очень хотел восстановить своё членство в партии. И это прорвалось наружу, когда  вновь смог говорить. Это и было главное в продолжении той фронтовой истории. Как я тогда думал. Впрочем, так думаю и сейчас. Хотя и накопилось много сомнений и появилось много разной вредной мути.
     Смелов сделал здоровой рукой энергичный жест, как бы отгоняя эту муть от себя, от сына, и продолжил: – И дело здесь не только в культе, который с треском и не во всём объективно разоблачали, а теперь всё меньше вспоминают. Дело, думаю, в ошибках по отношению к народу. Они, ошибки эти, мягко говоря, не те, что допустимы при достижении светлых целей. И мы будем наказаны историей за эти ошибки. Мы должны у народа прощения просить. И коммунисты, настоящие коммунисты, должны быть к этому готовы. Хотя, некоторым ошибкам есть оправдание. Мы были первопроходцами. Однако сейчас я должен, к сожалению, вернуться к той вредной мути, на которую тебе намекал. Если эту новоявленную муть партия в себя допустит, то сама, не дай Бог, превратится в мутное болото. Я говорю о том, что теперь в партию многие вступают, думая не о долге и ответственности, а о правах. И не о настоящем и будущем, а о сиюминутном. И не о народе, а о себе. Думают, прежде всего, о своих благах, которые сулит им пребывание в партии. О карьере и льготах. Если эта масса мути перейдёт критический рубеж, партия перестанет быть нашей партией. И развалится она от первого толчка, и тогда побежит из неё вся эта муть, как крысы с тонущего корабля. Возможны, как всегда, исключения. Некоторые уйдут по идейным соображениям. Потому что не в эту партию вступали. Другие уйдут из чувства отвращения к оборотням, к их омерзительным делишкам. Но муть, убеждён, побежит, как крысы. Да ещё и с крысиным писком, что их якобы не поняли, не дали проявиться. А проявиться им в той, некоммунистической, партии как раз-то и будут все возможности. И займут они места властные, те, что повыше. Может, не самые высшие. Но верхние уж точно.
     Александр многое понимал из того, что говорил отец. Сам немаленький. Руководит большим коллективом. В основном, отличных людей. Но и муть есть тоже. В нашей заводской среде она мешает, но не очень. Рабочая среда не позволяет ей разгуляться. Пока. А дальше? Если эта критическая масса станет преобладающей? Тенденция-таки видна. Даже на военном заводе. А вне завода? Там, где нет ограничителя?
     В памяти Александра всплыли разговоры с друзьями. Резкие суждения Алексея Громова о нехороших делишках в парткоме его института, гнев Михаила Хлебникова на вороватых чиновников из сельского райкома партии, рассуждения Петра Милованова о нечистоплотности в горкоме комсомола, когда рекомендации в партию давали при, мягко говоря, неблаговидных деяниях.
     Александр ещё более напрягся. – А что будет с теми, кто не сбежит, как крысы, из той гипотетической партии? Произнёс этот вопрос вслух. Отец ответил тотчас, будто оба думали об одном и том же: – Вот этого, сынок, не знаю. Пожалуй, никто не знает. Уж очень сложная проблема. Необыкновенно сложная. Наверно, возможны разные варианты такого исхода. Думаю, что несбыточного, но теоретически возможного. Я не политик. Я артиллерист. Могу рассчитать траекторию полёта самого дальнего снаряда. С точностью до полуметра. С учётом постоянных, как мир, законов физики. И не ошибусь. Будь уверен. Враги страны в том убеждались многократно. Но законы политики – другие. Они, объективно или необъективно, но часто непостоянны. Вот какие-то из них и будут тогда действовать.
     Оба вновь замолчали, задумались…  – А каков худший вариант? – Об этом варианте, сынок, даже думать не хочется, не то, что говорить. Но сказать следует. Иначе трусостью будет попахивать. Такой вариант возможен тогда, когда настоящих коммунистов в партии уже не будет. Или их совсем мало останется, со временем. А мути станет так много, что они сами от себя побегут. Делить-то в партии уже нечего будет. Вот они и зашустрят делить то, что вне партии, то, что партия, а главное, народ с ней создаёт и строит. Страну бросятся делить да ценности, ей, то есть народу, принадлежащие. А из осколков нашей партии будут строить свои, лоскутные. Столь малые, как и мысли их крысиные. Инстинктом самосохранения, да жаждой первенства и корысти строить будут, а не разумом и душой…
     За окном вдруг стало темно. Сильный порыв ветра подхватил снег и замёрзшие комья земли, свернув их спиралью, погнал вдоль жилых домов, забрызгивая окна и склоняя толстенные ветви деревьев.
                * * *

   Царь неба, Орел двуглавый, помыслами мудрый и опытом окрыленный, парил веками над планетой Земля. Присматривал место, где свить гнездо вечное. Для себя и своих потомков. Все континенты Орлу были по нраву, все страны Орлу по сердцу пришлись, многие из них для себя опробовал. Но выбрал навечно ту страну, где больше было духа орлиного и где необходимо иметь пару голов, чтобы поспевать за жизнью необъятных просторов, и где народ удачную мысль сотворил: одна голова хорошо, а две – лучше. Еще раз Орел взлетел до самого солнца, окинул взором орлиным землю-красавицу по имени Русь, земли прекрасные окрест нее и спустился гордо в герб. Утвердился понадежнее и стал мыслить державно. Прежде подумал о главном. Главное богатство страны – это, безусловно, люди и, несомненно, земля. Благополучие людей в руках, душе и разуме их самих. Как управятся с жизнью своей, так и жить будут. В надежде на управление мудрое, с душою согласованное, протянул Орел людям скипетр общечеловеческого опыта власти государственной. Дав тем совет первый – сохраняйте, люди, опыт удачный, да преумножайте его, не пользуйтесь опытом вредным и живите счастливо. Второй совет был тот, что земель касался. Созрел он у Орла еще тогда, когда облетал континенты и страны разные. Надеялся Орел советом этим помочь людям увидеть то, что от земли не видно. А видел Орел, размышляя державно и с любовью о людях думая, как важно Руси с народами соседними объединяться, чтобы вместе более мудрыми, добрыми и сильными стать. Чтобы владеть совместно морями и океанами, горами и пустынями с пользою большею. Чтобы сблизить границы державные с границами природными. Чтобы сделать границы новые для недругов общих неодолимыми. Орел понимал, сколь трудным и долгим дело объединения народов будет. Но понимал и то, что другого пути нет. Так формировалась держава Российская, гербом своим, всенародно чтимым, Орла мудрого избрав. Длилась работа собирания земель и единения народов без малого полтысячи лет. Понадобились для этого средства несметные, усилия несчетные. И жизни свои, к сожалению, понадобилось отдать для этого многим-многим тысячам самых лучших из тысячей тысяч людей.
      В веке двадцатом Орел, царь небес дальнозоркий, отвернувшись от близорукого наземного царя, взял отпуск кратковременный, уступив герб серпу с молотом и рубиновым звездам земным, в свою очередь весьма и весьма потрудившимся на тернистых путях-дорогах собирания земель и защиты братства народов. Взмыл Орел в высь и увидел Россию такой, на какую надеялся, в ней поселяясь. Над страной солнце светит почти круглые сутки. Чередуя часовые пояса от восточных границ земного шара в водах Тихого океана до западных границ древних славян в свинцовых водах Балтики. Сияя на севере радугой над льдами Ледовитого океана, на юге озаряя барханы пустынь и высочайшие горные гряды Азии, искрясь в зелени и снежных вершинах Кавказских гор, проникая в глуби Каспия, Азовского и Черного морей. У Орла дух захватило от гордости за людей, сотворивших всегда солнцем освещаемую страну. Земли у страны достаточно, чтобы полмира прокормить. Границы державы таковы, коими подобает быть у великого народа.
     Вдруг Орлу пришла мысль шальная, не орлиная. А что если людишки найдутся, кои землю и народ страны делить начнут, черные планы вынашивая? Орел усмехнулся мыслям непристойным. Мол, людей, подобных тем, что Древнюю Русь до Ига довели, в России под именем Союз быть не может. Союз, он и есть Союз. И все же Орел наполнился думами тревожными, кто знает, какая партгенная мутация в Союзе том зреет. В ответ на последнюю мысль донеслись от земли вести, подтверждающие опасения Орла. Царь небес напряг крыла осуждающе, услышав бредни людишек, из партгенной мутации вылупившихся, кои заутверждали, что объединение земель, дескать, во вред России пошло. Мол, она заложницей этого процесса стала. Орел кинул в тех мутантов брезгливый взгляд и убежденно зацокал им в темечко: «Земля лишней никогда не бывает. Тем паче люди, на ней живущие. Худо от обилия земли лишь тогда, когда ею неразумно пользуются. А избыток людей помехой бывает только демонам. В таких случаях надо не землю и сердца людей резать границами, а власть немудрую менять на мудрую». Орел видел, как во всем мире земном люди в союзы объединяются. Чтобы жить комфортнее, проще общаться, достойней работать, духовно дружить. А за горизонтом, даже для Орла пока далеком, готовятся объединяться обжитые континенты планеты и с разумной жизнью планеты вселенной…
     Не мешкая Орел вернулся в исторический герб. Уязвлённый и укороченный. Наметив для себя несомненное – люди с ним вновь пойдут по пути единения. Сбросив гнет ныне текущего времени. В этот раз навсегда.
                * * *

     Вернулся из исторической командировки и Прелат Истории. Не теряя ментальности знаковых эпизодов прошедших российских столетий и десятилетий, он всматривается во времена перемен конца двадцатого века. Окинул их желанное начало. Брезгливо кинул взор на их конец. Перед Историей – черёд метаморфоз нежданных, мутантов вероломных череда.
     Беспристрастный Прелат махнул в досаде крылом и с горечью, как многие века подряд, воскликнул возмущённо: «Опять ты, мой народ любезный, на дурни грабли наступил!»
     До перемен, под крылами Прелата Истории – тысячелетняя страна. Большая, мощная, но несвободно живущая; богатая, с потенцией несравненной, но с бедным и терпеливым народом; с надёжной от недругов границей и с железным занавесом для людей. Под крылами Прелата – страна с солидной экономикой. Нацеленной на беспрецедентную защиту отечества и немалые привилегии высших властей. С планируемым цековской когортой уровнем жизни народа. Жизни небогатой, порой примитивной, не соответствующей заслугам, несправедливой в уравниловке, но весьма надёжной и жёстко защищённой от бытового разбоя и мошенничества. Народ, в основном, жил с атавистической уверенностью в завтрашнем дне. Но это завтра народу опостылело сегодня, а многим – ещё позавчера. Народ желал перемен для завтра. Страна нуждалась в этом уже вчера. Если быть точным, отметил Прелат, – намного раньше. Желания народа были светлы вековыми надеждами, подкреплены успешными примерами из жизни народов мира. Желания народа были вполне исполнимы. Потенциал страны достаточен для любых разумных перемен. Стране нужны были капитаны, кормчие и штурманы, способные по компасу народных надежд начертать курс разумных перемен. Страна нуждалась в людях, готовых контролировать курс перемен, разумность, честность, умелость своих капитанов, кормчих и штурманов.
     Желанный капитан явился, воодушевлённые временем кормчие встали у штурвала. Страна отправилась в перестроечный путь. Трудный, с рифами и подводными скалами, с видением лишь контуров целей и пунктиров их достижения. Оттого туманным был курс и взбалмошна скорость движения, государственный корабль блуждал в разноцветных надеждах, получал пробоины, застревал на мели. При этом одни члены экипажа бездействовали, другие буйствовали, блудили третьи, разочаровывались многие из остальных. И всё же корабль плыл в сторону народных надежд, к амнистии политзаключённых, к окончанию диссидентства, к недосягаемому прежде достоинству человека, к вечному инакомыслию вперёдсмотрящих... И, наконец, доплыл к свободе мысли и слова, свободе вероисповедания и многопартийности, свободе передвижения по миру, свободе форм собственности, землепользования, предпринимательства, свободе немалого другого, значимого для человека с его рождения.
     В общем, повторимся, страна двигалась в сторону народных надежд. С непростительными ошибками, мерзкими преступлениями, несомненными достижениями. Но тут под ноги народу попали его извечные грабли. Народ не мог пройти мимо. Народ по привычке на них наступил. «Даёшь новое будущее!» – в очередной раз воскликнул народ, понукаемый очередными кормчими. Народ, в своём нетерпении, во многом объяснимом и в немалом оправданном, помог этим глазастым и крикливым кормчим в рубку корабля пробраться, а их капитану нетерпеливо за штурвал ухватиться. После нескольких шальных разворотов штурвала, страна сбилась с курса народных надежд и двинулась в сторону надежд новых кормчих. На этом пути подвернулся желанный им беловежский риф, и капитан, поплёвывая на референдумные упованья народов в благодатном единстве усовершенствовать свою жизнь, направил киль страны на смертоносные скалы. Чтобы скрыть этот гибельный для экипажа путь, корсары-штурманы прикрылись чёрной ночью, а капитан затмил глаза биноклем из опорожненной стеклотары.
     Прелат вздохнул в великой печали и, в гневе взмахнув крылами Истории, возгласил столь громко и раскатисто, чтоб слышали его народы России, по меньшей мере, ближайшие две тысячи лет.
     «Не верьте, люди, что вашу страну развалили силы иноземные. Они действительно строили России экономический и военный капкан. Они действительно вокруг России возводили крепостную стену. Повыше берлинской и длиннее китайской. Но! Механизмы капкана были заточены и фундамент стены был заложен не столько иноземным умыслом, что объяснимо с иноземных позиций, а вымыслом доморощенных политбюровских вождей и кратно худшими мыслишками постперестроечных властолюбцев, свободную и обеспеченную жизнь народа обменявших на свою личную безопасность и жизнь в барском довольстве.
     Упразднить капкан, убрать стену, изолирующую народ от мира, усовершенствовать власть, модернизировать экономику – вот важнейшие цели перестройки. Они не означали раскол и обнищание многовековой державы. Напротив, они посвящались её укреплению и развитию. Как бы трудно это ни было.
     Любящие Россию вожди жизней своих не жалели, дабы сохранить её целостность. Истинные вожди России ни единого повода не считали оправданным, чтобы разорвать её единство. Притом в условиях несопоставимо сложнее и смертельно опаснее, нежели привычно размеренная жизнь начала девяностых годов двадцатого столетия. Вожди, если они вожди народа, обязаны были уберечь свою страну от развала. Несмотря на все объективные условия и надуманные отечественным и внешним вражьём препоны. Вождей народа средь властной верхушки в тот момент не оказалось. Там оказались различных мастей властолюбцы, развал державы для которых не был помехой к их власти, он стал к ней желанным трамплином».
     Прелат Истории видел и слышал, духом времени ощущал, как умыслом корсаров-властолюбцев болезненно и смертоносно рвутся животрепещущие органы и их только системно действующие уникальные механизмы, заботливо сконструированные и терпеливо воплощённые в жизнь талантливыми проектировщиками и умелыми строителями всех народов всех веков тысячелетней страны, нуждающиеся, как всё сложное, не в ломке кувалдой, а в тончайшей настройке. Россию впервые так рвали со времён межусобных войн удельных князей предордынских веков. Даже Орда была заинтересована в целостности Руси. Завоевав раздроблённую страну, скомпоновав из разобщённых княжеств удобные для себя улусы, ханы оберегали её историческую и православную целостность, сохраняли статус Великих князей, обеспечивающий правовое единство русских земель.
     Треск разрываемых живых органов и раскалываемых животворных механизмов был жутко глух и мерзко хрипл. Трещины проходили по сердцам людей, по укладу их жизни, по их семьям, судьбам, имуществу, по достоянию страны. Народы от треска разрывов, не осознав, о чём он упреждает, досадливо заткнули уши. «Это напрасно и порочно», – отметил Прелат Истории. Народы, не веря в реальность расколов, наивно закрыли глаза. «Это уже преступно», – дрожа беспристрастными крылами Истории, ужаснулся Прелат.
     Иначе обо всём этом думали корсары-кормчие и их капитан. Потому заторопились кинуть корабль страны на новые смертоносные рифы. Для корсаров сейчас главное – успеть использовать своё время, пока не скончалась их чёрная беловежская ночь, пока от творимого демонократией у народов уши заткнуты, закрыты глаза. И попёр корабль на новые рифы. Капитан с корсарами воспользовались тем, что и народ и власть едино желали перемен. Но, как оказалось, различных. Народ надеялся укрепить переменами свою покромсанную страну, жаждал жизнь свою улучшить, сделать её свободней, чище, справедливей, безопасней, богаче. Корсары хотели другого. Они хотели того, чего не хотел народ.
     Перемены наступили. Шоково. Перемены завершились. Обвалами и обманами. Свершились не те перемены, на какие надеялся народ. Власть всего своего достигла. Власть от перемен получила всё, и даже больше. Получила и то, чего не ждала. Народ ей в этом искренне помог. Как часто делал это в тысячелетней истории своей страны. На кого теперь пенять?.. Ау, народ!.. Когда народ понял, что вновь обманут, вновь, как всегда, стал терпелив. К привычному злу…
                * * *
      Осиновский-Вороновский, вице-президент концерна «Де-Мон», базовой структуры холдинга «ГеЧ-СвораС», прошёлся по кабинету, размялся, подошёл к окну. Голубое небо над городом безоблачно. Сегодня. Под окнами высотного офиса рябится разновысотными строениями его, Павла Борисыча, Российск. Всё располагает к приятным воспоминаниям, побуждает к новым желаниям. В памяти всплыли первые демократические шаги. Раньше многих своих товарищей по партии усмотрел он в отечественном социализме недостатки неэкономной для народа экономики. Но исправлять их не спешил. Напротив, использовал в своих целях. А когда на горизонте перестройки замаячили призраки незрелого капитализма, Паша быстрее многих к ним приспособился, легко и без нравственных мук. Будто к этому всю жизнь готовился. Да и наглядных примеров подобного, творимых его старшими товарищами, было не счесть. Призраки капитализма стали ему и сотоварищам дороже призраков социализма. Но не из-за социально-экономических или морально-этических преимуществ первых перед вторыми, или наоборот, о чём можно спорить бесконечно, а из соображений корыстных и глубоко личностных. На недостатках отечественного социализма и достоинствах советских людей, этим социализмом воспитанных, Борисыч с сотоварищами стал торить свою тропу к вершинам доморощенного капитализма. Не того, социального и демократического, которым гордится цивилизованный мир и который построен с учётом достоинств и недостатков советского социализма, а того, что все недостатки и пороки капитализма и социализма в себя комплексно реформами впитал.
     Уже в первые минуты реформ Осиновский-Вороновский понял: его вузовская специальность химика страной пока не востребована, химичить следует в других отраслях – в финансах, незатейливых процессах купи-продай, наконец, в приватизации. Но серьёзный успех в этих и аналогичных процессах возможен, если ты близок к власти, если ты корыстен, активен и беспощаден. Этого и прочего подобного при нём имелось немерено. Со всем этим багажом и ринулся Осиновский-Вороновский в стихию рыночных отношений родной страны. Которые при первом же близком соитии, в кое втолкнули рынок свахи реформ, породили недоносков и выкидышей, чьи отношения между собой и страной были адекватны сношениям в краснофонарном вертепе. Кто кого – не имеет значения... Главное, за сколько. Как – не важно... Лишь бы платил.
     Главный вывод, который сделал для себя Борисыч на рубеже смены социально-экономических эпох, это: цели ставить надо только корыстные, о других пусть думают другие; для достижения целей любые средства хороши; из средств помогают больше те, которые идут вразрез с общепринятым порядком, устоями, нравами, моралью; абсолютно безнравственные средства – самые действенные и скорые, из них самые скорые средства грабительские.
     В кругу своих единомышленников Павел Борисыч видел, с каким энтузиазмом вчерашние радетели об общественном благе ринулись в очевидно преступные процессы самообогащения за счёт того же общественного блага. Конечно, по укоренившейся партпривычке эти радетели загодя находили себе благие оправдания, а своим поступкам достойные предлоги, и, с учётом этого, искали пути превращения преднамеренных преступлений в благопристойные ошибки и даже успехи в построении виртуальной демократии и эфемерного либерализма. Осиновский-Вороновский присосался к власти, через неё к земельке и стал сосать из неё всё подряд, что там миллионы лет природой накапливалось, миллионами людей отыскивалось и обустраивалось, миллионы людей кормило, миллионами людей охранялось и человеческими жизнями от иноземных ворогов многократно оборонялось. А от своих не убереглось. Стал новоявленный олигарх сосать соки земли, конвертируя их в иноземную валюту и укрывая их в иноземных банках, скупая, не торгуясь, королевские замки, экзотические острова и не очень дружественные родине континенты. Не затратив на всё это ни копейки собственных денег, не одарив отечество ни единой творческой мыслью, ни разу не копнув родимую землю лопатой, чтобы сорняки унять да зерно полезное посеять, не бросив в неё ни грана удобрений полезных, не полив её в зной летний, не защитив её от свирепых ураганов в зимнюю стужу. Задарма стал поглощать олигарх соки земные отчизны, в качестве соски используя законы реформ и их творцов.
     Павел чертыхнулся, ужаснувшись назойливым мыслям. – Ох, как крепко ещё сидит во мне мировоззрение бывшего строителя коммунизма. Как от этих совковых мыслей-заповедей уберечься? Нет-нет, да и лезут они из потаённых извилин мозга бывшего комсорга. Мешают строить новое будущее. Жалостливость вызывают. Расслабляют. Что же думает обо мне народ, если даже мне приходят в голову мысли о справедливости? Со своей головой разберусь сам, – озабоченно мыслит олигарх, – а народу надо помочь! Нет думающего человека – и мыслей нет. Иначе, чем чёрт не шутит, – уже очень озабоченно размышляет новоиспечённый олигарх, – может народ реформы вспять развернуть, поняв, наконец, что это не реформы, а дорога в склеп. Развернуть реформы не ради возврата в советский социализм, туда народ уже не загонишь, а…
                * * *
     Прошли годы. Прожитые не напрасно. Можно считать, успешно. Цели достигнуты. Главное, народ сделал правильный для нас «Выбор», – делает жизненно важный для себя вывод Осиновский-Вороновский. И усмехается: – Понятно, этот «выбор» сделать им было трудно. Очень трудно. «Выбор» шёл не из среды людей, а меж как всегда опостылевшим прошлым и, как обычно, надеждами на светлое будущее. Но «выбрали», конечно, не без участия наших ксероксов, – Павлик рассмеялся, – нам полезное настоящее».
     С учётом новых обстоятельств, олигарх удалился в свой бункер подводить итоги дел «Де-Мон» и выстраивать планы совсем уж новых деяний. Напольные часы пробили мелодию полночи. Из-за бетонных стен бункера донёсся глухой грохот грозы. Ему вторил протяжный вой матёрого волка… Павел заёрзал на стуле. Что это значит? Прошёлся по бункеру, полюбовался картинной галереей, прошествовал вдоль стены своих персональных утех и плача чуждых ему народов, остановился у нового сейфа с зеркальной дверцей. Вгляделся в отражение глаз. Возникли мысли. Кто я? Откуда? Зачем? Усмехнувшись, направился к письменному столу. На нём, в лихой аритмии света и теней, искрится экран могучего компьютера. В его огромную память вмещено всё, чего Павел желал, чем владеет, на что надеется. Озабоченно наморщив лоб, скривив в усмешке губы, наметил для себя ряд ближайших задач. Критически пробежав глазами по пунктам плана, отметил его узость и уязвимость для публичной критики. Но Павлика это не остановило. Даже возможность публичной критики. «Вся главная критика теперь у меня в руках, точнее, в моих телевизионных кнопках, – хмыкнул он, сморщив нос. – На остальную критику я плевал, так же, как и на саму публику».
     Что же произошло в результате наших реформ? «Произошло многое, но что же самое главное, главное не в моей личной жизни, здесь всё ясно, а в жизни страны, что растила и лелеяла меня все мои годы?» «Главное, конечно, – делает вывод Павел Борисыч, – это новейшая власть. Власть многоголовая. Первая, она же главная и особо мускулистая голова – коррупция организованная. Не та, что правовыми нормами таковой обозначена в мире. А наша, внеправовая и безнормативная. Она голова всех голов, она власть над страной, над обществом. Она – власть богатейшая, жесточайшая, неограниченная, не претендующая на славу и легитимность, бессрочная и невыборная, потому, уверен, теперь бессмертная. Она – власть всем и всеми управляющая».
     Перечислив пятёрку основных голов, Осиновский-Вороновский запыхтел под грузом сложной иерархии власти. Усмехнувшись, задумался, которая из голов его вотчина. Отметил очевидное – правит в трёх первых, властвует над четвёртой, покоряет пятую.
     Ещё усмехнувшись, но уже сдержаннее, Павел Борисович вспомнил о народе, объекте его неустанных забот в незабвенном комсомольском прошлом. «Ну, что же тут думать, – сказал, как отрезал. – Народ, хе-хе, за что боролся, на то и напоролся». Олигарх отвёл глаза от компьютера, прислушался к жизни. Сквозь бетонные перекрытия бункера уловил шум усиливающейся грозы и ему вторивший вой волка... Павлик вздрогнул: «Хватит о реформах. Их забыть следует. Понятие это стало, как обух иваногрозненского топора и плеть опричнины, как штык вождя всех народов и кандалы его гулагов. Но за реформы эти кандально-топорные их авторам следует прижизненный памятник поставить. Заслуги их в деле роста моего благосостояния трудно переоценить». Миг спустя рачительный олигарх, всесторонне оценив значение реформаторов, поменял к ним свой стратегический подход. «От нынешних реформаторов пора дистанцироваться, вскоре они и вовсе начнут мешать. Памятник им ставить не буду. Пусть за свои личные ваучеры воздвигнут мавзолей коммунальный и поселятся в нём всей семейкою. Если мы, олигархи, их к иному не приговорим».
     Осиновский-Вороновский, игнорируя всё более усиливающийся шум ночной грозы и продолжающийся вой волка за стенами бункера, с головой ушёл в работу. «Система моих новых надежд, – строит планы на будущее Борисыч, – это прошлый, но по-новому шипованный обруч: власть – деньги – власть – деньги – власть – и так без конца, как у любого кольца... Власть первична. Деньги вторичны. В России без власти богатым не станешь. Так было всегда. Богатство, знатность, якобы талантливость и будто бы умелость в России – производные от власти. Любой власти – от жандарма-держиморды до самодержца Всея Руси, всех расцветок, от белого до красного, включая трёхцветные и даже многоцветные. Любой Руси – царской, советской, демократической. – Паша задумался и поправил последнее – постсоветской».
     «Каковы же источники и способы стяжанья моих новых богатств?» – вопрошает олигарх и, не теряя времени, мигом даёт ответ. – В общем и целом те же, что и прежде, но модернизированные, трансформированные и адаптированные в чуть изменившихся условиях. Например, дальнейшую нашу приватизацию недр и доходной госсобственности надо приукрасить дезинформацией и двусмысленными законами. Глупые ваучеры заменить на обдуманные торги и надуманные аукционы. Цены регулировать не их отпуском, а привязкой чиновников к взяткам. Приближённый и полезный криминал защитить неприкосновенностью законодательной и прочей власти. И так далее, и тому подобное, пытаясь удержать в уме всё подобное, мыслит Осиновский-Вороновский. Не удержав в уме множество подобного, стал в счёте заламывать пальцы. Сначала на руках, потом на ногах, а исчерпав счётные возможности своих членов, перешёл к электронному калькулятору. Тот вскорости тоже зашкалило. Плюнув на маломощную для него современную оргтехнику, олигарх стал группировать прежние и новые источники своих богатств и прежние и модернизированные способы их стяжательства в крупные блоки, поддающиеся арифметическому счёту: Клещом выгрызать прибыль от любой жизнедеятельности народа. Лисой, коршуном, ястребом рвать самые доходные куски от финансовых потоков страны. Пиявкой присосаться ко всем льготам и всем видам благотворительной деятельности. Червем, гадом земноводным выстраивать из денежных крох доверчивых россиян обманные пирамиды и ложные фонды.
     Павел Борисович задумался и, почувствовав, как интенсивно зачесались ладони, перевёл взгляд от компьютера к сейфу, куда начал складировать чеки ГКО. Чтобы унять зуд жаждущих рук, Павлик сочиняет новую акцию: надо поднять до небес цены на эти копеечные госбумажки, для народа оброчные, втихомолку продать их тому же государству в какую-нибудь тёмную ночь, а на рассвете объявить дефолт страны.
     Довольно усмехнувшись, олигарх продолжил перечень дружественных с арифметикой источников его стяжательства: Чёрным вороном кружить над фронтами кавказской войны, мародёрничать, скрывать теневые сделки под руинами разрушенных банков, городов и сёл, смывать кровью следы наших деяний с обеих сторон фронтов. Удавом смертельно обжать страну и безнаказанно выдавить как можно быстрее и как можно больше полезных соков из российской земли, всего добываемого и легко продаваемого и всякого другого, что ещё находится в недрах и не должно остаться там, когда нас отсюда выбросят…
     Паша обиженно заморгал, глядя на экран компьютера с диаграммами пока ещё значительных залежей полезных ископаемых страны, и возмущённо воскричал в бункерной тиши: «Я гражданин, я демократ, меня нельзя выбрасывать...». Когда возмущение стихло, до Павла Борисовича дошёл глубокий смысл обидевшей его мысли, и он вновь, но уже тише, воскликнул: «О, боги, будет счастье, если всего-то выбросят...».
      Осиновский-Вороновский в нетерпении заёрзал на прогретом электричеством стуле. Дал ход дальнейшим новаторским мыслям. – Отработавших ваятелей реформ, краплёных шоками, ваучерами, пирамидами, дефолтами и прочими едва демократическими и сверхлиберальными метками, пора убирать, срочно, с особо неугомонными не церемониться... На их место определять тех, у кого тот же дух, но изощрённей разум. Во власть будем двигать новых реформаторов, проверенных вероломством к тем, кому даны клятвы и обещания; безверием во всё, что для людей свято; неверностью к тем, кто в них верит. И, конечно, не замаранных в развале страны, гласной и глупой приватизацией и тому подобными реформами. На этих новых реформаторов нацепим маску скромности и бескорыстия, отрешённости от предшествующих реформ. Сморщим их лбы озабоченностью судьбами страны, сощурим их взгляды сочувствием и преданностью народу. Но служить нам этих новых заставим с большим рвением, чем прежних. С учётом уникального реформаторского опыта и неограниченных возможностей нашей семьи.
     «Не семьи, а клана, точнее, клона», – поправил олигарха бывший комсорг. «Проводы ваятелей реформ, – продолжил Осиновский-Вороновский, – будут, естественно, сложны и недёшевы, сопротивляться они будут с тем же остервенением, с каким на куски рвали большую страну, и с той же жестокостью, с какой разорвали в клочья крепкую экономику. Но мы их одолеем, несомненно, одолеем. Ибо знаем все их слабости и пороки. И, главное, высшая власть и, ещё одно главное, деньги страны – уже в наших руках».
     «А что же делать с самым главным ваятелем столь неоднозначных реформ?» – не удержался Паша-комсорг от давно висевшего в воздухе вопроса. – «Поменяем, – не задумываясь воскликнул олигарх Осиновский-Вороновский, – если понадобится, досрочно». – «А если заартачится?» – не отставал неугомонный комсорг… Олигарх так же, не задумываясь, как о давно решённом, изощрённо изобретая законы и судей, жёстко изрёк: «За, мягко говоря, небезупречный образ жизни и систематический обман электората, за трагические результаты многих особо драматичных для страны ночей и дней из более трёх тысяч суток самодержавного правления, осудили бы его истинные демократы и социально озабоченные либералы к …». Олигарх завертел вдруг занывшей шеей  и многозначно усмехнулся…
     Продолжая усмехаться и утверждая, что сей приговор приведён в исполнение должен вне зависимости от времени и пространства, Осиновский-Вороновский вернулся к мыслям о своей личной сохранности и новых путях-дорогах к высочайшей власти с её несметными богатствами и возможностями. И тут родилась ещё одна концепция совершенствования олигархической власти и роста его богатства. Концепция, впрочем, уже апробированная. «Мы возродим в стране хаос времён предордынского Ига! Извратим надежды людей! Подменим их ценности на наши желания! Нацелим на достижение наших целей! Светлое оскверним! Чёрное обелим! Серое, подлое, циничное и злачное за идеал счастья представим! Культуру подменим геноцидом нравов. Образование превратим в королевство пираний, в царство неучей и невежд, в империю клонирования нам угодных рабов. Гегемонию компартии и единовластие царей заменим самодержавием денег. Государство подчиним нашему рынку. И будем в нём торговать властью, жизнью и обществом. Оптом и в розницу. По ценам, нам угодным. В плановом порядке. Централизованно. За суперсовременную валюту оффшорную или дремучие ценности моральные. Выбор способа оплаты нам за их жизни копеечные оставим за ними, холопами. Пусть думают, чем платить – валютой, нами отмеренной, или их эфемерными ценностями общинными. Мы, конечно, не бросим их в этом выборе. Поможем найти оптимальные для нас решения. Создадим нормы и правила их муравейного общежития. Включим те механизмы, что подчинят нашему праву на их жизнь их крепостное право нам раболепствовать».
     Олигарх захлебнулся в приливе безумного красноречия и, тяжело вздохнув, признал, что подробности своей концепции не перечислить даже за век наступающий и что претворение её в жизнь потребует многих сил и средств. Мысль о средствах заставила олигарха тотчас подправить расходную часть своей концепции. «Пусть народ сам оплачивает своё, нужное нам, перевоспитание. Пусть за свой счёт обучается и совершенствуется. А мы ему поможем на этом образовательном пути. Напишем законы, указы, программки, учебнички, методички. Создадим армию пиарщиков, дивизии имиджмейкеров, полки политтехнологов и прочие органы нам полезных ведунов, колдунов и иных языческих жертвопотрошителей»…
     Довольный собой и своими концепциями переустройства мира, олигарх оглядел сейфы бункера. И, конечно же, излюбленную картину пожирания стаей мелких пираний одинокой и неповоротливой рыбы, большой, наделённой могучими плавниками и великим хвостом. Это видение напомнило что-то давнее и натолкнуло на новое методологическое решение. Открыл Борисыч новый файл и на компьютерной страничке начал чертить, по образу и подобию причинно-следственных номограмм его смертоносной войны с соратниками-конкурентами, модель базовой концепции создания и последовательной оптимизации олигархической власти. Модель вырисовалась в миг один, ибо была очевидной…
                * * *
     Прелат по-прежнему внимательно и беспристрастно фиксирует в анналах истории всё здесь и сейчас происходящее. И тут ему пришла уместная мысль сравнить деяния в кризисных условиях лидеров двух самых больших мировых держав.
     Американский президент Франклин Рузвельт с первых президентских шагов начал создавать законодательную базу системных забот о народе, у нас только для избранных, притом не системно, меркантильно и выборочно. Американский президент поощрил гуманное искусство и сотворил культуру высокой любви, у нас низменные инстинкты и принцип человек человеку волк. Американский президент, для проведения мозговых атак на депрессию,  похоть, глупость и тому подобное, собрал воедино умнейших людей страны, у нас сами видите кого, ради чего и не для мозговых атак, а для работы локтями. Американский президент жёстко пресёк вывоз из страны капиталов и драгоценностей, у нас им распахнули все двери, окна и форточки. Американский президент всех призвал к активности, у нас большинство вогнали в апатию. Американский президент создал множество дополнительных рабочих мест, у нас имеющиеся развалили. Американский президент проповедовал милосердие и правду, у нас насаждается безжалостность и ложь. Американский президент обуздал амбиции именитых олигархов, мозгами, кровью и потом нескольких поколений создавших с народом экономическую мощь и технический прогресс страны, у нас их породили из безвестности и бездарщины, ради корысти, за счёт страны, по принципу рука руку моет. Американский президент ограничил безудержную свободу рынка, у нас беспредел таковым назвали…
     Беспристрастный Прелат, не сдержавшись, возмутился: подобные сравнения можно продолжать ещё и ещё… История, понимая ход мыслей своего посла, задалась, как ей показалось, весьма актуальными вопросами. А что было в прошлом Руси и в ушедших веках России, по сути подобное тому, что произошло и происходит в ней в конце второго тысячелетия? И не следует ли вспомнить то значимое, что произошло с ней после?..
                * * *
     Природа России девяностых годов демонстрирует апокалипсис. Конец света не предвещается, но свет разума застлан тьмой мистики. Реформаторская мысль и житие реформируемых пульсируют этому в унисон. На фоне природных мутаций Люцифер становится Ренегатом, Ренегат – Люцифером... Реформы, не столь своей сутью, сколь практикой внедрения, рвут страну на враждующие части. Неравносильных возможностей, альтернативных надежд. Враждующих по разным мотивам. С разным остервенением, с разным оскалом. Враждующих с оружием разной убойной силы. Россия оккупирована новейшим вирусом кровавых нравов. Чумой вспыхнула война нечестивых миров. Цветом миры не разнились. Не было красных, отсутствовали белые. Были все они серые. Фронтом войны стала вся страна. Тылы отсутствовали. Все оказались на передовой. Гранатоподобные ваучеры, бомбы залоговых аукционов, мины дефолтов, ядра законов, шрапнель указов, болты и арматурные нарезки смертников, пули и заточки киллеров, атомные грибы коррупционных понятий, безработица и безденежье заполонили страну. «КримКоррумпБанды» всех иерархий и отраслей правят свой бал «реформ». Население взято в заложники. Право атрофировано. Нравы искорёжены. Демократия самодельная. Либерализм самопальный. Подобное случалось не раз. Но чтобы так – ..? России вкололи новую дозу хронического страха. За настоящее. За прошлое. За будущее. России провели новую инъекцию безразличия к ныне происходящему. Россия ответила на это новым всплеском терпимости и самоедства.
     Дальше всё двинулось по накатанному. Общества с абсолютно ограниченной ответственностью «КримКоррумпБанды» продолжили уничтожать окружающий мир и, конечно, друг друга. После этих многотрудных процессов, «КримКоррумпБанды» трансформировались в «КримКоррумп». Войдя в раж, новые общества с ещё более ограниченной ответственностью стали уничтожать на себя похожих, подобных тем, подобных этим. Выродившись в нового мутанта, стали уничтожать себя. Выборочно и адресно. Так, чтобы «КримКоррумп» преобразилось в «КоррумпКрим». Когда этакое смутантировалось, «КоррумпКрим» отмежевалось от «Крим» и через «Коррумп» стало «Легитимом»…
     На тротуарах-панелях, на радиальных и кольцевых дорогах, на полях окрест пали жители у ног непобедимых «легитимов». Пали обглоданные до костей. Кто-то терапевтически степенно. Кто-то хирургически скоренько, в шоковом темпе. Сначала глодали самые крупные хищники, затем просто крупные. Остатки догладывали хищники средние и мелкие. Завершали трапезу стервятники и шакалы. В общем и целом глоданье шло так, как не раз случалось в ныне текущую эру. С некоторыми модификациями, отражающими научно-технический прогресс и модерн политических технологий конца второго тысячелетия.
                * * *
     Проанализировав российские реформаторские процессы, демократичные компьютеры социальных  экономик сделали вывод. По России катятся валы летальной экономики. Жизнь торчит на мели застывшим Айсбергом. Блестит верхушкой респектабельных законов, темнеет подводной тенью огромной разрушительной силы. Верхушка не тает под холодным светом ночного Солнца. Тень ширится в лучах дневной Луны. До поры, когда Солнце вернётся в день, Луна возвратится в ночь, в подводной тени забурлит Гольфстрим – и Айсберг, подчиняясь животворным воздействиям, сорвётся с мели и сменит, накопив энергию, верхушку на глубь или глубь на верхушку…

                * * *
     Юбилей сельского учителя отметили достойно. Официальная часть прошла в школе, в спортивном зале. Затем празднество продолжили дома, во дворе, за нарядным столом, размещённым в яблоневом саду. Было много поздравлений, грамот, писем, телеграмм. Бывшие ученики и коллеги, кто смог, приехали, многие, разбросанные жизнью по стране и миру, прислали тёплые слова благодарности и сердечной любви.
     После праздничных тостов народ, как всегда за российским застольем, перешёл к обсуждению бередящих душу проблем. Кому на Руси жить хорошо, уже не выясняли. Это давно всему миру известно. Главное, что пытался народ уточнить: когда на Руси будет жизнь для всех хороша. И, конечно, куда и как двигаться России. Степенно обозначилась насущная тематика и тональность застольной беседы…
                * * *
     Как достигаются наши цели, те, что определены Конституцией, те, что декларируются руководством государства? – Эффективной экономики, социальной, с конкурентоспособным рынком, спустя десять лет, как президент обозначил начало либеральных реформ, нет. Имеется новая монополия – чья, вам известно, – в сравнении с бывшей государственной, к сожалению, ещё более неэффективная, к несчастью, разрушительная. Этому изумляется весь мир, это признаёт и наше новое руководство. Есть ли надежда на радикальное совершенствование этой экономики и существенное улучшение сложившейся ныне жизни людей? Сомневаюсь и в том и другом. Почему? Причин много. Назвать все не сможем, даже при условии, что за столом нашим сидеть будем неделями. Назову, как мне кажется, одну из важнейших. Она представлена в нашей Конституции. По ней, «право частной собственности охраняется законом». Это хорошо? Несомненно! Но при определённых условиях. Таких, которые учтены во всех конституциях цивилизованных стран мира, но в нашей отсутствуют. Таких, которые раскрывают природу частной собственности, прежде всего «государствоформирующей»,  а также историю её обретения и степень использования во благо страны, а не только собственника. Приведу примеры из конституций только тех стран, с которыми мы, и я в том числе, воевали в Великой Отечественной. В которой, ради свободы и во имя справедливых конституций, отдали свои жизни свыше тридцати миллионов человек… Цитирую по памяти. –  Конституция Германии: «Собственность обязывает. Её использование должно одновременно служить общему благу». Конституция Японии: «Право собственности определяется законом, с тем, чтобы оно не противоречило общественному благу». Конституция Италии: «Частная собственность признаётся и гарантируется законом, который определяет способы её приобретения и пользования, а также её пределы с целью обеспечения её социальной функции и доступности для всех». Нужны ли комментарии? Думаю, не нужны …
                * * *
     Нынешнее положение дел исправить сложно, сложнее, чем было реформировать советскую экономику. Приватизация девяностых годов вкупе со всеми сопряжёнными с ней реформаторскими процедурами, нанесла стране экономический ущерб больший, чем все войны исторической, в том числе, советской России. Это не эмоции. Это результат экономико-математического анализа, выполненного с использованием апробированных цивилизованным миром системных и точнейших аналитических методов, компьютерных технологий и, конечно, достоверной и достаточной экономической, демографической и иной информации о жизнедеятельности прошлой и сегодняшней страны. Но и этот негативнейший результат является каплей в море трагедий сегодняшней и, что ещё хуже, будущей России. Ибо под эту приватизацию и, главное, ради сохранения и приумножения её результатов, подогнана вся законодательная база жизни народа и организационная структура правления страной. С каждым годом, с каждым пятилетием и, тем более, десятилетием трагические последствия этого будут возрастать. Убедиться в этом прогнозе вы сможете уже в ближайшее время. Если не произойдут существенные изменения. А они должны произойти. Чем раньше, тем будут относительно проще в исполнении, менее болезненные для народа и менее затратные для бюджета страны. Если запоздать, всё станет намного сложнее, болезненнее и затратнее. Может наступить время, когда потребуются столь радикальные изменения, которые по сути станут революционными. Это мы уже проходили. Мы это уже освоили. Это становится цикличным. И этого допустить нельзя.
                * * *
     Разрядил обстановку спокойный голос Александра Смелова. – Россия, как любое государство, сложнейшая социально-экономическая система. Наша, так сложилось, ещё и труднореформируемая. По разным причинам. Не место и не время сейчас об этом говорить. Но хочу отметить, что люди, которые за реформы в нашей стране брались и берутся, достойны уважения. За тысячу лет таких людей на Руси было немало. Но результаты реформ прямо пропорциональны степени ответственности реформаторов перед страной. Самые ответственные из них достигали больших результатов меньшей ценой.
     Смена плановой экономики на рынок, было бы правильнее – их оптимальная интеграция, могла стать максимально продуманным, гуманным, точно по времени рассчитанным промежуточным эпизодом в развитии страны. У нас вышло не так. Эпизод смены экономик превратился в сходку. Нескончаемую. Кого – понятно. Отсюда, вместо развития, регресс. Рынка свободного нет, конкуренции нет, но есть новейшая жёсткая плановая система. По-прежнему централизованная. По-новому коррупционная. Из того, что сотворили, получилась пирамида с основанием из политического, организационного и экономического хаоса, обнищания десятков миллионов людей, с массовым недоверием к власти и инертностью отрицающего её народа. А верхушка пирамиды – чрево самонадеянности, самодовольства и стяжательства, блеск роскоши и самовосхваления, чернь себялюбия и непристойностей, серость неполноценностей и сумасбродства, жало смуты, срама и насилия.
     Что же делать с этой пирамидальной конструкцией? Опять крушить? Вновь перестраивать? Ломать альтернативными реформами? Известно, что такие пирамиды сами рушатся, как не раз бывало с аморальной, алчной властью в давней и не очень далёкой истории человечества. Думаю, в наше время пирамида может сама реконструироваться. Ни встряски социальные, ни землетрясения революционные пока, надеюсь, не обязательны. Нужен, опять же надеюсь, пытливый и грозный взгляд народа на создателей пирамиды, нужны наша политическая воля и гражданская настойчивость. Если высшая власть страны, и президент в первую очередь, не примут в этом направлении своевременных и необходимых мер, это будет означать, что они в контурах той верхушки.
                * * *
     Я, как вам хорошо известно, был и остаюсь приверженцем социалистической идеи. Всю жизнь ей служил. И что в результате? По сути сложившегося в стране порядка, я и миллионы моих ровесников стали заложниками неосуществлённой надежды на прекрасное, а моя и моего поколения жизнь во имя её использована конъюнктурщиками. Мы строили и восславляли социализм, а этим кормилась властная элита. Так и сейчас, после реформ. Народ наш, глядя, как работают, как живут люди в других странах, был бы рад их общественному строю, капитализмом, повторяю, по привычке называемому, и не прочь его в России построить. Но не тут-то было... Народу позволяют желать капитализм, как новое светлое будущее, но реально строить его не дают. Потому как, построив капитализм в том виде, каков он, например, в Европе, Австралии, Канаде или США, народ станет свободным и богатым. А это нынешней власти, как нож в горло. Свободный, тем паче богатый народ станет ей преградой для обгладывания страны. И ещё! Народ всегда ищет справедливость. Свободный народ – настойчивее и результативнее. Этого власть, та, что неправедно делёж народного достояния учинила и указы в основном в свою пользу издаёт, боится пуще всего. Ибо поиск справедливости откроет истину, а она в силу своей сути сотворит суд. Тот, что естественен только в истинно демократических странах, где судят честно и невзирая на лица и должности. Потому-то и кричат ныне глашатаи новых господ, что результаты приватизации крупного бизнеса пересматривать, дескать, нельзя. Мол, это будет удар по стабильности в стране и по имиджу государства в мировом сообществе.
     Неправда, господа, справедливость никогда не бывала ударом по чести вообще и по спокойствию и положительному имиджу, в частности. Тем более что в нынешнем мире все очень зрячие и видят нас и вас насквозь. Так что пересматривать итоги той абсолютно несправедливой, безнравственной, враждебной стране приватизации крупного, именно крупного, вернее, крупнейшего общенационального достояния страны, следует обязательно и безотлагательно. Это, я согласен с вами, коллеги, родные и друзья, и должно быть одним из важнейших шагов страны в будущее. Инструментов у государства для этого множество. И поддержка народа гарантирована. Я бы уточнил, искренняя и действенная поддержка государства народом только при этом и гарантирована.
     Это будет, прежде всего, шаг нравственный, направленный на возвращение попранных прав народа. Реальная попытка подобного была в нашей истории всего-то однажды. При Александре Николаевиче Романове. И затем уже – шаги экономические, антикоррупционные и прочие. Первый шаг, на мой взгляд, несравненно важнее последующих. Поскольку, без нравственного очищения народа и власти, России вперёд не прорваться. Что я хочу добавить к сказанному? Эффективно для страны и некоррупционно для управления державой, государствоформирующий бизнес, нечестно и за бесценок доставшийся случайным людям, работать не может по определению и не будет работать ни при каких условиях. И перспектив при жизни хозяев-халявщиков и их наследников не имеет и не может иметь. По объективным, всем понятным, причинам. О них сказано уже много и, я думаю, исчерпывающе…
                * * *
     Дедушка, – обратилась к учителю Надежда Смелова, – что же Россию ждёт, если это не капитализм, который, как вы полагаете, не будет у нас построен так же, как не был построен социализм?
     Начну не с ответа на твой, Надежда, вопрос, а, возможно, для вас всех неожиданного встречного вопроса, моего вопроса: социализм ли мы строили? Мы построили одну из мощнейших в мире материально-техническую базу хорошей жизни. Мы подняли образование, науку, машиностроение до высот космоса. Мы сформировали могучие Вооружённые силы. Мы создали многоотраслевую организационно-техническую базу сельского хозяйства. Мы сформировали одну из надёжнейших систем социального обеспечения человека. Мы ещё многое другое полезное сделали. Но всё это в сумме не стало социализмом. Почему? Об этом уже очень много сказано. Не буду повторяться. Одно скажу, партия, в которой я имел честь состоять и честно ей служил, оказалась не партией строителей социализма. К величайшему сожалению. Мне с этим трудно согласиться, мне больно об этом говорить на старости лет, но правду надо признать. Многое, неоспоримо полезное и долгожданно желанное, смогли осуществить настоящие коммунисты вместе с народом. За краткий исторический срок. Но для необходимого нам не хватило главного – нравственности в управлении народом и страной. Марксизм-ленинизм, при всей своей многогранности, думаю, в этом не дотянул. Целями его и задачами было завоевание и удержание власти для построения новых, без эксплуатации, равноправных социально-экономических отношений людей. Великие цели, гуманнейшие задачи. Но эти цели и задачи без духовности, как я теперь уверился, недостижимы, неразрешимы.
     Глядя поверх крон деревьев в сторону восстанавливаемой церковной колокольни, учитель продолжил: – И всё же, дети мои, вам надо Россию вести именно в нашем фарватере, как мой сын-моряк путь наш и ваш обозначил. Мы расчистили вам дорогу. Своей жизнью, своими ошибками и своими успехами, обозначив подводные камни, которые надо обойти, животворные течения, которыми следует воспользоваться. Вам не надо ничего ломать. Вам надо много строить. Строить Российское государство высоконравственных людей, настойчивых в достижении целей страны, семьи, своих личных. Строить Россию – страну благополучия для общества в целом и для каждого человека в отдельности. И не в далёком будущем, а как можно раньше, завтра, сейчас. Россию надо строить ту, которую в мире по-настоящему достойно оценят, за которой пойдут в новые века. Как вы назовёте построенное вами, не столь уж важно. Назовите красиво. Не надо избитых «измов», ищите певучие сочетания. Есть высокие и красивые слова – Россия, Вера, Надежда, Любовь. И всегда помните, Русь единственная в мире страна, народным сознаньем святой наречённая… Святая Русь – это не только имя, это суть… Пока не раскрытая, не осуществлённая… Почему бы не сотворить вам Россию с идеологией Райсии… С учётом нашего опыта, с учётом опыта наших великих предков, с Божьего благословения. Несомненно, понадобится время, пока на основах мировой демократии истинно отечественная, а не привозная с доморощенными латками демократия у нас сформируется. Она и станет, надеюсь, основой форм жизни наших потомков. Демократия, с её лучшим многовековым, выстраданным опытом, а не подогнанный к культам всяких личностей социализм и пореформенный демонократизм. Уточняю сказанное, перефразируя Ленина, – Россия, это отечественная демократия, гуманная и державная по целям, соборная и сострадательная по принципам, выпестованная на вере, мудрости и любви, интегрированная с высочайшими в мире науками, искусствами и технологиями, предназначенными служению всей нации и всему миру.
                * * *
     Адмирал очень внимательно слушал станичников и горожан и радовался их непоказной любви к родине, уважению к своему народу, их искреннему желанию выбраться из хаоса, куда в очередной раз попала страна. Адмирал, памятуя нескончаемые, ожесточённые протесты людей западных и восточных стран, удивлялся незлобивости наших людей, желанию мирно поправить государственные ошибки. Здесь, в глубинке страны, цинично ограбленной на глазах всего света, обычные крестьяне, рабочие, учителя, экономисты, инженеры, тоже, соответственно, ограбленные, не замыкаются на своих личных бедах, а обсуждают, куда и как двигаться отчизне. Действительно, умом Россию не понять...
     – Я плохо знаю сегодняшнюю гражданскую жизнь страны, – продолжил адмирал вслух, поняв, что отец ждёт его слова, – вижу её только у кроваток внуков, когда домой попадаю. Всё остальное моё время от корабля к кораблю. Пытаюсь не дать ржавчине их разъесть и, главное, стараюсь оградить разум и души моряков от коррозии нынешних перемен. Тренируемся. Ученья проводим, корабельные машины не запуская. Имитируем всё, что возможно, дабы научить молодых матросов родину защищать. По поводу того, куда России двигаться, скажу убеждённо, только в фарватере нашей великой истории. А это нам будет под силу тогда, когда мы отечественный флот и армию возродим. Без армии и флота, Россия не Россия. Без них Россия не плыть, а ползать будет. Моряки это знают. Убеждён, что это и наши власти будущие поймут, так же, как понимали это все власти Руси и России до ныне существующей.
     Адмирал замолчал, оправил неловко сидевшую на нём гражданскую сорочку, двинул по столу нож, и за ним вилку, как, наверно, двигал по океанам мира корабли своей эскадры. – Многое необходимо сказать о судьбе нынешнего флота и армии, – продолжил моряк, – но это не для застольной беседы. – Однако тут же выплеснул наболевшее. – Огульную клевету на армию необходимо прекратить. Критика благо. Клевета – позор. Тем паче, что армия не самостийна, она подчинена политикам. И ещё. Преступно пятнать память ветеранов Великой Отечественной. Они победители. Им виднее, что было зло, в чём было добро. Им сподручней счистить ложь с правды. Сталин тиран. Это так. За грехи прощенья ему нет. Ни на земле, ни, надеюсь, на небе. Но в войне, со временем, он стал символом победы. В этом нуждалась армия. В это уверовал наш народ. Это признавали народы планеты. В этом не сомневались руководители воюющих государств, всех, по обе стороны всех линий фронтов. Это тоже правда…
     Застолье молчало. Необычно долго… – Спасибо, сынок. За верность памяти ветеранов. Мне она, как жизнь, дорога. Память о времени войны, память о советском времени, – прозвучал тихий голос юбиляра.
     Поклонившись отцу и его гостям, доставая из кармана матросский портсигар, адмирал пошёл в глубь яблоневого сада, из плодовых косточек взращённого им с братом в далёкие школьные годы.
     Кстати, а как нынешняя флотская молодёжь? Готова защищать страну? – обратилась Татьяна Алексеевна к Дмитрию Смелову. – С волком ты, Митя, справился голыми руками, защитил станицу от хищного зверя, спасибо за это от всех станичников, а как с потенциальными врагами государства?
     Присутствующие с интересом повернулись к Дмитрию. Капитан-лейтенант попытался встать по воинской привычке, но его тотчас усадили соседи по столу. Слегка смущённый общим вниманием, морской артиллерист кратко изложил своё видение обороноспособности страны. – Флотская молодёжь, я уверен, защищать страну готова. Для того мы делаем всё, о чём говорил Николай Андреевич. Конечно, по уставу, но, к сожалению, только имитируя учебные действия и неоправданно экономя на топливе, снарядах, на обмундировании и даже протирочной ветоши. Результат, конечно, меньший, чем необходимый, но всё же есть. Товарищ адмирал знает это лучше нас, молодых офицеров. Но кое-что нам, младшим офицерам, известно, пожалуй, подробнее. Мы в постоянном общении с матросами и старшинами, живём с ними одной жизнью. А жизнь большинства матросов до призыва во флот, да и солдат в армию, судя по их настроениям, не проста, у их родителей и того тяжелее. Флот-то и Армия ныне действительно рабоче-крестьянские. Вот порой они такое сказанут, что о патриотизме с ними говорить сложнее, чем о теории полёта ракеты. Родину мы готовы защищать, как и наши предки, говорит молодёжь, но прежде её надо освободить от тех, кто наших родных и нас обманул, оболгал, в нищету вогнал, кто оккупировал и землю русскую, и её природу…


                * * *
     Чтобы возродить армию и флот, надо многое переменить в гражданской жизни России, – заговорил Алексей Громов. – Без денег ни корабль, ни самолёт, ни тем паче ракету по их назначению не используешь. А деньжата, тю-тю, улетели из страны коршуном да уплыли стаями пираний. И продолжают лететь и плыть со скоростью ракеты. И будут лететь и плыть, покуда власти угодна идея, озвученная её беспримерно учёным представителем: мол, деньги идут туда, куда им выгодно идти.
     Вот так-то! Люди уже ни при чём. Они в этой идее даже не винтики, а что-то вроде амёбы.
     Что я хочу пожелать россиянам? Объединяться, как исстари повелось во всякую тяжёлую и опасную годину. И во власть над собой призвать не самодержавных, дальше собственного носа не видящих властолюбцев, не алчных реформаторов, не криминальный бизнес, не коррумпированное чиновничество, а людей, подобных профессору Людвигу Эрхарду, которого сегодня не раз добром вспоминали, Сергею Витте, Петру Столыпину, президенту Франклину Рузвельту, правителям с мышлением Александра Николаевича Романова и другим отечественным и чужеземным умнейшим и, что в наше время особо важно, честнейшим людям. Во власть надо делегировать известных талантами учёных. У нас одно из лучших в мире научных сообществ. Но его представителей во власти раз-два и обчёлся. Отсутствие мудрых учёных в руководстве страны трагическая для России ошибка. Если физик способен раскрыть тайны мироздания и энергию атома, если химик способен открыть новый элемент нас окружающей природы и синтезировать или расщепить полезные миру вещи, если математик способен описать модель отношений времени и пространства и сотворить алгоритм оптимизации всего того, что составляет жизнь, если философ, инженер, экономист, филолог, социолог, юрист способны раскрыть законы развития общества, спроектировать кинематику движения сложнейших механизмов, спрогнозировать и организовать динамику производственных, коммерческих, социальных и правовых процессов, то эти люди вполне и, пожалуй, лучше многих из тех, кои ныне мнят себя незаменимыми политиками, смогут организовать совершенную жизнь народа и ею оптимально управлять. Всех профессий, полезных во власти, не перечислишь. И не надо. В нашем пока стосорокамиллионном народе найдётся достаточно новых людей, подобных тем, которых я назвал в качестве примера, чтобы сменить управленцев, с властью, мягко говоря, не справившихся. Как сменить? Конечно, демократично. Конечно, выборами. Но выборами без опостылевшей лжи, подкупов, рэкета, пиара, грязных технологий. В общем, мы не должны уподобиться тем, кто нами абсурдно управлял годами.
     Известны успешные примеры реформирования жизни в странах Запада и Востока. Там что, более способный народ? Нет, там более честная, умелая и ответственная власть! Почему так? Потому, что там народ – активный и предусмотрительный участник управления. Потому, что там народ – объективный и требовательный прокурор. Мы же, как ни стыдно это признать, всё ещё почти безучастны, мы всё ещё инертно ждём государевой подачки. Наши далёкие предки из девятого столетия были более активны и весьма заботливее нас о будущем своих потомков. Пожалуй, актуален и сегодня, спустя одиннадцать веков, их призыв во власть людей, не повязанных тогдашними олигархами и коррупцией, людей, способных пресечь смертоносные междоусобицы: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Придите княжить и володеть нами».
     Как избежать дальнейших ошибок? Одним из первых действий реально демократической власти должно быть возрождение и подъём на новый виток народного образования. Тот хаос, что случился в стране, в значительной степени развалил среднее профессиональное и изуродовал высшее образование, одно из лучших в цивилизованном мире. Университеты и институты выживают благодаря истовым стараниям ректоратов и профессорско-преподавательского состава среднего и старшего возраста. Народ идёт в аспирантуру не с тем желанием, как раньше, среди «жаждущих», к сожалению, немало конъюнктурщиков, приверженцев компиляций и плагиата.
     В нынешней России необходимо искоренить высокомерное отношение власти к науке. Мы часто видим, как несмышлёныш, неисповедимо как попавший на высокий государственный пост, чванливо беседует с маститым учёным, снисходительно внимает его полезным для страны рекомендациям, но поступает в делах государственных по своему серенькому разумению или в угоду своему корыстному лобби. Акценты на власть и науку в жизни страны следует поменять местами. Наука в современном мире – первична. Власть следует её рекомендациям. Не власть определяет проценты бюджета на развитие науки, а наука скрупулёзно рассчитывает, сколько и какие ей нужны средства для своего развития, чтобы успешно развивалась страна, повышалась эффективность власти. В России всё с точностью до наоборот. Каковы результаты? Все негативы российских реформ, уверен, в недостаточном профессионализме их главных идеологов, организаторов и исполнителей. Как минимум. О чёрных надеждах и корыстных помыслах некоторых из этих людей мы уже говорили…
     Это верно, – подтвердил внимавший Алексею Громову учитель. – О нечестивых действиях этих людей мы сегодня говорили чаще, чем следовало бы за праздничным столом. Я с самого начала предостерегал от этого. Но предостережения оказались напрасны. Видно, у всех так наболело, что молчать нет силы. Но, согласитесь, беседа наша не стала брюзжаньем, пустой болтовнёй, абстрактным прожектёрством. Тем паче что многие высказанные за столом идеи давно и с пользой внедрены в практику нашей жизни в станице, школе, совхозе, в производственной корпорации, у наших друзей и соседей. Этот большой разговор стал очередным просветительством, попыткой разобраться в сложившихся условиях ради созидания новой жизни. Это было наше народное Вече. Малое. Репетиция долгожданного Большого. Нам не сравниться силой слова с такими великими предками, как духовный пастырь Александра Невского митрополит Кирилл, преподобный Сергий Радонежский, как Андрей Рублёв, вечно кающийся искатель правды, творец святой красоты, как митрополит Филипп, мужественней всех в российской истории вставший на защиту народа от нечестивой власти, ценой собственной жизни отказавшийся благословить демона в иваногрозненском обличье. Как другие великие и рядовые русичи. Но в чём-то мы вторили им, они в своё время со слова начинали…
                * * *
     Что делать? Перво-наперво, как я думаю, стране необходимы нравственно чистые, активные и понятные людям партии. Партии, воодушевлённые лучшим опытом страны и мира, нацеленные на его преумножение. Как выглядят нынешние партии? Чем заняты? Каковы их цели? – Пётр Милованов усмехнулся и кратко, но ёмко, обрисовал существующий спектр партий…
     Юбилейный стол притих, даже детское щебетанье прекратилось…
     Пёструю картинку ты, сынок, нарисовал. Аж в глазах зарябило, и, того хуже, душа заскорбела, – задумчиво и очень тихо, так что отчётливо слышно было трепетание листвы в саду, проговорил учитель. – Я бы посоветовал тебе и нам всем, такие партии народу предложить, взамен шоковых, бесцветных и безликих, в которые все честные, умные и любящие Россию люди вошли бы без оглядки на прежнюю партийность и, тем паче, беспартийность. Вошли бы, как в воды древнего Днепра наши, истинно верующие предки, окрещаясь, входили. Вошли бы, чтобы родину защитить, народ от духовного позора и нищеты оградить, соборно выбрать путь для страны правильный и двинуться по нему непреклонно. Сжав зубы, напрягши мускулы, задействуя все ресурсы мозга и всю силу души. И трудиться, трудиться, трудиться. Чтобы жизнь в России, наконец, стала той, на которую народ веками надеется. И не по щучьему велению, а по нашему соборному хотению. Только неистовый соборный труд сохранит Россию, выведет её из той пропасти, в которую мы сейчас попали, излечит от реформаторских судорог падучей болезни и поведёт туда, куда следует идти…
     Вернёмся к партиям людей, любящих Россию, – воскликнул кто-то из гостей. – Те из них будут истинно любящими, которые не свершат того или подобного тому, отчего народ инертно глядел недавно, как разваливали и разворовывали его многовековую державу. Те партии будут реально любящими Россию, которые назовут себя партиями власти только тогда, когда преобладающее большинство народа будет жить счастливо и в достатке, традиционном для цивилизованного мира, со временем и лучше, остальные будут на полшага к этому и лишь несколько десятков людей останутся нищими. По собственной инициативе. Как наглядный пример, чего не должно быть в России.
     За юбилейным столом вновь приумолкли, приутихли. Будто вглядывались в свои души, вслушивались в перестук сердец. Будто каждый решал: достоин ли быть в тех партиях, что любят свою страну. Любить, если любить по-настоящему, очень непросто. И очень ответственно. Это не то, что изо дня в день повторять до пены у рта себе и другим: люблю, люблю. Такое для стрекоз-однолеток больше подходит. Человеку, чтобы освоить науку любви к своей родине, любить её надо ещё от прапрадеда. Как минимум. Или, иначе, прикипеть надо душой, сердцем и разумом к стране в жизнь одну, даже в небольшие годы. Но так прикипеть к духу и культуре страны, к слогу российскому, к её нотам, к скрипам вечных сомнений, к частым воплям горести, к всплескам несравненного счастья, что оторваться от неё невозможно будет и в смерти…
                * * *
     Когда солнце было уже на четверть от закатных чертогов, застолье несколько угомонилось. Неспокойной оставалась многодетная Дуняша. – И куда же России двигаться? – не унималась крестьянка. – И как? То ли скоком ускоренным, коим мы собирались в перестройку кинуться? То ли ползком ползти в фарватере сильных стран? Или ещё как-то иначе? Кто ответит? Может, ты, – повернулась она к Александру Дмитриевичу, – своё слово скажешь? Попробуй, Саша, ты ведь лучшими в Российске производствами командуешь. И сейчас, и раньше в двух разных властях со своей работой справлялся и справляешься.
     Народ улыбнулся просьбе станичницы и со вниманием приготовился слушать Александра. Его все отлично знали, уважали и любили.
     Александр Дмитриевич несколько смутился, прищурился, будто вглядывался в многовековую глубь жизни страны, поводил плечами, словно сбрасывал некоторые сомнения, и, как раньше с отцом, потомственным воеводой, советским полковником, стал делиться со своими родными и друзьями сокровенными мыслями.
     Всех нас занимает вопрос, куда двигаться России? И как? Очень трудно одному человеку назвать не то что траекторию, форму и скорость, но даже направление движения. Давайте поищем их вместе. Соборно, к чему наш юбиляр призывает. И, ещё, методом исключения. Естественно, учитывая всё то, что мы здесь за юбилейным столом обсуждали и о чем народ повсеместно говорит.
     Как большинству из нас видится, мы не должны двигаться, во-первых, туда, куда проваливаемся уже почти десять годков, очень долгожданных, но по сути ставших позорными. Во-вторых, не туда, куда толкали нас семьдесят с лишком героических и трагических лет. В-третьих, не так, как в долгие века и лета царско-партийного самодержавия и короткие пока года поспешно вороватого демонократического реформирования.
     Что остаётся? Ничего? Как бы не так! В остатке столь много, сколько нет, пожалуй, у самых удачливых стран мира. В остатке – громадный опыт россиян, проживших за тысячу лет самую трудную в мире историю. В остатке – созидательный ум, честь правдоискателей, природная совестливость, извечная способность подняться, мобилизоваться, выстоять, победить… В остатке – выстраданная вера, добытая в бытии мудрость и нерастраченная любовь… Во всём этом – мощь и сбыточность светлых надежд. Наших с вами вечных надежд.
     Смелов приумолк, вслушиваясь. И огласил слова, от часовни пришедшие: – При сбывшихся в трудах, моленьях и борьбе ваших, люди, светлых надеждах станет на Руси для всех жизнь хороша…
     В саду юбиляра тихо. Люди молчали, соглашаясь с мыслями Смелова, ждали их продолжения. Александр продолжил. – Лично мне близка либеральная идея, коренной сутью которой является свобода, её базовыми принципами изначально были доверие, толерантность, ответственность. С нею я жил, пожалуй, всю свою взрослую жизнь. Не сознавая этого, сомневаясь в ней и убеждённо на неё полагаясь. Но эта идея не та, что варварски внедрена в практику нынешней власти. Конечно же, не всей власти, а той её части, что овладела, при нашей неосмотрительной поддержке, реальными рычагами правления. Для неё свобода превратилась в порочную вседозволенность, доверительность в кулуарную корысть, толерантность в лукавое попустительство, обязательность в губительную для страны безответственность.
     Либерализм, в моём понимании, это верой и нравственностью народа огранённая свобода самовыражения человека в его личной жизни, в работе, в общественной деятельности. Это свобода человека в рамках таких законов, по которым он в государстве первичен, а государство при этом – надёжная система демократического управления, справедливо обеспечивающая и защищающая достоинство, благополучие и безопасность каждого. Эта система станет таковой тогда, когда создаст однозначно трактуемые, нравственно чистые, социально справедливые, экономически равноправные, желанные для исполнения законы общества. По таким законам условия жизнедеятельности каждого человека должны быть равными. Безусловно, успехов разные люди достигнут разных. И это естественно. Но по тем же законам должны быть поддержаны менее успешные или вовсе неуспешные члены общества, оступившиеся – поправлены, преступившие – наказаны. Тогда, пожалуй, общество станет реально гражданским, гармоничным и гуманным, таким, о котором мы мечтаем. В котором каждый гражданин мог бы сказать – я хозяин страны, я её подданный...
      – Спасибо, Александр Дмитриевич, – воскликнул учитель, обобщая краткие, но ёмкие отклики своих гостей на суждения Смелова, – ты предложил такую совокупность лучшего из известного, которая порождает новое. Новое мировоззрение – любомудрое, дееспособное, ясное. Это интегральное новое предопределяет, как я думаю, не столько сумму полезных стране свойств жизни и даже не их произведение, а большее – многократное и качественно обогащённое превышение эффекта комплексного и единовременного воздействия на нашу жизнь всех составляющих твоих предложений в сравнении с эффектом каждого из этих составляющих, действующих самостоятельно и разрозненно. То есть предопределяет синергию единения лучших для народа свойств известных нам форм жизни и конструкций управления страной. Синергию единения империи мудрой свободы с царством деловой и королевством общественной активности, в которых властвовать будут верой и надеждами освящённые духовная нравственность и взаимная любовь. В созидании таких единений и заключается, я думаю, одна из насущных целей сегодня живущих людей и наших будущих поколений. Это и будет конвергенцией – сближением, адаптацией друг к другу лучшего и необходимого из прошлого и настоящего, что породит новое, желанное будущее. В котором сформируются новые процессы конвергенции, порождающие следующее, желанное новым поколениям, будущее. И так бесконечно. О чём мечтали гуманисты прошлых веков, ушедшего столетия, вы, мои дорогие гости, и, уверен, многие, очень многие, пожалуй, все, кто обожает свою семью и родину, увлечён своей работой, умеет достигать своих целей, уважает человеческое достоинство, обладает даром верить, надеяться и любить. Убеждён, это и станет для России движением к жизни, надёжно защищённой от зла, и путеводной звездой к идеологиям добра.
     Тень от ветвей в саду стала слабеть. Солнце опускалось на отдых. Учитель, поклонившись гостям, вышел из-за стола: – Предлагаю моим друзьям-товарищам, кто постарше, на нашу реку геройскую съездить, мысли свои сверить с родной природой. А молодые пусть ещё за столом посидят, тосты поднимут, о юном поспорят, о зрелом поразмышляют. У них впереди нелёгкий, но непременно желанный и созидательный путь. Как в своё время у нас. А мы, ветераны, освежившись у древней русской реки, вернёмся и подкорректируем молодые помыслы. Если это понадобится…
                * * *
      Календарь отсчитывает первые мгновения третьего тысячелетия. Над планетой салютует  юбилейный миллениум. Россия впервые отмечает свою полную тысячу календарных  лет. Президентское десятилетие, генсековские три четверти века, царские века, ордынское безвременье, великокняжеские столетья, наслаиваясь друг на друга спиралевидными кольцами, сформировали контур жизни российских тысячи с гаком лет. Пора, наконец, пристально взглянуть на каждую десятилетнюю спиральку, на спирали веков, на то, куда вознесла Россию её тысячелетняя спираль. Что делала власть в каждой спирали? Что в неё вместила? Что этим преследовала? К чему стремилась? На что надеялась? Чего достигла? Как достижения власти сказались на судьбе России, на карте страны, на жизни народа?
     Народ, улыбнувшись блестяще содеянному, гикнув по иному поводу, воскликнул здраво: «Пора собрать Большое Вече. Пора спросить, у себя, у мудрейших людей отечества и мира земного, у властей страны – как прожили мы века эти, каковы их итоги, как дальше жить?»

     Участники форума, от основателя Руси князя  Рюрика, крестителя Владимира и древнейших народных мудрецов до народных мудрецов двадцатого века и руководителей Советского Союза включительно, без единодушия, но каждый по-своему вдумчиво и  весьма заинтересованно, собрались вокруг извечной российской часовни. От большинства из них исходят благие помыслы: Русь – была и останется колыбелью России, единственной в мире страной, народным сознаньем святой наречённой. Россия, каковой бы ни была, – есть и будет несравненной отчизной всех в ней живших, живущих и будущих поколений россиян. Советский Союз мы ценили, и будем ценить, как взбалмошную юность помолодевшей Руси, за могучую зрелость повзрослевшей России. Ценили и ценим, как тысячелетнюю родину, как многовековую державу, как неосуществлённый проект вечной мечты. За идеи светлого будущего, заложенные в его основание, встроенные в его фундамент, кои и сейчас надёжны, готовы к адаптации  к условиям наступившего века, прочны и могучи для строительства, желанного народу, будущего…   

     А в сторонке, пока, и пока одиноко стоят постсоветские руководители. Кто с фужером в руках, кто в стойке борца, кто в надежде. Наверное, всматриваются в поступки предшественников, вникают в смысл пройденного страной пути. – Чей опыт использовать, чей отвергнуть?.. Как действовать, с кем?.. С чего начинать, чем завершить… Что делать последующим?.. Русь, дай ответ… Не даёт ответа…

     Участники Вече, те, что заботились о будущем России и в прошлом и ныне пекутся, поручили послу Истории напомнить сегодняшним и будущим руководителям страны некоторые черты правления в исторической России.

     Прелат мгновенно, со всей своей беспристрастностью, опираясь, конечно, на общепризнанное мнение большинства народа, огласил самую краткую за тысячелетие историческую справку:

     «Российский народ, как любой другой, имеет свои истоки. Основа наших – многонациональные корни. Российское государство, как всякое иное, имеет своё начало. Корнями и кроной нашего стали вера и надежда. Из истоков и начала – закономерны их следствия. Многонациональность, вера и светлые надежды – великолепные факторы-стимулы закономерностей оптимального развития страны. Но в России так было не всегда. Жила она порой, в века длиной, не по закономерностям развития, а по законам беззакония. Стихийно-вероятностным и с большим, чем у многих стран, числом неопределённостей и рисков, а также спонтанных решений текущих  и даже стратегических задач и проблем. Как следствие этого, жила страна то вздёрнутой на крючья тирании, то, проваливаясь в беззаботность застоя без конца и края, то, трепыхаясь в самоедстве безрадостном, то, поднимаясь в проявлениях духа и разума до беспримерных высот.

     Законы беззакония реальной жизни разделили людей Руси–России на классы – народ и власть. Каждый из них развивался сам по себе. Как самоорганизующиеся системы, автономные, но открытые друг другу во взаимной необходимости. Народ надеялся на власть, власть овладевала народом.

     Расслоение России произошло давным-давно, века назад. Тому тогда было немало причин. И объективных тоже. Так продолжается, в основном, и ныне. Но уже без тех причин, тем паче объективных. А в основном, по инерции, в силу тысячелетних генов, многовекового менталитета, врождённых кнутом и пряником родимых черт характера и извилин мозга.

     С объективными причинами бороться сложно, часто невозможно. К тому же нет смысла сейчас, после давней-давней драки, современными кулаками размахивать. Бороться с инерцией добра не следует. Её надо с пользой использовать. Борьба с инерцией зла – неотвратима. В ней залог успешного будущего народа, его духовной свободы и нравственного благополучия. В ней – надежда на целостность, на цивилизованную мощь страны, на её достойное место в мире. В этом – ныне актуальное содержание национальной идеи. В этом – основа достижения нереализованных в прошлых веках светлых намерений народа и возможность современного развития страны.

     Путей развития – множество. Методы развития – многовариантны. Но концепция развития одна. – Мудрая нетерпимость к злу. Просвещенная свобода в добре. Деятельный патриотизм к отечеству. Святое отношение к семье. Единство и Согласие. Народа, народа и власти, при непререкаемой власти народа. В движении вперёд. Мощью  Веры, Мудрости и Любви. В этом залог прогресса страны и с ней всего мира. В этом надежда на счастливое завершение оптимистических трагедий более чем тысячелетней России. 

     При этом, стране необходимы вожди. Плоть от плоти народа. Его дочери и сыны. Дабы вместе повергнуть зло, защитить добро, свершить достойный шаг в будущее. Они необходимы были всегда. Тогда, когда родовые вожди в поисках лучшей доли вели свои славянские племена из дремучих лесов и топей болот в просторы неизведанных земель. Тогда, когда Рюрик с сородичи объединял славян и их соседей в Русь. Тогда, когда Владимир Красно Солнышко Русь окрестил. Тогда, когда самоотверженные рати мудрых князей бились за её единение и целостность. Тогда, когда московские князья-цари централизовали Русь в Россию. Тогда, когда... В общем, всё и всех не перечислить, но вспомнить самое главное для будущего следует...

     Россия помнит и чтит Рюрика. Первого и последнего. Первого во всём, что случалось и случится в России. Последнего, кто может с правом неоспоримым сказать: «Я – первый». В России есть один Невский и один Донской. Святые заслуги их в единении и защите Руси никогда не переоценить и никому не превзойти. В России был и остаётся один Пётр. Другого подобного не будет, наверно, никогда. Вопрос открыт: хорошо это иль плохо. Один ответит звонко – не хорошо! Другой простонет – не дай Бог такому повториться. Но оба вместе и с большинством народа склоняют головы в почтении первому императору страны. Россия познала двух Екатерин. Обе очень любили жизнь и в ней себя. Первая в сомненьях и страхе проморгала власть трудов Петра, оставаясь и в имперском правлении «знаменитой ливонской пленницей», тенью своего первого «светлейшего» хозяина. Вторая – в неистовых страстях власть Петра надолго и с пользой для страны укрепила, благотворно расширила её границы. Проектировала новый мир землян. Обуздала Европу. Оградила американский народ от корыстной английской агрессии. США с тех пор в неоплатном долгу перед Россией. Всё это творила не без жестокости и властолюбия, но с просветительством и просвещением. В России правил Павел Первый и управлял Никита Единственный. Своеобразие Павла общеизвестно. Неординарность Никиты общепризнанна. Отрешение от власти обоих тождественно. Тайными сговорами. В первом с участием детей и подданных, во втором – соратников и коллег. Но страна их помнит. За дела весьма и даже беспримерно полезные и поступки, несомненно, срамные и незабвенные. Россия славна двумя Александрами. При первом отчизна объединилась духом и разумом, отстояла свою независимость, разгромила врага-узурпатора, никем до того непобедимого в том мире, установила дипломатические отношения с юной американской демократией. Из рук второго народ впервые в мире мирно получил право на свободу; его дипломатией, более чем на столетие, воцарился кавказский мир; под его скипетром славянские народы освобождёны из пятивековой неволи. Примеров подобных великих свершений на земле единицы. Россия жила с двумя Леонидами. Но, с одним отчеством. При первом зрела в спокойствии и развивалась в устойчивости, при втором сгибалась в чуждой войне и дряхлела в орденоносном маразме. Россия повидала двух Борисов. История в сумятице от них. Обоих. Но по причинам разным. Первый правил в период смуты. Другой её создал. Первый и в смуте тех времён, в трудах нелёгких ширил земель российские просторы: на юг, на запад, на восток. Поколение того Бориса на это жизни свои положило. Другой, вопреки воле народа, в одночасье, в трудах баньки хмельной, страну собственноручно покромсал, под остатки рваных частей мины замедленного действия на века заложил. Тем и последующим другим подобным – миллионы людей обескровлены, обездолены, умерщвлены, страна ввергнута в войну и террор, ослаблена и унижена, народ вновь обманут и закрепощён. Россия тряслась при двух Николаях. Первый расстрелял дух, распял тела дворянских надежд на глоток свободы, всё остальное палкой причинно-следственных обстоятельств поставил на колени. Второй при подобных обстоятельствах был подло расстрелян в кровавом смерче гражданской бойни. В России было два Ио. Иоанн и Иосиф. Что можно сказать об их делах великих, о них самих, непревзойдённых? При первом народ покорил казанское ханство, чем окончательно низверг Орду. Тем спас себя и защитил Европу. При втором народ уничтожил фашизм. Чем защитил себя и спас весь мир. Это общеизвестно. Но самый точный ответ на вопрос: «Кто они, Ио?», дать может, пожалуй, только кровь, что течёт и теперь, спустя века и десятилетия, по капиллярам наших сердец, брызжет в наши души, плещет в серых извилинах наших мозгов. Россию перестраивали два Михаила. Первый династию царей основал. Второй упразднил режим генсеков и президент¬ской власти дорогу указал. Россию конструировали неповторимо, Россией правили, как никто другой, два Владимира. Оба красные и оба первые. Один на Руси. Другой в России. Один дал Веру! Другой продекларировал  Надежду!  Необходим третий. России нужна Любовь!
     Бог и Россия любят троицу. Кто будет третьим – не важно. Важно его триединство. Важно осознать и исправить все ошибки всех первых и вторых, развить все их успехи, в новых успехах всех прежних превзойти. Важно опыт тысячелетней жизни не растерять и новый опыт накопить. Триединый может стать самым Великим из всех Великих. Не умаляя, не запятнав величия Великих Предков. Если он с народом, воистину вместе, мощью Веры, Мудрости и Любви свершит извечные народные Надежды. Это будет трудно! Очень! Но с народом труд в радость! Это будет опасно! Смертельно! Но народ защитит! Бессмертным может стать наш Триединый для ныне живущих и всех грядущих поколений страны! Третий может стать первым, как, Рюрик. Ибо неоспоримо сможет сказать: «Я первый, кто сплотил, возвысил и сделал счастливой Россию в оптимальной системе вечно светлых народных надежд и современных державных свершений»».
     Посол Истории распростёр крыла, сокрушаясь, – всё за раз не скажешь, не поведаешь…  И в этот миг его осенили мудрейшие мысли. «Как не упомянуть в череде людей, оставивших особый след в судьбе России, великих открывателей российских земель. И, прежде, ни с кем несравнимого Ермака Тимофеевича с ватагой русичей казачьих званий. Одарили казачки Россию богатейшими землями, целебным воздухом, байкальской водой, одарили Сибирью, которой народу российскому вечно богатеть. Одарили несметными богатствами малой кровью и с ничтожно мелкими финансовыми затратами. В этом с ними не сравнится ни один князь, ни один царь, ни один император страны и мира. Вровень с подвигом атамана Ермака и его сотоварищей лишь деяния Колумба, Кука, Лазарева, Беллинсгаузена и других первооткрывателей крупнейших континентов мира. А как не вспомнить Пушкина, Достоевского, Толстого, Чехова, Шолохова, Солженицына и ещё многих великих покорителей континентов мира, русским слогом и российской ментальностью присоединивших к России шар земной… А как не вспомнить великих учёных, великих воинов, великих…»
     Руководители Руси-России, не все и не во всём согласились с мнением посланца Истории, но в целом одобрили им выстраданные мысли, понимая, что при переходе во второе календарное российское тысячелетие лучше горькая правда, чем красивая ложь, частенько творимая  апологетами времён их правлений. Иначе, грядущее тысячелетие может оказаться подобным первому, иль, хуже всего, не оконченным… 

     Мудрые участники Вече выразили сочувствие руководителям страны нового тысячелетия, подчеркнув, что пред ними стоят, помимо новых, всё те же  задачи и проблемы, кои были актуальны и в начале первого российского тысячелетия и во все последующие века. Выразили надежду, что у них работа будет успешной,  напомнив при этом, что не должность и не имя красят человека, а им содеянное. А в содеянном следует ориентироваться не на привычное в ушедших временах дублирование зла прошлого, не на ставшее традиционным продолжение трагедийного опыта и порочных деяний уходящих дней, не на извечное потакание корысти и похотливое услужение околовенценосным прохвостам, не на аморальную защиту предшественников, поправших светлые надежды народа,  а на действенное творение добра и только добра, на высоконравственное служение народу и только народу. Ибо, интересы народа – превыше всего. Услужение порочным предшественникам и их апологетам несравненно порочнее пороков порочных. Порочны даже клятвенные обещания такому услужению. Тем паче данные в пылу наследования власти. Народ отвергает таковые клятвы, подобные посулы и преференции, как безнравственные и бездуховные, антидержавные, противоречащие интересам народа, интересам отечества.

     Основатель Руси, легендарный Рюрик, вглядываясь в ушедшие и будущие времена, опёрся на свой исторический меч, и явно жёстко, но с потаённой грустинкой назидательно молвил: «Оценивать людей, тем паче во власти сидящих, надо по их делам, народу реально полезным, а не вымышленным иль задуманным ради утех своих, да прославления делишек, творимых в угоду себе же любимым».
    
     Креститель Руси, святой князь Владимир, уважительно внимая предку, высказал особое мнение: «Я видел и вижу, как вершители судеб отчизны, сотворяя свои дела, укрывают их тогой известной всем мысли – мол, история, только будущая, над деяниями настоящего расставит все точки. Истории близка эта мысль, боле того, она и родила её лучшие черты. Но История уже сегодня, глазами ныне живущих людей, отлично видит, когда ею, во зле пугливом, прикрывается зло и когда из скромности искренней не выставляется напоказ добро. Так что, не тяните, вершители судеб отечества, на себя будущее время как спасательный саван, судить о делах ваших мы будем в ваше время».

     Император-освободитель Александр Николаевич Романов изволил высказать индивидуальное пожелание каждому из будущих руководителей страны, напомнив вещие слова своего воспитателя Василия Андреевича Жуковского: «Владычествуй не силою, а порядком, истинное могущество государя не в чине его воинов, а в благоденствии народа», и «Люби народ свой: без любви царя к народу нет любви народа к царю»…

     Постсоветские президенты ответили на добрые пожелания коллег по-разному… В возникшей тишине, приглашённые на Вече мудрецы всех времён и народов, задали законный вопрос: Почему не слышен народ? Его, что, нет на этом форуме? Иль ему слово не дали?

     Председатель юбилейного Вече князь Рюрик, плотнее прижимая к раскрасневшемуся лицу боевое забрало, дал заинтересованным исчерпывающую справку: «Народ был призван на Вече и мог говорить. В лучших традициях свободы слова древних Новгородских вече. Но народ молчал...». Почему? – зная ответ, задал вопрос Прелат Истории. От часовни донеслось: «Народ молчит потому, что его не слышат. Народ молчит потому, что сам по себе живёт. Вопреки всем тем, кто его не слышит. Народ молчит потому, что не верит. Никому и ни в кого. Кроме как в Бога. А Бог слышит и мол¬чанье».

     История согласилась с мнением мудрецов, поддержала мысли основателя Руси и Её крестителя, присоединилась к пожеланиям императора-освободителя, вслушалась в многообещающие слова и вдохновляющие интонации первых руководителей страны нового тысячелетия, беспристрастно отметила содеянное из ими сказанного, с пониманием, но осуждая, отреагировала на молчание народа и встроилась в течение своего времени, по укоренившейся привычке обдумывая ответы на множество вечных вопросов, среди которых от девятого века чрезвычайно важные, а ныне – как никогда актуальные: что делать и как, когда и кому доверить державный скипетр оптимизации отчизны?...

                * * *   

     Человечество в поисках лучшей доли конструировало и конструирует идеологии, экономики, формы управления собой. Ведущие из них внедрены в жизнь мира, испытаны временем и  пространством. Многовековые автократии, монархии, республиканские правления, феодализмы, капитализмы, десятилетние социализмы, иные формы власти и экономики «измов» в лице своих идеологов и кумиров, властелинов и управленцев, созидателей и крушителей сотворили с народами и для народов множество добра и зла. Научились бороться с проявлениями зла, оптимизировать добро и его результаты. Каковы в каждой из этих форм власти и экономик «измов» свои соотношения добра и зла? Каковы эти соотношения в сравнении различных форм власти и «измов» друг с другом? Чем и кем они предопределены? Сутью или людьми и обстоятельствами? И которые из них сущностью своей постоянно и неотвратимо творили, должны творить и будут творить в большей мере добро, какие в сути своей были, есть и останутся в существенной мере злом?  В которой или в которых из них больше заметен, уважаем, ценен человек, более светлы горизонты, меньше кризисов, тупиков, безысходности? В которых из них человек первичен, разносторонней и надёжней обеспечены его свободы, достоинство, благосостояние? Одухотворённей, понятней, желанней смысл жизни? Кто они, эти формы власти и экономики «измов», по отношению друг к другу? Враги, соперники, маяки, ступени развития, прародители будущего? Возможно ли совместить ценности, объединить в действенное целое частицы добра желанных народам идеологий, форм управления, их экономик, всего им сопутствующего? Возможно и нужно ли полностью и окончательно исключить из них зло? Было ли подобное в прошлом? Будет ли подобное в будущем? Возможно ли подобное в принципе?  Допустим, возможно. Предположим, когда …   

     P.S. Беспристрастный посланец Истории, вновь и вновь вчитывается в текст, оглашённой им на Вече, исторической справки. В очередной раз возмутился. Сейчас – небрежности своих суждений. Как в них все упрощённо и поверхностно! Жизни миллионов людей уложились всего в несколько черно-белых строчек. При том, что у каждого человека своя жизнь, свои радости, свои горести, свои привязанности, своя вера, своя любовь. Свои недруги и, возможно, враги. Свои родители, свои дети, свои надежды. В общем, повторимся, своя земная жизнь. И жизнь эта должна быть самой важной для страны, тем паче для великой державы. Потому что каждая жизнь одна, и не повторится никогда. На это нет даже надежды…