Арбалета и два мифа 5 глава

Свиток V. О том, как Дананжерс встретил воскресшего адъютанта.

    Властитель был явно в приподнятом настроении. Это было видно по всему: по тому, как он размашисто пересёк зал, как лихо заломил шляпу набок. Перья на ней были самые праздничные, словно горящие голубоватым светом. И, наконец, этот грозный взгляд стремительно летящего орла. Прекрасен был Нэрси Дананжерс в день своего приезда в Селмивьяну, город, дарованный ему Верховным Правителем Констэ I, Чародеем-Всех-Эпох. Прекрасен был Нэрси и обликом, и разгорячённым сердцем. Всего этого нельзя было не заметить, потому лакей Арфэль Мальклат (самый типичный лакей преклонных лет, какого только видел свет), естественно, напустил на себя всю слащавость и угодливость, на какую был способен такой, как он.
 -- Не правда ли, Селмивьяна хороша? -- произнёс он мягко и ненавязчиво.
 -- Как ты верно угадал моё настроение! -- вскричал Нэрси, обводя взглядом широкие гобелены, развешенные по стенам. -- Признавайся, проныра, чего хочешь?.. Впрочем, не говори! Я сам знаю. Вот, держи, -- он швырнул на стол большую брильянтовую брошь. -- Делай с ней, что захочешь. Можешь продать, можешь спрятать в сундук. Но я посоветовал бы тебе оставить себе и прикрепить к мундиру. Говорят, дар правителя приносит счастье. Он, право, не знаю уж как, но может однажды спасти твою жизнь.
    Арфэль торопливо прятал брошь во внутренний карман. Он был готов выслушать наставления властителя. Какой ему, в конце концов, толк не сделать вид, что он слушает, когда брошь теперь была у него?
 -- Но главное - главное! Что за божественные создания обитают в этой земле возвышенных сочетаний построений, размещения улиц и нравов, характеров и обычаев!
 -- Похоже, есть в городе нечто, озарившее и перевоплотившее своим звездным блеском весь мир? -- предположил Арфэль лукаво.
    Дананжерс с неодобрением на него покосился. Он знал, что проныра всё доносит Верховному Чародею-Всех-Эпох, смысла запираться нет. Тем более это опасно. Умаслить, приручить этого Арфэля - вот ключ к спасению.
 -- Много лет назад в этом городе, в этом самом замке Бора, где мы имеем честь сейчас находится, жила девушка, -- странным тоном произнёс Дананжерс.
 -- А, понимаю. В таком случае нет ничего странного, -- хехекнул Арфэль. -- Очевидно, высокая дама? И, несомненно, заслуживавшая любви вашего сиятельства?
 -- Любви? О, любви она заслуживала как никто, однако так никогда её и не испытала.
 -- Вот как? Значит, холодна и неприступна? А теперь, очевидно, никто и не помнит её имени... Печальную историю вы изволили рассказывать, господин Дананжерс.
 -- Поверьте, что нет в мире человека, которому было бы тяжелее от этих воспоминаний, нежели мне.
 -- Однако по приходу сюда вы лучились этими воспоминаниями.
 -- Да! Я счастлив вновь быть в Селмивьяне! И всё же... если бы Арбалета Орлеонель не оказалась противницей власти нашего могущественного Правителя Констэ, я не пожелал бы иной доли, кроме как вступить на трон Селмивьяны вместе с ней, рука об руку.
    Дананжерс более не светился. Однако от этого не стал менее прекрасен, даже напротив: теперь к его внешней красоте была добавлена истинная высокая красота верной и любящей души. Даже скупой пожухлый лист Арфэль не мог не восхищаться своим господином в эту минуту, в торжественной тиши неразгаданной страны воспоминаний.
-- И всё-таки как я поражён Селмивьяной... -- задумчиво и восхищённо произнёс властитель.
 -- Ещё бы! -- со знанием дела пробормотал Арфэль, обрадовавшийся перемене темы. И попытался вспомнить, что только что говорил Дананжерс. -- Такая возвышенная гармония построений и улиц! И маги!.. И - чародейки!..
    Властитель невесело улыбнулся, хлопнул лакея по плечу, встряхиваясь точно вылезший из воды пёс.
 -- О, вот и нашлась причина вашего искреннего довольства городом, -- несколько лукаво произнёс Дананжерс. Но лакей лишь усмехнулся.
 -- Чепуха! Зачем мне заниматься глупостями? Тем более (вы сами видели) какие здесь царят легкомысленные нравы и в особенности среди дам. Печально: все они почему-то, даже имея от природы иной цвет волос, стремятся перекраситься в блондинок и как можно скорее. К тому же эти яркие пёстрые одеяния... Одним словом, вкусы дам-селмивьянок оставляют желать лучшего.
    Дананжерс понимал, что весь этот вздор заведён исключительно затем, чтобы отвлечь его. К тому же всё, что рассказал Арфэль про чародеек, была ложь - он обожал именно вызывающе яркое, не забывая оборачиваться на каждый проходящий мимо светлый локон.
    Они с лакеем отправились смотреть дворец. Нэрси не смотрел, а впивался взглядом во всё, что видел. "Он словно ждёт, что встретит эту сто лет назад померевшую бунтарку в одной из комнат". Как видите, Арфэля не слишком радовало это пристальное внимание градоправителя к своим новым владениям. Он вынул из нагрудного кармана неизменную книжечку и внёс туда новую заметку. Будет что рассказать Констэ (живи он века и века!).
    Арфэль смотрел на Дананжерса даже с некоторой долей сожаления. Столько лет прошло, можно бы уже смириться. С того самого дня, как Нэрси столь благоразумно примкнул к сильнейшему, Арфэль был приставлен к нему лакеем-шпионом. Мальклат был не дурак, хотя это не мешало ему быть трусом. Он хорошо понимал, что Нэрси не слишком счастлив в такой компании, что сын бывшего Правителя Андэллы прекрасно знает, зачем Арфэль всюду ходит за ним. Но с тех пор у Дананжерса была тысяча возможностей избавиться от такого неотлучного "конвоя". И он сам виноват в том, что вынужден терпеть эту слежку. Кто, например, мешал ему согласиться на новую вольность, позволяющую наказывать слуг заколдованными плетьми? Объяснял он свои убеждения тем, что такая вольность излишняя - слуг можно забить насмерть, и кто же тогда станет прислуживать? Конечно, эта вольность не так важна, поэтому Констэ и внял словам Нэрси. В конце концов, всё равно будут бить, хоть тайно, хоть явно. Просто это будет мелкий не узаконенный грешок, за него слишком не накажут, никому до этого не будет особого дела. "Кроме слуг", - сказал Дананжерс, чем и внушил Констэ (а заодно и Арфэлю) новое подозрение.
    А что он выкинул в том году? До сих пор об этом помнят! Взял у Уэнсо Нилиса книгу невероятной чёрномагической ценности и как бы случайно её спалил! Но зато как бесконечно он убивался потом, как сожалел о случившейся трагедии! Как искренне твердил, что безвозвратно уничтожить такую книгу добровольно ему и в голову не могло бы прийти! Констэ кивнул, якобы поверив. Пришлось, правда, дать наказание, а Арфэлю приказать смотреть за Дананжерсом ещё пристальней. Беда с этим Нэрси, одним словом: никогда не знаешь, что взбредёт ему на ум сегодня.
    Вот и сейчас новоявленный градоправитель насторожил лакея. Арбалета Орлеонель! Та, которая первая обнаружила заговор, кто первая противостояла Констэ! Или Нэрси сошёл с ума, что вот так легкомысленно заявил, что до сих пор неравнодушен к этой презренной особе? Хотя чего ему было опасаться, если девчонка давно умерла, как всем известно? Констэ лично наградил троих, кто убил её в той погоне, и одним из них по праву стал сам Арфэль... Самодовольному лакею в голову пришла неожиданная мысль: а что, если и все странности Нэрси были всего лишь в память об умершей возлюбленной?
 -- Не забудьте, сегодня мы должны многое успеть, -- деловито заметил Арфэль, когда Нэрси остановился в коридоре перед одной из дверей, чтобы внимательно рассмотреть выгравированную на ней голову льва. Градоправитель вздохнул. -- Вы, конечно, помните, что завтра вас ждёт помимо прочего и благословение На Власть в церкви Кеарль-Молибента? Я уже отправил людей договариваться об этом со священником.
 -- Благодарю, Арфэль, если бы не ты, я бы никогда ничего не успевал.
 -- Что вы, какие пустяки. Главное вовремя быть там, потому что Верховный Правитель не любит ссориться со священниками. Вы же знаете, как благочестив наш великий господин...
    В лицо Нэрси бросилась чуть заметная краска ярости, которой лакей по счастью не увидел. Как осточертело слушать эту гадкую лесть, сплетённую из липких нитей паутины лжи! Только дураки верят в благочестивость Констэ, который превратил церковь в отрасль тайной полиции. Сейчас всё перевёрнуто с ног на голову, и в храмах царят совсем другие порядки. Святоши с висящим брюхом бродят по городам как привидения кабанов, щеголяют золотыми и серебряными рясами, берут монеты у низких людей, после чего "отпускают им все прегрешения". Нэрси не должен опоздать на благословение не потому, что это затронет чью-то честь: просто Верховный Чародей-Всех-Эпох целиком и полностью доверяет пузатому народу вымогателей, спрятавшемуся за маской добродетели, доверяет всем им гораздо больше, чем градоправителю Дананжерсу, а посему он поступает как любой нормальный человек: старается угодить тому, кто ему более симпатичен.
    Нэрси снова с болью подумал о том, какое это будет унижение: его благословит На Власть тот, кого следовало бы посадить на хлеб и воду в подземелье. Но всё будет выглядеть так, словно он самый достойный человек, раз удостоился благословлять самого Дананжерса, градоправителя столицы одной из Двух Земель... Нэрси с хрустом сжал кулаки, и Арфэль брезгливо поморщился.
    До глубокой ночи градоправитель корпел над горами каких-то бумаг. В каждой строке было много слов, от которых за милю несло политикой и практичностью. Нэрси было тяжело читать. Он печально улыбался, потому что перед глазами вставала нелепая картина: прописанные рукой, эти слова словно тяжёлые молотки прикладывались к его мозгу, и с каждым прикосновением мозг становится всё проще, его форма всё больше напоминала куб, все извилины в нём распрямлялись... Нэрси помотал головой: не дай Бог, такая ерунда приснится.
    Какая это глупость - властвование! Какое оно лишнее! К сожалению, это правда, что без него не обойтись, но как все будут счастливы, когда б его не стало... А как он постарел от этой глупости! Ему всего двадцать лет, а он чувствовал себя глубоким стариком. Ежедневно он... Как бы верно подобрать слово? Он не «страдал», он «не испытывал ни одного мгновенья счастья». Вот и сейчас он не там, где должен быть, ему нужно подписать дурацкий указ о том, что дети селмивьянских школ должны ежемесячно читать не менее трёх чёрномагических книг. Подобная пропаганда вообще заходила в последнее время слишком далеко и не только в больших городах, а по всем Двум Землям. Как подло внушать что-либо детям, не давать им право выбора. Нэрси признавал, что школьники самовольно могут принять сторону Констэ. Но они должны делать это, бесстрастно оценив обе стороны. Нечестно, когда настраивают против чего-либо. Если кто-то начнёт решать сам, тогда, возможно, хоть что-то проясниться в этом мире, совсем окутанным мраком.
    А вот ещё одно письмо: "Градоправителю Селмивьянскому, Нэрси Дананжерсу Оддому Фернарту, именем Верховного Чародея-Всех-Эпох, Констэ I Аорлото Кайферка Мнипенорка, ЗАЯВЛЕНИЕ О ТОМ, ЧТО..." Далее двоеточие, и под цифрами значились требования от лица неизвестного человека, работающего в одном из отделов Двухголового Сената (то есть Сената Двух Земель сразу). Кстати обителью этого Сената стала старая обитель Констэ - замок Тормальдо, большая шишка Серого Плоскогорья. А Нэрси пытался уловить смысл неуёмных едких строк: "В связи с недавним недоразумением, произошедшем в Отделе Сохранения, Констэ I издал не обсуждаемый приказ. По сему документу вы, как и прочие властители, обязаны переправить в правительственную резиденцию, именуемую Реальст, три сундука ланбартской работы, наполненных золотом. Все деньги уйдут на восстановление, укрепление и улучшение защитных чар и построений как самого Отдела, так и всего здания..."
    Нэрси закрыл глаза, чувствуя, как тяжёлый обруч сковывает виски. Ему хотелось крикнуть в лицо писавшему это секретарю что-нибудь, что вмещает сразу скопившееся остервенение и объяснение, почему его так много. Уж Нэрси как никто мог порассказать о духоте бумажных болот! Пропитанные ложью, сухостью и ненужной сложностью. Откуда всплывают длинные звания, за какие заслуги? Никого не волнует, что для выполнения этого требования нужно увеличить либо налог, либо скорость работы городских мастеров, продавать в два раза больше продукции. И что они там наплели про недоразумение? Да в Отделе Сохранения произошёл самый настоящий грабёж, поэтому из этого и раздули такую большую проблему: никто и никогда не уходил из цепких лап охраны. А теперь в Двухголовом Сенате пытаются сгладить событие семи лет "недоразумением"... И кого они хотят обмануть? Кто поверит, что эта куча золота, которая будет собрана со всех мелких властителей, целиком и полностью станет бюджетом магического и материального строительства? Да половина останется в Реальсте, даже не покинув своих огромных сундуков!..
    Кстати Констэ мог бы выделить что-то из этого оброка на закупку новых "дымных запасов", используемых для создания Туманных Образов. Это были магические дымы с Туманных земель, которые Правитель дважды в год покупал у Олиафока. Не то чтобы Нэрси горел желанием заполонить Две Земли Туманными Образами, но если бы Констэ поменьше нагребал для своей казны, то не пришлось бы потом собирать золото ещё и для этого...
    Он бы, наверное, и не ушёл от этих бумаг, но дверь открылась, и вошла служанка. В глазах её было что-то хитрое, но заботливый голос совсем не соответствовал взгляду: "Сударь, вам пора предаться покою. Последуйте совету вашего лакея. Идите за мной, и я укажу вам вашу комнату". Он поднял голову с бумаг и на мгновенье встретился с ней глазами. Служанка почему-то тут же отвела взгляд и жестом велела следовать за собой. То ли потому, что Нэрси вправду здорово устал, то ли потому, что ему не хотелось отказывать такой милой девушке (она показалась ему антонимом словам "деловая суета"), но градоправитель немедленно встал и отправился "предаваться покою".
    Сначала он долго не мог уснуть, потому что не приходил этот самый покой. Нэрси перебирал в уме все случаи, когда ему приходилось идти против совести, на которые его толкали констэры во главе с самим эфроданимантом. Подумал он и о грядущем унижении в церкви Кеарль-Молибента. А сколько ещё придётся перенести? И что в таком случае останется от его чести? Может, даже хорошо, что Арбалета Орлеонель мертва и не может видеть, каким он стал?.. В груди Дананжерса что-то тоскливо защемило. Нет, как можно даже думать об этой смерти с радостью?! И уподобиться какому-то Арфэлю, стать самым грязным животным, коих вид встречается лишь среди людей?!
    Зачем только он подумал об Арбалете! Её не вернуть. Как странно, он до сих пор так ясно помнит её, будто видит каждый день. Вот и сейчас, стоило только взглянуть в глаза служанке, как он вспомнил, что и у Арбалеты были яркие бирюзовые глаза, точь-в-точь такие же. Жаль только, что у служанок принято скрывать волосы под беретом: вдруг у неё оказалась бы ещё и такая же рыжая грива, как у сударыни Орлеонель?
    Нэрси, сам не понимая, начинал думать об Арбалете как о живой, забыв, что встреча их уже невозможна. Он не заметил и того, что мрачные мысли о свалившихся неприятных обязанностях больше не терзают воспалённую голову. Он улыбнулся, как ребёнок, почувствовавший сквозь страшный сон тёплую руку матери. И уснул.
*
    Нэрси смутно надеялся, что хоть в первый день сможет выспаться. "Потому что, - рассуждал он, - не за одни сутки скопиться столько дел, которые не раскапываются за два дня". Но он ошибся, хотя и был почти уверен, что Арфэль не даст ему покоя ни в первый, ни в любой другой день.
 -- Господин градоправитель, -- проворчал лакей, стоя над душой (конкретнее, над кроватью) и сверля Дананжерса взглядом.
 -- А в чём, собственно, дело, Арфэль? -- буркнул Нэрси из-под одеяла.
 -- Ещё вчера я сообщил вам, что мы не должны опоздать на церемонию в церкви...
 -- Чтоб тебя, -- глухо сказал градоправитель, украдкой вдарив по ни в чём не повинной подушке. -- Хорошо, Арфэль, через минуту я буду готов. Иди и не присылай слуг: я привык одеваться без помощи, ты знаешь.
    Когда дверь плотно закрылась, Нэрси вскочил и торопливо облачился в наряд, который когда-то надевал на похороны одного констэра, прошедшие с большими почестями. Он злорадно ухмылялся, думая об этой маленькой мести, которую решил устроить для священников. Эту идею он выдумал во сне: ему приснился он сам именно в таком виде, и ещё ночью, проснувшись, господин Дананжерс негромко засмеялся. Во-первых, все увидят неподобающе мрачный наряд, а, во-вторых, придраться-то не к чему, потому что он объяснит, что это самая торжественная одежда, какая у него есть, и надевает он её по исключительным случаям. Что ж, во всяком случае, он перенял кое-что из мира лицемерия и насмешников и теперь может найти с ними общий язык.
    Но вот он вышел на балкон, и радужного настроения как не бывало. Там, перед парадными воротами, Арфэль кричал на конюха. Очевидно, беднягу не слушался конь, и это было действительно странно, потому что все животные любили этого человека, который в свою очередь любил их. И вновь печаль всколыхнулась в Дананжерсе, он снова подумал о замкнутом круге, в котором оказался, облачившись в новый сан.
    И тут он отчётливо увидел, что должен сделать! Бежать отсюда, от этой прокажённой предателями церкви, от Арфэля Мальклата, от всех палачей совести и свободы! Пусть не навсегда, он понимал, что это невозможно, но - бежать, сейчас это необходимо ему как воздух! Куда угодно, лишь бы подальше...
    И Нэрси закричал:
 -- Скорее! Эй, там, кто-нибудь!
    И тут на его удивление на пороге тотчас появился белобрысый юноша того же возраста, что и он сам. Горячий карий взгляд затронул в нём струну далёкого воспоминания, но сейчас всё было неважно.
 -- Лицо твоё мне знакомо, а в Бора я тебя вижу первый раз... Неважно! Скорее - коней!
 -- Кони поданы, сударь, -- улыбаясь, произнёс незнакомец мелодичным голосом.
 -- Правда? -- радостно выдохнул Нэрси, не успевая уже удивляться. Вырвался за двери и знаком велел следовать за собой. -- Вот же расторопный парень... Как тебя зовут?
 -- Альтнарио, сударь.
 -- Аль... Альтнарио Вэн-Бэсторен? Адъютант моего отца?
    Дананжерс замер. Казалось, в него угодил разряд молнии. Юноша продолжал лучезарно улыбаться, но, надо отдать ему должное, сразу сообразил, что медлить нельзя.
 -- Не стоит обнимать меня и кричать на весь Бора: «Наконец-то!» Давайте-ка просто улизнём. Вы, я вижу, к этому уже были готовы. Так что моё заклятье строптивости, которое я наложил на лошадей, выбранных Мальклатом, пришлось очень к месту, вы не находите?
 -- Как ты сюда попал? -- выпалил Нэрси, хотя хотел задать ещё с десяток вопросов.
 -- Идёмте, сударь, я расскажу по дороге. Здесь говорить небезопасно.
    "Здраво!" - успел подумать градоправитель. Они выбежали к воротам, где два могучих пегаса, которых Нэрси раньше не видел, уже рыли копытами землю. Через всю лужайку к ним семенил Арфэль. Нэрси глухо застонал, а Альтнарио звонко и уверенно крикнул голосом Дананжерса:
 -- Нет, нет, Мальклат, останьтесь здесь! У меня дело к матушке Оменсаре, она не примет троих мужчин сразу!
    Ловкий мальчишка пришпорил коня, и Нэрси осталось лишь последовать его примеру. Арфэль закричал что-то, но задохнулся пылью.
    Нэрси имел большой опыт управляться с крылатыми лошадьми: в день коронации Констэ был издан указ, велящий каждому уважающему себя дворянину обучиться этому истинно магическому способу передвижения. Но сейчас он был очень рад тому, что Альтнарио летел с ним бок о бок. Бог мой, а ведь он думал, что не родился тот пегас, который мог сбросить его! Но то, что вытворяла эта коняга, вообще не поддавалось описанию. Конечно, пегасы намного умнее обыкновенных лошадей, поэтому и этот, очевидно, считал ниже своего достоинства просто брыкаться или не слушаться. Пегас, оседланный Дананжерсом, демонстрировал фигуры высшего пилотажа на бешеной скорости, а потому градоправителю оставалось только держаться крепче и шептать все известные ему молитвы. И Нэрси отлично понимал, что остался жив до сих пор лишь потому, что пегас видел: подле него Альтнарио, не проявляющий ни одного признака недовольства по поводу нового незнакомого всадника.
    Альтнарио что-то крикнул, но Нэрси не разобрал ни слова сквозь свист ветра в ушах. Они поднялись уже так высоко, что внизу нельзя было ничего различить кроме пёстрых лоскутков земли. И вдруг оба всадника со всей, что называется, дури ворвались в густое кучевое облако, и Нэрси почувствовал, как его одежда мгновенно стала сырой и неприятно прилипла к телу. Заодно он тотчас промёрз на костей. Альтнарио быстро обернулся, ухмыльнулся и спустя несколько минут повёл пегаса к земле. Нэрси послушно следовал за ним, а про себя думал: "Он пропадал столько лет. Что если он послан мятежниками, чтобы убить меня?" Но когда ты мчишься на пегасе, всё вылетает из головы, и даже смерть сейчас не казалась частью реальности.
    Внизу Нэрси различил знакомую дорогу, ведущую в Бора. Они мчались точно над ней, но в обратную сторону. Теперь, когда над ним не висело больше иго Мальклата, твердящего, что можно, а чего нельзя, он снова почувствовал себя способным на любой подвиг. "Посмотрим ещё, кто кого, если дело дойдёт до рукопашной", - усмехнувшись, подумал Нэрси, глядя на снижающегося Альтнарио.
    Из-за деревьев вынырнул шпиль какого-то высокого здания, и Нэрси начал догадываться, куда его привезли. Монастырь Святого Эрими. Так что, Альтнарио не соврал, когда сказал, что хочет навестить матушку Оменсару, кем бы она ни была? Юноша приземлился первым. Его пегас ещё какое-то время бежал галопом по земле, раскинув большие белые крылья, после чего перешёл в неспешный шаг и совсем остановился прямо перед воротами монастыря. Альтнарио подождал, пока Нэрси справится со своим скакуном и окажется рядом, после чего взмахнул рукой, и где-то по ту сторону ворот послышался протяжный звон колокола. Нэрси решил ничего не спрашивать. И вот, торжественно и неспешно, ворота растворились. Всадники никого не увидели и поспешили въехать на территорию монастыря. Двор был пустынен, словно его оставили много лет назад, но всюду царил образцовый порядок и строгость. Альтнарио соскочил на землю, и Нэрси с радостью сделал то же самое.
 -- Ну, что дальше? -- осведомился он, тяжело дыша.
 -- Терпение, друг мой, в данную минуту на нас устремлены тысячи глаз и магических заклятий, проверяющих, те ли мы, за кого себя выдаём. Не знаю, новость это для вас или нет, но не все монастыри теперь повинуются эфроданиманту.
    Для Нэрси это была не новость, а честь. Он подозревал, что где-то ещё сохранилась истинная вера, но ни разу не бывал в таких благословенных местах. И тем более понятия не имел, что такое место находится всего в ста с лишним милях от Селмивьяны. Но сейчас его занимало вот что: почему ему сообщают об этом? Или то, что много лет назад он перешёл на сторону Констэ, ничего не значит? Или Альтнарио - ещё один предатель? Или Альтнарио и не мятежник совсем?
    На вымощенной булыжником тропинке появилась монашка, закрывшая краем сутаны лицо. То, что она молода, Нэрси понял по голосу и рукам: монашки не носят перчаток.
 -- Мы ждали. Я проведу вас.
    Она развернулась и, не удостоив их больше ни словом, отправилась к монастырю. Нэрси шёл позади. Всё, что попадалось на глаза, было непривычным, от всего исходило незримое сияние. Но он не опасался за свою жизнь. Ему было любопытно.
    Почти двадцать минут заняло их неторопливое шествие. Они пересекли обширную зелёную лужайку, оставили позади благоухающий фруктовый сад и вошли внутрь через боковой вход. "Наверное, чтобы никого не встретить, - подумал Нэрси, - потому что монастырь всё-таки женский. Интересно, что Альтнарио понадобилось здесь?" Они нырнули в долгий чёрный коридор. Нэрси видел лишь край плаща юноши, потому что ни одного огня здесь зажечь не потрудились. Наконец, они достигли конца молчаливого пути, и градоправитель последовал за своими "поводырями" за двери, единственные на всё протяжение коридора. Нэрси оказался в уединённой келье. Как того и следовало ожидать, всё здесь было более чем скромно. Из мебели наблюдался лишь стул, письменный стол, на нём - чернильница и стопка чистых листов, а в углу стояла низкая жёсткая кровать с тонким одеялом. Окошко здесь было всего одно и то слишком маленькое, свет оставался приглушённым даже в ясный день.
    Но необходимо ещё сказать, что всё вышеупомянутое убранство располагалось в левой половине комнаты. Всю же правую сторону занимали иконы, кадильницы и обрядовые принадлежности. Перед всем этим и стояла на коленях, согнувшись почти пополам, уже довольно пожилая женщина с туго стянутым пучком седых волос. Казалось, молящаяся не заметила вошедших.
    Молодая монахиня опустилась на колени подле неё и что-то шепнула ей на ухо. Молящаяся ничего не ответила, лишь сначала опустила глаза, а потом подняла. Каким-то немыслимым образом монахиня её поняла, потому что смиренно поклонилась и ушла. Нэрси стало немного не по себе оставаться в такой торжественной тишине, в которой слышны лишь голоса птиц, летевшие из сада в крошечное окно. Он взглянул на Альтнарио. Юноша сохранял полное спокойствие, но впервые перестал улыбаться. Очевидно, происходящее и на него подействовало отрезвляюще.
 -- Я молилась за тебя, тайный мятежник.
    Голос молящейся был глубок, поэтому Нэрси даже не удивился, что она, оказывается, уже почти минуту не молится, а просто стоит на коленях и молчит.
 -- Что значит твоё обращение?
 -- Только то, что значит. Затворники никогда не лгут, бедный юноша, и я не солгала, когда назвала тебя тайным мятежником.
    Она, наконец, поднялась с пола и выпрямилась перед ними во весь рост. Нэрси невольно залюбовался ею, несмотря на почтенные годы, которые отчётливо оставили свой след. Она была стара, это верно, но весь её облик излучал могучее спокойствие, а глаза светились незаурядным умом.
 -- Я согласилась принять тебя. -- Она изучающе ощупывала его взглядом, и Дананжерс почувствовал себя насекомым под микроскопом. -- Я не стала возражать против того, чтобы ты проник в монастырь, хотя уже много лет здесь не бывало ни одного мужчины.
    Нэрси молчал, не зная - укор это или просто перечисление фактов. Монахиня чуть заметно улыбнулась.
 -- Ты знаешь, кто я? Тебе известно моё имя, благородный сын Лета II?
 -- Матушка Оменсара, -- неуверенно предположил Нэрси, слегка нервничая, и сам не зная почему.
 -- Верно. -- Теперь она улыбалась по-настоящему. -- Под таким именем я известна среди констэров. Но настоящее моё имя Дзинибо.
 -- Матушка Дзинибо... -- прошептал он, потому что вдруг потерял голос. -- Неужели это вы? Прошло столько лет, но я помню, как молился в церкви, пока вы пели... Я помню вас очень хорошо...
 -- Да, это я. Меня так же, как и нашего друга, -- она кивнула на Альтнарио, -- считают мёртвой. Теперь этот благородный юноша "вернётся к жизни". Для тебя это означает возвращение настоящего друга, Дананжерс, помни об этом. То, на что решился этот человек, принесёт ему немало неприятностей. Я прошу тебя не покидать его и ограждать от любого самого незначительного подозрения.
    Нэрси поклонился, и Дзинибо одобрительно улыбнулась.
 -- Я обещаю, -- произнёс градоправитель, -- но не понимаю, почему вы решили, что я не констэр.
 -- Потому что я очень хорошо знаю отца, чтобы не узнать его в сыне, -- сказала Дзинибо. Нэрси вздрогнул и не ответил. Тогда Дзинибо, решив, что выразилась неубедительно, заговорила вновь: -- Этим утром ты должен был быть в церкви Кеарль-Молибента.
 -- Вы правы.
 -- Однако ты не пожелал исполнить это намерение.
 -- И это так.
 -- Почему же это так, Нэрси?
 -- Потому что... -- Он задохнулся. -- Потому что я не хочу этого! Они заготовили лживый фарс, балаганный шут нацепил рясу и считает себя святым! А моё сердце бьётся так, как сочтёт нужным, а не так, как ему прикажет Констэ Аорлото!
 -- Вот ты и ответил на свой вопрос, тайный мятежник.
    Нэрси открыл рот, но снова промолчал.
 -- Но так как ты всё же отныне понесёшь на себе титул градоправителя, -- мягко заметила матушка, -- благословление ты должен получить. И ты получишь его в этой комнате, сейчас.
    И, не дав благодарному Дананжерсу опомниться, она тут же поставила его на колени перед иконами и стала вплетать ему в волосы алый цветок. После этого она нарисовала священный знак на лбу и на груди Нэрси. Затем взмахнула рукой и прямо из воздуха извлекла небольшое Зеркало. Нэрси не знал, но почувствовал, что оно не простое. Лунные Зеркала в последнее время стали редкостью, потому что Констэ I запретил их использовать. Люди говорили, что он увидел в одном из таких Зеркал своё истинное лицо во всё уродстве и с тех пор признаёт лишь то, что врёт ему самое приятное. Нэрси не слишком верил этим слухам, а сейчас и вовсе об этом забыл: в последний раз он видел Лунное Зеркало, когда ему было лет тринадцать. Он посмотрел в него, но не увидел не только своего отражения, но и вообще ничего - зеркало просто не отражало. На мгновенье оно вспыхнуло мягким голубоватым светом и превратилось в одно из многих самых обыкновенных зеркал: там возникло собственное бледное лицо Нэрси. Дзинибо слегка сжала ручку зеркала, и оно исчезло. Монахиня вполголоса заговорила на старинном языке, на котором когда-то говорили все народы, но который теперь сохранился лишь в монастырях.
 -- Встань, градоправитель Селмивьяны, Нэрси Дананжерс Оддом Фернарт. Всё свершилось.
    Нэрси поднялся, чувствуя, что ноги его мелко подрагивают. Но сейчас он не подумал стыдиться этого.
 -- Теперь вы должны уйти. Я была очень рада снова увидеть вас невредимыми, но теперь - идите с Богом... О, одно мгновенье, Нэрси! Я забыла сказать, что ваш отец передаёт тебе сердечное благословление и от себя, и что он любит тебя.
    Сердце благословлённого сжалось, но голос прозвучал ровно: "Один Господь может видеть, как я люблю своего отца". Альтнарио ободряюще взял его за плечо, и они вдвоём покинули монастырь той же дорогой, которой и проникли в него.
    Ворота перед молчавшими спутниками отворились сами, а стоило выйти вон, как они захлопнулись наглухо, и было ясно, что так просто их снова не открыть. Пегасы взвились в небо...
*
     -- Он мёртв? -- спросил Нэрси, указав на валявшегося неподалёку бородача.
 -- Нет, просто пьян, -- фыркнул Альтнарио.
    Они не спеша брели по залитой солнцем улице. За каких-нибудь пятнадцать минут они отлетели на несколько десятков миль от монастыря и достигли поселений, именуемых Тэкна. Таким образом Нэрси оказался ещё дальше от Селмивьяны и был этому рад. Во время полёта Альтнарио приблизился к своему спутнику и прокричал, что хочет позавтракать (или уже отобедать) в тэкновском трактире. Градоправитель ничего не имел против: ему о многом нужно было поговорить.
 -- Сюда.
    Альтнарио бесцеремонно вошёл в кабак с покосившейся вызывающей вывеской: "Хохочущий оруженосец". Нэрси фыркнул и последовал за ним.
    С первого взгляда было ясно, что это самое подходящее место для оруженосца, если он в самом деле решил повеселиться. Кабак был переполнен. Безусые юнцы, зрелые мужчины и потрепанные пожилые господа обнаруживались не только за, но и под столами. Они не пили и ели, а напивались и обжорствовали. Они не болтали и не пели, а орали благим матом на весь трактир.
 -- Какие милые, правда? – растроганно пробормотал Альтнарио и зажал себе рот.
    Нэрси вздрогнул, когда увидел всё это безобразие. Но, наверное, это был всего лишь стратегический манёвр ловкого Альтнарио: привести оцепеневшего градоправителя в чувство самым быстрым способом, то бишь вернуть из монастыря на эту бренную, далеко не совершенную, землю.
    Они с трудом пробрались сквозь неистовую толпу к стойке трактирщика, и Альтнарио без грубости, но довольно дерзко заявил, что им требуется свободный стол. Трактирщик только плечами пожал: мол, совсем с ума сошли, не видите, что творится? И верно, было такое ощущение, что первый свободный стол появится только к утру.
 -- Сударь, а знаете чего? -- сказал тогда Альтнарио. -- Вас никогда случаем не посещали мятежники?
 -- Да кто их разберёт? -- равнодушно бросил трактирщик. -- У всех рожи одинаковые, мало ли какая дрянь ошивается.
 -- И где вы берёте такие сильные слова, ума не приложу, -- усмехнулся юноша. -- Тут дело есть вселенской важности: с приятелем сто лет не виделись, поболтать охото. А за нами несколько дней гнались эти собаки-мятежники. Понимаешь ли ты ещё членораздельную-то речь?
 -- Каждый день заявляются такие вот приятели столетней давности и требуют стол. Я этот стол что, из стойки, может быть, сколочу или как?
 -- Ну, -- фыркнул Альтнарио, -- это тоже вариант. Я вообще-то думал, что стойка вам ещё понадобится, но, раз вы настаиваете...
    Нэрси стал, наверное, единственным, кто расслышал, как юноша что-то прошептал. В тот же миг кусок стойки с грохотом и страшным треском оторвался от общей конструкции, и прямо перед трактирщиком зазияла безобразная дыра. Альтнарио удовлетворённо хмыкнул и положил руку на этот весьма своеобразный "стол". Нэрси мог видеть изменения, тотчас произошедшие с ним. Он стал ровнее и чище, края его стали гладкими, словно кто-то нарочно отполировал их.
 -- Вот так будет получше, -- заметил Альтнарио, отступив на один шаг и любуясь своей работой. -- Что скажете, господин градоправитель?
    В тот миг случилось непонятная для юноши вещь. Нэрси схватил Альтнарио за плечо, и они оба упали на пол. И вовремя, потому что на том месте, где только что были их головы, раздался взрыв. Красные искры с дикой скоростью, шипя и пылая, ударились о стены кабака, посетители завопили и бросились вон...
    Альтнарио открыл глаза, чувствуя, как сердце колотится о рёбра. Они были на улице, и пегасы призывно ржали. Ещё мгновенье, и они взмыли вверх. На сей раз Нэрси летел впереди. Чувствовал он себя неважно. Ветер заглушал в нём досаду. Конечно, это были мятежники, которые ещё не слишком напились, сумев и заметить магию Альтнарио, и услышать, как он произносил многозначительное слово "градоправитель". Конечно, они сразу поняли, кто перед ними, и решили прикончить его, как и любого изменника. Досада грызла Дананжерса, ибо он меньше всего на свете хотел, чтобы мятежники так встречали его, едва узнав его имя.
    Лишь когда спустя несколько долгих часов показался правый рукав реки Общей, а за ней - рощи острова Серого Маяка, градоправитель Селмивьяны велел своему присмиревшему скакуну снижаться. Остров Серого Маяка был сейчас лучшим местом на земле. Река окружила обширный участок суши, создав новый остров, ещё много лет назад, но люди говорили, что Серый Маяк стоял там и раньше. Никто не помнит, кому в голову взбрела бессмысленная затея построить маяк посреди материка. Далеко на севере острова до сих пор жила отшельница по имени Селендра Суэз Эсминта Мнипенорк, племянница Ранаэла Суэза, бывшего Верховного Чародея Андэллы. Нэрси знал, что их прибытие на южный берег не потревожит её уединения. Была единственная опасность: в сорока милях отсюда стояла крепость Наринзор. Оставалось надеяться, что тамошние обитатели не потревожат неугомонных, но усталых странников.
 -- Обещаю, что больше никогда не потащу тебя в...
 -- Прошу, ни слова, -- прервал его Нэрси, прислонившись в могучему дереву. -- Если бы ты мог понять, как всё это скверно! Они ничего не должны знать, я знаю, но…
    Альтнарио не стал пускаться в банальности, не стал заверять в том, что всё прекрасно понимает. Юноша знал, что этого никогда не понять до конца, если не оказался в шкуре Дананжерса. Носить в себе сердце мятежника, а на себе одежду констэров – и в итоге ты чужой для всех.
 -- Скажи, Альтнарио, где ты научился копировать мой голос, где ты слышал его? -- спросил Нэрси, не оборачиваясь, вспомнив, как они бежали из Бора.
 -- Это не ваш, а вашего отца, -- объяснил юноша, обрадовавшись возможности ослабить узел тишины. – Вы помните, я был его адъютантом. У вас есть чуть заметные различия, как и у всех похожих голосов. Надеюсь, что буду иметь возможность выучить и ваш.
 -- Я верю тебе, Альтнарио. Я мог бы доверить тебе свою жизнь.
 -- Рад слышать это.
    Странная то была картина: Нэрси, прильнувший к дереву, и Альтнарио, гладивший пегасов. Их было легко принять за картину, ведь никто не шевелился, не было даже ветра, и звуки тоже замерли. Так прошла не одна минута.
 -- Нэрси, могу я стать твоим адъютантом?
    Дананжерс наконец обернулся. К его удивлению на земле уже появился костёр без дров и фыркающая сковорода, источающая острый запах какой-то пищи. Что за пища узнать было нельзя, не рассмотрев хорошенько, а сковорода была плотно закрыта. Альтнарио колдовал бесшумно, и Нэрси тронула его забота и такт. Вот ещё один изящный взмах руки, и подле костра лежит валявшееся секунду назад в стороне бревно.
 -- Я, разумеется, не претендую на роль шеф-повара, но имею право полагать, что эта яичница с мясом никого не отравит.
 -- Если уж мне суждено отравиться, то уж лучше сейчас, чем от ядовитого Арфэля.
    И оба почувствовали, как ледяная глыба стала таять. Они старались не думать о том, как неосторожно привлекли внимание в Тэкне и выдали градоправителя.
 -- Твой яд не дурён, -- пробормотал Нэрси, глотая вместе с яичницей половину звуков.
 -- А всё почему? -- подхватил адъютант деловито. -- Потому что я никогда не забываю пожелать перед едой приятного отравления.
 -- Знаешь, о чём я думаю? -- спросил Нэрси через минуту, когда с яичницей было покончено. -- О том, какую взбучку мне устроит эта скотина Мальклат. Мне, сыну Дананжерса! И я ничего не смогу с этим поделать, если хочу остаться в живых.
 -- А, собственно, за что?
 -- Не знаю даже, как тебе сказать... Кто-то мог заметить, что меня не было в Кеарль-Молибенте.
 -- Ах вот как! -- рассмеялся юноша, хлопнув его по плечу. -- Но ведь благословление-то ты получил.
 -- После этого я должен был посетить все библиотеки и школы города.
 -- Не думаю, чтобы они слишком истосковались по тебе.
 -- Не думаю, чтобы это оказалось достаточно убедительным для Констэ.
 -- А я тебе на что? Во мне, если хочешь знать, работает инстинкт самозащиты. Он выдаёт до ста тридцати отмазок в минуту.
 -- Что ты можешь сморозить перед Констэ, чтобы он простил мою вольность?
 -- Начнём с того, что теперь на меня можно свалить всё и даже чуть больше...
 -- И этим же закончим, потому что матушка Оменсара поручила мне ограждать тебя от лишнего риска, и я от души согласен с этим заветом.
 -- Да что Констэ может со мной сделать? Я, чтоб ОН знал, «коротал последние годы в Туманных землях. Оказался там из-за ураганов, пущенных констэрами ещё в самом начале войны. Констэ, конечно, помнит, я был на его стороне, когда произошёл заговор в комнате Совещаний. Кто виноват, что мне пришлось в Туманных землям жить у рыбаков? Я же, не в силах выносить бездействие, наконец вернулся, чтобы примкнуть к воинству Констэ».
 -- Ловко, нечего сказать. Только не путай прежних Правителей с этим извергом. Мой отец или Глас Орлангский были бы способны поверить в такое оправдание, но Констэ слишком завяз в преступлениях, чтобы до сих пор верить в чужую невиновность. Сейчас шестое чувство заставляет его подозревать всех и вся.
 -- И оно не обманывает его, клянусь честью! Нет, серьёзно, Нэрси, сейчас гораздо надёжнее никому не доверять. Даже у нас, на Вулиан, довольно часто раскрываются всякие неприятные делишки. Кто-то стал перебежчиком, то есть работает сразу и на констэров, и на мятежников, предавая одних другим и наоборот. Другой стал шпионом в собственном же лагере. В ком-то завелась трусость...
    Нэрси с жаром попросил рассказать про Вулиан, Ниал и Водохранилище. Он был так долго оторван от мира мятежа, что сейчас его интересовала любая мелочь. Было просто удивительно, что до сих пор Альтнарио не упомянул об Арбалете, которую Нэрси считал умершей. И так полагали все, ведь заклятье, заставляющее кровь раскалиться, должно убить на месте, да и никто не видел девочки с той самой ночи.
    Нэрси забросал нового адъютанта вопросами. Альтнарио забавляло его удивление, когда какой-то непостижимый для констэров случай оказывался гениально завуалированных ударом мятежников. Под конец они устали и просто лежали лицом в небо. Жаркий август и ненужный костёр, и друзья чувствовали себя почти счастливыми. Ни тот, ни другой не хотел думать, что ждёт впереди. Теперь всё было неважно, ведь они были вместе.
    Полчаса спустя Альтнарио заколдовал истлевшее костровище так, что следа не осталось. Нэрси же с удовольствием заметил, что пегас доверяет ему больше прежнего. Он с самого начала лишь испытывал нового седока.
    Было почти шесть вечера, летом в это время ещё светло. Пегасы несколько мгновений смотрели на солнце, близящееся к земле, и одновременно бросились прямо на него, будто надеясь настигнуть. Позади словно оставалась жизнь, сильно отличающаяся от будущего, а впереди - большое белое пятно, как на карте, которое только предстоит заполнить материками и океанами.
    Когда внизу показался Бора, небо стало совсем алым. Сами они старались лететь долгими путями или солнце ушло гораздо быстрее, но вернулись друзья уже вечером. Стоило приземлиться, как их окликнули двое, и Нэрси сразу понял, что Арфэль Мальклат весь день строчил в записной книжке и не переставал ждать. Второй голос, как ни странно, доносился со стороны конюшен: к прибывшим приближалась вчерашняя служанка, проводившая Нэрси до покоев. И снова градоправитель испытал странное чувство, заметив зелёно-синий цвет её глаз, будто он никак не мог что-то вспомнить. Тем временем Арфэль уже стоял около него и метал гром и молнии.
 -- Господин... градоправитель... сударь... Дананжерс... -- лепетал лакей, задохнувшись то ли быстрым бегом, то ли негодованием. -- Как вы посмели... уехать... без меня?!
 -- Я же объяснил вам, уезжая, -- как ни в чём не бывало откликнулся Нэрси, -- что направляюсь к матушке Оменсаре. Она не может видеть мужчин, а принять нас согласилась с большим одолжением. Пришлось пожертвовать две сотни монет из городской сокровищницы на монастырь, представляете!
    Тем временем служанка взяла пегасов за узду и повела в пегасню. Нэрси хотел предупредить её, что с чужаками эти существа крайне агрессивны, но слова застряли на полпути: пегасы покорно последовали за ней. А она ещё гладила их, что-то шептала на ухо, и они добродушно отвечали негромким ржанием.
    Арфэль же тотчас раскусил все эти разговоры, не обрадовавшие и не запутавшие его изворотливый ум.
 -- Во-первых, я совсем не уверен, что Правителю понравится такое разбазаривание государственных денег! Что вам, чёрт возьми, понадобилось у этой старухи? За две сотни я не отправился бы и к Высокосвященнику! Во-вторых, пока вас не было, прибыл и уже успел уехать князь нашей великой провинции Данверн! В-третьих, кого это нас?!
 -- Меня и Альтнарио, -- любезно объяснил Нэрси. Юноша поклонился с такой учтивостью, что и дикий вепрь улыбнулся бы. Арфэль же был, очевидно, чем-то похуже, чем вепрь, потому что ни один мускул на его лице не дрогнул. Зато брови взметнулись вверх как два чёрных крыла.
 -- Альтнарио Вэн-Бэсторен, я так понимаю. -- Это был не удивлённый вопрос, а суровое утверждение. -- А я-то думал, что вы умерли, сударь.
 -- Не расстраивайтесь, господин Мальклат, не вы один, -- успокоил его Альтнарио, улыбаясь всё шире. -- Но, как видите, я жив-здоров на вашу несомненную радость!
    Арфэль онемел, но был вынужден выудить кислую улыбку из своих запасов лицемерных ужимок, приличествующих аристократу.
 -- Несомненную, -- подтвердил он, когда вновь смог владеть своим голосом. -- Так значит, вы снова в Селмивьяне. И снова первым долгом примкнули к роду, которому прислуживала ваша семья ещё до вашего рождения.
    Он победно осклабился. Улыбка Альтнарио напротив впервые померкла, чтобы через мгновенье снова разгореться и отмстить.
 -- Во-первых, я служу, а не прислуживаю этому блистательному роду, -- ответил он, изумительно подражая напыщенному тону лакея. -- А во-вторых, ведь вы и сами на посылках у господина Дананжерса, не правда ли? 
 -- Я не на посылках! -- вспыхнул Арфэль: цветом он напоминал извержение томатного соуса. -- Я советник градоправителя, и он слушает меня и считает мои советы мудрыми. Ты хочешь встрять в то, что складывалось годами, парень? Просто заявившись, как снег на голову?
 -- Помилуйте, -- уже откровенно рассмеялся Альтнарио, довольный, что ему удалось так быстро завести этого гнусного шпиона. -- Уж с кем-кем, а с вами бы я спорить точно не стал. Это бессмысленный процесс, не приводящий ни к каким результатам. Это как река, текущая под землю, дерево, обрубленное у корней, если вы понимаете, о чём я...
    Нэрси не удержался и хохотнул. Арфэль уже мог работать светофором, круглосуточно выдающим сигнал, запрещающий движение.
 -- И вы можете слушать этого бездарного шута? -- выдохнул он.
 -- А что? -- пожал плечами Нэрси. -- И вам советую, Арфэль, послушать: это полезно для здоровья. Мы пробыли с ним вместе всего несколько часов, а я помолодел на несколько лет. Он крайне приятный собеседник.
    Арфэль оторопело переводил разъярённый взгляд с одного на другого. У обоих были густые светлые волосы, но у Альтнарио они были длиной до локтей, вопреки уставу Правителя о моде и стандартам внешности! Беспредел какой-то! Скандал! Рапорт! Конвой! Крепость Наринзор!
 -- Ну что ж, господин Мальклат, рад был видеть вас снова, -- тепло попрощался юноша. -- Рад настолько, что и сказать не могу. Поэтому не стану утруждать вас продолжением дружеской болтовни приятелей после долгой разлуки. Вы как считаете? Мы теперь можем встречаться каждый день и болтать сколько душе угодно! Я же отныне как-никак новый адъютант Нэрси Дананжерса. Ого, как красиво звучит, -- присвистнул он, когда они с Нэрси уже шли к дверям Бора. -- Адъютант Вэн-Бэсторен! Что скажете, алмазный господин градоправитель? Отметить что ли нам это знаменательное событие, которое запишут золотыми вензелями на алых скрижалях преданий Селмивьяны?
 -- Тебе от него ещё достанется, -- сквозь смех, предупредил Нэрси. -- Он ещё поболтает с Констэ по душам. Видел, какая физиономия у него была, когда он произносил твоё полное имя? Он знает, что ты был предан моему отцу, а мой отец, как все считают, погиб, сражаясь за прежнюю свободу Андэллы.
 -- Да шут с ним, с этим Арфэлем, -- беззаботно откликнулся Альтнарио, хлопнув Нэрси по плечу. -- Ему просто завидно, что со мной ты «молодел», а с ним старел все эти годы.
 -- Хватит шуток.
 -- Это я шучу?! Хотя… это Арфэль назвал меня шутом. Занятно. Значит, когда я сказал, что с ним шут, я имел ввиду самого себя? Ещё занятнее... Но я не уверен, что наш бедный маленький Мальклат считает так же...
    Насмеявшись вдоволь, Нэрси попросил своего адъютанта переслать в монастырь Святого Эрими двести монет. Это нужно было сделать как можно быстрее, чтобы Арфэль не успел высчитать и заподозрить неладное. Альтнарио носил с собой несколько пергаментов и чернильницу, а Нэрси - несколько копий печатей, поэтому за письменным официальным разрешением дело не стало. Юноша отправился в городскую казну, а Дананжерс, думая о том, каким чудом они так легко отделались от Мальклата (лакея он не встретил до самого утра), отправился на поиски служанки. Зачем он искал её, он и сам не знал, может быть, даже не понимал, что делает, а бродил по замку бессознательно. Через несколько минут он снова встретился с по-прежнему сияющим Альтнарио, и они оба отправились в свои комнаты. Как оказалось, ловкий адъютант успел не только отослать деньги, но и занять помещение, смежное с покоями градоправителя.