КАК ОНО БЫЛО

    Дед  рассказывал. Это ещё до войны было, он тогда молодой был, но тайгу уже знал и понимал.
  - Вот значит, на охоте это дело было. Погода вьюжит уже который день, зверьё всё попряталось и я, сижу в зимовье. Какие были дела сделал, дай думаю,  курну разок и спать пойду. Скрутил табачок, наш местный и полез в печь за угольком.
 Открыл заслонку то, а там прогорело всё, ну значит взял лучину потоньше, подлиньше, спички то мы в то время просто так не жгли, и полез в печь подальше, может, где уголёк ещё мерцает. Вдруг, хвать меня какая то рука, аха, за руку и голос:
  - Бери меня замуж, парень.
  Я обомлел и тык и мык, ничего сообразить не могу, а он дальше говорит:
  - Времени у тебя мало, скоро драка большая будет. Возьмёшь, я тебя из драки вытащу, а то убьют.
  Я и сказал: - Беру.
  А что мне оставалось делать, я же со страху чуть в трубу не выскочил.
  А она говорит: - Через три дня закажи венчание в церкви. Там и увидишь меня, не пожалеешь.
  Я значит и про табачок забыл, лёг в постель, как очумелый и проспал до обеда почти.   
  Потом встал значит, светло, погода разгулялась. Я всё равно подумал, подумал, собрал вещички, подпёр дверь брёвнышком потяжелее и побежал в деревню. На душе уже было как то не весело, да и страшновато, не понятно же ничего.
   
   Дома рассказал всё матке и батьке.
  Мамка и говорит: - Что ж дело на святки, всякое бывало надо венчаться, а то как бы хуже не было. Это хорошо, что она сама в церковь попросилась, а то бывает, они потешатся над парнями, покрутят их по лесу и бросят.
  И бывалые охотники неделями блудят, а те, что чертей поминают, те головой потом маются,пьют шибко и блудят неприкаянные.
 
   Через три дня собрались все, как положено столы накрыли, родню созвали.
  Родни много пришло почти вся деревня наши, всем же интересно, диковина какая ни какая. Подъезжаем к церкви на  санях, а на крыльце незнакомка стоит, в белом платье, узорное такое всё и лицо закрыто, накидкой.
  Подвели меня мамка с батькой к ней, она взяла меня под руку и говорит:
 - Веди меня под венец.
  Я и пошёл, иду, а сам думаю, как бы мне за накидочку глянуть, может там уродина какая, а мне потом глаз не кажи.
  А она, как мысли читает, говорит:
 - Не торопись, после венчания, как сядем за стол, так и откроюсь.
  В церкви всё прошло значит хорошо, гладко, пришли в дом, родня всю дорогу шушукается. Чего она из себя представляет? Хитро придумала, поди, так себе, а какого парня ухватила. Всем же невмоготу, испереживались прямо, а она прижала мою руку к себе, чувствует, что я весь дрожу.
  Сели мы на лобное место, она скинула узорную занавесочку, тут все и притихли, тишина, только рты пооткрывали.
  И я смотрю, красота необыкновенная, щёчки с морозу, как брусника наливная, а глаза сине - синие, как небо в июне и вся изба как бы осветилась от лица её.
  Что багульник расцвёл посреди зимы, родня давай обниматься, поздравлять нас. Плясали, хороводили по деревне до утра, а батька с дядьками, так они ещё неделю гулеванили, всем она по душе пришлась.
   
   
   Я потом ушёл в тайгу, пушнину нужно было добывать, время то уходило.
  А летом случилась большая драка, про которую она говорила. Война началась, немец на Москву попёр, вот и к нам беда пришла. Мы хоть и далеко, в глухомани, а всё равно, мы и засобирались..
   
   На войну мы собрались быстро, долго не раздумывали, надо так надо.
  Собралось нас немного за деревней, никто особенно не рыдал, без музыки так тихонько, молча и пошли. 
  Радуга вылезла на небо, после дождика небольшого, так хорошо на душе стало.  Потом толкались по вагонам неделю, в общем на фронт я попал один, остальных наших раскидали кого куда, я же попал сразу на передовую, в пехоту. 
 
  Страшное дело война, я вам скажу, как нас молотило, перемололо начисто.        Первое время я даже не соображал, как воевать то надо. Нас то туда, то сюда, то самолётами нас немец под землю закапывает, сутками сидели, то давай танками, он нас оттуда выковыривать, мы бежать, ног не чуяли, так трясло нас, что про еду забывал.
  Ад кромешный , я там пить научился и курить, вроде перед боем да и после выпьешь, курнешь цигарку и война не война, как мы их потом рвали.
  Я тогда с автоматчиками был, в клочья рвали без разбору, кровь, мозги брызгами разлетались. До сих пор, как салют увижу эта картинка перед глазами встаёт, тошно нутру становится.
 
   Мы же были, как звери дикие в загоне, немец спереди прёт, сзади наши командиры и все стреляют, орут, гарь, пыль до небес, снаряды рвутся, пооглохли все, не дай бог никому такого.
  Взводный после того, как атака захлебнулась, почти все там легли, ушёл в дальний окоп, хлоп и нет человека. Кто прав, кто виноват, не выдерживали нервы, а то и просто на мины лезли, рвались, безумие, жить было страшнее, чем умереть. Меня как то проносило всё мимо, нигде сильно не зацепило, только вот потом уже, под конец войны она меня спасла.
  Жена и спасла, кто же ещё больше некому.
   
 
   А так оно и было.
  Мы тогда по Европе уже шагали, я к тому времени снайпером работал. Одиночкой промышлял. Это было моё - выслеживал особо нахальных офицериков и щёлкал, как куропаток и на их снайперов охотился, и они на меня охотились.
  Вот,  как раз такой случай и вышел тогда, они на меня облаву устроили я их перед этим хорошо пострелял.
 
   Засекли они меня значит на своей стороне, я туда часто ходил по делам особистов, прижучили в лесочке.
  Сзади солдаты цепью идут, шумят, простреливают каждый бугорок, зайцы ещё те, кому охота помирать в конце войны.
  Впереди горы, там наверняка пару снайперов сидит. Туда они меня точно не пустят и я ухожу в сторону, лес заканчивается впереди хуторок, за ним сразу овраг.
  Всё, думаю, проскачу и пару шагов не сделал, как тюк меня в грудь, обожгло всего, грохнулся и ещё вижу, трава, зелёная, сочная такая из под снега пробивается. Солнце, солнце яркое, яркое аж обжигает, глазам больно и я зажмурился.

  Тишина поплыла, такая розовая и голос тихий, но очень знакомый, из далека позвал.
  Иду, оглядываюсь никого вокруг, туман, он тает, тает и вот показывается она, жена, моя жена. Глаза синие синие, как небо в июне, берёт меня за руку и ведёт куда то вверх.
  Идём говорит: - Там дитятко твоё, ждёт тебя, подарок вот приготовила и показывает куклу из верёвок связанную в платьишке, в косыночке, крохотная такая, улыбается и подмигивает.
  Я потянулся к ней, что бы взять и не могу, всё мимо, не ухватить, а она говорит: - Открой глазки и увидишь меня.
 
   Открыл и на тебе, опять, как из тумана женщина выплывает, совсем не молодая, кружку мне протягивает: - Попей сыночек, попей бульончик, легче будет.
  - Всё уже позади, - ещё что то говорит, а я пью, этот горький бульон.
   Вокруг оживает всё - лицо, окно с вышитыми занавесками, рука тяжёлая, моя.
 Ладошка, теплом наливается, в голове проносится где я, где...
   
   Хозяйка потом мне рассказала, когда я чуток поправился.
  Как вытаскивала меня из леса и трое суток потом не давала умереть.
 
   Фронт к тому времени ушёл вперёд, а меня отправили в тыл, в госпиталь, там я и встретил победу.
   Жалко конечно, что не запомнил тот хутор, а хотелось найти ту женщину, расспросить, поблагодарить как нибудь, но тяжело было вспомнить, всё не наше, всё чужое, зацепиться не за что.