Спасатель. продолжение 2

- С тобой все в порядке, ты цела?- спросил он в темноту.
- Да, я просто не могу подняться, здесь все заледенело, – ответила девочка уже немного спокойней.
Вот-вот должна наступить темнота, и надо было торопиться. Он включил рацию и сообщил:
- Арсен, девочка внизу, здорова. Спускаюсь вниз, забираю ее, и сразу обратно.
- Будь постоянно на связи, сразу сообщи, когда начнете движение назад, – говорил Арсен голосом старого спасателя.
- Хорошо, начинаю спуск, – ответил, как положено старшему, Владимир Николаевич.
Он зажег фонарь и начал боком протискиваться между скал, туда, вниз, где чуть слышно шумел ручей. Владимир Николаевич ни разу не спускался сюда, хотя не единожды проходил мимо, поднимаясь на спасательные операции. Чуть дальше находилась отвесная скала, где  с весны до осени тренировались альпинисты, и с ними всякое случалось, поэтому их отряд ни летом, ни зимой без работы не оставался.
Тропа стала резко уходить вниз, при свете фонаря метрах в десяти прямо под собой он увидел высокую девочку в голубом спортивном лыжном костюме. Она поеживалась то ли от холода, то ли от страха. Кругом на камнях наслоился лед, и спускаться стало опасно, можно поскользнуться и сорваться вниз. Тогда Владимир Николаевич вернулся  к входу, обвязал большой валун веревкой, и, держась за нее, осторожно продолжил спуск. Тем не менее он раза два поскользнулся, и если б не веревка, мигом  слетел бы вниз. Как девочка спустилась к ручью, он понимал с трудом, но почему ей не удалось подняться, теперь ему стало понятно.
          Внизу он внимательно осмотрел ее, потом переспросил, нет ли ушибов или еще чего-нибудь. Убедившись, что с ней все в порядке, сообщил об этом Арсену, радуясь  при этом новой технике, которая и в такой глубокой расщелине обеспечивала устойчивую связь. Спасибо начальству за то, что оно в прошлом году поменяло им всю радиотехнику - в очередной раз добрым словом помянул руководство Владимир Николаевич. После некоторого раздумья он начал подготовку к подъему, обвязал Факиру веревкой, рассказал ей, как надо себя вести, что можно делать, чего нельзя, повторил ей про предстоящий снегопад, и они начали подъем.
Но практически сразу вынуждены были остановиться, так как небольшая пластиковая канистра с водой, которую девочка обхватила двумя руками, не позволяла ей хоть как - то держаться самой, тем самым мешая общему движению. Владимир Николаевич уговорил Факиру оставить ее, убедив, что после подъема он один спуститься вниз за канистрой, и что без нее они домой не пойдут. Так и сделали. Наверх карабкались недолго, минут десять, постоянно поскальзываясь на ледяной тропе. Только максимальная бдительность и осторожность Владимира Николаевича позволили обойтись без осложнений. Факира вела себя очень правильно, все-таки родилась в этих горах, крепко держалась за спасателя, не волновалась и вообще ничего не говорила.
Подняв девочку наверх, он доложил Арсену и снова спустился вниз. Было бы правильнее привязать канистру к себе или к веревке, но Владимир Николаевич посчитал, что времени остается крайне мало, и решил подняться, держа ее в одной руке. Мужик он крепкий и три - пять минут, подтягиваясь вверх и перехватывая веревку руками, выдержит, когда одна дополнительно занята канистрой с целебной водой. Все шло нормально, но, поднявшись на семь - восемь метров, видя уже относительно пологую часть тропы, он расслабился и в очередной перехват оступился, нога поскользнулась, а рука, занятая канистрой, не успела схватиться за веревку.  Владимир Николаевич, кулем полетел вниз, перебирая различными частями тела все, что попадалось на пути, а в довершении стукнулся ногой о камень, что-то хрустнуло, и он на миг потерял сознание. Очнулся Владимир Николаевич от голоса Факиры, которая сверху спрашивала его, что случилось.
- Поскользнулся я, сейчас встану и  быстро выберусь к тебе наверх, – ответил он.
Но только он сделал попытку встать, как его тело пронзила острая боль. Чтобы не закричать, Владимир Николаевич, сжал зубы так, что они заскрежетали, и он почти без памяти рухнул на камни. Пролежал он так недолго: Факира наверху продолжала звать его:
- Эй, вы там, отзовитесь! Начинает темнеть, мне пора домой.
К Владимиру Николаевичу стало приходить понимание происходящего. Наверху девочка одна, скоро стемнеет, у него с ногой что-то серьезное и одному ему не выбраться.
- Факира, ты слышишь меня? – ему даже говорить громко было больно. – Сможешь сама дойти домой?
- Да, смогу, а как же вы? – задала естественный вопрос девочка.
- Слушай меня внимательно: я повредил ногу и выйти отсюда не могу. Ты сейчас же отправишься домой, зайдешь к спасателям и заберешь там свою сестру. Обо мне не беспокойся и торопись, скоро пойдет снег, - наставлял ее Владимир Николаевич.
- Хорошо, я поспешу и расскажу спасателям, как вас найти, – ответила она, и вскоре наверху все стихло.
Тем временем Владимир Николаевич спокойно оценил ситуацию и понял, что дело дрянь. Скорее всего, у него перелом. Отряд на станцию наверняка не вернулся. Вот-вот пойдет снег, стемнеет, и тогда рассчитывать на то, что кто-то  сможет добраться к нему, нереально. Ночью, в пургу пробираться по горам смертельно опасно. А что это означает для него? Если бы он смог разжечь костер или движением согревать себя, то до утра, до прихода товарищей продержался бы. Но двигаться он не может, ночью температура в горах существенно упадет, и тогда он замерзнет.
Не хотелось верить, что вот так просто пришли мысли о конце жизни и о своей беспомощности перед костлявой с косой. Какая-то неестественная неизбежность смерти никак не вязалась с атлетической фигурой здорового мужчины. Хотя сознание говорило ему именно об этом, но кто-то другой в нем просто не верил в произошедшее. Этот другой требовал действий и не оставлял надежды. Паники никакой Владимир Николаевич не испытывал. Жаль, конечно, покидать эту землю в расцвете сил, любя без меры свою жену, детей и  продолжая оставаться любимым ими. Никак не верилось, что он никогда больше не увидит ни сына, ни дочку, не станет дедушкой. Но главное - сколько горя принесет он  своим уходом Любаше.
“Нет, не бывать этому!” - подумал Владимир Николаевич и попытался устроиться поудобнее. Он увидел рядом большой валун и решил чуть передвинуться, чтоб прислониться к нему. Опираясь на руки, он приподнял свой торс, но когда сделал попытку переместиться всем телом, дикая боль снова свалила его в беспамятство. Очнувшись, Владимир Николаевич не мог сказать, сколько времени пролежал так в этот раз. Скорее всего, не только нога являлась основным источником боли, но и ушибленный копчик, поясница тоже сильно его беспокоила. Не делая больше новых попыток, он попытался сосредоточиться на чем-то хорошем. И вновь мысли унесли его в те далекие годы…
После свадьбы они уехали на Камчатку и провели на измерительном пункте несколько лет. В соответствии с законом, учитывая отдаленность и климатическую сложность проживания, офицеров назначали на должности со сроком пребывания всего три года, правда, многим разрешали продлить служение Отчизне там еще на один срок. Но и шесть лет пролетели для Владимира Николаевича, как один день, особенно после его женитьбы.
Затем его перевели на полигон в Капустин Яр, расположенный на хлебосольной Астраханской земле. Там Владимир Николаевич в измерительном управлении продолжал заниматься подготовкой средств измерений к испытаниям ракетных комплексов. Работы оказалось много, пуски проводили почти каждую неделю, и нужно было успеть за короткое время обработать всю полученную информацию и проанализировать действия расчетов. Затем указать на их недостатки, чтобы максимально исключить потерю данных, полученных от технических средств, разбросанных на сотни километров вдоль всей трассы полета ракеты.
 Домой приходил поздно, не было ни времени. Ни сил, чтобы поиграть с детьми. У него  росли сын и дочь, которые родились еще на Уке друг за другом с разницей в год с небольшим. Все трудности тогда легли на плечи Любаши, которая по-прежнему радовала и вдохновляла его. За все вместе проведенные годы, они не сказали и двух раз про любовь, но их отношения говорили об этом во сто крат больше. Они всегда находились рядом: и в отпусках, и на праздниках, и в гостях. За столько лет, случалось, что и поругивались, обижались друг на друга, но чтобы изменить или хотя бы дать повод к этому, такого не довелось ни разу. У них была на удивление крепкая и дружная семья.
Как нарочно, перебивая приятные воспоминания, громко запищала рация. Владимир Николаевич с трудом, вытащил ее из нагрудного кармана и услышал голос  Арсена:
- Вова-джан, скоро тебя ждать, вот-вот пойдет снег.
- Арсен, выслушай меня внимательно. Девочка идет одна, попроси кого-нибудь встретить ее у выхода из ущелья, там она будет примерно через полчаса. Я лежу на дне расщелины, и у меня, скорее всего, сломана нога,  есть болезненные ощущения в пояснице. В общем, двигаться не могу. Давай без лишних слов, - продолжал он рассудительно, - мы спасатели и знаем, что до утра в лучшем случае помощи ждать не придется, а я к этому времени без движения околею. Молчи, не говори ничего, и ты это тоже понимаешь не хуже меня. Прошу, подготовь мою Любашу к этому известию, скажи ей, что о лучшей жене и мечтать было нельзя. Она для меня все – солнце, жизнь, воздух, все. Вот так и передай ей. А пока не сел аккумулятор, я на связи.
- Вова, брат мой, мы спасатели, это верно и ты знаешь,  из каких передряг приходилось выбираться с честью. Да, у тебя тяжелое положение, но ты пока жив и помни об этом. Помни о своих детях и жене и постарайся сделать невозможное - выживи. А мы обязательно что-нибудь придумаем. До связи, – проговорил Арсен менее уверенно.
Наступила тишина. Владимир Николаевич пока не чувствовал холода, лишь сломанная нога пульсировала невыносимой болью и понемногу немела. Сколько так можно протянуть, он приблизительно знал. Через два - три часа холод проберется сквозь куртку и теплую одежду внутрь. Сначала из-за перелома и уменьшения кровообращения замерзнет сломанная нога, час - два спустя начнет засыпать и он.  Сперва откажутся слушаться руки и тело, только в голове будут вертеться разные мысли, но к утру мороз скует мозг, и он заснет тихо и безмятежно. Никаких болей, тревог он при этом испытывать не станет, глаза закроются, наступит темнота, и все куда-то исчезнет. На земле  по-прежнему будет светить солнце, по утрам продолжат петь птицы, ветер будет что-то нашептывать влюбленным, а по ночам яркие звезды настойчиво звать людей куда-то вдаль, только его уже не окажется в числе живущих.
Что ему остается делать в эти оставшиеся часы? Завещание не напишешь, да и не к чему оно. Оставить посмертную записку тоже нельзя, нет ручки, бумаги. Остается только вспомнить то прекрасное, ради чего прожита жизнь, и прожита не напрасно. Опять Владимир Николаевич погрузился в свои воспоминания…
Жизнь в Кап – Яре, так сокращенно называли полигон, после сурового бытия на маленьком измерительном пункте Ука казалась раем. Здесь кипела жизнь, тысячи людей сновали по своим делам. С утра мотовозы сотнями отвозили офицеров на площадки, где в глубине степи в огромных корпусах, таких, что и в столице часто не увидишь,  готовили различные типы ракет к наземным и летным испытаниям. Многие члены семей по разным приметам и слухам знали, в какой день, несмотря на секретность сведений, будет проводиться пуск ракеты, и выходили на улицу, чтобы наяву увидеть почти фантастическое явление - ее старт и первые секунды полета. А вот тем, кто непосредственно участвовал в проведении пуска, картина рисовалась еще более красочной - невообразимый грохот, затем столб огня и дыма, и вот уже ракета ярким шаром быстро устремлялась за горизонт.
А какая там удачливая оказалась рыбалка? Если на Камчатке рыба ловилась почти вся красная, то здесь, в Капустином – Яре, белая. Попробовали с семьей и осетрину, и севрюгу, и даже черную икру, которая тут продавалась известными всем рыбаками. Только здесь они каждый сезон наслаждались сахарными, спелыми, настоящими астраханскими арбузами. Радовались непривычному летнему теплу, постоянному купанию с мая по сентябрь в местной реке Ахтубе.
Зачастую их брала оторопь от разбросанных вокруг нескончаемых полей с помидорами, которых колхозы собирали, как правило, только часть, а потом, после их уборки, можно было приехать туда и набрать сколько душе угодно, и все равно их оставалось много висеть и уходило под снег. А на следующий год все повторялось. За несколько лет жизни на полигоне они наелись фруктов и овощей, так что скоро смотреть на них уже не хотелось. Капустин – Яр, по сравнению с камчатской Укой, выглядел большим городом – множество домов, машин, улиц и много суеты. И заскучали они в этой суете, и потянуло их снова на край земли, в тишину  на Камчатку.
Долго Владимир Николаевич обивал пороги кабинетов кадровиков, пока не добился повторного назначения в Ключи, в службу измерений, на должность начальника оптической лаборатории. Работа не потребовала каких-либо перестроений, технику он знал еще с лейтенантских времен, а анализу измерений и общей организации он научился на полигоне. Все шло привычным чередом – работа, рыбалка, походы за грибами и ягодами. Коллектив, как всегда, оказался грамотным, дружным, и проблем у Владимира Николаевича по рабочим моментам не возникало.
Но жизнь там повернулась для него новой стороной. Они с семьей несколько раз по выходным дням выезжали к подножию Ключевской сопки, которая располагалась километрах в сорока от штаба полигона, и поднимались верх по ее склонам. Вид с высоты казался особенным, дух захватывало от окружающей красоты. Их военный городок и сам поселок Ключи казались мелкими клочками цивилизации, а вокруг на многие километры раскинулась одна девственная природа. Вскоре к их семье стали присоединяться соседи, и пошло - поехало. Стал Владимир Николаевич нештатным альпинистом, водил на сопку приезжавших из Москвы начальников, затем офицеров с других полигонов, а потом туристов из Петропавловска-Камчатского. Постепенно появилась экипировка, оборудование и, конечно, навыки по восхождению. 
Так и текла привычная полигонная жизнь – дети учились в старших классах, Любаша работала лаборантом в кинофотолаборатории, и они каждый раз с нетерпением ждали отпуска, чтобы поехать в свой родной город Прохладный. Родителей у них уже не стало, но что-то тянуло в эти края, познакомившие их. К тому же не за горами был уход из армии, и пришла пора задумываться о новой работе. Но неожиданно грянула перестройка, затем всеобщий хаос, сокращение Вооруженных Сил, в том числе ряда подразделений на полигоне в Ключах, и вот он, скоропалительно уволенный из армии, вместе с семьей отправился в предгорье Кавказа, в старую квартиру своих родителей.

Вновь запищала рация, и на другом конце Владимир Николаевич услышал голос Арсена:
- Володя, ответь мне.
- Я на связи, Арсен, как девочку встретили? – спросил он подчеркнуто спокойно.
- Вова – джан, не переживай, девочку встретили и сейчас их с сестрой ведут домой. Я рассказал о тебе начальнику отряда, и Сергей Иванович скоро прибудет на станцию, там у них порядок, спасатели передают врачам пострадавших, и после все собираются здесь, – отчитывался Арсен о проделанной работе.
- Зачем всех переполошил? Любаше звонил? – продолжал спрашивать Владимир Николаевич.
- Жене твоей позвонил, но не знал, что сказать, попросил ее прийти к нам на станцию, как придет, мы тебя с ней свяжем. Будь на связи  и, главное, держись,–    закончил разговор Арсен.
После переговоров спасатель ощутил, как холод начал пробираться в его здоровый организм. Боль в ноге немного стихла, и Владимир Николаевич понял: это оттого, что она начинает замерзать первой. “Да не замерзать, поправил он себя сам,  - а отмерзать, это разные качественные категории”. Он попробовал передвинуться, чтобы не лежать на холодных камнях, а прислониться спиной к валуну, может, легче будет. Но резкая боль, как током, вновь пронзила его тело. Чтобы как-то согреться, Владимир Николаевич стал напрягать мышцы и делать круговые движения руками. Если мышцы слушались его, то махать руками не получалось из-за боли.
“ Нет, просто так я не сдамся”, – подумал он, видя лежащий рядом рюкзак.
Здоровой ногой, превозмогая боль, он подтащил его за лямки к себе. Это оказалась первая его победа после падения. Владимир Николаевич обшарил рюкзак и с радостью достал оттуда спички.
- И вечный бой, покой нам только сниться, – вслух произнес он строчку Блока и добавил: – мы еще поборемся.
Владимир Николаевич начал сжигать все, что могло гореть – бумажные коробочки от лекарств, матерчатые пакеты из-под инвентаря  и все другое, что не было железным и могло гореть. Последним он сжег рюкзак. Огонь радовал глаз, а его ласкающая теплота, хоть ненадолго, хоть на чуть-чуть, обогревала руки и лицо и вселяла надежду. Но вскоре последние отблески огня исчезли, и вновь навалилась непроглядная тьма. Фонарь при падении разбился, и он не мог ничем иным раздвинуть темень расщелины. Владимир Николаевич пожег еще спички, но когда их осталось две штуки, остановился.
“Каким образом можно еще согреться?” – размышлял он во мраке.
Затем начал, опираясь на руки, поднимать туловище, но после двух- трех отжиманий настолько выбился из сил, что шевелить рукой не хотелось.
- Отчего такая слабость, – спрашивал он себя, пытаясь снова и снова поднять свой корпус, но руки не выпрямлялись.
“Ну ладно, чему быть, того не миновать”, - подумал он и снова извлек из памяти приятные мысли о своей, в общем-то, счастливой жизни.

…После увольнения из армии Владимир Николаевич работал в разных местах, на разных должностях, но не лежала у него душа к коммерции, которая оказалась единственным средством получения зарплаты. Ведь заводы, производство стояло, институты, КБ не работали.
Как-то он с удовольствием услышал от своего знакомого, что требуется спасатели в Чегетский спасотряд. Они с Любашей посоветовались, и недолго думая отправились на новую работу. Дома их ничто не удерживало, дочка уже училась в Ростове, а сын оканчивал школу, и ему тоже захотелось в горы.
Народ в отряде оказался разношерстным. Кто-то пришел сюда с юности и стал профессиональным спасателем, кого-то  заставила нужда, и к тому же эта работа давала хоть какой-то заработок. Но одно надо сказать с уверенностью: люди в отряд попадали надежные, и на них всегда можно было положиться. В горах, в опасности народ познается быстро, и слабым здесь не место. Этот естественный отбор оставлял в спасателях только тех, с кем можно ходить в разведку, как сказали бы фронтовики. Тут Владимир Николаевич нашел друга - Андрея, который пришел в отряд после того, как вся его семья погибла в автомобильной катастрофе.
Андрей прошел Афганистан, боевой офицер, сам из войсковой разведки, крепкий и надежный мужик. Он стал частым гостем в их семье, и многие праздники они проводили вместе. И Любаше он понравился, она его жалела и частенько старалась накормить одинокого мужчину чем-нибудь вкусненьким. Выходя спасать попавших в беду людей, Владимир Николаевич не раз находился с Андреем в одной связке, чувствуя себя уверенно и спокойно. Да и другие ребята проявили себя на редкость стоящими мужиками, как говорится, с такими орлами хоть куда. Взять хотя бы Арсена - потомственный спасатель, который любой ценой  поможет каждому нуждающемуся  в горах. Но тут его мысли  перебил трезвон рации.
“ Вот и он, легок на помине”, - подумал Владимир Николаевич.

Вызов рации перебил воспоминания, и реальность сразу окружила его. Он почувствовал, как на лицо падают крупные снежинки, значит, начался снегопад. Снежинки красиво и медленно спускались сверху, из темноты. Их полет напоминал какой-то медленный танец, они кружились и кружились, постепенно снижаясь,  и ровным слоем ложились на голые камни, немного украшая  черные валуны чистым, бархатистым белым покрывалом. Окружающее пространство на глазах преобразовывалось в сказочную картину. Верхушки валунов покрылись белыми, пушистыми шапками, на их фоне острые камни выделялись темно-серой окраской. Одним словом,  их вид напоминал шкуру неведомого дикого зверя.
- Володя, отзовись, выходи на связь, Володя, где ты? – тревожно говорил Арсен.
- Арсен, говори, – отозвался Владимир Николаевич.
- Володя, это уже я, Сергей Иванович, как обстановка? - спрашивал начальник отряда. Ты можешь двигаться, можешь разжечь огонь, способен как-нибудь согреть себя?
И на каждый его вопрос Владимир Николаевич устало отвечал “нет”.
- Сергей Иванович, я прошу, не направляйте никого сейчас сюда, мне будет вдвойне у Господа плохо, если из-за меня с кем-то случится несчастье. В ночь, в снегопад идти в ущелье, Вы же сами знаете, что это смертельная опасность. Жаль, что так случилось, но тут ничего не исправить, сам виноват. Поберегите ребят, – попросил он.
- Володя, у тебя в рации свежие аккумуляторы? – продолжал уточнять Сергей Иванович.
Только на этот вопрос он ответил “да”.
- Будь на связи, мы обсудим ситуацию и свяжемся с тобой, - заканчивая сеанс связи, проговорил начальник спасотряда.
У спасателей выработалась привычка коротко говорить по существу, чтобы поберечь аккумуляторы и сохранить возможность связи, а связь в экстремальных случаях спасала жизнь. и не раз.
Если бы на связи оставался Арсен, то Владимир Николаевич спросил бы у него, где его жена, его Любаша? А вот у Сергея Ивановича уточнить это он постеснялся. Но теперь он решил, что в следующий раз, кто бы ни вышел на связь, он попросит пригласить для разговора жену. Прошло довольно много времени. Фантастические снежинки превратились в крупные хлопья снега и, попадая на лицо, они уже не таяли, их приходилось смахивать плохо слушающейся рукой.
 Мысли вернули Владимира Николаевича в сегодняшнее время. Он с радостью отметил, что сын в этом году поступил в Ростовское военное училище, дочь училась в этом же городе  в экономика - статистическом институте на третьем курсе. А они остались здесь, в горах,  вдвоем с Любашей, хоть грустили по детям, зато много времени, наконец, проводили только вдвоем, и им никогда не бывало скучно. Ведь всю его службу побыть вдвоем не хватало времени, и только теперь они могли надышаться воздухом уединения.

Вновь запищала рация, и Владимир Николаевич услышал до боли знакомый голос, голос своей жены.
- Ну, как ты? – в ее вопросе чувствовалось столько нежности, столько любви, что только ради этого хотелось жить.
Но тут же голос Любаши окреп, и она продолжила:
- Я знаю, Володя, что тебе не выжить, лишь чудо сможет тебя спасти. Но перед тем как ты уйдешь от меня навсегда, я хочу, чтоб ты знал правду. Я тебе изменяла, и не раз с твоим другом Андреем.  Он замечательный, добрый и нежный человек. Ты не представляешь, какие у него теплые руки и мягкие пальцы. Как он может красиво ухаживать за женщиной, делая ее жизнь радостной и полноценной.
- Любаша, что ты говоришь? Ты бредишь, этого не может быть? – тяжело прошептал Владимир Николаевич.