Когда-то...

            «Весна – самое замечательное время года.
            Во-первых, можно надеть любые сапоги и ходить по лужам. Просто так ходить  – не интересно, поэтому проще сделать кораблик из дощечки от ящика,  вбить гвоздь – мачту, одеть «парус» и провожать его до самой Туимки. Потом он поплывет по Туимке до самого моря.
            Тут, конечно, придется помогать «кораблю»,  потому, что он будет застревать на «порогах». Его будет крутить, вертеть, несколько раз перевернет, парус намокнет,… но это не имеет значения, поскольку цель, все равно, будет достигнута.
            Можно, конечно, взять нож от сенокосилки и вставить его в дно «корабля», он треугольный и острый, но он будет цепляться за дно… Казалось бы – корабль должен быть устойчивее, но мелко…. Мешает.  Поэтому «киль» придется нести в кармане до самой реки.
            Опять же одному это делать не очень интересно, поскольку потом как рассказать об этом… и кому?...» – так думал Петька, идя в отцовских сапогах к своему другу Женьке на улицу Гагарина.
            – Петр! Разувайся. Ты по делам, или куда-то людей смешить собираетесь? – тетя Клава стояла на крыльце, загородив Петьке вход.
            – По делам! – Петька не стал врать.
            – И какое на сегодня дело?
            – Стамеску не могу свою найти – стамеска мне нужна, – Петька помолчал и добавил, – И ещё кое – что!
            – «Кое – что» – это бинты и «зеленка»?
            – Гвоздь драночный – тонкий и длинный, – сказал Петька и посмотрел на свою левую руку, вспомнив, как они с Женькой зимой ставили парус на санки.        – Тупая она у меня. Папка затупил. Править надо. Здорово, Женьк!
            Из–за спины тети Клавы выглянул Женька.
            – Идите оба в дом. Холодно. Ты бы еще голый выскочил, – мать задвинула Женьку в сенки.
            Женька закрыл оба глаза и сморщил лицо. Было смешно, и Петька засмеялся.
            – Смех без причины – признак дурачины, Петенька, – сказала тетя Клава и протолкнула Петьку вслед за Женькой в дом.
            Стамеска была тупая. Да, она и не очень-то нужна была, – решили кораблики делать из коры лиственницы. Для этого пригодится  и обычный нож.
            Женька с Петькой высочили на улицу к поленнице, чтоб выбрать подходящий кусок коры.
            «Куда?... Голые!»  догнало их уже около поленницы.
            – Уже идем! – крикнул Женька, пристраивая кусок коры на чурку и беря топор, чтоб разрубить его пополам.
            Топор врезался в толстую кору и застрял в ней.
            – Давай бей колуном сверху по обуху, – сказал Женька Петьке, держа топор на вытянутых руках и поглядывая на него.
            От первого же удара кора лопнула и развалилась на две большие части.
            – Большой будет. На поворотах об берега будет биться, – сказал Женька, разглядывая кору.
            Петька оценивающе оглядел сначала Женькин кусок, потом свой, положил свой на чурку, аккуратно наставил топор.
            – Бей ты! – он бросил взгляд на колун.
            Женька взял его и аккуратно ударил. Топор вонзился в кору.
            – Ты гладить белье сюда пришел или с топором работать? «Бей!» – было сказано, – Петька недовольно забурчал, подражая своему отцу.
            – А ты бы голову убрал. Не петух, вроде, – среагировал мгновенно Женька, глядя на куриные перья на чурбаке.
            Петька отстранился, и длинная узкая полоска коры от удара упала на землю.
            – Заканская! – оценил Петька, – Давай тебе смастрячим!
            Петька аккуратно отложил свой будущий кораблик и взял колун.
            Женька стал пристраивать свою кору на чурбак и устанавливать топор.
            – Вы куда там пропали? Пойдёте в дом – дров захватите, – раздалось с крыльца.
            – Да, идем же, – Женька отвернулся, держа топор.
            – Ровнее-то не можешь? Ты бы ещё глаза закрыл, – бурчал Петька.
            С первого удара вторая ровная полоска упала рядом с чурбаком.
            – А, ну,..– Петька взял свою и стал разглядывать Женькину.
            Оставшись довольный осмотром, он протянул впереди себя согнутые в локтях руки: – Клади!
            Женька стал класть на руки поленья.
            – Хватит! Я что тебе – Орлик? – Петька пошел к крыльцу, выглядывая из-за поленьев.
            – Иго–го, тца,… – сказал Женька и пошел следом, таща еще дрова и свою полоску коры.
            ...Теленок ещё был в доме, поэтому за печкой примоститься не удалось и они сели около «голландки», разложив ножи и кое-какой инструмент.
            – Обрежетесь, – спокойно сказала мать Женьки то ли себе, то ли мальчишкам и присела на табуретку.
            Откинула немного назад плечи, сморщилась и пересела на стул, далеко вперед выдвинув ноги.
            – Не... – сказал Женька, а Петька только кивнул, то ли в знак согласия с тётей Клавой, то ли с Женькой.
            – Давайте только не сегодня. А, Петя?! – грустно сказала тетя Клава и посмотрела в окно, – В прошлый год… – помните?
            – А что в прошлый год?! И не болели совсем! Скажи, Жень! А папка сёк? Так он не за то, что я провалился под лед. Он сёк за то, что я домой бежал с полными сапогами воды. Он же сам сказал: «Мало того, что как корова на льду, так ещё и глупый, как баран. Кто бегает, не вылив воду из сапог? Кто? Падал, пока бежал?» Если бы я тогда не сказал, что падал, может быть, и не «попало» бы мне.
            …Если чё – выльем! Да, Женьк?!
            Петька смотрел то на Женьку, то на его мать.
            Мать махнула рукой и пошла на кухню.
            – Нам ещё на машинный двор надо! Раз «не сегодня» пусть будет «не сегодня»!
            Нам сенокосилка ещё нужна, – крикнул ей вслед Женька  и подмигнул Петьке.
            …. На улице было тепло. Солнце светило жарко и радостно. Вдоль дороги справа и слева бежали мутные ручьи воды вниз к речке.
            – Скоро начнется! – сказал Петька, проходя мимо колодца, вспомнив, что впереди огород, что скоро надо будет к вечеру таскать воду, что будет опять эта морковка, будь она неладна.
            – Начнется! –  согласился Женька, глянув туда же, на место будущих летних встреч с Петькой.
            … В воскресенье никого в мастерских не было. Где-то далеко у самого забора, то заводилась, то глохла какая-то машина.
            – Под снегом не найдем, – убежденно сказал Петька, оглядывая ряд комбайнов, сбоку которых ещё лежал снег.
            – Другое что-нибудь найдем, – сказал Женька и двинулся к молчащей кузнице.
            В кузнице было тепло.
            – Недавно ушли, – сказал Петька, протянув руку над горном.
            – Насовсем или «на обед»? – сказал Женька и тоже сунул руку под зонт горна.
            – Насовсем! – утвердительно сказал Петька, почему-то посмотрел на потолок и включил свет.
            – О! Бочка! – сказал он, увидев в углу невысокую белую бочку закрытую большой крышкой, – Вот такую натаскать – и делов-то нет. А поставят из-под солярки. Таскай им там, пока не лопнешь.
            Петька пнул бочку, которая издала глухой утробный звук.
            – Чё там? Дай-ка что-нибудь острое. Крышку закрыли, как от воров будто, – пробурчал он, глядя на Женьку.
            – Вот пошли, а стамеску не взяли! Стамеской бы сразу подковырнули. Ещё, чего доброго, закрыли и кулаком постучали. Будто самим не придётся открывать, – Петька старался засунуть под крышку какую-то железку.
            – Карбид! – выдохнул Петька под звук упавшей крышки, – Туши свет. Навключали тут! Вот из-за таких, как ты, и не хватает соляры на дизель по вечерам. Вот при лампе и делаем уроки!..
            Петька с Женькой смотрели в бочку, в которой лежали камни с серым пушистым  налетом.
            Знакомый запах вызывал легкое щекотание ноздрей у обоих.
            Петька сунул руку в бочку достал один, обтер его ладонью и плюнул на него.
            Легкое едва слышимое шипенье, дымок и запах подтвердили догадку.
            Они замерли.
            Петька громко выдохнул и сощурил глаза. Потом закрыл их и громко вдохнул в себя воздух.
            – Рыба из озера не поднялась ещё. Рано! – сказал он, не отрывая взгляда от бочки.
            – Рано! – согласился Женька, так же смотревший в неё.
            – Лед взорвём на речке! – сказал Петька.
            – И лед… – согласился Женька.
            – Сегодня.
            – А когда ещё? Завтра в школу.
            – Сначала ракету запустим, проверить карбид надо, – задумчиво сказал Петька.
            – Надо. А где? Снег ещё – не лето, – Женька огляделся по сторонам.
            – Банка нужна. До лета можно затырить, – Петька тоже стал осматриваться.
            – Ни одной банки  под руками. Нужна будет – хоть к соседям иди, – раздался его голос уже из-под топчана, стоящего в углу, – Едят они, что ли, их?
            В кузнице не нашлось ничего кроме старого помятого ведра.
            Карбид оказался тяжелым.
            Плотно закрыв бочку крышкой и бросив на неё сверху старую промасленную  фуфайку, они подошли к двери.
            – Иди к забору «на атас». Оттуда махнешь рукой, если все нормально, – Петька указал на огромную дыру в заборе, к которой вела выпирающая из снега тропинка.
            … Они спокойно дошли до Петькиного дома, держа ведро с двух сторон, в котором возвышалась горка снега, положенная на голицы, а те лежали на свернутой газете «Сельская жизнь», которая прикрывала почти целое ведро карбида.
            Прошмыгнув в стайку, Женька замер, а  Петька прислонился спиной к двери, погрозил кулаком корове Зорьке, с удивлением взглянувшей на них.
            – Вот так вот! … Ни банки, ни чего в этом доме нет под рукой,  – сказал Петька и по лестнице полез на сеновал.
            Оттуда он спустился с старым чемоданчиком, которые все почему-то называли «балетками» и двумя трех литровыми банками.
            В одной из банок что-то было насыпано, и Петька вытряхнул все это под ноги Зорьке.
            – Майские жуки! Говорили, – будут крылышки в аптеку принимать – не принимали. Помнишь? Зря только гонялись за ними, – прокомментировал он. – Вот ведь этот снег. Ни одной банки не найдешь, когда надо. Подожди, я сейчас.
            Он куда-то убежал, но скоро вернулся с высокой бело-голубой банкой из-под тушенки «Великая стена», с двумя огромными темно-зелеными бутылками, которые «не принимали», одной прозрачной с бело-зеленой  этикеткой, на которой было написано «Московская», пучком пакли и сапожным ножом.
            – Гвозди были. Высыпал. Дырку сделал. Глянь – так ли? – Петька протянул консервную банку Женьке.
            – Так! – сказал Женька, со знанием дела и посмотрел на бутылки.
            – Больше нельзя. А то будем идти по улице, как тот атаман Соловьев с гранатами, людей пугать, – сказал Петька, улыбаясь во весь рот.
            – Ага! – сказал Женька и, вспомнив, что в Гражданскую «где-то тут» этот самый атаман  Соловьев спрятал золото, добавил, – Лежит ведь где-то. Не кричит. Чтоб его!
            – Найдем! – сказал Петька, тоже вспомнив и атамана Соловьева  и его золото.
            – Под ракету надо бы в запал что-то. Земля-то сырая, – сказал Женька.
            – Да и пусть – сырая, нам-то что? Воду лить не надо, – улыбнулся Петька.
            – И то – правда! – согласился Женька.
            …Решено было идти  за клуб на косогор. Снег с него сходил раньше всего.
            По пути Петька забежал в сквер на бульваре Гоголя и выломал два длинных прута из акации.  Женька бы на такой «подвиг» никогда не решился, поскольку хорошо помнил отцовский урок прошлый год, когда тот у него увидел рогатку из акации. «Степь кругом. Люди сажают, а вы нахаленки этакие….»
            Во-первых, нужен был запал для ракеты, а во-вторых, надо было из чего-то делать пробки в бутылки.
            – Нужен кирпич! – сказал Петька, размахивая прутом, как саблей.
            – Нужен! – согласился Женька, оценив предусмотрительность Петьки. Пробки надо было чем-то заколачивать в бутылки.
            – Снега нет, кирпичей – не пройти, так карбида нет. Карбид есть – кирпича не найдешь, хоть из дома неси, – сказал Петька оглядываясь по сторонам.
            – За клубом были осенью, – предложил вариант Женька.
            – Если не уплыли, – буркнул Петька и пошел к клубу.
            … Половинку кирпича под снегом нашли быстро. Кирпич был такой, какой нужен – силикатный. В руке сидел хорошо.  Петька несколько раз помахал им и протянул его Женьке: – Заканский кирпич. Надо припрятать. Пригодится ещё.
            Женька тоже помахал им и согласился с Петькой.
            … Петька подложил под себя ногу и сел на неё. Земля была ещё сырая, но пикулька уже то тут, то там выкинула маленькие зеленые иголки.
            – Лето скоро, – сказал Петька, глядя на них, – Опять папка дома бывать не будет.
            То посевная эта, то уборка у них.
            …Морковка эта ещё... Уток на реку опять гонять, корову встречать. Тебе хорошо – ваша Марта сама домой идет, а Зорька дура–дурой. Уже подгоню к калитке – нет мимо норовит пройти. Телкой была дура–дурой, уж скоро старуха, а… хоть кол на голове теши. Может Дунька её образумит.
            – Телку-то Дунькой назвали? – спросил Женька, тоже глядя на пикульки.
            – Дунькой! Мамка назвала, как продавщицу в сельпо. Папка орал, что не дело так,  – по-человечески. А мамка сказала: «Не хочешь Дунькой, давай Нинкой назовем. Только из твоих подружек Дунька-то больше всех на корову-то похожа».  Батя махнул рукой: «Дунька, так Дунька».
            Дунька, дунь–ка! – Петька протянул открытую ладонь в сторону Женьки, дунул на неё и засмеялся.
            … «Стартовую площадку» сделали быстро. Однако оказалось, что вода «уходит», пришлось идти за водой, прежде чем в неглубокой ямке образовалась лужица.
            Петька расколол кусочек карбида  на торчащем из земли камне  ударами кирпича, сложил осколки на его макушке, откуда-то  из «за пазухи»  достал тетрадь в клеточку и вырвал из неё листок. Взял прут и плотно  обернул кончик его листком бумаги. Посмотрел на Женьку.
            – Давай!
            Женька взял кусочки карбида бросил их в воду и накрыл «Великой стеной» с дыркой, плотно вдавив края банки в землю.
            Из дырки в дне банки показался сначала еле заметный, потом отчетливо видимый «дымок», который, распрямляясь, становился все заметнее.
            Петька зажег лист бумаги на конце прута и поднес его к вырывающемуся из отверстия серому потоку.
            – Тттыд! – раздался хлопок, и банка улетела высоко вверх.
            – Заканско! – Петька улыбался, – Заканский карбид! Лучше, чем в прошлом году. Я правильно дырку маленькую, сделал. Видел, как высоко, – стал он тараторить, туша бумагу и побежал за банкой.
            … Потом заваливали банку землей. Потом клали на неё кирпич. То Петька, то Женька бегали, стараясь его поймать, падающий вместе с банкой.
            – Все! Вечер скоро. Давай гранату делать. Бери «огнетушитель» и неси воды, – кивнул Петька на восьмисотграммовую бутылку. Сказал и застыл.
            Женька посмотрел на Петьку и почему-то вспомнил картинку из книги, где был нарисован какой-то застывший пятнистый лопоухий пес с поднятой лапой и далеко вытянутым носом.
            – Огнетушитель! Вот что надо! – тихо произнес Петька, – Женьк! Кроме школы ты где–нибудь видел огнетушитель?...
            – Вроде нет, – Женька остановился на пол дороге.
            – Найдем! – сказал Петька и сам себе кивнул с таинственной улыбкой.
            … Решили начать с «малой».
            Петька долго подгонял пробку по горлышку бутылки. Он, то вкручивал её, то вынимал, внимательно разглядывал, потом подстругивал ножом, опять вставлял, опять вынимал.
            – Готово! – сказал он показывая Женьке пробку из акации длинной сантиметров  пятнадцать, – Заряжай.
            Женька налил в бутылку воды на треть, показал Петьке, тот кивнул.
            Взял, распотрошил паклю и стал небольшими порциями просовывать её в горлышко бутылки, где она, расправляясь, ложилась на поверхность воды.
            Когда «плотик» был готов, он стал аккуратно выкладывать на него кусочки карбида, изредка, молча, поглядывая на Петьку. Тот кивал, и очередной кусочек отправлялся в горлышко.
            – Хватит. Давай отойди, – Петька отстранил Женьку и аккуратно вставил пробку в бутылку. Придерживая левой рукой бутылку, он стал несильными ударами кирпича вгонять пробку все глубже и глубже.
            – Петьк! Хватит. Горлышко лопнет. Хватит! – Женька сидел на корточках, наблюдая за Петькой. Было жарко.
            – Всё! – Петька осторожно взял бутылку в руки, – Стой здесь.  Ложись, говорю! – он повернулся к Женьке.
            – Куда ложись? – Женька смотрел то на Петьку, то на мокрую землю.
            Петька остановился. Посмотрел на бутылку.
            – Пойдем к снегу. Как черти будем иначе, – сказал он и, медленно переступая, небольшими шажками пошел к ложбинке.
            – Лег? – спросил он, не поворачиваясь.
            – Лег, – сказал Женька, лежа на снегу и чувствуя, как к коленкам подкралась вода.
            Петька горлышком вниз воткнул бутылку в сугроб, бросился к Женьке и рухнул рядом.
            Оба затихли.
            – Карбиду мало, – через какое-то время тихо сказал Женька.
            – Бутылка крепкая, – тихо ответил Петька.
            – Надо было пробку не сильно заколачивать. Так бы хоть она вылетела, – добавил Женька.
            – Да! Не лето. Так бы из рогаток расстреляли бы её, – сказал Петька и сел на корточки, – Ты мокрее-то место не мог найти?
            Петька встал и стал стряхивать снег со своих синих шаровар «с начесом».
            – Карбиду мало! Чё жалел? Давай…
            …В этот момент раздался взрыв.
            – Ввах!
            Петька и Женка повернулись и увидели медленно падающие откуда-то сверху куски наста и снега.
            – Заканско! Мало?! В самый раз! Горлышко ищи. Пробка понадобится ещё, сказал Петька и пошел к достаточно солидной яме.
            Горлышко лежало на дне, рядом лежала пакля в которой шипели остатки карбида.  Петька взял горлышко с  пробкой и пошел к камню. Разбив горлышко о камень, он оглядел пробку и бережно сунул её в карман.
            – Как новенькая. Давай готовь «огнетушитель». Я пробку буду делать, –  сказал он кивнув на одну из бутылок и взяв другую.
            … Когда Женька вернулся домой, отец уже был дома.
            – Господи! Говорили же на речку не пойдете,  – всплеснула руками мать, глядя на сырого и довольного Женьку.
            – Да я тут, уже около дома упал, –  соврал Женька и улыбнулся, вспомнив, как «грохнула» вторая бутылка, которую они с Петькой воткнули в петлю на дереве.
            – Что там грохотало? Лед пошел что ли? – спросил отец, не опуская газету.
            – Да говорю, – не был я на речке. Завтра после школы схожу, – посмотрю, – буркнул  Женька и представил себе завтрашний день.
            …Когда Петька вернулся домой, то увидел на кухне отца сидящего на табуретке. Перед ним стояло ведро – то самое, из кузницы, в которое он стряхивал пепел с «беломорины». Изредка откусывал  кусочек мундштука от папиросы, жевал его передними зубами и сплёвывал в ведро.
            В дверях в комнату, молча, стояла младшая сестренка – Надька, прижимала крепко к себе свою любимую куклу и жалобно смотрела на него, в глазах у неё была лужица. Петька вздохнул.
            Ему было жалко Надьку, и он незаметно улыбнулся ей, потом зажмурился и вытянул губы «трубочкой».
            Надюха грустно улыбнулась. Лужица высохла.
            


Рецензии
Вы великолепно написали о весне...Но в личку писать ет смысла. Она не работает.

Юрий Николаевич Горбачев 2   22.11.2022 04:01     Заявить о нарушении
У меня работает. Мы с другими авторами ведем переписку только там.
Не хочется раздеваться на площади.
"Не стоит заниматься любовью с женщиной на площади! Прохожие советами замучают!"

Саша Тумп   22.11.2022 04:30   Заявить о нарушении
На это произведение написано 13 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.