Круиз 11. Тихоокеанская рутина

                11.
           Тихоокеанская рутина

20-е числа января начались. Идем к началу широтного трансокеанического профиля. Вообще говоря, в сторону дома. Не доходя до Гавайев, повернем назад, пойдем обратно к Мексике по соседнему, третьему по счету, профилю. Вот так за рейс надо будет отработать 12 профилей широтных и два профиля, секущих контрольных. По последнему, восьмому – действительно пойдем домой, в Петропавловск-Камчатский.
А сегодня утром зашел в радиорубку, застал там начальника – Анатолия, моего земляка – большой шутник. Любимая его шутка: к концу рейса, когда все звереют в силу своих способностей, Толица делает из чеков Внешторгбанка «куклу» , бросает на 
трапе и через щель в каюте секёт, кто клюнет. Бывали интересные, но не гуманные,  инциденты. Нынче Анатолию не до этого. Ему ни до чего нет дела. Жить ему не хочется, он значительной комплекции, а второго радиста, ему всегда удается подбирать молодого и непьющего. Так что разделение их прав и обязанностей в разъяснениях не нуждается. Принес я в рубку пива. Начальника радиостанции надо беречь. Радисты даже в авральных или спасательных работах не участвуют, чтобы не «сбить» руку, уж не говоря о голове.
Был длинный заунывный вечер. Смотрели кино – название, содержание и смысл – не запомнились. Попытался вспомнить – а было ли в Мансаниловке телевидение? Сам не смог этого сделать. Прибег к проверенному способу – пошел искать Мишаню. Нашел у начальника магнитного отряда. Они рассматривали, купленные Прошкой кроссовки.
- Начальник, ты ведь тоже обзавелся. Покажи. – встретил меня неожиданно Прокопий. За непредсказуемость мыслей, его кликали по-разному, то Прошей, то Прошкой. Тема разговора была интересной. Я попытался себя укрепить – «Не расслабляйся. Скоро работать начинать, надо гайку народу подкрутить». И совсем забыл о телевизоре. Говорю, стараясь не коситься на обувку:
- Начинать завтра профиль, в них пойдешь на корму? Гондолу спускать.
Проша надул щеки, собираясь изобразить готовность к производственной деятельности. А Мишаня, внимательно рассматривая кроссовку на свет, тянул – то ли вопросительно, то ли утвердительно:
- Готовы. Они готовы свой гондон макать. Потому спортинвентарь и примеряет. Чтоб не поскользнуться, да?
Гидромагнитолог вроде как обиделся:
- Кабель таскать? В новых импортных шузах? На корме? Да завтра сейсмики будут кишку свою опробывать, так они всю палубу угадят. За время этого содержательного диспута я про себя удивлялся: «Это что ж получается? Я тоже себе кроссовки купил, выходит. Когда я успел? Надо в каюте присмотреться. Но только не сейчас. Не стоит напрягаться».
Все разбрелись по своим ящикам. Какое счастье, что идем сейчас, после захода почти по волне. Практически не валяет. А завтра мы с Мишаней стояли на правом крыле мостика, лениво глядели на волны, лениво переговаривались. Он – мне:
- Ты знал, что ли?
Я - ему:
- Как? Откуда? Да нечем мне и знать было. Говорил и то с трудностями.
Опять он:
- Вот я о том же. К чему бы это все, а?
Теперь я, вроде:
- К чему – это понять можно, профиль рабочий им переносить нужно будет. И промуд…ся они х…знает сколько. Новую-то делать, чай, не х…м груши околачивать.
Мишаня вздохнул шибко горестно:
- Да, х…во, и на хрен мы вчера на эту тему переключились с кроссовок.
Я еще более слезно поддакнул:
- А хрен его знает. Что меня за язык дернуло. Веришь, ведь зашел про телевизор спросить
Мишаня совсем обалдел. Уставился на меня, глаза выпучил:
- Какой телевизор, ты сам часом, а? Того.
Я его успокаивать:
- Да, нет, сегодня уже в норме, а вчера шел, искал тебя, спросить хотел – в Мексике телевизор что-нибудь показывал или нет.
Мишаня уставился на меня, успокоился, но пальцем у виска покрутил. Заворчал утробно:
- Вот и спросил бы, я бы тебе ответил, что «помпа» полез в него с отверткой, звук с изображением совмещать, только мы их после этого не видели. Или бы лучше кроссовки мерили, глядишь, и пронесло бы…
Я тоже огрызнулся:
- А на хрена  ты на свет рассматривал, нашел тоже телевизор.
 Дело заключалось в том, что сейсмики наши, геоакустики точнее, после завтрака на корме развернули бурное вступление к началу своих работ, приступили к спуску косы («кишки» - просто говоря) и быстренько ее утопили.
- Есть первый производственный успех, ну я ж вам говорил, что во всем телевидение виновато, еще тогда, в те годы, уже чувствовалось его влияние.
И еще кто-то говорит, что в море можно обходиться и выживать без простого великого могучего! Без него нельзя. Без TV можно и нужно. Мишаня опять гордо помотал головой, мы надолго замолчали, с грустью смотрели «на гаснущий день» .
А ведь как утопили, без шторма, аврала, особых придурков. Спокойненько – майнами, и оконечность троса лопнула. Теперь несколько суток трудно описуемого удовольствия по сборке, наладке новой «кишки». Вот такие штучки и заключают в себе разнообразие нашей работы от захода до захода. В процессе работы бывают события, которые несколько развлекают. Они или случаются сами, или мы их придумываем, создаем. Самостоятельно организовывать гадость себе мы воздерживаемся. Хоть и не отличаемся, в основной массе, высокой практичностью.
Вот, о нашем профессиональном рассудке несколько слов позвольте. И не мы с Мишаней об этом поведаем. Обопремся на сетования очень известного человека, нашего старшего коллеги.
В мурманскую экспедицию при ее рождении он прибыл. Приподняться на периферии, подзаработать, семью новую укрепить. Он был рекомендован из Москвы, возглавил гравимагнитную партию, нас возглавил, мы были под ним, в рот смотрели. Фамилия у него была звучная – Иноземцев. Естественно, кликать его стали Изей. За глаза.
Интересно, что есть два случая кликух – в глаза и за глаза. Есть тут и крайние ситуации и переходные. Если человека называют прозвищем близкие люди, в неофициальной обстановке, это кличка доброжелательная, и человек отзывчивый, не злобный. А если тайное прозвище – это противоположная ситуация. Бывают разные полутона. А вообще, это тоже отдельная история – залежь воспоминаний и размышлений. А сейчас вернемся к Изе. С ним мы начали измерять силу тяжести на воде, в геологических целях, с перспективой найти нефть и газ. Чтоб потом: «Хотели как лучше – получилось как всегда». По научному: гравиметрия. Мы это уже проходили. А тяжесть лучше мерить на жестком основании. То есть на поверхности или дне. И вот Изя, ведя воспитательную и доверительную беседу, вещал:
- Вы знаете, что есть такой водолазный колокол – тяжелый, стальной, перевернутый стакан. Его опускают на дно. В него подают сжатый воздух. Вода туда не попадает. Знаете?
Мы цокаем языками, перемигиваемся, Изя продолжает лекцию:
- И в нем опускают водолаза. Но, без скафандра, он с ломом, с киркой, с лопатой, не стеснен в движениях, может работать на дне. Пробы геологические брать может.
Изя воодушевлялся.
Мы крутили головами, пока помалкивали. Неизвестно ведь куда начальника фантазия заведет. Он лил дальше:
- А вот если его, водолаза, с гравиметром на дно опустить? Точнее результаты получили бы, а?
Не выдерживает один из магнитчиков, самый толстый и ехидный Верлиока, прозванный так за постоянную легкую «поддатость», а потому и неосознанную смелость:
- Да. Вам Яков Ильич, хорошо мечтать. Вся нефть с газом ваши будут. Вам пышки и пироги, а нам? Колокол, бля, этот стальной туда – сюда таскать? Пупок рвать?
Изя сморщился болезненно, будто игрушку любимую у ребенка отнимают:
- Ты, Витюша, не дослушал еще. Таскать не придется.  Хотя такой проект, правда, был. Обсуждался. Даже осмечивался, но… Он задумался, губами почмокал и, вспомнив, что какая-то дама, видимо, под этот проект ему не далась, стал закругляться:
- Понимаете, в чем проблема – технически все возможно, точность на шельфе была бы высочайшая, финансово – весьма выгодно, но кадры, - вот где загвоздка. Не удалось подобрать ни одного водолаза или энтузиаста, который бы согласился спускаться внутрь колокола, не с кайлом, а с гравиметром, но не просто так, а чтоб еще его можно было научить и отсчеты с него снимать.
Изя умолк. Закурил. Он курить начал, чтобы быть ближе к народу. Это в 40 лет! Выпивать он и до этого натренировался. Хотя и это объяснимо. Семья у него уже не первая. К тому же этот колокол. Я подумал, что может это у человека болезненная пружинка такая. Сам он хитренько прищурился и ко всем нам обращаясь:
- Ну, вот вы, кто-нибудь согласились бы вниз с прибором пойти под колоколом?
Естественно – молчание. Верлиока  под стол полез, ногу почесать:
- С каким прибором? Это я с прибором поклал на такие походы. У меня магнитометр еще не пахан, не сеян.
И, как часто бывало, Мишаня разрядил подлянку:
- Да, мы! Я с вами во главе, закажем колокол побольше. Курсы к примеру из расконвоированных. Только не стальной, а бронзовый, чтоб его драили, чтоб блестел.
Насколько я слышал этот метод пока еще не внедрен, знать – система уравнений не имеет общего решения. И диссертации ждут своих игроков. И колокол бронзовый сейчас неплохо бы втюхали. Вот, выходит, рассудком геологи не обделены, и на свою голову приключений не ищут, а сама жизнь разные насмешки строит, случается это и в небесах и в море. Все не вспомнишь.
Почему-то встал сейчас в памяти Владимир Владимирович Ошкурков. Я с ним в школе вместе учился. Родились и выросли на одной улице  Петра Лаврова, теперь снова ставшей Фурштатской. Потом судьба свела в Горном и на практику вместе забросила. Там уран, бляха-муха, искали. Вокруг уже найденного. Стояли на берегу Балхаша, съемку вели в пустыне. На участке были пробурены скважины разной глубины – от 0,5 м до 2-3 м. Шнеком. Винтом диаметром в полметра. Мы бегали по дырам и замеры делали разными радиометрическими приборами. Я бегал ко всем дудкам подряд. А Володька двигался со спектрометром и делал замеры у каждой 5-ой или 10-ой дырки. Переносил, садился на стульчик и минут 10-15 «курил». А кликуха у  Владимира Владимировича была – Сирота. Это редкий случай, когда ее человек придумал себе сам, и она ему очень понравилась, она отвечала его внешней и внутренней сущности. И окружающие это имя восприняли навсегда, и в школе, и в институте, и на всех работах. У него отец был – настоящий «красный командир». Генерал. Мать – истинная генеральша. Отец рано умер, и он сразу же стал приговаривать о себе в третьем лице: «обидели сироту», «опоздал сирота», «дайте закурить сироте». Попадание в десятку! И вот я, значит, перебегаю от дудки к дудке по соседним профилям, поглядываю на Вовку и замечаю, что застрял он чего-то у одной. А потом вроде исчез, а солнце палит, воздух горячими волнами у земли струится, видно плохо. Пот глаза ест. Но Вовка появился и исчез опять. Я к нему прибежал – сидит, обувается.
- Ты чего? – спрашиваю.
- Мне повезло,  - отвечает, змея на дне без сознания, давно лежит.
- Ё-твою, – думаю, сбрендил на жаре, сидя на одном месте, и курит еще.
- А тебе она зачем?
- Да, мне она на хер не нужна. Карандаш нужен. И хорошо, что дудка не глубокая.
Медленно я понял: Сирота уронил туда огрызок карандаша, запасного он не имел, а в дудки всякие твари сваливались и выползти не могли. Ему показания записывать было нечем. С глубиной тоже повезло, он разулся, опустился, ухватил огрызочек пальцами ноги и вылез на руках. А на дне осталась лежать змея. Можете представить? Я вот сейчас вспоминаю, смеюсь, а глаза щиплет.
А было нам по 22 года. Он великолепно играл: в футбол, в настольный теннис, в преферанс. Прекрасно был скоординирован, хотя выдающейся силой не отличался. Обладал замечательным чувством юмора, учебу тянул на тройки, был добрым и очень уравновешенным человеком. Мы с ним потом еще работали 2-3 года в Полярной экспедиции. Был хорошим начальником отдельного отряда на Ладожском озере. Вы поняли – почему я все о Вовке – был да был? Он ушел раньше времени. По матери он был «полукровка», но был простым советским русским.  Так бывает. Кстати, чтоб карандаш ухватить – носки ему снимать не надо было. Легкого лежания тебе, Володя! Теперь ты уже не сирота!
А мы уронили за борт сейсмическую косу. И почти сделали новую. Скоро начнем ею работать. Пытались обдумать вариант получения запасной косы с нашего парохода «Карпинского». Они работают южнее, разговаривал с ними по радио. Дать – дадут, но подойти к нам ближе ни на милю не смогут. У всех жестокий временной график. И мы тоже не можем, до тех пор, пока у сейсмиков есть еще одна коса. Мишаня, как всегда, лаконично втолковал:
- Вот оторвут дротиковы  детки последнюю свою косичку – пойдём сами на поклон к «Карпинскому». График и план, все сломаем, зато по океану покатаемся.
- А то мало катаемся? Там, что у них волны другие, более женственные?
Мишка зажмурился от удовольствия:
- Мы к экватору приближаемся, «Праздник Нептуна» справить сможем. Теперь настала моя очередь заржать:
- Ой, держите меня! С нашим справишь, как же. Держи карман. Да и русалок не из кого делать. А которые у нас есть, то нет, мне столько не выпить, чтоб их русалками сделать.
- Может быть ты и прав, а может, и нет, не бывает некрасивых женщин, бывает мало, сам знаешь, чего.
Я не сдался:
- Ну, вот. Вернись к началу, повторяю – не с нашим мастером. И на борту нет запасов.
Совсем Мишаня обиделся:
-А у тебя, начальник, нету фантазии, смелости, чуткости, и всего остального.
В душе я понимал его, сам бы с удовольствием лег в дрейф на экваторе, и в Полярке еще живы воспоминания участников такого подворота в рейсе 81-ого года, к экватору. Как говорится – я там был, мед-пиво пил. Можно вспомнить кое-какие крупицы.