Ябеда

               

               
               
      Дверь тихонько открылась, и в кабинет Анны Васильевны боком протиснулся Меркушин.
      - Чего тебе? – оторвалась от своих дел Анна Васильевна.
      Меркушин переступил с ноги на ногу и вдруг заговорил звонким октябрёнским голосом:
      - Корабельников опять дерётся. Я шёл в туалет, а он догнал меня в коридоре и сзади огрел кулаком.
      - Может случайно задел? – мягко улыбнулась Анна Васильевна. – Может не кулаком?
      - Кулаком! – повторил Меркушин. – И понарошке.
      - За что же?
      - Не знаю, - обиженно засопел Меркушин. – Он не сказал.
      - Ну, ладно, иди. Я переговорю с Корабельниковым. Больше он тебя трогать не будет.
      - А ещё, - обрадовался Меркушин, - Генка Савельев втюрился в Надьку Шестопалову. У них роман.
      - Фу, Меркушин, как нехорошо ты говоришь. Втюрился… Кто тебя таким словам научил? И потом – откуда ты это знаешь?
      - Все говорят, - оживился Меркушин. – В ку…ку…куруарах.
      - Кулуарах, - неожиданно вырвалось у Анны Васильевны. – У тебя всё?
      - Нет, не всё, - как-то даже обиделся Меркушин. – Бирюкова хочет переводиться.
      - Это почему? – вздрогнула Анна Васильевна.
      - Говорит, не нравится здесь.
      - Скатертью дорога, - разозлилась Анна Васильевна.- Как-нибудь без Бирюковой проживём.
      - Хе-хе-хе, - тонко хохотнул Меркушин и вынул из кармана гвоздь. – У меня в кармане гвоздь.
      - Ну и что? – недоумённо посмотрела на него Анна Васильевна.
      - Так это гвоздь не простой, а волшебный. Я этим гвоздём открыл ящик у Ганичевой.
      - Ну и что? – опять повторила Анна Васильевна.
      - А то, что открыл ящик и узнал, что Ганичева на вас бочку катит.
      - Какую бочку?...  Ах, да, понимаю. И тяжёлая бочка?
      - Дубовая.
      - Да-а!? Ну, и чего же там Ганичева накатила?
      - Накатала. Что вы не на месте. Что ваша должность досталась вам по блату. Что всюду у вас знакомства, связи…
      - Хватит! – резко оборвала Анна Васильевна. – На сегодня хватит. Можешь идти, Меркушин.
      И младший научный сотрудник педагогического института Меркушин закрыл за собой дверь, на которой висела табличка: «Зав. кафедрой этики и эстетики».