У цыганского костра

               
      
       
                Мы вышли из дома в  поздних сумерках. Я вложил свою  ладошку в теплую дядину руку и за всю нашу дорогу ни разу не вынимал ее оттуда. Быстро темнело. Наша тропа едва угадывалась.    Егор выбрал самую короткую из дорог. Она шла по гребню покатой полугоры, и  уже вскоре впереди нас, в самой гуще леса, стал реять таинственный свет. Все явственнее  обозначалась чернота стволов  деревьев, стоящих по нашему ходу. Темнота стала разжижаться, и через несколько минут  мы вышли на лесную поляну, освещенную ярким пламенем костра. Егор отпустил мою руку.  В полном безмолвии, стараясь не привлекать к себе  внимания, мы остановились на почтительном расстоянии от огня.
                Возле костра сидело четверо молодых  мужчин. Трое из них, потупив взгляды, расположились на корточках по одну сторону костра. В своей серой неяркой одежде они напоминали  заговорщиков, которые только что  получили черновое и очень опасное задание и теперь мысленно взвешивали, как достичь поставленной перед ними цели. Эти трое  были наши тулиновские парни. Одного из них я сразу узнал по его знакомому профилю. Это был восемнадцатилетний Николай Шилов   с нашей Лесной улицы.   Двое его товарищей  тоже  были в том возрасте, когда каждому из них надо было уже завтра послезавтра  уходить со своей отчины к другим людям.    Почему их потянуло именно сюда, к цыганскому ночному костру, а не в клуб, где после вечернего киносеанса теперь уже начались танцы, на которых  собрался весь цвет нашей  молодежи? Что могло так сильно ударить  по их молодым  сердцам, и  почему они сидят в таких неподвижных задумчивых позах?
                Я перевел свой взгляд на четвертого человека. Он удобно сидел на раздвижном стульчике по другую сторону костра, и я сразу понял - это и есть хозяин кибитки. От жара, исходящего от близкого костра, его широкое лицо  раскраснелось. Цыган сидел с осанистой, но вольной прямотой  между костром и своим шатром.   От его  ладной крепкой фигуры веяло здоровьем, а по выражению лица  было  видно, что он полон вдохновения и готов рассказывать еще одну историю из своих странствий по белу свету. Он то с мечтательной веселостью  глядел  сквозь порхающее жаркое пламя,  в наполненный темнотой и сквозными  тенями лес, то с живостью поворачивался  в сторону своего громко всхрапнувшего коня, то поглядывал на гостей, ожидая от них новых вопросов. Волнистые  иссиня черные волосы  были красиво зачесаны назад, и полукольцами ложились на его широкие плечи. В своей    теплой, черного цвета безрукавке, одетую поверх красной атласной косоворотки, подпоясанный широким ремнем, он выглядел принцем этой лесной  ночи.
              Чаща  затаилась.  Молчали птицы. Безмолвие царило и в темно лиловом шатре, стоящем в нескольких шагах от огня. Я догадался,  что там слушает разговоры мужа красивая цыганка. Шелестя своими юбками, она приходила вчера к моей крестной матери. Разбрасывала по дощатому столу атласные карты. Гадала.  Крутила на полу клубок шерстяных ниток, в котором бесследно исчезла положенная в него тетина медная монетка.
             Почти возле  самых цыганских  ног  лежал на брюхе, и тоже с  явным удовольствием грелся у огня справный гнедой конь с черной густой гривой. Видно, что  берегли здесь  лошадь   пуще своего глаза и не позволяли себе беспечно  оставлять ее стреноженной, но  беспризорной пастись на ночном лугу. Запах талой земли, дыма, конского пота стоял в похолодевшем сыром воздухе. Это был древний запах странствий. После долгой зимы, после однообразных картин завьюженных дворов, угарных изб, может нашим ребятам самим захотелось  теперь услышать, какие- то особые  откровения от кочевника, не признающего привычную власть людей.
              По довольному лицу цыгана было видно, что  он  хорошо видит, как ловят здесь каждое его слово местные юнцы, а своим безошибочным чутьем угадывает, что   в тайне они завидуют ему,  его возможности в любую минуту подняться, запрячь  лошадь и уехать в своей кибитке за горизонт по  древнему зову кочевых извилистых дорог.
              Своим боковым зрением, он, конечно, сразу успел заметить и нас с Егором, но даже и глазом не повел в нашу сторону.  А мы пришли сюда в роли простых зевак, и  ни на чье внимание вообще то и не претендовали. Мы даже и свое «здрасте» не сказали, чтобы на нас не обращали внимания.
             Ну не говорите свое «здрасте»  и не надо. На лице цыгана продолжало блуждать выражение блаженства и согласия с самим с собой. У самого края костра пускал пену  чугунок с  картошкой. Как потом я узнал от дяди, и чугунок и картошку принесли наши пацаны из своих скудных домашних запасов.  На наш пай здесь никто не  рассчитывал, и  наши земляки тоже сделали вид, что не заметили нас, хотя хорошо знали Егора. Как не знать, если Колька Шиляк наш сосед по улице. Дружит с моим дядей и кое какие дела с ним общие имеет.   
Мы стояли недолго.  Ушли прочь в бархатную черноту ночи, а у меня в глазах еще некоторое время  мелькали красные пятна.
               Утром  кибитка исчезла. Куда  она уехала со своим  запыленным верхом, за какие холмы пролегло на этот раз ее кочевье, никто из нас так толком и не узнал. Осторожный от природы цыган об этом  заранее  никого не предупредил. На следующий вечер, как всегда пришли сюда те же трое парнишек. Пришли с новым запасом картошки. Но на месте стоянки табора лежал лишь серой горкой пепел вчерашнего костра, да конский помет.  Уехал вместе с табором и тулиновский чугунок. Видимо, новым его хозяевам  показалось, что им он в походе будет нужнее.
              Потом мне часто приходилось встречать цыган на просторах России. То они, пропахшие дымом костра, в прожженной одежде, шумной толпой входили   в полупустой вагон поезда, в котором я возвращался со своей родины в Сибирь, то  клянчили у каждого прохожего подачки в  людных городских переходах, то стучались в двери моего дома с предложениями   купить у них что нибудь. Время стерло в моей памяти смуглые лики всех этих не всегда счастливых людей, и только облик того принаряженного цыгана, которого я почти что  мельком увидел в своем детстве у ночного огня, удерживается в ней  до сих пор. Потому что все его тогдашнее окружение: пылающий ночной костер, лежащий конь, шатер с отдыхающей в нем  женщиной нисколько не портили  обстановки того маленького лесного Эдема. Отнюдь. Мне и до сих пор кажется, что тогда в Чуланчике(название местечка) поселился на краткий миг маленький островок простого человеческого благополучия.
            А одного из гостей того цыгана, Николая Шилова я увидел потом только через три года. Поздним ноябрьским вечером, он постучал в дверь нашего дома. Высокий, раздавшийся в плечах  он в первый же день после своей демобилизации из армии зашел к нам по-соседски в гости. Переодетый во все гражданское, он присел на предложенную ему кем - то из нас табуретку. Николаю не терпелось поведать о своей воинской службе в заполярном воинском гарнизоне, заброшенного своими казармами, куда то в самую сердцевину новоземельской тундры.  Он  рассказывал о белых медведях, нередко захаживающих на территорию их части, о необыкновенной красоте полярных сияний, о северной стуже, и о том, как эта стужа его закалила.   В конце своего повествования  Николай показал нам свой первый «подарок» молодости, который  успел получить там,  в армии. Какой - то офицер по неосторожности подстрелил Николая из своего табельного пистолета. Для убедительности своего рассказа Шилов снял с себя зимнюю куртку, и, заголив живот, показал место  входа и выхода пули, которая прошла навылет поперек всего  его тела. При свете керосиновой лампы мы с удивлением рассматривали две эллипсовидные  синеватые раны, на правом и левом боках его живота. Как смогла пуля пройти по  такой счастливой для Николая траектории? Удивительно. Но он не только остался в живых,  но даже стал  выглядеть после службы в армии намного мужественнее и здоровее прежнего.
          Куда и какими ветрами унесло потом по жизни Николая, я специально никогда не узнавал. Его старшая сестра Татьяна каждый день  покупала у нас молоко утреннего удоя, но в ее регулярных «сводках» местных новостей, без которых она никогда не приходила в наш дом, при мне, ни разу не прозвучало никаких подробностей из жизни ее брата.


Рецензии
У каждого народа есть яркие представители рода... Собственно говоря, плохих народов не существует. Помню, как в немецком Нюрнберге возле кирхи встретил ярчайшего представителя одного из североамериканских индейцев. Неск. минут я с воодушевлением рассматривал его. Индеец был прекрасно сложен, сохранял спокойствие и уверенность... А потом мы пообщались на англ. Он торговал кожанными изделиями, был одет в нац. платье (кожаный камзол и штаны), босый, но при этом не испытывал не удобств, а температура была близка к нулю. Удивительная встреча. Юра, спасибо за интересную зарисовку, котор. пробудила воспоминания.

Александр Грунский   04.12.2022 12:31     Заявить о нарушении
Доброго утра, Саша!
Позже встречи с цыганами приносили мне чаще неприятности. Однажды, уже в вагоне поезда, перед его отправлением, подошла цыганка, попросила разменять мне сотенную купюру.Тогда это было моим месячным заработком. Понятно, что принесла фальшивку.Сейчас мошенников буквально пруд пруди. Звонят, просят выслушать.

Юрий Баранов   17.02.2024 05:30   Заявить о нарушении
На это произведение написано 15 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.