Грабли исторического нетерпения - бич догоняющих

  Последние митинги в Москве на Сахарова и Болотной, события так называемой «арабской весны» на Ближнем Востоке, реформы Петра Первого, восстание  декабристов, деятельность «революционеров-разночинцев» и «народовольцев» в России, свержение Николая Второго усилиями буржуазно-либеральной оппозиции в феврале 1917 года и последующая политика Временного правительства – всё это, конечно, очень разные события и процессы в мировой истории. Но, как это ни покажется удивительным на первый взгляд, между ними существует настолько глубокая внутренняя связь, что их можно рассматривать как проявление одного и того же явления в истории самых разных стран и эпох. Коротко его можно сформулировать так: радикальное проявление исторического нетерпения части национальных элит отставших в своём развитии стран, возникающее в результате знакомства с положением дел в странах «передовых». Целью настоящей статьи является анализ и более подробная иллюстрация этого тезиса.
 
 Начнём с «начала всех начал» (по выражению Льва Толстого) – с деятельности Петра Первого.
 
 Существует устоявшееся мнение о "полезности" и «прогрессивности» реформ Петра Первого как о чём-то давно доказанном, общепризнанном и очевидном. Но не многие знают, что подобная оценка была господствующей далеко не всегда, а сформировалась искусственно в таком однозначно-положительном виде лишь в годы советской власти, в угоду большевистской, сталинской идеологии, видевшей (и не безосновательно!) параллели между деятельностью Ивана Грозного и Петра Первого с одной стороны и советским тоталитаризмом с другой и пытавшейся найти в этих примерах оправдание злодеяний советского режима благими целями «прогресса»  и «модернизации» страны. До 1917 года существовало если и не преобладание отрицательной оценки деятельности Петра, то, по крайней мере, некоторый баланс между ней и оценкой положительной. Причем, если отрицательная оценка исходила от очень многих и очень разных (далеко не только славянофилов!) писателей и мыслителей, то оценка положительная определялась, в основном (как и в советское время, но по другим основаниям) позицией правящих кругов - царствующей династии Романовых, предпочитавшей видеть в деятельности её представителей  лишь положительные стороны. После октябрьской революции положительная оценка стала единственно возможной. Интересной, даже забавной (если допустимо здесь такое выражение) иллюстрацией этого является творчество  знаменитого писателя, автора хрестоматийного романа «Пётр Первый» Алексея Толстого. Известно, что в его творчестве имелось два периода: «добольшевистский» и «большевистский». И если в первый период Толстой писал то, что думал, то во второй, «большевистский» период он был вынужден «играть по правилам», установленным господствующей властью и писать (как, впрочем, и все остальные официально разрешённые писатели) то, что «надо» и так, как «надо».  Так вот,  в первый период своего творчества Толстой оценивал Петровские «реформы» более чем отрицательно.  Очень характерна для его позиции следующая  цитата из рассказа «День Петра»: «С перекошенным от гнева и нетерпения лицом прискакал Пётр из Голландии в Москву… Налетел с досадой, - ишь угодье какое досталось в удел, не то, что у курфюста брандербургского, у голландского штатгальтера. Сейчас же, в этот же день, всё перевернуть, перекроить, обстричь бороды, надеть всем голландский кафтан, поумнеть, думать начать по-иному. И при малом сопротивлении – лишь заикнулись только, что, мол, не голландские мы, а русские, избыли, мол, и хазарское иго, и половецкое, и татарское, не раз кровью и боками своими восстановляли родную землю, не можем голландцами быть, смилуйся, - куда тут! Разъярилась царская душа на такую непробудность, и полетели стрелецкие головы. Днём и ночью при свете смолья, на брошенных в грязь брёвнах, рубили головы… Сам царь слез с коня у Лубянских ворот, отпихнул палача, за волосы пригнул к бревну стрелецкого сотника и с такой силой ударил его по шее, что топор, зазвенев, до половины ушёл в дерево. Выругался царь матерно, вскочил на коня, поскакал в Кремль…»  То, как изображал те же самые события тот же самый писатель в написанном при большевиках романе «Пётр Первый», не нуждается в напоминании и комментариях.

  Совершив в молодости поездку по Европейским странам и познакомившись с достижениями европейской цивилизации, Пётр был просто шокирован  открывшимися ему масштабами  российской отсталости. Именно тогда он загорелся идеей как можно быстрее сократить этот разрыв, но, к  сожалению, выбрал для её реализации  порочный путь заимствования внешних форм и атрибутов западной цивилизации вместо того, чтобы, поняв механизмы и движущие силы её успехов (а это, прежде всего – большая свобода частной инициативы, создание благоприятных условий для развития торговли, ремёсел и зарождающейся промышленности) попытаться внедрить именно их в российскую действительность в той мере, в какой это было тогда возможно. Напротив, Пётр решил «реформировать» страну, «подняв её на дыбы», усиливая рабство, вместо того, чтобы его ослабить, «закручивая гайки», действуя исключительно административными методами, порождающими с неизбежностью  чудовищную коррупцию и неэффективность управления, влекущими за собой шаткость, неустойчивость и крайнюю непрочность даже тех результатов этой политики, которые принято считать её достижениями. Пример – флот, любимое детище Петра. Построенный путём значительного напряжения сил и ресурсов страны, к концу его царствования он имел в своём составе несколько сот кораблей с почти 30 тысячами экипажа. Но уже через полтора десятка лет после смерти Петра российский флот представлял собой жалкое зрелище: не подкреплённый развитым частным судостроением, не соответствующий возможностям российского бюджета того времени он уменьшился в несколько раз. При этом значительная часть кораблей пришла в полную негодность, став жертвой казённой бесхозяйственности и разгильдяйства.
 
  Крепостное право Пётр не только укрепил, но и значительно расширил сферу его применения, распространив его на промышленность. Своим указом от 18 января 1721 года он отменил существовавший ранее закон, по которому крепостными могли владеть только помещики и государство и предоставил это право также купцам. Рассматривая «реформы» Петра, историки редко подчёркивают это событие. Однако его не просто негативное, а буквально чудовищное влияние на перспективы развития социальной структуры российского общества, производительных сил трудно переоценить. Ведь это ограничение, установленное  задолго до Петра его «отсталыми» предшественниками, содержало в себе, как в зародыше, элементы заинтересованности зарождающейся капиталистической прослойки в свободной рабочей силе, а фактически – в постепенном ослаблении и отмене крепостничества. Именно под влиянием подобной заинтересованности, как одного из важнейших факторов, и произошло постепенное «размывание» крепостнических порядков в передовых европейских странах. «Подарив» российским купцам-капиталистам по существу даже не крепостных (ведь «крепостной» во всех странах и во все времена был «прикреплён» не столько к хозяину, сколько к земле), а по-существу, рабов ("говорящие орудия", как в "старую добрую" рабовладельческую эпоху две тысячи лет назад) приковывавшихся сплошь и рядом цепями к тачкам на рудниках, Пётр надолго лишил российское крестьянство его единственного потенциального союзника в деле ликвидации крепостничества. Был вбит последний гвоздь в гроб ещё только-только зарождавшейся российской промышленности, начинавшей своё развитие (до петровских «реформ»!), основываясь на свободном наёмном труде (некоторое количество лично свободных «простых» людей было в России и в те времена). Не соверши Пётр подобных преступлений против перспектив и возможностей будущего развития страны, крепостное право могло быть изжито страной гораздо раньше, и не потребовалось бы через сто лет декабристам идти на отчаянный, благородный, но самоубийственный и безнадёжный с самого начала акт, неизбежный провал которого ещё более укрепил консервативные тенденции в развитии страны, продержав её в историческом тупике ещё несколько десятилетий.

  Таким образом, вместо того, чтобы заложить прочный фундамент для последующего длительного и постепенного прогресса России, Пётр начал строить здание «новой», «реформированной» страны на песке, загубив в зародыше ещё только зарождающиеся начала её производительных сил, обрекая страну на безнадёжное экономическое отставание от Европы. Отставание, которое не преодолено и по сей день в значительной степени «благодаря» его «реформаторским» усилиям.

 Не меньший (а скорее всего и гораздо больший) ущерб нанесла его деятельность развитию российской культуры. Известно, что общество, развивающееся по своим естественным законам, представляет собой как бы живой организм, каждая социальная группа которого выполняет свою роль в его функционировании и развитии. В условиях колоссальной неграмотности и культурной отсталости подавляющего большинства населения (что было свойственно в то время не только России, но и «передовым» странам) роль аккумулятора национальной культуры любой страны выполняла её элита (тогдашняя «интеллигенция»), представленная, прежде всего, аристократическим (в России – дворянским) сословием. Накапливая и развивая (доводя её порой до высочайшего уровня)в своей среде национальную культуру, элита вольно или невольно транслировала её в «пограничные» слои и социальные группы, откуда она постепенно проникала всё глубже и глубже в народ. В свою очередь, элементы народной культуры (фольклор и т.п.)усваивались и аккумулировались «верхами». Процессы эти (действующие, хотя и с разной скоростью, но во всех странах), будучи взаимонаправленными и, в основном, стихийными, обеспечивали постепенно, на протяжении длительного времени, культурный прогресс и духовное единство нации.  «Реформы» Петра разрушили это единство, оторвав в культурном отношении элиту от народа.  Пётр насильственно навязал российской элите европейскую «передовую» культуру, обязав (наряду с обезьяньим копированием внешних атрибутов западной культуры – кофе, табак, парики, бритьё бород и т.п.) говорить и писать только по-французски (по-немецки и т.п.) По существу, он воздвиг непроницаемую культурную перегородку между элитой и народом, в огромной степени законсервировав культурную отсталость народных масс (а попутно и лишив национальной духовной и культурной подпитки «интеллигенцию» той эпохи). Даже в середине 19-го века последствия этой чудовищной культурной «вивисекции» остро чувствовали передовые умы России. «Мы для народа – иностранцы» - писал Достоевский.  А ведь культурная отсталость означает в развитии любой страны отсталость не только культурную. Поскольку культура теснейшим образом связана с цивилизацией (материальным прогрессом), это приводит к замедлению общего развития страны, в том числе и развития её экономики.

  А как же быть с тем, что всё-таки удалось Петру – «ногою твёрдой стать на море»? Конечно, то, что «все флаги в гости были к нам», принесло России определённую пользу. Но была ли эта польза так велика, чтобы оправдать строительство новой столицы «на костях» (воздвигнутой, к тому же, не в центре, а на самом краю огромного по территории государства, с его и без того острыми проблемами транспорта, связи и управляемости в условиях «техники» того времени)? На развитие российской экономики западные товары если и влияли положительно, то в самой ничтожной степени. В основном это были предметы потребления «правящих классов», дворянского обихода и т.п. А вот отрицательное влияние товаров из развитых  стран (получаемых в обмен на российское зерно, лес и пушнину) на развитие собственных производительных сил страны отсталой было более очевидно и особенно понятно нам сейчас с позиций сегодняшней российской действительности: зачем стараться осваивать производство сложной продукции, если её можно получать из Европы в обмен на дары природы (недр) или на «простые» продукты традиционного хозяйственного уклада? Так, может быть, не стоило столь сильно торопиться и надрываться, «прорубая окно в Европу»? Может, следовало вначале самим укрепиться (или, как говорил во 2-й половине 19 века князь Горчаков, «сосредоточиться») и «прорубать»  его лишь тогда, когда бы оно уже способно было открыть России путь к «улице с двусторонним движением», к торговле «на равных» или почти «на равных»?
 
  Конечно, «история не знает сослагательного наклонения». Но иногда она предоставляет нам интересные материалы для сравнительного анализа. В данном случае роль такого примера может выполнить страна, отстоящая от петровской России на полтора столетия вперёд во времени и на половину земного шара в пространстве – Япония 19-го века. Вплоть до 60-х годов 19 века Япония была экономически очень отсталой страной, проводящей, к тому же, политику абсолютного изоляционизма от окружающего мира. Перелом в её истории наступил в 1854 году, после позорного военного поражения от нескольких американских военных кораблей, залпами своих орудий заставивших правительство Японии открыть границы для западных торговцев. Правящие круги поняли необходимость и стали проводить политику ускоренной модернизации страны, которая увенчалась беспрецедентным в Мировой истории успехом: за 30 лет (с 1868 по 1900 годы) Япония превратилась из крайне отсталой  в одну из самых передовых стран мира по уровню развития промышленности (в том числе военной). И предшествующая этой модернизации длительная изоляция от мира не явилась в её случае помехой, поскольку страна развивалась хотя и медленно, но органично, без искусственных "скачков" и деформаций, постепенно и незаметно созрев для мощного последующего рывка.
 
  Возникает, правда, такой вопрос: чем объяснить, что большинство западных историков (в том числе современных), основная масса которых писала и пишет свободно, честно и непредвзято, затрагивая российскую тему, оценивают реформы Петра в основном положительно? По всей вероятности, дело тут в следующих устоявшихся, хотя иногда (как в данном случае) и обманчивых стереотипах, превращающихся, порой, в логические «ловушки»: «Достижения Запада неоспоримы. На протяжении как минимум последних столетий он являлся и является символом и оплотом прогресса.  Петровские реформы сделали отсталую Россию (или, хотя бы, часть её) более похожей на Запад. Следовательно, они были прогрессивны». Такая поверхностная логика на первый взгляд кажется убедительной, но при более глубоком и подробном рассмотрении предмета оказывается, что «не так всё просто». Забегая вперёд, можно заметить, что и в наши дни многие на Западе (даже среди людей, доброжелательно относящихся к нашей стране), наблюдая за политической деятельностью в России сил, позиционирующих себя в качестве «либералов» и «западников», искренне считают их «авангардом прогресса», пытающимися своей «бескомпромиссной» борьбой за «полную» демократию привести Россию в лоно западной цивилизации…

  «Прошло сто лет», наступил 19 век, но порочный вектор развития России, заданный в начале века 18-го нетерпеливым и недальновидным царём, продолжал действовать и оказывать своё пагубное влияние на судьбы страны. К власти в Российской империи пришёл Александр Первый. Умный, хорошо образованный, современно мыслящий и прогрессивно настроенный государь. С первых дней своего восшествия на престол он задался целью осуществить в стране программу постепенных и осторожных, но настойчивых и неуклонных реформ, которые за какое-то время должны были привести к ликвидации крепостничества. Он даже создал комиссию по подготовке программы реформ во главе со Сперанским. Но шло время, и Александру становилось всё более ясно, что его почти неограниченная, абсолютистская власть, которая, казалось бы, давала ему возможность проводить в жизнь любые решения, которые он считал полезными для страны, остаётся таковой лишь до тех пор, пока не вступает в противоречие и не угрожает интересам наиболее сильных социальных групп общества.  Под влиянием «глухого», молчаливого, но угрожающе непреклонного сопротивления его проектам со стороны помещиков и дворянства, эти прогрессивные проекты становились постепенно всё более и более поверхностными и косметическими, и, в конце концов, были положены «под сукно», царь охладел к реформам, а Сперанский был уволен со своей должности. Последний, кстати говоря, проделал в последующие годы похожую внутреннюю метаморфозу, причём под действием тех же самых факторов, что и его государь.

 Наступила Отечественная война 1812 года, закончившаяся победой над Наполеоном. Одним из результатов этой войны стало знакомство беспрецедентно большого в истории России количества молодых офицеров-дворян с жизнью, порядками и достижениями Европы. Естественно, это вызвало значительное брожение умов и внесло сильную свежую струю в духовную жизнь России. Эта струя неизбежно должна была стать фактором постепенного прогресса в обществе, который на определённом этапе обязательно затронул бы и его фундамент – крепостничество, приблизив время его отмены. Но всё получилось ровно наоборот. Не желавшие долго ждать пылкие молодые офицеры устроили попытку переворота, провал которой надолго погрузил Россию в мрачные и затхлые времена «николаевской реакции». Они опрометчиво выступили против неизмеримо превосходящей их силы – самодержавия, ради тех целей и идей, которые оказалась не в состоянии осуществить в то время даже сама эта сила! (Интересно, что и Николай Первый, имя которого стало символов тридцатилетнего застоя и реакции, сам понимал необходимость отмены крепостного права в России, но ничего не мог сделать, чувствуя в этом направлении непреодолимое сопротивление крепостников).
 
  Но время шло, страна хоть и медленно, но развивалась, менялась её социальная структура, появились и стали расти промежуточные социальные прослойки между дворянством и «простым» народом, постепенно уменьшилась (примерно до 40%) доля крепостных крестьян в населении империи, и к середине 50-х годов, получив дополнительный «стимул» в виде военного поражения в Крымской войне от англо-французского экспедиционного корпуса, поражения, явившегося результатом как общей отсталости России, так и, в частности, «допотопности» её военной техники, транспортных средств и инфраструктуры и принципов комплектования и обучения армии, страна «созрела» наконец до возможности отмены крепостного права, а затем и проведения других прогрессивных реформ (судебной, земской, военной, образовательной  и т.д.) Эти реформы, в отличие от петровских косметических, серьёзнейшим образом изменили сами основы российской жизни, радикально ускорили её развитие, а их инициатор, Александр Второй, получил от современников заслуженный титул «царя-освободителя». Но для некоторой части российской интеллигенции и студенчества, знакомых с западными социально-экономическими теориями и с западной «практикой», этого опять показалась мало. Им немедленно подавай свержение самодержавия, учредительное собрание, демократическую республику, общероссийские выборы и «справедливый» передел земельной собственности. И всё это – на фоне не просто необразованности и отсутствия у населения элементарных представлений и знаний об обществе, но и полной неграмотности огромного большинства народов России! А чтобы запустить этот революционный процесс, нужно всего-навсего убить царя, что они и сделали, в конце концов, надолго скомпрометировав таким злодеянием  идею дальнейших социальных реформ и постепенной либерализации общественной жизни.

  Но, в отличие от несколько затормозившегося прогресса общественно-политического, экономическое развитие страны шло стремительными, всё ускоряющимися темпами. Разумеется, любое развитие общества, а тем более такое быстрое, временно порождает свои дополнительные проблемы, «болезни роста». Стремительно меняющаяся социальная структура общества, резкое изменение веками сложившихся укладов жизни воспринимались очень болезненно значительной частью народа. Ничего нового и удивительного в этом не было. Эти процессы и явления испытали на себе и прошли через них  абсолютно все страны, находящиеся в тот период впереди России по своим достижениям в экономике и социальной жизни. Правда, у них было одно «преимущество»: они были первыми. Перед их глазами не «маячили» достижения других, более передовых в то время стран, «переболевших» подобными проблемами уже давно, а теперь демонстрирующими завидную степень их преодоления. Есть области, где догонять легче, чем сохранять и укреплять лидерство, будучи первым: в спорте, в технических и технологических достижениях и т.п. Можно учиться у лидера, во многом повторяя те методы, которыми он добился успеха. Но «догонять» страны, опередившие нас в достижениях социально-экономических, гораздо сложнее: постоянно возникает искушение «перепрыгнуть»  исторически неизбежные, но неприятные и болезненные этапы, давно пройденные лидерами, что чаще всего просто объективно невозможно.
 
 Наряду со всё  ещё сохраняющейся (хотя и сильно уменьшившейся за последние несколько десятилетий) отсталостью страны по сравнению с Европой и множеством сопутствующих социальных проблем, больно ударили по России тяготы Первой Мировой войны. Определённой (сравнительно небольшой, но очень активной, образованной и «европейски ориентированной» части политической- и бизнес- элиты, российским «буржуазным демократам» показалось, что пробил их час и с ненавистным самодержавием, «тормозом прогресса» наконец-то можно покончить. И когда отречение царя от престола свершилось, никто из них не мог предположить, что это – начало конца России, её прогрессивного развития, начало её провала в омут большевистского беспредела и деградации (да, именно в феврале 1917, а вовсе не в октябре, начался этот провал; октябрьская «революция» была лишь неизбежным следствием преждевременной ломки вполне работающей и вполне соответствующей состоянию страны политической системы). Конечно, трудно было требовать от этих политиков обладания (наряду с продвинутостью в социальной иерархии, материальным благополучием, образованностью и современным «европейским» менталитетом) ещё и глубоким аналитическим умом и не менее глубоким знанием и пониманием истории и её закономерностей. Задача такая во все времена и для всех была не из лёгких. Однако, факт остаётся фактом: не пришло им в голову, что эта «проклятая» монархия, выглядевшая так проигрышно на фоне политического устройства передовых стран, была для России того времени оптимальной формой государственного устройства. Конечно, будь вся тогдашняя Россия одним «большим Петроградом», их представления и действия были бы более оправданы и даже, наверное, правильны. Петроград действительно ушёл от всей страны в развитии далеко вперёд, гораздо меньше отличаясь от Европы, чем остальная Россия. Но, всё-таки, не худо было бы им видеть и понимать хотя бы этот факт. А ведь наряду с известными недостатками по сравнению с демократической формой у монархии были и свои преимущества (особенно серьёзные для недостаточно развитых стран, в которых преимущества и эффективность демократии ещё не могут быть реализованы  в силу их социальной структуры и низкого уровня грамотности огромного большинства населения). Каковы же эти преимущества? Хотя влияние руководства любой страны на её развитие не следует преувеличивать, имея в виду «первичность» объективных факторов, состояния общества и его экономики в любой конкретно взятый исторический момент, его не следует и преуменьшать. Особенно велико это влияние в процессе реформирования общества «сверху». Значительная часть правительственных решений, двигающих реформы вперёд и полезных для будущего страны, бывают более или менее болезненными для населения. Такие решения очень трудно принимаются демократически формируемой властью: она постоянно вынуждена думать не только (а порой и не столько) о стране, сколько о своей популярности, рейтингах и шансах выиграть очередные выборы. Этот негативный эффект существует и действует даже в наши дни и даже в странах-«оплотах» демократии! Но там он частично сдерживается, компенсируется и нивелируется политической культурой как политиков, так и общества, постепенно выработанными «правилами игры», в результате чего чрезмерное увлечение политика популизмом и безответственными обещаниями, будучи разоблаченными силами его оппонентов с помощью СМИ – «четвёртой власти», может нанести не меньший ущерб его репутации и политической карьере, чем «чрезмерное» игнорирования болезненности для народа пусть даже важных для общества реформ. В странах отсталых этот иммунитет к недостаткам и опасностям демократии ещё не выработан, и преждевременное её «введение» может привести к обратному, с точки зрения стремления к прогрессу, результату – хаосу, неэффективности, коррупции и застою. А вот монарху, которому страна достаётся по наследству, как собственность, о «рейтингах» и популярности можно не волноваться. И если он стремится к благу для СВОЕЙ страны и СВОЕГО народа (как и любой собственник для СВОЕЙ собственности; и такое стремление для монарха – вещь совершенно естественная, вытекающая из  воспитания и представлений о своей миссии), то он способен сделать очень многое на этом пути, принимая продуманные (разумеется, совсем не обязательно им лично, а советниками и экспертами), нужные для страны решения, хотя бы и непопулярные в данный момент. Вспомним, что стремительное развитие таких успешных стран , как уже упомянутая Япония или Германия (ныне – настоящие демократические государства «самой высокой пробы») длительное время происходило в рамках монархического устройства и было заменено демократическим лишь тогда, когда страны для этого «созрели».

 Но произошло то, что произошло, и у власти в России после февраля 1917 оказалось Временное правительство. Несмотря на неоднократные изменения состава, его суть в глазах населения (да и многих историков) оставалась одной: за ним прочно закрепилась репутация слабой, нерешительной и неэффективной власти. Однако, такая оценка не вполне справедлива. Дело было вовсе не в личной слабости и нерешительности составлявших его лиц, а в том, что эти политики (в основном, европейски образованные юристы) попали «в ловушку» как собственных политических взглядов и убеждений, так и самой логики революционного политического процесса, преждевременного по  своей сути, в который они оказались вовлечены, и благодаря которому получили власть. В соответствии с этой логикой и этими взглядами власть имеет право осуществлять «настоящее» руководство, вести куда-то страну, проявляя при этом, где необходимо, «твёрдость» и «решительность» лишь будучи легитимной, получившей «мандат» от народа. И до тех пор, пока на будущих выборах в будущее учредительное собрание большинством избирателей (а это на две трети – практически полностью неграмотная крестьянская «масса») сначала не будет решён принципиальный вопрос о форме государственного устройства России и о выработке её конституции, а затем уже на выборах в парламент не будет сформирована законодательная власть (и/или исполнительная, в лице президента, например), правительство должно быть в полном смысле этого слова «временным», то есть выполнять чисто технические функции, сознательно и «принципиально» уклоняться от принятия каких-либо важных и тем более судьбоносных для страны решений. Прекрасные убеждения и прекрасная позиция, делающая честь любому европейскому политику! Но для России – «забегание вперёд» и прямой путь к развалу страны, потере власти и («природа не терпит пустоты») последующей  её узурпации какими-нибудь негодяями (оказались большевики, но могла оказаться и какая-то другая «нечисть»), вовсе не обременёнными не только рассуждениями о «мандатах» и «полномочиях», но и элементарной совестью. Таким образом, именно на европейски образованных февральских «революционерах» лежит ответственность за катастрофу, постигшую Россию после  1917 года, а вовсе не на лениных, сталиных и прочих большевистских подонках, подобные которым существовали и существуют во всех странах, даже в самых  развитых и передовых (прикрываясь, порой, самыми разными идеями и идейками, от коммунизма до национализма , фашизма, религиозного мракобесия, или не прикрываясь никакими), подобно бациллам в человеческом организме.  Их существование само по себе не способно привести к болезни без предварительного сильнейшего ослабления общественного организма и разрушения его иммунитета. Причина, по которой именно они пришли к власти, проста. В любой борьбе, начиная с бытовой драки и кончая конкуренцией в сферах экономики и политики, пренебрежение общепринятыми правилами и ограничениями (например, не бить "ниже пояса" в драке), даёт одному из участников заметную "фору", являясь дополнительным "ресурсом", увеличивающим шансы на выигрыш. Именно этот "ресурс" запредельной подлости, жестокости, политической беспринципности и безответственного отношения к стране и её народу использовали большевики на "все сто". Именно в этом заключалось их огромное "преимущество" перед другими политическими силами (даже несмотря на то, что последние были далеко не ангелами), а вовсе не в силе их "идей", умении "учитывать интересы народа", популярности и т.п.

 «Россия, которую мы потеряли» ещё не успела стать вполне ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ страной (двигаясь, тем не менее, в этом направлении), т.е. центральная власть в ней не формировалась путём всеобщих выборов, хотя уже существовали и успешно функционировали демократически избираемые органы местного самоуправления. Но она уже тогда была страной ЛИБЕРАЛЬНОЙ! Основные свободы и права человека (с некоторыми законодательными ограничениями на революционную и подрывную деятельность, имевшимися в то время и во многих «передовых» странах) реализовывались неукоснительно и защищались главной основой либерализма – эффективно действующей судебной системой, включавшей в себя суды присяжных. Причем, эта судебная система была уже на уровне (или почти на уровне) самых развитых стран мира! Забегая вперёд, следует сказать, что сегодняшняя российская судебная система, погрязшая в коррупции и насквозь продажная, не только не идёт ни в какое сравнение с дореволюционной, но не могла в то время присниться никому даже в кошмарном сне. (Про советский период в этом контексте не имеет смысла и упоминать: её просто не существовало. Была лишь этикетка с таким названием). Лишь сегодня, обогащённые историческим опытом и знаниями, мы можем прийти к выводу, что за всю многовековую российскую историю она, отставая от западных стран ВСЕГДА, никогда, тем не менее, не была так близка к достижению их уровня развития, как в предреволюционные годы. Напротив, сегодня, несмотря на внешне эффектные достижения советского периода (полёты в космос, ядерная энергия и т.п.), достигнутые путём неимоверного перенапряжения всех сил и ресурсов страны и их концентрации на нескольких узких направлениях развития, связанных с обороной, по форме и по сути очень напоминавшие «достижения» Петра Первого триста лет назад, Россия находится в такой степени отставания от сегодняшних стран-лидеров, которое кажется почти безнадёжным (если не принимать во внимание современную мировую тенденцию к глобализации, а рассматривать только внутренние факторы развития, опору на собственные силы) и которого точно не было в её истории никогда.
 
  Однако, такое «историческое нетерпение» бывает свойственно не только российским элитам. Эти проявления встречаются и в других, мягко говоря, «недостаточно развитых» странах. За примерами далеко ходить не надо. У всех сейчас перед глазами происходящие на Ближнем Востоке события так называемой «арабской весны» - целая серия «революций» и массовых протестов большей или меньшей силы и «успешности», прокатившаяся по большинству арабских стран и далеко ещё не закончившаяся. Находясь одной ногой в средневековье, с полуграмотным населением, привыкшим жить под влиянием феодальных и родоплеменных традиций и религиозных догм, арабские страны имели и имеют правительства, более чем  адекватные состоянию их обществ (диктаторские или авторитарные по сути, хотя, в большинстве своём, демократические по форме; встречаются и монархии, хотя именно их волна протестов затронула меньше всего). Практически все эти режимы (даже, в определённой степени, монархические) понимали необходимость отвечать требованиям времени и проводили политику модернизации экономики,  образования и здравоохранения (в первую очередь) и некоторых других сторон общественной жизни. Одним из результатов такой политики стало появление очень малочисленной, но постоянно увеличивающейся прослойки «среднего класса», состоящей из столичных предпринимателей и специалистов, а также источника их пополнения в лице студенчества. По своему образовательному уровню, кругозору и социальному статусу эта прослойка очень значительно оторвалась от основной массы населения, всё более тесно знакомясь (благодаря обучению, интернету, зарубежным поездкам и контактам с западными специалистами внутри страны) с образом жизни и порядками на Западе. Сравнивая всё это с условиями на своей родине, одни искали (и, порой, находили) возможность жить и работать за рубежом, другие предпочитали остаться. Многие из них начинали задумываться о причинах подобного контраста и о возможных путях его уменьшения. Не удивительно, что определённая часть не могла не попасть под влияние самой простой (и дальше всего отстоящей от истины) точки зрения: всё дело в «плохом» правительстве и надо его менять, чтобы получилось «как там». В какой-то момент подобные настроения в среде данной прослойки достигли критической концентрации, побуждающей наиболее активных и нетерпеливых её представителей переходить к подготовке и осуществлению акций протеста в более или менее радикальных формах. При этом в обществе имелось и без того много недовольных своим положением лиц по самым разным основаниям (они были, есть и будут всегда и во всех странах, особенно, по понятным причинам – в «недоразвитых»), но именно представители этой социальной группы были способны наиболее эффективно выполнить роль координатора и организатора массовых акций.

  Важной особенностью арабского мира является наличие практически повсеместно такой оппозиционно настроенной к местным правительствам, западному влиянию и любым идеям прогрессивных реформ силы, как исламский фундаментализм. Его представители, ставящие своей целью возвращение основанного в 7-м веке пророком Мухаммедом шариатского законодательства в качестве базового для страны и принуждение населения к жизни по его принципам, никогда не пользовались заметной поддержкой со стороны правящих режимов (бывших, как уже говорилось, значительно более адекватными нашему времени) и во многих случаях боролись с властью самыми разными методами: от террористических актов (самым громким из которых явилось убийство президента Египта Анвара Садата в 1981 году), до длящейся несколько десятилетий партизанской войны в Алжире.  Эти силы готовы были воспользоваться любым поводом и пойти на любые временные союзы, чтобы вступить в активную борьбу (а точнее – в войну на полное уничтожение) с ненавистным им «прозападным» и «реформаторским» режимом (именно так воспринимались исламистами те самые правительства, которые местная «интеллигенция» так спешила свергнуть за «недостаточно прогрессивную сущность»).  И организаторские способности «вооружённого» интернетом «среднего класса» временно оказались им весьма на руку.  В каких-то случаях подобные «коалиции» сумели свергнуть правящие режимы (порой, как в Ливии – с помощью Запада, пытающегося воспользоваться этими событиями для укрепления своих позиций в регионе), в других – борьба продолжается.
 
  Очень показательна ситуация в самой крупной и «продвинутой»  стране арабского мира – в Египте. После свержения режима президента Мубарака, правящего Египтом 40 лет (при котором страна добилась большого прогресса в экономической сфере и социальной сферах, повсеместно существовала обстановка веротерпимости, защищались права национальных и религиозных меньшинств, хотя демократия и носила ещё формальный характер), были проведены всеобщие парламентские выборы, на которых 3/4 мест получили исламистские партии.  Начали поднимать голову представители радикального ислама и на местах, организуя расправы с египетскими коптами-христианами, несколько сот тысяч которых уже были вынуждены бросить свои дома и бежать из родных мест. Не удивительно, что начался упадок туристической отрасли, одной из важнейших в экономике страны. Не сильно «отстают» и другие сферы экономики… В общем, уверенно и неуклонно Египет начал своё движение вспять, к средневековому религиозному мракобесию и нетерпимости, возникновению и углублению экономических проблем. Вряд ли на это рассчитывали и к этому стремились нетерпеливые представители египетской «прогрессивной» интеллигенции. Как всё это напоминает события почти столетней давности в России 1917 года!
 
  Однако, Россию февраля 1917 года напоминает не только сегодняшний Египет, но и сама Россия сегодняшняя. То, что основные проблемы современной России достались ей в наследство от советского режима, окончательное банкротство которого вследствие длительного загнивания и последующего краха заведомо обречённой и неспособной к развитию, нежизнеспособной социалистической экономической модели ознаменовалось геополитической катастрофой, сравнимой по масштабам с крахом и распадом Римской Империи полтора тысячелетия назад, я считаю фактом, не нуждающимся в доказательствах. Точнее, доказанным огромное количество раз в самых разных источниках и в самое разное время за последние 20 лет настолько исчерпывающим образом, что повторять это не имеет смысла (по крайней мере для той интеллектуальной категории читателей, на которую рассчитана эта статья). Не нуждается в доказательствах и тот факт, что последние 20 лет Россия переживает абсолютно уникальный в Мировой истории  переходный период, обозначаемый в рамках привычной терминологии как  «переход от социализма к капитализму», и пока ещё далеко до полной ясности, когда и чем он закончится. Ясно и то, что масштабы и природа этих «переходных» проблем таковы, что просто несерьёзно связывать их не только с «личным вкладом» постсоветских российских руководителей, их человеческими и профессиональными качествами, но и с масштабами личности каждого из советских «вождей» за предшествующие как минимум несколько десятилетий.  Всё определялось и определяется, в основном, процессами и закономерностями гораздо более объективными. Поэтому оценивать так или иначе российских руководителей и проводимую ими политику надо не из факта самого существования этих, крайне неприятных и болезненных для общества проблем, а из анализа «правильности» или «ошибочности» принимаемых ими политических решений, направленных на их постепенное разрешение. Казалось бы, это вещи совершенно очевидные. Однако, к сожалению, практически невозможно услышать (или прочитать) от «критиков режима» (будь то политики или «простые люди») что-либо, хотя бы отдалённо напоминающее подобный анализ принимаемых решений. Практически вся критика и в интернете, и на площадях, и в других местах заключается в искусственной привязке (вследствие политической демагогии или ограниченного кругозора, а иногда и того и другого одновременно)  всего имеющегося в обществе негатива к личностям руководителей страны (главным образом  –  Путина). Притом, что сами эти решения и их оценка – очень интересный, сложный и противоречивый объект для споров и дискуссий (в любой стране и в любое время, даже в случае самого «успешного», авторитетного и популярного правительства,  в его решениях можно найти массу больших и малых «ошибок», ведь одно и то же решение может впоследствии оказаться как «правильным», так и «ошибочным» в зависимости не только от него самого, но и от множества других факторов, возникновение и влияние которых часто невозможно предугадать). Более того, содержательная ущербность позиций «критиков режима» заключается не только в упомянутом акценте на СОСТОЯНИИ общества (вместо конкретного анализа проводимой политики), но и в некорректно (мягко говоря) выбираемой базе для сравнения этого СОСТОЯНИЯ с другим, «лучшим». С каким «лучшим»? С таким, которое существует только в желаниях и воображении («коммунизм», «справедливый капитализм», «общество всеобщего благоденствия», «царство божие на земле» и т.п.)? Но трудно представить себе что-либо глупее (и, как это ни смешно и ни грустно одновременно, распространённее), чем такая позиция.  Может быть, с таким «лучшим», которое существует в «передовых» странах мира? Которые были впереди России ВСЕГДА в истории, и с которыми она должна сравняться именно сейчас, после постигшей её беспрецедентной в Мировой истории катастрофы? Унизительно даже комментировать такую, с позволения сказать, «логику»… Уж если так «неймётся» обязательно сравнить с чем-то наш нынешний «ужасный текущий момент», то будет гораздо разумнее сравнить его с каким-нибудь другим моментом в РОССИЙСКОЙ же истории. Поступив так, мы с немалым удивлением обнаружим, что как бы не были мы сегодня недовольны жизнью, как бы не была она НА САМОМ ДЕЛЕ тяжела, несправедлива и, порой, просто отвратительна, ВО ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ ВРЕМЕНА РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ (как далёкие, так и совсем близкие), ОНА БЫЛА ГОРАЗДО ХУЖЕ! (Правда, это верно лишь за одним-единственным исключением: ЛУЧШЕ жизнь казалась лишь вечно пьяному быдлу в эпоху «развитого социализма», разучившемуся за годы советской власти, находясь в социальных условиях не востребованности этих качеств, думать и работать и способному только на скотские развлечения).

  И вот мы являемся свидетелями яростной, льющейся бурным потоком из интернета и с площадей критики, разоблачающей факты и проявления  коррупции в России и лично Путина, как её ОСНОВНУЮ, чуть ли не ЕДИНСТВЕННУЮ первопричину! (Ещё бы, ведь «рыба гниёт с головы»! И невдомёк попугаям, механически повторяющим эту фразу, что ТОЛЬКО РЫБА гниёт с головы, а в жизни, даже в быту, а тем более в обществе, всё обстоит ДИАМЕТРАЛЬНО ПРОТИВОПОЛОЖНЫМ ОБРАЗОМ: гниение начинается с тёмных и затхлых углов, в непроветриваемом помещении, вдали от света и только в самом конце поражает «голову»! Не было ещё в мировой истории ни одного случая, чтобы «гнилая голова» развратила и испортила «здоровое тело», а вот обратных примеров – сколько угодно: волею судеб оказавшись на вершине гнилой структуры, «светлая и чистая голова», вдохновляемая, порой, благими намерениями «оздоровить тело», очень быстро становилась перед альтернативой: оказаться срезанной, открученной или стать такой же гнилой).  Было бы совсем неплохо широким критически настроенным массам, так лихо клеймящим «проклятых чиновников-коррупционеров»  хотя бы на минуту унять свой раж и задуматься над вопросом: а откуда на самом деле «вырастает» коррупция, в чём её источник и первопричина? Ответить на него просто: достаточно посмотреть  на себя в зеркало, задуматься над глубинными побудительными мотивами собственного поведения в жизни. И тогда мы поймём не совсем очевидную, но не такую уж и сложную вещь:  в основе коррупции лежит не чьё-то влияние и не чей-то «вдохновляющий пример», а эгоистическая человеческая природа, неспособность огромной части людей при выборе между интересами своей семьи и интересами всего общества пожертвовать первыми в пользу вторых. В качестве теста на нашу собственную потенциальную коррупционность проведём такой мысленный эксперимент. Представим, что в некотором государстве принято решение упразднить продавцов и контролёров в магазинах самообслуживания и обязать покупателей  самим оставлять деньги за взятые товары (при том, что моральные и юридические оценки воровства остаются в силе). Безусловно, и в этой ситуации найдётся немало законопослушных да и просто честных граждан, которые будут расплачиваться за товар. Но едва ли можно сомневаться, что избежать соблазна не сумеет если и не большинство, то, по крайней мере, огромная часть общества, в том числе тех, кто склонен гневно обличать чиновников-коррупционеров. Несмотря на кажущуюся искусственность, такое сравнение поведения «простых» людей с поведением чиновников абсолютно корректно. И в том, и в другом случае добрая половина граждан проявляет законопослушание, "с болью" переступая через столь милые им личные интересы исключительно под давлением внешних факторов:  сравнительной оценки выгоды и риска такого поведения. Чем выше легальный доход человека, тем легче ему «не мелочиться», быть честным и принципиальным (избегая заодно риска, пусть даже, порой, и незначительного, лишиться своего законного дохода и, даже, быть может, свободы). И наоборот, чем доход ниже, тем сильнее искушение и склонность «рисковать». Конечно (повторюсь), обязательно найдётся некоторое количество лиц столь честных, что откажутся от самого соблазнительного предложения, даже едва сводя концы с концами. Столь же несомненно, что существуют люди настолько жадные, что будут брать «на лапу» всегда, сколь бы не был велик их доход и уже накопленное правдами и неправдами состояние. Но и тот и другой случай – скорее исключения, и в своём стремлении покончить с этим злом общество не должно особенно рассчитывать на первых и особенно опасаться вторых. Типичной является именно вышеприведённая зависимость поведения человека от его дохода. Именно на учёте и использовании этой зависимости и только на ней основаны все успехи в борьбе с коррупцией (успехи, безусловно, относительные, т.к. полностью победить её не удалось нигде и никому) тех стран, где она сведена к минимальному уровню отдельных скандальных фактов. Высокая, даже очень высокая оплата всех тех чиновников, которым, в силу их служебного положения, возможностей и полномочий «есть чем злоупотреблять». Любые другие меры, основанные на «усилении контроля» (а контролёров кто будет контролировать?), «ужесточении наказания» (что просто увеличит «плату за риск»), если и способны помочь, то лишь в качестве мер дополнительных и второстепенных. К сожалению, «широким массам» очень хочется, чтобы проблема была решена именно такими методами, а не раздражающим население повышением чиновничьих зарплат. Но в обществе вообще и в экономике в частности существуют свои объективные законы, нравится нам это или нет…

  Кроме того, в сегодняшней российской действительности дополнительно существуют и «внешние» по отношению к должностному лицу факторы, буквально вынуждающие его либо «брать», либо уходить с должности «пока цел». Для чиновника нижнего и среднего звена это – обеспечиваемые криминальным бизнесом деньги и «охрана» при условии «сотрудничества», а в противном случае – угроза лишиться должности или, даже, жизни. Чтобы противостоять такому «искушению», чиновнику далеко не достаточно быть «просто» честным человеком, а надо ещё обладать огромным личным мужеством и железными нервами. А ведь у них ещё и семьи… Короче, ясно, что подобные герои встречаются, в основном, в телесериалах. Невольно вспоминается: «Кто из вас без греха, пусть первый бросит в неё камень». Для политика, даже если он не жадный человек, а обладает лишь «здоровым честолюбием» и естественным для лиц этой «профессии» стремлением к власти, поддержка бизнеса (теперь уже – крупного) означает не только и, порой, не столько «прелести» материального благополучия, сколько финансирование соответствующих политических акций и структур, необходимых для победы на выборах.  А ведь его победа и приход к власти – это зачастую далеко не только и, опять же, не столько его стремление, сколько его сторонников и надеющихся на него избирателей. В такой ситуации даже «сомнительное» (мягко говоря) с юридической и моральной точки зрения принятие «помощи» крупного бизнеса может быть продиктовано мотивами, не имеющими ничего общего с жаждой обогащения, а иногда (для человека, искренне верящего в свою «миссию») – и вообще, с личным эгоизмом.

  Целью вышеприведённых рассуждений вовсе не является стремление оправдать коррупцию и коррупционеров. Это , безусловно, отвратительное и крайне вредное явление для любой страны. Цель – показать, что это именно ЯВЛЕНИЕ (притом, закономерное для любой недостаточно развитой страны; вспомним, что ВСЕ страны – нынешние лидеры прошли, каждая в своё время, через периоды коррупционного беспредела, покончив с ним постепенно и АВТОМАТИЧЕСКИ через «простое» развитие экономики и общий значительный рост материального уровня), а не чья-то «вина», «упущение» или «плохой пример».

  Поразительно, сколь велико влияние штампов и навешивания ярлыков на сознание и поведение «широких масс». Выкрикнул один демагог лозунг «долой партию жуликов и воров!», и огромное количество «недовольных жизнью» его подхватило почти как «вдохновляющую и направляющую» идею. А ведь не надо быть семи пядей во лбу, достаточно обладать элементарным здравым смыслом, неполным средним образованием и минимальным жизненным опытом, чтобы понять такую простую вещь: чиновник любого ранга и любой области государственных функций, будь то судья, полицейский, работник администрации, налоговой службы и т.д. и т.п.,  берёт «на лапу» вовсе не оглядываясь на то, как называется и кому принадлежит большинство мест в государственной думе: Единой России, Яблоку, Справедливой России, КПРФ и т.д.  Он делает это под влиянием совсем иных (рассмотренных выше) факторов и причин. И от того, какая партия в очередной раз получит это большинство и станет «правящей», если и зависит многое в жизни и судьбах страны (что плохо и ненормально, а  для стран со сложившейся и устоявшейся партийной и политической структурой – просто невозможно), то уж, во всяком случае, не мотивы его действий. И не потому «ворует и жульничает» чиновник, что он принадлежит, порой, к «правящей» партии, а, наоборот, потому он СТАЛ принадлежать к этой партии, что она СТАЛА правящей, совершенно независимо от её названия и программы.
 
  Теперь посмотрим, что же за политические силы так активно и организованно идут на штурм «преступного путинского режима»? Увы, всё те же, знакомые нам по Мировой истории лица: «продвинутая», «состоявшаяся», тесно связанная с западными фондами и бизнес-структурами часть московской интеллигенции и бизнесменов. Чувствуя себя наполовину иностранцами, имеющими «в случае чего» пути к отступлению «в страны прогресса», уже проводящие там в частных поездках, командировках, путешествиях и т.п. очень значительную часть времени (иногда даже большую часть), привыкшие к тамошним порядкам и стандартам, они не склонны «прощать» России её относительную отсталость, «входить в положение» и ждать. Им, как Петру Первому, подавай «хотя бы» главные достижения западной общественной системы «здесь и сейчас». Им тут почти нечего терять и нечего опасаться неудачи и даже катастрофических последствий для страны их «затей». «Если Россия окажется не способна в самые короткие (желательно, за пару лет) сроки «перестроиться» и стать «хотя бы» Францией (если не США), значит… Бог с ней! Туда (известно куда) ей и дорога… А мы будем где-нибудь в Лондоне или Нью-Йорке, спорить, потягивая коктейли, об исторических причинах и корнях процессов её распада». Вот примерно такой менталитет. И никакого противоречия такой политической и исторической ограниченности с их «продвинутостью», образованностью и «состоятельностью» нет. Люди дела, успеха, люди практики (так нужные сейчас нашей стране) редко бывают склонны к углублению в такие  «отвлечённые» от практической деятельности сферы, как история, политология и к «излишне» подробным и глубоким рассуждениям на эти темы. У них на это «нет времени». Время есть только на любимое и приносящее хороший доход  дело, карьеру и, в крайнем случае, отдых и развлечения. Огорчительность данной ситуации заключается в том, что, как бы не относиться к этому социальному слою,  он действительно нужен и полезен стране с точки зрения перспектив её развития и модернизации. С другой стороны, а разве менее потенциально полезна тому же Египту была его интеллигенция, а России февраля 1917 – интеллектуальная и бизнес-элита Петрограда?  Неужели опять те же исторические грабли? Очень не хочется в это верить.

  В подобных рассуждениях и оценках мало что меняет тот факт, что определённая (сравнительно небольшая) часть этой «нетерпеливой оппозиции»  является вполне продажной, действующей  по указкам и за деньги из-за рубежа.  Сильному и богатому Западу безусловно есть, что «ловить» в слабой и экономически малоразвитой  стране, обладающей столь нужными ему богатыми недрами, и есть, чего желать при этом: максимального её ослабления, а ещё лучше – распада на множество конфликтующих друг с другом частей. Но любое зарубежное влияние и вмешательство может принести хоть какой-то результат лишь в том случае, если опирается на внутренние конфликты и противоречия страны. Без подобной опоры оно не способно достичь поставленных госдепартаментом целей.

  Что касается главной мишени нашей московской интеллигенции – Путина, то, не вдаваясь здесь в анализ его личности и его политики (это отдельная большая тема), хочется поделиться с читателем следующими ощущениями и опасениями, уводящими нас в тот же февраль 1917 года. Николай Второй вошёл в историю вовсе не как человек, обладавший какими-то особо выдающимися (или, наоборот, резко отрицательными) качествами и, даже, не как политик, принявший какие-то особо важные для судеб страны решения. Он памятен нам прежде всего колоссальным несоответствием его простых человеческих качеств и его мученической кончины тому, за что его ненавидели и в чём несправедливо обвиняли.  Я не склонен идеализировать Путина и, вообще, кого-либо из наших политиков (включая, в том числе, всех оппозиционных деятелей). Но мне бы очень не хотелось, чтобы в результате этой, искусственно разжигаемой антипутинской истерии, в России произошли события, вспоминая которые лет через сто, историки стали бы защищать и оправдывать Путина, исходя из тех же оснований, из которых мы оправдываем Николая сегодня.
 
  К сожалению, исходящие от «нетерпеливых» опасности для страны заключаются не только в угрозах и стремлениях «скинуть» власть, но и, порой, во вредном и опасном изменении политики самой власти под их давлением и в результате стремления «уйти от конфликтов и потрясений».  Иногда такой «уход» может оказаться по сути «страусовой»  политикой, способной вызвать гораздо более серьёзные конфликты и потрясения в будущем. Свежий пример – инициатива президента Медведева вернуть (пусть и с некоторыми оговорками и ограничениями) выборы губернаторов населением субъектов федерации. Для сильных, развитых и богатых государств с федеративным устройством это – разумная и эффективная демократическая практика, имеющая массу преимуществ перед системой назначения глав регионов «сверху». Есть у неё только один-единственный недостаток: она преждевременна и опасна для страны с большой территорией,  неравномерным распределением на ней производительных сил и ресурсов, обилием экономических и социальных проблем, слабой экономикой, зависимой от природных богатств, расположенных на территориях удалённых и малозаселённых, при крайне непрочных и неустоявшихся межтерриториальных экономических связях  и наличием огромных дисбалансов в этих связях: колоссальной зависимости европейской части России, на которой проживает огромное большинство населения, от слабозаселённых областей её азиатской части, содержащей «наше всё» - залежи углеводородов, и, напротив, крайне слабой экономической зависимости малочисленного населения азиатских регионов от европейской части. Всё это – на фоне малоразвитой транспортной инфраструктуры, соединяющей две эти части страны. Не надо быть большим стратегом, чтобы понять и предвидеть, к чему подобное положение  может со временем привести – к стремлению этих регионов отделиться от России и начать «беспроблемную» жизнь за счёт колоссальных для такого небольшого населения богатств. И если губернаторы таких территорий, ставшие проводниками подобных настроений, уже не назначенные сверху, а "избранные населением" (фактически, чего греха таить, "денежными мешками", причём не обязательно российского происхождения, обеспечившими их предвыборную "раскрутку") будут потрясать своими "мандатами от народа", то повлиять на них (как и на всю, стоящую за ними сепаратистски настроенную политическую элиту региона) для центральной власти будет значительно сложнее. Еще больше увеличить подобную угрозу может другая "демократическая инициатива" президента Медведева - предложение ввести упрощенный порядок регистрации политических партий (порядок опять безусловно "правильный" и "демократический" для условий какой-нибудь развитой и богатой западной страны). В условиях СЕГОДНЯШНЕЙ России он может привести к образованию и выходу на арену политической борьбы партий, созданных не столько для выражения социально-политических и экономических интересов части населения (в чём суть многопартийности), сколько объединяющих людей по религиозному, национальному и/или территориальному принципам. (Нынешний, более жёсткий, порядок регистрации партий, содержащий требования об их достаточно заметной представленности в большинстве субъектов федерации, такую опасность в значительной степени предотвращает). Какой экономической и гуманитарной катастрофой обернётся подобное развитие событий для жителей европейской части страны не хочется даже и думать. А Запад, с которого наш «продвинутый» и прекраснодушный, «современно мыслящий» президент берёт пример в подобных начинаниях, безусловно «нам поможет» (когда «запахнет жареным») поскорее довести начавшиеся сепаратистские процессы до их логического конца…  А ведь «отыграть назад» подобные, так помпезно анонсированные планы «демократизации» России будет гораздо сложнее, чем заранее благоразумно воздержаться от их провозглашения.

  Грустно всё это. Очень хочется ошибиться в подобных прогнозах и опасениях, но ещё больше хочется, чтобы перестали ошибаться те, от кого, что ни говори, в конечном счёте зависит будущее страны – наши граждане, чтобы каждый раз, решая как и за кого голосовать, на какую площадь и под чьи знамёна идти, кому доверять, а кому нет, они руководствовались не раздражением, ненавистью и желанием «назло бабушке отморозить уши», а лишь одним-единственным: своими собственными, личными интересами и интересами своей семьи, но только («всего-навсего»!) – правильно понятыми.
                31.01.2012