Лёвушка Часть вторая Ищу маму 42, 43-44

42                                                                                                                                                                                                                                42.               
Хая, невеста Семёна, действительно была очень красивая девушка. Она с детства знала, что родители сосватали её. Так было принято в еврейских семьях и этого было достаточно, чтобы девочка приняла сватовство без волнений. Еврейская община города была невелика. Все друг друга знали. Знали всё от финансового положения до того, что готовилось на обед у соседа. Хая знала, что Семён завидный жених - окончил гимназию в Симферополе и ездил в Одессу поступать в университет. С момента сватовства прошло много лет, которые Семён провёл вдали от дома. Увидев его в первый раз после того, как он вернулся из Одессы, она была поражена и обрадована. Интересный молодой человек в городском платье с  гладко выбритыми щёками и подбородком. Он не был похож на еврея. Он ей показался человеком другого мира, случайно заблудшим в Карасубазар. Неужели это её суженый? Хае было интересно поближе познакомиться с Семёном. Она искренне взволновалась при встрече с ним, но решиться заговорить с женихом она не смогла. 
 
Семён, сидя в отцовской лавке, пребывал в раздумье. Он понимал, что Мирон прав и надо выбрать что-то одно. Но что? Слишком многое поставлено на карту. Семён любил отца и прекрасно знал, каких трудов отцу стоило обеспечить его образование в гимназии. Он знал, что они с матерью никогда не позволяли себе никаких обновок все те годы, которые Семён учился. Пора ему помочь родителям. Он так же понимал, что его образование не завершено и его мечта стать врачом не достигнута. Если он сейчас начнёт работать и обзаведётся семьей, то мечта навсегда останется мечтой. 
 
За дверями лавки послышался шум. Семён, оторвавшись от мучавших его дум, пошел взглянуть на источник шума. У дверей лавки остановились две подводы. Высокий татарин посмотрел на Семена и спросил:
- Иосель?
- Нет. Сейчас позову Иоселя, - ответил Семён.
Вышел Иосель и гостеприимным жестом попросил приехавших в лавку. Татарин повернулся к товарищам:
- Приехали! Это лавка Иоселя.
 
 Татары вошли в лавку, смущенно оглядывая полки. С ними зашел Лёвушка. Он стоял, потупив глаза, и ждал разговора о себе. Семён, взглянув на мальчика, сразу понял, что одетый в типично татарскую одежду мальчик не татарин. Светлые волосы не встречаются у татарских детей. Иосель внимательно проверил товар, привезенный татарами, записал всё в книгу и отсчитал оплату. Товара было много, и эта работа заняла много времени. Лёвушка помогал разгружать телегу и складывать товар в углу лавки. 
- Вот тебе привезли мы мальчика, - сказал высокий татарин, пересчитав деньги. – Мулла сказал, что тебе о нём известно.
- Этого что ли?
- Да его, - татарин подтолкнул Лёвушку к Иоселю.
- Что мне с ним делать? Ты кто?
- Меня зовут Лейба Умов, - сказал по-еврейски Лёвушка. 
- Как тебя зовут? – вмешался молчавший Семён.
- Лейба Умов. Можете меня называть Лёвушка.
- Папа! Ты не представляешь себе как нам повезло! Это тот мальчик из объявления.
- Какого объявления? – спросил Лёвушка.
Семён бросился в комнату за газетой. Иосель посмотрел на Лёвушку и спросил:
- Ты еврей?
- Да, - подтвердил Лёвушка. – Я ищу своих родителей. Вообще-то я ищу маму, но я не знаю, где её искать. Мой папа в Гориловке на Херсонщине. Помогите мне к нему добраться.
- Ты знаешь как это далеко?
- Я знаю, - уныло сказал мальчик.
- Где взять деньги на такую поездку?
У Лёвушки не было ответа на этот вопрос. Он стоял, потупив голову, волнуясь, уверенный, что его сейчас прогонят.
 
В лавку ворвался Семён. В руках он держал газету. Он хотел было прочесть отцу объявление, но посмотрев на татар, воздержался.

- Что я буду с тобой делать? Как переправить тебя на Херсонщину? – продолжал Иосель.
- Какую Херсонщину? – спросил Семён.
- Вот мальчик от родителей ушел и просит помочь ему добраться до Гориловки, - пояснил Иосель.
- Отпусти татар, папа.
-  А с мальчиком что делать? Пусть бы они забрали его, нет у меня возможности помочь мальчику.
- Не говори такое, - сказал Семён. - Мы побеспокоимся о мальчике. Это я беру на себя.
- Как ты можешь ему помочь? Ты себе не можешь помочь.
- Отпусти татар. Спасибо вам за товары и за мальчика, - обратился Смемён к татарам. – До свидания.
Когда татары покинули помещение, Семён сказал:
- Вот объявление. Оно старое, но, учитывая, что Лейба с нами и не нашел ещё родителей, оно не устарело.
- Что за объявление? – спросил Иосель.
- О пропаже мальчика по имени Лейба Умов, - пояснил Семён.
- Обо мне? Не может быть? – обрадованно воскликнул Лёвушка, протянув руку к газете.
- Ну и что из того, что объявление? – продолжал бурчать Иосель. – Мне от этого не прибудет.
- Триста рублей награды, – прочитал Лёвушка в газете. – Это дядя Волков подписал. Значит, мама меня ищет! 
- Какие триста рублей? – спросил Иосель.
- Там так пишется, - подтвердил Семён. – Обещают триста рублей тому, кто поможет найти мальчика.
- И кто даст за еврейского мальчика такие деньги?
- Дядя Иван даст, мамин муж, - пояснил Лёвушка. – Или бабушка Ванда. Она очень важная – графиня.
- Что ты плетёшь? Какая графиня? Вы меня дурите, - обратился к сыну Иосель.
- Я не знаю ни о какой графине, - сказал Семён, - но в объявлении чёрным по белому написано, что дадут вознаграждение в три сотни рублей тому, кто найдет Лейбу Умова.
 
Иосель взял из рук Лёвушки газету и внимательно прочёл объявление. Читал он русский текст с трудом по слогам. Убедившись, что в газете действительно написано о вознагрождении, старик с недоверием посмотрел на Лёвушку.
- Чем ты докажешь, что ты и есть тот самый Лейба? – строго спросил он.
- Я Лейба, - спокойно ответил Лёвушка, глядя в глаза старому купцу. – Меня ищет мама и дядя Иван. Дядя Иван русский чиновник. Он женился на моей маме. Меня от них обманом увезли в Симферополь к часовщику по фамилии Литвак. Я от часовщика убежал.
- Ты говоришь, часовщик по фамилии Литвак? – спросил Иосель. – Мейер Литвак?
- Да, я убежал от него, - Лёвушка выдержал взгляд Иоселя  и, подумав, спросил с тревогой, – Вы меня не отдадите ему? 
- А он даст за тебя триста рублей? – с иронией спросил Семён.
- Он и медную монетку пожалеет, - ответил Лёвушка. – Он жадный.
- Так чего же ты испугался? Я отвезу тебя к тем, кто за тебя вознаграждение обещал.
- Век буду вам благодарен, - сказал Лёвушка.
 
Старый Иосель знал Мейера. Он даже слышал, что от него убежал подмастерье. Мальчик не врал. Но с каких таких радостей за еврейского мальчика такие деньги дают? Иосель сомневался. Он видел, что сын возбуждён, но в объявление не поверил. 
- Что же ты предлагаешь? – спросил он сына.
- В объявлении дано два адреса; в Евпатории и Одессе. Ты едешь в Одессу с товаром. Мы с Лейбой присоединимся к тебе. В Одессе мы приведём мальчика и потребуем обещанное вознаграждение.
- Я подумаю, - ответил Иосель.
- Папа, это моя единственная надежда. 
- Я же сказал, что я подумаю. 
 
 
 

43
Волков обдумывал письмо, которое ему необходимо было написать родителям Ивана Яковлева. Только вчера он посетил доктора Ольберга. Доктор поставил адвоката в известность, что Иван Яковлев умирает. Последний осмотр больного показал, что развязка может наступить в ближайшие дни. Доктор настоятельно рекомендовал поставить об этом в известность родителей Ивана. Александр обдумывал, как преподнести эту новость отцу Ивана так, чтобы упрямый и подозрительный старик на этот раз понял всю серьёзность положения. Волков уже несколько раз писал отчёты о здоровье Ивана, но старый Яковлев на них не реагировал. Было неприятно писать столь важное письмо человеку, который не верит в правдивость сообщений. После долгих раздумий Волков принял решение написать письмо с просьбой дать распоряжения по проведению похорон, приложив к нему справку о состоянии здоровья Ивана от доктора Ольберга. Пока письмо дойдёт до адресата, пока родители ответят – подойдёт пора решать именно этот вопрос. Письмо он завершил планом, который он осуществит в случае, если от родителей распоряжение не поступит.
 
Письмо Волкова в имении Яковлевых вызвало взрыв отчаяния. Подтверждённая отчётом отца Феофана весть о скорой кончине Ивана взволновала его мать до глубины души. Она накинулась на отца, обвинив его в жестокосердии. Она была уверена, что болезнь сына была ускорена невниманием к нему с её стороны. В два дня она собралась и выехала в Крым.  Её сопровождал бывший лакей Ивана Фёдор. Она прибыла в Евпаторию за две недели и тут же направилась в дом сына.  На стук в ворота из дому вышла женщина в одежде сестры милосердия.
- Чего надо? Господа не принимают. Больные они и никого принять не могут.
- Открой ворота, - сказал Фёдор. - Мать барина приехала.
- Ой, господи, неужто наконец явилась? – злобно ворчала женщина. – Как раз к самому концу.
 
Она открыла ворота и впустила экипаж во двор. Мать Ивана, Ольга Андреевна, тяжело опираясь на руку Фёдора, с трудом сошла с подножки экипажа и медленно направилась в дом. Она была подготовлена священником, о том, что молодые живут очень скромно, но только войдя в дом она убедилась, что её сын живёт на грани нищеты. Гостиная комната была наполнена удушливыми запахами лекарств, плохо освещена и убого обставлена. Сиделка строго посмотрела на Ольгу Андреевну и спросила:
- Вы к барину или барыне?
- Позови барыню немедленно, - сурово велела Ольга.
- Так вы к барыне, - заключила сиделка. - Это в эту спальню.
 
Ольга не дожидаясь появления невестки решительно направилась в указанную комнату. На кровати лежала молодая женщина. Она металась в бреду. Бледное лицо, волосы рассыпанные по подушке всё это произвело подавляющее впечатление на старуху. Ольга вышла из спальни и, обращаясь к сиделке спросила:
- Это она?
- Да это госпожа. Худо ей. Барин помирает и она, видать, тоже не жилец.
- Что с ней?
- Доктор сказал, что это воспаление лёгких, но я думаю, что это такая чахотка.
- Много ты понимаешь. Где барин?
- Барин в этой спальне.
 
Ольга бросилась в спальню сына. В темной комнате на железной кравати лежал обложенный подушками Иван. Его лицо было прозрачно серым,  глаза закрыты. Щёки были покрыты щетиной. Ольга сперва показалось, что он мертв, но губы больного приоткрылись и он тяжело вдохнул. Ужас обуял старую женщину. Она вдруг осознала, как несправедливы были они с мужем, когда не реагировали на настойчивые просьбы Волкова. Всю дорогу она надеялась, что приедет и поднимет сына на ноги. Она не верила письмам, в которых Волков описывал болезнь Ивана. Ей было непонятно, как это её молодой сын может быть так тяжко болен. Только увидев сына своими глазами, она поняла, что Волков писал правду и положение отчаянное. Она растерялась. Выйдя из спальни, Ольга спросила сиделку:
- Что же делать? 
- Не знаю. Разрываюсь тут. 
- Фёдор, скачи к доктору. Проси приехать немедля. От доктора поедешь к Волкову. Скажи ему, чтобы квартиру нашёл недалеко здесь. Я видеть его хочу.

- Слушаюсь. Я к Волкову сперва поеду. Не можете же вы оставаться в этом доме. Здесь находиться опасно. Зараза так и витает над этим домом.
- Ты пожалуй прав. Гони скорее. 
 
Госпожа Яковлева поселилась в небольшой гостинице в квартале от дома сына. Переговоры с доктором не обнадёжили пожилую даму. Доктор предсказывал кончину Ивана в течение недели. О здоровье Анны он высказался более оптимистично. Она больна, но угрозы для жизни нет. Доктор обещал прислать дополнительную сиделку для обслуживания больных. 
 
Ольга поняла, что она не может помочь сыну и единственное, что ей остаётся - это подготовится к неизбежному и неотвратимому. Она вызвала Волкова для обсуждения плана дальнейших действий. Волков приехал незамедлительно. Он настроился на тяжёлый разговор. Но разговора не получилось. Ольга Андреевна давала распоряжения. Она решила вывезти тело сына для захоронения на семейном кладбище и велела ликвидировать всё имущество сына, включая его дом, купленный на её деньги. 
- Дом мы не можем продать, - сказал Волков.
- Это почему?
- Дом принадлежит госпоже Яковлевой, а не Ивану.
- Дом принадлежит этой еврейке?
- Иван знал, что его здоровье не позволит ему долго наслаждаться жизнью и распорядился, чтобы при покупке дома все бумаги были оформлены на его жену. Он знал, что её захотят обидеть после его смерти. Он не хотел допустить этого.
- Вы уверены, что это он так хотел?
- У меня есть письмо подтверждающее его волю. Он написал завещание и письмо к вам. Я предполагал, что вы захотите с этими документами познакомиться и захватил их с собой.
- Как он мог так поступить?  Дом ведь был куплен на деньги, которые я ему послала!
- Пожалуйста, познакомьтесь с документами, - сухо сказал Волков.
 
Ольга взяла бумаги из рук Волкова и, надев очки, принялась их читать. Сын написал письмо, в котором он умолял мать позаботиться об Анне. Он считал себя виновным в том, что разбил жизнь этой женщины и женил на себе.  В этом же письме он просил мать принять Анну в семью, как равного члена, как родную дочь.  По завещанию Ивана, составленному по всем правилам и заверенному натариусом, всё его имущество после его смерти переходило к жене.
- Невероятно! Я не могу поверить своим глазам. Может быть вы сможете объяснить мне как это ей удалось так ослепить Ивана.
-  Это сможет объяснить вам только Бог. Я со своей стороны могу только сказать вам, что Анна не приложила к этому усилий. Это было ниспосланное Богом ослепление и её винить в этом нельзя. 
 - Что же мне делать? Не могу же я поощрить их брак! Это против общества!
- Госпожа Яковлева! При чём здесь общество? Ваш сын Иван умирает и просит выполнить его волю.
- Я не могу и не хочу принять её в семью! Так и быть, я не буду оспаривать её права на дом, но принять её в семью – выше моих сил.
- Я знаю, что такой жертвы от вас Анна не примет. Она гордый человек. Единственно что необходимо – поддержать её в эту трудную минуту.
- Увольте. Я не хочу и не смогу. Возьмите это на себя, если вам это необходимо.
Волков посмотрел с сожалением на Ольгу Андреевну. Неужели спесь и ложная гордость сильнее материнского чувства? Он не мог это понять. Видно старшее поколение вылеплено из другого теста. 
 
 
44.
Лёвушка был огорчён тем, что из-за весеннего еврейского праздника Пейсах путешествие к Волкову откладывается. Этот праздник всегда торжественно справляли в Гориловке. Подготовка велась задолго до наступления праздника: тщательно вычищали помещение, заготавливали тонкую мацу, из дома удаляли все остатки хлеба и хлебных изделий, доставали специальную праздничную посуду, которой разрешалось пользоваться только в этот торжественный вечер.  Такие же приготовления велись в доме Иоселя. Лёвушка очень старался, помогая по дому. Жена Иоселя не могла нахвалиться своим временным гостем.
 

В горнице установили длинный стол, покрытый накрахмаленной скатертью. Лёвушка принёс длинные скамьи и установил их вдоль стола. Для Иоселя в торце стола был установлен стул с высокой спинкой.  Вошёл Иосель и обратился к Лёвушке:
- Ты самый молодой в нашем доме. Тебе придётся задавать вопросы.
- Я и дома задавал вопросы. У нас других детей не было на сейдер.
- Вот и хорошо. Должен ли я повторить тебе вопросы, которые ты должен задавать, или ты их помнишь?
- Помню, но готов вас выслушать, чтобы ничего не пропустить.
 
Иосель был удовлетворён ответом мальчика. Он взял его за руку и повёл в лавку, чтобы проверить подготовку ребёнка к ритуалу праздника, в котором Лёвушке предстояло играть важную роль. В лавке сидел угрюмый Семён. Если Лёвушку огорчала отсрочка отъезда, то Семёна она злила – он боялся, что из-за этого промедления деньги уплывут из его рук. Огромная сумма, которая была обещана за ребёнка, не давала Семёну покоя. Он не мог дождаться того момента, когда его жизнь преобразится, когда он сможет себе позволить уехать в Германию учиться. И всё это может не сбыться из-за какого-то древнего праздника, отживших свой век традиций. 
 
Семён раздумывал над важностью празднования в современных условиях. Пейсах празднует освобождение евреев из Египетской неволи. И что, свободны ли евреи сейчас? Стоит ли благодарить Бога, если народ так принижен и угнетён, что, кажется, никакого освобождения из рабства не было? Когда даже поездка в Одессу сопряжена с необходимостью нарушить наложенные новыми фараонами запреты – запрет проживать в крупных городах империи. А что стоит эта пятипроцентная норма приёма в университет? Чего добился народ через пять тысяч лет после чудесного освобождения из египетского рабства? Как жил в нищете, так и живёт. Как был унижен, так и продолжает пребывать в унижении, на самой низкой ступени общественной иерархии. Боялся надсмотрщика с кнутом – теперь боится чиновника, городового и, что самое обидное, погромщика. Какой тут праздник освобождения? Нет, праздновать не стоит. 
 
Реальное освобождение могут принести только деньги, большие деньги. Вознаграждение за Лейбу – прямой путь к свободе, к образованию. Вот к этому следует стремиться. Недельная задержка из-за каких-то праздников ужасна. Невыносимо ужасна.
 
Пока Семён раздумывал и огорчался, приготовления к празднику шли полным ходом. Лёвушка достал вещи Коли, в которых он ушёл из дома госпожи Остроумовой. Добрые татарские женщины перед отъездом Лёвушки тщательно их выстирали, выгладили и сложили в мешок. Лёвушка с трудом натянул на себя эти вещи: за зиму он подрос, и все Колины вещи с трудом налезали на него. Если рубашку и штаны удалось натянуть, то с башмаками была беда. Пришлось остаться в сапожках, которые ему подарили добрые татары. 
 
Праздничный обед, который называется сейдер, прошёл точно по ритуалу. Лёвушка испонил свои обязанности добросовестно. Один только раз нарушился ритуал. Когда на вопрос Лёвушки чем отличается этот вечер от других вечеров в году, Иосель начал пространное объяснение, Семён не выдержал и вставил:
- Ничем. Мы как были рабами, так и остались рабами. 
 
На Семёна грозно посмотрел отец и продолжил своё объяснение. Семён помрачнел и больше не сказал и слова за весь вечер. Даже Хая, сидевшая рядом с Семёном и смотревшая на суженного своими прелестными влюблёнными глазами, не смогла поднять его настроение.
 
На следующее утро Иосель и его домочадцы отправились на молитву в синагогу. Семён и Лёвушка не пошли молиться. Семён, всё еще мрачный и задумчивый, ходил по дому в раздражении. Лёвушка, глядя на него, тоже загрустил. Мысли мальчика были далеки от философских раздумий Семёна. Лёвушка думал о Гориловке, о папе, тёте Маше и постоялом дворе, на котором проходило его детство. Он также думал о странном барине, дяде Иване, который всю их прежнюю жизнь изменил. Праздник Пейсах, который только вчера отмечали обедом, вызвал в душе мальчика грустные воспоминания. Грубость тети Маши уже не казалась неприятной. И даже скучные уроки в хедере вспоминались Левушке как приятное время, проведенное со сверстниками. Лёвушка хотел домой. Поиски мамы в

чужих краях утомили его. Он хотел домой, чтобы мама была там, и всё было бы так, как они жили до появления в их жизни Ивана.
 
Семён решил отправиться в гости к Мирону Вольскому, чтобы излить ему свою душу. Оставить Лёвушку одного в доме Семён не решился и взял мальчика с собой. Мирон встретил их дружелюбно, усадил за стол и угостил душистым чаем. 
- Так ты действительно Лейба Умов, – решил удостовериться Мирон, - тот самый, о котором давали объявление в газете?
- Про объявление в газете я ничего не знал, но уверен, что я тот Лейба Умов. Русскую фамилию Умов моему отцу дали в кантонистской школе. В нашем местечке не было евреев с такой фамилией.
- Да, фамилия необычная для еврея. А не крещён ли твой отец?
- Нет. Мама крестилась, когда дядя Иван её замуж позвал. Это, чтобы их могли обвенчать. А папа так и не крестился, хотя, как он рассказывал, его в армии принуждали к этому. Он говорил, что дядьки в школе кантонистов били его, чтобы заставить принять крещение, но он терпел и не поддавался.
- Странно это, -- сказал Семён. - Твоя мама сама, добровольно крестилась, а отца даже побоями не заставили.
- Что же тут непонятно? – ответил Мирон. – Смена религии дело добровольное. На такое можно пойти только сознательно. Принуждение вызывает протест. Если характер крепкий, принуждением ничего не добьёшься. Я жду родственника из Житомира. Он странный человек. Вбил себе в голову, что евреи должны жить в Палестине. Он, видите ли без земли, которую сам Бог дал евреям, жить не может. 
- Там же турки, - удивился Семён, - неужто он в Турции жить хочет?
- Вот ты у него и спроси.
 
Действительно минут через двадцать пришел молодой человек. Мирон усадил его за стол и налил ему чашку чая.
- Меня зовут Хаим, – представился новый гость и скромно уселся на предложенный ему стул.
- Это правда, что вы в Турцию хотите? – спросил Семён.
- Не в Турцию, а в Палестину, - ответил Хаим.
- Не всё ли это равно. Палестина - провинция Турции, как Таврия – провинция России.
- Нет не всё равно. Сейчас Палестина часть Турецкой империи, но ведь до этого она была частью Римской империи, потом Византийской. Империи приходят и уходят, а Палестина была и останется навсегда Святой землёй иудеев. И мы должны жить там.
- Для чего? Чтобы быть рабами? Какая разница здесь и там, если нет свободы? 
- Я еду молиться, чтобы возродилось Иудейское царство, чтобы Третий храм возрос из руин второго, чтобы евреи стали свободными и независимыми.
- Молиться можно и здесь!
- Только там! Бог тут не слышит.
 
Лёвушка слушал этот разговор с любопытством. Он подумал, что Хаим странный человек, но достойный уважения, одержим идеей и ради этой идеи готов поехать в чужую, отсталую страну, где его не ждут и, наверное, будут преследовать. 
 
В разговор вмешался Мирон:
- Что толку от Палестины? Наш народ живёт здесь. Живёт в нищете, работая не покладая рук. Нужно бороться за права народа здесь и только здесь. Молитвой ничего не достигнешь. Финансовая пропасть между угнетателями и угнетёнными больше чем различия между нациями. Вы почитайте Маркса! Пролетарии спасут мир! И мы должны их к этому призывать здесь, а не в пустынной Палестине. Есть реально только две нации – бедные и богатые. Все другие национальные различия – просто пережитки прошлого. Маркс учит: «Пролетарии всех стран – соединяйтесь!» Вот на что следует направить все силы, а не ехать молиться в  Палестину. 
- Где ты видишь пролетариев? – сказал Семён. - Может быть мужики, бывшие крепостные, – пролетарии? Пролетарии это рабочие. Мужик привязан к земле. Только рабочий, который работает по найму, является пролетарием. В России нет пролетариев. Это в Англии и Германии много рабочих, а в России их почти нет.
- В России растет количество рабочих.
- Вот когда вырастет, - с ехидством сказал Семён, - тогда и применяй теорию твоего Маркса.

- При чем тут Маркс? – спросил Хаим. – Какое нам дело до его теорий? Мы должны решать проблему евреев, а не спасать всех бедных на земле. Бог наш народ избрал и он нам поможет.  Мы только все должны вернуться на нашу, обещанную нам Богом, землю.
 
Мирон рассмеялся и, качая головой, сказал:
- Ну и мусор у тебя в голове, Хаим. Бог не поможет потому, что никакого бога нет. Понимаешь, бога нет. Нет и никогда не было. Всё это выдумки церкви и тёмных людей. Религия тебе замутила разум. 
- Как ты смеешь такое говорить? Наши отцы верили и я верю, что Бог есть и он управляет миром. Наши отцы учили, что Бог ничего за нас не сделает. Он может помочь, но нам надо самим вернуть Палестину евреям. Вот поэтому я и еду в Палестину. Я приложу все свои силы, чтобы мечта моя и моих единомышленников сбылась. 
 
Лёвушке было интересно слушать. Он сам склонялся к мысли, что несправедливо такое положение, когда мир разделён на богатых и бедных, на привилегированных и гонимых. Если бы он был богом, он бы сделал всех людей равными и дружелюбными, он отменил бы все привилегии и разделил бы все богатства земли между людьми поровну.
 
Убедившись, что они не переубедят друг друга,  собеседники перешли к другим темам и разговор пошел по более миролюбивому пути.
- Как ты собираешься добираться до Палестины? - спросил Семён.
- На каком-либо судне, которое отправляется в Турцию с товаром. Поступлю матросом. 
- Ты служил когда-нибудь матросом?
- Нет, но я умею хорошо готовить разнообразные кушанья. Буду проситься повором на судно.
- Куком?
- Поваром.
- На кораблях повара называют куком.
- А ты не врёшь? – Хаим с недоверием посмотрел на Семёна.
- Да, куком, - подтвердил Мирон. - Только в море не просто быть куком. Там ведь качает. В таких условиях трудно готовить пищу.
- Я трудностей не боюсь. Не на легкое дело иду, знаю.
- Ой, пропадёшь ты там! – заключил Мирон. – И чего тебе такая идея в голову пришла?
- Я готов на все. И если я пропаду в Палестине то по крайней мере за дело. Нужно проложить тропинку к будущему евреев. Бог даровал нам эту землю и мы должны её освоить. 
- А я мечтаю поехать в Германию учиться, - неожиданно сказал Семён. – Хочу окончить университет. Я владею немецким языком и готов на всё, чтобы получить образование.
- Такое дело требует много денег, - сказал Хаим. - В Германии без денег не примут в университет.
- Вот я и надеюсь на вознаграждение, обещанное за этого мальчика. 
- Кто обещал?
- Какой-то адвокат Александр Волков.
- Надует. Адвокат обязательно надует, - Хаим не доверял адвокатам.
- Не надует, - не выдержал Лёвушка. – Я его знаю, Он добрый человек.
- Может и надует, - сказал Мирон. – Откуда ты его знаешь?
 
Пришлось Лёвушке рассказать молодым людям историю своей жизни. Рассказ о странном барине, о графине Ванде, которая велела называть себя бабушкой Вандой, показался неправдоподобным.
- Ой, влипнешь ты, Семён! – заключил Мирон. – Не верю я в эту историю.
- Я говорю правду, - обиделся Лёвушка.
- Правду, неправду – какая разница, - заключил Семён. – У меня нет другой надежды. Я должен привезти Лейбу к этому Волкову. А вдруг он даст деньги! 
Семён с Лёвушкой вернулись в дом до окончания службы в синагоге.