черно-белое на белом

Дима остервенело рисовал, то вдавливая уголь в самое сердце бумаги, то нежно порхая по ее поверхности. На листе рождался черно-белый силуэт. Женщина спала, лежа на животе, буйный поток волос ее стекал с кровати.

Он не мог писать маслом. Оно было тяжеловесным для Али. Акварель не подходила тоже: слишком воздушна и прозрачна.

Аля же была совершенно земная. И приходила она сюда с одной конкретной целью.

Аля возникала в дверях всегда неожиданно, с бутылкой коньяка в сумочке, с вечной сигаретой и виноватой полу-улыбкой.

Она никогда не оставалась на ночь. Она могла появиться ранним утром, поздним вечером, в середине дня. Без предупреждения. Иногда он, открывая дверь своей студии, находил на ступеньках подъезда новые окурки с ярким ободком ее помады. И тогда Дима страдал, что не увидел ее. В такие дни он не мог работать, он ходил из угла в угол, переставляя с места на место мольберты, наброски и краски. Он мыл для нее пепельницу и бокалы, менял белье. И прислушивался, вдруг раздастся перестук ее каблучков.

Она любила страстно, громко, отдаваясь до конца, и дарила себя не жалея. Она была и нежной, и дерзкой.

Ему же этого было мало. Он не хотел отпускать ее.

Но она уходила.

Оставляя его одного в комнате, где все стены были увешены ее силуэтами и портретами.

В его жизни больше не было оттенков.

Она уносила все цвета с собой, оставляя ему лишь черно-белое на белом.