Crack

Я засыпала с горечью, зная, что никогда больше его не увижу.
Когда я встретила его в третий раз в своей жизни, мир начал судорожно ломаться, а я сидела и ждала, когда это закончится, ведь не может же мир ломаться бесконечно. И давила бесконечная и безнадежная серость зимних дней – странно, но второй и третий раз мы встречались зимой.
То приходило, то уходило спокойствие, любовь плавала между ребер, то задевая сердце, то пытаясь выбраться из мрака, который рос во мне, соперничая со светлым чувством. Силы были примерно равны, но окружающий мир заботился о том, чтобы боль меня не отпускала. Я пыталась его любить – мир укрывал меня одеялом так, что я задыхалась.
Я клала руку этому мужчине на плечо – он хмурился и устало отводил взгляд, а когда я отталкивала его, он убеждал меня в том, что я – единственная такая. Какая-то такая.
У меня было два сценария моей жизни, и тут где-то должна была быть развилка и только мое решение – куда идти. Но мир опять обо всем позаботился, и действительно перестал ломаться, сломавшись совсем. Это была – роковая встреча, последние свои силы я отдала ей.
Мир сломался в ночь на Рождество. Я чувствовала, что схожу с ума, сначала громко – крики разбудили пару этажей, а потом – тихо, в одиночестве собственной маленькой комнаты, которую я мечтала завесить оригами.
Мне снилось, что я убиваю – его, что он убивает меня, что мы вместе убиваем кого-то. Легче всего оказалось внушить себе, что он сам каждый раз вкладывает мне в руки оружие или злые слова, но где-то там, под ребрами, любовь шептала мне, что это не так. Она слабела, как я не старалась, она иссыхала, но не становилась меньше. Она становилась злее, отчаяннее, жертвеннее, а я, баюкая ее, понимала, что оно-то как раз и никому не нужно, и я сама возвела себя на эшафот, расписавшись под тем, что меня можно забить камнями, а потом повесить, а теперь удивляюсь: за что со мной так?
Выбор был сделан, и как я не пыталась вернуться на ту развилку, мне все попадались глухие обманчивые тропки, заводившие меня глубже и глубже в синий мерзлый лес. Но эти родные жуткие ветки больше не пугали меня – и вот это уже пугало.
Во мне укреплялось знание, что потерять его еще раз я не смогу – просто не выдержу, да и плачут по мне уже желтые стены. Выходом казалось зашить себе рот и просто существовать от взгляда до взгляда, но и это не было выходом. Растерянная, запутавшаяся, я бродила по дурацкому лесу, с которым уже успела сродниться, откуда тянул руки и он, но – отдергивал, я бы на его месте близко бы к себе не подошла. А он взял надо мной странную опеку – он махал передо мной розгами, а я не понимала, что произошло, и что я сделала не так. Хотя – понимала, конечно. Лишь делала вид, пытаясь выглядеть беспомощной, хотя – куда уж больше сходства.
Он никогда не был ни в чем виноват, и глупо так думать и дуться. Он лишь стал катализатором, одним лишь словом, лишь взглядом, пронзительным и усталым, как и прежде, вырвав меня из крепости, что я себе возвела. Но – никуда не дел, и этот лес приютил меня, и осталось не по нему бродить – вот так, пока не сотрется договор, пока я не смирюсь, или пока не подломятся ножки и без того шаткого, старого стула, а я на нем стою и жду не дождусь. И, сдается мне, только любовь еще эти ножки скрепляет, упорно за что-то воюя, на поле боя, где я уже сдалась.