Трещина

Родмор всем телом налег на тяжелую парадную дверь подъезда. Тугая пружина заскрипела и нехотя начала растягиваться, приоткрывая светлый зев прохода. Мальчик уперся ногами в скользкие плитки пола, в принципе, проема уже было достаточно, чтобы протиснуться и выйти, но этого нельзя было делать, непременно нужно открыть дверь максимально, чтобы до того, как она закроется спрыгнуть со ступенек подъезда. Именно, не сойти, а спрыгнуть. Зачем? На удачу. Если все правильно сделать – день будет чудесным.
Дорога в школу обычным шагом занимала примерно шесть минут, но Родмор тратил на этот маршрут более двадцати. Во-первых, ни в коем случае нельзя было наступать на трещины в асфальте, не говоря уже о канализационных люках, поэтому походка Родмора напоминала прыжки осторожной балерины. Трещин было очень много, и они расходились во все стороны целыми паутинами изгибов. При каждом прыжке ранец на спине мальчика подпрыгивал с ним в такт и там, в утробе его дермонтиновой основы, глухо перестукивались канцелярские принадлежности и учебники.
В голове вертелся свежевыученный текст стихотворения:

Весна, крестьянин торжествуя,
На дровнях обновляет путь,
Его лошадка, снег почуя,
Плетется рысью как-нибудь.

Как всегда накануне вечером он в течении получаса читал каждое четверостишье. Потом рассказывал их по памяти, а перед сном клал книжку, раскрытую на странице с выученным отрывком под подушку. Этот способ запоминания информации ему когда-то подсказала мама, в принципе, он довольно скептически отнесся к ее предложению, но на следующее утро действительно отчетливо помнил каждое слово. Так рождаются убеждения, реальность которых сложно проверить.
Стих был не совсем понятен этому девятилетнему школьнику. Например, почему крестьянин торжествовал, что такое дровни, как снег мог повлиять на бег лошадки. Он еще много не понимал из того, что им преподавали в школе. Нет, учился он хорошо, даже очень прилежно, но посещение школы носило больше какой-то ритуал. Родмор еще не осознавал, почему человеку, а именно, маленькому человеку, а еще точнее, конкретному маленькому человеку так необходимо учиться в школе, и чем это будет полезно в будущем.
Сейчас его мысли были заняты линиями на асфальте, он был сосредоточен и зорок настолько, насколько ему позволяла близорукость и толстые оправы очков на -7 диоптрий. Этого предмета, висящего на его ушах и переносице, Родмор сильно стеснялся и еще сильнее ненавидел. Из-за того, что линзы уменьшали все, что попадало в их поле зрения, казалось, что они съедали часть его лица, уменьшали его большие голубые глаза и необычно длинные, как для мальчика, ресницы. Очки часто ломались, не из-за того, что были некачественные, хотя суперпрочностью они тоже не отличались, а потому что мальчик часто забывая, садился на них, или они спадали с носа в самый неподходящий момент. Однажды он купался в них в ставке и попробовал нырнуть, глупая идея, когда он всплыл на поверхность, очков уже не было, а знакомый дядя, бывший моряк, целый час нырял на глубину в надежде найти окуляры, но тщетно. Нельзя сказать, что потеря этих «костылей для глаз» расстраивала Родмора, нет, он бы вообще не беспокоился, если б не мама. Для нее было совершенно непонятно, как можно умудриться покупать каждый год по четыре-пять штук новых оправ.
До школы оставалось совсем немного, хотя он ее еще не видел. Впереди стояло длинное пятиэтажное здание, соединенное с точно таким же небольшой квадратной аркой. Ребенку нужно было пройти сквозь арку, преодолеть вращающийся турникет и он оказался бы в просторном школьном дворе.
Родмор сперва заметил боковым зрением небольшой отблеск на асфальте. Коварство периферического зрения заключается в том, что ты можешь что-то увидеть на доли секунды, а потом, когда захочешь найти то, что увидел, долго не можешь сфокусироваться. Так обычно бывает с луной на рассвете. Уже кругом светло и небо светлое, солнце сияет и тут вы краем глаза заметили бледный абрис луны, остановились и пытаетесь найти ее вверху, но это удается не с первого раза.
Мальчик начал тщательно рассматривать проезжую часть вокруг себя и, наконец, смог разглядеть пятидесятикопеечную монету. Абсолютно новую, сияющую в лучах осеннего солнца как маленькое бронзовое зеркальце. Это сейчас на полтинник ничего нельзя купить, а во время Родморового детства этот вожделенный кругляшок металла сулил несметные богатства: иностранную жевательную резинку со вкусом дыни и с цветной картинкой внутри, новый значок в коллекцию, парочку мальков алых меченосцев на птичьем рынке или два замечательных сливочных пломбира на палочке. Проблема была в том, что монетка лежала среди сети трещинок в асфальте и близко к ней подобраться, не наступив на них, было невозможно. Родмор немного поборолся с искушением просто подойти и взять деньги, но… Можно потерять удачу, день ведь начался прекрасно, он проскочил мимо парадной двери, успел спрыгнуть со ступенек до того, как дверь захлопнулась, не наступил ни на одну линию, благополучно миновал все канализационные люки, - и вот она награда, только протяни руку. Мальчик начал поднимать то одно, то второе плечо, стараясь скинуть лямку ранца, затем снял его и открыл отделение для канцелярии. Тридцатисантиметровая деревянная линейка оказалась в его руках, кромка линейки со временем окрасилась в синий цвет из-за частого наведения линий шариковой пастой, в одном месте цифры и деления затерлись, и Родмор навел их химическим карандашом. Протянув руку с линейкой вперед, школьник начал осторожно нагибаться, стараясь достать монетку. Он отклонялся все сильнее и сильнее, и чтобы вытянуться дальше, даже встал на одну ногу, в какой-то момент книги в ранце резко переместились со дна к верху, и этого толчка было достаточно, чтобы вывести Родмора из равновесия. От неожиданности он замахал руками, очки свалились на асфальт, а вслед за ними и на них и сам мальчуган.
Сперва Родмор расстроился из-за того, что обнаружил себя сидящим на трещинках, затем он вспомнил про очки, пощупал под собой и достал оправу. Одна линза треснула напополам, стекло достаточно крепко держалось в пазах и поэтому осталось на месте. Теперь уже было все равно. Мальчик взял полтинник, положил обратно линейку и тут услышал школьный звонок, доносящийся из глубины арки. Родмор встрепенулся и, отряхиваясь на ходу, помчался на первый урок, урок русской литературы. По пути он думал, почему удача отвернулась от него и даже пятерка за стих не доставила ему в тот день особой радости.
Вечером, засыпая, он думал о том, что возможно, где-то по пути, из-за своей близорукости, не заметил как наступил на трещинку.