Арбалета и два мифа 4 глава

Свиток IV. Есть, что вспомнить.

    Всадник летел сквозь Геафорский лес. Одной рукой он сжимал узду, другой - удерживал что-то у себя на груди. Позади послышался яростный вопль. Погоня приближалась. Линерон говорил, что в рукописи будет полезная строка, и её можно применить в несомненной опасности. Всадник приостановил галоп, переводя лошадь на рысцу. Аккуратно выудил из внутреннего кармана плаща небольшой кусок пергамента. Ага, вот он, символ. Вот и надпись на Первом Наречии. Хитрые бестии, начеркали своими значками: от докучных врагов. Лучше и быть не могло.
 -- Стой!
    Трое конных показались в свете луны на просеке.
 -- Вор! -- вскричал один. -- Верни то, что украл, и назови своё имя.
 -- И только-то? -- насмешливо и, скорей, устало, чем испуганно, поинтересовался всадник. -- Тогда возьми, вот твоя бумажка. -- Пергамент был пойман преследователем налету. -- А вот моё имя.
    Он вознёс руку над головой и выпустил в воздух поток водянистых звёзд, стремглав бросившихся в глаза лошадям преследователей. Кони испуганно заржали, вскинулись и бросились в обратную сторону. Двое всадников вместо того, чтобы спрыгнуть и наброситься на вора, даже не смогли вынуть ноги из стремени. Третий почти упал на дорогу, явно борясь с какой-то силой. Его лошадь исчезла в темноте вслед за остальными.
    Всадник опустил руку и, не спеша, приблизился к поверженному. Послышался шёпот - заклинание, и побеждённый обмяк и был вынужден навалиться на дерево.
 -- Я не причиню тебе зла. Возвращайся, -- произнёс победитель, величаво вскинул голову, пришпорил коня и скрылся.
    И уже спустя пару часов на горе Вулиан послышался стук копыт. Всадник прикоснулся губами к охотничьему рожку, и над горой разнёсся призывный звук. В этот момент с горой что-то произошло. Словно прозрачная дымка схлынула в долины, и гора обрела более чёткие очертания. Чем больше всадник приближался, тем отчётливей видел, что вся она исчерчена тропами, что по ней снуют люди. Выше всех призрачных построений отливал перламутром храм. Он не слишком располагал к благоговейной торжественности, но был, несомненно, ядром этого странного заколдованного поселения на горе. Из храма-то всадник и получил ответный сигнал, после которого галопом поскакал наверх, преодолевая склон за склоном. Конь, казалось, не чувствовал ни тяжести, ни усталости, несмотря на крутую дорогу.
    Когда они добрались до жилых улиц, из домов стали показываться взволнованные радостные лица. Они провожали всадника взглядами. Они знали, что от него что-то зависело. А он не останавливался, он спешил, не приветствуя их. К тому же он очень устал и знал, что лишь магия держит силы коня.
    На лестнице храма ждал Ранаэл Суэз, бывший Верховный Чародей Андэллы, вынужденный скрываться среди мятежников со дня коронации Констэ. Ранаэл привёл с собой конюха. Коня увели, и Чародей Андэллский проговорил: "Она у тебя?" Всадник вынул свиток, туго перетянутый лентой. Свиток был принят, пристально осмотрен. Ранаэл удовлетворённо вздохнул. Всадник снял шлем, и тёмно-рыжие волосы, взлохмаченные долгой стремительной ездой, рассыпались по плечам.
 -- А подделка пришлась очень к месту, -- заметила Арбалета устало. -- Ваше заклинание просто незаменимо, сударь.
    Ранаэл самолично отправился прибирать таким трудом добытую рукопись, а девушку поручил помощнику. Магия адъютанта была, конечно, не столь могущественна, как магия господина, но её хватило, чтобы помочь Арбалете дойти до дверей купален.
 -- Вы молодец, -- одобрительно шепнул он, снимая поддерживающее заклятие. Арбалета бессильно поникла, пришлось навалиться на стену. Слабость, впрочем, можно преодолеть, если есть привычка. Девушка слабо улыбнулась: "Всё в порядке... Это всего лишь ещё одно приключение". И она скрылась за дверями.
    Всё-таки купальня - это святое. Представьте себе глубокую каменную чашу посреди просторной пещерной залы, созданную водой прямо в полу. Вода в чаше была проточной и прохладной. Арбалета нырнула с разбега. "И теперь остаётся только плыть, - думала она, утопая и снова всплывая на поверхность, - не чтоб доплыть куда-то, просто чтобы плыть и находить в этом наслаждение". Арбалета плыла, и чувствовала, как тяжёлая рука отпускает её. Доплыть до дна и - обратно, отдыхать. Замотавшись с ног до головы в полотенце, девушка как легконогая нимфа промелькнула по коридору в небольшую пещерку, то есть комнату, девичью келью, устроенную специально дня неё, и провалилась в сон на восемь часов.
    Очнулась Арбалета в темноте, в окно светили лишь звёзды. Она улыбнулась, провела рукой по волосам: ещё слегка влажные. Встала, оделась и стянула волосы в две тугие косы. Пора поговорить.
    С того дня, когда странный юноша вскричал, что Тёмные времена наступили, голосом, каким возвещают о полуночи башенные часы, прошло несколько долгих лет. Арбалете исполнилось семнадцать. Чтобы вы поняли, какую удивительную, полную событий жизнь она вела всё это время, следует рассказать о её разговоре с высочайшими мятежниками, собравшимися на Вулиан этой же ночью.
    Здесь были лишь первые представители заинтересованных стран. От Андэллы присутствовал Лет II Дананжерс Трайнвери Фернарт, как Правитель, и Ранаэл Суэз Дальонеста Мнипенорк, как Верховный Чародей. Фонарта, самая южная страна маленького волшебного континента, не подверглись нападениям илимантов, но большинство тамошних дворян, поддерживавших мятежников, не преминули явиться. На всеобщее удивление откуда-то явился четвёртый визирь Олиафока, Правителя заморской страны, именуемой Туманными землями. Его звали Арнамд Эоргрон Цамена Иэла, и ему поручили не вмешиваться, а лишь наблюдать за происходящим. Олиафок был очень осторожным Правителем, не желающим раньше времени лезть не в своё дело. Он хотел извлечь выгоду из всего, а выгоды пока не намечалось в этой странной войне волшебников и обычных людей.
    Орлангу же пришлось представлять одной Арбалете, потому что родители её так и не появились, а Верховный Чародей Орлангский, Юэст Кельберно Итора Мнипенорк, оказался перебежчиком, принявшим сторону Констэ (трижды проклятого!). Но Магистр замка Бора, Линерон Созереми, не позволил "ввести Высокое Собрание в заблуждение", как он выразился. Он утверждал, что должен сам представлять Орлангу вместе со своей воспитанницей, чтоб никто не подумал, будто орлангские колдуны - предатели все до одного. Арбалета благодарно пожимала другу руку, но этим ограничилась. Она чувствовала себя иначе, чем какой-нибудь час назад. Ответственность придала ей сил, слёзы высохли, а плечи распрямились. И, когда настала пора, она вошла в вулианскую залу Совещаний упругой летящей походкой, высоко подняв голову. В руках у неё был серебряный скипетр, который каким-то чудом удалось спасти из завоёванного Бора.
    Она хорошо помнила первое в её жизни собрание на Вулиан. "Нам необходимо выбрать порядок Председателей", - вот первое, до чего все дошли единогласно. Решено было составить расписание, следуя которому каждый из присутствующих будет становиться Председателем Высокого Собрания в свой черёд. Если бы Арбалете заявили, что в одиннадцать лет она будет председательствовать в таком почётном и великом кругу, она бы от души посмеялась. А тогда она невозмутимо положила магическую надпись своего имени в шляпу и стала ждать, когда его вынут. Но долго ждать не пришлось - её вынули первой. И вот Арбалета заняла своё место в центре комнаты, а справа от неё, явно нервничая и беспокоясь за свою воспитанницу, сел Магистр Бора. А она тем временем не волновалась, потому что примерно уже поняла, что от неё требуется. Ей просто необходимо было вступление.
 -- За этот месяц погибло множество людей и волшебников, -- негромко произнесла она по-детски звонко, и голос ясно прозвучал в самых дальних уголках комнаты. -- Это были не только борцы, не только воины меча и мастера чародейства, но и простые жители деревень и городов, безвинные женщины и мужчины, дети и старики. Они были вынуждены жертвовать собой, умирать, не понимая, что происходит. Никто и никогда из ныне живущих мятежников не забудет о них. Поэтому, я думаю, правильней всего будет сейчас встать и вспомнить о них.
    И все они встали и стали молиться, печально и всё-таки немного торжественно. Они знали, что где-то в недосягаемых измерениях те, о ком была эта искренняя общая молитва, слышат их и благословляют на продолжение борьбы. Минута молчания вышла, и Арбалета открыла глаза. Она всегда закрывала их, когда молилась. Девочка посмотрела на Магистра, и он одобрительно кивнул: всё правильно делаешь. Она кивнула в ответ: конечно, так и должно быть.
 -- Все мы хотим покончить с Констэ, верно? -- сказала Арбалета, и все, оживая от минуты оцепенения, стали настраиваться на воинственный лад. -- Поэтому давайте решим, что нам предпринять в первую очередь. У кого какие предложения?
    Тут все зашумели, словно в комнату обрушился знаменитый Ревущий водопад Туманных земель. Арбалета растерянно взглянула на Магистра, и тот вместо ответа наколдовал ей прямо из воздуха настольный гонг. Девочка в такой силой вдарила молоточком по небольшому диску (она боялась, что он слишком тих), что звон перекрыл весь гвалт минуты на две. После этого никто не захотел открывать рот раньше времени, тем более, все были смущены, что оказались такими неорганизованными перед лицом самым молодым Председателем всех времён и народов.
 -- Что вы думаете по этому вопросу, Глас Андэллы? -- спросила Арбалета, обернувшись к Лету II.
    Он поднялся на ноги, чтобы говорить, и она невольно вздохнула от удивления. Как изменился старший Дананжерс за какой-то месяц! Словно ему пришлось прожить несколько долгих и очень несчастливых лет.
 -- Я прошу прощенья у Высокого Собрания и у Председателя отдельно, -- глухо отвечал свергнутый Правитель. -- Но я не могу ничего ответить на этот вопрос. Я слишком потрясён известием, которое получил несколько часов назад. Это о... о моём сыне, господа, поэтому мне так тяжело говорить. Нэрси, он... Все вы знаете, что он исчез много дней назад, и многие считали его погибшим. Но всё оказалось куда страшнее. Он... Он присягнул Констэ Аорлото в день его коронации...
    Дальше несчастный отец ничего не мог сказать, он закрыл лицо руками. В комнате воцарилось мёртвое гнетущее молчание. Всех объяли страх, недоумение, презрение и жалость. Каждый думал, что же могло толкнуть Нэрси Дананжерса, наследника трона Андэллы, на такой ужасный поступок. Никто из Правителей не проявлял подобного малодушия, никто не предпочёл унижение, позор, вечное очернение фамилии, нежели смерть. Один Нэрси, сын Лета...
    Лет II был безутешен. Сидящий рядом с ним юноша серьёзными карими глазами смотрел на своего Правителя, и Арбалета вдруг вздрогнула: это был Альтнарио Вэн-Бэсторен. Так он что, не предатель? Но тогда она уже вообще ничего не понимала. Нэрси, который должен был одним из первых принять тот бой в Бора, даёт присягу самозванцу, а явный перебежчик, поддакивавший Констэ в день заговора, оказался удостоенным приглашения в эту комнату!
    А Альтнарио тем временем слышал, что Лет II шепчет, не смея никому взглянуть прямо в глаза. Альтнарио понимал, что мешает Правителю говорить громко, почему он не может смотреть на Арбалету. Он думал о разных выборах людей совершенно одинакового уровня. Нэрси и Арбалета были одного возраста и титула. Но юноша продался и струсил, хотя мать и отец его остались жить, они, израненные, боролись за свою жизнь ради него. Арбалета же потеряла всех родных, но сейчас являла собой само мужество. Это было невыносимо для сердца горестного отца. И Альтнарио, хоть и невольно, но сурово окинул девочку взглядом, как бы вместо того, чьим адъютантом имел честь являться.
    Этот взгляд не скрылся от внимания Арбалеты, всё больше и больше входившей в роль представителя страны. И он заставил её усомниться в невиновности сударя Вэн-Бэсторена. Пусть он провёл "входное пламя", но Арбалету Орлеонель ему провести не удастся.
 -- Главное для нас - быть всем вместе, -- мягко произнёс Ранаэл Суэз, многозначительно взглянув на Лета II. Тот с трудом открыл лицо, на котором теперь бросались в глаза новые морщины. -- Мы не можем сомневаться друг в друге, не можем подозревать изменника в каждом, кто допустил ошибку или... С чего ты вообще взял, что он стал изменником?
 -- Надёжные люди написали мне чуть ли не из самого Реальста, -- проглотив ком в горле, проговорил Лет. -- Констэ, как вы знаете, теперь намерен перенести свою основную резиденцию туда. Нэрси, пропавший и не дававший знать о себе ни единой живой душе, не зная ни совести, ни уважения к своему роду, распивает вино с эфроданимантом!
    Последние слова его сошли на крик, какой издают звери в миг смертельной опасности. Все одномоментно замолчали, потрясённые новым отвратительным известием, и тотчас хором заговорили.
 -- Но если мог надёжный человек написать из Реальста, почему не мог и Нэрси всего лишь притвориться, что он изменил своей совести? -- громко спросила Арбалета, пытаясь перекричать общую болтовню.
 -- Констэ таким дешёвым трюком не провести, -- горько возразил Лет II, судорожно сжимая ручки своего кресла. -- Любой умер бы раньше, чем предпринял такой шаг. И Нэрси это знал. Нет, я не надеюсь, я вижу, что у меня нет больше сына...
 -- Меньше всего мы сейчас нуждаемся в подобном настрое, -- вскричал Линерон.
    Арбалета очень жалела, что именно ей, как Председателю, следовало звякнуть в гонг и прервать бедного Лета. Но поделать ничего не могла, потому что для жалости время ещё не настало.
    До конца совещания они судили-рядили, какая стратегия быстрей и чище изгонит Констэ. Это было особенно сложно сейчас, когда все понимали: большой битвы не будет. Эфроданимант попросту не ответит на вызов. Не потому, что илиманты окажутся бравыми головорезами лишь когда речь идёт о беззащитных, а потому что всем ясно: сражаться честно илимантам нет смысла. Констэры и так завладели всем, ибо это были не только илиманты, надевшие красные плащи, но и те, кто оставался невозмутим, когда к нему заявились спрашивать, на чьей они стороне. Для них всё было ясно, они сами были бы рады видеть основную власть в руках Чародея-Всех-Эпох. Присягнув новому Правителю, переменчивые жители поднимали кубки и провозглашали тост: "За справедливый режим! За эфроданиманта Констэ I Аорлото Кайферка Мнипенорка, Верховного Чародея-Всех-Эпох, Правителя Двух Земель!" Тот, кто не присягал, подвергался казни. Поэтому так и получалось: сторонники Констэ были как правило чародеи, и так могущие за себя постоять, а противниками - слабые люди, противостоящие чародейству лопатой и плугом.
    Самое большое предпочтение отдавалось "рыжим", как это называли в простонародье. Иначе говоря, это были шпионы, притворщики, мятежники, которые как хамелеоны могли бы притвориться и действовать в интересах прежних стран. Требовалось подавлять настроение массы, открыть им глаза, объяснить, что если у власти будут высокомерные волшебники, жизнь не станет безоблачной и лёгкой. Но ещё важней и опасней представлялся "рыжий шпионаж", который планировался во дворцах, крепостях, замках, резиденциях, больших городах. И вот уж в этом Арбалета понимала как никогда мало. Она ругала себя за неспособность мыслить логически. "У меня какой-то мужланский склад мозгов, - уныло думала она, глядя, как оживлённо, почти агрессивно спорят несколько стратегов за свои точки зрения. - Моё дело - действовать, а как умнее - меня будто и не касается". Магистр заметил её смятение и, узнав, в чём дело, миролюбиво рассмеялся: "Ты же не военный человек и не можешь думать за всё сразу. Стой и пытайся вникать, на сей раз тебя почти ни о чём не станут спрашивать". А предложений поступало всё больше, строились всё новые и новые предположения, рушились планы, кудрями завивались бумаги с расчётами... И один Лет II, убитый горем, принимал во всём этом самое поверхностное участие.
    Совещание длилось до глубокой ночи. Арбалета никогда ещё так не уставала. Казалось, даже атака пьяных илимантов на плот не приносила такого морального увечья, как несколько часов, полные болтовни и сморщенных от раздумий лбов.
 -- Ты хорошо справилась, -- подбодрил её Магистр, когда вечером отвёл её в приготовленную комнату, в которой отныне Арбалета Орлеонель должна была жить.
 -- Ещё бы! -- пробормотала она, засыпая. -- Стоять посреди комнаты как праздничное дерево и с умным видом слушать, как толпа спорит с толпой - это же просто моя специальность...
    И Арбалета стала жить на горе Вулиан...
    Шло время, но не думать о родителях она не могла. Со временем стали считать, что Голоса Орлангские мертвы, и всё же никто не смел говорить об этом вслух перед единственной наследницей трона. Магистр не оставил Арбалету в её горе. Он принялся воспитывать её так, как если бы никакая война не отнимала у неё престола. И теперь, преодолев несколько непростых лет, он был горд ею, несмотря на вечные, как он говорил, "шалости". "Шалости" заключались во всём стиле её существования. Да, она несомненно была воительницей; она, разумеется, сознавала лежащую на ней ответственность; конечно, и не забывалась в серьёзном деле. НО! Арбалета была ребёнком. А ребёнок, лишённый глупостей, невозможен. Можно сказать, что этот возраст наделён мужеством и глупостью в равной мере, и две эти грани одной неизбежности постоянно переплетаются. Арбалета была всего лишь человеком - девчонкой, которая любит повеселиться, особенно сейчас, когда веселье необходимо ещё больше, нежели вода и пища.
    Сначала любое веселье не выходило за рамки обыденности. Гора первоначально не задумывалась как жилое убежище, женские руки стали незаменимы, и Арбалету прикрепили к работе по горе (иными словами работе по дому), как и остальных женщин, независимо от прежнего их положения в обществе. Благородного происхождения или простолюдинки - все трудились не покладая рук. Арбалета поначалу честно хотела помочь, старалась полюбить уют и домашний очаг. Но вскоре отказалась от благих намерений: слишком уж непоседлива, нетерпелива была её натура, да и не умела она толком работать. Лишь в одном она преуспела: в топке каминов, в уходе за оружием и изготовлением походных закусок.
    Бывший Магистр Бора видел, как его воспитанница терзается целыми днями, не зная, куда себя деть. От её трудов толку мало, это ясно, а сидеть в заточении, когда вокруг тебя непроницаемый заколдованный камень, тяжело не только девчонкам с ветром в голове, но и любому нормальному человеку. В шутку Арбалета называла себя вулианским неприкаянным бродящим привидением. И Линерон решил найти для неё настоящее дело. Он к тому времени уже стал одним из Старейшин Храма Луны, который был построен в первый год жизни на Вулиан. Луна была выбрана символом мятежников, при её свете совершались их главные предприятия, порой безрассудные и отчаянные. Вот Магистр и решил, что титул даёт ему право ходатайствовать перед Ранаэлом Суэзом, высочайшим среди Старейшин, дабы Арбалете поручили что-то значимей стирки.
 -- Наконец-то ты созрел, Линерон, -- притворяясь сварливым, воскликнул свергнутый Верховный Чародей. -- А я думал, ты никогда не поймёшь, что за сердце носит в груди твоё мужественное дитя.
 -- Вот как! -- даже растерялся Магистр. -- Что ж ты молчал?
 -- У Арбалеты нет других непосредственных покровителей, кроме тебя. Я и многие другие пытались заговорить с тобой о её будущем, но ты никаких ответов не давал, и все решили, что ты прочишь ей незаметную безопасную жизнь.
 -- О, нет, -- вынужден был признать Линерон, вздохнув. -- Я готов согласиться на любую авантюру, лишь бы не видеть больше её глаз, когда в них нет никакого света.
    И Арбалету отправили вместе с Вигаром и Эрляном в город Ланбарт. Арбалета ожила. Она прощалась с Магистром, остальными друзьями, которых успела крепко полюбить, но скрыть восторг не могла. Она вырвется из этой клетки! Она снова увидит что-то новое, чего никогда раньше не видела! Ей казалось, что долгое путешествие на плоту было последним, что с ней происходило, а эти годы, во время которых она не смела отойти от Вулиан дальше одной мили, были долгим страшным сном. Снова они, лучники отряда Бурого Колчана, отважней которых, наверное, нет никого на свете! Арбалета снова запела песни, весело, во весь голос. Она болтала без умолку, как птица. И Магистр всё понял, и его мысль подтвердил Ранаэл Суэз, многозначительно кивнув в сторону Арбалеты, ползающей вверх-вниз по дереву и завывающей что-то непонятное, но очень жизнерадостное.
 -- Маленькая сестрёнка! -- ликовали Вигар и Эрлян, обнимая девчонку. Эрлян орал во всю глотку: "Ну наконец-то и мы с тобой дождались вольной жизни!"
    Все эти возгласы терзали Линерона Созереми как тигриные когти, он знал, что Арбалете было тяжело ждать этой минуты, но ни о чём не жалел, так как она должна была и долго готовиться к жизни мятежника. "Всё не так плохо, - пытался он себя утешить, - ведь она неплохо проводила время за играми с другими ребятами, которые они устраивали вечерами, и в плясках, часто вспыхивающих в подгорной роще, не было никого живее неё".
    Нет, Арбалете определённо не приходилось скучать, потому что она не переставала учиться. Магии и владению оружием, излюбленным её предметам, её мог обучить каждый третий на горе, поэтому учителей можно было каждый день менять как перчатки и выбирать лучшего, как товар на рынке. Магистр сам часто шутил, что традиция учителей набирать себе любимчиков весьма удобно переносится и на учеников по отношению к учителям. Но всё-таки это было похоже на Бора, только теперь жизнь не была такой беспечной и утончённой.
    А теперь - снова в путь! Вигар с энтузиазмом толковал о том, что совсем рядом с Ланбартом, в котором у них дело, есть огромное озеро, которое все зовут озером Серебристой Божественности, потому что неоднократно там замечали быстроногий человеческий образ, мчащийся по водной глади. Серебряное сияние исходит от этого образа, как лучи от солнца, поэтому лучше всего видеть его ночью, и тогда удивительный свет затмевает луну. До сих пор всего этого Арбалета не знала, и теперь горела желанием поскорей увидеть озеро: друзья обещали тайком улизнуть до него, пусть хоть сотни мятежников и констэров попытаются вмешаться в их веселье!
    Арбалета пела. Она пела столь оглушительно и задорно, что Альтнарио заткнул уши, после чего долго удирал от Арбалеты, громко хохоча. Впрочем, для смеха он и вызвал её напоследок пронестись по роще, мягким покрывалом окутавшей подножье Вулиан. Арбалета не возражала, она любила гоняться за этим весёлым мальчишкой, драться с ним то в шутку, то всерьёз, но потом неизменно мириться и в знак примирения обменяться какими-нибудь подарками, ничего не стоящими, но нестандартными. В прошлый раз он подарил ей живого шмеля на ниточке. Шмель вылетел к Арбалете прямо из цветка. Стоило пленённому насекомому отстраниться на несколько дюймов, как приходилось жужжать от бессилия. Арбалета весь день возилась со шмелём, как с собакой, выгуливая его и позволяя ему садиться на любой приглянувшийся цветок. Вечером она отпустила его. В ответ же подарила приятелю морскую ракушку, которую они заколдовывали каждый на свой лад. Потом придуривались, поднося её к уху, дабы услышать привычный шум прибоя, но делая вид, что слышат самые невообразимые звуки на своё собственное усмотрение: крики животных и птиц, фразы, произнесённые любыми голосами, отдельные ничего не значащие звуки, сигналы, различные возгласы от смешных до свирепых и др. Чтобы весёлое притворство выглядело правдоподобней, при любом «звуке» ракушка полыхала изнутри разноцветными бликами, весело скользящими по её перламутровым гладким стенам.
    Ах да, надо прежде всего было сказать, что давнишние подозрения Арбалеты насчёт того, что Альтнарио Вэн-Бэсторен - илимант, оказались заблуждением. Правда, сначала она прямо высказала свои опасения Линерону. Он выслушал, но ответил, что это всё пустое, Альтнарио хороший притворщик и соображает удивительно быстро, поэтому в тот раз старался создать у Констэ впечатление убеждённого констэра. И, как видно, ему удалось это чересчур хорошо, потому что на убеждение повёлся не один эфроданимант. И даже после этих слов, сказанных человеком, которому она доверяла, Арбалета не смогла по-человечески относиться к Альтнарио. Поймав его наутро после совещания, она учтиво попросила переговоров. Альтнарио, улыбаясь и сверкая карим взглядом, пошёл за ней, но чуть не вскрикнул от неожиданности, когда в пустынном коридоре на него вдруг направили руку, пылающую заклятием, готовым слететь в любой миг.
 -- Ты что? -- спросил он удивлённо и сердито.
 -- Кто обвинял Линерона Созереми в том, что его "наивное недоумение разочаровывает"? -- спросила она, и глаза её полыхали как два факела. -- Кто смеялся над кровожадным, безумным, неблагодарным предложением Мальклата прикончить моего друга? Кто? Сын незабвенного рыцаря Авлая Вэн-Бэсторена!
 -- Остынь, остынь, -- снова улыбнувшись, произнёс Альтнарио. -- Ты что же, по-прежнему не видишь, кто я?
 -- Да уж, вижу, -- глубокомысленно кивая, фыркнула разгневанная Арбалета, угрожающе приблизив руку к его лицу. -- Ты работаешь на две ставки. Нас ты будешь продавать Констэ, притворяясь мятежником.
    Её просто трясло от негодования - Альтнарио весело рассмеялся. Потом, как бы стараясь помириться, дружески взял её за руку, а она не противилась: вдруг удастся наложить на него заклятье?
 -- Ну поверь же мне наконец! -- беззаботно говорил он. -- Я на вашей стороне, только на вашей. Таких, кто мечется от одного лагеря к другому, много, и я совсем не горю желанием стать одним из них. Зачем мне это, если я имею возможность выполнять любимое дело, подвергаться риску и всё во имя свободы, ради возвращения былой Андэллы! Я счастлив от этого, а ты не видишь таких очевидных вещей...
 -- Ты «чаруешь», -- мягко проговорила она, осторожно вынимая руку из его цепких пальцев. Улыбка молодого человека померкла.
 -- А ты, значит, и впрямь смыслишь в магии? -- чуть смущённо осведомился колдун, и в лицо ему бросилась едва заметная краска. Как оказалось впоследствии, он хотел лишь при помощи магии внушить ей доверие, чтобы она могла спокойно выслушать его. Арбалета же решила, что это доказывает его вину существенней всего. Он пытался заколдовать её, изменить ей память или ещё что посерьёзней!
 -- Учусь, -- с вызовом ответила она. -- Имей ввиду, я не настолько беззащитна и доверчива, чтобы при первой клятве верить твоим побасенкам. Прибереги их для незадачливых девиц вроде Изильдин Нилис.
 -- Благоразумно, -- он склонил голову в нарочито почтительном поклоне. -- Но ты всё-таки не чародейка. И ты так не смогла прочесть, с какой целью я «чаровал», -- с сожалением заметил он.
 -- Меня это не интересует. Ты доказал, что ты лгун, - этого достаточно.
    И быстрее, чем он смог о чём-либо подумать, она швырнула ему в лицо "порох едкого дыма", а когда Альтнарио вернул себе зрение, то увидел, что его уже сковали невесть откуда взявшиеся цепи. Арбалета исчезла, и он понял, что абсолютно обезоружен. Он был лишён возможности шевелиться и говорить, был подвешен как кукла метрах в двух над полом и был совершенно невидим. Откуда Арбалета знала такие заклятья, он не представлял, потому что всегда считал людей без магической крови почти неспособными к волшебству. К тому же Арбалета была девчонкой. Но сейчас он был зол как чёрт, поэтому не мог думать ни о чём, кроме как о мести, хотя, быть может, и догадывался в глубине души, что эти мысли ни к чему не приведут. Он-то знал, что слова Линерона о его умелом притворстве - чистейшая правда, да и сам он не солгал, что не имеет с Констэ ничего общего.
    Одним словом, прошло время, пока Магистр Бора примчался с Арбалетой и снял с Альтнарио все коварные чары. Тут-то и произошла первая драка Арбалеты и её нового приятеля. Просто о том, что они теперь навсегда стали приятелями, ребята поняли лишь когда их с криками и мечущимися заклинаниями принялись разнимать.
    Сейчас семнадцатилетняя Арбалета Орлеонель вспоминала об этих драках с нежностью, потому что уже не первый год затевала драки куда страшнее. Сейчас мелкие ссоры с Альтнарио представлялись ей чем-то шуточным, вроде петушиных боёв на ярмарке. И рыжеволосая девушка, продолжая свой путь к Храму Луны вверх по горной тропе, вновь углубилась в воспоминания.
    Она помнила ночь, когда она, Вигар и Эрлян вернулись на Вулиан из своего первого совместного путешествия. Голова шла кругом, сердце билось быстро. Она пережила вторую в своей жизни схватку с илимантами, она приняла в ней бешеное участие, и ей даже удалось сразить одного врага! Первая победа далась ей не даром, но не слишком дорого: до сих пор можно было видеть над коленом её правой ноги след от глубокого пореза, нанесённого режущим заклятьем. Остальное оказалось исцеляемо.
 -- Ты могла погибнуть! -- вскричал Магистр, заключив её в крепкие объятья: Вигар и Эрлян в красках пересказали ему первый бой его воспитанницы.
 -- Ну и что? Я же осталась жива!
 -- Неужели тебе не было страшно? -- отпрянул он от неё как от дикого дракона.
 -- Ну, сначала... Немножко... Когда я их только видела, когда они были ещё далеко... Но потом, -- глаза её сияли, -- когда я вынула меч и вступила в схватку!..
 -- Как это было? -- спокойно поинтересовался Ранаэл Суэз, внимательно разглядывая Арбалету.
 -- Сказать честно? -- рассмеялась она. -- Это было захватывающе! Как азартная игра! Очень азартная игра...
    Вот тут все и поняли, что Арбалета Орлеонель всё это время валяла дурака вместо того, чтоб заниматься своим призванием. И на Арбалету посыпались "азартные игры". Эрлян с Вигаром то и дело брали её с собой, когда нужно было ехать на дальние расстояния. Время от времени Арбалета натыкалась на сражение, трижды была в почти смертельной опасности и все три раза успешно её избежала. С Арбалетой стали иметь дело и другие мятежники, которые ни разу прежде с ней не встречались, но уже были наслышаны о её подвигах.
    В шестнадцатый день её рождения случилась действительно серьёзная вещь. Она предпочитала собирать только лучших друзей: Линерона, Вигара, Эрляна и Альтнарио, и в этот раз тоже просидела с ними весь вечер, болтая и танцуя под живые струны гитар и грохот барабана. И вдруг вошёл Лет II. Все машинально подскочили и выпрямились, потому что привыкли представать перед Правителем в достойном и серьёзном виде. Сейчас они были всего лишь четверо развеселившихся беззаботных приятелей, и ничего серьёзного в них не наблюдалось. Лет же напротив излучал невидимые волны, от которых веселье словно выключили, а мозги проветрились. Арбалете стало совестно, что она не позвала Лета на свой скромный праздник, но ведь он не был ей близким другом.
 -- Арбалета, дитя моё, -- негромко проговорил свергнутый Глас Андэллский.
    Его острый взгляд быстро охватил нестандартное убранство комнаты. По случаю праздника Арбалета позволила себе не соблюдать порядка, поэтому книги и альбомы без стеснения лежали на полу, под потолком метались разноцветные огни, а на столе не было совсем никакой сервировки, всё исключительно по-братски, в стиле шло-брело-ехало-переусердствовало.
 -- Помнится, тебя интересовало настоящее дело? -- осторожно поинтересовался Лет II, уже понимая, что пришёл не в тот день. Но Арбалета сразу встрепенулась.
 -- Верно!
 -- Ты не могла бы оказать очень большую услугу... всем мятежникам?
 -- Разумеется!
 -- Тогда вот что. Ты, конечно, слышала о Туманных Образах, приносящих так много бед?
    Слышала ли Арбалета о Туманных Образах? Да у Арбалеты имелись личные счёты с ними, расплывчатыми призраками, магией констэров. В последние несколько месяцев это вошло у них в дурацкую привычку. С помощью Туманных Образов сторонники эфроданиманта от делать нечего водили за нос не владеющих магией людей. Однажды им удалось проделать это и с самой Арбалетой: она была уверена, что видит перед собой окровавлённого отца, и долго бегала за призраком, рыдая и крича. Её счастье, что виновник этого жестокого недоразумения, по крайней мере, не подозревал, кто она. Арбалета поняла, кого в действительности встретила, лишь когда илимант заметил, что она способна колдовать: отчаявшись, она стала прибегать к магии. И илимант оставил её в покое, исчез. Как впоследствии сказал Ранаэл Суэз, это был весьма глупый илимант. Ему взбрело в голову наколдовать образ именно исчезнувшего Правителя Орлангского по чистой случайности, он не знал, что так угадает со своей жертвой. Он ждал, что девушка побежит от обезображенного человека, испугается и закричит. Вместо же этого она стала его ловить! Это ли не заставляет задуматься и заподозрить неладное? Но нет, этот идиот счёл тщетную ловлю забавой и даже не попытался заглянуть в лицо случайной жертве. А сколько раз Вигар и Эрлян попадали в подобные ловушки и не рассказать... Одним словом, когда Лет II произнёс "Туманные Образы", Арбалета сразу вспомнила образ отца, и кровь в ней закипела.
 -- Так вот, Арбалета, мы нашли Чёрную Библиотеку, где хранится формула Туманных Образов. Если ты её выкрадешь, можно будет найти и контрзаклятье, с помощью которого уже никто не будет введён в заблуждение.
    Сначала Арбалета решила, что сходит с ума, потому что знала: никто и никогда не сочтёт её способной на что-то подобное. Но когда она поняла, что Лет сказал правду, что в неё верят и на неё надеются, она закричала от радости. Её, правда, немножко трясло, когда она выезжала на пегасе (к шестнадцати она уже стала превосходной наездницей), и она то и дело сверялась с компасом. В небе очень сложно без компаса определить нужное направление, к тому же дело происходило поздним вечером, когда кругом уже царила темнота. В страхе нет ничего плохого, и Арбалета это хорошо знала, поэтому дрожала от всей, как говорится, души. Очень часто она просто была в ужасе, сталкиваясь с противниками, но никогда-никогда она не согласилась бы признаться в этом ни одной живой душе, даже Линерону, даже своим названным братьям Эрляну и Вигару, даже по приказу Лета II и Ранаэла Суэза - признание это осталось бы при ней. Она привыкла испытывать страх, он был чем-то вроде надоедливого неотвязчивого собеседника, которого терпишь, но не слушаешь. Она не слышала, что говорил ей её страх.
    Линерон Созереми просто места себе не находил. Он бродил по Вулиан, ни на кого не глядя, а если уж встречался с кем-нибудь взглядом, то начинал напоминать безумного. Он не уставал безмолвно упрекать Лета, терзаясь у него на глазах: то внезапно усевшись и обхватив голову руками, то закрыв лицо и глухо ворча. Бывший Магистр Бора был уверен, что больше никогда не увидит своей дорогой Арбалеты, что теперь она навсегда потеряна для него.
 -- Ну возьми же себя в руки, Линерон, -- говорил Лет. -- Ты не впервые увидел, какова твоя девчонка. Она может за себя постоять.
 -- Но ты бросил её прямо в пасти ко львам! -- вдруг вскричал несчастный. -- На растерзанье когтям грифона! В драконье гнездо!
 -- Потому что нет никого опаснее ни среди драконов, ни среди грифонов, ни тем более среди львов, чем Арбалета Орлеонель. И ты это знаешь, Линерон.
 -- Я... я, конечно, знаю это... Но ты, ты... ты мне ещё ответишь, если я увижу на ней хоть одну царапину! -- позабыв себя, кричал Магистр, бегая по комнате и размахивая руками.
 -- В таком случае мне уже точно пришёл конец, -- фыркнул свергнутый Правитель. Линерон замер и с ненавистью на него посмотрел. Лет ответил спокойным ясным взором. -- Я вовсе не обещал, что Арбалета совершит увеселительную прогулку. Но я бы не рискнул её жизнью, если бы не был уверен в её благополучном возвращении.
    Два дня Арбалета не появлялась, и Линерон словно постарел, сжимая губы. Вся надежда его была на судьбу. Он жалел, что не бросился перед пегасом, на котором Арбалета покинула гору, не повис на узде, не запер воспитанницу на все известные ему замки. Каждый раз, как он видел Лета II, в нём вскипала такая злоба, что многие стали всерьёз опасаться: уж не повредился ли старик в уме?
    Но на третье утро к нему прибежали дети-близнецы управляющего Ниалом. Они тоже были переправлены на гору, потому что Ниал считался военным Гнездом, а Вулиан - целительным. Мальчика звали Бриндоном, а девочку - Ганста. Они были ещё слишком малы, чтобы понимать всю серьёзность ситуации, перебивали друг друга на полуслове. Но только они и осмелились приблизиться к разбитому Магистру. Наконец, Линерон понял, что вопли близнецов несут важнейшую весть: в воздухе показались пегасы. Он сорвался с места так стремительно, что близнецы испуганно отпрянули, а спустя секунду его уже не было: Магистр Бора стоял на балконе, глядя в небо. Он хотел знать сразу, жива Арбалета, или пегасы доставят одно её неподвижное тело, или (о чём он не мог даже думать) они вовсе никого не вернут, а констэры учинят более жестокую расправу над Арбалетой, мёртвой или живой.
    В воздух взвились несколько снопов искр, и Линерон закричал от радости: это были зелёные искры, вестники успеха. Но он тут же подумал, что успех - это совсем не значит, что все остались в живых, а то, что формула Туманных Образов добыта. Зато вся Вулиан огласилась неосторожными ликующими воплями. "Для вас, беззащитные букашки, важен трофей, а не охотник", - с болью и презрением проговорил Линерон, скривив губы. Он смотрел с балкона на гомонящихся людей, со всех сторон сбегающихся к подножию. Там, у подножия, была идеальная площадка для приземления и взлёта, пегасы знали, куда им лететь. Сзади послышался голос Лета II: "Друг мой! Я поражён, что ты не первым побежал навстречу героям! Скорее, скорее, наша девочка ждёт!" Магистр ему не поверил, но к площадке направился довольно бодро для своих почтенных лет.
    Конюхи увели пегасов. А Линерон ещё издали увидел, что всадников по-прежнему трое. Правда, каждый изменился, но они были живы, в этом не было сомнений. Волосы Арбалеты были подпалены, лицо покрыто сажей, одежда истерзана, глубокие порезы покрывали тело, в глазах бился такой ужас, что никто не смел смотреть девушке прямо в глаза. Вигар и Эрлян тоже были не в лучшем состоянии, но на них Линерон даже не посмотрел. Обхватив Арбалету с медвежьей силой, он несколько секунд не двигался и почти не дышал. Все видели, как скупая слеза скатилась по его щеке. Видеть это было невыносимо и всё же нельзя было не смотреть.
 -- В вашу честь будет дан большой пир! -- провозгласил Бриндон, вскарабкавшись на какой-то валун. В любое другое время все рассмеялись бы: уж очень нелепо смотрелся мальчишка, подражающий Правителю. Но никто даже не улыбнулся, все чувствовали, что пир - самое меньшее, что можно сделать для героев. Главным образом славу заслужила Арбалета из-за своего возраста, странного и опасного для подвигов.
    Закон мятежников был неумолим. Герои были в ужасном состоянии и заслуживали покоя, но прежде всего - долг. И Вигар предъявил то, зачем они полезли в Чёрную Библиотеку: книгу в простой кожаной обложке, на которой золотыми неизвестными вензелями был написан древний девиз чародея. Ранаэл Суэз сразу узнал чернокнижие: на сей раз победа была одержана мятежниками! И уж тогда героев повели в купальни, откуда они разбрелись по своим пещерам. Когда же все трое проснулись, привели себя в порядок и добросовестно перекусили, приступили к разговорам. Полгоры собралось в Совещательной зале, хотя никакого совещания не намечалось, и Эрлян, как самый красноречивый, поведал удивительную историю. Арбалете и Вигару же оставалось лишь кивать и добавлять, если он что-то пропускал.
 -- Мы туда ещё только добирались, а эти шакалы уже нам неприятностей учинили, -- оживлённо вещал Эрлян, опрокидывая в себя ещё один стакан. -- Свора, целая свора красных мантий! Мы, видите ли, не предъявили пропуска и влезли на территории замка. Ну а мы что? А мы им так прямо и заявили, что, мол, а катитесь-ка вы, ребята, куда подальше и на подольше, а то как бы вам самим нам пропуска не пришлось предъявлять! Мы ведь совсем по-людски их просили, а они... Илиманты, одним словом! Ну что с них взять?
 -- Вы сразились? -- нетерпеливо спросил Ранаэл.
 -- Разумеется, сразились! -- закричал Эрлян. -- Столкнулись в полной темноте, и это позавчерашней-то ночью! Помните вы позавчерашний дождь? Хо-хо, что было, господа! Вспышки, бешеный полёт! Вроде как каждый гоняется за каждым, все ловят всех!
 -- Ну и кто кого? -- воскликнул Манескон Ронно, тоже только что вернувшийся из опасного похода, чуть не стоившего ему обеих рук. Он водил небольшой отряд к поселениям Эсминте и Бандомсу, чтобы разгромить господствующих там илимантов и, кто знает, вдохновить коренных жителей на борьбу. Надо заметить, что этот мужчина уже довольно зрелого возраста всё ещё являл собой образец мятежника. Помимо того, что он сражался и навещал Вулиан, он успешно притворялся преданным констэром, и Констэ великодушно доверил ему отряд лучников, который принадлежал ему ещё при былой свободе и именовался Стрелами Синего Оперения. Сейчас же Манескон был довольно печален: вторжение удалось лишь наполовину, четверых мятежников пленили, а илиманты из поселений до конца так и не убрались.
 -- Что значит ваш вопрос, сударь! Кто мы по-вашему? Эрлян Ниангон, Вигар Вербин и Арбалета Орлеонель переловят всех чертей, сколько бы их ни было!
 -- И всё же хотелось бы поконкретнее узнать, что случилось, -- настаивал Манескон. Он был всегда хладнокровен даже перед лицом неизбежной гибели, а уж пьяный лучник его и вовсе не пугал.
 -- А, так вы не верите моему слову, господин Ронно? Что ж, вот вам правда! Трое окружили меня, от троих красных мантий я бы должен был улизнуть! Но я не таков, чтобы бегать как трусливый констэр! Нет и нет, господа, запомните это хорошенько! Я не успел поставить вокруг себя защитные чары и поэтому устремился к земле. Трое рванули за мной, но где их клячам тягаться с Мирансом? Я вырвался из их кольца и создал Круг Оранжевых Волн. Увернуться от моей Волны смог только один...
 -- По-моему, это был Арфэль Мальклат, -- вмешалась Арбалета, презрительно фыркнув.
 -- Так Арфэль жив? -- задумчиво произнёс Ранаэл. -- А мне говорили, что его не видно с последней перестрелки у какой-то деревни... Неважно, значит, он выжил и, вероятно, скрывается. Это нам может пригодиться, мы должны знать, какие предатели ещё гуляют на свободе.
 -- Вы будете слушать или нет? -- возмутился Эрлян, снова наполняя бокал вином. -- Я перед ними тут распинаюсь, а они... Короче, пока я добивал этого Арфэля или как там его, Вигар устроил жуткую резню! Сколько было твоих противников, друг мой? -- важно обратился он ко второму лучнику.
    Вигар пожал плечами: "Там было темно, я не считал".
 -- Как же, как же! -- Эрлян погрозил ему пальцем. -- Рассказывай это кому-нибудь другому, а не мне! Пятеро илимантов с мечами и двое, швыряющие заклятье как горох!
 -- И он уложил их всех! -- подскочив, воскликнула Арбалета не менее возбуждённо, хотя вина в рот не брала.
    Магистр Линерон с неодобрением покосился на неё и задумался. Эрлян же продолжал, крайне недовольный, что его снова перебили.
 -- А уж Арбалета знала, чем добить оставшихся! Она устроила такой высший пилотаж, что у илимантов крыши посносило. Никто угнаться не мог, только шляпы летели во все стороны. А она оторвётся от них на приличное расстояние, и вот швыряется себе заклятиями!..
 -- Я не понимаю, что это за илиманты такие? -- нахмурился Манескон Ронно. -- Они что, за себя постоять не могут? Если бы все такими были, каким образом они смогли бы захватить две страны?
 -- Во-первых, никто не говорит, что нам всё далось так уж легко, -- сурово заметил Вигар, чуть раскрыв одежду у себя на груди. Вся грудь его была покрыта отвратительными ожогами и коростами, правда, уже обработанными лекарями. Эрлян порывался что-то сказать, но Вигар неожиданно запальчиво добавил: -- Две Страны завоёваны, это верно. Но если бы трое мятежников не могли одолеть пятнадцать констэров, не было бы в Двух Землях такого количества людей, по-прежнему верующих в возвращение свободы. 
 -- Да, так вот, -- наконец смог открыть рот Эрлян, воспользовавшись минутным молчанием, -- Арбалета завершила сию разминку, и мы спустились к границам защитного "колпака", магией установленного над Чёрной Библиотекой. Тут пригодилось ваше "Бусера ао менарос", господин Суэз. Ох и практичная штука, клянусь честью! Сняло как рукой всю защиту, сразу, будто пузырь лопнул!
    Ранаэл Суэз удовлетворённо кивнул. Арбалета бросила ему ласковый взгляд: она тоже была благодарна Верховному Чародею за могучую формулу.
 -- Потом мы сделали всё, как вы нам велели. Стали невидимками, оглушили стражей и залезли внутрь с заднего двора, через дверь, о которой вы рассказывали. Там правда не было никакой охраны, и это было очень кстати. Потому что пока мы шагали по двору, нас за ноги кусали ядовитые растения, и требовалось быстро обработать раны противоядием, иначе через несколько минут нам всем уже пришёл бы конец. Для обработки нужно время, а если бы на нас снова напали, вряд ли мы успели бы ещё и смазывать царапины, согласитесь господа!
 -- Ты не отвлекайся, ты по-существу, по-существу, -- поторопил его Манескон.
 -- Так я по-существу и есть! -- сердито буркнул Эрлян. -- Я и говорю, что мы обезопасились от яда, проскользнули в коридор и тут...
 -- Что? -- спросили все, потому что Эрлян вдруг замолчал, впервые самовольно.
 -- Ничего, -- откликнулся Эрлян, довольный произведённым эффектом. -- Обыкновенные препятствия. Но нам повезло с вами, господин Суэз, вы предусмотрели очень многое...
    Арбалета помнила, как Эрлян в красках рассказывал, об их сражении с грифонами и воинами, вооружёнными ядовитым оружием; об их блужданиях по коридорам, комнатам и залам, как по джунглям, когда они никак не могли найти нужных дверей. Они заблудились и виной было даже то, что они никогда не видели хотя бы карты Чёрной Библиотеки, но потому, что иллюзии и прочая сложная магия постоянно меняли помещения местами. В конце концов Арбалета остановилась и навалилась на стену: "Я сейчас сойду с ума! Я не могу больше шататься по этому лабиринту, зная, что никогда не выберусь отсюда!" Сначала Вигар с Эрляном стали её стыдить за то, что она так быстро сдаётся. Но прошло несколько часов, а продолжение поисков ничего не дало. Эрлян вяло повторял, что нужно идти, но у самого ноги заплетались, а в глазах стояла темнота. Вигар оставался единственным, в ком ещё теплился огонёк надежды. И он же заставил своих спутников следовать за ним до тех пор, пока они не наткнулись на очередной патруль. Новое сражение несколько разрядило обстановку, но Арбалету так шарахнуло заклятием Брестанимени, что на долгое время она выбыла из происходящего. Когда же удалось привести её в себя, оказалось, что новая драка принесла свои плоды: удалось наложить подчиняющее заклятье на одного из нападавших. И он указал им нужный путь. Это уже был не илимант, а чистое золото: он знал, как обойти все оставшиеся препятствия, он предупредил их обо всех возможных подвохах и как можно их избежать. Когда долгий эрляновский рассказ завершился, был уже полдень...
    Арбалета улыбнулась и пошла по коридорам Храма Луны.
    Итак, год назад, когда ей исполнялось шестнадцать, жизнь её стала такой, какою она жила и по сей день. И это ей нравилось. В сражениях она была не так сильна, как в притворстве и скорости, поэтому гораздо чаще ей поручали что-нибудь украсть, кого-нибудь освободить, куда-то незаметно просочиться, войти к кому-то в доверие и выведать секрет. Если же сражение было заранее неизбежно, с Арбалетой отправляли Вигара с Эрляном. И все на Вулиан знали смелую весёлую девушки.
    Линерон был единственным, кто до сих пор не до конца одобрял все рискованные действия своей воспитанницы. Ежедневно, чуть ли не ежечасно, он думал о том, что напрасно позволяет ей оставаться воительницей. Магистр неоднократно предлагал Арбалете бросить оружие и взяться за «женскую работу». Неизменно слышал в ответ смех и колкости. Для неё, как и для мужчины, было неприемлемо вот так менять ритм своего существования. И лишь это примиряло Линерона с решением девушки - от неё был прок, она действительно умела рисковать и выходить из воды почти сухой.
    У Арбалеты был и союзник в борьбе с отцовской тревогой Магистра. Этим человеком был свергнутый Правитель Лет II. Его Андэлла, как и Орланга, принадлежащая Арбалете, являлась одной второй Двух Земель - нынешней вотчины Констэ I. Он нёс сознание этой горькой правды долгие годы, и любая попытка прекратить хоть сотую долю этого унижения уже поощрялась. А Арбалета была незаменима в этой борьбе. Не благодаря силе, но мало у кого хватало рвения, чтобы сравниться с ней.
    Теперь Констэ был уверен, что война замерла, что он сокрушил всех врагов, и главная его задача состоит не в битвах, а в том, чтобы не дать неоперившимся птенцам и раненым орлам вновь расправить крылья. И это ему, увы, удавалось относительно неплохо. Чего не хватало мятежникам? Этого я не могу сказать, для этого нужно хорошо разбираться в политике и войне, но одно было ясно: если мятежники предугадывали шаги врага за два хода, то констэры - за четыре. Несмотря на то, что и Лет II, и Ранаэл Суэз, и опытные волшебники, и закалённые воины имелись в распоряжении мятежников, во власти эфроданиманта было такого добра не меньше.
    Тут Арбалета очнулась, произнесла заклятье и вошла в залу Лунных Зеркал.