Васькина юдоль - 1

               

               
                =====Васькина юдоль=====

                I


                Васёк мой лучший друг, с самого детства был известен на пятаке, располагавшемся у огромной засохшей берёзы истыканной перочинными ножичками (своеобразный сельский дартс),  как самый рисковый и непредсказуемый парень. До определенного момента ему непременно во всём везло. Везло даже по пустякам и мелочам, которые ежедневно происходят в детском и юношеском возрасте. Но наступил переломный момент в его жизни, с которого и следовало бы начать это повествование.

                В начале восьмого класса Васёк вдруг неожиданно исчез на несколько дней: он не появлялся в школе и не приходил на пятак.  Когда я уже забеспокоившись о его отсутствии, пришел к нему домой, то наткнулся на закрытую дверь. Ни на стук, ни на крик никто мне не открыл. Странно подумал я, его младшая сестренка, всегда была дома, либо играла в песочнице.  Помаячил некоторое время во дворе, встретил подружку Васькиной сестренки, которая по секрету мне сообщила, что у Васька заболела мама и её на карете скорой помощи увезли в райцентр, в больницу. Папа  с сестрёнкой приезжали домой, а Васёк еще не появлялся. - Худо дело наверное,- подумал я и побрёл с невесёлыми мыслями домой. Село у нас небольшое, даже детского сада нет, школа восьмилетка да сельпо, с обратной стороны которого располагалась почта и сельсовет. Все остальное как всегда - коровник, свинарник, и мехдвор. Но жить было привольно и весело. В райцентр мы наведывались только на ярмарку раз в году, и меня такие поездки не очень радовали – наличием толчеи и шума.

                Васёк появился в классе на шестой день отсутствия: подошёл к учительнице и отдал ей какой-то желтоватый листок бумаги, после этого сразу развернулся и сел за парту. Глаза учительницы, спрятанные за массивными очками, выглядели  как у рака,  еще больше округлились, когда она прочитала то, что было написано на бумажке,  которую принес Васёк.  Она  попросила  выйти ученика   в коридор и подождать её там. Дав нам задание,   вышла следом. Назад он не пришёл, и мне пришлось забрать его папку с тетрадками к себе домой. Я носил её каждый день в школу, но друг появлялся пару раз в неделю, и  то на один два урока, а  затем бесследно исчезал. На мои вопросы Васёк отмалчивался, только поскрипывал зубами и мрачнел. Я исподволь поглядывал за ним, и не мог не отметить, что он резко повзрослел и возмужал.
                В один из воскресных дней, друг постучался ко мне ни свет, ни заря и попросил быстренько одеться. Через три минуты я уже выскочил во двор. – Мама просила приехать к ней вместе, – сказал он, и быстрым шагом пошел к остановке рейсового автобуса. Я заспешил за ним: знал, что вопросы Ваську задавать бесполезно, да и болезненно для него, и просто  следовал за  товарищем.  - Ссутулился, сгорбился, похудел,  – мелькнуло у меня в голове.

                Рейсовый КАВЗик дико подпрыгивая на ухабах «грейдера», вскоре выехал на асфальтовую дорогу, ничуть не отличающуюся по состоянию с нашими сельскими, вскоре достиг места назначения. Мы прошли еще с полкилометра, и оказались около удивительной красоты здания. Приличная территория парка была огорожена массивным чугунным забором. Высокие  резные  ворота, напоминали о величии собственника в прошлом всего  этого великолепия. Портал здания поддерживали массивные колонны, а к парадной вела широкая аллея, по бокам которой стояли разнообразные статуи. Кто бы мог подумать, что для многих эта аллея была юдолью, не имеющей пути назад.
                Мы зашли в холл, где нам выдали по белому халату и стали медленно подниматься по широкой маршевой лестнице на третий этаж. По мере приближения, Васёк замедлял шаг. Казалось, что его ноги наливались свинцом, и у него не находилось больше сил передвигать ими. Забравшись наверх, мы оказались у длинного коридора, по одной стороне которого были большие светлые окна, а по другой множество дверей. Пахло, как я тогда определил – больницей. Это  запах эфира с йодом, а может еще  чего. Стоматологи точно могут сказать, потому, как жидкость с похожим запахом у них есть всегда.
                Над стеклянной дверью в отделение была прикреплена табличка с крупной надписью: «ОНКОЛОГИЯ».  Слова этого я тогда  не знал, и конечно же оно мне ни о чем не говорило. Что-то медицинское – подумал я, и мы осторожными шагами пошли к палате, в которой лежала мама Васька. Двери палат были приоткрыты, чтобы дежурная сестра могла вовремя услышать больного. От запахов, стонов, причитаний – доносившихся из палат, меня слегка затошнило, но я мужественно продолжал идти за другом. Наконец мы зашли в нужную палату и закрыли за собой дверь. У окна стоял мужчина и смотрел куда-то вдаль, рядом у кровати сидела маленькая девочка. Я сразу узнал Васькиного отца и сестренку. Ещё бы, мы с детства были «не разлей вода». Отец резко повернулся и затуманенным взором окинул нас с ног до головы.  – А, это ты сынок, принимай вахту, мы с дочей поедем домой  кормиться, да хозяйство глянем. Он взял дочку за руку и вышел. Наступила гнетущая тишина. Стоя посередине палаты, ни я, ни Васёк, не мог пошевелиться. Наконец мама  друга повернулась к нам и каким-то невидимым жестом попросила подойти. Нечто жуткое обуяло меня на несколько последующих минут от увиденного. Вместо цветущей розовощекой женщины, что я помню с детства, я увидел изможденную девочку с впалыми глазами и цветом кожи - школьной тетради. Пересохшие губы были жгуче-синими, на голове не было ни единого волоска, впрочем бровей и ресниц, тоже не было. Жестом она попросила меня наклониться к ней. Я повиновался и услышал слабый шепот. – Не бросай Васька по жизни, тяжко ему еще будет, не бросай, - она закрыла глаза и больше не произнесла ни слова. Васёк остался дежурить подле матушки, а я погруженный в безрадостные мысли, даже не заметил, как добрался до села.

                Ровно через месяц, всё село собралось около Васькиной хаты. На улицу вынесли два табурета и установили на них гроб с упокоившейся матушкой моего друга. Он с отцом стоял у изголовья и ни один мускул не дрогнул на  лице парня. Отец же, то и дело промакивал  глаза носовым платком, а то и отворачивался: громко навзрыд рыдая. – Мужчины не плачут – пронеслось у меня в голове, а на глазах у самого навернулись слёзы.
                Траурная процессия проследовала через всё село, вышла за околицу, и уже через несколько сот метров достигла погоста  где всё было приготовлено к захоронению: свежевырытая могила, несколько венков, цветы и деревянный временный крест, который мы с Васьком впоследствии заменили на железный, установив при этом  оградку со столиком и скамеечкой. Каждый день после уроков, мой друг шел не домой, а проведать могилку матушки, летом  рвал сорняки, поливал цветы, зимой  убирал снег. Бывал  там недолго, хозяйство и сестренка тоже ждали его внимания. Отец Васька со дня похорон сильно запил, как не жалели его в селе, но в конце концов уволили за прогулы и  за вождение трактора в пьяном виде. Всё хозяйство и сестра были на Ваське, поэтому приходилось ему не сладко. Мою помощь он постоянно отвергал, но помня наказ его матушки, я регулярно приходил и сидя в сторонке, наблюдал за его хлопотами по дому. Играл с его сестрёнкой, пока он кормил животину и доил корову. Порой тащил появившегося невесть откуда батька до койки. Тайком мыл посуду, заодно показывая сестре, как это делается. Такая тайная помощь исходила с моей стороны до окончания нами  нашей сельской школы. Васёк, конечно, получил аттестат,  но благодаря лишь сердобольности наших преподавателей. – Троечки и ладно, – поговаривал он.  - За трактором и они сойдут. Сразу после окончания школы он устроился дояром на ферму, и я стал видеть Васька даже реже, чем его сестрёнку. Приближалось первое сентября,  я стал готовиться к поступлению в среднюю школу, которая находилась в райцентре. Для далеко живущих учеников, был предусмотрен интернат, куда родители меня и определили. После первого дня занятий, меня почему-то невыносимо потянуло вернуться в село, о чем, впоследствии, не пожалел. Уже по приезду, я заметил некое оживление среди селян. Подойдя к одной из стаек женщин,  услышал новость, которая ввергла меня в шок.  - Отец Васька угорел нонешней ночью в бане. Завтрева похороны, – резануло мне слух. Что есть духу, я помчался к  товарищу. Он сидел на крыльце и мусолил батину папиросу, а из хаты доносился протяжный вой плакальщиц. Во дворе играла с куклой его сестренка, она ещё не понимала, что в её жизни происходит нечто непоправимое.
- Как дальше жить  будешь?
- Не отдам, слышишь, не отдам Манюню. Приезжали уже из детдома, никому её не отдам. - Работаю уже, хозяйство есть, проживем. - Неотдаааам! – Васёк заскрипел зубами и опять прикурил потухшую папиросу.
- Брось, ты же не курил.
- Три месяца уже курю - как восьмилетку закончил, просто не говорил тебе. Давай у тебя сегодня переночуем, а то жутко как-то. В баню бы пошли, так он жеж  там и помер.
- Хорошо, я всегда рад таким гостям, да и родители тоже, - позвав Манюню мы вышли со двора.

                Похоронили батька рядом с недавно упокоившейся супружницей, оплакали всем селом, помянули. Оформили опекунство над еще несовершеннолетним Васьком и его сестренкой на соседку- бабу Нюру.  Представители соц/опеки уехали в центр.  Все разошлись по домам и хатам, судача о нелегкой доле, выпавшей - некогда благополучной семье. Потянулись серые будни. У меня учеба и интернатское житьё - от выходных до выходных. У Васька работа и «заушная» учеба в ДОСААФе на тракториста – комбайнера. Так и пролетело два года. Виделись с ним раз в месяц, да чуть на каникулах. Вот и школа позади, а заодно и провалившиеся экзамены в ВУЗ, и первая повестка в военкомат. «ГОДЕН»  – было написано в моем личном деле, « КОМИССОВАН» по семейным обстоятельствам у Васька. Он сожалел, конечно, но бросить сестренку только окончившую третий  класс, он не мог, даже не смотря на то, что она  находилась под опекой соседки.

                Получив последнюю повестку от военкома, возвещавшую, что через две недели, с чашкой, ложкой, кружкой и рыльно-мыльными принадлежностями я обязан явиться к райвоенкомату,  в приподнятом настроении шёл я к Ваську.  Подходя к его дому,  увидел суматоху, и на душе стало как-то нехорошо.  Трое селян молотили тракториста, с выкриками: «Мы тебе ща глаз на …опу  натянем, чтобы смотрел  во все стороны, куда едешь!!!» - И продолжали его мутузить. Рядом с трактором несколько причитавших женщин над кем-то склонились. Подбежав ближе, я только и увидел окровавленное платьице Васькиной сестренки. Над ней склонилась фельдшерица со шприцами и бинтами, и всё приговаривала: «Ну где же эта чёртова скорая?»  За рукав меня потянула баб Нюра.
- Ехал окаянный, и лемехом зацепил девочку: ногу чуть не оторвал. Беги на ферму за Васьком, нихай бегом сюдой бежит. Горе! Ой горе- то како!
                Ферма была недалеко, и уже через несколько минут, мы с Васьком, что есть духу, мчались назад. Васёк бежал, не разбирая дороги, и уже подбегая к дому, со всего маха налетел на упавшую прошлым  летом  яблоню. Подняться на ноги он уже не смог, от моей помощи тоже отказался: он полз. Было такое ощущение, что Васёк цепляется за траву даже зубами. Правая его штанина была вся в крови и к ней прилипала жёлтая пыль, становясь бурой. Когда оставалось несколько метров до места трагедии, он вдруг встал на ноги и с криком: «УБЬЮ!» - ринулся к распластанному около трактора  водителю. Через долю секунды  Васёк  рухнул  подле и более даже не пошевелился. - В скорую его, - скомандовала фельдшерица, и два дюжих санитара подбежали к пареньку  с носилками.   Меня словно парализовало, я стоял поодаль, в голове звенел колокол.
                Скорая, поднимая клубы пыли  скрылась за поворотом, вскоре вслед за ней, умчался  милицейский УАЗик с горе трактористом. Механик завел трактор и погнал его на мех/двор, а  селяне, причитая и охая, стали расходиться по домам. Около Васькиного дома осталось стоять только трое: баб Нюра, я и военком.
- Повестку-то не потерял? – поинтересовался полковник.
- Нет, вот она.
- А ну покажи, – военком взял повестку, положил её в карман, и, глядя мне в глаза, объявил отсрочку на полгода,  в связи с тяжелым положением друга и его сестры.
- За хатой смотреть, его должность не упустить, скотину кормить и холить, корм заготовить, в больницу передачи носить, здоровьем интересоваться и мне докладывать. Всё понял?
- Так точно, товарищ полковник, – рапортовал я и пошел в хлев проверить всё ли там нормально.
                Так на целых полгода, я стал для друга и его сестренки - и мамой, и папой, и всеми остальными родственниками которые жили где-то очень далеко. Занял его место дояра, переселился в Васкин дом, только изредка забегая к себе – проведать родителей. Возился по хозяйству и прочим сельским надобностям. В промежутках между утренней и вечерней дойкой ездил в райцентр. Ваську поставили аппарат «Елизарова» - жуть как выглядит, но говорят, очень помогает особенно при открытых переломах. С Манюней дела обстояли намного хуже. Раздроблены кости таза, и встанет ли она еще на ноги, многие врачи сомневались. 

Продолжение следует: http://www.proza.ru/2012/02/01/1709